Известный аргумент, верно? Отлично знакомый нашим читателям. И кое-кто из них, к сожалению, вполне разделяет подобную точку зрения. Применяется он нашими левыми и даже значительным числом вполне искренних и убежденных коммунистов тогда, когда требуется объяснить, почему ныне на всем постсоветском пространстве движение за революционное переустройство существующего общества находится на таком низком уровне развития.
И в принципе понятно, почему этот аргумент стал ныне столь популярен. На первый взгляд действительно кажется, что там, где трудовой народ отлично знает, что такое социализм в реальности, революционная активность трудящихся масс должна быть высочайшей. Бывшие советские люди должны были стремиться к тому, чтобы восстановить социализм, по логике именно они должны были идти в революционном движении «впереди планеты всей» — ведь у них есть то, чего нет у других народов земли — знания, оставленные их гениальными вождями и выдающимися революционерами XXвека В.И.Лениным и И.В.Сталиным, и бесценный исторический опыт их собственных отцов и дедов – опыт великих побед угнетенных классов над своими угнетателями.
Однако на деле оказывается, что протесты трудящихся на постсоветском пространстве многократно слабее и нерешительнее, чем там, где о социализме знают только в теории – в капиталистических странах, не имевших опыта жизни в условиях социалистического общества.
Почему так получается?
Не мудрствуя лукаво и не утруждая себя особыми исследованиями, отвечают просто – народ, мол, нынче пошел не тот. То ли дело раньше – «железные батальоны пролетариата» вставали по одному только слову большевиков, и их боялся весь капиталистический мир, ибо сила, единство и беззаветная преданность делу социализма русского рабочего класса были огромны. А теперь люди в России выродились, и главное – выродился рабочий класс, который совсем не хочет бороться, он растерял всю свою революционность, превратившись практически в маргиналов.
Вот, например, что пишет нам товарищ Дмитрий из Украины:
«Какую я вижу проблему. Нет рабочего движения. Вообще. А нет рабочего движения – значит, не готовы люди к чему-то выше экономической борьбы. Они и к экономической борьбе не готовы. Их убедили, что бороться ни с кем не надо. Надо голосовать. Наверху все решат. К коммунистам какая по-вашему главная претензия у «сторонников»? Ну, кроме того, что Симоненко второй раз женился? Да та — что мы за людей ничего не делаем. А значит мы партия плохая. А вот хорошие партии они там все решат, и мы скоро заживем. Янукович был хороший — обещал. Не исполнил — плохой. Давай нового «обещуна» выберем. Авось этот исполнит.
Блин… У вчерашнего крепостного было больше свободы в голове, чем у наших рабочих. Крепостной был на барщине, скажем, 1/3 времени, а 2/3 был практически свободен и вынужден был о себе сам заботиться. Эти постоянно на барщине. И ждут, когда им в клюве все готовое принесут.
А то еще хуже… Приходят, говорят, вы со своим коммунизмом отстаньте. Сейчас это не главное… Главное — Россия! Вот что людей объединяет. А коммунизм это не…»
А вот практически о том же самом пишет наш читатель из РоссииНиколай Вирт:
«В знаменитом советском фильме «Чапаев», есть один поучительный момент, в котором один герой второго плана задается вопросом, олицетворяющий вместе с тем ту дилемму, которая стояла перед всем крестьянством России 1918-1920 гг. Этот эпизод звучит так: «Белые пришли – грабют, красные пришли – грабют… Ну, куды бедному крестьянину податься?».
В конечном итоге, как показала история, крестьянство, т.е. 80 % населения России, пошли за красными, т.е. из двух зол выбрали для себя наименьшее. Неграмотный, забитый царизмом и одурманенный поповщиной, но русский крестьянин смог тогда принять правильное политическое решение. Сегодня же, когда образованы ВСЕ, а более 65% имеют знаменитое советское образование, политическая глупость россиян изумляет весь мир.
