ФАШИЗМ. ч.3. Диктатура фашизма и угнетение масс

3. Диктатура фашизма и угнетение масс

Теория и практика корпоративного государ­ства

Для осуществления своей террористиче­ской диктатуры фашизм нуждается в сильном «це­лостном» государстве, с неограниченной цент­ральной властью, способной подавлять рево­люционные массы. Но, уничтожая остатки бур­жуазной демократии, устраняя из политиче­ской системы все те учреждения, вокруг которых могли бы организоваться элементы, недоволь­ные фашистским режимом, фашизм все же нужда­ется в известного рода «теоретическом» обо­сновании ликвидации парламентаризма. Фа­шистское государство идеологи фашизма лице­мерно изображают как надклассовое, органи­зующее сотрудничество всех граждан страны. Такое государство фашисты видят в «корпора­тивном» государстве, организованном по так называемому сословному или корпоративному принципу.

«Существенные особенности фашистского го­сударства, — пишет один из итальянских «теоретиков» фашизма Панунцио, — это:

1) политическая цент­рализация, авторитарность и иерархизм, иначе говоря, властное государство в противополож­ность парламентарному государству,

2) органи­зованное при содействии синдикатов государ­ство, которое выполняет корпоративную функ­цию во взаимоотношениях синдиката и госу­дарства, синдикальное корпоративное госу­дарство, которое противопоставляется атомизированному, индивидуалистическому, либераль­ному государству, государство, базирующее­ся на национальной фашистской партии как на самом главном коренном учреждении, — пар­тийное государство».

Фашизм принципиально отри­цает и по возможности сводит на нет роль как центральных представительных учрежде­ний, так и местного самоуправления. В первые же период после прихода к власти фа­шистов в той или иной стране оформляются права фашистского диктатора как воплотителя исполнительной власти.

Италия. Муссолини в 1922 г. вы­нудил у парламента под угрозой разгона указ о чрезвычайных полномочиях, а в 1925 г. издал закон о правомочиях и прерогативах «главы правительства», ответственного (конечно формально) только перед королем. Фашистское правительство не ответственно перед парламен­том, наоборот, —парламент подчинен главе пра­вительства. Муссолини не устранил совершенно парламента, но лишил его какой бы то ни было фактической и юридической роли в системе госуправления. Законодательные функции пар­ламента были сведены к нулю законом от 31 января 1926 г. о праве исполнительной власти издавать законодательные акты. Пo закону от 17 мая 1928 г. о рефор­ме политического представительства Палата и Сенат были фактически превращены в назначенческие органы. Процедура укомплектования фа­шистского парламента состояла из трех стадий. В первой стадии принимали участие синди­каты, которые называли кандидатов по устано­вленной в законе разверстке общим числом 800 чел.; 200 кандидатов выдвигались други­ми фашистскими организациями. Составленный таким образом список в 1.000 кандидатов по­ступал на рассмотрение Большого совета фа­шизма, который назначал из этого списка 400 депутатов и объявлял об этом в правительственной газете. После этого происходило голо­сование по следующей формуле: «Утверждаете ли вы список депутатов, намеченных Большим советом фашизма?». Голосование происходило путем приписки внизу бюллетеня «да» или «нет».

Большой совет фашизма, являвшийся сове­щательным органом при главе правительства, который в то же время был его председателем, увен­чивал государственную систему итальянского фашизма. Се­кретарем Большого совета фашизма является генеральный секретарь фашистской партии. Фашистская партия была монопольна и полностью слита с государством. Сам устав фашистской партии был утвержден королем по представлению Муссолини. Секретарь национальной фашист­ской партии назначался королевским декре­том. Принцип «тотальности» фашистского госу­дарства выражен также и в ликвидации мест­ного самоуправления, осуществленной в 1928 г. Королевский префект в провинциях и прави­тельственные комиссары — подеста — в селениях и городах сосредоточивали в своих руках всю полноту власти. Советы при них являлись только совещательными органами.

В Германии аппарат фашистской власти был по­строен в общем, примерно так же, как в Италии. Веймарская конституция с ее пресловутым 48-м парагра­фом, устранявшим в ряде случаев рейхстаг от законодательства, подготовила диктатуру фашизма. Все мероприятия Брюнинга, фон Папена и Шлейхера по подавлению рабочего класса и по переложению тяжестей экономического кри­зиса на трудящиеся массы Германии были про­ведены правительственными постановлениями без обсуждения их в рейхстаге. Придя к власти, Гитлер распустил старый рейхстаг, а 24 марта 1933 г. новый рейхстаг принял постановление о том, что все вообще государственные законы могут издаваться правительством империи, т. е. Гитлером и его министрами. Рейхстаг с тех пор превратился лишь в парадную трибуну, с которой Гитлер иногда в зависимости от требований по­литического момента, по преимуществу по со­ображениям международного порядка, про­износит свои декларации. Рейхстаг ничего не обсуждал, а лишь заслушивал  сообщения «фюрера».

