Феодальный строй

К.В. Островитянов
Лекция, прочитанная в Высшей партийной школе ВКП(б), 1945 г.

1. Возникновение феодального строя

Эпоха господства феодализма в Западной Европе охватывает длительный период, примерно в 13 веков, начиная с V в. н. э. до XVIII в.

Первый этап — возникновение феодализма — начинается с V в. и завершается в половине XI в.

Феодализм возник на развалинах Римской рабовладельческой империи. Его возникновение некоторые ученые объясняют фак­том завоевания Римской империи варварами. Такая точка зрения является в корне неправильной.

Само по себе завоевание не может создать нового способа производства, если для него не созрели условия в материальном производстве и прежде всего в области производительных сил.

Энгельс, критикуя теорию насилия, указывал, что состояние банкира, заключающееся в бумагах, нельзя вовсе захватить, если захватчик не подчинится условиям производства и обращения завоеванной страны.

Касаясь причин возникновения феодализма, Маркс и Энгельс писали:

«Феодализм вовсе не был перенесен в готовом виде из Герма­нии; его происхождение коренится в организации военного дела у варваров во время самого завоевания, и эта организация лишь после завоевания, — благодаря воздействию производительных сил, найденных в завоеванных странах, — развилась в настоящий феодализм»[1].

Феодализм возник благодаря взаимодействию между новыми производительными силами и элементами новых феодальных от­ношений, зародившимися в виде колоната в Римской империи, и военной организацией завоевавших ее варварских племен.

Рабство изжило себя, а исторические условия для наемного труда еще не сложились. Дальнейший шаг вперед в деле развития производительных сил мог быть сделан в этих условиях лишь на базе хозяйства мелкого зависимого производителя, в известной мере заинтересованного в своем труде.

В конце существования Римской империи развивался быст­рыми темпами процесс закрепощения колонов.

Колоны обязаны были обрабатывать землю землевладельца, уплачивать ему значительную долю собранного ими урожая и, кроме того, выполнять целый ряд повинностей: строить и ремон­тировать дороги и мосты, обслуживать своими лошадьми и повоз­ками перевозки как людей, так и грузов, работать в пекарнях и т. д. Колон все более и более прикреплялся к земле, становился, как выражались древние, «рабом земли». Продавать и покупать землю разрешалось только вместе с колонами.

Одновременно совершался процесс закрепощения и ремес­ленников.

С прекращением притока рабов острый недостаток в рабочей силе стали испытывать прежде всего предприятия, занимающиеся добычей железной руды, производством всевозможных тканей и предметов роскоши, а также предприятия, связанные с работами по снабжению населения городов.

Был издан целый ряд декретов, запрещающих ремесленникам покидать предприятия и менять свою профессию. Оружейникам на руке выжигали даже специальное клеймо, чтобы облегчить их поимку в случае бегства.

Существовали и другие драконовы меры, направленные к за­крепощению ремесленников.

Так совершался процесс феодализации в недрах разлагаю­щейся Римской рабовладельческой империи.

Крушение рабовладельческого строя сопровождалось огром­ным разрушением производительных сил. «Последние века при­ходящей в упадок Римской империи и самое завоевание ее варва­рами, — писали Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии», — разрушили массу производительных сил; земледелие пришло в упадок, промышленность, из-за отсутствия сбыта, захирела, тор­говля замерла или была насильственно прервана, сельское и городское население убыло»[2].

Земледелие стало почти единственным занятием населения.

Таким образом, германские племена, завоевавшие Римскую империю, нашли там зародыши феодальных отношений. Сами эти племена имели военную организацию. Они переживали стадию разложения первобытно-общинного строя и развития патриар­хального рабства — тот этап в развитии общества, когда, по сло­вам Энгельса, война и военная организация становятся нормаль­ными функциями народной жизни, когда война начинает вестись, «ради грабежа становится постоянным промыслом»[3]. Укреплению и развитию военной организации варварских племен содейст­вовало непосредственное их соседство с римлянами, с которыми они вели постоянные войны. Эти войны, как мы знаем, в конце концов привели к завоеванию Римской империи варварами.

На развалинах некогда могучей Римской империи возникло множество мелких государств. Самый факт завоевания в огромной степени ускорил разложение родового строя, который еще сохра­нился у варваров. Родовой строй был несовместим с новыми отношениями, установившимися в результате завоевания варва­рами Римской империи; «…невозможно было, — говорит Эн­гельс, — ни принять массы римлян в родовые объединения, ни господствовать над ними посредством последних… Органы родо­вого строя должны были поэтому превратиться в органы госу­дарства, и притом, под давлением обстоятельств, весьма быстро. Но ближайшим представителем народа-завоевателя был воена­чальник. Защита завоеванной области от внутренней и внешней опасности требовала усиления его власти. Наступил момент для превращения власти военачальника в королевскую власть, и это превращение совершилось»[4].

Военная организация варварских племен облегчала им усвоение новых феодальных отношений, развивавшихся на тер­ритории бывшей Римской империи.

«Имевшиеся налицо отношения и обусловленный ими способ осуществления завоевания, — говорят Маркс и Энгельс, — раз­вили, под влиянием военного строя германцев, феодальную собст­венность»[5].

Германцы, гунны и другие племена, завоевавшие Древнерим­скую империю, присвоили и поделили между собой приблизи­тельно 2\3 всей занятой земли.

Часть завоеванных земель осталась в общем владении отдель­ных племен и родов. Короли присвоили эти земли себе и начали их раздавать своим дружинникам, приближенным и т. д.

«Так, — говорит Энгельс, — за счет народа создавалась основа новой знати»[6].

Королевская власть была еще слаба. Каждый крупный земле­владелец имел свое войско, старался быть независимым от коро­левской власти и стремился к захвату соседних земель. Отсюда постоянные войны и междоусобицы между отдельными государст­вами, а также между отдельными феодалами. От этих междоусо­биц особенно сильно страдало свободное крестьянство. К началу IX столетия свободные земледельцы были совершенно разорены. Феодалы грабили их, захватывали их земли. Слабая королевская власть не могла их защитить. С другой стороны, и сами крестьяне, доведенные до отчаяния грабежами и поборами, вынуждены были нередко прибегать к защите знатных феодалов и церкви. Но эта защита доставалась им чрезвычайно дорогой ценой — ценой от­каза от прав собственности на землю и отдачи себя в кабалу знатным и могущественным покровителям.

В одной из кабальных грамот, относящихся к истории Франк­ского государства IX в., говорится: «Господину брату такому-то… Всем ведомо, что крайняя бедность и тяжкие заботы меня по­стигли, и совсем не имею, чем жить и одеваться. Посему, по просьбе моей, ты не отказал в величайшей моей бедности вручить мне из своих денег столько-то солидов, а мне совсем нечем выпла­тить эти солиды. И вот я просил совершить и утвердить закаба­ление тебе моей свободной личности, чтобы отныне вы имели полную свободу делать со мной все, что вы уполномочены делать со своими прирожденными рабами, именно: продавать, выме­нивать, подвергать наказанию»[7].

Так крестьяне постепенно теряли не только землю, но и лич­ную свободу и превращались в крепостных.

Огромное количество земель и крепостных крестьян сосредо­точилось в руках церкви и монастырей. Церковь была авторитет­ной идеологической и политической силой, которую каждый феодал стремился иметь на своей стороне в борьбе с другими феодалами. Авторитет церкви был необходим феодалам также для того, чтобы держать в узде крепостное крестьянство. В силу этого короли и крупные феодалы дарили церкви земли и поместья.

Многие крестьяне также вынуждены были идти в кабалу к монастырям по тем же причинам, которые толкали их в кабалу к феодалам, с тем только различием, что в данном случае зака­баление принимало религиозную оболочку.

Так, в одной из грамот, относящихся к Франции XI в., гово­рится о некоем Роджерсе, происходящем от свободного рода, ко­торый, страхом божиим движимый, не имея ничего более ценного для приношения всемогущему богу, самого себя отдал в личную крепостную зависимость св. Мартину.

В результате церковь в феодальном обществе выросла в огром­ную, не только идеологическую, но также экономическую и поли­тическую силу.

Так сложился феодальный способ производства в Западной Европе.

Процесс феодализации в России начался в XI в. До этого земля находилась в распоряжении крестьянских сельскохозяйст­венных общин.

Община представляла собой совокупность нескольких больших патриархальных семей. Некоторые семьи насчитывали 50 и более человек. Такая численность семей диктовалась низким уровнем развития производительных сил. Господствовала система подсеч­ного и переложного земледелия, требовавшая колоссального труда.

До XV—XVI вв. Русь представляла собой совокупность от­дельных самостоятельных княжеств. Между князьями происхо­дили постоянные междоусобицы, войны.

В этих условиях крестьянству жилось чрезвычайно тяжело. Оно было совершенно беззащитным, подвергалось многочислен­ным поборам, страдало от бесконечных насилий и войн, проис­ходивших между князьями. Это вынуждало крестьян идти под «высокую руку» какого-либо князя или монастыря. В результате «покровитель» — князь, боярин или монастырь — забирал кресть­янскую землю и превращал крестьян в зависимых людей, кре­постных, обязанных на него работать.

Средством закрепощения крестьян было также ростов­щичество.

В результате князья и бояре стали собственниками огромных имений, насчитывавших тысячи десятин, а монастыри преврати­лись в огромные хозяйственные предприятия, располагающие ко­лоссальными земельными богатствами и владевшие огромным количеством крепостных крестьян.

В XVI в. во многих княжествах древней Руси от 60 до 95% всей территории находилось в поместном владении князей, бояр, монастырей.

До середины XV в. крестьяне еще не были прикреплены к земле. Они имели право перейти от одного помещика к другому. В 1447 г. Иван III издал закон, в силу которого крестьянин мог переходить от одного помещика к другому только осенью, после окончания полевых работ, в так называемый Юрьев день. В цар­ствование Ивана IV, в конце XVI в., и это право было у крестьян отнято — они были полностью прикреплены к земле, преврати­лись в крепостных.

2. Существо феодальной эксплуатации

При феодальном строе основой производственных отношений яв­ляется собственность феодала на средства производства и непол­ная собственность на работника производства — крепостного, ко­торого феодал не может убить, но которого он может продать, купить. Наряду с феодальной собственностью существует едино­личная собственность крестьянина и ремесленника на орудия производства и на свое частное хозяйство, основанная на личном труде.

Отличие феодальной эксплуатации от рабовладельческой, та­ким образом, заключалось, во-первых, в неполной собственности феодала на работника производства — крепостного крестьянина и, во-вторых, в том, что крепостной крестьянин был единоличным собственником орудий производства и своего частного хозяйства, основанного на личном труде.

Таким образом, закрепощенное единоличное крестьянское хо­зяйство составляло органическую часть феодального способа производства в отличие от рабовладельческого, где оно было осо­бым укладом.

Основным средством производства при феодализме являлась, земля. Земля составляла собственность феодалов. Она распада­лась на две части: на барскую землю и крестьянскую. На барской земле помещалась усадьба феодала со всеми службами. Непода­леку от барской усадьбы располагалась крестьянская земля, т. е. земля, которую феодал предоставлял в пользование крестьянам.

Гиббинс в «Промышленной истории Англии» следующими чертами рисует английское поместье XI—XIII вв.

Земля вокруг манор-гауза (замка) абсолютно принадлежала лорду и обрабатывалась рабами или обязанными поселянами под его личным наблюдением или под наблюдением старосты. Все другие земли, находившиеся в пользовании обязанных поселян, назывались оброчными землями.

Пахотная земля, находившаяся в общем пользовании обязан­ных поселян, была разделена на множество полос, расположенных: на разных полях.

Выгонами крестьяне пользовались сообща.

Лес и поемные луга принадлежали лорду. За пользование ими лорд брал особую плату.

Кроме полос в общем поле, некоторые крестьяне могли поль­зоваться отдельными участками в особо огороженном поле, кото­рое всегда оставлял за собой манор-лорд и сдавал частями за высокую плату.

На пустошах (необработанных землях) крестьяне пользова­лись правом выгона, а также могли копать торф и рубить кустарник.

Крепостная деревня была организована по типу сельскохозяй­ственной общины. Решающее влияние на дела общины оказывал феодал.

«Когда феодал — духовный или светский, — говорит Энгельс,— приобретал крестьянское владение, он вместе с тем приобретал и связанные с этим владением права в марке. Таким образом, но­вые землевладельцы становились членами марки и первоначально пользовались в пределах марки только равными правами наряду с остальными свободными и зависимыми общинниками, даже если это были их собственные крепостные. Но вскоре, несмотря на упорное сопротивление крестьян, они приобрели во многих местах привилегии в марке, а нередко им удавалось даже подчинить ее своей господской власти. И все же старая община-марка продол­жала существовать, хотя и под господской опекой»[8].

Феодал присваивал в свою пользу прибавочный труд крепост­ного крестьянина в форме феодальной ренты. Отличительной чертой феодальной ренты является то, что она включает в себя весь прибавочный труд крепостного крестьянина, а нередко и значительную часть необходимого труда.

