Глава 9. Исторические вопросы — переоценка прошлого. Часть 3.

К оглавлению

(опубликовано в журнале «Lalkar» за сентябрь-октябрь 1991 г.)

Глава 9. Исторические вопросы — переоценка прошлого. Часть 3

Сталин и «обезглавливание» партии и Красной Армии

В прошлом выпуске журнала «Lalkar» мы разрушили утверждение о том, что Сталин не понимал роли крестьянства. В этой главе мы возвращаемся к двум другим горбачёвским утверждениям, а именно, что Сталин, через московские показательные процессы, якобы «обезглавил» партию и Красную Армию.

«Ослабление» Красной Армии и ликвидация «верных» руководителей

Что касается второго и третьего горбачёвских утверждений, об ослаблении Советской Армии и ликвидации якобы «верных» руководителей партии, их лучше всего рассмотреть одновременно, ибо они неразрывно связаны между собой. В рамках журнальной статьи у нас нет ни возможности, ни нужды излагать подробности и объяснение московских процессов. Это невозможно по той причине, что для этого потребовалась бы брошюра, по крайней мере, более чем на 100 страниц. Так же это нежелательно по той причине, что автор данной книги уже давно выпустил такую брошюру, и она будет включена в книгу, готовящуюся к публикации в ближайшее время. Исходя из этого, постараемся привести ниже лишь очень краткий очерк.

1 декабря 1934 года Сергей Киров, председатель Ленсовета и один из самых популярных руководителей большевистской партии, близкий соратник Сталина, который успешно разгромил антипартийную зиновьевско-каменскую оппозицию в Ленинграде, был убит в Смольном. Его убийца, Леонид Николаев, был осужден Военной Коллегией Верховного Суда СССР. Он свидетельствовал: «Когда я стрелял в Кирова, я рассуждал так: наш выстрел должен явиться сигналом к взрыву, к выступлению внутри страны против ВКП(б) и Советской власти …»[1]. Николаев был приговорен к расстрелу. Он не раскрыл, что Каменев, Зиновьев и другие лидеры троцкистско-зиновьевского террористического центра принимали непосредственное участие в заговоре с целью убийства Кирова. Но у Советской власти были обоснованные подозрения на этот счёт, и она назначила специального следователя, Н.И. Ежова, члена ЦК и главу управления Контрольной Комиссии, для расследования ленинградского убийства. Через две недели после суда над Николаевым Зиновьев, Каменев и многие из их группы предстали перед судом Ленинграда по обвинению в соучастии в убийстве Кирова. В ходе судебного разбирательства, Зиновьев и Каменев не признались ни в чём, что уже не было бы известно властям, изображая раскаяние в том, что своей политической деятельностью оппозиция создала благоприятный климат для антисоветской деятельности. Принимая на себя «моральную ответственность» за убийство Кирова, они отрицали какое-либо знание о планах его осуществления.

«Я привык чувствовать себя руководителем, и, само собой разумеется, я должен был всё знать», — заявил Зиновьев.

«Злодейское убийство представляет всю предыдущую антипартийную борьбу в таком зловещем свете, что я признаю абсолютную правоту партии, когда она говорит о политической ответственности бывшей антипартийной зиновьевской группы за совершенное убийство».[2]

Каменев запел похожую песню, и хитрость удалась. Их непосредственное участие в заговоре с целью убийства Кирова установить не удалось; вместо этого они были признаны виновными в антисоветской деятельности. Зиновьев получил десять лет тюремного заключения, а Каменев — пять лет.

Последующие расследования выявили непосредственное участие Каменева, Зиновьева и их пособников в заговоре с целью убийства Кирова. И они были ещё раз доставлены на судебное разбирательство — на первый из московских процессов, подверглись суду и были признаны виновными. Эти расследования выявили дополнительные факты, которые привели ко второму и третьему московским процессам, а также к судебному процессу над восемью генералами Красной армии, в том числе над маршалом Тухачевским. На первом из этих процессов, в августе 1936 года, 16-ти подсудимым, включая Каменева и Зиновьева, были предъявлены обвинения. На втором процессе, который состоялся в январе 1937 года, перед судом предстали 17 человек, в том числе Пятаков (заместитель комиссара тяжелой промышленности), Сокольников (помощник Народного комиссара иностранных дел) и Радек. Судебный процесс над генералами состоялся 11 июня в тюремной камере — из-за знания ими военных тайн и возможных последствий их разоблачения, но два других процесса прошли в открытом суде, с допуском в зал представителей советских и иностранных средств массовой информации. Последний из этих процессов прошел в марте 1938 года и был самым значительным из всех. На нём перед судом предстал 21 человек. Среди них — Николай Бухарин, Рыков (бывший глава правительства), Генрих Ягода (бывший глава ОГПУ), Крестинский (бывший советский посол в Берлине, Народный комиссар финансов и секретарь Центрального комитета партии), Раковский (бывший посол СССР в Лондоне и Париже), Розенгольц (народный комиссар внешней торговли) и Чернов (народный комиссар сельского хозяйства).

Процессы, проходившие в течение трех лет, обнаружили широко разветвленную и сложную сеть подпольных организаций, связанных с живущим в изгнании Троцким (а через него — с фашистскими государствами), занятых реализацией сложных и тщательно разработанных планов по терроризму и убийствам советских руководителей, актов саботажа, направленных на подрыв промышленности и транспорта.

В ходе московских процессов ряд видных троцкистов и правых оппортунистов признались в совершении предательства в отношении Советского государства, а также в совершении или попытке совершения преступлений и планировании индивидуального террора против всех руководителей Советского Союза. Они признали себя виновными в организации и проведении диверсий, наряду с осуществлением диверсионно-вредительской деятельности в промышленности. Все они признали себя виновными по обвинению в сотрудничестве с определенными империалистическими державами и реакционными элементами внутри страны с целью реставрации в СССР капитализма. Вот чего не могут понять многие люди и интеллигенция, в частности. Как это было возможно, — спрашивают они? Ведь все эти люди были видными деятелями ВКП(б) — и вдруг они захотели предпринять реальные шаги для реставрации капитализма? Мы не утверждаем, что однажды вечером Троцкий, Зиновьев, Радек, Бухарин и другие обвиняемые на этих процессах легли спать, будучи марксистами-ленинцами, а на следующее утро, проснувшись, вдруг обнаружили, что их охватило непреодолимое желание восстановить в СССР капитализм. Нет, конечно, ничего подобного на самом деле не было. Но дело в том, что сама логика троцкистских и правых позиций по вопросу о возможности построения социализма в одной стране, тем более в отсталой, сама логика развития их борьбы с ленинской линией партии, в действительности, привела обвиняемых на этих процессах, троцкистов и правых уклонистов, к ситуации, когда они стали — и не могли не стать (!) — инструментами и игрушками в руках фашизма.

Из кого бы ни состояла троцкистская и правая оппозиция в Советском Союзе, какие бы политические оттенки ни были в ней представлены, всех её членов объединяла одна общая черта — все они считали, что в СССР невозможно построить социализм. Троцкий гораздо раньше, чем другие члены оппозиции, выдвинул этот тезис в своей пресловутой «теории перманентной революции». Эта теория Троцкого была основана на ошибочном понимании им роли крестьянства и неравномерности развития капитализма. Троцкий так никогда и не отказался от безысходности и пессимизма — основных характеристик этой теории, от реакционных идей, содержащихся в ней. Он повторял свои «абсурдно левые» тезисы снова и снова.

