Кризис коммунистического движения и как из него выбраться. ч.3

Часть 1    Часть 2

!!! Перед прочтением см. Предисловие к ч.1 !!!

8. Почему молчал советский народ в перестройку

Может быть, советские граждане искренне хотели в капитализм? Нет, категорически не хотели. Можем заявить это со всей ответственностью как очевидцы тех событий. Возможно, какое-то количество москвичей и мечтало о капитализме, с них станется, жители столицы всегда считали себя особенными и давно стали отличаться от жителей остального СССР. Но регионы точно не хотели. А если не хотели, то почему ничего не предпринимали для сохранения социализма?

А потому что просто не понимали, что вообще в стране происходит!

Советский трудовой народ не смог выстоять в горбачевскую перестройку потому, что не обладал необходимым политическим знанием, которое бы могло позволить ему отличить правду от лжи. Он не привык рассчитывать на себя и слишком положился на членов КПСС, на ЦК, на представителей государственной власти, которых давно перестал контролировать.

Ему говорили об «улучшении социализма», и он искренне этому верил. Ему кричали «Больше социализма!» и он искренне думал, что те реформы, которые проводит Горбачев, это реформы социалистические. Его убеждали, что рыночная экономика это именно то, чего не хватает советской экономике, чтобы стать лучше, и он совершенно не понимал, что за этими словами скрывается контрреволюционная суть, что «рыночная экономика» это то же самый капитализм, только названный по-другому. Причем названный вполне сознательно, чтобы запутать советский народ и не пугать его раньше времени, чтобы он не дай бог не возмутился и не скинул со своей шеи «перестройщиков», которые пока еще были очень слабы, не доведя свое грязное дело до конца.  Но советские трудящиеся беззаветно верили в свою коммунистическую партию, которая пока еще, как им наивно казалось, их ни разу не подводила. Ведь под знаменами этой партии они свергли царизм и Временное правительство, победили в Гражданскую и в Великую отечественную, построили самое свободное и справедливое в мире государство. Как можно было после этого не верить в компартию?

Вот в этом-то и состоит вся проблема, что нужно было не верить, а знать точно. «Доверяй, но проверяй», — гласит народная мудрость. А вот проверять никто не хотел, да, собственно, и не мог, хотя возможности для этого имелись в полном объеме – что в партии, что в советском государстве.

Фактически получилось следующее: господствующий в СССР пролетарский класс сам отказался от своего господства, переложив всю ответственно за управление страной на партийное руководство. Мы настаиваем именно на этой позиции, отрицая противоположную, которая утверждает, что это партийное и советское чиновничество якобы не давало советскому народу возможностей управлять государством. Последнее неверно по той причине, что советские трудящиеся до самого последнего времени имели для этого все возможности и все условия. И форма государства, и его сущность, и законы – все было к услугам советских трудящихся. Еще больше возможностей предоставлял партийный Устав, несмотря на то, что в нем все время урезывались права простых коммунистов. Но их все равно оставалось вполне достаточно, чтобы при желании снять тоже же самого Горбачева с поста Генерального секретаря ЦК и заменить всех остальных партийных руководителей.  Но не было знаний и желания их иметь.

Всеми этими возможностями элементарно некому было воспользоваться – катастрофическое непонимание происходящего в стране лучше всякой узды удерживало советских трудящихся от каких-либо решительных действий. Они в массе своей с недоумением наблюдали по телевизору за событиями в Москве, пожимали плечами, удивляясь тому, чего это в столице народ с жиру бесится, и спокойно ложились спать, а на утро все так же спокойно шли на работу.

Советский народ в перестройку был не участником событий, он был зрителем происходящего в столице театра абсурда. Все решили за него и без него. Сущность того, что произошло в перестройку, открылась многим бывшим советским трудящимся только спустя много лет, когда их стали увольнять с работы ввиду закрытия предприятий или сокращения объемов производства.

Корень этого непонимания лежит в отсутствии политических знаний у советского народа, в идеалистическом мировоззрении, которое стало царить с некоторых пор в советском обществе. Но что печальнее всего, это то, что политического знания не было даже у тех, кто по своему положению был обязан это знание иметь – у многомиллионного отряда советских коммунистов. Уже понимая, что в стране происходит что-то не то, они оказались полностью неспособными по-марксистски осмыслить ситуацию, и, следовательно, не смогли встать во главе советских трудящихся. Они просто взяли и самоустранились, положив на стол свои партбилеты, т.е. сделали именно то, что и требовалось контрреволюционерам! Биться за правду, биться за партию, за советских трудящихся и за социализм они не пожелали! Были ли они вообще коммунистами?