После смерти Гинденбурга Гитлер со­средоточил в своих руках не только функ­ции канцлера, но и функции президента. По­степенно были изгнаны из рейхстага все депутаты, не принадлежащие к фракции нацио­нал-социалистов. 4 июля 1934 г. была произве­дена унификация рейхстага на основании за­кона, по которому депутат рейхстага теряет свой мандат, если он покинул ряды национал-со­циалистической партии или был исключен из нее. Преемника его назначает «вождь» национал- социалистической фракции рейхстага. «Вождь» фракции рейхстага не обязан считаться ни с территориальным расположением выборных округов ни с очередностью кандидатов, на­меченных в выборном списке.

Аннулирование остатков буржуазной демократии в Германии сопровож­далось обычной для фашистов демагогией, вы­ражающейся во введении т. н. «народного голосования», инициатива которого принад­лежала исключительно правительству. В осу­ществление принципа тотальности была лик­видирована автономия союзных «земель» Гер­мании. Гитлером были посланы в отдельные «земли» (Пруссию, Баварию, Вюртемберг и др.) наместники — «штатгальтеры», — сосредоточив­шие в своих руках политическую власть и под­чинившие себе местные ландтаги. В начале 1934 г. был уничтожен рейхсрат, состоящий из представителей отдельных германских госу­дарств. Установлен принцип фюрерства в упра­влении общинами. Во главе общины стоял бур­гомистр, назначенный министром внутренних дел и находящийся под политическим руковод­ством местного уполномоченного национал-со­циалистической партии.

Подобно Италии национал-социалистическая партия была объявлена в Германии государственной партией. По закону об обеспечении единства партии и государства от 1 декабря 1933 г. национал-социалистическая партия являлась «носительницей германской государ­ственной мысли» и неразрывно связана с государством. Заместитель Гитлера по руковод­ству партией Гесс по этому закону был членом имперского правительства. Законом 14 июля 1933 г. была запрещена всякая иная партия кроме национал-социалистической. Закон по­становлял, что поддержка какой-либо дру­гой политической партии или попытка создания новой политической партии будет наказывать­ся тюрьмой или каторгой до 3 лет. Создание режима по­лицейской казармы в Германии требовало и пе­ресмотра состава государственного аппарата. Надо было создать бюрократию, на 100% про­веренную в отношении преданности фашистскому режиму. Закон от 7 апреля 1933 г. предписывал чистку всего чиновничьего аппарата от лиц, подозреваемых в симпатии к веймарскому ре­жиму. Этот же закон впервые постановил уда­лить из госаппарата всех «неарийцев».

Польша. Основные черты фашистского государствен­ного строя характерны были и для Поль­ши того времени. 23 марта 1935 г. польский сейм принял новую конститу­цию Польской республики. Президент по этой конституции — фактически самодержавный пра­витель, самодержавие которого лишь формаль­но ограничено весьма условной выборностью. В этой конституции совершенно неожиданно для 20 в. в качестве юридического субъекта выступал… бог. Только перед ним да еще перед историей президент Польши нес ответственность. (!) Пре­зиденту были подчинены все органы государства. О парламентской ответственности правитель­ства, о ратификации парламентом договоров и т. д. не было и речи. Президент Польской республики решал вопрос о войне и мире; он имел право вводить чрезвычайное положение в стране. Очень характерен был порядок «выбора» президента. Кан­дидат в президенты назначался… самим прези­дентом (!), другой кандидат — коллегией из 80 вы­борщиков, причем большая часть коллегии выборщиков назначалась тем же президентом (!). Если коллегия выборщиков была согласна с кан­дидатом, выставленным президентом, то этот кандидат и считается избранным. В противном случае назначались выборы.

Корпоративное государство

Теоретики фашизма видели особенность фашистского государства в его т. н. «корпоративности».

С идеей создания корпоративного государства выступила Италия. «Ори­гинальное творение фашистской революции, — говорил Муссолини, — это корпоративное госу­дарство, т. е. государство, которое координи­рует и приводит в гармонию хозяйственные силы, которые либерализм и социализм предоставляют взаимному уничтожению». Коорди­нация и гармония хозяйственных сил — иначе классовое сотрудничество вместо классовой борьбы. (Вот где смыкаются идеи оппортунизма и фашизма!)

Идеал государства и общественной организации для идеологов фашизма — в средневековом обществе с его цехами и сословиями. В цехе, в сословии общие интересы якобы превалируют над частными, целое в силу этого дает удовле­творение «законным» интересам входящих в его состав индивидов. Средние века поэтому не зна­ли, но мнению фашистских теоретиков, со­циального вопроса. Корпоративный строй и есть, согласно концепции фашизма, осуществление в современных условиях такого государства, прототипом для которого служит средневековое общество.

(Вот откуда наблюдается в фашистских странах так изумляющее сегодня многих скатывание в Средневековье, в феодализм! Законы шариата, паранджа, запрет обучения женщин, снос исторических памятников, средневековые казни, возврат к религиозным нормам жизни и пр. в мусульманских странах, подчиненных фашистам из ИГИЛ; колоссальные полномочия президента, декоративность Госдумы, отмена выборности органов государственной власти на местах, упорное насаждение религии, пропагандистское рыдание по временам самодержавия, выкорчевывание из сознания людей научного знания и пр. — в России.)