После того, как XIV-ая партийная конференция решительно выступила в пользу строительства социализма в СССР, такие скептики, как Каменев и Зиновьев, перешли на троцкистские позиции и стали проповедовать идеи о невозможности построения социализма в СССР. Позже, будучи не в состоянии бороться за разрешение проблем революции и испугавшись сопротивления кулачества, оказываемого в процессе коллективизации, бухаринцы сошли с позиций большевистской партии и приняли троцкистскую позицию пораженчества и капитуляции перед лицом трудностей, возникающих в ходе коллективизации из-за сопротивления кулачества. Кроме того, они выдвинули антимарксистскую теорию о «врастании кулаков в социализм», не понимая сути классовой борьбы в условиях диктатуры пролетариата.

Поначалу оппозиция была не больше, чем просто оппозицией, она была оппозицией потому, что её члены оказались в оппозиции к политике партии потому, что они были не согласны с политикой партии, которая выступала за построение социализма в стране. Оппозиция, со своей неправильной политикой, в то время была только тенденцией в рабочем движении — антиленинской тенденцией, но, тем не менее, всего лишь — тенденцией. Будучи не в состоянии исправить свою ошибочную линию, оппозиция стремилась изменить правильную политику партии. Когда ей не удалось получить со стороны рабочего класса поддержку своей политике, которая, вне зависимости от субъективных желаний своих приверженцев, объективно выступала за реставрацию капитализма, у оппозиции остались только два варианта действий. Либо отказаться от своей ошибочной теории, признать свое теоретическое банкротство, и искренне, как и все остальные члены партии, посвятить себя строительству социализма, либо обратиться за помощью ко всем тем, кто хотел реставрации капитализма в Советском Союзе, то есть — к меньшевикам, эсерам, кулакам, украинским и другим националистам, и, прежде всего, к буржуазии различных империалистических стран. Оппозиция выбрала последний вариант.

Убедившись в том, что со стороны советского пролетариата невозможно обеспечить поддержку антиленинской политике, без которой невозможно было добиться никаких изменений и в политике руководства партии и советского правительства, оппозиция перешла к индивидуальному террору против руководителей партии и правительства, к вредительству и саботажу, с целью свержения Советской власти. Поскольку её собственные силы были для этого недостаточны, оппозиционеры объединились с внутренними реакционерами — меньшевиками, кулаками, националистами и буржуазными специалистами. И, наконец, когда внутренних сил оказалось недостаточно, у оппозиции остался только один вариант, а именно — заключение союза с империалистическими державами, что она и сделала. Она вступила в союз с немецкими и японскими фашистами с целью свержения Советской власти и реставрации капитализма в Советском Союзе. Одновременно с этим переходом к методам индивидуального террора, вредительства, диверсий и установлением альянса с фашизмом троцкизм перестал быть только оппозицией, он перестал быть просто ошибочной и антиленинской тенденцией в рабочем движении. Оппозиция стала группой вредителей и диверсантов. Она стала передовым отрядом буржуазии. Доказательства, представленные на московских процессах и показания обвиняемых, вне всякого сомнения, доказывают правильность этого утверждения.

Теоретическая инволюция троцкизма начинается с оппозиции Троцкого к процессу партийного строительства в большевистской партии. Его оппозиция Ленину по вопросу о создании пролетарской партии являлась лишь прелюдией к его оппозиции Ленину в вопросах теории. Троцкий выступал против ленинского анализа характера русской революции. Троцкий выступал со своей теорией «перманентной революции», которая представляет собой отрицание ленинской теории пролетарской революции и диктатуры пролетариата. В этой своей теории Троцкий отводит крестьянству только контрреволюционную роль. «Конечно», — говорит Троцкий, — «стихийное восстание крестьянства может помочь рабочему правительству прийти к власти, но рабочее правительство «не сможет удержаться у власти, столкнувшись с оппозицией крестьянства, если за русской революцией не последует революция в развитых капиталистических странах Европы». Троцкий, таким образом, пришел к выводу, что, если европейская революция не придет на помощь русской революции, социализм в России не может быть построен. Троцкизм в действии (как показали московские процессы) доказывает, что индивидуальный террор, саботаж, вредительство, диверсионная деятельность, и предательские союзы с фашизмом не только вполне совместимы с позицией троцкизма. Более того, они являются логическим завершением развития троцкизма — логическим завершением его контрреволюционной борьбы против революционного ленинизма, против ленинской политики партии большевиков, которая выступала за строительство социализма в СССР. В своей политике против строительства социализма, троцкизм оказался, и не мог не оказаться, в лагере фашизма.

Не будучи в состоянии даже донести свои программы до рабочего класса, не говоря уже о том, чтобы заручиться поддержкой рабочего класса в такой своей программе, троцкисты и правые оппортунисты имели следующие варианты для того, чтобы обеспечить изменения в руководстве ВКП (б) и Советского правительства:

а) использование индивидуального террора против наиболее видных представителей в руководстве партии и правительства — устранение этих руководителей путем убийства;

б) свержение партийного и государственного руководства путем военного переворота, который может быть приурочен к иностранной агрессии против Советского Союза, или, если иностранная агрессия запоздает, то переворот может быть осуществлен и в мирное время;

в) использование вредительства и саботажа для подрыва советской промышленности, особенно — оборонной промышленности;

г) сотрудничество с иностранными империалистическими державами и зависимость от их внешней агрессии против СССР, с целью свержения Советской власти.

Такими были милые методы, которые приняли на вооружение контрреволюционные троцкисты и правые, действующие в отрыве от рабочего класса и миллионов трудящихся.

Что касается вопроса о непримиримости марксизма к терроризму, то обвиняемый Рейнгольд ответил перед судом так: «У Каменева в 1932 году, в присутствии ряда членов «Объединённого троцкистско-зиновьевского центра», Зиновьев обосновал необходимость применения террора тем, что хотя террор и несовместим с марксизмом, но в данный момент эти соображения надо отбросить. Других методов борьбы с руководством партии и правительства в данное время нет. Сталин объединяет всю силу и твердость партийного руководства, поэтому в первую голову надо убрать Сталина».[3]

Как заметил на это прокурор Вышинский: «Вот вам ответ, откровенно-циничный, наглый, но совершенно логичный» (там же).

Террористическая деятельность правых и троцкистов вовсе не ограничивалась убийством Кирова. В связи с этим, Ягода, глава ГПУ до 1936 года, показал следующее:

«В 1934 году, летом, Енукидзе сообщил мне об уже состоявшемся решении центра «право-троцкистского блока» об организации убийства Кирова….Таким образом, я категорически заявляю, что убийство Кирова было проведено по решению центра «право-троцкистского блока». По решению этого же центра были произведены террористические акты и умерщвлены Куйбышев, Менжинский и Горький. Как тут обстояло дело? Ещё до убийства Кирова умер сын Горького — Максим. Я уже заявлял суду, что я признаю свое участие в заболевании Макса».[4]

Саботаж и вредительство

Саботаж и вредительство осуществлялись в нескольких секторах экономики — как в сельском хозяйстве, так и в промышленности — с целью подрыва экономической мощи и обороноспособности СССР. Богуславский, один из обвиняемых по процессу Пятакова, изложил следующие мерзкие и тошнотворные детали вредительства, осуществляемого Сибирским центром в сфере железных дорог, по указанию Троцкого и под личным руководством Пятакова:

«В 1934 году работа сибирского центра и, в частности, моя работа переходит на новые рельсы. В 1934 году я имею вторую встречу с Пятаковым, причем эта встреча была на квартире у Пятакова. Найдя работу нашу совершенно неудовлетворительной, Пятаков поставил уже задачи, которые хотя были не новы, но звучали по-новому… В ответ на мои якобы некоторые упадочнические настроения, которые были вызваны арестом Смирнова И.Н. и целого ряда лиц в 1933 году (а этот разговор был в начале 1934 года), Пятаков сказал: «Надо развернуть работу, тем более, что от Троцкого имеются письма, директивы. Он обвиняет нас в ничегонеделании, граничащем, как он тогда говорил, с саботажем его, Троцкого, директив…  Что касается работы на транспорте, которой руководил я сам, то в 1934 году значительно увеличивается количество аварий на железной дороге, которые осуществлял Житков. В 1934 году значительно увеличивается количество и процент выхода из строя паровозов».[5]

Предательские соглашения с фашистскими державами

Существует достаточное количество материалов в показаниях Крестинского, Сокольникова и Радека, доказывающих, что троцкисты и правые заключили предательские соглашения с нацистской Германией и фашистской Японией о вооруженном нападении этих стран на СССР в тесной координации и близком сотрудничестве с пятой колонной предателей из рядов правых и троцкистов внутри страны. Эти презренные предатели, очевидно, рассчитывали, что они смогут использовать немецкий и японский фашизм в целях свержения правительства СССР и своего последующего прихода к власти.