В перестройку история в очередной раз доказала верность одного из положений марксистской теории, что класс, неорганизованный своей политической партией, никакой политической силы из себя не представляет. Без своей политической партии он всего лишь аморфная масса, с которой можно делать все, что вздумается. Грозной силой общественный класс становится лишь тогда, когда он объединен в партию и ею организован, когда эта партия руководствуется в своих действиях научной революционной теорией. Только в этом случае общественный класс может решать те исторические задачи, которые поставила перед ним история.

Но в СССР в «перестройку» произошло даже гораздо более худшее – советский рабочий класс, как барана на бойню, привела в экономическое рабство к капиталу не кто-нибудь, а своя собственная партия, свой собственный «авангард», самые «лучшие и передовые» люди рабочего класса – «коммунисты»! Уровень этого предательства просто в голове не укладывается. Но это печальный и неопровержимый факт. Его полностью подтверждают и сами «архитекторы перестройки», один из которых заявил, что СССР был разрушен силами самой коммунистической партии.  Что это значит? Это значит, что врагам советского народа, буржуазным контрреволюционерам было отлично известно, что КПСС давно перестала был коммунистической партией, что состоит она из совершенно безграмотных политически членов, которые способны только подчиняться указаниям сверху, но думать самостоятельно, понимать происходящее, по-научному, по-марксистски оценивать его, они так и не научились.

Контрреволюционеры изначально сделали компартию своей главной ударной силой. И дело тут вовсе не в Горбачеве, который занимал высший пост в партии (разумеется, это не было случайностью!). Один Горбачев и даже весь ЦК ничего бы не могли сделать, если бы они не были самым активным образом поддержаны миллионами советских коммунистов. Вот где была та сила, убившая советский социализм и СССР! И как только она это сделала, когда капитализм в СССР был введен полностью и официально узаконен, КПСС тут же отправили на свалку истории, изменив ст.6 Конституции СССР. Сделали это все те же самые народные депутаты СССР на III Внеочередном съезде народных депутатов СССР, приняв упомянутый выше Закон «Об учреждении поста Президента СССР и внесении изменений и дополнений в Конституцию СССР» от 14 марта 1990 г. ^[1]

Мы отлично понимаем, что 19-миллионная армия советских коммунистов этого не хотела, что подавляющее их большинство выступало за социализм и искренне любило свою страну – Советский Союз. Но, хотеть, это одно, а делать – это совершенно другое. Данте Алигьери в «Божественной комедии» устами своего героя сказал очень мудрые слова:  «Благими намерениями вымощена дорога в ад».

Почему же советские коммунисты делали в перестройку совсем не то, что нужно было делать? Все по той же самой причине – они не знали, что нужно было делать. Они интуитивно чувствовали, что что-то идет в стране не так, как надо, но где, что и почему идет неправильно, что нужно предпринять, чтобы все исправить, они не знали. Рядовые коммунисты во всем обвиняли (и до сих пор обвиняют!) высшее партийное руководство, а чаще всего лично Горбачева, как будто бы если бы его не было, ничего бы со страной не произошло. В том-то и дело, что все равно произошло. Выше мы показали, что выросший в СССР класс буржуазии все равно попытался бы взять в стране политическую власть. Не было бы Горбачева, нашли бы другого такого же, это дело не хитрое, учитывая, что от «коммунистичности» КПСС к тому времени не осталось и следа.

Потому и проиграли в перестройку советские коммунисты буржуазным контрреволюционерам, что они не были готовы к войне с буржуазией, не были готовы отстаивать власть трудящихся. Мало того, они даже не подозревали о существовании в СССР буржуазии! Ведь партийные идеологи им с пеной у рта доказывали, что в советском обществе нет антагонистических классов, что советское государство «общенародное» (!!!). И хотя это полностью противоречило МЛ, но кто его тогда знал в СССР? Не имея в руках того единственного компаса, с которым только и можно было не сбиться с правильной дороги, — знания и владения теорией марксизма, советские коммунисты, а следовательно, и советский рабочий класс были обречены на поражение.