Корпорации должны иметь все функ­ции принудительного регулирования взаимоотношений в той сфере, к которой относится их деятельность.

(Потому-то в ТНК и госкорпорациях появились в последнее время частные армии, основная задача которых отнюдь не охрана монополистической частной собственности и защита от конкурентов, а подавление рабочих протестов.)

Практически вся эта струк­тура означает распыление рабочего класса в отдельных корпорациях, принудительное со­единение в этих корпорациях синдиката ра­бочих с синдикатом предпринимателей, устра­нение рабочего класса от какого бы то ни было влияния на государственную жизнь и общую политику.

(Именно это и осуществлено по полной программе в России и бывших республиках СССР — трудящиеся массы отстранения от какого бы то ни было управления страной, вся полнота власти целиков принадлежит ничтожно узкой группе монополистов — финансовым магнатам.)

Средневековье плюс усовершенст­вованная военная техника для подавления возмущения масс — вот что под псевдонимом корпоративного государства несет рабочему классу фашизм.

Под синдикатом или синдикальным союзом итальянский фашизм понимал как объединенных работодателей, так и объединенных рабочих и служащих. Перед теми и другими объединениями фашизм ста­вил кроме экономических задач моральное и патриотическое воспитание своих членов. В уставах синдикатов была предусмотрена в качест­ве условия приема в члены их политическая благонадежность. Существовать могли лишь те синдикаты (например, профсоюзы), уставы которых утверж­дены королевским декретом. Синдикаты на­ходились под контролем местных префектов и специально созданного министерства корпо­раций. Запрещалось под угрозой увольнения, потери чина и службы и других дисциплинар­ных взысканий вступление в профсоюзы офи­церам и солдатам, а также большинству служа­щих государственных и общинных учреждений и учителям, обслуживание которых было возложено на чисто партийные фашистские организации, т. н. ассоциации государственных рабочих и служащих. Фашистское законодательство установило принудительный арбитраж. Забастовки и локауты были официально запрещены. За локаут работодателям закон угрожал штрафом, за за­бастовку же помимо штрафа ее участники, гла­вари и зачинщики подлежали тюремному заклю­чению от 1 до 2 лет. Политическая забастовка каралась еще более сурово: главари и зачин­щики подвергались заключению от 3 до 7 лет с пожизненным лишением права состоять на государственной службе, а их соучастники — от 1 до 3 лет.

В развернутой форме принципы корпоратив­ной организации производства были изложены в итальянской «хартии труда» в 1928 г. Важнейшие поста­новления хартии, которая под прикрытием де­магогии, по сути, юридически оформляла зверскую эксплуатацию масс, сводились к следующему.

Кор­порации признавались законом государствен­ными органами. Они имели право издавать обя­зательные постановления в области регулиро­вания производства. Но хартия подчеркивала значение частной собственности, которая освя­щалась в качестве социальной функции, от­правляемой собственником в интересах госу­дарства и нации.

Корпоративное государство смотрело на частную инициативу в области про­изводства как на наиболее действительное и наиболее полезное для интересов нации орудие. Так как частная организация производства являлась функцией национального значения, то организатор предприятия отвечал перед государством за ход производства. Из сотруд­ничества производителей по логике фашизма якобы вытекает взаим­ность их прав и обязанностей. Всякий техник, служащий или рабочий является активным сотрудником предприятия, управление кото­рым находится в руках работодателя несу­щего за него ответственность. Хартия под­черкивала, что капиталист является полным хозяином и владыкой своего предприятия. Вме­шательство государства в производство мо­жет иметь место лишь тогда, когда частная ини­циатива отсутствует или является недоста­точной или когда этого требуют политиче­ские интересы государства. Муссолини под­черкивал, что «государство может вмешиваться лишь во вторую очередь». Государство также не регулировало заработной платы. Она регули­ровалась исключительно соглашением сторон, что при наличии принудительного арбитража означало фактический произвол предприни­мателя. Хартия указывала, что работники дол­жны строго и неуклонно соблюдать распи­сание часов рабочего дня, об ограничении же рабочего времени не говорилось ни слова. Рабо­тодателю предоставлялось самое широкое пра­во наложения дисциплинарных взысканий в виде штрафа, временного устранения от рабо­ты или окончательного увольнения без компен­сации.

Так сформулировал итальянский фашизм свои программные положения по вопросу о со­трудничестве классов и корпоративном государ­стве, которые фактически обез­вредили профессиональные союзы и многократно усилили буржуазную систему угнетения итальянского пролетариата.

Эта програм­ма явилась образцом для других фашистских партий и правительств. Гитлеров­цы даже не постеснялись при­знать это официально и просто и скопировали итальянскую хартию в своем законе о «национальном труде».