Когда пишут, что одна из причин того, что в РФ нет революционной деятельности потому, что нет настоящих коммунистов, настоящей компартии, то забывают при этом указать на то, что у трудящейся массы РФ нет потребности ни в этих коммунистах, ни в этой компартии. Нет спроса, нет и предложения! Последнее – тоже результат деятельности… КПСС.
И если бы было возможно, то за одного неграмотного крестьянина времен гражданской войны не жалко было бы с выгодой для успеха революционного дела отдать сегодня сотню, другую сегодняшних образованных трудящихся РФ….»
Хотя о деградации рабочего класса в этих двух сообщениях напрямую не сказано, но это читается между строк. Просто авторы их – Дмитрий и Николай несколько более сдержаны, чем многие другие левые и коммунисты, которые прямо так и заявляют, преисполнившись «благородного гнева» к неразумным пролетариям, которые не понимают своего счастья. Тем не менее, в обоих сообщениях тезис о том, что трудящиеся ныне пошли не те, выражен очень ясно.
Разумеется, мы с такой постановкой вопроса и с таким «объяснением» причин низкой активности рабочего класса на постсоветском пространстве категорически не согласны. Мы считаем, что этот «аргумент» — есть всего лишь обывательская отговорка людей, хотя и выступающих искренне за социализм, но не имеющих должных социалистических знаний и твердого социалистического мировоззрения, и потому не понимающих корней тех явлений и событий, которые они наблюдают.
Тем более что такое «объяснение» ничего не объясняет, а опровергает само себя. Чтобы убедиться в этом, попытайтесь немного дальше пораспрашивать товарищей, придерживающихся подобной точки зрения, и вы увидите, как непременно упретесь в тупик, вернувшись вновь к тому же самому вопросу, с которого начали.
Смотрите сами. Нам «объясняют», что рабочий класс ныне пассивен потому, что он стал «не тот». Тогда возникает закономерный вопрос – а почему он стал «не тот»? Самый вероятный ответ для людей с обывательским мировоззрением будет такой – потому что время теперь другое.
Справедливо задаем следующий вопрос – чем другое? Вот тут вариантов ответов может быть множество, но суть их всех будет одна – нам станут перечислять какие-либо современные товары, скорее всего, укажут на сотовые телефоны и компьютеры, которых раньше 100 лет назад, мол, не было. Еще могут сказать, что капитализм стал глобальным, мировым. Но все это не суть важно, ибо на наш следующий вопрос – а что теперь капиталист больше не эксплуатирует рабочего и не угнетает его? – ответом будет уже грустное согласие оппонента, что, мол, да, эксплуатирует и угнетает. Наш визави уже сообразил, что сам припер себя к стенке, ибо наш следующий вопрос – так почему же рабочие политически пассивны, если их угнетают и эксплуатируют не меньше, а может быть даже больше прежнего? — закономерно ставит точку на его «объяснении» причин слабой протестной активности рабочего класса.
Понятно, что такое может быть только в том, случае, если где-то в объяснении содержится серьезная ошибка. И она действительно имеется, причем не одна.
Первая ошибка – у авторов позиции «пролетариат пошел не тот» не диалектический, а метафизический подход к оценке явления – они не понимают взаимосвязи таких важнейших категорий диалектики как стихийное и сознательное.
Вторая ошибка, не менее важная, — это слабое знание истории революционного движения в нашей стране, поскольку если бы имело место знание, тогда бы утверждающие про «не того пролетариата» знали, что пролетариат везде и всегда «не тот», пока с ним специально не работают.
Третья ошибка, прямо вытекающая из первой – явление рассматривается изолированно от других явлений, в частности, не учитывается классовая борьба, которую господствующий класс буржуазии непрерывно и во все более разнообразных формах ведет против рабочего класса, в том числе специально навязывая ему буржуазное сознание и нейтрализуя его политическую активность.