9. Почему советские коммунисты не знали марксизма-ленинизма

Как так не было знания марксизма, скажут нам товарищи, знакомые с реалиями СССР, когда марксизмом-ленинизмом пичкали в Советском Союзе каждого – и в школе, и в вузе, и на работе, и тем более в партии? Марксистская литература издавалась миллионными тиражами, марксистские лозунги висели на каждом углу,  тучи ученых обществоведов, работавших в сфере марксистско-ленинской философии, политэкономии и научного коммунизма, написали тонны книг и статей, которыми были забиты все советские библиотеки. Партшколы и университеты марксизма-ленинизма для партийных и руководящих работников были в каждом городе, в каждом районе, в каждой области. Как при такой развитой системе политучебы можно было не знать марксизма?

Оказывается, можно. В том случае, если от марксизма-ленинизма остались лишь рожки, да ножки. Что как раз и имело место в позднесоветском СССР. Как и почему это получилось, мы расскажем чуть ниже. А пока несколько слов о том, что представляла из себя марксистская наука в СССР, да и все советское обществоведение, к началу «перестройки».

Это было, прямо скажем, печальное зрелище. Внешне все выглядело пристойно и солидно – Академии наук, профессора, доктора, кандидаты, горы написанной литературы и издаваемых журналов, конференции, симпозиумы.  В статьях и учебниках – сплошь марксистские термины и цитаты классиков. Но внутри – ни капли марксизма. Везде царствует субъективный идеализм, догматизм, начетничество. Марксистский метод начисто отброшен, его заменило гегельянство, выдаваемое за диалектический материализм. Классиков понять никто не старался, их практически не читали, открывали только тогда, когда была нужна какая-то цитата в качестве аргумента. Учились марксизму по учебникам, которые были составлены так, что вынести из них связное представление о науке было невозможно. Лекторы, читающие курсы МЛ, сами его не понимали и применить на деле были совершенно неспособны. Да этого никто и не требовал, ни от них, ни от обучающихся. МЛ в позднем СССР был мертвой наукой, сродни древнегреческому или латыни – его все учили, но говорить на нем не мог никто.

Можно ли удивляться после этого тому, что тучи марксистских профессоров и академиков не заметили в стране класса буржуазии, который не просто был, но еще и усилился настолько, что начал открытые военные действия против советского рабочего класса и советских трудящихся? Эти «многомудрые» советские профессора-марксисты в массе своей даже не сразу поняли, что буржуазная контрреволюция уже началась, и она побеждает. Когда же до них, наконец, дошло, что они оказались в самом настоящем капитализме, они стали искать виноватых не в исследовании исторической действительности, как того требует марксизм, а действиях конкретных лиц и идеях, охвативших советское общество, не видя за ними классового интереса вполне определенной группы советского населения. И за последующие 20 лет, прошедших со времени реставрации капитализма, эти «ученые марксисты» так и не удосужились дать ни марксистского анализа произошедшему, ни проанализировать существующее, ни тем более указать путь, каким следует идти революционным силам, чтобы победить контрреволюцию и восстановить в стране социализм.

Эта катастрофическая ситуация, в которой мы оказались, вплотную подводит нас к теме нашей статьи. Но нам нужно еще раз обратиться к советской истории, поскольку крайне важно понять, как советская марксистская наука смогла докатиться до такого позора, ведь начиналась она с великого Ленина. Да и в сталинское время с марксизмом в стране было относительно все в порядке, по крайней мере, до войны, ведь советский народ в Великую Отечественную буржуазной пропаганде не поддался, выстоял, своей идеологии не предал, стройными рядами в капиталистические бараки не пошел. И коммунистическая партия тогда оставалась коммунистической партией, истинным авангардом рабочего класса, боровшимся за свое окончательное освобождение и построение бесклассового общества.