Другая задача, которую фашистские теоретики и аги­таторы называли «интегральной корпорацией», была лишь агитационным бле­фом. Верхушечная организация корпоратив­ной системы была образована только в 1930 г., и лишь в 1934 г. был издан закон о корпораци­ях. Чуть позже под личным председа­тельством Муссолини было создано бюрократическое учреждение — Национальный совет корпораций, который включал не только представителей фа­шистских профсоюзов и предпринимателей, но и представителей от чисто партийных фашист­ских организаций и чиновников всевозможных ведомств. Этому совету было предоставлено право регламентировать коллективные экономические отношения между различными категориями производства. Но всякое вмешательство могло быть произведено только с согласия начальства, ибо закон предоставлял Национальному совету корпораций право заниматься этими вопро­сами только при наличии двух условий: во-первых, если этого попросят сами заинтересо­ванные стороны, т. е. фактически предприни­матели, и, во-вторых, с предварительного со­гласия главы правительства и при согласова­нии с ним решений. При этом даже своим через все сита пропущенным профсоюзным бюрократам фашисты не предоставили ни од­ного места в центральном корпоративном коми­тете. То есть интересы трудового народа игнорировались напрочь, и это даже не скрывалось. Всего в фашистской Италии до Второй мировой воны было образовано немногим более двух десятков корпораций.

Германский фашизм, подобно итальянскому, в проведении корпоративной политики пресле­довал цель, во-первых, полного разгрома проф­союзов и рабочих организаций и, во-вторых, боевой мобилизации всех капиталистических объединений промышленности. Для германско­го фашизма было характерно обильное законодатель­ство, посвященное вопросам регулирования хо­зяйства под углом зрения закрепления мо­щи предпринимательских объединений. В середине 30-х гг. чуть ли не каждый день появлялся какой-нибудь новый общий закон или административ­ное распоряжение о монополизации в той или иной форме промышленных предприятий,  о создании того или другого «на­блюдательного бюро», о «регулировании» цен и т. п.

На словах предпринимательские объеди­нения были упразднены (стремясь к захвату политической власти, фашизм активно использовал антимонопольную демагогию), на деле же никогда и нигде еще классовые организации буржуазии не об­ладали такой принудительной властью, как в фашистской Германии, ибо за каждой такой организацией стоял бронированный кулак фа­шистской диктатуры. Статут какого-либо кар­теля — был не частный договор, не частное со­глашение, а утверждаемый государством закон. Весь государственный аппарат был предоставлен в непосредственное услужение финансовой оли­гархии. Закон 27 февраля 1934 г. «О подготовке орга­нического переустройства немецкого хозяй­ства» формально предоставляло министру хо­зяйства широкие полномочия в регулировании промышленности.

Но в фашистских странах, как, собственно, и во всех капиталистических странах, где господствует госкапитализм, государственное регулирование народ­ного хозяйства имеет своей целью лишь укре­пление мощи организации буржуазии. Далее этого регулирование не идет, и предприни­мателю предоставлена самая широкая свобода в эксплуатации рабочих и вообще в своей производственной деятельности.

Потому вышеупомянутый закон в фашистской Германии устанавливал рамки для деятельности министра хозяйства. Он исходил из призна­ния уже сложившихся классовых экономиче­ских организаций буржуазии, которые и являлись исходным пунктом и опорой для всего «органического переустройства» германского хозяйства. Волею министра хозяйства они могли быть облечены государственно-правовыми функциями. Тогда отдельный союз предпринимате­лей получал право и возможность односто­ронними актами распространять свою волю на всю отрасль хозяйства и на всех ее участни­ков. При этом министр хозяйства Шмит огова­ривал, что это ни в коем случае не означает посягательства на хозяйственную самостоятель­ность отдельного предпринимателя и не исклю­чает конкуренции. Экономическая борьба долж­на остаться, ибо без конкуренции вообще жить нельзя, она должна лишь быть «честной кон­куренцией». Судьей чести в этой конкурент­ной борьбе становился сам министр хозяйства, вер­ный слуга монополистического капитала.

Закон от 15 июля 1934 г. об утверждении при­нудительных картелей предусматривал и не­посредственное «государственное вмешатель­ство» в хозяйственную деятельность пред­принимателей. Это вмешательство не являлось чем-то новым для капиталистического хозяй­ства Германии. И до Первой мировой войны, и после нее до прихода к власти национал-со­циалистов в Германии практиковались оба эти метода как вполне отвечающие интересам крупного про­мышленного и финансового капитала. Разни­ца между прежними и фашистскими метода­ми заключалась в ближайших целях, которые стояли перед государственным вмешательством в хозяйство. В проводимых фашистами мерах все больше выступали наружу задачи подготовки к войне, мобилизации сырья, осуществления автаркистских планов в целях обеспечения сырьевого и продовольственного тыла. При этом законодательные мотивы обильно сдабри­вались социальной демагогией, заявлениями о борьбе с безработицей и т. п. Но даже эта демагогическая фразеология обязательно снабжалась оговорками о том, что частная соб­ственность и частная инициатива остаются и впредь краеугольным камнем общественного строя.

(И поныне в капиталистических странах можно говорить о чем угодно, о каком угодно варианте социализма, кроме того, который затрагивает частную собственность — основу капиталистического способа производства. Мир может хоть перевернуться, но частную собственность трогать нельзя — это для буржуазии святое!)

