Против субъективизма в психологии

История психологии, как и любой другой науки, представляет собой историю ожесточенной борьбы мате­риализма с идеализмом. Однако борьба эта в пси­хологии имеет свои специфические особенности.

Изучение истории психологии показывает, что материа­листическое направление в этой науке на протяжении многих веков было представлено крайне слабо, при этом выразителями его, как правило, были философы-материа­листы или естествоиспытатели-материалисты.

Большая же часть психологов тяготела к теологии и к идеалистической философии. Этот факт в настоящее время открыто признают многие зарубежные историки психологии. Так, американ­ский исследователь А. Робэк, автор вышедшей в 1952 г. книги «История американской психологии», пишет, что в Соединенных Штатах Америки до самого последнего времени почти все психологи были одновременно теоло­гами или философами-идеалистами.

Свою самостоятельность как науки психология провоз­гласила менее 100 лет тому назад, в связи с распростране­нием экспериментального метода исследования. Создание этого метода большинством зарубежных психологов рас­сматривалось как решающее обстоятельство, способствую­щее превращению психологии из служанки богословия в положительную науку. Однако экспериментальный ме­тод не устранил и не мог в полной мере устранить антинауч­ной, идеалистической трактовки психологии, хотя он и подорвал позиции идеализма в этой науке.

Во второй половине XIX века в развитии психологии обнаружился конфликт, обусловленный несоответствием полученного фактического материала с традиционными теориями и. концепциями, которых придерживались многие психологи-идеалисты. В результате этого психология ока­залась в состоянии тяжелого кризиса, в котором она в стра­нах капитала находится и по сей день.

О кризисе психологии в капиталистических странах говорили и говорят сами психологи. В 1929 г. немецкий психолог К. Бюлер в книге «Кризис психологии» заявил, что для психологии пробил решительный час, что психо­логия вступила в кризис, от разрешения которого зависит вся ее дальнейшая судьба. Три года спустя на X между­народном психологическом конгрессе в Копенгагене дру­гой немецкий психолог — В. Келер выразил то же опа­сение. Он сказал, что, «если мы в ближайшее время не найдем связующие нити психологии, мы окончательно атомизируемся», т. е. возникнет бесчисленное множество психологических направлений и точек зрения и не будет единой психологической науки. Несмотря на многочислен­ные попытки, предпринятые и предпринимаемые сейчас рядом буржуазных ученых с целью вывести психологию из кризиса, кризис этот, как с горечью признает австрий­ский психолог П. Гофштеттер в работе «Психология и жизнь» (1951 г.), все еще продолжается, и в ближайшем будущем нет никаких перспектив на его окон­чание.

Вместе с тем реакционные круги поощряют образование разнообразных и многочисленных идеалистических тече­ний и школ в психологии. Особой пестротой характери­зуется психология в США, куда в 1933 г., после прихода к власти гитлеризма, эмигрировал из Германии и Австрии ряд представителей так называемой гештальт-психологии, фрейдизма и других психологических учений. Наряду с этим там возникли и «свои», американские, течения: разнообразные вариации бихевиоризма, операционализм, социометрия, психометрика и др.; широкое распростране­ние получают прикладные направления, в первую очередь военная и так называемая индустриальная психология. Господствующие классы США выделяют большие суммы из фондов Рокфеллера, Форда, Карнеги для их развития. «Официальное мнение в США, — указывает П. Гофштет­тер, — проявляет повышенный интерес к психологии, и от нее, в лице ее представителей, ожидается действительное улучшение жизни»[1]. Следует отметить, что американские психологи, действительно, активно помогают капиталисти­ческим монополиям в усилении эксплуатации труда рабочих, в идеологической обработке сознания широких масс населения, в подготовке к новой войне. Профессор Раймонд А. Бауер в книге «Новый человек в советской психологии», изданной Гарвардским университетом в 1952 г., констатирует, что «в США групповые исследования за последние годы удовлетворяют растущий интерес прави­тельства и индустрии…»[2]. Как сообщают авторы книги «Современные тенденции в области психологии в условиях напряженности международных отношений», выпущенной в 1952 г. Питтсбургским университетом в США, проделан­ная психологами работа в военной области будет способ­ствовать «повышению эффективности использования воен­ной мощи США в период войны».

В США, Франции, Англии и в других капиталистиче­ских странах имеются и прогрессивные психологи. Они ведут борьбу по разоблачению идеализма в науке, отстаи­вают научную, материалистическую психологию. Однако их деятельности постоянно противодействуют представи­тели реакционных кругов. Очевидно, с целью поедать заб­вению работы материалистов прошлого из библиотеки конгресса США изъята книга американского психолога Джемса Раш «Краткий анализ человеческого ума», в ко­торой он согласно материалистическому принципу позна­ния утверждал, что «нет ничего в уме, чего не было бы прежде в природе и чувстве». Особенным нападкам подвер­гаются в США те ученые, которые стремятся популяризи­ровать труды советских психологов. Известно, что в 1950 г. в городе Питтсбурге (штат Пенсильвания, США) были подвергнуты судебному преследованию несколько американцев, распространявших брошюру со статьями совет­ских психологов. «За последнее время в прессе опублико­вано много статей о советской науке, с целью возбудить у читателей против нее чувство негодования»[3], — признает Р. Бауер.

У представителей современных идеалистических направ­лений в психологии нет согласия по самым коренным во­просам науки, что способствует неразберихе в психологии. Однако при тщательном анализе идейной направленности происходящих там споров легко установить, что борьба ведется по второстепенным, частным вопросам. Общие же философские принципы у подобных «враждующих» сторон оказываются одинаковыми.

Рассмотрению и критике этих общих методологических положений идеалистической психологии и посвящается настоящая статья.

* * *

Характерной чертой идеалистических течений в совре­менной буржуазной психологии является прежде всего субъективизм.

Субъективизм присущ не только современной буржуазной психологии. В капиталистическом обществе субъек­тивизм — типичная черта почти всех, в первую очередь гуманитарных, наук. Это объясняется общими для буржуаз­ной науки общественно-историческими условиями их раз­вития, общими задачами, которые ставятся перед буржуаз­ными учеными миллионерами и миллиардерами, стоящими у власти и определяющими жизнь и политику империали­стических государств.

Субъективизм в психологии, как и в других науках, прежде всего означает отрицание объективного характера закономерностей исследуемых явлений. Психологи, при­знает Р. Бауер, имея в виду своих американских и европей­ских коллег, — «знатоки использования слов». Старые лозунги они наполняют новым содержанием, произвольно манипулируют категориями своей науки, формулируют программные положения, которые «не эмпиричны в своей существенной части» и поэтому без всяких оснований считаются «верными» или «ложными».[4] Отвергая объектив­ный характер закономерностей, субъективисты устанав­ливают разного рода псевдозаконы, результатом чего яв­ляется возникновение самых беспочвенных, подчас просто фантастических и вздорных «концепций», «взглядов» и даже целых школ и течений. По собственному признанию зарубежных психологов, среди них бытует столько «пси­хологий», сколько есть психологов.

Примером, подтверждающим вышесказанное, может служить вопрос о предмете психологии. Как же рас­сматривают психологи предмет науки, которой они за­нимаются?

В настоящее время сторонники эмпирической психоло­гии предметом психологии провозглашают изучение «со­стояний сознания» в том виде, как они представляются каждому человеку. Психологи-неотомисты считают, что психология должна заниматься изучением особенностей «души». Представители фрейдизма и неофрейдизма главное внимание уделяют определению «законов бессознательных процессов», противопоставляя последние сознанию. Аме­риканские психологи-бихевиористы отрицают сознание во­обще, предметом психологии они провозглашают поведе­ние. Сторонники же довольно распространенного ныне в США направления, называемого социометрией, заявляют, что психологи должны заниматься изучением «психологи­ческой географии общества» (под этим термином они пони­мают совокупность каких-то «актуальных психологиче­ских компонентов взаимоотношений», которые имеются будто бы у людей и определяют собой весь социальный строй общества).