А вот после войны уже начались проблемы. Наиболее сознательные и активные, наиболее грамотные политически и в партии, и в рабочем классе погибли. Вместо них в партию и на заводы пришли вчерашние крестьяне, сознание которых было еще во многом мелкобуржуазным, обывательским. (Известно, что за годы ВОВ ВКП(б) потеряла 2 своих полных состава, хотя общая численность коммунистов за годы войны увеличилась на 2 миллиона человек.) Учиться теории МЛ они не хотели, в партию и в выборные органы Советской власти шли плохо, не желая утруждать себя общественной работой, которая воспринималась ими как тягостная обязанность, но не как жизненная необходимость. Зато туда активно полезли служащие (в 1945 году  служащие составляли 39,3%  из всех принятых в партию, рабочие – 16,4%^[2]).

Не лучше было положение и с партийными руководящими кадрами, особенно низового и среднего звена, политическая образованность которых была чрезвычайно низка.

Высшее партийное руководство страны знало об этой беде и делало все, что могло. Вопрос о политобразовании советских трудящихся, рабочего класса,  советской интеллигенции и особенно  членов партии постоянно поднимался в ЦК, о чем со всей наглядностью свидетельствуют партийные постановления в период с 1946 г. по октябрь 1952 г.^[3], и даже более ранние, еще военного времени. Но толку это не дало никакого. Учиться после войны теории советский рабочий класс и советские коммунисты не желали принципиально, хотя для этого были созданы все условия.

Почему они не хотели учиться?

Тут, по нашему мнению, действовали несколько факторов сразу.

Во-первых, остатки мелкобуржуазной идеологии в сознании, которые усилились в годы ВОВ, когда бытовая жизнь советского населения была очень тяжелой – зачастую не хватало самого элементарного, например, того же хлеба. Частнособственнические интересы в таких условиях не могли не усилиться.

Во-вторых, небывалое в истории единение народа, благодаря которому была, в том числе достигнута победа в ВОВ,  сгладила в сознании советских людей классовые различия, существовавшие еще в советском обществе. Если раньше до войны люди понимали, что скрытых врагов в стране осталось еще немало, то после войны как бы все советские граждане стали для них равными. Большинство буржуазных элементов на полях сражения проявили искренний патриотизм, защищая Советскую страну от фашистских захватчиков. Для простого неподготовленного политически советского человека внутренний классовый враг как бы существовать перестал, остался только один враг – внешний – германский фашизм и мировой империализм. Именно здесь в недостаточно четком понимании сущности патриотизма и лежит корень появивших впоследствии в идеологии позднесоветского СССР «общенародного государства» и «коммунистической партии всего народа».

В-третьих, советских трудящихся и даже коммунистов вполне устраивало, что над ними есть кто-то, кто все знает, и эти кто-то вполне замечательно ими управляют – вон ведь даже какую страшную войну выиграли! А значит, самим лезть никуда не надо, нужно только исполнять  то, что приказывает вышестоящее начальство. Культ личности Сталина как раз на этой почве и возник. С одной стороны, те самые бюрократы в партии и советском государстве на пару с частью советской интеллигенции, еще не избавившейся от буржуазных пережитков, восхваляя Сталина, как бы оправдывали собственную безответственность. А с другой  стороны все эти восхваления активно поддерживали советские трудящиеся, которые таким своеобразным способом снимали с себя всякую ответственность за управление страной. Ведь и вправду, если в стране есть Великий Сталин, который все знает и все может, то что рядом с ним какой-то простой рабочий человек? Ничто, так букашка. А значит, эта букашка может жить себе спокойно, ни о чем не заботясь, за нее все сделает Великий Сталин, ведь он же великий, все может и все умеет. Мелкобуржуазное сознание вчерашнего крестьянина нашло себе нового царя в лице Сталина и ЦК партии, и чрезвычайно было этому радо. В массе своей советские трудящиеся послевоенного поколения так и не смогли понять главного в коммунизме, что никто за них его им не построит, даже если очень захочет.

У советских трудящихся после войны резко снизилась мотивация, необходимая для всякого обучения, а тем более обучения политического. Они не видели необходимости корпеть над книжками классиков МЛ, ведь этого послевоенная жизнь в СССР от них не требовала. Они устали от бесконечных войн, то внутренних, то внешних, и хотели просто жить и наслаждаться жизнью. Эта обывательская, мещанская, мелкобуржуазная по своей сути, позиция полностью противоречила законам диктатуры пролетариата, чем и являлось Советское государство, но понимали тогда это немногие.