«Сокольников: «Мы понимали, что дело не в наших чувствах – хороших или плохих; мы рассуждали как политики, и, следовательно, мы должны были решать политический вопрос. Если мы превращаемся просто в придаток немецкого фашизма, который нас использует и выбросит потом, как грязную тряпку, то мы осуждены, опозорены, доказано полнейшее наше ничтожество.

Вышинский: «А вы думали, что вас постигнет иная судьба, чем использование вас фашизмом, а потом выбрасывание, как ненужной тряпки?» (c. 71).[6]

Целью этих презренных предателей, этих прислужников капитализма – обвиняемых — было превратить СССР в колонию германского фашизма. Разоблачая суть соглашения с рейхсвером и нити, которые вели к измене и предательству блока правых и троцкистов, Крестинский заявил: «Мы (троцкисты) получаем небольшую сумму денег, а они получают шпионскую информацию, которая им будет необходима при военном нападении. Но ведь германскому правительству, в частности, Гитлеру, нужны колонии, территории, а не только шпионская информация. И он (Гитлер) готов вместо колоний, из-за которых надо драться с Англией, Америкой и Францией, удовлетвориться территорией Советского Союза».[7]

Далее Крестинский продолжал: «Мы шли на восстановление капиталистических отношений в СССР и территориальные уступки буржуазным государствам, с которыми об этом уже договорились» (там же).

 Экономическая программа — реставрация капитализма

Радек на этом процессе объяснил значение экономической программы оппозиционеров. В сфере промышленности, сказал Радек, эта программа означает:

«…отдачу, не только в концессию важных для империалистических государств объектов промышленности, но и передачу, продажу в частную собственность капиталистическим элементам важных экономических объектов, которые они наметят. Троцкий предвидел облигационные займы, т.е. допущение иностранного капитала к эксплуатации тех заводов, которые формально останутся в руках Советского государства.

В области аграрной политики он совершенно ясно ставил вопрос о том, что колхозы надо будет распустить, и выдвигал мысль о предоставлении тракторов и других сложных с.-х. машин единоличникам для возрождения нового кулацкого слоя. Наконец, совершенно открыто ставился вопрос о необходимости возрождения частного капитала в городе. Ясно было, что речь шла о реставрации капитализма».[8]

Бухарин во время судебного разбирательства высказал нечто подобное. Он пояснил, что практическая реализация их программ означала восстановление капитализма в экономической сфере и восстановление буржуазной демократии в политической сфере. Другими словами, программа правых и троцкистов означала не более — не менее, чем свержение диктатуры пролетариата и конец социалистического строительства.

Вот слова Бухарина:

«Если формулировать практически мою программную установку, то в отношении экономики — это будет государственный капитализм, хозяйственный мужик-индивидуал, сокращение колхозов, иностранные концессии, уступка монополии внешней торговли и результат — капитализация страны».

«Внутри страны наша фактическая программа — это нужно, мне кажется, сказать, не жалея слов — это сползание к буржуазно-демократической свободе, к коалиции, потому что из блока с меньшевиками, эсерами и прочими вытекает свобода партий; коалиция совершенно логично вытекает из блокировки для борьбы, потому что, если подбирать себе союзников для свержения правительства, то на второй день в случае предполагаемой победы они стали бы соучастниками власти. Сползание не только на рельсы буржуазно-демократической свободы, но, в политическом смысле — на рельсы, где несомненно есть элементы цезаризма».[9]

Любой наблюдатель событий в перестроечном СССР может без труда найти поразительное сходство между этими экономическими и политическими программами правых и троцкистов, обвиняемых на московских процессах, и тем, что было реализовано в СССР во второй половине 80-х – начале 90-х годов ХХ века. Следует ли после этого удивляться, тому, что в то время, как Бухарин был реабилитирован перестройщиками, нападки на Иосифа Сталина, этого неутомимого защитника марксизма-ленинизма и диктатуры пролетариата, усилились в тысячу раз? Ясно, что для создания идеологических и политических условий с целью полномасштабной реставрации капитализма необходимо было, прежде всего, тщательно облить клеветой Сталина, что явилось бы прелюдией к атаке на все здание ленинизма. Недавний референдум об обратном переименовании Ленинграда в Петроград — это предвкушение его грядущего переименования в Санкт-Петербург.

Обоснование этого предательства

Часто спрашивают: как могли такие известные лица в партии большевиков перейти к такой предательской деятельности? Мы уже дали наше обоснование их чудовищных преступлений. Теперь предоставим слово некоторым из самих обвиняемых. Они говорят сами за себя. Общее бессилие троцкизма, его полная изоляция от советского рабочего класса и масс, его полная зависимость от фашизма, его усилия, направленные на то, чтобы спровоцировать войну против Советского Союза, и его работа на поражение последнего в случае такой войны, его реальная контрреволюционная сущность разоблачается следующими словами обвиняемого Радека во время его последнего слова:

«Я видел, что Троцкий сам потерял веру. Первый вариант был прикрытый: «Ну-ка, мальчики, попробуйте своими силами, без Гитлера, свалить Советскую власть. Что, не можете? Попробуйте сами получить власть. Не можете?» Сам Троцкий уже чувствовал свое полное внутреннее бессилие и ставил ставку на Гитлера. Теперь – ставка на Гитлера. Старые троцкисты исходили из того, что невозможно построение социализма в одной стране, поэтому надо форсировать революцию на Западе. Теперь им преподносят: на Западе никакая революция невозможна, поэтому разрушайте революцию в одной стране, разрушайте социализм в СССР. А то, что социализм в нашей стране построен, этого никто не может не видеть».[10]

Показания Бухарина, как и Радека, приведенные тут же выше, раскрывают тайну, как же это так случилось, что ряд видных бывших большевиков оказался на скамье подсудимых, обвиняемых в таких преступлениях, как попытка капиталистической реставрации и сотрудничество во имя достижения этой цели с фашизмом. Давайте предоставим слово Николаю Бухарину, говорящему со скамьи подсудимых:

«Но именно потому, что мне казалось, что этот процесс имеет общественное значение, и этот вопрос чрезвычайно мало освещался, я думал, что полезно было бы остановиться на программе, которая никогда, нигде не была записана, на практической программе «право-троцкистского блока» и раскрыть скобки одной формулы — что такое реставрация капитализма, так, как она реализовывалась и мыслилась в кругах «право-троцкистского блока».