Примеры подобного рода без труда можно было бы увеличить во много раз. Но и сказанное неопровержимо свидетельствует о чрезвычайном разнобое, несогласован­ности, царящих среди зарубежных психологов по самому важному для них вопросу — о предмете психологической науки.

Единства мнений по коренным вопросам психологии не существует не только между представителями разных школ и направлений, но и между психологами внутри одной школы. Некогда сравнительно монолитные направления в психологии, например бихевиоризм, фрейдизм и др. представлены ныне многочисленными течениями и теченьицами, ведущими между собой спор по всем важным про­блемам.

Об этом убедительно свидетельствует разноголосица среди сторонников фрейдизма. Известно, что Зигмунд Фрейд оценивал психическое как проявление «бессозна­тельных» сексуальных влечений. «Мы пришли к выводу, — писал он, — что все чувства симпатии, дружбы и т. п., которые мы испытываем в жизни, генетически связаны с сексуальностью и развиваются из простого сексуального желания…»[5], хотя бы объект и не был сексуально оформлен. Последователь Фрейда А. Адлер подменил идею «сексуаль­ного бессознательного» идеей превосходства, К. Юнг создал доктрину о «коллективном бессознательном», а фрейдист Ф. Монт, следуя Юнгу, расширил тезис о сексуальности до космических масштабов. В журнале «Клиническая психо­патология» он заявил, что половое влечение — «либидо» — это особая нематериальная энергия, пронизывающая собой все предметы от космоса до атомов. «Либидо», в понимании Монта, определяет собой все законы объективного мира: космические, атомные, общественно-исторические. Монт полагает, что все явления в мире объясняются отношениями двух начал — мужского и женского. На этом вымышлен­ном, субъективистском основании он утверждает, что папа римский навсегда придан католической церкви, как муж­ское начало — женскому.

Э.Торндайк

Не меньший произвол господствует и среди бихевиористов. В настоящее время насчитывается до двух десятков разных направлений в бихевиоризме: моточеловеческий, формальный, невристический, биосоциальный, биполярный, философский, методологический, психосоциальный, дина­мический, неврологический, генетический, психобиологи­ческий, телеологический и др. Представители каждого из этих направлений по-своему понимают предмет психоло­гии. Родоначальник бихевиоризма — Э. Торндайк одним из основных законов поведения провозгласил «закон эффекта». По его мнению, внутреннее состояние «удоволь­ствия» или «неудовольствия» определяет характер поведе­ния. Таким образом Торндайк на деле приходил к при­знанию психических состояний, которые так решительно отвергались им на словах. С Торндайком не был согласен Дж. Уотсон, который, отрицая «закон эффекта», делал акцент на «законе частоты». Новое поведение, по Уотсону, образуется из тех случайных движений, которые чаще совершаются. Бихевиорист М. Мейер не соглашается ни с тем, ни с другим. Он утверждает, что поведение объяс­няется определенными «законами нервных функций», т. е. деятельностью нервной системы. А сторонники так называе­мого биполярного бихевиоризма (Холлингвортс, Уоррен, Пилсбери) настаивают на использовании при объясне­нии поведения и фактов сознания данных объективного метода.

Непознаваемые «силы», недоказуемые и фиктивные «аксиомы», голословное отрицание психики уводят совре­менных субъективистов-психологов от правильного ре­шения проблем психики, от научного понимания ее зако­номерностей. Но какие бы новые «законы» они ни приду­мывали, они не в силах скрыть идеалистической сущности своих концепций, опровергнуть важнейшее положение научного материализма о психике.

Ярким примером субъективизма, произвольности и вытекающего отсюда разнобоя в современной зарубежной психологии является проблема личности.

Выражая точку зрения ряда современных западноевро­пейских психологов, П. Гофштеттер утверждает, что на­блюдаемые особенности людей ничего не дают для понима­ния их личности. Сама по себе личность, по Гофштеттеру, — это «чистая сущность», «персона». Поэтому истинное зна­ние личности возможно якобы лишь через собственные пере­живания человека, через структуру «чистой сущности». Для других людей личность непознаваема.

Подобная точка зрения Гофштеттера в отношении оценки личности является явно субъективистской. Гофштеттер при истолковании личности, как и при истолковании пси­хики, исходит из представления о противоположности того, что является (это он называет «одеянием», «облаче­нием», «маской»), тому, что составляет сущность. В соот­ветствии с феноменалистической философией он считает, что сущность не есть совокупность существенных связей, а нечто самодовлеющее и не зависимое от своего «облаче­ния», познаваемое лишь путем самонаблюдения. «Мы переживаем себя сами как «пучок» свойств, ориентирован­ный на «чистую» сущность, как структуру…»[6], — пишет Гофштеттер. В доказательство своего понимания личности он не может привести ни одного довода, кроме субъективист­ских, произвольных умозаключений.

К.Юнг

Подобную же точку зрения в отношении понимания личности занимают, в сущности, и сторонники фрейдовской психологии. Большое внимание уделял этому вопросу К. Юнг, создатель психологической типологии личностей. Главным, что характеризует личность, Юнг считает некое коллективное неосознаваемое влечение. По его мнению, «либидо» может быть направлено «внутрь», на себя, и «вовне», на других людей. На этом основании он разделял людей на две группы: на «экстровертированных» (ориентированных вовне) и на «интровертированных», жаждущих власти и обращенных «в себя».

Не менее субъективистским и произвольным является понимание личности многими американскими психоло­гами. Так, например, М. Принс, X. А. Меррей утверждают, что личность — это понятие биологическое, а потому ее следует определять и характеризовать с точки зрения физиологии и анатомии. Характеристикой личности, по мнению Принса, является нейрограмма — система нерв­ных процессов, специфическая для каждого человека. Характеристикой личности, по Маррею, является сово­купность специфических психофизических сил, проявляю­щихся у личности в момент действия внешних раздражите­лей и обусловливающих ее потребности. Подобное понима­ние личности американскими психологами не учитывает объективных особенностей и свойств личности, игнорирует общественно-историческую природу человека и его пси­хики, является субъективистским.

Еще более произвольно понимание личности в социо­метрии. Согласно точке зрения сторонников этого направ­ления личность — это «центр социального атома», осуще­ствляющего свои многочисленные телеотношения с дру­гими индивидами. (Под «теле» в социометрии понимаются невидимые излучения, идущие от одного человека к дру­гому и являющиеся основой чувствительных процессов.) Подобная концепция полностью абстрагируется от реаль­ности, имея дело только с вымышленными понятиями, не соответствующими действительности.

Таким образом, между отдельными направлениями в со­временной психологии за рубежом существуют довольно резкие разногласия в понимании того, что такое личность. «Представление западных людей о себе (т. е. понятие личности. — Н. М.) так часто и глубоко менялось за пре­дыдущие семь столетий и за последнее в частности, — пишет Джером С. Брунер, — что они не могут теперь понять, что же они есть на самом деле»[7]. Однако констатиро­вать лишь одни разногласия было бы совершенно недоста­точным и неверным. Несмотря на различия, у многочислен­ных психологических направлений имеется и то общее, что объединяет их и дает право отнести их в лагерь идеа­лизма.

Понимание личности зарубежными психологами аб­страктно, хотя абстракции их различны по своему содер­жанию. Личность рассматривается вне реальных условий материальной жизни общества, вне отношений личности к обществу. Подобный абстрактный, внеисторический под­ход к пониманию личности препятствует пониманию поло­жения личности в том или ином обществе, затушевывает антагонистический характер капиталистического общества, внушает мысль, будто в буржуазном обществе «все равны», все имеют одинаковые интересы «цели и возможности.