Феодальная рента прошла в своем развитии три стадии — отработочную ренту, ренту продуктами и денежную ренту. Первые две формы ренты характерны для раннего феодализма, денежная рента ста­новится господствующей на стадии разложения феодализма. Оста­новимся прежде всего на отработочной ренте.

В виде отработочной ренты, или барщины, феодал непосредст­венно присваивал прибавочный труд крепостного крестьянина.

Крепостной крестьянин, допустим, половину времени работал на себя на надельной земле, а другую половину — на барской земле в пользу помещика. Земельный надел в данном случае являлся, по выражению Ленина, натуральной формой заработной платы. Феодал, предоставляя в пользование крепостного крестья­нина земельный надел, давал ему возможность воспроизводить свою рабочую силу, необходимую для создания прибавочного продукта в пользу феодала.

Таким образом, труд крепостного крестьянина на феодала и на себя здесь был строго разделен в пространстве и во времени.

Род работ, который полагалось совершать крепостному кре­стьянину, был чрезвычайно разнообразен: пахота, бороньба и прочие сельскохозяйственные работы — перевозка сельскохозяй­ственных продуктов, бревен, дров, сена, соломы, кирпича, распи­ловка леса, расчистка скотных дворов, ремонт зданий, заготовка льда и пр.

Поскольку труд крепостного крестьянина на помещика был трудом подневольным, постольку и здесь, как и в рабовладельче­ском обществе, одной из острых проблем являлась проблема орга­низации труда крестьянина.

У крестьян не было никакого внутреннего побуждения к по­вышению производительности своего труда при обработке поме­щичьей земли. Поэтому феодал прибегал к средствам, основанным на устрашении, как-то: палка надзирателя, штраф, назначение на работу сверхурочно. «Крепостническая организация общест­венного труда, — говорит Ленин, — держалась на дисциплине палки, при крайней темноте и забитости трудящихся, которых грабила и над которыми издевалась горстка помещиков»[9].

Отсюда одной из центральных фигур феодального поместья являлся приказчик — непосредственный начальник над дворо­выми людьми и крестьянами.

Отработочная рента, или барщина, соответствует наиболее ранней стадии в развитии феодализма. С ростом производительных сил отработочная рента была за­менена продуктовой рентой или оброком.

В чем суть оброка и отличие его от барщины?

Если при барщине помещик присваивал прибавочный труд крепостного крестьянина, то при оброке он непосредственно присваивает прибавочный продукт, т. е. крестьянин обязан ежегодно доставлять помещику бесплатно определен­ное количество продуктов в натуре. Барщина требовала самого бдительного надзора помещика или его управляющего за трудом крепостных крестьян и была связана с целой системой мер, основанных на устрашении. При оброке помещик требовал от крестьянина поставки определенного количества продуктов, пре­доставляя ему по своему усмотрению распределять свое рабочее время. Замена барщины оброком была прогрессивным для того времени явлением.

Однако оброк достигал таких громадных размеров, что погло­щал нередко не только весь прибавочный продукт крепостного крестьянина, но и значительную часть необходимого продукта. Чтобы уплатить оброк, крестьянин должен был вести полуголод­ное существование. Помещик самыми жестокими мерами выкола­чивал оброк с крепостного крестьянина.

Уже при барщинной системе между отдельными крестьян­скими семьями имелось имущественное неравенство. Оно выте­кало из единоличной собственности крепостных крестьян на орудия производства. Те, которые располагали лучшими орудиями и имели в семье больше работников, находились в лучшем мате­риальном положении. Это неравенство усилилось с переходом к оброчной системе.

Перед более зажиточным крестьянством оброк открывал известпые возможности обогащения и расширения своего хозяйства. Поэтому с переходом от барщины к оброку в феодальной деревне растет имущественное расслоение.

Развитие товарно-денежных отношений приводит к тому, что барщина и оброк сменяются денежной рентой. Денежная рента, как мы увидим дальше, знаменует собой уже период разложения феодализма и развития в его недрах капиталистического способа производства.

Указанными формами феодальной ренты далеко не исчерпы­вались способы присвоения феодалами прибавочного продукта крепостного крестьянина.

Феодал, пользуясь монополией на некоторые средства произ­водства, как, например, мельницы, кузницы и т. д., облагал кре­постных крестьян дополнительным налогом в свою пользу.

Он обязывал зависимых от него крестьян пользоваться услу­гами только его предприятий, например молоть хлеб только на его мельнице. За помол он брал значительную часть хлеба. В слу­чае, нарушения этого правила крестьянин обязан был платить феодалу штраф. Феодал мог конфисковать весь смолотый хлеб и даже лошадь, перевозившую этот хлеб.

Особенно тяжелы и унизительны были для крепостных кре­стьян такие привилегии феодала, как право «первой ночи», по которому всякая девушка, выходящая замуж, должна была отда­ваться прежде всего помещику; право «мертвой руки», предостав­лявшее помещику право наследования части имущества, остаю­щегося после смерти крепостного крестьянина; право суда и расправы: наложение штрафов и телесных наказаний.

Крепостной крестьянин обязан был часть своего продукта отдавать в пользу церкви. «На крестьянина, — говорит Энгельс, — ложилась своей тяжестью вся общественная пирамида: князья, чиновники, дворянство, попы, патриции и бюргеры. Принадле­жал ли он князю, имперскому барону, епископу, монастырю или городу — с ним всюду обращались как с вещью или вьючным животным, или же еще того хуже … Большую часть своего вре­мени он должен был работать в поместье своего господина; а из того, что ему удавалось выработать в течение немногих свободных часов для себя самого, он должен был выплачивать десятину, чинш, поборы, налоги… местные и общеимперские подати»[10].

Феодальная эксплуатация, так же как и рабовладельческая, покоилась на отношениях непосредственного внеэкономического господства и подчинения.

Это внеэкономическое принуждение выражалось в том, что крепостной крестьянин не имел права распоряжаться своей ра­бочей силой, был прикреплен к помещичьей земле и обязан был работать на помещика. Помещик имел право насильственными методами принуждать крепостного крестьянина к труду, творить над ним суд и расправу.

Маркс указывал, что в условиях феодализма личная зависи­мость характеризует общественные отношения материального производства в такой же степени, как и иные, воздвигнутые на этой основе сферы жизни.

Феодальное хозяйство в своей подавляющей части, в особен­ности в начальный период своего развития, было хозяйством на­турального типа. Свои потребности оно удовлетворяло в основном своим собственным производством.

Ремесло являлось подсобным производством при земледелии. В имениях были крепостные мастеровые: горшечники, бондари, токари, кузнецы, кожевники, плотники и др.

Те немногие работы, которые не могли быть выполнены си­лами собственных крепостных крестьян, производились странст­вующими ремесленниками, которые переходили от одного фео­дального поместья к другому.

В продажу поступала лишь небольшая часть продукта. Тор­говля была развита чрезвычайно слабо и по преимуществу была внешней. Она еще не проникла глубоко внутрь феодального по­местья. Главными объектами торговли были предметы роскоши: редкие ткани, оружие, ювелирные изделия, пряности и т. д., ко­торые привозились главным образом с Востока и покупались феодалами. Торговля велась лишь странствующими купцами. В те времена она была сопряжена нередко с огромными трудностями. Каравану приходилось путешествовать с вооруженной охраной для защиты от нападения разбойников и рыцарей.

Натуральное в своей основе хозяйство феодального поместья базировалось на низкой технике производства. Сельскохозяйст­венный инвентарь был примитивен: соха, борона, мотыга, серп, цеп и т. д. были основными орудиями производства. Господство­вали переложная и двухпольная системы земледелия.

Вследствие низкой техники земледелия имели место постоян­ные неурожаи, сопровождавшиеся голодом и эпидемиями, уно­сившими огромное количество жизней.

Ленин следующими чертами характеризует феодальный спо­соб производства: «…во-первых, господство натурального хозяй­ства. Крепостное поместье должно было представлять из себя самодовлеющее, замкнутое целое, находящееся в очень слабой связи с остальным миром… Во-вторых, для такого хозяйства не­обходимо, чтобы непосредственный производитель был наделен средствами производства вообще и землею в частности; мало того — чтобы он был прикреплен к земле, так как иначе помещику не гарантированы рабочие руки… В-третьих, условием такой системы хозяйства является личная зависимость крестьянина от помещика. Если бы помещик не имел прямой власти над лич­ностью крестьянина, то он не мог бы заставить работать на себя человека, наделенного землей и ведущего свое хозяйство. Необ­ходимо, следовательно, «внеэкономическое принуждение»… На­конец, в-четвертых, условием и следствием описываемой системы хозяйства было крайне низкое и рутинное состояние техники, ибо ведение хозяйства было в руках мелких крестьян, задавленных нуждой, приниженных личной зависимостью и умственной тем­нотой»[11].

Феодальный способ производства явился более прогрессивным но сравнению с рабовладельческим и открыл больший простор для развития производительных сил.

Преимущество феодальной системы хозяйства перед рабовла­дельческой заключалось в том, что она содержала в себе некото­рый стимул, толкавший крепостного крестьянина на путь разви­тия своего производства, между тем как рабовладельческая система убивала у раба всякий стимул к повышению интенсив­ности и производительности своего труда.

Некоторая заинтересованность крепостного крестьянина в труде вытекала из того, что часть времени он работал на себя и был собственником орудий труда и своего частного единолич­ного хозяйства. Ту часть времени, которую крепостной крестья­нин работал на себя на надельной земле, он старался исполь­зовать с наибольшей интенсивностью и производительностью.

Радищев в «Путешествии из Петербурга в Москву» приводит характерный разговор с крестьянином, которого он встретил в жаркий праздничный день на поле пашущим землю с «великим тщанием» и поворачивающим соху с удивительной легкостью. Радищев сразу вывел отсюда заключение, что это земля не гос­подская, и спросил крестьянина, так ли он работает на своего господина. Крестьянин ему ответил, что грешно было бы так ра­ботать на господина, так как у помещика на пашне «сто рук для одного рта», а у него, крестьянина, «две для семи ртов». «Да хотя растянись на барской работе, — заключил он, — спасибо не скажут»[12].

В этой возможности часть времени работать на надельной земле в свою пользу и заключалось преимущество феодального способа производства перед рабовладельческим.

Маркс говорит: «…производительность остальных дней в не­делю, которыми может располагать сам непосредственный произ­водитель, есть величина переменная, которая необходимо разви­вается с ростом его опыта, — совершенно так же, как новые потребности, которые у него возникают, совершенно так же, как расширение рынка для его продукта, возрастающая обеспечен­ность использования этой части его рабочей силы будут поощрять его к усиленному напряжению рабочей силы, причем не следует забывать, что применение этой рабочей силы отнюдь не ограничи­вается земледелием, но включает и сельскую домашнюю промыш­ленность. Здесь дана возможность известного экономического раз­вития, разумеется, в зависимости от более или менее благопри­ятных обстоятельств…»[13].

Экономический интерес вынуждал считаться с этим фактором и помещиков. Помещики, так же как и рабовладельцы, руковод­ствовались в своей хозяйственной деятельности стремлением из­влечь как можно больше прибавочного продукта из труда крепо­стных крестьян. Но для того чтобы удовлетворить это свое стремление, помещики вынуждены были по море развития фео­дального хозяйства переводить крепостного крестьянина с бар­щины на оброк, с оброка на денежную ренту, использовать его личную заинтересованность в повышении интенсивности и произ­водительности его труда.

Результаты же более интенсивного и производительного труда крепостного крестьянина помещик присваивал в свою пользу, всячески усиливая его эксплуатацию.

Феодальная система хозяйства, помимо некоторой заинтере­сованности крепостного крестьянина в своем труде, имела и дру­гие преимущества, вытекающие из крупной земельной собствен­ности.

Крупная земельная собственность, являющаяся базой эксплуа­тации больших масс крепостного крестьянства, открывала возможность значительного разделения труда внутри феодального поместья как по линии сельского хозяйства, так и ремесла.

Об этом свидетельствует инструкция франкского короля Карла, разосланная им управляющим королевскими имениями.

В этой инструкции говорится:

«1. Желаем, чтобы поместья наши, коим мы определили обслу­живать наши собственные нужды, всецело служили нам, а не другим людям…

20. Каждый управляющий пусть заботится о том, чтобы про­дукты в течение всего года в изобилии к [господскому] двору притекали…

35. Желаем, чтобы изготовлялось сало от жирных овец, также и от свиней; кроме того, пусть содержат в каждом поместье не ме­нее двух откормленных быков, [чтобы] или на месте употреблять их на сало, или же приводить к нам…

38. Чтобы всегда имели достаточно откормленных гусей и от­кормленных кур для наших надобностей…

44. Из постного… ежегодно присылать для нашего стола, именно: овощи, рыбу, сыр, масло, мед, горчицу, уксус, пшено, просо, зелень сушеную и свежую, редьку и еще репу, воск, мыло и прочую мелочь…

45. Чтобы каждый управляющий имел в своем ведении добрых мастеров, именно: кузнецов, серебряных и золотых дел масте­ров… птицеловов, мыловаров, пивоваров… хлебопеков… людей, хорошо умеющих плести тенета для охоты и сети для рыбной ловли и ловли птиц, а также и других служащих…»[14].