Все эти обывательские настроения активно подстегивали буржуазные элементы, пробравшиеся в органы партийного и государственного управления, кровно заинтересованные в снижении контроля со стороны трудового народа за органами власти. В результате чего в стране серьезно укрепилась бюрократия, значительную часть которой составляла пресловутая номенклатура, которая и возникла-то в 20-е годы только потому, что в молодой стране Советов просто не было нужного числа подготовленных кадров – специалистов в профессиональной области, одновременно на достаточно высоком уровне владеющих теорией МЛ.

Номенклатура — это перечень наиболее важных должностей в партии  и советском государстве, кандидатуры на которые предварительно рассматривались, рекомендовались и утверждались партийными комитетами разного уровня (райкомами, горкомами, обкомами партии и ЦК.). Как правило, это были освобожденные работники, т.е. люди, занимающиеся партийной или государственной работой профессионально.^[4] Создание номенклатуры было временной, но совершенно необходимой мерой для молодого Советского государства, ибо пришедшие к власти в октябре 1917 года рабочие и крестьяне были в массе своей неграмотными или малограмотными.

А могут неграмотные построить новое, никогда ранее не существовавшее в истории государство трудящихся? Не могут при всем желании. Для этой гигантской работы нужны колоссальные знания, и отнюдь не только технические, специальные, но в первую очередь знания политические, ибо в стране еще оставались паразитические классы, которые жаждали вернуть утерянное господство. Необходимыми профессиональными знаниями обладала в то время лишь старая интеллигенция и бывшие госслужащие, в массе своей верно и преданно служившие царизму и буржуазии, но доверять им было нельзя. Выход из этой ситуации был только один – срочное обучение наукам, в том числе МЛ, огромных масс трудящихся, что позволило бы им реально участвовать в процессе управления страной, одновременно контролируя работу старых буржуазных специалистов, а пока, временно, поскольку процесс обучения вещь длительная, создание номенклатуры, которая находилась бы под жестким идеологическим контролем партии.

Знала партия, что номенклатура склонна к перерождению в бюрократию? Да, знала. Как знала она и о том, что бюрократизм это явление классового антагонистического общества, что в социалистическом обществе места ему быть не должно. Истоки бюрократизма лежат общественном разделении труда. Бюрократизм неизбежно возникает там, где труд разделен на труд управленческий и труд исполнительский. И до тех пор, пока в обществе буду существовать слой людей, работа которых только управлять другими, угроза скатывания страны к капитализму будет существовать. Все это большевики отлично знали, но выхода у них другого не было – миллионы профессионально образованных и политически грамотных сами собой в одно мгновенье ока в стране не появятся. Нужно время, чтобы их создать.

Надо сказать, что и в будущем та же самая проблема будет стоять перед любой страной, которая начнет строить социалистическое общество. Так или иначе, ей придется начинать с чего-то подобного номенклатуре.

Почему? Да потому что социализм в человеческом обществе не с нуля появляется, он наследует капитализму, вытекает из него экономически, политически, идеологически. Строить социалистическое общество начинают люди, выросшие в условиях буржуазного общества, впитавшие во многом его негативы, его традиции, его психологию. Не может капиталистическое общество, не будучи еще уничтоженным, создать внутри себя людей будущего коммунистического общества.

Коммунизм это самоуправление масс. Это отсутствие государства, т.е. органов, принуждающих одних подчиняться другим. При коммунизме нет государства, оно не нужно, поскольку страной управляет каждый ее гражданин. А значит, каждый гражданин коммунистического общества, кроме всего прочего, должен обладать высочайшим уровнем образованности, и в первую очередь, образованности политической, чтобы быть способным это управление осуществлять в реале!

В условиях капиталистической эксплуатации пролетариат физически не может получить этот высочайший уровень образования – он вынужден все время работать, а не развивать свои способности и дарования. Дать образование должного уровня каждому человеку способен только социализм, который освобождает пролетарские массы от угнетения и эксплуатации. Та самая культурная революция это главный стержень и главное условие, без которого построение коммунистического общества невозможно. Чем быстрее и качественнее эта культурная революция будет проведена, чем более широкие пролетарские массы будут в нее втянуты, чем лучше они будут образованы политически, тем активнее они смогут участвовать в управлении своим государством. А значит, тем полнее и мощнее будет пролетарская демократия и жестче диктатура пролетариата, и тем скорее будет осуществлен переход от социализма к коммунизму. Только культурная революция и широкое участие масс в управлении страной может не позволить номенклатуре  переродиться в бюрократическую элиту. Только в том случае, когда каждый трудящийся станет управлять сам своей страной, перестанут требоваться профессиональные управленцы, способные вновь образовать из себя паразитический класс. Можно сказать, что одной из важнейших причин гибели СССР стало непреодоленное в советском обществе противоречие между трудом управленческим и  трудом исполнительским, что, как мы помним, является непременным условием всякого классового общества.