Субъективистские измышления зарубежных психоло­гов по вопросу о личности являются поэтому отнюдь не «невинными заблуждениями» искателей истины. Объективно они играют вполне определенную роль — роль идео­логического оружия по обработке сознания людей в нуж­ном буржуазии духе. Кроме того, психологические теории личности играют также роль «научного» обоснования це­лого ряда практических мероприятий. Представление о на­личии у человека каких-то таинственных «теле», «инстинк­тов», «персоны», определяющих собой сознание, личность и т. д., ориентирует воспитателей и педагогов на пассивное выжидание спонтанного «саморазвития» этих «могуществен­ных» сил и заставляет их соответствующим образом орга­низовывать педагогический процесс. «Мы не должны ни душить, ни коверкать таинственных сил, заложенных в ребенке, мы должны дожидаться их проявлений, которые, как мы знаем, естественно последуют», — пишет М. Мон- тессори в работе «Метод научной педагогики, применяе­мый к детскому воспитанию в домах ребенка». К каким ре­зультатам приводит такое воспитание молодого поколения, прекрасно показал Клеллон Холмс в статье «Опустошенное поколение», опубликованной в журнале «Нью-Йорк тайме мэгэзин». Молодое поколение США в настоящее время является морально и нравственно опустошенным, пишет Холмс. Если молодежь капиталистических стран в 20-х годах называли потерянным поколением, то молодежь настоящего времени надо назвать «опустошенным поколе­нием». Сегодняшнюю молодежь, пишет Холмс, нисколько не тревожат жалобы по поводу грязи, мутящей источники нравственности. Она выросла среди развалин и уже не замечает их.

Хотя и нельзя согласиться с Холмсом, будто вся амери­канская молодежь является ныне морально опустошенной, но не вызывает сомнения, что на пути морального растле­ния юношества империализм добился немалых «успехов». Капиталистический общественный и государственный строй и его идеологи, среди которых немаловажную роль играют буржуазные психологи, привели американскую молодежь, как показывает Холмс, к глубокому духовному и мораль­ному падению, «к спекуляции, к бибопу (новейшая разно­видность разнузданной пляски под джаз. — Н. М.), к по­ловой распущенности, к маклачеству». Разжигая низмен­ные чувства и инстинкты в человеке, идеологи империа­лизма пытаются внушить молодежи, что они создают якобы «новую культуру». На самом же деле они толкают молодежь на разрушение созданной веками культуры, готовят ее к новой войне, к безжалостному истреблению миллионов людей. Вероятно, атому поколению предложат сбрасывать бомбы и подвергнуться тому, чтобы эти бомбы на него сбрасывали, пишет Холмс.

Коренную противоположность субъективистскому пони­манию личности, господствующему в зарубежной идеали­стической психологии, представляет наше материалисти­ческое понимание личности, основанное на принципах самой передовой философии — диалектического материализма. Личность, согласно материалистической психологии, — это не «чистая» самостоятельная сущность, «персона», абстрактная совокупность «нейрограмм» или мифический «социальный атом», образуемый вымышленными «теле». Личность — это конкретный человек как общественное существо, субъект познания и активный преобразователь мира. К.Маркс писал, что «…сущность человека… есть совокупность всех общественных отношений»[8]. Каждая личность обладает и общечеловеческими, и индивидуаль­ными, и специфическими особенностями, определяемыми ее классовой принадлежностью. Не физиологические про­цессы («нейрограммы»), не врожденные особенности «пер­соны» и не особое сочетание «теле», а конкретные общест­венно-исторические условия — вот что определяет личность. Материалистическое понимание личности составляет науч­ную основу воспитания людей нового, коммунистического общества.

Пережитки субъективизма в виде конструирования тех или иных положений без тщательного обоснования их фактическими данными имеются и в нашей психологии. При этом далеко не всегда создатели подобных психологи­ческих «изобретений» находят в себе смелость отказаться от них перед лицом фактов.

* * *

Одной из причин произвола и хаоса, господствующих в идеалистических направлениях психологии, является от­рицание практики как критерия истины. Психологи-субъективисты не признают, что практика, фактическое подтверждение выдвигаемых положений, является основ­ным требованием научного исследования. В противополож­ность естествоиспытателям-материалистам, считающим обя­зательным для себя опытное изучение реальных фактов действительности, а практику — критерием истинности соз­даваемых гипотез, психологи-субъективисты главную свою задачу усматривают в произвольном истолковании соб­ственных переживаний или поверхностно наблюдаемых фактов. Такое истолкование осуществляется в соответствии с тем или иным идеалистическим направлением в филосо­фии, большей частью в ущерб самим фактам. В результате возникают чрезвычайно произвольные, бездоказательные «закономерности», понятия и даже целые психологические «системы».

З.Фрейд

К субъективистским домыслам в психологии могут быть отнесены все основные положения фрейдистской психоло­гии. Они не подтверждены опытным путем, больше того, они не выводятся из фактов в качестве их обобщения. Своим происхождением они обязаны игривой фантазии З. Фрейда.

Одно из главных положений фрейдистской психологии гласит: «…Течение психических процессов автоматически регулируется принципом удовольствия». Разъясняя свое понимание этого «принципа», Фрейд заявляет, что удоволь­ствие «связано с количеством возбуждения в психике, ко­торое поддерживается на постоянном уровне». Изменение уровня возбуждения порождает неудовольствие. Однако, что такое возбуждение, Фрейд объяснить не может, потому что он исходит не из фактов, а из предвзятых идей. «…Мы ничего не знаем о природе процесса возбуждения в элемен­тах психических систем и не чувствуем себя вправе делать даже какое-либо предположение», — так пишет он по по­воду этого вопроса. И получается, что то, о чем мы «ничего не знаем», о чем нельзя даже предполагать, является объ­яснением другого понятия («принципа удовольствия»), с помощью которого объясняется «течение психических про­цессов».

Куда приходит в конце концов Фрейд в своих беспочвен­ных спекуляциях относительно «возбуждения» и «принципа удовольствия», можно судить по следующим его высказы­ваниям. В работе «По ту сторону принципа удовольствия» он отмечает, что при некоторых нервных заболеваниях у больных наблюдаются навязчивые, повторяющиеся пред­ставления. Их возникновение он объясняет перемещением в «психических системах» энергии возбуждения. Затем из факта повторения представлений он делает абсурдный вы­вод: повторение есть всеобщий закон жизни, а потому вся­кое живое существо стремится возвратиться к прежнему состоянию — к небытию, к смерти. «…Целью всякой жизни является смерть, и обратно — неживое было раньше жи­вущего». Стремление живых существ к самосохранению Фрейд объясняет как частное стремление, которое обеспе­чивает живым существам лишь собственный, а не любой путь к смерти. «Страх смерти, а равно и страх совести, мо­жет рассматриваться как видоизменение страха кастра­ции», — утверждает он. Бессмертие он объясняет как удли­нение пути к смерти. Ясно каждому, что подобные субъекти­вистские положения Фрейда, не обоснованные фактами, являются не чем иным, как идеалистическим вымыс­лом.

Характерным приемом психологов-субъективистов, по­могающим протаскивать в науку вымышленные предполо­жения, является использование понятий, известных уче­ным, в новом, искаженном значении. Так, например, по­нятие «возбуждение» было известно во времена Фрейда. Но он использовал знакомое слово совсем не в том смысле, в каком оно обычно использовалось учеными, создав этим видимость научности своих взглядов. Обычно понятие «возбуждение» означает не количество чего-то неизвестного в психике, а одно из двух — наряду с торможением — со­стояний, в которых находятся клетки нервной системы. И возбуждение, и торможение — состояния не фиктивные, не вымышленные, так как их можно наблюдать, фиксиро­вать приборами и вызывать по своему произволу. «Нервное возбуждение является, следовательно, процессом, который меняет физиологическое состояние тех образований, в кото­рых заканчиваются возбудившиеся нервные волокна»[9]. О состоянии возбуждения в нервном приборе исследователь судит по той деятельности, которая осуществляется орга­нами тела, с которыми связан этот нервный прибор. В на­стоящее время ученые не только безошибочно могут знать о наличии возбуждения в нервной ткани, но имеют и строго научное предположение о биохимической сущности этого явления. С их точки зрения и возбуждение, и торможение — это различные биохимические состояния нервной ткани, определяемые разным соотношением ассимиляции-диссими­ляции. И. П. Павлов считал, например, что возбуждение связано с преобладанием в клетке диссимиляции, а тормо­жение — с преобладанием ассимиляции. Таким образом, опытное изучение явления возбуждения дает все основания для более глубокого знания его природы, в то время как спекулятивные рассуждения Фрейда о возбуждении не позволяют ему «делать даже какое-либо предполо­жение».