Из инструкции видно, какая разветвленная система различных специальностей имелась в имениях Карла. Эта система преследо­вала задачу разностороннего удовлетворения потребностей фео­дала. В возможности разделения труда внутри феодального по­местья заключалось преимущество феодальной системы хозяй­ства перед единоличным крестьянским хозяйством.

Таковы были возможности развития производительных сил, заложенных в феодальном способе производства.

В то же время феодализм, который пришел на смену рабовла­дельческому строю, не смог сразу развить свои преимущества перед рабовладельческим строем и, следовательно, те возможности развития производительных сил, которые в нем были заложены.

Это объясняется тем, что феодализм базировался на внеэконо­мическом принуждении, на мелком закрепощенном крестьянском хозяйстве с его крайне низкой техникой.

Тем не менее хотя и медленно, но рост производительных сил все же совершался под воздействием феодальных производствен­ных отношений. Постепенно обнаруживались преимущества фео­дализма перед рабством.

На основе тех стимулов развития производительных сил, кото­рые были заложены в феодальном способе производства, примерно к VIII и IX вв., в так называемую Каролингскую эпоху, был сде­лан уже значительный шаг вперед в развитии сельского хозяй­ства.

Если до этого господствующими системами земледелия были переложная и двухпольная, то теперь намечается во многих ме­стах переход к трехполью. Происходят изменения и в технике производства. Среди этих изменений особо важным было появле­ние плуга с железными лемехом и ножами и бороны с желез­ными зубьями вместо деревянных. Распространяются пшеница, всевозможные садово-огородные культуры и виноградарство. Раз­вивается животноводство, и в особенности коневодство, что было связано с военной службой феодалов. Развитие животноводства ведет за собой расширение лугового хозяйства. Вместе с тем в ряде областей в связи с ростом шерстяного производства раз­вивается овцеводство. Все это показатели роста производительных сил в области сельского хозяйства.

Маркс, говоря о возможностях развития производительных сил, заложенных в феодальном способе производства, указывал, что у крестьянина была возможность заняться домашней промыш­ленностью в виде различных ремесел. И действительно, рост про­изводительных сил феодального общества в деревне совершался не только по линии поднятия уровня техники и развития разде­ления труда между различными отраслями сельского хозяйства, но и по линии развития целого ряда ремесел.

Развитие производительных сил феодального общества совер­шалось в антагонистической форме. Феодал, как мы видели, ис­пользовал некоторую заинтересованность крепостного крестьянина в своем труде для усиления его эксплуатации. Это вело ко все большему и большему обострению противоречий между помещи­ками и крепостными крестьянами, к многочисленным крестьян­ским восстаниям, которыми была полна история феодализма. По мере развития феодализма все более и более обострялось также противоречие между феодальной собственностью и ремес­лом. Это противоречие примерно в X и XI вв. перерастает в про­тивоположность между городом и деревней, и все дальнейшее развитие феодализма протекает на основе этой противополож­ности.

Маркс указывал, что в средние века деревня является отправ­ной точкой истории, дальнейшее развитие которой протекает затем в форме противоположности города и деревни.

3. Рост общественного разделения труда, развитие торговли, образование городов

В XI в. завершился в основном процесс становления феодального способа производства в важнейших странах Западной Европы. Феодализм вступил в полосу своего наивысшего расцвета. Этот период тянется с XI по XV в. Развитие производительных сил как в области земледелия, так и ремесла, достигнутое на пред­шествующей стадии, создало предпосылки для роста обществен­ного разделения труда и образования внутреннего рынка.

Начался процесс отделения ремесла от земледелия и образо­вания городов, сыгравший огромную роль в развитии и разложе­нии феодализма.

До поры до времени ремесло могло развиваться в границах феодального поместья. Затем наступил момент, когда оно пере­росло рамки феодального поместья. Эти рамки стали для него слишком тесны. Дальнейшее развитие ремесла требовало распро­странения его продукции за пределы феодального поместья, раз­вития внутреннего рынка.

Началось с того, что часть ремесленников с разрешения фео­дала уходила на отхожий промысел. Переходя от одного поместья к другому, ремесленники на месте валяли валенки, красили холсты и т. д., а через некоторое время возвращались к своему помещику и выплачивали ему определенную сумму денег. Даль­нейший рост производительных сил привел к возникновению ре­месла, работающего на рынок. Рынки образовались вокруг поме­стий наиболее крупных феодалов и монастырей. Здесь же начали создаваться города. Начали оживать также старые города, при­шедшие в полный упадок и запустение после крушения Римской империи. Средневековый город был укрепленным местом с кре­постной стеной, валом и рвом. Обычно во время военных дей­ствий окружающее население находило себе убежище за крепо­стными стенами. С другой стороны, город был ремесленным и торговым центром. Сюда стекались ремесленники и торговцы. Города охотно принимали у себя беглых крепостных ремесленни­ков. Недаром в средние века говорили, что «городской воздух делает людей свободными».

Энгельс говорит: «…создавались новые города; всегда обне­сенные защитными стенами и рвами, они представляли собой крепости гораздо более мощные, чем дворянские замки, так как взять их можно было только с помощью значительного войска. За этими стенами и рвами развилось средневековое ремесло, — правда, достаточно пропитанное бюргерски-цеховым духом и огра­ниченностью, — накоплялись первые капиталы, возникла потреб­ность в торговых сношениях городов друг с другом и с остальным миром…»[15].

В составе населения средневековых городов преобладали ре­месленники и торговцы.

Экономической основой средневекового города были ремесло и торговля.

Однако городское население не порывало окончательно связи и с сельским хозяйством. В пределах города имелись поля и ого­роды, содержался скот и т. д. Внутренняя организация ремесла носила на себе феодальный отпечаток.

Промышленное население городов было организовано в цехи. Цех представлял собой союз, в который входили все ремесленники одного или нескольких близких ремесел, живущие в одном го­роде. Лица, не входящие в цех, не могли заниматься данным ре­меслом. Каждый цех имел свое выборное правление и свой устав.

Цех регламентировал ремесленное производство самым де­тальным образом: он устанавливал количество работников в ка­ждой мастерской, цену и качество товара, заработную плату и рабочий день.

Для иллюстрации приведем выдержки из французского ста­тута ткачей шерсти, относящегося к XIII—XIV вв.:

«1. Никто не может быть в Париже ткачом шерсти, если не ку­пит ремесло у короля…,

8. Каждый ткач шерсти в своем доме может иметь не больше одного ученика, но он не может иметь его меньше, чем па 4 года службы и за 4 парижских ливра…

32. Все сукна должны быть целиком из шерсти и так же хо­роши в начале, как и в средине, если они но таковы, тот, кому они принадлежат, подлежит за каждый кусок сукна 5 су штрафа…

35. Ни один ткач, ни один красильщик, ни сукновал не могут устанавливать в своих цехах цены благодаря какому-либо сооб­ществу. ..

47. …Никто из вышеупомянутого цеха не должен начинать работу раньше восхода солнца под угрозой штрафа…

51. Подмастерья-ткачи должны оставлять работу, как только прозвонит первый удар колокола к вечерне…»[16].

Цех брал на себя снабжение сырьем ремесленных предприя­тий, организовывал общие склады.

Городские управления предоставляли цехам монополию на производство торговли в городах.

Необычайно развитая регламентация производства и монопо­лия — таковы основные черты городского ремесленного строя в средние века. Кроме того, цех представлял собой организацию взаимопомощи и религиозную корпорацию.

Каждый цех во время войны являлся отдельным боевым отря­дом.

Структура городского ремесленного сословия носила на себе отпечаток феодальной иерархии.

Внутри этого сословия развилась система подмастерьев и уче­ников, создавшая в городах иерархию, подобную иерархии сель­ского населения.

Члены цеха делились па разряды: мастера, подмастерья, уче­ники. Цеховой мастер имел собственную мастерскую и работал главным образом на заказ для определенного небольшого круга покупателей или же на местный рынок. Он был собственником средств производства: мастерской, ремесленных орудий, сырья, а также собственником и продуктов ремесленного производства. Это вытекало из характера ремесленных орудий, которые были рассчитаны на индивидуальное применение.

«Средства труда — земля, земледельческие орудия, мастерские, ремесленные инструменты — были средствами труда отдельных лиц, рассчитанными лишь на единоличное употребление, и, сле­довательно, но необходимости оставались мелкими, карликовыми, ограниченными. Но потому-то они, как правило, и принадлежали самому производителю»[17].

Характер орудий труда определял и самые размеры ремеслен­ного предприятия. Оно включало от двух до пяти работников: членов семьи мастера, учеников и подмастерьев. Благодаря мел­ким размерам производства мастер вынужден был личным трудом участвовать в производстве.

Таким образом, его право собственности на продукты ремес­ленного производства основывалось на личном труде. Правда, мастер извлекал известный доход из труда подмастерьев и уче­ников.

Обыкновенно он давал своему подмастерью стол и квартиру в своем доме и еще приплачивал немного денег. Труд подма­стерьев и учеников создавал больше стоимости, чем то, во что обходилось мастеру их содержание.

Однако высшее положение мастера по отношению к подма­стерьям и ученикам опиралось не столько на собственность на средства производства, сколько на его мастерство.

Маркс отмечает, что отношение мастера к ученикам и под­мастерьям не есть отношение капиталиста, а отношение мастера ремесла. Его высшее положение в корпорации, а вместе с тем и по отношению к подмастерьям и ученикам покоится па его соб­ственном мастерстве в ремесле.

Это опять-таки объяснялось характером ремесленной техники. Господствовал ручной труд. Разделение труда внутри мастерской было развито чрезвычайно слабо вследствие небольших масштабов производства. Ремесленник, как правило, производил весь про­дукт с начала до конца. Отсюда особое значение имело личное искусство ремесленника, уменье владеть инструментом, профес­сиональная выучка.

Ремесленник, по выражению Лафарга, «имел свое ремесло в своих пальцах и своем мозгу»; «…каждое ремесло было ми­стерией, секреты которой открывались посвященным лишь посте­пенно»[18]. Ремесленник был подлинным мастером своего дела. Многие произведения ремесленников до сих пор являются заме­чательными образцами подлинного народного искусства.

Поэтому ремесло требовало продолжительного ученичества.

Таким образом, хотя эксплуатация подмастерьев и учеников имела место в средневековом ремесле, но она играла сравнительно второстепенную роль.

Целью ремесленного производства, целью хозяйственной дея­тельности мастера была не столько погоня за деньгами, обогаще­ние, сколько «приличное его положению существование».

«Ограниченность производства рамками данного потребления в его целом, — говорит Маркс, — есть здесь закон»[19].

Для учеников и подмастерьев работа у мастера была времен­ным состоянием. Проработав несколько лет у какого-нибудь ма­стера, ученик сдавал экзамен на подмастерье. Затем в качестве подмастерья он обязан был прослужить по найму у мастера изве­стное число лет. После этого подмастерье сдавал экзамен на мастера и получал право на самостоятельное ведение дела. Таким образом, каждый ученик и подмастерье рассчитывал впоследствии сделаться мастером.

Поэтому на первых этапах развития цехового ремесла, несмотря на эксплуатацию мастерами подмастерьев и учеников, противоречие их интересов не получило большого развития. Однако по мере роста товарного производства подмастерья и уче­ники все более превращались в рабочих, и противоречия между мастерами, с одной стороны, подмастерьями и учениками, с дру­гой, все более обострялись.

Чем же была вызвана цеховая организация городского ре­месла?

С одной стороны — цеховой строй, корпоративная собствен­ность в городах отражали на себе воздействие феодальной струк­туры земельной собственности.

Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии» пишут, что «…феодальной структуре землевладения соответствовала в го­родах корпоративная собственность, феодальная организация ре­месла»[20].

С другой стороны, цеховая организация ремесла была вызвана развитием товарного производства в недрах феодализма.

Развитие товарного хозяйства породило конкуренцию между ремесленниками. Создавая цеховые организации, ремесленники го­рода прежде всего стремились таким путем защитить себя от кон­куренции своих собратьев по ремеслу, а также от конкуренции крепостных, которые убегали от своих господ и искали себе при­бежища в городах. Эта конкуренция особенно сильно чувствова­лась благодаря ограниченности торговых отношений, узости рынка.

Этим самым цехи фактически стремились предотвратить про­цесс дифференциации ремесленников, неизбежно порождаемый развитием товарного производства, конкуренцией между ремеслен­никами. В условиях относительно слабого развития товарного хозяйства, узости местного рынка цехам удавалось до поры до времени ограничивать конкуренцию. Но как только развитие товарного производства перешагнуло за рамки местного рынка и стало работать па более широкий рынок, так открылось более ши­рокое поле для конкуренции и начался процесс усиленной диф­ференциации среди ремесленников, несмотря на цеховые ограни­чения.

Таким образом, можно прийти к выводу, что одной из причин, породивших цехи, было развитие товарного производства, но, с другой стороны, они могли существовать и ограничивать кон­куренцию благодаря недостаточному развитию товарного произ­водства.

На путь организации цехов ремесленников толкал и ряд дру­гих добавочных причин, как-то: общие условия производства и обмена производимых товаров, потребность в общих складах, тор­говых зданиях, защита сообща интересов данного ремесла от пося­гательств других ремесел.