«Правые контрреволюционеры были, как будто, на первое время «уклоном», как будто, на первый взгляд, такими, которые начинали с недовольства в связи с коллективизацией, с недовольства в связи с индустриализацией, что, якобы, индустриализация губит производство. Это было, на первый взгляд, основное. Затем вышла рютинская платформа. Когда все государственные машины, все средства, все лучшие силы были брошены на индустриализацию страны, на коллективизацию, мы очутились, буквально в 24 часа, на другой стороне, мы очутились с кулаками, с контрреволюционерами, мы тогда очутились с капиталистическими остатками, которые тогда ещё существовали в области товарооборота. Отсюда и вытекает основной смысл, оценка, с субъективной точки зрения, ясно. Тут получился у нас очень интересный процесс переоценки индивидуального хозяйства, переползание в его идеализацию, в идеализацию собственника. Такова была эволюция. В программе — зажиточное крестьянское хозяйство индивидуала, а кулачок, по сути дела, превращается в самоцель. Над колхозами иронизируем. У нас, контрреволюционных заговорщиков, в то время всё больше вылезала такая психология: колхозы — музыка будущего. Надо развивать богатых собственников. Такой громадный переворот произошел в установках и в психологии. В 1917 году никому бы из членов партии, в том числе и мне, не пришло бы в голову жалеть каких-нибудь убиенных белогвардейцев, а в период ликвидации кулачества, в 1929-1930 году, мы жалели раскулаченных из так называемых гуманитарных соображений. Кому бы из нас пришло в голову вменять разруху в области нашей экономики в 1919 году, вменять эту разруху большевикам, а не саботажу? Никому. Это просто звучало бы совершенно открыто, как измена. А ведь уже в 1928 году я сам дал формулу относительно военно-феодальной эксплуатации крестьянства, то есть вменял издержки классовой борьбы не классу, враждебному по отношению к пролетариату, а именно руководству самого пролетариата. Это же — поворот уже на 180 градусов. Это значит, здесь идейно-политические установки переросли в установки контрреволюционные. Кулацкое хозяйство и его интересы стали фактически программным пунктом. Логика борьбы привела к логике идей и к перемене нашей психологии, к контрреволюционизированию наших целей».[11]

Читатель, вы можете найти сходство между этой программой Бухарина, с его, по его собственным словам, идеализацией и переоценкой «индивидуального хозяйства, переползанием в его идеализацию, в идеализацию собственника» с «зажиточным крестьянским хозяйством индивидуала» и программой, проталкиваемой горбачёвским руководством СССР? Если — да, то неужели вы всё ещё удивлены тому, что Бухарин рассматривается этим руководством с такой нежной любовью, в то время как Иосиф Сталин подвергается наиболее грязным и мерзким поношениям?

Военный аспект

Военный аспект в заговоре, целью которого являлось свержение Советской власти, был самым сложным для обнаружения. Только в мае 1937 года Советская власть обнаружила самые опасные банды заговорщиков, связанных не только с блоком правых и троцкистов, но и с фашистской Германией. Этих заговорщиков возглавлял Тухачевский, который тогда только что получил желанное звание Маршала Советского Союза. Советская власть, с характерной для неё скоростью и решительностью арестовала этих предателей (восемь генералов) и начала судебный процесс против них по следующим обвинениям:

«11 июня 1937 года в газетах в рубрике «В прокуратуре СССР» появилось сообщение о деле «арестованных органами НКВД в разное время Тухачевского, Якира, Уборевича, Корка, Эйдемана, Фельдмана, Примакова, и Путны», обвиненных «в нарушении воинского долга (присяги), измене Родине, измене народам СССР, измене РККА». Утверждалось, что «следственными материалами установлено участие обвиняемых, а также покончившего самоубийством Я.Б. Гамарника, в антигосударственных связях с руководящими военными кругами одного из иностранных государств, ведущего недружелюбную политику в отношении СССР. Находясь на службе у военной разведки этого государства, обвиняемые систематически доставляли военным кругам сведения о состоянии Красной Армии, пытались подготовить на случай военного нападения на СССР поражение Красной Армии и имели своей целью содействовать восстановлению в СССР власти помещиков и капиталистов».[12]

То, что генералы на самом деле принимали участие в заговоре с целью свержения Советской власти, что они планировали государственный переворот, что они совершали акты вредительства, следует с совершенной ясностью из показаний различных обвиняемых во время третьего московского процесса.

Рыков дал следующее описание плана генералов по совершению государственного переворота:

«Помню, что однажды Бухарин в моем присутствии формулировал вопрос об открытии фронта. … Существование военной группы во главе с Тухачевским, которая была связана с нашим центром и которая ставила своей целью использование войны для низвержения правительства. Это подготовка самой настоящей интервенции. Наши сношения с немцами, которые мы всячески усиливали, должны были всячески стимулировать военное нападение, поскольку здесь заговорщическая организация вступала в изменнические отношения с ними».[13]

Первоначальный план заговорщиков состоял в том, чтобы устроить переворот во время военного нападения на Советский Союз, чтобы воспользоваться войной с целью свержения Советской власти. Но этот план пришлось пересматривать, в связи с тем, что к концу 1936 всё большее и большее число правых и троцкистских заговорщиков обнаруживалось и арестовывалось Советской властью, и вся их организация оказалась на грани развала и распада. Именно в этих условиях роста незащищенности остававшихся ещё до сих пор на свободе предателей ими была выработана концепция переворота в мирное время — вне зависимости от войны. Детали этого плана государственного переворота были поведаны Розенгольцем на суде: «Момент, на котором я остановился, это совещание, которое было с Тухачевским. Оно было в конце марта… На этом совещании Тухачевский сообщил, что он твёрдо рассчитывает на возможность переворота, и указывал срок, полагая, что до 15 мая, в первой половине мая, ему удастся этот военный переворот осуществить…у Тухачевского был ряд вариантов. Один из вариантов, на который он наиболее сильно рассчитывал, это — возможность для группы военных, его сторонников, собраться у него на квартире под каким-нибудь предлогом, проникнуть в Кремль, захватить кремлевскую телефонную станцию и убить руководителей партии и правительства».[14]

Обвиняемые генералы были признаны виновными 11 июня 1937 года и казнены на следующий день. С разгромом заговора генералов Советская власть вдребезги разбила самую опасную пятую колонну в Красной Армии, которая в случае войны открыла бы фронт для фашистских захватчиков, свергла бы советское правительство и беспрепятственно восстановила бы капитализм. Те, кто заражен троцкистской, ревизионистской и открыто империалистической пропагандой и в силу этого не верит в честность московских процессов (хотя они, как правило, не в состоянии объяснить, почему в присутствии прессы из других стран эти якобы стойкие большевики признались в совершении ряда тяжких преступлений, по которым им были предъявлены обвинения), должны в полной мере обратить внимание хотя бы на доказательства, исходящие из безупречно буржуазных источников.

Московские процессы укрепили СССР, уничтожив пятую колонну.

Когда фашистский испанский лидер, генерал Франко, двигался летом 1936 года на Мадрид, пьяный фашистский генерал Кейпо де Лано хвастал: «Четыре колонны идут на Мадрид. А пятая колонна встретит нас приветствием в самом городе!»[15] Конечно, он имел в виду протроцкистскую ультралевую POUM (Рабочую партию марксистского единства), которая сыграла самую отвратительную роль в дезорганизации борьбы Республиканской Испании против фашистов Франко и, таким образом, чрезвычайно помогла последнему.