Для выяснения сущности государст­венного регулирования хозяйства в фашист­ской Германии характерно в частности поста­новление от 16 мая 1934 г. «против увеличения цен». Примечательно, что самое главное для трудящегося населения — цены на продовольствие были изъяты из этого широковещательного закона. Закон ре­гулировал исключительно монопольные це­ны, отказываясь от изменения уже уста­новленных картелями цен на рынке, официально закре­пляя их. Немецкие аграрии за два года, не­смотря на всю декламацию о борьбе против дороговизны и спекуляции, на одном повыше­нии цен на с.-х. продукты получили 1,8 млрд. марок. При этом Гитлер снизил помещикам ежегодные платежи процентов на 320 млн. ма­рок, предоставил дешевую рабочую силу путем установления принудительной трудовой с.-х. повинности для рабочей молодежи минимум на 6 месяцев. Эта натуральная помощь дол­жна быть оценена не меньше чем в 200 млн. марок. Снижение налогов с помещиков и кула­ков дало за 2 года не меньше 140 млн. марок. Наконец введение всеобщей воинской повин­ности означало дополнительную перекачку государственных средств в карманы юнкеров — аграриев и кулаков, т. к. командный состав армии составляли как-раз выходцы из этого класса.

Корпоративизм применяет и поль­ский фашизм. Фашистские синдикаты здесь именуются «палатами», которым, как и в других стра­нах, приданы функции государственной «обще­ственной» службы. Конституция предусматри­вает следующие палаты: сельскохозяйственные, промышленно-торговые, ремесленные, труда и свободных профессий.

«Трудовая» политика фашизма

В трудовом зако­нодательстве фашистского строя ярко отраже­ны классовые черты всего фашистского режи­ма: беспощадная эксплуатация рабочей силы, вплоть до превращения современного рабочего в подлинного раба, лишение рабочих всех социаль­ных и политических прав — всех тех завоеваний, которые у них были в предыдущий период, запрет на свободный выбор заня­тий, прикрепление промышленных рабочих к сельскому хозяйству и т. д.

Социальная теория немецкого национал-со­циализма нашла свое отражение в его «тру­довом» законодательстве, наиболее яркий об­разец которого представляет закон 20 января 1934 г., известный под названием «Закона о националь­ном труде». Этот закон лишил рабочего права создания союзов и коалиции, права иметь свои профессиональные организации. Все существовавшие в Германии профессиональные союзы подверглись запре­щению, все их имущества, накопленные за де­сятилетия их существования за счет отчисле­ния от трудовых заработков их членов, были присвоены (секвестрован) национал-социалистами. Было объявлено, что идея экономических организа­ций рабочего класса является антигосудар­ственной идеей.

(Борьба со всякого рода независимыми от буржуазной власти организациями трудящихся и любыми их объединениями есть характернейшее свойство фашизма!)

Профессиональные союзы ра­бочих и служащих были приравнены по их социальному значению к союзам работодате­лей и рассматривались как союзы, преследу­ющие цели наживы. Понятно, что судьба тех и других союзов оказалась различной. В то вре­мя как союзы рабочих и служащих запреще­ны и ликвидированы, союзы работодателей не только сохранились в неприкосновенности, но были не­имоверно усилены. Вместо ликвидированных профсоюзов был образован так называемый трудо­вой фронт, являющийся политической органи­зацией, проводящей в рабочем классе политику фашизма. Владелец предприятия именовался «вождем» предприятия. Руководитель предприятия раз­решал все вопросы, касающиеся рабочих и служащих, а последние обязаны были проявлять вер­ность и послушание по отношению к нему. Это требование сдабривалось обычным демаго­гическим елеем в виде постановления, что хозяин — руководитель обязан заботиться о благе своих рабочих.

Для низведения рабочего и служа­щего до степени бесправного раба устранены последние остатки коалиционных прав рабо­чих и служащих. Закон о национальном тру­де упразднял фабрично-заводские комитеты и иные местные комитеты рабочих и служащих. Но просто упразднить фабрично-заводские комитеты без замены их каким-либо иным ин­ститутом фашизм не посмел. Поэтому на предприя­тиях был создан новый институт — «доверенных людей», которые под руководством предприни­мателя, являясь его советниками, обязаны были за­ботиться о качестве продукции и о поддержа­нии классового мира внутри предприятия. Членом Совета доверенных мог быть только тот, кто своим поведением доказал, что он во всякое время безоговорочно готов встать на за­щиту «национального государства», т.е. фашизма.

Избрание Совета доверенных сочеталось с бутафорским парадом. Первого мая, всемирный день солидарности трудящихся, их классовой борьбы с капиталом за свои права, цинично сделали  «днем на­ционального праздника», когда члены фашистского Совета до­веренных (по сути, фискалы фашизма!) давали торжественное обещание коллективу рабочих и служащих в том, что они будут верой и правдой служить интересам рабочего коллектива, что они не будут преследовать свое­корыстных интересов и что они в своем личном поведении и в своем отношении к работе будут служить образцом для других.