В числе факторов, способствовавших организации цехов, нема­лую роль играли непрерывные войны, которые городам приходи­лось вести с феодалами.

В дальнейшем одной из важнейших задач цехов стала борьба мастеров против подмастерьев и учеников.

Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии» дают следующее объяснение причин, породивших цеховую организацию ремесла в средневековом городе. «Конкуренция постоянно прибывавших в город беглых крепостных; непрерывная война деревни против города, а следовательно, и необходимость организации городской военной силы; узы общей собственности на определенную специ­альность; необходимость в общих зданиях для продажи своих то­варов — ремесленники были в ту пору одновременно и торгов­цами — и связанное с этим недопущение в эти здания посторон­них; противоположность интересов отдельных ремесел между собой; необходимость охраны с таким трудом усвоенного ремесла; феодальная организация всей страны — таковы были причины объединения работников каждого отдельного ремесла в цехи»[21].

В условиях ограниченных отношений производства — господ­ства ремесленной техники, слабо развитого разделения труда и узкого рынка — цехи играли прогрессивную роль.

Защищая цеховые ремесла от конкуренции беглых крепостных, организуя снабжение ремесленников сырыми материалами, забо­тясь о выпуске доброкачественной продукции, цехи тем самым способствовали укреплению и развитию городского ремесла и под­нятию его техники.

Положение резко изменилось, как только развитие товарного производства поставило в порядок дня вопрос о переходе от ре­месла сначала к мануфактуре, а затем к фабрике. Цехи тогда пре­вратились в тормоз для развития производительных сил.

Города были не только ремесленными, но и торговыми цент­рами. Торговое население группировалось в гильдии наподобие цехов ремесленников.

Так, Энгельс пишет о венецианских и генуэзских купцах, что они были организованы в торговые общины. Они договаривались между собой о ценах на товары, о качестве товаров, которое удо­стоверялось наложением клейма. На тех купцов, которые нару­шали установленные цены, налагались штрафы, или же им объ­являлся бойкот, грозивший в тех условиях полным разорением.

В иностранных гаванях, например в Александрии, Константи­нополе и других, торговая община имела свой гостиный двор, со­стоящий из жилого помещения, ресторанов, склада, выставочного помещения и магазина.

Торговый капитал в условиях феодализма выступал как по­средник в обмене присваиваемого феодалом прибавочного продукта на всевозможные предметы роскоши, вывозимые в значительной мере из восточных стран, с другой стороны, он являлся посред­ником в обмене продукции феодального крестьянина и цехового ремесленника.

Торговая прибыль извлекалась путем неэквивалентного об­мена, т. е. покупки товаров ниже стоимости или продажи по ценам, превышающим стоимость, или одновременно и тем и дру­гим путем.

«Чистая независимая торговая прибыль prima facie кажется невозможной, — говорит Маркс, — если продукты продаются по их стоимости. Дешево купить, чтобы дорого продать, — вот закон торговли»[22].

Поскольку феодализм был в основном натуральным типом хо­зяйства, постольку продажа продуктов по их стоимости имела второстепенное значение.

В конечном счете источником торговой прибыли был труд мел­кого производителя — ремесленника и крестьянина.

Торговцы, ростовщики, богатые домовладельцы и собственники городских земель, наиболее зажиточные мастера составляли го­родскую верхушку, так называемый патрициат. Их сила заклю­чалась в богатстве. Даже самый богатый мастер представлял лишь мелкое ремесленное производство, где возможности накопле­ния богатств были очень ограничены вследствие небольших масш­табов производства. Наоборот, торговый капитал, являясь посредником в обмене между городом и деревней, имел возможность накоплять в больших размерах денежные средства за счет экс­плуатации массы мелких производителей как города, так и де­ревни. То же самое относится и к ростовщическому капиталу.

О накоплении богатств у торговцев и ростовщиков в средневе­ковых городах Германии и Швейцарии могут дать представление следующие данные, относящиеся к XIV—XV вв.:

Город	Верхушка городской буржуазии, % ко всему городскому населению	У них сосредоточено          всех городских  имуществ, %
Фрейбург	2	50
Эрфурт	7	2/3 ≈ 60
Базель	3—5	53—59
Галле	4,7	52
Раненсбург	4,6	72,7[23]

Из этих данных видно, что торговцы и ростовщики, составляя сравнительно очень небольшой процент среди городского населения, сосредоточивали в своих руках от 50 до 75% всех город­ских имуществ.

Не мудрено, что эта богатая верхушка обладала и политической властью. В ее руках находилось городское самоуправление, фи­нансы, суд, военная сила. Это давало ей возможность всю тяжесть налогового бремени и других повинностей перекладывать на ре­месленников.

Итак, рост производительных сил, рост общественного разделе­ния труда привели к тому, что феодальный мир раскололся на земледельческую крепостную деревню и ремесленно-торговый город.

С образованием городов в феодальном обществе возникла но­вая экономическая сила, сила товарного производства. К городам перешла ведущая роль в развитии производительных сил феодаль­ного способа производства. Сравнительно быстрое развитие горо­дов, рост ремесла и торговли составляли контраст неподвижности, рутине, господствовавшим в феодальной деревне.

Сравнительно быстро возрастало городское население за счет сельского. Так, в Англии численность городского населения с 75 000 в 1086 г. выросла до 168 720 в 1377 г., а процент город­ского населения ко всему населению Англии за тот же период возрос с 5 до 12. Тем не менее даже к концу средних веков город­ские жители составляли сравнительно небольшой процент среди всего населения.

4. Противоположность между городом и деревней в условиях феодализма

Особенность взаимоотношений между городом и деревней в усло­виях феодализма заключается в том, что политически деревня господствует над городом, а экономически город эксплуатирует деревню в лице массы крепостного крестьянства. «Если в средние века, — говорит Маркс, — деревня эксплуатирует город полити­чески повсюду, где феодализм не был сломлен исключительным развитием городов, как в Италии, то город повсюду и без исклю­чений эксплуатирует деревню экономически своими монополь­ными ценами, своей системой налогов, своим цеховым строем, своим прямым купеческим обманом и своим ростовщичеством»[24].

В чем заключается политическое господство деревни над горо­дом в условиях феодализма?

Прежде всего города возникают на земле феодала и на первых порах являются его собственностью. Феодал взимает с населения города налоги, обязывает его нести всевозможные повинности, творить над ним суд и расправу. Более того, феодал имеет право принадлежавший ему город передавать по наследству, продавать и закладывать.

Так, например, город Арль в XII в. разбивался на четыре части, разделенные оградой и принадлежащие четырем владель­цам: одна часть принадлежала местному архиепископу, другая часть принадлежала тому же архиепископу, совместно с графом Прованским. Городской рынок принадлежал виконту Марсель­скому, часть города принадлежала городским судьям. Можно себе представить, какие сложные взаимоотношения были в этом го­роде, который по частям принадлежал разным собственникам.

Города возникают и развиваются в ожесточенной борьбе с фео­далами. Власть феодалов мешала развитию ремесла и торговли в городах. Города всячески стремились освободиться от этой тя­желой феодальной зависимости. Они боролись за предоставление им права самоуправления — за право суда, чеканки монет, за освобождение от многочисленных налогов, таможенных пошлин и т. д. В ряде феодальных государств (Франции, Италии) города, приобретавшие независимость от феодалов или известную автоно­мию, назывались тогда коммунами.

«Забавно, — пишет Маркс в письме к Энгельсу, — что слово «communio» нередко вызывало такую же брань, как в наши дни коммунизм. Так, например, поп Гвиберт Ножаиский пишет: «Ком­муна — новое и отвратительное слово»»[25].

По временам между городом и феодалами велись кровопролит­ные войны. Нередко города откупались от феодалов деньгами и таким путем приобретали самостоятельность. По мере роста эко­номической и военной силы городов они все более и более сбра­сывали с себя бремя тяжелой политической зависимости от фео­далов и становились самостоятельными. Одновременно борьба городов с феодалами все более превращалась в борьбу против са­мого феодального способа производства.

Таким образом, противоположность между городом и деревней прежде всего выражалась в антагонизме между феодалами, стре­мившимися удержать свое политическое господство над городом и использовать его для всевозможных поборов, и городами, стре­мившимися добиться независимости от феодалов.

Далее, противоположность между городом и деревней находила свое выражение в экономической эксплуатации городом деревни.

Разрозненному феодальному крестьянству на рынке противо­стояли купцы и ремесленники, организованные в купеческие гиль­дии и ремесленные цехи.

Благодаря объединению в цех ремесленники имели возмож­ность выступать на городском рынке единым фронтом против раз­дробленной и неорганизованной деревни и повышать цены на продукты ремесленного производства.

В то же время цехи в целях укрепления своего монопольного положения всячески боролись против развития ремесла в деревне, не останавливаясь иногда перед насильственным уничтожением деревенских ремесленных мастерских. В еще большей степени, чем цехи, имели возможность взвинчивать цепы на предметы городского производства представители торгового капитала. Тор­говый капитал развивался прежде всего на жесточайшей эксплуа­тации мелкого производителя — феодального крестьянина. Торго­вец покупал у крестьянина продукцию по низким ценам, а про­давал ему продукты ремесла по высоким ценам.

Таким путем торговый капитал присваивал значительную часть труда крестьянина, пользуясь его экономической зависи­мостью, незнанием рынка, невозможностью непосредственно сно­ситься с потребителями его продукции. Но мало этого, торговый капитал снабжал феодалов главным образом предметами роскоши, которые феодалам приходилось оплачивать по очень дорогой цене. Таким путем торговый капитал присваивал значительную долю их ренты, что вело в конечном счете к усилению эксплуатации крепостных крестьян.

Средневековый город эксплуатировал деревню также посред­ством ростовщичества.

«…Характерные формы существования ростовщического ка­питала во времена, предшествовавшие капиталистическому спо­собу производства, — говорит Маркс, — были две. …Эти две формы следующие: во-первых, ростовщичество путем предостав­ления денежных ссуд расточительной знати, преимущественно земельным собственникам; во-вторых, ростовщичество путем пре­доставления денежных ссуд мелким, владеющим условиями своего труда производителям, к числу которых принадлежит ремесленник, но в особенности крестьянин…»[26].

Чем более деревня втягивалась в товарно-денежные отноше­ния, тем в большей степени крестьянин попадал в сети ростов­щика, который высасывал из него все жизненные соки.

Торговый и ростовщический капитал эксплуатировал также и деревенское ремесло.

В сети торгово-ростовщического капитала попадали также средние и мелкие феодалы, рыцари. Однако и в этом случае рас­плачиваться за их долги приходилось тем же крепостным крестья­нам.

Ростовщический процент достигал чудовищных размеров.

Города были центрами феодальной власти и притом не только светской, но и духовной. Как центры сосредоточения аппарата светской и духовной власти города эксплуатировали деревню при помощи бесчисленных налогов, повинностей и всяких других по­боров, уплачиваемых крестьянами в пользу светских и духовных феодалов.

Таковы были формы экономической эксплуатации деревни го­родом в условиях феодального строя.

Тенденция развития заключалась в том, что города по мере роста и усиления своей экономической и военной мощи все более освобождались от феодальной зависимости и подчиняли себе де­ревню.

«Борьба буржуазии против феодального дворянства, — говорит Энгельс, — есть борьба города против деревни, промышленности против землевладения, денежного хозяйства против натурального, и решающим оружием буржуазии в этой борьбе были находив­шиеся в ее распоряжении средства экономической силы, которые непрерывно возрастали вследствие развития промышленности, сначала ремесленной, а затем превратившейся в мануфактуру, и вследствие расширения торговли»[27].

5. Дальнейший рост торговли в феодальном обществе. Крестовые походы и их влияние на развитие экономики феодализма

Отделение города от деревни, являясь выражением роста произ­водительных сил, ведет к значительному развитию как внутрен­ней, так и внешней торговли в феодальном обществе.

Внутренняя торговля велась между городскими ремесленниками, с одной стороны, крестьянами и феодалами — с другой. Центрами этой торговли были города. Ремесленники выносили туда свои промышленные изделия, а феодалы и крепостные кре­стьяне — продукты сельского хозяйства. Этот внутренний местный рынок охватывал меновыми связями поместья и деревни, лежав­шие примерно на таком расстоянии, что если утром выехать из них в город, то к вечеру можно вернуться обратно.

Дальнейший рост производительных сил и общественного раз­деления труда вызвал также и оживление внешней торговли. Это оживление торговли начинается прежде всего на старых путях обмена, которые были проложены еще в эпоху господства рабовла­дельческого строя. Италия лежала на большом торговом пути с Востока на Запад. Поэтому такие города, как Венеция и Генуя, стали крупнейшими центрами торговли.

До XI в. активная роль в области внешней торговли принадле­жала главным образом арабам и византийским купцам, которые привозили в Западную Европу восточные пряности, предметы рос­коши, а увозили оттуда сырье, хлеб, рабов.

В XI в. положение в области внешней торговли сильно изме­нилось. Активная роль во внешней торговле все более и более начала переходить к европейским купцам. В связи с этим сильно возрос интерес к восточным странам. Начались путешествия на Восток.