Другим примером того, как психологи-субъективисты относятся к фактам и какую роль эти последние играют при создании самых новейших субъективистских концепций в психологии, может служить социометрия. Ее возникно­вение относится к 40-м годам текущего столетия. Одним из основных понятий этой новой «науки» является понятие «теле». «Теле», согласно взглядам сторонников социомет­рии, — это какие-то нематериальные связи, будто бы суще­ствующие между людьми. «Теле» не могут ощущаться чело­веком, а потому-де до сих пор никто из людей не знал об их существовании. (Об этом смогли «узнать», видите ли, лишь сторонники социометрии.) Невидимый поток «теле» не­сется будто бы от индивида к индивиду, воздействует на сознание людей, вызывая в них различного рода аффектив­ные состояния: радости, горя и т.д. Более того, «теле» опре­деляют «межиндивидуальную природу общества», обусло­вливают поведение людей, их сознание и т. д. Одним словом, «теле» — это единственный фактор, который определяет характер общественного строя и психику человека. Таково кредо социометрии.

Положения социометрии находятся в вопиющем проти­воречии с данными современной науки.

Из физиологии известно, что всякое изменение в орга­низме — секреция желез, работа мышц и т.д. — возникает под влиянием внешних или внутренних материальных раз­дражителей. В периферических концах анализаторов (орга­нах чувств), как доказал И. П. Павлов, энергия этих раз­дражителей трансформируется во внутреннюю энергию, которая в виде возбуждения передается затем в мозг. Не­материальное не может воздействовать на анализаторы и превращаться в материальный нервный процесс. Следова­тельно, положение сторонников социометрии о функциях нематериального «теле» находится в прямом противоречии с данными науки.

И. П. Павлов установил также, что аффективные состоя­ния представляют собой результат определенной физиоло­гической деятельности мозга, в частности результат изме­нения функциональных систем (динамических стереотипов), возникающих в больших полушариях головного мозга в соответствии с системой объективных раздражителей. «Мне думается, — писал великий ученый, — есть доста­точные основания принимать, что описанные физиологиче­ские процессы в больших полушариях отвечают тому, что мы субъективно в себе обыкновенно называем чувствами в общей форме положительных и отрицательных чувств и в огромном ряде оттенков и вариаций, благодаря или комбинированию их, или различной напряженности. Здесь — чувство трудности и легкости, бодрости и уста­лости, удовлетворенности и огорчения, радости, торжества и отчаяния и т. д. Мне кажется, что часто тяжелые чувства при изменении обычного образа жизни, при прекращении привычных занятий, при потере близких людей, не говоря уже об умственных кризисах и ломке верований, имеют свое физиологическое основание в значительной степени именно в изменении, в нарушении старого динамического стереотипа и в трудности установки нового»[10]. Сторонники же социометрии полагают, что аффективные состояния по­рождаются не нервной системой, а нематериальными «теле», и тем самым вновь оказываются в противоречии с данными физиологической науки.

Как доказано историческим материализмом, характер того или иного общества определяется не характером нема­териальных «межиндивидуальных человеческих связей», а теми реальными отношениями, в которые вступают люди в процессе общественного производства. «Производственные отношения, — писал Маркс, — в своей совокупности обра­зуют то, что называют общественными отношениями, об­ществом, и притом образуют общество, находящееся на определенной ступени исторического развития, общество с своеобразным отличительным характером».[11]

Таким образом, основные положения социометрии явно противоречат твердо установленным фактам и положениям естественных и общественных наук. Это обусловлено тем, что социометрия является не наукой, а лженаукой, не отражением объективных закономерностей природы и общества, а субъективистской, словесной эквилибрис­тикой.

Весьма близкой по своему содержанию к социометрии является модная ныне в Западной Германии так называе­мая парапсихология.

Фундаментальным положением парапсихологии яв­ляется давно уже затасканное идеалистами положение о су­ществовании «чистых» мыслей и о возможности передачи их на расстояние. По мнению сторонников парапсихологии, мысли способны преодолевать огромное расстояние от человека к человеку и проникать в них помимо органов чувств, т. е. внечувственно. Эти невидимые мысли обусловливают интуицию человека, которая является якобы сверхчувственным способом познания окружаю­щего мира.

Лучшим опровержением теоретических установок па­рапсихологии является марксистско-ленинское учение о не­разрывности языка и мышления, а также связанное с ним учение И. П. Павлова о первой и второй сигнальных си­стемах. Оголенных мыслей, не связанных с языком, как убедительно показал марксизм-ленинизм, не существует. Мыслительная деятельность, согласно учению И. П. Пав­лова, является результатом взаимодействия первой и второй сигнальных систем. Представляя собой систему речевых связей, вторая сигнальная система не существует помимо первой. Это означает, что наши мысли всегда возникают из чувственных данных, получаемых органами чувств (анализаторами), и неразрывно связаны с речевой дея­тельностью.

Парапсихология же допускает существование «чистых», «оголенных» мыслей, которые могут якобы «вкладываться», перемещаться непосредственно из головы одного человека в голову другого человека, минуя органы чувств. Допуще­ние такого рода игнорирует элементарные законы физио­логической науки и противоречит давно известным положе­ниям материалистической философии.

Парапсихологи утверждают, что мозг производит излу­чение, которое каким-то образом воспринимается человеком. Мозг человека во время своей работы, действительно, про­изводит излучение. Однако это излучение чрезвычайно слабо. Его можно улавливать лишь при помощи специальных чрезвычайно мощных усилителей (осциллографов). Вполне понятно, что такое слабое излучение не может восприни­маться человеком не только на расстоянии нескольких со­тен километров, но даже нескольких сантиметров. Даже если бы такая передача и имела место, она должна была бы воз­действовать прежде всего на органы чувств, ибо давно из­вестно, что единственными каналами, по которым осуще­ствляется связь организма с внешним миром, являются наши ощущения.

Положение парапсихологии о существовании невидимых лучей — мыслей или особой «мыслительной субстанции» является субъективистским вымыслом. По существу нет никакой принципиальной разницы между «теле» сторонни­ков социометрии и субъективистскими домыслами пара­психологов.

Подобного рода примеров субъективистских положений и целых школ можно было бы привести еще много. Перечислить все их — по существу означает разобрать все основные положения всех многочисленных направлений в идеалистической психологии, что не входит в нашу за­дачу.

Следует отметить, что процветание субъективистских, недоказанных и недоказуемых положений, «фактов», «зако­номерностей» в современной психологии капиталистических стран является неопровержимым свидетельством кризиса ее методологических основ.

* * *

Одной из идейных основ субъективизма в современной буржуазной психологии, игнорирующей опытное изучение психики и подменяющей факты конструированием вымыш­ленных лжетеорий, является идеалистическая философия И. Канта. Согласно кантианской теории познания внешний мир дает толчок, в результате которого чувственная способ­ность человека, данная от рождения, порождает хаос ощу­щений, восприятий и т. д. В этот хаос определенный порядок вносит человеческий разум, обладающий соответствующими априорными способностями. При помощи разума человек способен познать мир глубже и полнее, нежели при помощи органов чувств. Разум, сознание со своими априор­ными способностями, таким образом, предшествуют опыт­ному, чувственному познанию и являются его условием. Исходя из этих положений, Кант утверждал, например, что законы природы, понятия причинности и времени не являются объективными, они — лишь проявления свойства познавательной способности (сознания) человека.