Все эти ошибки наглядно видны в сообщениях наших товарищей Дмитрия и Николая. Один приводит в пример «сознательность» крепостных, а другой – крестьянства начала 20 века. И оба проводят мысль, что крестьяне созрели сами по себе, т.е. стихийно. Соответственно, и сегодня они ждут от рабочего класса того же самого стихийного созревания и упрекают рабочий класс — Дмитрий в том, что он неспособен пока даже на экономическую борьбу, а Николай – что у рабочих нет потребности в своей партии, которая якобы должна появляться сама по себе. Заключительных выводов из своих рассуждений они в своих сообщениях не делают, но эти выводы логически хорошо просматриваются и похожи друг на друга как братья-близнецы – раз трудящиеся не созрели, значит сделать ничего пока нельзя, нужно сидеть и ждать, пока созреют. Т.е. получаем именно то, что как раз и требуется буржуазии – чтобы те, кто называют себя коммунистами, смирно сидели и ждали, пока созреет пролетариат и ни в коем случае к нему не совались со своим социализмом.
То, что всякое упование на стихийность в общественных процессах (на «самосозревание», «самоорганизацию масс» и т.п.) неизбежно отражает интересы буржуазии и в конечном итоге играет ей на руку, показал еще В.И.Ленин в своей замечательной брошюре «Что делать».
Эта важнейшая для всякого истинного коммуниста книга является сегодня не просто актуальной, а СВЕРХактуальной. Каждое слово в ней – о нас сегодняшних, о том, что происходит здесь и сейчас — и в рабочем движении и в левой, социалистически-ориентированной среде, не говоря уже о коммунистах. Там показаны все ошибки наших левых, опровергнуты все те мифы, в которых наши «коммунисты» плавают сегодня по уши, не видя способа как выбраться из того оппортунистического болота, в которое забрались.
Но самое печальное состоит в том, что в России тех, кто читал эту брошюру и самое главное понял ее — единицы, хотя вряд ли у нас есть такие коммунисты, которые о ней не слышали.
Дмитрий и Николай ленинскую «Что делать», вполне вероятно, читали, но то, что из прочитанного они мало что поняли, в особых доказательствах не нуждается — иначе бы они никогда не написали того, что написали.
Мы не будет утруждать наших читателей огромными цитатами из «Что делать», тем более что в этой брошюре важно чуть ли не каждое ленинское слово и лучше все читать самим, мы приведем только одну мысль, которая наиболее ярко показывает весь вред и колоссальную опасность для рабочего движения упования коммунистов на стихийность:
«всякое преклонение перед стихийностью рабочего движения, всякое умаление роли «сознательного элемента», роли социал-демократии означает тем самым, — совершенно независимо от того, желает ли этого умаляющий или нет, — усиление влияния буржуазной идеологии на рабочих.»[1] (выделение В.И.Ленина).
Понимаете, «усиление влияния буржуазной идеологии на рабочих»!!!!
Что это означает в наших условиях, когда у нашей буржуазии, в отличие от буржуазии столетней давности, в руках суперсовременные технические средства и технологии обработки массового сознания?
Это означает полное подчинение сознания рабочих буржуазии, ведь обработка сознания рабочего класса ведется ныне с такой силой, противостоять которой без помощи извне, он не может!
Что значит «извне»? Кто может и должен оказать рабочему классу такую помощь?
Только те, кто называет себя коммунистами, больше некому. Т.е. самые сознательные и самые образованные представители рабочего класса и выходцы из других слоев капиталистического общества, твердо вставшие на классовые позиции пролетариата и готовые бороться за его победу над капиталом.