Эти путешествия на Восток, имеющие в своей основе экономи­ческие и торговые интересы, в то же время прикрываются рели­гиозными мотивами — паломничеством к «гробу господню», кото­рый, согласно преданию, будто бы находился в Палестине.

Таким образом, рост производительных сил, развитие ремесла и сельского хозяйства вызывали необходимость оживления торго­вых сношений Западной Европы с Востоком. Между тем возникло очень серьезное препятствие на пути развития этих отношений.

Турки захватили Багдадский халифат и значительную часть византийских владений. Этот захват затормозил торговлю между Востоком и Западом и в высшей степени затруднил паломниче­ство в Иерусалим, что и послужило внешним поводом к возникно­вению идеи крестовых походов.

В крестовых походах был прежде всего заинтересован запад­ноевропейский торговый капитал, и в особенности города Венеция и Генуя, через которые велась торговля с Востоком.

Кроме того, крупные феодалы и многочисленное рыцарство связывали с крестовыми походами свою надежду на захват новых земель. Большую роль сыграл так называемый майорат, т. е. та­кой порядок наследования, при котором имущество переходит после смерти феодала к старшему сыну, а остальные дети ли­шаются права наследования. Благодаря этому создается слой ры­царей, лишенных земли, воинственно настроенных, жаждущих захвата земель, падких на всякие авантюры.

Католическая церковь придала всему этому движению рели­гиозную оболочку, провозгласив его целью борьбу с неверными за освобождение «гроба господня».

Как идейный руководитель, властитель душ феодального мира, католическая церковь стремилась расширить свою духовную власть, подчинив своему влиянию магометанский мир. Как круп­ный землевладелец она надеялась при помощи крестовых походов расширить свои земельные владения, и как крупный торговец она была заинтересована в развитии торговли с Востоком.

Рост внутреннего и внешнего рынка и в другом отношении способствовал популярности идеи крестовых походов. Развитие товарных отношений, растущие возможности реализации на рынке прибавочного продукта привели к усилению эксплуатации крестьянства феодалами. Если к этому еще прибавить постоянные голодовки и эпидемии, которые являлись результатом низкой техники и бесчеловечной эксплуатации крестьянства, то станет понятным стремление крестьян принять участие в крестовых по­ходах, чтобы вырваться из невыносимых тисков феодальной экс­плуатации.

Все эти причины, в конечном счете своими корнями уходившие в экономику феодального общества той эпохи, и привели к кре­стовым походам.

Крестовые походы начались в 1096 г. и окончились в 1270 г. Всех крестовых походов было восемь. В 1099 г. крестоносцы за­хватили Иерусалим и значительную территорию, принадлежав­шую туркам. На захваченной территории они основали целый ряд городов и княжеств. Началась довольно оживленная торговля между Западной Европой и Востоком, от которой прежде всего выиграли Генуя и Венеция, выделившие большие средства на крестовые походы.

Однако вскоре счастье изменило крестоносцам. Они начали терпеть поражения. Последний, восьмой поход, происходивший в 1270 г., окончился разгромом и гибелью крестоносцев.

Крестовые походы оказали огромное влияние на дальнейшее экономическое развитие Западной Европы. Во-первых, кресто­носцы познакомились с достижениями восточной техники, многое позаимствовали у восточных народов и тем самым содействовали более быстрому развитию производительных сил.

Во-вторых, ознакомление с восточной культурой содействовало расширению запросов и потребностей господствующих классов феодального общества. А этот рост потребностей в свою очередь дал толчок к развитию соответствующих отраслей производства и торговли.

В-третьих, крестовые походы вызвали оживление торговли со странами Востока, откуда привозились пряности, красильные ве­щества, всевозможные благовония, лекарственные средства и т. д. Центрами этой торговли на Средиземном море были Венеция, Генуя, Флоренция и другие города. Другими центрами внешней торговли были города Гамбург, Любек, Бремен, Кельн, Магде­бург, Франкфурт и др. В этих городах сосредоточилась торговля на Балтийском и Северном морях. Они образовали так называе­мый Ганзейский союз.

Ганзейско-венецианские компании в конце XIV в. и в начале XV в. на торговле пряностями наживали следующие проценты прибыли к покупной цене: перец — 70—100, имбирь — 25—237, корица — 87—287, гвоздика — 100, мускатный орех — 87—237 и т. д. Ограбление чужих стран и огромная торговая прибыль вели и к расширению внутреннего рынка. В особенности оживи­лась торговля текстильными и металлическими товарами.

Значительного развития достиг ростовщический капитал, а также кредит. Сначала кредитными и ростовщическими опера­циями занимались торговцы, впоследствии из их среды выдели­лись банкиры.

Рост товарно-денежных отношений вызвал глубокие изменения в феодальной деревне. Начался перевод натуральных повинностей в денежные. Усилилась эксплуатация крестьянства помещиками. Гораздо быстрее начал развиваться и процесс дифференциации крестьянства, процесс зарождения в недрах феодализма капита­листических отношений.

6. Политический строй феодализма. Роль церкви

Феодальный строй имел иерархическую структуру, в основе ко­торой лежала иерархия земельной собственности. Те, кто владел наибольшим количеством земли, стояли наверху иерархической лестницы. Вершину ее занимал король — самый крупный земель­ный собственник-феодал.

Более крупные феодалы — сеньоры ставили в зависимость от себя менее крупных феодалов, которые назывались вассалами. Фундаментом всей этой иерархической лестницы была эксплуата­ция крепостных крестьян.

Политический строй феодализма характеризовался крайней раздробленностью. Вся Европа была разделена на множество мел­ких и крупных поместий — государств. Во главе каждого по­местья стоял крупный феодал — в то же время и государь. В пре­делах своих владений он обладал всей полнотой власти, содержал собственное войско и чеканил монету.

Мелкие феодалы, как мы уже указывали, находились обыкно­венно под покровительством и защитой более сильных феодалов — сюзеренов. За эту защиту они обязаны были платить дань и по­могать в войне своим покровителям. Но и сюзерены, имеющие вассалов, в свою очередь могли быть вассалами еще более круп­ных феодалов. Самым крупным сюзереном был король.

Феодалы имели право самостоятельно заключать между собой договоры, вести войны и т. д.

Эта политическая раздробленность феодального мира опреде­лялась экономикой феодализма, слабым развитием общественного разделения труда, а следовательно, товарного производства и обмена. При господстве натурального хозяйства экономические связи между отдельными феодальными поместьями были очень ограничены. Каждое феодальное поместье в своей основе представ­ляло замкнутое натуральное хозяйство, существующее главным образом продуктами собственного производства.

В условиях экономической и политической раздробленности феодального общества большую роль играла католическая цер­ковь. Она по существу была политической организацией, объеди­нявшей раздробленный феодальный мир. Сама католическая цер­ковь была построена по тому же иерархическому типу, какой ле­жал в основе феодального общества. Во главе ее стоял папа, обладавший неограниченной единоличной властью. Такая орга­низация католической церкви была наиболее приспособлена как для борьбы с феодалами и подчинения их духовной власти, так и для порабощения крепостного крестьянства.

В руках церкви было сосредоточено не менее трети всей земли. Все это делало ее самым могущественным из феодалов. Влияние церкви базировалось, таким образом, не только на рели­гиозном дурмане, но и на ее огромной экономической силе.

Огромные церковные поместья давали большое количество продуктов, которое духовенство не могло потребить. В условиях господства натурального хозяйства избыток продукции не мог быть полностью обращен в деньги. На этой почве возникла благо­творительная деятельность церкви, которая помогала ей укреп­лять свою идеологическую власть над трудящимися массами. В свою очередь идеологическая власть использовалась для даль­нейшего преумножения экономической силы и богатства церкви. Церковь установила в свою пользу своеобразный налог на земле­владение в форме церковной десятины и организовала множество всевозможных поборов на благочестивые цели.

Дальнейший рост производительных сил, отделение города от деревни и развитие торговых отношений ведут к усилению эконо­мических связей между отдельными областями и государствами. Возникает необходимость в уничтожении политической раздроб­ленности феодального мира. Начинается образование крупных национальных государств в форме абсолютных монархий.

Централизация государственной власти осуществлялась коро­левской властью в борьбе с феодалами, которые не хотели посту­питься своей самостоятельностью. В этой борьбе королевская власть опиралась на растущую городскую буржуазию. Это был период, когда, по словам Энгельса, «…королевская власть в своей борьбе с дворянством пользовалась буржуазией, чтобы сдерживать одно сословие с помощью другого…»[28].

7. Разложение и гибель феодализма. Простое товарное хозяйство как база развития капиталистических отношений

Феодализм двинул вперед развитие производительных сил. Это нашло свое выражение в усилении общественного разделения труда внутри феодальной деревни, в повышении техники сель­ского хозяйства, в возникновении новых отраслей как в области полеводства, так и садово-огородных культур. Еще больший про­гресс был достигнут в области ремесленного производства.

Особенно сильно прогресс в области производительных сил проявился во второй половине средних веков. Значительную роль, как мы уже указывали, в этом отношении сыграли крестовые походы. Крестовые походы дали возможность европейцам ознакомиться с целым рядом технических усовершенствований в области садоводства, огородничества, инженерного искусства, в области технической химии.

В конце средних веков прогресс производительности труда идет ускоренным темпом и проявляется во множестве изобрете­ний и открытий, имеющих важное практическое значение: соз­даются новые отрасли промышленности, оказывающие огромное влияние на дальнейшую экономическую жизнь, появляются до­менные печи и возникает чугунолитейное дело; совершенствуется техника мореплавания, в особенности благодаря изобретению ком­паса; изобретаются бумага, порох, часы.

Рост производительных сил сопровождался расширением рынка.

Расширяющийся рынок предъявлял все возрастающий спрос на продукты ремесленного производства, а мелкое ремесленное производство все менее и менее было в состоянии его удовлетво­рить. Назрела необходимость в переходе от мелкого ремесленного производства к крупному капиталистическому производству, к ма­нуфактурному, а затем и к машинному.

Производственные отношения феодального общества с их кре­постным трудом, цеховой замкнутостью и ограниченностью стали тормозом для дальнейшего роста производительных сил.

Феодализм вступил в стадию своего разложения и развития капиталистических отношений. Эта стадия охватила период с XVI по XVIII в.

Базой для развития капиталистических отношений, капитали­стического уклада в недрах феодализма послужило простое товарное хозяйство в форме цехового ремесла в городе и все более и более втягиваемого в обмен крестьянского хозяйства в деревне.

Простое товарное хозяйство производит продукты с целью продажи на рынке. Этим оно коренным образом отличается от натурального хозяйства.

Крестьянин, живший в условиях натурального хозяйства, пи­тался продуктами собственного производства, вечерами жег лу­чину, носил одежду из холста, вытканного из собственного льна и конопли, зимой одевал полушубок и тулуп, сшитый из овчин от своих овец, и т. д. Ремесло было связано с земледелием. Обще­ственное разделение труда не было развито.

Иное в условиях товарного хозяйства. Основой товарного хо­зяйства является общественное разделение труда. В силу этого всякий товаропроизводитель производит только один какой-нибудь товар и, продавая этот товар на рынке, покупает необхо­димые для него товары, производимые другими товаропроиз­водителями.

Крестьянин, втянутый в обмен, уж значительную и все воз­растающую часть товаров вынужден покупать на рынке: одежду шить из ситца, сделанного на фабрике, освещать по вечерам избу керосиновой лампой, купленной в магазине, носить обувь, изго­товленную на кожевенной фабрике, и т. д.

Все же крестьянское хозяйство даже в период развитых товар­ных отношений в очень большой степени сохраняет натуральный характер.

Наиболее типичным представителем простого товарного хо­зяйства является ремесленник, производящий продукты на про­дажу и потребляющий лишь ничтожную часть продукции собст­венного производства.

Второй основной чертой товарного хозяйства является частная собственность товаропроизводителя на средства производства, основанная на личном труде. Это вытекает из характера ремеслен­ных орудий труда.

Простое товарное хозяйство базируется на ручной примитив­ной технике. Самопрялка, ручной ткацкий станок, молот, соха и т. д. — таковы орудия труда, характерные для этого хозяйства. Эти орудия труда рассчитаны на единоличное употребление, что ведет к тому, что в простом товарном хозяйстве преобладают мел­кие ремесленные мастерские или мелкие земледельческие хозяй­ства, разбросанные на жалких клочках земли.

Будучи собственником средств производства и лично работая в своем маленьком хозяйстве, мелкий товаропроизводитель есте­ственно является собственником продуктов своего труда. При­своение мелким товаропроизводителем произведенных продуктов основано таким образом: 1) на его личном труде н 2) на част­ной собственности на средства производства.

Простое товарное хозяйство таит в себе глубокое внутреннее противоречие. С одной стороны, в его основе лежит общественное разделение труда. Благодаря общественному разделению труда мелкие товаропроизводители оказываются связанными друг с дру­гом и работают друг на друга. Следовательно, труд их носит об­щественный характер, хотя последний в процессе производства непосредственно не проявляется, остается скрытым.