Опасность перерождения управленческого класса в новый эксплуататорский класс партия большевиков понимала прекрасно и делала, что могла. Образовательный уровень советского населения был поднят основательно, и хорошо образованными кадрами к середине 30-х годов страна уже располагала, но все же их было недостаточно для такой огромной страны и такой гигантской задачи, которая стояла перед советским обществом. Рабочий класс до войны осознавал свою историческую ответственность перед страной и народом, в вот после войны картина уже была иная. Тогда, после столь тяжело доставшейся победы стало казаться, что главное уже все сделано, и теперь можно расслабиться, жить, ни о чем не задумываясь, в свое удовольствие. (Вероятно, советский рабочий класс надорвался в ВОВ. Он отдал так много сил для борьбы с внешним врагом, что у него уже их не осталось для борьбы с врагом внутренним. Можно сказать, что ВОВ стала косвенной причиной горбачевской перестройки, аукнувшись советскому обществу через 40 лет.)

Классики марксизма высказали как-то очень важную мысль, которая может дать понимание случившемуся с СССР, что пролетариат должен быть готов к своему господству: «нельзя считать двигателем революции одну только свою волю вместо действительных условий. Пролетариату, может быть, придется пережить еще 15, 20, 50 лет гражданских войн и международных столкновений «не только для того, чтобы изменить эти условия, но и для того, чтобы изменить самих себя, пролетариев, и сделать себя способными к политическому господству»»^[5]. По всей вероятности, эта готовность к политическому господству была только у того поколения советского рабочего класса, которое делало революцию и начинало строить социализм. А вот последующие поколения советских трудящихся этой готовности уже не показали – они добровольно все больше и больше отказывались от своей политической власти, радостно перекладывая ее на плечи других, тех, кто потом употребил ее в своих интересах.

Главный фактор производительных сил  советского социализма — человек оказался недостаточно развитым политически, чтобы владея законами общественного развития, двигаться дальше к коммунистическому обществу.

Пока большинство в ЦК партии было за настоящими марксистами-ленинцами во главе со Сталиным, массовая обывательски-мещанская позиция рядовых коммунистов и рабочего класса хоть и огорчала, но не сильно вредила делу социализма. Но когда Сталина не стало, оказалось, что отпора оппортунизму и ревизионизму в партии дать некому – в стране почти не осталось тех, кто способен был понять к чему могут привести все эти, на первый взгляд, казавшиеся несущественными, правые повороты в политике, экономике и идеологии, совершенные хрущевской кликой.

На том же самом Пленуме ЦК КПСС 2-7 сентября 1953 г., где Н.С.Хрущев был избран Первым секретарем ЦК, было принято Постановление «О мерах дальнейшего развития сельского хозяйства СССР», которое как небо и земля отличалось от всего того, что принималось партией ранее. И не только по сути сказанного, но даже и по стилю изложения. С этого постановления начинается та самая а-ля марксистская демагогия, которая потом прогрессировала в СССР все больше и больше, вызывая искреннее отвращение у всего советского народа. К началу перестройки умение много и витеевато говорить, не сказав при этом ничего существенного, все более оттачивалось, пока не достигло своего апогея в словоблудии Горбачева.

Это и не удивительно, ревизионизм, как и всякая буржуазная идеология, пытается прикрыть многословием свою подлую предательскую суть. По первому постановлению хрущевского ЦК это видно отлично. Поворот политики партии вправо, к поощрению и развитию в стране мелкособственнических настроений и принципиальному отрицают всего того, что делалось раньше, при Сталине и Ленине, было движением назад, к реставрации в СССР буржуазных отношений. История впоследствии доказала это со всей очевидностью. И хотя критика Сталина и его политики в этом постановлении хрущевского ЦК еще не такая явная, откровенной и беспардонной она станет позднее, когда поворот в экономике вправо наберет силу, цель оппортунистов уже видна – дать некоторую свободу развитию в СССР буржуазных отношений.