Совет доверен­ных имел исключительно совещательные функ­ции. Решающее слово принадлежало предпри­нимателю. Он же единолично издавал и правила внутреннего распорядка, которыми определялись: начало и конец ежедневного рабочего времени и перерыва; время и порядок выплаты заработной платы; постановление о штрафах и их размерах; ос­нования, по которым может последовать досроч­ное увольнение, и т. п. Таким образом, пред­приниматель в фашистской Германии стал неограниченным диктатором на своем предприятии, за которого горой стояла все военизированное фашистское государство.

Фашизм установил общественный «суд чести», который за «недобросовестное» исполнение обязанно­стей на производстве, невыполнение приказа­ний «вождя» предприятия и т. п. выдавал обви­няемому волчий билет.

В 1934 г. германские фашисты издали закон «О регулировании ис­пользования рабочей силы», преследующий две задачи: отвлечение от крупных промышленных центров значительных масс безработных и принудительное пополнение кадров неквали­фицированного с.-х. труда. Обе эти задачи носили как экономический, так и политический характер. Накопление безработных в больших городах представляло политическую опасность для фашистского режима. Насыщение сельского хозяйства достаточным количеством рабочих служило как задаче отвлечения безработных из городов, так и задаче осуществления автаркистской эконо­мии, политики подготовки войны. Этот закон предписывал, чтобы лица, которые до 16 мая 1934 г. не имели постоянного местожительства в определенной местности, не принимались на работу в промышленности. Увольнялись также те рабочие и служащие, которые за последние 3 года были не менее года заняты в сельском хозяйстве. Уволенные таким образом рабочие и служа­щие должны были вернуться в село.

Все меро­приятия «рабочей» политики фашизма в первую оче­редь направлены против революционного про­летариата. Фашисты снимали с работы и лиша­ли пособия по безработице прежде всего рабочих, заподозренных в каком-либо сочув­ствии революционным идеям. Они лишали работы также всех «неарийцев», изгоняли из производства женщин, насильно отправляли молодежь до 25 лет в лагери принудительного труда. Все это делалось якобы для того, что­бы ликвидировать безработицу и обеспечить работой германских «благонамеренных» гра­ждан арийской крови, а на деле способствовало резкому увеличению прибылей буржуазии, которая тем самым получала неограниченные возможности для эксплуатации.

История наглядно доказала, что ни эти драконовские мероприятия, ни какие-либо другие меры, ни германский, ни итальянский, ни польский, ни какой бы то ни было другой фашизм, как и вообще капитализм, не может и никогда не сможет уничтожить без¬работицу, ибо рынок рабочей силы есть основа его существования, а нищета миллионов — главное условие безмерного обогащения единиц.

Аграрная политика фашизма

Преследуя рабочий класс и угнетая трудящиеся слои крестьян­ства, фашизм оказывает широкую поддержку ку­лачеству. Фашизм ставит ставку в деревне на со­здание себе опоры в лице крепкого кулацкого слоя (сельской буржуазии).

Германский фашизм пытался в качестве такой опоры создать нечто вроде «прусской оприч­нины» в лице зажиточной верхушки деревни, наделенной некоторыми привилегиями. В 1933 г. был издан закон о наследственно-подворном имуществе, в котором наиболее ярко выражена эта политика фашизма. Этот закон, по заявлению фашистских вождей, имел в виду восстановить старый немецкий обычаи наследования и сохранить крестьянство как источник крови не­мецкого народа. (Еще одна попытка остановить историю, вернуться к тому, что уже было отброшено развитием общества!) Крестьянский двор должен быть защищен от раздробления в порядке пере­хода по наследству и, как родовое наследствен­ное имущество, оставаться в руках одного хо­зяина.

«Поддержку» крестьянства фашизм «пыта­лся» осуществить рядом организационных и хозяйственно-политических мер.

Во-первых, было образовано «сословие продовольствия», по­строенное, разумеется, на отрицании классовых различий в деревне и охватывающее всех «про­изводителей продовольствия» — помещиков и крестьян, арендаторов и батраков. Это со­словие управлялось по принципу подчинения «вождю». Была введена целая иерархия крестьян­ских вождей-начальников: окружных, област­ных и т. п. В целях якобы защиты крестьяни­на от колебаний рыночных цен на с.-х. про­дукты, а на самом деле для обеспечения моно­польных цен для крупных землевладельцев и кулачества, была введена система твердых цен на с.-х. продукты. Фашизм в специальных законах от­срочил взыскание задолженности с крестьян­ских хозяйств, но превратил крестьянские дол­ги в рентные обязательства с ежегодной упла­той процентов, тем самым еще более закабаляя немецкого крестьянина.