Допущение чувственного и сверхчувственного способов познания тесно связано у Канта с признанием существова­ния «души» как особой бесплотной субстанции и бога, предопределяющего способности разума. О сущности своего трансцендентального идеализма он прямо заявлял: «Я дол­жен был… ограничив знание, дать место вере…»

Вера, о которой упоминает Кант, занимает исключи­тельно важное место в теории познания субъективистов — философов и психологов. Субъективист — философ или пси­холог — верит, что истинным является то, что мыслится ясно или отчетливо, просто или экономно, то, во что верят другие люди. Но подобный «критерий» истинности никак не может быть принят, ибо он целиком зависит от человека, является чисто субъективным. Познание является здесь замкнутым в себе процессом, мерилом правильности его становится сам познающий человек. Вполне понятно, что подобные «критерии» истинности, основанные на вере во что-либо, широко открывают двери для проникновения в науку всякого субъективистского вздора, поскольку для признания новых положений не требуется никакого объек­тивного доказательства.

Взгляды Канта и неокантианцев находят широкое при­менение у психологов-субъективистов. как в прошлом, так и в настоящее время. Но если в устах психологов прошлого столетия субъективизм был выражен четко и откровенно, то современные психологи-субъективисты иногда стараются прикрыть его фальшивыми фразами. Однако существо дела от этого нисколько не меняется. Поэтому разбор субъекти­вистских построений психологов XIX века позволяет лучше понять истинное содержание современной идеалистической психологии.

Психологи-субъективисты прошлого века, следуя за Кантом, старались как можно резче подчеркнуть различие между «разумом» и «чувствами», между психикой и мате­риальным миром. Так, английский психолог Гамильтон, разделяя кантианское противопоставление разума чув­ствам, в сочинении «Человеческий ум» писал, что интел­лект — «это видное свойство духа» — является содержа­нием психической жизни и спасением ее от чувств. Георг Ледд — американский психолог в своей работе «Психоло­гия как так называемая «естественная» наука», определяя сущность психики, старался подчеркнуть, что психика — это особое состояние, не сравнимое с материальными про­цессами, происходящими в мозгу.

Поскольку психические явления противоположны мате­риальным, физическим явлениям, для их познания суще­ствует, по мнению психологов-идеалистов, свой, особый метод познания. На этом основании видный американский психолог Э.Б.Титченер, основатель так называемой «струк­турной психологии», главной целью психологии считал проведение резкой грани между психическим и физиологи­ческим, биологическим исследованием. Того же мнения придерживались и русские идеалисты. Так, Н.Страхов и Г.Челпанов считали, что психические явления не могут быть восприняты и познаны через посредство органов чувств (глаза, уха и т. п.).

Положение, будто психические явления познаются, минуя органы чувств, является краеугольным тезисом субъективизма в психологии. Познание психических явле­ний осуществляется, как утверждают психологи-субъекти­висты, сверхчувственным способом познания, называемым ими «интроспекцией». «Интроспекция», как утверждают субъективисты, — единственный метод познания, адекват­ный природе психических явлений.

Исходя из кантианского противопоставления явления и сущности, психологи-субъективисты представляют внешний мир как совокупность не связанных между собой и проти­воположных «сфер»: из явлений, познаваемых чувственно (например, физиологических процессов), и из «психиче­ских феноменов», о которых можно судить, только минуя органы чувств. Так, целый ряд англо-американских психо­логов (Джемс, Спирмен и др.) утверждает, что в мире суще­ствует общечеловеческая («психическая») энергия, отли­чающаяся от энергии физического мира, о чем мы, как уве­ряет Джемс, в нормальном состоянии и не знаем.

Откровенно этот тезис защищает М. Грегори в работе «Психотерапия, научная и религиозная», изданной в Лон­доне в 1939 г. Грегори полагает, что «душу» человеческую никто познать не может, что она открывается лишь непо­средственно, интуитивно. Подобное познание человека че­ловеком, как следует из концепции Грегори, осуществляется при помощи бога. Грегори вторит Генри Линк, который в работе «Возвращение к религии» пишет, что человеческую «душу» можно понять только с точки зрения «внутрен­них условий» и что личность сама влияет на мир своей «души».

По мнению субъективистов, поскольку психические явления противоположны материальным, они противопо­ложны и физиологическим процессам, происходящим в мозгу. Отсюда вытекает резкое противоположение психи­ческих явлений физиологическим. Подчеркивая эту проти­воположность, психологи-субъективисты говорят о «спе­цифичности психического», о его «неповторимости» и «свое­образии». Так, американский психолог Портер, считая психику «особой сферой», противоположной материальному миру, называет ее «активно независимой силой».

Следует отметить, что подобные утверждения о «спе­цифичности психического» кое-кого вводят в заблуждение и поныне. Материалисты-психологи тоже считают, что психическое имеет свою специфику, свое отличие от физиоло­гических явлений. Однако эту «специфичность» они усма­тривают не в противоположности и отрыве психических явлений от физиологических процессов, а в наличии у пси­хических явлений своих собственных закономерностей. По мнению материалистов, психические явления есть проявле­ния высшей нервной деятельности и как таковые они не могут противопоставляться физиологическим процессам. И вместе с тем они обладают собственными закономерно­стями, отличающими их от закономерностей протекания физиологических процессов.

Вопрос об отношении психического к окружающему миру и к физиологическим процессам тесно связан у психологов-субъективистов с пониманием соотношения явления и сущ­ности. По их мнению, между энергией физического мира и «психической» энергией нет никакой закономерной связи. Нет ее и между психическими явлениями и физиологиче­скими процессами. Отсюда вытекает, что психические «фено­мены» могут быть познаны лишь «непосредственно», «сами по себе». Судить о них на основании поведения или физио­логических процессов будто бы невозможно, так как они с ними закономерным образом не связаны. Это приводит к признанию психических «феноменов» в качестве самостоя­тельно существующих, саморегулирующихся, полностью независимых от внешнего мира сущностей.

Отчетливо эту точку зрения изложил В. Вундт — один из классиков идеалистической психологии. «Еще менее может быть дозволено понимание психологии и ее задач, — писал он, — с точки зрения некоторых психологов и физио­логов, пытавшихся решать психологические проблемы путем выведения психологических процессов из физиче­ских, как более первоначальных и причинно их обусловли­вающих (курсив мой. —Н.М.)… Задача психологии как эмпирической науки… почерпается из фактов, на основании которых она возникла. Эти факты суть факты человеческого сознания или, выражаясь конкретнее, процессы нашего ощущения, чувствования, представления, наших аффектов, волевые процессы и процессы действий, возникающих в них».[12] Таким образом, по мнению Вундта, психика не имеет никакого отношения к деятельности мозга, между психическими и физиологическими явлениями закономерной связи нет.

Это положение Вундта разделяется ныне многими бур­жуазными психологами. Так, П. Гофштеттер утверждает, что при изучении психических явлений не нужно считаться с физиологическими закономерностями работы мозга. Гоф­штеттер заходит настолько далеко, что заявляет, будто учение Павлова о высшей нервной деятельности принесло вред психологии.

Того же мнения придерживаются в современной зару­бежной психологии сторонники социометрии и парапсихо­логии, представители так называемой «психологии рели­гии» (Грегори, Линк и др.), неотомисты и лютеранские нео­схоластики. Даже некоторые бихевиористы, в своих тео­риях говорящие о внешних «стимулах» и «реакциях» орга­низма на них, и те по существу разделяют традиционную точку зрения субъективистов в психологии. «Стимулы» бихевиористы понимают не как объективно существующий внешний раздражатель, а как то, что действует в данный момент не на нервную систему, а «непосредственно» на тот или иной орган. «Реакцию» они понимают не как реф­лекс, а как «непосредственную» и самостоятельную реак­цию органа, осуществляемую помимо нервной системы. Та­кое понимание «стимула» и «реакции» роднит бихевиористов с Вундтом и другими последовательными и откровенными субъективистами в психологии.

Некоторые наиболее реакционные психологи обосновы­вают подобные утверждения при помощи феноменологии Гуссерля. Гуссерль, как известно, полагал, что «сущности» являются чем-то совершенно самостоятельным и не зависи­мым от явления. Эта точка зрения целого ряда психологов- субъективистов, представляющих психические «феномены» в виде самостоятельных сущностей, весьма удобна для обоснования «своеобразия психического» и адекватного ему метода познания — «интроспекции».