Но многие ли тогда в стране это поняли? Ведь каких-либо протестных выступлений рабочего класса или коммунистов не было и в помине. Искренне уважая Сталина и одобряя его политику, партия и советский народ, тем не менее, не встали грудью на их защиту в 1956 г., когда еще можно было выправить руль советского государственного корабля и избежать сползания страны в капитализм.

Не потому ли буржуазные элементы впоследствии время правления Хрущева прозвали «оттепелью»? Ведь это именно им с избранием Хрущева первым лицом в КПСС стало в СССР тепло и комфортно. А до того, при Сталине, в условиях настоящей диктатуры пролетариата, получается, их здорово «подморозило»? Вот так обывательский термин, оказывается, может иметь под собой серьезную политическую основу, исключительно верно отражая сущность произошедших событий.

Правый поворот, ставший реальностью в политике и экономике СССР после прихода к власти Хрущева, не замедлил сказаться и на общественных науках. Базис, как мы помним, определяет надстройку, т.е. идеи, распространяющиеся в обществе, всегда имеют своим корнем экономику. Отказ от движения к коммунизму и возвратное движение к рынку оппортунистам, возглавившим компартию, требовалось оправдать идеологически. Сами они общественными науками владели слабо, в отличие от своих предшественников – истинных марксистов-ленинцев. А потому этим важным для действующей власти вопросом занялась интеллигенция, в рядах которой было немало буржуазных элементов, с большим восторгом воспринявших новый вектор в политике партии.

Интеллигенция во всяком обществе всегда обслуживает власть, правящий класс. В СССР в хрущевско-брежневский период существовало нечто подобное двоевластию. Формально власть в стране принадлежала рабочему классу, всем трудящимся, и для осуществления своей власти у них были все возможности. Но фактически эти самые трудящиеся, как мы уже говорили, все больше и больше самоустранялись от управления страной, отдавая все бразды правления советскому и партийному чиновничеству, все более превращающемуся в особый слой.

Интеллигенция в силу своей межклассовой природы имеет потрясающий нюх. Она всегда точно знает, куда направлен вектор движения общества и кому следует вовремя угодить, чтобы не остаться в дураках. Собственных классовых убеждений у нее нет и быть не может в силу ее общественного положения – она не участвует в общественном производстве, но она всегда точно знает, что требуется тем, кто нынче правит.

Лучшим способом «научно» обосновать хрущевско-брежневский правый поворот в экономике и политике было подменить настоящий МЛ суррогатом из оппортунизма и ревизионизма. Для этого в первую очередь требовалось отказаться от марксистского метода – диалектического материализма, позволяющего тем, кто им владеет, видеть и понимать истинную суть происходящих событий. Сделано это было очень умело. В оборот советской философской науки был внедрен ложный тезис, что якобы познать марксистскую диалектику можно только познав диалектику Гегеля. Ссылались при этом апологеты Гегеля не на кого-нибудь, а на самого Ленина, который как-то изучая «Науку логики» Гегеля на полях своих конспектов мельком сделал следующее замечание: «Нельзя вполне понять „Капитала» Маркса и особенно его I главы, не проштудировав и не поняв всей Логики Гегеля». К тому времени абсолютизация классиков и догматизм в советской обществоведческой науке укоренились довольно прочно. Пойти «против Ленина» не рискнул никто, как никто не рискнул справедливо возразить демагогам, что важно ПОНЯТЬ классиков, того же Ленина, учесть все условия, в которых они действовали, а не воспринимать тупо и механически любую их мысль как руководство к действию. Вот это и будет диалектический материализм на деле, а не на словах. А догматизм и начетничество это отрицание марксистского метода, путь в тупик, к субъективному идеализму. Так оно и получилось в итоге.