Закон о крестьянском наслед­ственно-подворном имуществе считал крестьян­ским двором хозяйство, обладающее «не бо­лее» чем 125 га и представляющее единоличную собственность лица, имеющего «крестьянскую правоспособность». Был установлен также и низ­ший предел размера участков, на которые рас­пространялись привилегии этого закона. Та­ким образом закон явно был рассчитан на под­держку кулацкого хозяйства. Мелкие бедняц­кие хозяйства никакими льготами не поль­зовались и могли продаваться с молотка. Мил­лионы трудящихся, участки которых не дости­гали установленного минимума, не являлись по фашистскому законодательству крестьяна­ми. Хотя по закону никто не мог быть соб­ственником нескольких крестьянских дворов, но для крупных помещиков, желающих «окрестьяниться», было сделано исключение. Окрестьянившийся помещик мог пожизненно оста­ваться собственником нескольких образован­ных им дворов.

С разрешения министра продовольствия мо­гли быть образованы крестьянские дворы с землевладением, превышающим 125 га. Эко­номическому порабощению малоземельного и безземельного крестьянства соответствовало и правовое закабаление. Для присвоения зва­ния крестьянина требовалась «расовая чистота». Генеалогическое исследование предков произ­водилось вплоть до 1 января 1800 г.

Крестьянский двор нельзя было отчуждать и закладывать. Но кредитор мог обратиться к крестьянскому начальнику с жалобой на «бесчестность» должника. Такая жалоба могла иметь своим последствием лишение права собственности на двор. Таким образом банкам всегда было обеспечено регулярное получение про­центов с крестьянства.

Двор, переходя по на­следству, не мог дробиться и становился собственностью старшего сына. Только в том случае, когда не было налицо ни одного законного наследника, возможно было назначение наследника в порядке завещания. Другие дети имели толь­ко право на содержание, которое они должны были отрабатывать, т. е. превращались в батраков при старшем брате.

Что касается батрачества, то права его не были ограждены буквально ничем, и оно полностью было отдано на произвол помещиков и кулаков. Более того, сельскохозяйственный труд был объ­явлен обязательным для целого ряда катего­рий рабочих, в том числе молодежи, девушек и т. п. Отказ от работы в деревне карался тюрьмой и концлагерем. Таким образом фашизм со­здал для землевладельцев огромную армию дешевых ра­бов, совершенно бесправных и беззащитных.

Такая политика фашизма в деревне закономерно при­вела к результатам, противоположным тем, которые ожидали от нее фашисты. Ускоренное расслоение села на два противоположных лагеря — на земельных собственников кулац­кого и помещичьего типа и массу бесправных батраков — вызвало резкое обострение классо­вой борьбы в деревне и отход от фашизма значительной части трудящихся масс, поверивших его социальной демагогии.

Фашистское «право»

Фашизм представляет собой самое вопиющее нарушение всякого права, даже буржуазного. Внесудебная расправа — преобладающая система его расправы со сво­ими противниками. Но без хотя какой-либо видимости законности фашизм не может обойтись, и вынужден создавать подобие правового законодательства, по своей жестокости не уступающего самым мрачным страницам Средневековья.

Режим беспощадной политической и экономической эксплуатации масс вообще может существовать только при условии свирепой уголовной политики. Этой цели служат фашистская уголовная политика и фашистское уголовное право, система суда и процесса. Фашизм отвергает всякую гуманность в уголовном праве, всякие задачи исправления преступника.

Фашистская теория права в Германии была построена на расовой теории. В гитлеровском уголовном кодексе были предусмотрены телесные наказания и такие меры, как пенитенциарный пост, призванный при помощи голода усилить мучительные наказания, кастрация и стерилизация.

Система концентрационных лагерей, система пыток в фашистских застенках, уводы и похищения, с целью убийства, политических противников, расстрелы при фиктивных побегах, мнимые самоубийства арестованных, инсценирование мнимых преступлений (поджог рейхстага является далеко не единственным случаем из этой практики), демагогическая и шовинистическая обработка общественного мнения для оправдания всех этих бесчинств и зверств — все это было неотъемлемой принадлежностью  фашистского режима в Германии и других странах фашистской диктатуры.

Уголовно-правовая практика германского, как и всех остальных, фашизмов, была достаточно разоблачена Лейпцигским процессом, системой концентрационных лагерей, пытками коммунистов и вообще революционныx рабочих и трудящихся. Садистская целеустремленность уголовной репрессии известна всему миру из выступлений по этому вопросу Гитлера, Геринга, Керрля, Фрейслера и пр. и всей повседневной практики фашистской юстиции и ее вспомогательных органов (Гестапо и др.).

Наиболее характерное проявление этот садизм нашел в законе 24 ноября 1933 г. против опасных привычных преступников «О мерах безопасности и исправления». Этот закон вводил в отношении т. н. привычных преступников дополнительное наказание -кастрацию, которой в первую очередь подвергались наиболее опасные, т. е. политические преступники.

Гитлеровским правительством был выработан целый план применения закона о сте­рилизации, наметивший около 400 тыс. жертв. Для проведения этого средневекового закона в жизнь было организовано 1.700 районных «су­дов наследственного здоровья».