Так мир впервые услышал выражение «пятая колонна», то есть, коллаборанты изнутри, которые действовали согласованно с вторжением нацистских и фашистских войск, и которые оказали им большую помощь в достижении их агрессивных завоевательских целей. Одна из таких пятых колонн, созданная правыми, троцкистами и их союзниками в Красной Армии, действовала в СССР. Если бы советские власти не приняли быстрых и своевременных мер, если бы эти предатели не предстали перед пролетарским правосудием и не были ликвидированы, то поражение СССР (а, следовательно, и союзников) во время Второй мировой войны, как и победа нацистской Германии были бы обеспечены. И если кто-либо предпочитает это возможности судебного разбирательства их дела и последующей их ликвидации, то пусть они сами отвечают за свои слова. Со своей стороны, мы довольны результатами этих процессов и победой антигитлеровской коалиции в войне, в которой победа Красной Армии и советского народа сыграли решающую роль.

В начале 1936 года Тухачевский посетил Лондон в качестве представителя Красной Армии на похоронах короля Георга V. По пути в Лондон он останавливался в Варшаве и в Берлине, проведя там переговоры с польскими «полковниками» и немецкими генералами. Тухачевский был настолько уверен в себе, что даже не пытался скрыть свое восхищение нацистской военщиной. На обратном пути из Лондона, во время официального обеда в советском посольстве в Париже, Тухачевский поразил европейских дипломатов, открыто выступив против усилий СССР, направленных на создание системы коллективной безопасности с западными демократиями. Он сказал румынскому министру иностранных дел Николае Титулеску, сидевшему рядом с ним: «Напрасно, господин министр, Вы связываете свою карьеру и судьбу своей страны с судьбами таких старых, конченных государств, как Великобритания и Франция. Мы должны ориентироваться на новую Германию. Германии, по крайней мере, в течение некоторого времени, будет принадлежать гегемония на европейском континенте. Я уверен, что Гитлер означает спасение для нас всех».[16]

Эти замечания Тухачевского были записаны начальником пресс-службы румынского посольства в Париже — Э. Шахананом Эссезе, который также присутствовал на банкете в советском посольстве. А бывшая в числе гостей известная французская журналистка Женевьева Табуи писала потом в своей книге «Меня называют Кассандрой»:

«В последний раз я видела Тухачевского на следующий день после похорон короля Георга V. На обеде в советском посольстве русский маршал много разговаривал с Политисом, Титулеску, Эррио и Бонкуром… Он только что побывал в Германии и рассыпался в пламенных похвалах нацистам. Сидя справа от меня, и говоря о воздушном пакте между великими державами и Гитлером, он, не переставая, повторял: – «Они уже непобедимы, мадам Табуи!»

Почему он говорил с такой уверенностью? Не потому ли, что ему вскружил голову сердечный прием, оказанный ему немецкими дипломатами, которым нетрудно было сговориться с этим представителем старой русской школы? Так или иначе, в этот вечер не я одна была встревожена его откровенным энтузиазмом. Одни из гостей, крупный дипломат, проворчал мне на ухо, когда мы покидали посольство: «Надеюсь, что не все русские думают так».[17]

Александр Верт в своей книге «Москва — 41» в связи с этим замечает:

«Я также уверен, что чистки в Красной Армии очень связаны с верой Сталина в неизбежную войну с Германией. За что же выступал Тухачевский? Люди французского Второго Бюро недавно говорили мне, что Тухачевский занимал прогерманские позиции, а и чехи рассказали мне удивительную историю визита Тухачевского в Прагу, когда в конце банкета — он здорово напился — он выпалил, что соглашение с Гитлером — единственная надежда, как для Чехословакии, так и для России, а затем начал ругать Сталина. Чехи не преминули сообщить об этом в Кремль, и это стало концом Тухачевского и многих из последователей» («Суд над Тухачевским»).

Джозеф И. Дэвис, американский посол в Москве, который в сопровождении переводчика присутствовал на московских процессах и внимательно следил за ними, был глубоко впечатлен. После второго процесса он вспоминал, что Вышинский, советский прокурор, которого антисоветская пресса в то время описывала как «жестокого инквизитора», произвел на него такое впечатление: «Очень похож на Гомера Каммингса – такой же спокойный, бесстрастный, рассудительный, искусный и мудрый. Как юрист, я был глубоко удовлетворен и восхищен тем, как он вел это дело». [18]

17 февраля 1937 года, через месяц после второго судебного процесса, в конфиденциальной депеше Корделлу Холлу, Государственному секретарю США, посол Дэвис сообщал, что почти все иностранные дипломаты в Москве разделяют его мнение о справедливости приговора: «Я беседовал чуть ли не со всеми членами здешнего дипломатического корпуса, и все они, за одним только исключением, держатся мнения, что на процессе было с очевидностью установлено существование политического сообщества и заговора, поставившего себе целью свержение правительства».[19]

Мощные антисоветские силы позаботились о том, чтобы эта правда о «пятой колонне» в СССР не была обнародована ни в США, ни ещё где-либо в западном мире.

11 марта 1937 года посол Дэвис снова пишет в своем дневнике: «Другой дипломат, посланник…, в разговоре со мной вчера очень удачно охарактеризовал положение. Говоря о процессе, он сказал, что подсудимые, вне всякого сомнения, были виновны; те из нас, кто присутствовал на процессе, по существу согласны с этим; но внешний мир, судя по газетным сообщениям, склонен думать, что процесс был инсценировкой (только фасадом, как он выразился); и хотя он знает, что это не так, пожалуй, лучше, чтобы внешний мир думал, что это так» (там же).

Казнь Тухачевского и ещё семерых генералов была предсказуемо встречена в антисоветской западной прессе дикими заголовками, провозглашавшими, что вся Красная Армия кипит мятежом против Советской власти, что Ворошилов «идет на Москву» во главе армии против Сталина, что Красная Армия, потеряв своих «лучших генералов», «больше не является серьезным фактором в международной ситуации», и так далее и тому подобное. Именно во время этой антисоветской истерии, 4 июля 1937 года, посол Дэвис взял интервью у министра иностранных дел СССР Максима Литвинова, который сказал американскому послу, что «придет день, когда мир оценит то, что мы сделали, чтобы предохранить наше государство от угрожающей измены… Мы оказываем услугу всему миру, защищаясь от угрозы гитлеровского мирового господства и тем самым сохраняя Советский Союз в качестве мощного оплота против нацистской опасности».[20]

Через неделю после начала третьего московского — процесса (над Бухариным и др.), 8 марта 1937 года, посол Дэвис написал в письме своей дочери Имлен следующее:

«На процессе обнажились все основные пороки и слабости человеческой натуры – эгоистические устремления в их наихудшей форме. Вырисовываются контуры заговора, который чуть не привел к свержению правительства» (там же).

И далее:

«Благодаря этим показаниям теперь ясно то, что мы не могли понять, когда это произошло прошлой весной и летом. Вы помните, что люди в канцелярии рассказывали нам о необычайной активности вокруг Кремля, когда ворота были закрыты для публики, что были признаки большого волнения, и заменены солдаты-охранники — как Вы помните, нам сказали, что новые охранники практически полностью состоят из солдат, набранных в Грузии, на родине Сталина».

«Чрезвычайные показания Крестинского, Бухарина и остальных, кажется, подтверждают, что опасения Кремля были вполне оправданны. Теперь оказывается, что заговор об осуществлении переворота во главе с Тухачевским существовал в начале ноября 1936 года и был намечен на май следующего года. Кажется, что в то время, на которое это намечалось, всё висело на волоске. Но правительство действовало с большой силой и скоростью. Генералы Красной Армии были расстреляны, и вся партийная организация подверглась тщательным чисткам. Затем выяснилось, что немалое число занимавших высокие посты были серьезно поражены вирусом заговора по свержению правительства, а на самом деле работали совместно с секретными службами Германии и Японии» (там же).[21]

Наконец, летом 1941 года, вскоре после вторжения нацистов в СССР, посол Дэвис дал следующую оценку исторического значения московских процессов:

«В России не было так называемой «внутренней агрессии», действовавшей согласованно с немецким верховным командованием. В 1939 г. поход Гитлера на Прагу сопровождался активной военной поддержкой со стороны генлейновских организаций. То же самое можно сказать о гитлеровском вторжении в Норвегию. Но в России не оказалось судетских генлейнов, словацких тиссо, бельгийских дегрелей или норвежских квислингов» (там же).