Увлечение советских марксистов Гегелем, у которого пытались научиться марксистскому методу(!!!), начисто уничтожило в стране марксистскую науку, оставив вместо нее в наследство будущим поколениям субъективный идеализм — классическое гегельянство, выдаваемое за МЛ. Советские философы напрочь забыли, что сам Ленин учился диалектике не у Гегеля, он всю свою жизнь учился у Маркса и Энгельса. Что «Науку логики» Гегеля первый раз в руки Ленин взял только в конце 1914 года, когда давно уже был великолепным марксистом-диалектиком, написавшим немало серьезных работ и не раз доказавшим свое умение применять марксистский метод на практике. Забыли советские обществоведы и о том, что марксистский метод полностью противоположен методу Гегеля, о чем тысячи раз писали сами классики марксизма, в том числе и Ленин, на которого ссылаются почитатели Гегеля.

Советским марксистам отчего-то не пришла в голову элементарная мысль, что учиться марксистской диалектике следует у тех, кто владел этой диалектикой, — у классиков МЛ. Что таких людей уже немало, и есть среди них даже те, кто сумел отлично применить ее в исторической практике – Ленин и Сталин и добиться огромных побед.

Как бы то ни было, но тому, кто устроил эту идеологическую диверсию, кто умудрился втащить Гегеля в советское обществоведение (мы пока не выяснили, кто это был, но исследования наши пока не закончены), мировой капитал должен поставить огромный памятник – этот человек (или группа лиц) сделали для разрушения советского социализма и СССР гораздо больше, чем сделал Горбачев. Без них ни о каком Горбачеве нельзя было бы и мечтать. Идеалистические умствования Гегеля, впитавшись в сознание наших ученых-марксистов, сделали свое дело — марксистская диалектика как метод исследования в СССР умерла. И в полной мере последствия этого проявились в горбачевскую перестройку, когда советские коммунисты оказались полностью обезоруженными перед лицом наступающего жестокого врага – контрреволюционной буржуазии.

Возможно, некоторые наши товарищи, прочитав данные строки, с нами не согласятся. Нам тоже не очень хотелось во все это верить, однако, факты упрямая вещь, тем более бесспорные. Вот они:

Первый факт. Советское обществоведение провалилось полностью. Оно оказалось неспособным увидеть даже класс буржуазии, выросший в СССР, не сумело предсказать неизбежную буржуазную контрреволюцию и даже через 20 лет после ее свершения не смогло осмыслить все, что произошло со страной и социализмом, и почему это произошло.

Объяснение этому факту  может быть только одно — та научная база, которой располагали советские обществоведы, не позволяла им этого сделать. Т.е. был какой-то изъян в научном мировоззрении советских ученых. И изъян этот был у всех, не только у некоторых. Потому что обратных примеров, т.е. тех людей, кто сохранил бы подлинно научное марксистское мировоззрение, нет ни единого. Если бы такие люди были, то хоть какой-то результат их трудов в послесталинское время мы бы имели. А такого результата нет. И таким изъяном может быть только одно – ошибочная философская база, основа, на которой строится все здание МЛ.

Второй факт. Источников у марксизма немало, но только Гегель в позднесоветском обществоведении был на особом положении. Его изучали в вузах, посвящали ему диссертации. Ни с Фейербахом, ни с Адамом Смитом, ни с Оуэном и пр. ничего подобного не наблюдалось.

Третий факт. Разница в обществоведческих работах сталинского и послесталинского времени, видная даже невооруженным глазом. Первые — нормальные марксистские исследования. Вторые — какие-то «пляски с бубнами» вокруг категорий диалектики, результат которых практически нулевой.

Четвертый факт. Гегельянство вместо марксизма, но в его «одежде», очень уж соответствовало правому повороту в СССР, совершенному во времена Хрущева. Странное совпадение. Или все же продуманное действие? Мы полагаем, что второе. Тем более что отход от истинного марксизма партийным хрущевско-брежневским руководством поощрялся. А вот настоящие марксисты, типа Д.И.Чеснокова, введенного Сталиным на 19 съезде в состав Президиума ЦК, сразу после его смерти в 1953 г. мгновенно (6 марта!!!) были отстранены от идеологической работы в партийном руководстве и отправлены на периферию.

Есть и еще факты. Но пока достаточно и этих четырех. Если наши товарищи, несогласные с нами в том, что именно гегельянство стало главной причиной полной недееспособности советского обществоведения, смогут объяснить их каким-то иным образом, мы с радостью признаем свою неправоту. Пока же нам придется основываться на тех выводах, которые были сделаны выше.