С другой стороны, основой простого товарного хозяйства яв­ляется частная собственность товаропроизводителя на средства производства. Благодаря частной собственности на средства про­изводства мелкие товаропроизводители оказываются раздроблен­ными, работающими изолированно друг от друга, вне какого-либо общего плана, каждый исключительно на свой страх и риск. Бла­годаря этому труд товаропроизводителя является непосредственно частным трудом. Следовательно, труд товаропроизводителя в одно и то же время является общественным и частным.

Это противоречие между общественным и частным трудом и является основным противоречием простого товарного хозяйства. Оно порождает анархию товарного производства и ожесточенную конкуренцию между товаропроизводителями.

А это ведет в свою очередь к разложению простого товарного хозяйства и к развитию капиталистических отношений. «Нет, — писал Ленин, — ни одного экономического явления в крестьян­стве… которое не выражало бы борьбы и розни интересов, не означало плюс для одних и минус для других»[29]. В силу этого простое товарное хозяйство, по словам Ленина, «…рождает капитализм и буржуазию постоянно, ежедневно, еже­часно, стихийно и в массовом масштабе»[30].

Какие же внутренние закономерности лежат в основе развития капиталистических отношений на базе товарного производства?

Чтобы ответить на это, мы должны рассмотреть отношения, скрывающиеся за обменом товаров.

Продукт, производимый с целью продажи, является товаром. Всякий товар имеет прежде всего потребительную стоимость.

Потребительная стоимость товара состоит в его способности удовлетворять какую-либо человеческую потребность. Продукт, не обладающий потребительной стоимостью, не мо­жет стать товаром, так как его никто не купит.

В обмене один товар приравнивается к другому товару. До­пустим, 1 топор приравнивается 50 кг хлеба.

Возникает вопрос: что же лежит в основе равенства двух товаров?

В основе этого равенства не может лежать потребительная стоимость товара, так как условием обмена является различие потребительных стоимостей двух обмениваемых товаров. Никто не станет обменивать топор на топор и хлеб на хлеб.

Очевидно, что в основе равенства двух товаров лежит их стоимость.

Обмениваются товары, имеющие одинаковую стоимость. Обме­нивая 1 топор на 50 кг хлеба, мы этим самым говорим, что один топор стоит столько же, сколько 50 кг хлеба. Следовательно, то­вар помимо потребительной стоимости должен обладать стоимостью.

Чем же определяется стоимость товара?

Стоимость товара определяется трудом, затраченным на его производство.

В самом деле, мелкие товаропроизводители — ремесленники н крестьяне — обмениваются продуктами своего труда. «Что за­трачивали они при изготовлении этих предметов? Труд — и только труд: на возмещение орудий труда, на производство сырья, на его обработку они затрачивали только свою собственную рабо­чую силу; могли ли они поэтому обменивать эти свои продукты на продукты других производителей иначе, чем пропорционально затраченному труду? Рабочее время, затраченное на эти продукты, было не только единственным подходящим мерилом у них для количественного определения подлежащих обмену величин, по всякое другое мерило было совершенно немыслимо»[31].

Если таким образом обмен производился по количеству за­траченного труда, то как определялось самое количество труда?

«Очевидно, лишь путем длительного процесса приближения зигзагами, часто в потемках, ощупью, причем, как и всегда, лишь горький опыт учил людей. Необходимость для каждого в общем и целом возместить свои издержки содействовала в каж­дом отдельном случае нахождению правильного пути, ограничен­ное же число видов предметов, поступавших в обмен наряду с неизменяющимся — нередко на протяжении многих столетий — ха­рактером их производства, облегчали эту задачу»[32].

Следовательно, только в процессе обмена стихийно склады­ваются такие меновые отношения между товарами, которые в об­щем соответствуют их стоимости, определяемой количеством за­траченного на них труда.

Количество затраченного труда измеряется временем. Чем больше рабочего времени затрачено на производство товара, тем выше его стоимость, и наоборот.

Но дело в том, что в отношении количества времени, затрачи­ваемого на производство товара, между отдельными товаропроиз­водителями имеются большие различия. Одни работают при по­мощи хороших орудий, другие — при помощи плохих, одни рабо­тают на хорошем сырье, другие — на плохом, одни более интенсивно, другие — менее интенсивно, одни являются более ис­кусными в своем ремесле, другие — менее искусными.

Следовательно, индивидуальные количества рабочего времени, затрачиваемые отдельными товаропроизводителями на производ­ство товара, чрезвычайно разнообразны. Каким же временем бу­дет определяться стоимость товара?

Стоимость товара будет определяться не индивидуальным вре­менем, затрачиваемым на производство товара отдельным товаро­производителем, а общественно необходимым временем, затрачи­ваемым большинством товаропроизводителей. «Общественно необ­ходимое рабочее время, — говорит Маркс, — есть то рабочее время, которое требуется для изготовления какой-либо потребительной стоимости при наличных общественно нормальных условиях про­изводства и при среднем в данном обществе уровне умелости и интенсивности труда»[33].

Товаропроизводители, которые работают в условиях лучших по сравнению со средними, при помощи лучших орудий, с большей умелостью и интенсивностью, затрачивают меньше индивидуаль­ного рабочего времени на производство данного товара, а на рынке они продают этот товар по цене, определяемой не индиви­дуальным, а общественно необходимым временем. Следовательно, они находятся в более выгодных условиях, чем другие товаро­производители.

Наоборот, те товаропроизводители, которые работают в усло­виях ниже средних, с худшими средствами производства, с мень­шей умелостью и интенсивностью, находятся в менее выгодных условиях по сравнению с другими.

Таким образом, в основе дифференциации мелких товаропроиз­водителей и развития капиталистических отношений лежит про­тиворечие между частным и общественным трудом, между инди­видуальным и общественно необходимым временем. В силу этого противоречия конкуренция, разыгрывающаяся между товаропро­изводителями, ведет к обогащению одних и разорению других, к развитию капиталистических отношений.

8. Разложение цехового ремесла

Возникновение цеховых организаций в городе явилось результа­том развития товарного производства. Но в то же время цехи могли держаться и ограничивать конкуренцию лишь до тех пор, пока товарное производство было еще недостаточно развито, пока ремесло работало на местный узкий рынок, когда ремесленник был в то же время и продавцом своего товара.

Рост товарных отношений в корне изменил положение. Если раньше ремесленник работал на заказ или на местный рынок и непосредственно имел дело с потребителем, то теперь он вынуж­ден был перейти к работе на более широкий, неизвестный ему рынок.

Это вызвало необходимость в посреднике — скупщике-торговце. Скупщик вырастает из среды самих ремесленников. На первых порах он совмещает торговые операции с занятием ремеслом, а затем целиком посвящает себя торговле.

Этот процесс выделения и роста торгового капитала интен­сивно протекал в цеховом ремесле в конце средних веков.

С другой стороны, расширяющийся рынок предъявлял все большие требования на продукцию ремесла.

Рост производительных сил становился в непримиримое про­тиворечие с цеховым строем, с его замкнутостью, рутиной, враж­дебностью ко всяким техническим нововведениям, и требовал его устранения.

Достаточно сослаться на то, что цехи не допускали примене­ния самопрялки, запрещали пользоваться валяльной мельницей в суконном производстве и т. д.

Цеховой дух, стремление скрывать технические изобретения от своих конкурентов также не могли не тормозить дальнейшего роста производительных сил.

Ленин в работе «Развитие капитализма в России» приводит яркий пример засекречивания производства ремесленниками-кустарями.

«Основатели нового промысла или лица, введшие в старый промысел какие-либо усовершенствования, — говорит Ленин, — всеми силами скрывают выгодные занятия от односельчан, упо­требляют для этого разные хитрости (напр., для отвода глаз сохраняют старые устройства в заведении), не пускают никого в свои мастерские, работают на подволоке, не сообщают о произ­водстве даже родным детям… Об известном своим металлоиздельным промыслом селе Безводном Нижегородской губернии мы читаем: «Замечательно то, что жители Безводного до сих пор … тщательно скрывают свое мастерство от соседних кре­стьян… они не выдают своих дочерей за женихов соседних де­ревень и, насколько возможно, не берут оттуда девушек в за­мужество»[34]

Мелочная регламентация, существовавшая в цеховом ремес­ленном производстве, запрещение иметь подмастерьев и учеников сверх определенного числа — все это противоречило потребно­стям экономического развития, потребностям растущего капита­листического уклада. Поэтому, несмотря на все рогатки, которые цеховой строй ставил развитию конкуренции, она проникла в пределы цехового производства. Среди цеховых мастеров на­чалась дифференциация. Стали выделяться более зажиточные мастера, которые расширяли производство, не считаясь с цехо­выми правилами.

Чтобы избежать цеховых рогаток и ограничений, отдельные более зажиточные мастера и торговцы переносили организацию производства в деревню, раздавали там заказы на дом.

Это подрывало монопольное положение цехов.

Торговый капитал проникал в цеховые организации. Более зажиточные мастера становились скупщиками и ростовщиками. Жажда накопления побуждала таких мастеров обходить и на­рушать те правила уставов, которые препятствовали им расши­рять собственное производство и окончательно подчинять себе хозяйства более бедных мастеров. Так, при производстве на вы­воз для мастеров, которые имели непосредственную связь с рын­ком, являлись стеснительными те постановления цехов, которые устанавливали цену продуктов и мешали дешево скупать их. Часто не выполнялись на практике и те статьи уставов, которые ограничивали число наемных работников у отдельного мастера и, следовательно, не допускали расширения предприятий.

Начался процесс дифференциации среди ремесленников, про­цесс разложения цехового ремесла.

Наряду с этим обостряются противоречия между мастерами, с одной стороны, подмастерьями и учениками — с другой.

Мастера, все более и более попадавшие в зависимость от торгового капитала, чтобы сколько-нибудь поддержать свое ко­леблющееся положение, усиливали эксплуатацию подмастерьев и учеников, требовали от них более продолжительной и более интенсивной работы, меньше платили им, хуже содержали.

Цеховые организации все в большей степени превращались, в организации борьбы мастеров против подмастерьев. Принима­лись самые энергичные меры, чтобы затруднить подмастерьям переход в ряды мастеров, потому что возрастание числа масте­ров усиливало конкуренцию. Были установлены более длитель­ные сроки ученичества и службы по найму в подмастерьях. При сдаче подмастерьем экзамена на мастера предъявлялись особо строгие требования. Требовали представления «образцо­вых произведений», в которых подмастерье должен был обнару­жить свое искусство, например, сделать подковку без всякого обмера, на глазок, для скачущей мимо лошади и т. п. Были установлены высокие залоги при вступлении в цех.

Так, во Франции лица, претендующие на приобретение зва­ния цехового мастера, должны были платить в первой половине XIV в. 20 солидов, во второй половине XIV в. — 40—50 солидов, в XV в. — 200 солидов.

Кроме того, подмастерье, желающий стать мастером, должен был делать подарки старшинам цеха. По уставу любекских золо­тых дел мастеров, относящемуся к 1492 г.: «желающий принять положение самостоятельного мастера в цехе должен (помимо выполнения многих других требований) сделать следующие предметы: золотое колечко ажурной работы, английское за­пястье, даримое при обручении, гравированное и черненное, и кольцо для рукоятки кинжала. Эти драгоценности он должен представить старшинам и старейшим членам цеха».

Изменения в цеховом устройстве происходили со значитель­ной быстротой начиная с XIV в.

Новые правила цехов проводились в жизнь с крайним при­страстием. Для сыновей мастеров делались всевозможные ис­ключения, благодаря которым все испытания и трудности обра­щались нередко в пустую формальность, тогда как для людей иного происхождения вступление в цех становилось почти не­возможным делом. Цеховые привилегии приобретали узко со­словный характер, связывались уже не столько с искусством и знанием, сколько с происхождением.

Все эти нововведения вызывали энергичный отпор подмас­терьев, которые начали создавать свои собственные организа­ции, — вначале просто религиозные корпорации или союзы ма­териальной взаимопомощи, которые затем превращались в ассо­циации для борьбы за общие интересы против мастеров.

Подмастерьям нередко удавалось принуждать мастеров к раз­личным уступкам. Мастера всячески старались уничтожить союзы подмастерьев и нередко добивались законов, запрещаю­щих эти союзы. Но этим достигалось только то, что союзы под­мастерьев превращались в тайные, но не переставали существо­вать. Главным орудием в борьбе подмастерьев против мастеров являлись стачки и бойкот предпринимателей.

Так под влиянием роста товарно-капиталистических отноше­ний совершался процесс разложения цехового ремесла.

9. Разложение феодальной деревни. Восстания крепостных крестьян. Гибель феодализма

Тот же процесс разложения феодальных и развития капитали­стических отношений совершался и в деревне.

Когда хозяйство феодала из натурального стало превращаться в меновое, характер его отношений с крепостным крестьянином начал быстро изменяться. Прежде, при натуральном хозяйстве, размеры барщины и оброка находили свою границу в размерах потребностей феодала; теперь эта граница исчезла. Если в усло­виях натурального хозяйства накоплять слишком большие за­пасы хлеба не имело смысла, то при денежном хозяйстве их стоимость могла быть сохранена в виде денег. Следствием этого явился переход от барщины и оброка к денежной ренте. Нуж­даясь в деньгах, феодал требовал от своих крестьян уплаты об­рока в денежной форме. Многочисленные натуральные повин­ности переводились в денежные. Теперь крепостной крестьянин должен был не только создавать своим трудом прибавочный про­дукт, но и продавать его на рынке, чтобы затем уплатить де­нежную ренту феодалу.