«Всё это фигурировало на процессах 1937 и 1938 годов, на которых я присутствовал, лично следя за их ходом. Вновь пересмотрев отчеты об этих процессах и то, что я сам тогда писал, я вижу, что, по существу, все методы действий немецкой «пятой колонны», известные нам теперь, были раскрыты и обнажены признаниями саморазоблачившихся русских квислингов».

«Теперь совершенно ясно, что все эти процессы, чистки и ликвидации, которые в свое время казались такими суровыми и так шокировали весь мир, были частью решительного и энергичного усилия сталинского правительства предохранить себя не только от переворота изнутри, но и от нападения извне. Оно основательно взялось за работу по очистке и освобождению страны от изменнических элементов. Все сомнения разрешились в пользу правительства. В России в 1941 г. не оказалось представителей «пятой колонны» – они были расстреляны. Чистка навела порядок в стране и освободила её от измены» (там же, с. 179-184).

К счастью для союзников (и для всего мира) «пятая колонна» в СССР была вовремя разгромлена.

Пусть Джордж Сава[22] будет нашим последним буржуазным свидетелем. В своей книге «Война без оружия» он пишет, что «великолепное сопротивление России удивило многих дипломатов из демократических стран, которые были убеждены, что Россия не могла противостоять врагу больше десяти недель», и далее приводит следующее проницательное — нет, пророческое! — наблюдение:

«Мы можем не разбираться в тонкостях марксизма, но мы должны были знать, что могила, которую Гитлер вырыл для консерваторов и демократов, в международном плане была вырыта достаточно глубоко, чтобы похоронить в ней и русских. К счастью, в отличие от наших дипломатов, русские поняли опасность, что и стало причиной их беспощадного подавления «пятой колонны». Казни, от которых у нас были в таком ужасе, и которые были названы «загадочными» и «варварскими», умными дипломатами должны были рассматриваться в ином свете, особенно, с учетом судьбы Норвегии и Франции, и роли, которую «пятая колонна» сыграла в этих двух странах. Умный дипломат мог бы охотно признать, что немного целенаправленной стрельбы, по примеру русских, во Франции и Бельгии могли бы спасти Брюссель, Осло, Амстердам и Париж».

Таким образом, можно заметить, что как только западные страны вступили в смертельную борьбу с нацистской Германией и стали союзниками СССР, им пришлось преодолеть свои глубоко укоренившиеся предрассудки против Коминтерна и большевиков и сказать правду о значении московских процессов, да и по многим другим вопросам. Они были вынуждены признать публично, что эти процессы не только не ослабили ВКП(б), Советское правительство и Красную Армию, но и укрепили партию, правительство и Красную Армию, ликвидировав «пятую колонну» в СССР. Их запоздалые признания только подтверждают историческую значимость этих процессов как неотъемлемой части борьбы СССР — и всего мира в целом- против угрозы нацистского мирового господства. Делая эти признания, представители буржуазии не более чем подтвердили оценку этих процессов, высказанную советским министром иностранных дел Литвиновым и Сталиным.

Выступая в Ленинграде 27 ноября 1937 г. (то есть после первых двух московских процессов и суда над генералами Красной Армии, перед третьим судом в Москве), Литвинов сказал следующее:

«Товарищи, подготовка войны начинается в мирное время. Она состоит, среди прочего, в создании шпионской сети на территории других государств и многочисленных учреждений, которые выполняют различные виды указаний — в общем, то, что сейчас принято называть «пятая колонна». Вы читали несколько дней назад, что недавно в Чехословакии было арестовано около 1000 шпионов, и что серьезный заговор затевался против Французской республики. Наши потенциальные враги должны уже были осознать, что на советской территории и в этом отношении их не ждет путь наименьшего сопротивления. Они знают, что развёртывание оружейных складов, возведение укреплений и блиндажей, а также создание международных отрядов, в распоряжение которых всё это передается, где-то и возможно, но только не в Советском Союзе. Они знают, что наш Народный Комиссариат внутренних дел очень не хочет, чтобы такие их планы увенчались успехом, и что он бдителен и достаточно силен, чтобы уничтожить троцкистско-фашистские организации шпионов и вредителей в зародыше».[23]

А вот, что сказал по этому вопросу Сталин:

«Некоторые деятели зарубежной прессы болтают, что очищение советских организаций от шпионов, убийц и вредителей, вроде Троцкого, Зиновьева, Каменева, Якира, Тухачевского, Розенгольца, Бухарина и других извергов, «поколебало» будто бы советский строй, внесло «разложение». Эта пошлая болтовня стоит того, чтобы поиздеваться над ней. Как может поколебать и разложить советский строй очищение советских организаций от вредных и враждебных элементов? Троцкистско-бухаринская кучка шпионов, убийц и вредителей, пресмыкавшаяся перед заграницей, проникнутая рабьим чувством низкопоклонства перед  каждым иностранным чинушей и готовая пойти к нему в шпионское услужение, – кучка людей, не понявшая того, что последний советский гражданин, свободный от цепей капитала, стоит головой выше любого зарубежного высокопоставленного чинуши, влачащего на плечах ярмо капиталистического барства, – кому нужна эта жалкая банда продажных рабов, какую ценность она может представлять для народа и кого она может «разложить»? В 1937 году были приговорены к расстрелу Тухачевский, Якир, Уборевич и другие изверги. После этого состоялись выборы в Верховный Совет СССР. Выборы дали Советской власти 98,6 процента всех участников голосования. В начале 1938 года были приговорены к расстрелу Розенгольц, Рыков, Бухарин и другие изверги. После этого состоялись выборы в Верховные Советы союзных республик. Выборы дали Советской власти 99,4 процента всех участников голосования. Спрашивается, где же тут признаки «разложения» и почему это «разложение» не сказалось на результатах выборов?

Слушая этих иностранных болтунов, можно придти к выводу, что если бы оставили на воле шпионов, убийц и вредителей и не мешали им вредить, убивать и шпионить, то советские организации были бы куда более прочными и устойчивыми. Не слишком ли рано выдают себя с головой эти господа, так нагло защищающие шпионов, убийц, вредителей?

Не вернее ли будет сказать, что очищение советских организаций от шпионов, убийц, вредителей должно было привести и действительно привело к дальнейшему укреплению этих организаций?

О чем говорят, например, события у озера Хасан, как не о том, что очищение советских организаций от шпионов и вредителей является вернейшим средством их укрепления?»[24]

Таким образом, одинаковость взглядов честной буржуазии и пролетариата по данному вопросу заставляет нас прийти к единственно возможному верному выводу — обвиняемые на московских процессах были справедливо осуждены и справедливо наказаны, и что казнь обвиняемых устранила «пятую колонну» в СССР. Вот как авторитетный буржуазный корреспондент подытожил этот общий вывод: «Эта чистка ликвидировала «пятую колонну» в России. Я не нашел ни одного британского или американского корреспондента в России, который считал бы, что знаменитые признания, сделанные Радеком, Тухачевским, Бухариным, Рыковым, Крестинским, Плетневым, Розенгольцем и другими, были извлечены при помощи пыток» (К. Рейнольдс, «Только звезды нейтральны», с. 93, Нью-Йорк, 1943).