Утверждения субъективистов в психологии о противо­положности сущности и явления, о сущности, которая ни­как не проявляется, о двух способах познания (чувствен­ном и сверхчувственном) уже давно опровергнуты как совершенно неправильные, противоречащие науке и прак­тике. Критикуя Канта и кантианцев, В. И. Ленин в «Мате­риализме и эмпириокритицизме» указывал, что «реши­тельно никакой принципиальной разницы между явлением и вещью в себе нет и быть не может»[13].

Согласно марксистско-ленинской теории познания сущ­ность проявляется в отношении предметов друг с другом, в их взаимосвязи и взаимодействии. Закон и сущность яв­ляются понятиями однопорядковыми, выражающими углуб­ление познания человеком окружающего нас мира. Закон есть отношение. Поэтому закон, сущность предметов вне взаимосвязи и взаимодействия предметов не могут быть познаны. Для познания закона, сущности нужно изучить взаимосвязи явлений. Сущность не может быть познана помимо явления, каким-то образом самостоятельно. Сущность является, говорил В. И. Ленин, явление суще­ственно.

Блестящее воплощение материалистической точки зре­ния по существу затронутых вопросов содержится в трудах основоположника научной психологии И. М. Сеченова. Он исходил из убеждения, что психические явления познаются так же чувственным путем, как и весь окружающий нас мир. Но это возможно лишь в том случае, если они про­являются как-то вовне. Таким внешним проявлением пси­хических явлений И. М. Сеченов считал мышечное дви­жение. «Для нас, как для физиологов, достаточно и того, что мозг есть орган души, т. е. такой механизм, который, будучи приведен какими ни на есть причи­нами в движение, дает в окончательном результате тот ряд внешних явлений, которыми характеризуется пси­хическая деятельность»[14]. Сеченов был убежден, что без изучения влияния «внешних явлений» на психику понимание последней становится невозможным. Так пре­одолевалось им традиционное (для идеалистической пси­хологии) противопоставление психических явлений всем остальным.

Противопоставление психических явлений физиологи­ческим процессам со всеми вытекающими отсюда след­ствиями является составным звеном в субъективистском понимании психики и поведения человека.

Отрицание закономерностей связи психики с физиоло­гическими процессами и явлениями внешнего мира обусло­вливает неверное решение психологами-субъективистами ряда вопросов. К ним относится прежде всего вопрос о про­исхождении психики. По мнению идеалистов, вопрос о про­исхождении психики вообще неуместен. Психика рассма­тривается ими как нечто извечное.

Психологи-субъективисты всегда утверждали далее, что психика, будучи самостоятельной субстанцией или сущ­ностью, обладая только ей присущими закономерностями, имеет собственную причинную обусловленность. На такой позиции стоит, например, Мак-Дауголл, основатель тер­мической психологии. Человек свободен, писал он, так как способен сам детерминировать свои силы независимо от внешних условий, не считаясь с закономерностями работы мозга и условиями существования. Как пишет американский психолог Ракмик в «Американском психологическом жур­нале», ум (т. е. психика. — Н. М.) существует лишь как активная сила и причина поступков человека.

«Теория» существования не зависимой от внешних усло­вий психики человека была подвергнута критике еще со стороны русских материалистов-философов и естествоиспы­тателей второй половины прошлого столетия. Большой вклад в дело разоблачения волюнтаристских взглядов субъективистов внес И. М. Сеченов.

И. М. Сеченов блестяще показал, что хотя человек и по­буждается к действию «умственным и нравственным побу­дителями», но эти «побудители» не следует отделять от внешних условий, потому что они действуют не иначе, как через посредство последних. Сеченов утверждал также, что эти психические побудители волевого действия не являются первичными, простыми и врожденными. Различие материализма от идеализма в данном вопросе, следова­тельно, заключается в решении двух вопросов: произвольна или первична психика и играют ли в отношении ее решаю­щую роль внешние условия.

В разработке вопроса о решающей роли внешних усло­вий в жизни животных и человека особенно много сделал И. П. Павлов. Подчеркивая определяющую роль внешних условий в формировании психики, он указывал, что в полном соответствий с окружающими внешними условиями происходит формирование, например, типа высшей нервной деятельности животных. «Образ поведения человека и жи­вотного, — писал он, — обусловлен не только прирожден­ными свойствами нервной системы, но и теми влияниями, которые падали и постоянно падают на организм во время его индивидуального существования, т. е. зависит от по­стоянного воспитания или обучения в самом широком смысле этих слов»[15]. Наоборот, сторонники субъективизма в психо­логии утверждают, будто психологические явления обусло­влены не внешними причинами, а причинами, находящи­мися в зависимости от самого человека, от его психики. Такими побудительными силами, или причинами, они счи­тают желания, мотивы, волю и т. д. Это утверждение яв­ляется характерным для особого направления в идеалисти­ческой психологии — так называемой динамической пси­хологии.

По мнению.сторонников этой психологии (Энжел и др.), желания, мотивы, убеждения являются «механизмами» и «причинами» человеческого поведения. Каждая из этих «причин» — первично данная и самостоятельная сущность и потому изучается изолированно одна от другой. По­скольку всякий здравомыслящий человек на основе повсе­дневных Фактов считает, что эти причины сами требуют объяснения, так как не являются первичными, психологи- субъективисты маскируют свой индетерминизм, выводя одну причину из другой. В результате получается замкну­тая цепь причин, ни одна из которых не зависит от внешних условий.

Подобного рода субъективистские трюки в равной степени применялись субъективистами как полстолетия назад, так и в настоящее время. Возьмем высказывание американского психолога Вудвортса, который в качестве исходного «начала» психики человека называет способ­ности. Способности, по его мнению, порождают интере­сы, а они — все особенности деятельности и характера человека.

К сожалению, следует отметить, что подобного рода объяснения все еще не изжиты до конца и в нашей психоло­гии. В. Н. Колбановский, выступая на совещании психологов в 1952 г., привел следующую запись беседы преподава­теля математики одной из школ с психологом:

— Почему ученик М. плохо усваивает предметы? (спра­шивает педагог. — И. М.).
— Он не может сосредоточить на них свое внимание (отвечает психолог. — Н. М.).
— Почему же он не может        сосредоточить          внимание?
— Потому  что у него слабая     воля.
— Почему у него слабая воля?
— Потому что нет для этого соответствующих мотивов.
— Почему нет мотивов?
— Потому  что он не осознал     потребности  в          учении.
— Что мешает ему в этом?
— Неумение сосредоточить на этой потребности свое внимание[16].

Ясно, что подобное понимание связи и зависимости раз­личных психических явлений не имеет ничего общего с ма­териалистическим пониманием причинности и детерми­низма и является типичным примером субъективизма.

Первопричиной всех изменений в сознании является внешний мир. Это положение легло в основу материалисти­ческой психологии. Оно является краеугольным камнем передового советского естествознания.

Отрицание закономерных отношений между психиче­скими явлениями и физиологической деятельностью мозга, с одной стороны, и закономерностями внешнего мира — с другой, представляет собой самую суть субъективно­идеалистического понимания психики. Отрицая причинную обусловленность психических явлений, психологи-субъек­тивисты получают широкую возможность «создания» про­извольных понятий и представлений, что и обусловливает царящий в психологии хаос.

* * *

Рассматривая своеобразные черты субъективизма в психологии, следует особо отметить присущий субъективистам отрыв мышления от языка. Они объявляют язык не сред­ством обмена мыслями, а источником основных противоре­чий современного капиталистического общества. По их мнению, прямо противоречащему фактам, язык есть явле­ние, не объединяющее людей в общество, а, наоборот, разъединяющее их.