Крепостная деревня тем самым все более и более втягива­лась в обмен. Начался быстрый процесс расслоения внутри кре­постного крестьянства. С одной стороны, рос кулак, который постепенно откупался от крепостной зависимости и наряду с феодалом становился эксплуататором крестьянства.

Среди крепостных крестьян графа Шереметева (дер. Ива­ново, Владимирской губ.):

а) были купцы, фабриканты, обладатели огромных капита­лов, дочери которых при выходе замуж не за графских крестьян платили выкуп по 10 тыс. руб. и более;

б) до реформы 1861 г. выкупилось 50 ивановских крестьян. Средняя цена выкупа составляла 20 тыс. руб.

С другой стороны, усиливалась эксплуатация крестьянства феодалами и быстрым темпом шло разорение основной массы крестьянства.

Под влиянием роста рыночных отношений феодал всячески старался увеличить размеры денежной ренты, взимаемой с кре­стьянства. Так, денежные платежи с крестьян во Франции, по данным одного имения в Бретани, выросли с 200 ливров в 1778 г. до 400 ливров в 1786 г. Феодал также старался расширить раз­меры собственного хозяйства и с этой целью обыкновенно присваивал земли, находившиеся у него в общем пользовании с кре­стьянами. Предприятия, которые составляли монополию феодала, как, например, мельницы, пекарни, мосты, становились теперь средством для усиленных поборов и вымогательств.

Вместе с усилением экономического гнета более тяжелыми становились и юридические формы зависимости. «Грабеж крестьян дворянством, — говорит Энгельс, — с каждым годом становился все более изощренным. Из крепостных высасывали последнюю каплю крови, зависимых людей облагали новыми поборами и по­винностями под всякого рода предлогами и названиями. Барщина, чинши, поборы, пошлины при перемене владельца, посмертные поборы, охранные деньги и т. д. произвольно повышались, не­смотря на все старинные договоры»[35].

Под влиянием все того же роста товарного производства и об­мена усиливается эксплуатация крестьян духовенством. Оно не довольствуется церковной десятиной и изыскивает новые источ­ники доходов, устраивает торговлю индульгенциями («отпуще­нием грехов»), организует новые армии нищенствующих монахов. Со своими собственными крепостными духовенство поступает ни­чуть не лучше прочих феодалов.

Невыносимые условия жизни крепостных крестьян вызывали крестьянские возмущения и бунты. Вначале, пока общественное разделение труда было слабо развито, пока меновые связи оста­вались сравнительно узкими и каждая область жила своей обо­собленной жизнью, крестьянские восстания имели местный харак­тер и подавлялись сравнительно легко. Развитие товарных отно­шений создало почву для более широких крестьянских восстаний, охватывающих целые страны. С другой стороны, резкое усиление эксплуатации крепостного крестьянства феодалами придало этим восстаниям особенно глубокий и упорный характер. В Италии в XIII в., в Англии и Франции в конце XIV в., в Богемии в XV в., в Германии в начале XVI в. происходили настоящие крестьянские войны, для подавления которых понадобилось со стороны государ­ственных органов огромное напряжение сил.

Так, в 1358 г. вспыхнуло восстание французских крестьян, известное под названием Жакерии. Это восстание явилось резуль­татом чрезвычайного усиления эксплуатации разоренного войнами и многочисленными поборами крестьянства. Восстание было по­давлено с небывалой жестокостью. Свыше 20 тыс. восставших крепостных крестьян были физически уничтожены. Были разру­шены и снесены целые деревни и конфисковано много земель и имущества.

В Англии в 1381 г. вспыхнуло восстание английских крестьян, возглавлявшееся Уотом Тайлером. Ему предшествовала эпидемия чумы, от которой погибло большое число людей. Вследствие этого помещики испытывали особо острую нужду в рабочей силе и уси­лили эксплуатацию оставшихся в живых крепостных крестьян. Крестьянство ответило на это восстанием. К восставшим прим­кнули подмастерья и ученики. Восставшие утверждали, что дво­рянство — это временное явление и оно должно исчезнуть. По­этому особой популярностью среди крестьян пользовались про­поведи на тему: «Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто тогда был дворянином?»

Крестьяне требовали освобождения от всякого рода личной зависимости и рабства. Восставшие крестьяне и ремесленники на­правились в Лондон, сжигая по пути помещичьи имения, разрушая замки высшего дворянства. Испугавшийся король дал согласие на удовлетворение требований восставших. Крестьяне, успокоен­ные его обещанием, разошлись по домам. Тогда 40-тысячная ар­мия короля без труда уничтожила остатки вооруженных сил пов­станцев. Тем не менее в результате восстания раскрепощение кре­стьянства усилилось, и в XV в. в Англии крепостное право было отменено.

В Испании после ряда восстаний крепостных крестьян, к ко­торым присоединялись также наиболее эксплуатируемые эле­менты городского населения, крепостничество было сметено в 1486 г.

В 1525 г. разразилось восстание крепостных крестьян в Гер­мании, превратившееся в настоящую войну крестьян против фео­далов.

История дореволюционной России дает нам также яркие при­меры грандиозных крестьянских восстаний, потрясших основы царской империи и заставлявших трепетать господствующие классы. Наиболее известные из них — это восстания Степана Ра­зина и Емельяна Пугачева.

Огромное революционное значение этих восстаний заключа­лось в том, что они расшатали основы феодализма и явились ре­шающей силой, приведшей в конечном счете к отмене крепост­ного права, к гибели феодальной системы эксплуатации.

Разложение феодализма и развитие капиталистических отно­шений сопровождалось, с одной стороны, ростом буржуазии, а с другой — образованием пролетариата из среды разоряющихся мелких производителей — крестьян и ремесленников. Здесь уместно сравнить исторические судьбы феодального способа про­изводства с рабовладельческим. И там и здесь имел место про­цесс разорения мелких производителей. Однако в условиях ра­бовладельческого строя разоряющийся мелкий производитель не мог найти для себя производительного занятия. Рабовладель­ческий строй не смог вступить на путь развития техники, так как рабство по мере своего распространения все более превращало труд в позорное дело, недостойное свободного человека. Поэтому разоряющихся мелких производителей в условиях рабовладель­ческого строя ожидала участь люмпен-пролетариев.

Наоборот, феодализм, базировавшийся на мелком производстве крепостных крестьян и городских ремесленников, по мере своего развития создавал условия для роста производительных сил, подъема техники на основе развития капиталистического уклада, зародившегося в его недрах. В этих условиях разоряю­щиеся ремесленники и крестьяне составляли кадры пролетариев, в которых нуждалась развивающаяся крупная капиталистиче­ская промышленность.

Капиталистический способ производства зародился в виде уклада в недрах феодального общества. Но его рождение стоило жизни матери. Развитие капиталистического уклада в недрах фео­дального общества совершалось с такой быстротой и интенсив­ностью, что скоро обнаружилось полное несоответствие, с одной стороны, между новыми производительными силами и, с дру­гой — экономическим и политическим строем феодализма.

Маркс и Энгельс писали в «Манифесте Коммунистической партии», что условия, «…в которых происходили производство и обмен феодального общества, феодальная организация земле­делия и промышленности, одним словом, феодальные отношения собственности, уже перестали соответствовать развившимся про­изводительным силам. Они тормозили производство, вместо того чтобы его развивать. Они превратились в его оковы. Их необхо­димо было разбить, и они были разбиты.

Место их заняла свободная конкуренция, с соответствующим ей общественным и политическим строем…»[36]

Этот переворот был осуществлен буржуазией посредством ре­волюции, в которой на долю крестьян выпала роль рядовых бой­цов против феодализма. Плодами революционной борьбы кресть­янства воспользовалась буржуазия. Рабочий класс был еще слаб и неорганизован. Он не мог еще повести за собой крестьянство. В результате одна система эксплуатации сменилась другой. Фео­дальная эксплуатация сменилась капиталистической.

В то время как в Англии и в других европейских странах раз­витие капитализма привело к быстрой ликвидации феодальных отношений, в Германии, Румынии, России они еще существо­вали. По ряду причин и прежде всего в силу экономической от­сталости этих стран они пережили «рецидив» феодальной экс­плуатации в ее наиболее жестокой форме. Открывшийся мировой рынок для продуктов сельского хозяйства толкал помещиков на расширение собственного производства этих продуктов, кото­рое базировалось еще на феодальной эксплуатации, на крепост­ном труде. В этих условиях расширение помещичьего земледе­лия означало расширение применения крепостного труда и усиление эксплуатации крепостных крестьян. Помещики, нуж­давшиеся в рабочей силе, стали переходить на барщину и на­туральный оброк и окончательно закрепощать крестьян, чтобы выжать как можно больше прибавочного продукта для продажи его на рынке. Эксплуатация крепостного крестьянства приняла чудовищные размеры, граничащие с рабством.

Маркс говорит: «…как только народы, у которых производ­ство совершается еще в сравнительно низких формах рабского, барщинного труда и т. д., вовлекаются в мировой рынок, на ко­тором господствует капиталистический способ производства и ко­торый преобладающим интересом делает продажу продуктов этого производства за границу, так к варварским ужасам раб­ства, крепостничества и т. д. присоединяется цивилизованный ужас чрезмерного труда»[37].

Крепостничество не есть какой-то особый способ эксплуата­ции, принципиально отличный от феодализма. Существо эксплуа­тации здесь одно и то же. Крепостничество — это ступень в раз­витии феодализма, связанная с обострением и усилением экс­плуатации крестьян помещиками в отсталых странах, втягивае­мых в мировой рынок.

Так, например, Германии после крестьянского восстания при­шлось пережить, по выражению Энгельса, «второе издание» кре­постничества в его наиболее жестокой форме. Лишь революция 1848 г. уничтожила крепостничество в Германии. Однако пере­житки его остались и после этого.

Они наложили огромный отпечаток на последующее развитие Германии, которое Ленин охарактеризовал как прусский путь развития капитализма. Остатки крепостнических отношений имели место в Германии и в период развитого капитализма. Приход фашистов к власти привел к резкому усилению реак­ционных, феодально-крепостнических тенденций в Германии. Фашисты, пытаясь повернуть вспять колесо истории, усиленно насаждали рабско-крепостнические порядки нa всей временно захваченной ими территории, а огромные массы населения на­сильственно угоняли в Германию и превращали фактически в ра­бов и крепостных.

В России в XVII, XVIII и отчасти XIX вв. крепостничество приняло наиболее грубые формы насилия и личной зависимости. Недаром Ленин называл его «крепостным рабством».

Помещики наподобие рабовладельцев продавали крепостных, меняли на собак, женщин заставляли нередко откармливать грудью щенят, проигрывали крепостных в карты и т. д.

В газетах того времени нередко можно было встретить объяв­ления о продаже наряду с бриллиантами, беговыми дрожками, коровами и собаками дворовых девок, портных, часовщиков и т. д.

Лучшие передовые русские люди — Радищев, декабристы, Герцен и Чернышевский вели непримиримую борьбу с крепост­ничеством.

Русский народ в лице прежде всего многомиллионного крестьянства при помощи революционных восстаний боролся за свое освобождение. Эта революционная борьба и явилась ре­шающим фактором, приведшим к отмене крепостного права в 1861 г. Однако пережитки крепостничества существовали и после отмены крепостного права и были окончательно сметены Великой Октябрьской социалистической революцией, которая одним ударом уничтожила помещичье землевладение со всеми его кабальными феодально-крепостническими методами эксплуа­тации.

10. Экономические воззрения эпохи феодализма

Огромная власть и сила церкви как в области экономики и поли­тики, так и идеологии выражалась в том, что литература того времени, споры, дискуссии, аргументация носили богословский характер. Самым убедительным доводом был довод божествен­ного писания.

Единственное, что средневековье «…заимствовало от погиб­шего древнего мира, было христианство… В результате, как это бывает на всех ранних ступенях развития, монополия на интел­лектуальное образование досталась попам, и само образование приняло тем самым преимущественно богословский характер… А это верховное господство богословия во всех областях умст­венной деятельности было в то же время необходимым следст­вием того положения, которое занимала церковь в качестве наи­более общего синтеза и наиболее общей санкции существующего феодального строя»[38].

Поэтому и экономические взгляды того времени отражались главным образом в религиозно-философских произведениях. Среди этих произведений заслуживают быть отмеченными про­изведения Фомы Аквинского, относящиеся к XIII в. Они для нас представляют интерес постольку, поскольку отражают эконо­мику феодального общества, точно так же как высказывания о труде философов, историков и писателей античного мира от­ражали положение труда в рабовладельческом обществе.