Мы были бы искренне признательны, если бы Горбачёв и другие критики Сталина смогли предоставить нам доказательства (а не просто голословные утверждения), при помощи которых сумели бы опровергнуть всё сказанное выше. В отсутствие же убедительных доказательств со стороны профессиональных ненавистников Сталина, будь то обычная буржуазия или буржуазные прихвостни троцкистско-ревизионистской разновидности, мы имеем право — и даже обязаны (!) — ещё раз во всеуслышание заявить о нашей убежденности в справедливости этих процессов.

Признание ошибок Бухариным и другими

Прежде чем закончить эту главу, мы должны рассмотреть ещё один вопрос. В своем докладе 1987 года Горбачёв говорил, что Троцкий «…после смерти Ленина проявил непомерные притязания на лидерство в партии, в полной мере подтвердив ленинскую оценку его как чрезмерно самоуверенного, всегда виляющего и жульничающего политика. Троцкий и троцкисты отрицали возможность построения социализма в условиях капиталистического окружения».

«Бухарин и его сторонники тоже, — говорит Горбачёв в том же отчёте, — заняли ошибочные позиции и «вскоре признали свои ошибки», а бухаринские «теоретические воззрения очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским».[25]

Эти поверхностные замечания, в сочетании с утверждением Горбачёва, что Сталин подавлял всякое инакомыслие и ликвидировал всех верных членов партии и верных генералов армии, не говоря уже о последовавшей горбачёвской реабилитации Бухарина, оставляют впечатление, что обвиняемые на московских процессах не совершали преступлений, в которых они были обвинены, а просто попали под суд за несогласие со Сталиным, или за маленький несущественный обман кое в чём, или за несколько ошибок, в которых они вскоре всё равно сами же признались. То, что дело обстояло совсем не так, было наглядно продемонстрировано на предыдущих страницах. Что касается признания ошибок, то московские процессы обнажили двуличие, практикуемое многими обвиняемыми, которые научились ловко совмещать публичные признания в своих ошибках и свои клятвы в верности партии с подпольной заговорщической деятельностью по убийствам, вредительству и шпионажу, с целью свержения социализма и реставрации капитализма. Для того, чтобы полностью понять моральное падение обвиняемых на московских процессах и масштабы их преступлений, необходимо упомянуть о практикуемых ими политической двуличности, двурушничестве, лицемерии и предательстве. Вот несколько примеров.

Как раз в то время, когда его террористический центр завершал подготовку к убийству Кирова, Зиновьев 8 мая 1933 года направил письмо в ЦК с признанием своих ошибок, в котором он клялся в верности социализму и партии. Вот слова, которыми он закончил свое письмо: «Я прошу вас верить, что я говорю правду и только правду. Я прошу вас вернуть меня в ряды партии и дать мне возможность работать для общего дела. Я даю слово революционера, что буду самым преданным членом партии и сделаю всё то, что возможно, чтобы хоть отчасти загладить свою вину перед партией и её ЦК».[26]

После московских процессов мы знаем цену этим его словам.

Коварство Зиновьева доходило до такой степени, что после убийства Кирова, которое было организовано им, Зиновьевым, он направил некролог в «Правду» под названием «Человек-маяк». Вот, что писал там Зиновьев:

«Горе партии есть горе всего народа, всех народов СССР. Траур партии есть траур всей великой страны… Весь народ ощутил горечь утраты».

«Это верно, что горечь утраты и возмущение предательским выстрелом охватило всю страну. Это чувство действительно испытывает вся страна от мала до велика».

«Злодейское убийство Сергея Мироновича Кирова всколыхнуло поистине всю партию, весь Советский Союз».

«Потеря этого любимого и родного человека всеми ощутилась, как потеря своего, близкого, безгранично дорогого…»

«Любимый сын партии», «Сын рабочего класса — вот кем был этот человек-маяк», «наш дорогой, глубокий, крепкий… ему нельзя было не верить, его нельзя было не любить, им нельзя было не гордиться».[27]

Каменев в мае 1933 года тоже написал подобные обманчивые и лицемерные статьи, которые отличались двуличием и коварством.

И партия ответила на их признание ошибок и обещания быть верными ей, положив конец их ссылке. Таким образом, якобы мстительный и неумолимый, Сталин был более чем готов вернуть Каменева и Зиновьева из ссылки и дать им возможность заниматься полезной работой. А летом 1933 года, после возвращения этих двух господ из ссылки на квартире Зиновьева была проведена встреча троцкистско-зиновьевского центра с целью организации террористических актов против руководителей партии и советского правительства.

2) Радек, в 3-м номере «Большевика» за 1935 года, разоблачая двуличие Зиновьева и всех руководителей зиновьевской фракции, писал такие строки: «Скатившись к контрреволюции, бывшие вожаки зиновьевско-троцкистского блока применили этот метод разведчиков интервенции, подрывников и вредителей. Двурушничество оказалось маскировочным средством, позволяющим обстрелять пролетарский штаб». (c. 186)

И позднее, во время суда над Зиновьевым, Каменевым и др., Радек воскликнул: «Уничтожьте эту гадину! Дело идет не об уничтожении честолюбцев, дошедших до величайшего преступления, дело идет об уничтожении агентов фашизма, которые готовы были помочь зажечь пожар войны, облегчить победу фашизму, чтобы из его рук получить хотя бы призрак власти».

Радек говорил в этой статье о «троцкистско-зиновьевской фашистской банде и её гетьмане – Троцком» и т.д.

Радек закончил эту статью абзацем следующего содержания: «Пролетарский суд вынесет банде кровавых убийц приговор, который они себе стократ заслужили. Люди, поднявшие оружие против жизни любимых вождей пролетариата, должны уплатить головой за свою безмерную вину. Главный организатор этой банды и её дел — Троцкий — уже пригвожден историей к позорному столбу. Ему не миновать приговора мирового пролетариата».[28]

Пятаков не отстает от своего коллеги — вредителя Радека. 21 августа 1936 года Пятаков писал: «Не хватает слов, чтобы полностью выразить свое негодование и омерзение. Это люди, потерявшие последние черты человеческого облика. Их надо уничтожать, уничтожать как падаль, заражающую чистый, бодрый воздух Советской страны, падаль опасную, могущую причинить смерть нашим вождям и уже причинившую смерть одному из самых лучших людей нашей страны – такому чудесному товарищу и руководителю, как С. М. Киров».[29]

Вот, что Радек и Пятаков писали о Зиновьеве и Каменеве. Но выяснилось, что они написали всё это и о себе самих, ибо, как нам теперь известно, Радек и Пятаков не только заранее знали о покушении на Кирова, но фактически согласились на то, чтобы это покушение состоялось.

3) Возьмем Бухарина. Оставим в стороне его прежние лицемерные биения себя кулаком в грудь, и начнем с 1928 года. В этом году Бухарин на Пленуме Центрального Комитета партии заявил, что у него с партией разногласий нет. Но оказывается, в то же самое время Бухарин был занят тайным переговорами и достиг заключения соглашения с Каменевым насчёт совместных действий против партии.

1929 год — Бухарин заявил в «Правде» об ошибочности своих взглядов: «Признавая эти свои ошибки, мы со своей стороны приложим все усилия к тому, чтобы вместе со всей партией повести решительную борьбу против всех уклонов».[30]

Но именно в это время и стали создаваться подпольные организации, которые с оружием начали выступать против советской власти. К этим организациям и был причастен Бухарин, что он признал в ходе судебного разбирательства. В частности, им было признано, что вышеприведенное заявление было ложью — тактическим маневром с целью ввести в заблуждение партию. В то же самое время, когда Бухарин писал эти строки, по его собственному признанию и по признанию Рыкова и Иванова, он (Бухарин) занимался разжиганием борьбы на Северном Кавказе и организацией кулацкого восстания против Советской власти.