В результате игнорирования роли звукового языка в становлении человечества субъективисты-психологи при­ходят к порочному представлению об индивидуалистиче­ском характере психики, сознания, мышления. По их мне­нию, человек представляет собой изолированную единицу общественного развития, своего рода Робинзона, сосуще­ствующего вместе с подобными же робинзонами. Развитие человека, по мнению психологов-субъективистов, — это не процесс усвоения общественно-исторического опыта, норм поведения, форм мышления и т. д., а спонтанное, недетерми­нированное «развертывание» врожденных сил и способно­стей. «…Истинное воспитание, — пишут Дьюи, — не есть что-то налагаемое извне, а рост, развитие свойств и спо­собностей, с которыми каждый человек появляется на свет»[17].

Отрицая решающую роль общественно-исторической среды в формировании психики человека, субъективисты в психологии выступают защитниками откровенного неве­жества и мракобесия. Мы воображаем, пишет Смайлс, что если у нас много библиотек, учебных заведений и му­зеев, то мы ушли далеко по пути прогресса. На самом деле, вещает этот «ученый», все это очень часто скорее мешает «саморазвитию».

Основой всех этих субъективистских положений идеа­листической психологии является буржуазный индивидуа­лизм. Буржуазные психологи-реакционеры не хотят видеть в человеке общественное существо, стремятся «доказать» животно-биологическую, индивидуалистическую природу человека и его психики. Однако историческое развитие общества свидетельствует совершенно о другом.

С возникновением языка, который явился сам продуктом общественных отношений, индивидуальный опыт отдель­ного человека, его мышление, психика в целом перестали быть только индивидуальными. Оставаясь продуктами дея­тельности мозга, мышление, психические явления стали объектами познания людей, так как получили материальное выражение в языке и тем самым сделались доступными для восприятия их другими людьми. Как свидетельствуют факты, отсутствие общения при помощи языка существенно изменяет умственное развитие и психический склад людей. Это имеет место, например, при расстройстве зрения и слуха.

Марксизм-ленинизм рассматривает человека как обще­ственное существо, как субъект истории. Вне общества не­мыслимо существование человека. В основе жизни обще­ства находится общественное производство. Человек развил свое мышление, органы чувств и т. д. благодаря обществен­ному труду. Усваивая общественный опыт поколений, чело­век усваивает не только навыки, приемы трудовой деятель­ности и язык, но и нормы, правила общественного поведе­ния, формы мышления. Бытие человека, таким образом, становится общественным по своему содержанию. Человек в своем индивидуальном бытии, — писал К. Маркс, «яв­ляется вместе с тем общественным существом»[18].

Так как решающую роль в формировании личности играет общественная среда, у человечества каждой эпохи вырабатываются свои особенные приемы и навыки мысли­тельной деятельности, определенные и специфичные для каждой эпохи проблемы исследования и методы их разре­шения. Выходит, что психические явления имеют на себе печать эпохи, в которой живет человек. Поэтому понятие психики исторично; психика конкретного человека не мо­жет быть исчерпывающе понята помимо тех общественно-­исторических условий, в которых живет и трудится че­ловек.

Психологи-субъективисты не признают общественно-­исторического характера психики, как не признают зако­номерностей ее развития. Они полагают, что психику чело­века можно исчерпать, установив лишь общечеловеческие закономерности психического. Это было бы правильно, если бы человек жил вне времени и вне общества, если бы он был «человеком вообще», а не представителем своего времени и своего класса в том или ином обще­стве.

Отрицание общественно-исторических особенностей пси­хики есть искажение реальной действительности, есть субъ­ективизм, приводящий к произвольному истолкованию психических явлений.

Наряду с оторванными от жизни и практики схоластическими, всякого рода умозрительными системами в современ­ной субъективистской психологии широкое распространение получил чисто описательный метод истолкования психиче­ских явлений. Задача изучения психики сводится сторон­никами подобного метода к установлению связей одного «феномена» (состояния сознания или констатируемого орга­нами чувств «факта» в виде стимулов и реакций, как в би­хевиоризме) с другим «феноменом». Такое «изучение» не дает установления причинно-следственных связей, без зна­ния которых невозможно управлять психическими явле­ниями, поэтому оно бесплодно в практическом отношении.

О бесплодности идеалистической психологии для прак­тики могут свидетельствовать следующие факты. Фрей­дистская психология, как известно, возникла в клинике и широко применяется в буржуазной психиатрии и невро­патологии (метод психоанализа). Казалось бы, что это — олицетворение теснейшего союза теории с практикой, психологии с психиатрией. Однако психоанализ не дал пси­хиатрии никаких положительных результатов. Это вынуж­дены были признать даже адепты этого метода. Так, ученик и переводчик Фрейда на английский язык А. А. Брилль пи­шет, что его энтузиазм уменьшался по мере продолжитель­ности психоаналитического эксперимента. За 11 лет, пишет далее он, мы имели дело с 600 пациентами, довели психо­анализ до конца в 69 случаях и вылечили четырех.

Бессилие врача-психоаналитика перед страданием чело­века объясняется его несостоятельностью в раскрытии объ­ективных закономерностей психической деятельности, под­меной этих законов субъективистскими измышлениями фрейдистов.

Несмотря на практическую бесплодность, психоанализ, как и другие реакционные психологические течения, в на­стоящее время широко рекламируется в США идеологами империалистической буржуазии. В каких целях и как используется фрейдистское понимание психики и объясне­ние на этой основе психических заболеваний, можно судить по книге некоего Берглера «Основы невроза», опубликован­ной в Нью-Йорке в 1951 г.

По мнению фрейдиста Берглера, невроз возникает вслед­ствие внутрипсихического конфликта между врожденными тенденциями быть Пассивным и быть агрессивным, которые проявляются у ребенка с момента рождения. От того, как будет складываться конфликт между врожденной пассив­ностью и агрессивностью, зависит, по мнению Берглера, то, каким будет ребенок: разовьется в нормального чело­века или будет психически больным. Патологическое раз­витие возникает якобы тогда, когда ребенок не может пре­одолеть врожденное чувство вражды по отношению к своим родителям, а нормальное — тогда, когда присущую ему враждебность он сумеет направить на кого-либо другого… Понимаемый таким образом невроз фрейдисты выдают за причину всех социальных зол современного капиталистиче­ского общества, за ключ к пониманию особенностей амери­канского образа жизни.

В послевоенные годы американские реакционные психо­логи большое внимание уделяют вопросам войны и мира. По их мнению, происхождение и сущность войн, средств и путей предотвращения новой военной опасности — все вопросы, интересующие в настоящее время человечество, — входят будто бы в компетенцию психологии. При этом они грубо искажают истинную сущность и происхождение войн, пропагандируют среди населения заведомо ложные сред­ства устранения военной опасности.

Так, в книге «Социальная психология войны и мира» американский психолог Мей пишет, что угроза новой войны всегда связана с существованием и развязыванием у людей врожденных «ужасных агрессивных тенденций». Обычно эти «тенденции» в человеке дремлют, не проявляясь вовне. Но стоит лишь совершиться «фрустрации» (под этим словом представители американской социальной психологии по­нимают изменение в худшую сторону в силу разнообразных причин обычного образа жизни), как дремлющая до сих пор агрессивность начинает якобы вызывать такие поступки, как преследование коммунистов, линчевание негров и т. п. Проявление проснувшихся «агрессивных тенденций» может пойти и другим путем. Это происходит в тех случаях, пишет американский психолог Стагнер, «если лидеры своими ре­чами, газетными статьями и другими средствами будут рас­пространять взгляд, будто «нашей группе» угрожает другая группа». В результате этого может возникнуть война.

Таким образом, война, по мнению социальных психоло­гов, — это не общественное, а биопсихологическое явление. Вполне понятно, что подобная точка зрения ничего общего не имеет с научным пониманием сущности и происхождения войн.

Не менее ненаучными, субъективистскими являются и другие положения американской социальной психологии, занимающейся проблемами войны и мира. По мнению сто­ронников этой психологии, в психике человека имеются якобы особые механизмы, приводящие людей к войне. Ими являются следующие три «закономерности»: стереотип, на­ционализм и милитаризм. Однако не нужно думать, что под вышеназванными терминами американские психологи имеют в виду то же самое, что обычно понимается при этом в науке.