И раньше-то во времена большевиков дело внесения социалистического сознания в пролетарские массы было главнейшим делом коммунистов. А теперь эта задача стала еще более важной, учитывая тот факт, что идеологическую борьбу сама буржуазия выбрала главным направлением своего удара. Понятно, что у нее в руках не только это оружие, но именно это стало сегодня самым важным — важнее автоматов и пулеметов, и вот почему:
— объективный фактор — колоссальная пролетаризация населения капиталистических стран, произошедшая за последние 100 лет, в результате чего доля класса буржуазии и привилегированных слоев общества в капиталистических странах стала ничтожно мала, а значит, господство класса буржуазии отстаивать стало практически некому; сохранить теперь его можно только постоянно стравливая пролетариат друг с другом, не давая ему возможности объединиться и осознать свои классовые интересы, что без особой обработки сознания трудящихся не осуществить;
— сверхэффективность этого оружия буржуазия проверила на СССР (то, что советский социализм был разрушен с помощью информационно-идеологической обработки советского населения, которое потом само уничтожило свою экономику и свое государство, доказывать, вероятно, не стоит, сомневающиеся в этом могут подробнее посмотреть здесь, более полный материал по этой теме сейчас готовится аналитической группой РП) и на мировом коммунистическом движении, которое практически было уничтожено после гибели Советского Союза;
— новейшие достижения науки и техники (технологии обработки массового сознания, оперативность передачи информации, возможность передачи звука и изображения на расстояния и др.), которые позволяют теперь то, чего раньше было сделать невозможно, в частности, так объемно и всесторонне воздействовать на объект, что фактически заменить для него реальную действительность иллюзорным, виртуальным миром, который он начинает принимать за реальный.
И если рабочий класс не может правильно видеть реальность, если он опутан по рукам и ногам липкими лживыми буржуазными мифами, можно ли надеяться на то, что он сам способен распутаться? Что он сам сможет понять, как и чем именно его скрутили и где та ниточка, за которую можно дернуть и освободится? Как он вообще поймет, что опутан и одурманен?
Рабочий класс не «созреет сам»! Или же это произойдет очень и очень не скоро, и будет стоить ему огромных жертв. Ибо буржуазия не позволяет рабочему классу «созревать» свободно — так, как он «зрел» бы без ее вмешательства. Она ни на секунду не оставляет его в поколе, везде и всюду окружая рабочий класс своей и только своей идеологией, которая в отсутствии контридеологии – идеологии самого рабочего класса подавляет в рабочих все ростки классового самосознания.
Отсюда становится понятно, что всякое упование на стихийность, на то, что рабочий класс «сам созреет», есть фактически капитуляция коммунистов перед буржуазией. Это тоже самое, что оставить рабочих без всякой защиты, отдав их в полное распоряжение его классовому врагу.
«Не тот у нас рабочий класс» потому, что не те у нас коммунисты. Потому что те, кто носит это высокое название, сами опутаны с головы до ног буржуазными мифами и буржуазными идеями. Потому что начисто отсутствует та самая, жизненно необходимая для нашего рабочего класса коммунистическая работа по внесению социалистического сознания в пролетарские массы, которая бы помогла рабочим разорвать одурманивающие их буржуазно-идеологические путы.
Отсутствие мощной, системной и хорошо организованной идеологической работы коммунистов в пролетарской среде, направленной на противодействие буржуазной идеологии в любых ее формах – вот в чем причина «не того пролетариата»!
Сегодняшние коммунисты совершают ту же самую ошибку, на которую указывал Владимир Ильич Ленин в «Что делать» — упрекают рабочий класс в недостаточной сознательности, не обладая при этом сами должной сознательностью – той самой, которая только и делает сторонника социализма настоящим коммунистом.
Что самое важное при чтении работ классиков? Не запоминание какой-то вырванной из контекста фразы, как это часто бывает, а понимание мысли классика!
Только тогда подобные буржуазные глупости, например, что «у трудящейся массы РФ нет потребности ни в этих коммунистах, ни в этой компартии. Нет спроса, нет и предложения!» на свет рождаться не будут!
Во-первых, спрос и предложение это категории рынка, а рынок – удел буржуазных партий, где они продают себя как товар, но никак не партий коммунистических. Коммунистическая партия – это структура принципиально иного рода, с совершенно иными целями и задачами, чем партии буржуазные, и об этом тоже Ленин писал в «Что делать».
Во-вторых, вряд ли корректно сравнение современного рабочего класса с крестьянством царской империи, которое, вообще говоря, хотя и было иногда способно на бунты, но решительной победы над помещиками и капиталистами смогло добиться только под руководством и в союзе с рабочим классом. Примеров организованного движения в истории капиталистической России оно не показало, и показать не могло, ибо было в общем и целом классом реакционным, классом уходящей эпохи – феодализма.