«В 1930 году Бухарин вновь подает заявление в ЦК и признает свои ошибки. Бухарин заявляет о «безоговорочном осуждении мною всех и всяких покушений на единство партии, всякой фракционной работы, всяких попыток скрытой борьбы с партийным руководством, скрытой защиты другой политической линии, отличной от линии партии».[31]

Но по собственному свидетельству Бухарина, оказывается, что именно в этот момент он ведет переговоры с Семёновым по организации террористических актов против руководителей советского правительства и партии.

«В январе 1933 года Бухарин на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) («Правда»,№ 14, год — ?) выступает с речью, в которой требует «суровой расправы с группировкой А. П. Смирнова», говорит о своей «правооппортунистической, совершенно неправильной общеполитической установке», о своей «вине перед партией, её руководством, перед Центральным Комитетом партии, перед рабочим классом и страной».[32]

Но оказывается, что как раз в этом году был образован «Блок правых и троцкистов», во главе с Бухариным и Рыковым, который продолжал заниматься терроризмом, диверсиями, вредительством, шпионажем и государственной изменой, а также планировать выход из состава СССР национальных республик.

«Начало 1934 года — XVII съезд партии — выступление Бухарина, в котором он одобряет «беспощадный разгром всех оппозиций и правой оппозиции, как главной опасности, то есть той самой группировки, к которой я когда-то принадлежал».[33]

Но оказывается, именно в это время Бухарин был занят мобилизацией всех сил с целью активизации деятельности его группы — этой преступной группировки – которая к тому времени уже стала группой убийц, профессиональных вредителей, настоящих шпионов и агентов спецслужб зарубежных стран.

Другие обвиняемые были не менее опытны в играх лицемерия и двурушничества, двуличия и предательства. Каждый из них был в состоянии замаскировать свою преступную деятельность. Именно маскировка и занимаемые ими высокие посты позволили им так долго избегать разоблачения. Принося читателю извинения за длину этой главы, мы хотим завершить её следующим замечанием Вышинского из его заключительного слова на первом московском процессе, которое в одинаковой степени относится и к подсудимым на последующих процессах: «Это, может быть, один из самых ярких примеров в истории, когда действительно слово «маскировка» приобретает подлинное значение: эти люди надели на свои лица маски, изображали себя раскаявшимися грешниками, порвавшими с прошлым, отказавшимися от своих старых заблуждений и ошибок, переросших в преступления».[34]

В следующей главе мы будем исследовать так называемый культ личности.

К оглавлению


[1] Цит. по Докучаев М.С. История помнит, http://stalinism.narod.ru/vieux/dokuch/dokuch13.htm

[2] Цит. по Кан А., Сайерс. М. Тайная война против Советской России. http://fictionbook.ru/author/sayers_michael/tayinaya_voyina_protiv_sovetskoyi_rossii/read_online.html?page=18

[3] Цит. по Вышинский А.Я. Судебные речи. Дело троцкистско-зиновьевского террористического центра. http://lib.rus.ec/b/290394/read

[4] Стенограмма Бухаринско-троцкистского процесса, 2 — 12 марта 1938 г. Продолжение вечернего заседания 8 марта 1938 года. Допрос подсудимого Ягоды.

[5] Процесс антисоветского троцкистского центра (23–30 января 1937 года), Допрос подсудимого Богуславского, М.: НКЮ Союза ССР; Юридическое издательство, 1937, С. 86-87.

[6] Процесс антисоветского троцкистского центра (23–30 января 1937 года). Допрос подсудимого Сокольникова, М.: НКЮ Союза ССР; Юридическое издательство, 1937, С.71.

[7] Стенограмма Бухаринско-троцкистского процесса, 2 — 12 марта 1938 г. Вечернее заседание 4 марта 1938 года. Допрос подсудимого Крестинского.

[8] Процесс антисоветского троцкистского центра (23–30 января 1937 года). Допрос подсудимого Радека, М.: НКЮ Союза ССР; Юридическое издательство, 1937, С.59

[9] Стенограмма Бухаринско-троцкистского процесса, 2 — 12 марта 1938 г. Продолжение вечернего заседания 5 марта 1938 года. Допрос подсудимого Бухарина.

[10] Процесс антисоветского троцкистского центра (23–30 января 1937 года). Последнее слово подсудимого Радека, М.: НКЮ Союза ССР; Юридическое издательство, 1937, С.228,

[11] Стенограмма Бухаринско-троцкистского процесса, 2 — 12 марта 1938 г. Продолжение вечернего заседания 5 марта 1938 года. Допрос подсудимого Бухарина.

[12] http://mycelebrities.ru/publ/sobytija/gosudarstvennye_perevoroty/zagovor_tukhachevskogo/29-1-0-607

[13] Стенограмма Бухаринско-троцкистского процесса, 2 — 12 марта 1938 г. Продолжение вечернего заседания 3 марта 1938 года. Допрос подсудимого Рыкова.

[14] Стенограмма Бухаринско-троцкистского процесса, 2 — 12 марта 1938 г. Вечернее заседание 4 марта 1938 года. Допрос подсудимого Розенгольца.

[15] Цит. по Сейерс М., Кан А. Тайная война против Советской России. М.: Государственное издательство иностранной литературы, 1947, С. 493-500.

[16] Цит. по Сейерс М., Кан А. Тайная война против Советской России. М.: Государственное издательство иностранной литературы, 1947, С. 493-500.

[17] Там же.

[18] Цит. по Сейерс М., Кан А. Тайная война против Советской России. М.: Государственное издательство иностранной литературы, 1947. С. 493-500,

[19] Там же.

[20] Сейерс М., Кан А. Тайная война против Советской России, с. 493-500. М.: Государственное издательство иностранной литературы, 1947.

[21] Обратный перевод с английского.

[22] Британский хирург и писатель русского происхождения (1903-1996). http://en.wikipedia.org/wiki/George_Sava

[23] Цитата приводится в обратном переводе по книге A Pope, Litvinov, сс. 420-421

[24] Сталин И.В. Отчетный доклад на XVIII съезде партии о работе ЦК ВКП(б), 10 марта 1939 года. // Сталин И.В. Сочинения, Т. 14, С. 319-320,

[25] Горбачев М.С. Октябрь и перестройка…, http://www.gorby.ru/img.php?img=file&art_id=24592

[26] Цит. по Вышинский А.Я. Судебные речи. Дело троцкистско-зиновьевского террористического центра.

[27] Там же.

[28] Процесс антисоветского троцкистского центра (23–30 января 1937 года).Заседание 28 января. Речь Государственного обвинителя, прокурора СССР тов. А. Я. Вышинского. М.: НКЮ Союза ССР; Юридическое издательство, 1937, С.186-187.

[29] Там же, С. 189.

[30] Стенограмма Бухаринско-троцкистского процесса. 2 — 12 марта 1938 г. Утреннее заседание 11 марта 1938 года. Обвинительная речь А.Я.Вышинского.

[31] Там же.

[32] Там же.

[33] Там же.

[34] Вышинский А.Я. Судебные речи. Дело троцкистско-зиновьевского террористического центра.

 

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован.

С правилами комментирования на сайте можно ознакомиться здесь. Если вы собрались написать комментарий, не связанный с темой материала, то пожалуйста, начните с курилки.

*

code