Основой рабовладельческого строя была эксплуатация раб­ского труда. Отсюда взгляд на труд, как на позорное занятие, недостойное свободного человека. Феодальный строй базировался на мелком производстве крепостных крестьян в деревне и цехо­вом мелкотоварном ремесленном производстве в городе, осно­ванных на частной собственности и личном труде производителя. Причем господствующий класс — феодалы, стремясь к извлече­нию максимума прибавочного продукта, вынуждены были в це­лях стимулирования труда крепостного крестьянина переходить к таким формам ренты, которые давали последнему большую эко­номическую самостоятельность, развивали его инициативу, раз­жигали в нем интерес частного собственника. Отсюда иной взгляд на труд в феодальном обществе по сравнению со взглядом рабо­владельцев.

Фома Аквинский считает труд единственным законным источ­ником богатства и дохода. Только труд, по его мнению, сообщает стоимость другим предметам.

Однако взгляды Фомы Аквинского в известной мере отли­чаются от взглядов ранних христиан. Если Августин считал до­стойным уважения всякий труд, то иначе подходит к этому во­просу Фома Аквинский. Он проводит различие между трудом физическим и духовным. Физический труд он рассматривает как труд простой, черный, умственный труд — как труд благородный.

В таком разделении труда Фома Аквинский видит основание для сословного деления общества, составляющего характерную черту феодального строя.

Подобно тому, как пчелы строят восковые ячейки и соби­рают мед, а их королевы освобождены от этого труда, так и в че­ловеческом обществе одни должны заниматься физическим тру­дом, другие — духовным.

Иначе по сравнению с древними христианами относится Фома Аквинский к богатству. Первые христиане осуждали частную собственность и богатство.

По-иному относится к частной собственности и богатству Фома Аквинский. Частную собственность он считает таким же необходимым институтом человеческой жизни, как одежду.

Во взглядах на богатство у Фомы Аквинского преобладает тот же феодально-сословный подход. Каждый человек должен располагать богатством в соответствии с тем положением, кото­рое он занимает на феодальной иерархической лестнице.

Большой интерес представляет учение Фомы Аквинского о «справедливой цене».

«Справедливая цена» должна отражать два фактора: 1) ко­личество труда, затраченного на производство товара, и 2) со­словное положение производителя — она должна обеспечить производителю «приличное его положению существование».

Фома Аквинский и другие средневековые писатели, осуждая доходы от торговли, все же допускали получение торговой при­были, поскольку она вознаграждает труд перевозки и обеспечи­вает торговцу приличное его положению существование.

С еще большим осуждением средневековые христианские писатели относились к ростовщичеству. Такое отношение к тор­говле и ростовщичеству отражает тот факт, что идеологи фео­дализма рассматривали богатство с потребительской точки зрения.

Однако с развитием товарного производства и обмена отно­шение к торговле и ростовщичеству становилось все более и бо­лее терпимым.

Через всю историю феодализма проходит красной нитью ре­волюционная борьба крепостных крестьян против феодальной эксплуатации, а также борьба между городами и феодалами. Эта революционная борьба против феодализма находила отражение и в области идеологии, принимая религиозную форму. Револю­ционные экономические и политические учения выступали в форме богословских ересей.

«Революционная оппозиция феодализму проходит через все средневековье. Она выступает, соответственно условиям вре­мени, то в виде мистики, то в виде открытой ереси, то в виде вооруженного восстания»[39].

Поскольку за борьбой против господства феодалов скрыва­лись различные классовые группировки, постольку она велась под разными лозунгами. Выдвигаемые в этой борьбе программы и отражали интересы этих группировок.

Движение крестьян и плебеев представляло наиболее ради­кальное, наиболее революционное крыло феодальной оппозиции.

Крестьянско-плебейское движение против феодализма также принимало форму церковной ереси. Крестьяне и плебеи, так же как бюргерство и низшее дворянство, требовали возврата к ран­нехристианскому церковному строю. Этим их программы далеко не исчерпывались.

Они хотели того равенства, которое существовало в ранних христианских общинах. Это требование они обосновывали равен­ством всех людей как сынов божьих. Исходя из этого, они тре­бовали отмены крепостного права, налогов и привилегий и урав­нения дворян с крестьянами.

Так, в период восстания Уота Тайлера в 1381 г. в Англии среди крестьян пользовались колоссальным успехом выступле­ния знаменитого проповедника Джона Болла на тему «Когда Адам пахал, Ева пряла, кто тогда был дворянином?» Джон Болл стремился подчеркнуть первоначальное естественное равенство людей, не знавших деления на сословия.

Вождь восставших крестьян в России Пугачев выдвигал идею упразднения господства дворян, ликвидации крепостного права и требовал наделения всех крестьян землей, а также освобожде­ния крестьян от налогов, податей и мздоимцев-судей.

Наряду с уравнением дворян с крестьянами крестьянско-пле­бейское движение выставляло требование уравнения привилеги­рованных горожан с плебеями.

В крестьянско-плебейском движении, в его лозунгах и про­граммах довольно ярко выступала тенденция к ликвидации иму­щественного неравенства, к установлению потребительского ком­мунизма первых христианских общин.

Наиболее радикально настроенная часть крестьянства в Че­хии во время восстания 1419 г. в лице таборитов выступала с требованием возврата к первоначальному христианству: ликви­дации частной собственности, введения общности имущества и равенства всех перед законом. Табориты пытались на практике осуществить свои идеалы. Так, они организовывали по примеру первых христиан общины, которые имели общую кассу, куда вносились излишки от заработков.

Вождь революционного восстания крестьян и плебеев в Гер­мании Томас Мюнцер пропагандировал идею тысячелетнего цар­ства Христа, в котором не будет ни богатых, ни бедных, будет царить всеобщее равенство и блаженная жизнь, а имущество будет принадлежать всему обществу. Здесь мы видим, как дви­жение наиболее угнетенных слоев феодального общества стре­милось выйти за пределы борьбы против феодализма и привиле­гированных горожан, за пределы зарождавшегося в то время в недрах феодализма буржуазного общества.

Однако в условиях феодализма не было реальной почвы для осуществления подобных мечтаний, ибо только назревала эконо­мическая потребность в переходе от феодального общества к ка­питалистическому.

Поэтому «…стремление выйти за пределы не только настоя­щего, но и будущего, — говорит Энгельс, — могло быть лишь фан­тастическим, лишь насилием над действительностью, и первая же попытка осуществить его на практике должна была отбросить движение назад, в те узкие рамки, которые только допускались тогдашними условиями. Нападки на частную собственность, тре­бование общности имущества неизбежно должны были выро­диться в примитивную организацию благотворительности; не­определенное христианское равенство могло, самое большее, вы­литься в буржуазное «равенство перед законом»; упразднение всяких властей превращалось в конце концов в учреждение рес­публиканских правительств, избираемых народом. Предвосхище­ние коммунизма в фантазии становилось в действительности предвосхищением современных буржуазных отношений»[40].

Революционная, прогрессивная роль крестьянских восстаний заключалась в требованиях ликвидации крепостничества, став­шего тормозом общественного развития, в реальных революцион­ных действиях, направленных к его уничтожению. Революция крепостных крестьян, явившись решающим фактором низверже­ния феодализма, расчистила тем самым дорогу для более пере­дового — капиталистического способа производства.

11. Фальсификация фашистами истории феодального строя

Падение рабовладельческого строя фашисты объясняют упадком арийской расы, которая стала скрещиваться с «низшими ра­сами». В результате этой потери чистоты северной расы погибла Римская империя.

Мир был спасен, по утверждению фашистских фальсификато­ров, германцами, которые в неприкосновенности сохраняли чи­стоту арийской крови и которые завоевали Римскую империю.

Фашисты утверждают, что древние германцы свято соблю­дали чистоту своей нордической расы, о чем свидетельствует обычай убийства слабых детей.

Благодаря чистоте расы германцы будто бы и создали истинно нордическую средневековую культуру.

Таким образом, и возникновение средневековой культуры, так же как и античной, фашисты объясняют все тем же неиз­менным всеспасающим фактором — фактором арийской живо­творящей крови.

Непонятно, почему в одних случаях одна и та же неизмен­ная арийская кровь приводит к рабовладельческому строю, а в других случаях — к феодальному. На этот вопрос фашист­ские мракобесы бессильны дать какой-либо вразумительный ответ.

Германские племена, проходившие в ту пору высшую сту­пень варварства, безусловно сыграли известную роль в смене рабовладельческого строя феодальным. Но эта роль не имеет никакого отношения к их арийской крови.

Феодализм возник в результате того, что рабство изжило себя, а исторические условия для наемного труда еще не сло­жились. В этих условиях дальнейший шаг вперед в развитии производительных сил мог быть сделан лишь на базе хозяйства мелкого зависимого производителя, в известной мере заинтере­сованного в своем труде.

Вопреки заверениям фашистов, древние германцы были вар­варами, стоявшими на более низкой ступени культурного раз­вития.

Крушение Римской империи сопровождалось огромным раз­рушением производительных сил. В этом разрушении произво­дительных сил немалая роль принадлежит германцам, завоевав­шим Римскую империю.

Понадобилось много времени, чтобы феодализм доказал свое превосходство над рабством и двинул вперед развитие произво­дительных сил. Но это произошло не благодаря каким-то чудо­действенным свойствам арийской крови, а благодаря большей заинтересованности крепостного крестьянина в своем труде по сравнению с рабом.

Наконец, среди самих германцев — этой, по утверждению фа­шистов, расы господ — в процессе феодализации возникают гос­пода-феодалы и подчиненные крепостные крестьяне. Таким образом, большинство носителей арийской крови становится кре­постными, что по мнению фашистов, является уделом «низ­ших рас».

Следовательно, и сами завоеватели подчиняются тем же эко­номическим законам развития, каким и покоренные ими будто бы «низшие расы». Все это говорит о том, что в расовой теории фа­шистов нет ни грана науки.

Фашисты воспевают сословную организацию феодального общества. Замкнутый характер сословий содействует, по мнению фашистов, сохранению чистоты арийской расы.

Господство арийской расы в Европе фашисты относят к V— VI вв., а в Германии — к X—XI вв. А затем наступает упадок. Этот упадок, по мнению фашистов, опять-таки объясняется по­терей чистоты арийской расы. Храбрые и предприимчивые гер­манцы будто бы гибнут в крестовых походах, уменьшается замк­нутость высших сословий. Рыцарство смешивается с людьми «низших рас». На самом деле потеря чистоты арийской крови так же не имела никакого отношения к гибели феодализма, как и сохранение ее к возникновению феодализма.

Производительные силы феодального общества переросли рамки феодальных производственных отношений. Вследствие этого феодализм вступил в стадию своего разложения, которая была вместе с тем стадией развития капиталистических отно­шений.

Решающая роль в ликвидации крепостничества принадлежит революции крепостных крестьян.

Фашистские фальсификаторы в интересах своей безумной по­литики завоевания мира и порабощения трудящихся фальсифи­цируют историю докапиталистических формаций. Они мечтают вернуть мир к худшим временам рабства и крепостничества. Но рабство и крепостничество, в свое время явившиеся необ­ходимыми ступенями общественного развития, отошли навсегда в прошлое.

Политика, построенная на возврате к давно пройденным сту­пеням исторического развития, находится в вопиющем противо­речии с экономическими законами и потребностями развития общества и обречена на неминуемый провал, о чем весьма ярко и убедительно свидетельствуют блестящие победы Красной Армии.

[1] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 3, стр. 74.
[2] Там же, стр. 22.
[3] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, г. 21, стр. 164.
[4] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 150—151.
[5] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 3, стр. 22.
[6] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 151.
[7] «Социальная история средневековья», т. I. Госиздат, 1927, стр. 180.
[8] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 19, стр. 338.
[9] В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 39, стр. 13.
[10] К. Маркс и Ф. Эпгельс. Сочинения, т. 7, стр. 356.
[11] В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 3, стр. 184—185.
[12] А. Радищев. Путешествие из Петербурга в Москву. 1938, стр. 62.
[13] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 25, ч. II, стр. 357.
[14] «Социальная история средневековья», т. I, стр. 153—159.
[15] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 406.
[16] «Социальная история средневековья», т. II. Госиздат, 1927, стр. 278, 281, 282, 283, 284.
[17] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 279.
[18] П. Лафарг. Сочинения, т. И. Госиздат, 1928, стр. 391.
[19] «Архив Маркса и Энгельса», т. II (VII), стр. 111.
[20] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 3, стр. 23.
[21] Там же, стр. 50—51.
[22] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 25, ч. I, стр. 302.
[23] И. М. Кулишер. История экономического быта Западной Европы, т. 1. Госиздат, 1926, стр. 136.
[24] К. Маркой Ф. Энгельс. Сочинения, т. 25, ч. II, стр. 365.
[25] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 28, стр. 324.
[26] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 25, ч. II, стр. 143.
[27] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 108.
[28] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 168.
[29] В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 3. стр. 164.
[30] В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 41, стр. 6.
[31] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 25, ч. II, стр. 472.
[32] Там же, стр. 473.
[33] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 23, стр. 47.
[34] В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 3, стр. 333—334.
[35] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 7, стр. 350.
[36] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 4, стр. 429.
[37] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 23, стр. 247.
[38] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 7, стр. 360—361.
[40] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 7, стр. 363—364.

Источник:

Избранные произведения в 2-х т., т.1. «Политическая экономия досоциалистических формаций», Издательство «Наука», М., 1972 г., стр. 213-257