В первые же дни после захвата власти национал-социали­стами были образованы чрезвычайные суды. Чрезвычайный суд — одноинстанционный суд, на его приговоры жаловаться некуда. Он со­стоял из трех судей — судебных чиновников. Его компетенция распространяется на деяния, пре­дусмотренные в двух законах, изданных пра­вительством Гитлера: от 28 февраля 1933 г. «О защите народа и государства» и от 21 марта 1933 г. об «От­ражении коварных выступлений против пра­вительства национального возрождения». Эти законы отменили конституционные свободы — свободу собраний, обществ, союзов, печати и т. д. — и ввели за нарушение предусмотренных в них постановлений в ряде случаев смерт­ную казнь. По характеру судопроизводства процедура в этих судах приближалась к про­цессу в полевых судах.

Однако образования чрезвычайных судов оказалось недостаточ­но для того, чтобы разгромить нарастающее революционное движение. В виду этого фашизм изы­скивает новые пути организации судебного террора против представителей революцион­ного рабочего класса Германии и в первую очередь против его коммунистической партии. Закон от 24 апреля 1934 г. «Об изменении постановлений уго­ловного права и уголовного процесса» устано­вил смертную казнь за такие деяния, за кото­рые ранее применялись менее суровые наказа­ния, и увеличил случаи назначения пожизнен­ной каторги. Для рассмотрения этих дел был обра­зован специальный т. н. «Народный трибунал», находящийся в Берлине. Решения «Народного трибунала» являлись окончательными, ни апел­ляционному, ни кассационному обжалованию они не подлежали.

Изложенные черты фашистского уголовного права нашли свое выражение и в польском уголовном кодексе, изданном в 1932 г. Он вводил т. н. «меры безопасности» против привычных преступников, которые состояли в заключении в специальные тюрьмы для неисправимых на срок не менее пяти лет. Это заключение явля­лось дополнительным к основному наказанию, налагаемому по приговору. Суд был вправе при­менить «меру безопасности» и в отношении лица, которое судится впервые, если он признает, что преступление носит характер привычного. По чрезвычайному закону 1928 г. «Об ускоренном про­изводстве» чрезвычайный суд применял смерт­ную казнь в тех случаях, когда уголовный ко­декс за соответствующее преступление преду­сматривал не смертную казнь, а лишение сво­боды на срок более 5 лет.

Классовая сущность фашистского суда вы­ражалась и во введении целого ряда уловок при освобождении неимущих от уплаты судебных издержек. Смысл их заклю­чался в том, чтобы отбить у неимущих охоту обращаться в суд. Сторона, добивающаяся освобождения от судебных издержек по «пра­ву бедности», обязана была доказать, что иск ее имеет достаточные основания для его удо­влетворения. В этой стадии производства суд собирал доказательства, относящиеся не к са­мому существу дела, а только к вопросу об имущественном положении просителя. Процедура разрешения вопроса об освобождении истца от судебных издержек и назначения «адвоката для бедняка» превращалась в про­цесс по существу дела. Разумеется, этот про­цесс велся очень упрощенно, без органи­зации необходимой юридической помощи, ме­жду тем как постановление об отказе в праве бедности было равносильно отказу в иске. Так стро­ился в «бесклассовом» фашистском государ­стве «равный» для всех суд и судебный процесс.

Фашистская теория международного права должна была служить идеологическим обоснованием империалистических захватнических устре­млений фашизма. В «классической» форме устремле­ния германского фашизма выражены Гитлером в его книге «Моя борьба»: «Мы, национал-социали­сты, сознательно подводим черту под внешней политикой Германии довоенного периода. Мы начинаем там, где Германия кончила шестьсот лет тому назад. Мы кладем предел вечному дви­жению германцев на юг и запад Европы и об­ращаем взор к землям на Востоке. Мы пре­кращаем, наконец, колониальную и торговую политику довоенного времени и переходим к политике будущего, политике территориальных завоеваний. Но когда мы в настоящее время говорим о новых землях в Европе, то мы можем в первую очередь иметь в виду только Россию и подвластные ей окраинные государства. Сама судьба указывает этот путь».

На самом деле фашизм готовил войну не только против CCCР (хотя именно в СССР он видел своего главного врага), фашистские государст­ва готовят войну против всех своих капитали­стических соседей и соперников и полуколони­альных государств. «Ковать меч — такова зада­ча политического руководства внутри страны; обеспечить ковку меча и искать военных союз­ников — такова задача внешней политики», — писал Гитлер в своей книге.

В фашистской теории между­народного права война занимает центральное место. Война у фашистов — это не правонарушение, а пра­вовое действие, война является средством осу­ществления права сильного в отношении сла­бого. Необходимой предпосылкой этой концеп­ции является деление государств и народов на сильные и слабые. Более или менее развитое международное право может, согласно фашист­ской теории международного права, существо­вать лишь в среде родственных народов север­ной расы. К примеру,  гитлеровский фашизм объяв­лял международные организации, которые включают в свой состав все народы и государства (Лига Наций или др.) творением иудейско-масонских за­говорщиков. В будущем, согласно его идеологии, должен быть образован другой союз на­родов; в его состав должны входить только «равноценные» с точки зрения расового призна­ка народы.

Продолжение следует

ч.1     ч.2