Райт, Мей, Дурбин и другие психологи утверждают, что человек механически воспринимает в готовом виде культуру общества, в котором живет. Типичные для определенного класса привычки и представления, нормы и правила пове­дения усваиваются человеком и составляют его «стереотип». С точки зрения определенного «стереотипа» линчевание негров, пишет Мей, нужно рассматривать как нормальное явление. Ударить по лицу негра для американской девушки с Юга, указывает он, — развлечение, а для других это может показаться жестоким. Явление «стереотипа» в свою очередь определяет якобы две особенности человеческой психики: «проецирование» и «черно-белое мышление», при­сущие будто бы всем без исключения людям. Сущность «проецирования» состоит, по мнению этих психологов, в том, что человек будто бы видит в других те же качества, кото­рыми обладает сам. Под «черно-белым мышлением» они понимают «тенденцию», согласно которой люди будто бы собственные неудачи объясняют кознями других людей или народов.

Еще более фантастичными и вздорными являются две другие «закономерности» психики, «открытые» социальными психологами. В книге «Международные заблуждения» Страттон определяет национализм как «удобный собира­тельный термин для выражения внутренних определенных желаний и импульсов: желания превосходства своей нации и подчинения других, импульс стремления увеличить свою нацию и ущемить другую». Страттон добавляет, что импульсы эти имеют «иррациональный», бессознательный характер.

Подобное истолкование «национализма» ничего общего не имеет с наукой. Национализм, как известно, — это от­нюдь не «психическая закономерность», как старается пред­ставить дело Страттон; это — идеология и политика бур­жуазии, направленная на разжигание национальной розни между трудящимися различных наций. В эпоху империа­лизма буржуазия превратила национализм в идеологиче­ское средство оправдания политики порабощения чужих народов. Социальные психологи выхолащивают политиче­ское содержание понятия «национализм», искажают его сущность. Подобная фальсификация имеет реакционное значение: она сбивает с толку простых людей. Стараясь обелить политику империалистических государств, социаль­ные психологи выдают ее за проявление каких-то общече­ловеческих- психических «закономерностей».

Такую же фальсификацию совершают социальные пси­хологи и с понятием «милитаризм». Они считают, что мили­таризм — это не реакционная политика вооружений и под­готовки к войне, которая осуществляется империалистиче­скими государствами с целью порабощения других народов, завоевания новых земель, получения новых рынков сбыта и сырья. По мнению Стагнера, милитаризм — это такая «закономерность» психики, которая заключается в высво­бождении «агрессивных тенденций» под влиянием военной пропаганды, речей лидеров и т. п.

Таковы основные положения субъективистов-психологов, занимающихся социальными вопросами. Не факты и обобщения составляют их основу, а произвольные допуще­ния и измышления. Однако произвол, который вносят со­циальные психологи в понимание общественных явлений, отнюдь не безвреден. Основываясь на изобретенных ими «закономерностях», они выступают ревностными защит­никами существующего буржуазного строя, рьяно оправ­дывают империалистическую политику. «Потенциальный национализм — главный психологический барьер на пути утверждения мировой организации безопасности для кол­лективных действий», — утверждает Стагнер, старающийся с точки зрения психологии доказать необходимость подчи­нения всех народов господству американских монополий. «Фикция об абсолютном суверенитете должна уступить место осведомленности, ограниченной суверенности во взаимосвязанном мире. Кооперация, сложившаяся во время войны, должна перешагнуть все границы», — вторит ему Мей, ратуя за отказ народов от национального суверенитета и национальной гордости, пренебрежительно называя су­веренитет и национальную гордость «иллюзиями».

Реакционные психологи-субъективисты утверждают, что предотвращение войны возможно якобы путем простой «реорганизации» существующей системы воспитания. Для этого необходимо, чтобы люди умели как-то контролировать свои «дремлющие инстинкты» и вовремя их обуздывать. «Проникновение в самого себя — вот первая цель, — ве­щает Мей. — Контроль и регулирование агрессивного на­пряжения в относительно разумных пределах — вот глав­ная задача».

Подобными «рецептами» устранения угрозы новой войны американские реакционные психологи льют воду на мель­ницу миллиардеров и миллионеров, заинтересованных в под­готовке войны и в ослаблении всемирного движения сто­ронников мира. Вместо привлечения к активной борьбе за мир самых широких народных масс всех стран они рекламируют пассивность и созерцательность, вместо подлинно действенных средств сохранения мира — заведомо ложные.

Но и не только это преследуют реакционные американ­ские психологи своими проповедями «проникновения в са­мого себя». Гадание относительно «дремлющих инстинктов и тенденций», по их мнению, необходимо людям для того, чтобы уберечься от …влияния революционизирующих идей современности, от идей марксизма-ленинизма. «Че­ловек, который не может понять своих собственных эмоций и мотивов, — пишет Стагнер, —быстрее может поддаться пропаганде, основанной на экономических… предрассуд­ках».

Как видно, не в меру большие надежды возлагают идео­логи империализма на самонаблюдение! Их беспокоит рас­пространение во всем мире идей марксизма-ленинизма. Факты действительности не в их пользу. Поэтому-то они и проповедуют необходимость копания в собственных пе­реживаниях, призывая тем самым людей к уходу от реаль­ной действительности, от познания истинных причин бед­ственного положения трудящихся масс при капитализме. Пропагандой индивидуализма, якобы присущего природе человека и его психике, реакционные психологи пытаются ослабить воспитывающую, формирующую и мобили­зующую роль передовых идей в жизни и борьбе трудя­щихся.

Таким образом, субъективистская психология бесплодна в деле действительного улучшения жизни людей, в деле выработки более эффективных приемов обучения, формиро­вания правильного миропонимания и борьбы с предрас­судками и т. д. Однако она совсем не бездейственна в реак­ционной практике идеологов империализма. В их руках она является одним из идеологических орудий в борьбе за оправдание и «обоснование» незыблемости капиталисти­ческого строя и захватнической империалистической по­литики.

Такова истинная цель субъективистских извращений психологии реакционными буржуазными психологами.

И. С. Мансуров

Статья из книги «Диалектический материализм и современное естествознание», М, Государственное издательство политической литературы, 1957 г., с.390-422

[1] P. Hofstailer, Die Psychologie und das Leben, Wien 1951, S. 23
[2] R. A. Bauer, The New Man in Soviet Psychology, Harward University Press, 1952, p. 186.
[3] Ibid., p. XI.
[4] R. A. Bauer, The New Man. in Soviet Psychology, Harward University Press, 1952, p. 143.
[5] S. Freud, Collected Papers, II, London 1950, p. 319.
[6] P. Hofstalter, Die Psychologie und das Leben, 1951, S. 58—63.
[7] См. предисловие к книге R. A. Bauer, The New Man in Soviet Psychology, написанное Jerome S. Bruner, p. XIX.
[8] К. Маркс и Ф. Энгельс, Избранные произведения, т. II, М. 1955, стр. 384.
[9] К.М.Быков, Г.Е.Владимиров, В.Е.Делов, Г.П.Конради, А.Д.Слоним, Учебник физиологии, Медгиз, М. 1955, стр. 30.
[10] И. П. Павлов, Полное собрание сочинений, т. III, кн. 2, М.—JL 1951, стр. 243—244.
[11] К.Маркс и Ф.Энгельс, Избранные произведения, т. I, 1955, стр. 63.
[12] В. Вундт, Введение в философию, Спб. 1903, стр. 50.
[13] В. И. Ленин, Соч., т. 14, стр. 90.
[14] И. М. Сеченов, Избранные философские и психологические произведения, Госполитиздат, 1947, стр. 71.
[15] И. П. Павлов, Полное собрание сочинений, т. 3, кн. 2, М.—Л. 1951, стр. 269.
[16] «Известия Академии педагогических наук РСФСР», вып. 45, М. 1953, стр. 240.
[17] Д. Дьюи и Э. Дьюи, Школы будущего, М. 1922,стр. 5.
[18] К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, Госполитиздат, М. 1956, стр. 587.