В-третьих, крестьянство времен гражданской войны было настолько политически опытным, получив этот самый опыт на своей шкуре, что ему не составило никакого труда принять правильное решение. И речь здесь не столько о теоретическом образовании, хотя пропагандистско-агитационную работу в среде российского крестьянства революционеры всех мастей вели десятилетиями, и особенно активно – большевики. Речь о том, что Ленин называл «политическим опытом масс», т.е. опытом пережитого лично и испытанного российским трудовым народом на себе самом, когда хочешь — не хочешь, а делаешь верные выводы, ибо сама жизнь заставляет.
В своей работе «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» В.И.Ленин пишет, что история первых двух десятилетий XX века в России была настолько насыщена политическими событиями, что политическое образование трудящихся масс шло тогда в стране гигантскими темпами. 3 войны (русско-японская, первая мировая, а потом гражданская с иностранной интервенцией) плюс 3 революции (1905-1907 гг., февраль 1917 г. и октябрь 1917 г.) просветят даже самого темного и непросвещенного. За 8 месяцев с февраля 1917 года в стране перебывали у власти абсолютно все имеющиеся на тот момент политические силы (кроме большевиков). Это и заставило российских рабочих и крестьян понять, что большевики правы – никто, кроме самого трудового народа решить важнейшие для него вопросы его жизни так, как он того хочет, не сможет. Что рабочим и крестьянам ничего другого не остается, как брать власть в свои руки, если они хотят жить как люди – без войны и голода. Это был единственный выход в сложившей ситуации.
Крестьян времен гражданской войны никак нельзя назвать «забитыми царизмом» и «одурманенными поповщиной», как полагает Николай. Ненавистный царизм на тот момент времени они уже свергли и силу свою немалую почувствовали, да и попам за их поддержку помещиков и буржуев верить уже перестали, отлично распознав их подлую паразитическую сущность. И в политических партиях неплохо разбирались, в том смысле, что иллюзий в их отношении уже никаких не имели. Потому тот факт, что они поддержали большевиков, никак нельзя объяснить так, как объясняет Николай, что крестьяне якобы выбрали из двух зол меньшее.
Политическая сознательность русского крестьянства (и еще в большей степени рабочего класса!) есть сумма двух важнейших элементов: социалистической пропаганды и агитации и политического опыта масс.
Вот где корень проблемы! И вот то, что не видят ни Николай, ни Дмитрий, ни все остальные, легко упрекающие рабочий класс в недостатке политической активности!
В-четвертых, самое, может быть, важное. Политическая партия — это высшая форма организации класса. Высшая, понятно? Это значит, что до появления партии, уже должны существовать другие формы объединения рабочего класса. А где они? Кто о них позаботился из тех, кто упрекает пролетариат, что он «не тот»? К организации рабочего класса никто из коммунистов даже не стремился, все уповая на выдуманную ими «самоорганизацию масс». Зато буржуазия сложа ручки не сидела, а быстренько насоздавала в стране подконтрольные ей профсоюзы, куда и затолкала практически всю массу российских рабочих, и замечательно рулит теперь ими так, как ей это нравится.
Политическая партия у общественного класса появляется тогда, когда общественный класс осознал себя классом. Откуда прямо вытекает, что потребность в своей политической партии у рабочего класса может появиться только тогда, когда он начинает осознавать себя особой частью общества (общественным классом) со своими специфическими классовыми интересами, отличными от интересов других общественных классов и групп населения. А для того, чтобы это произошло, чтобы рабочие поняли, что они не просто аморфный «народ», а конкретный класс, чьи интересы прямо противоположны интересам буржуазии и ее государства, требуется опять-таки немало потрудиться самым сознательным их представителям, т.е. коммунистам.
Чтобы «железные батальоны пролетариата» вставали на защиту своих классовых интересов как один человек, революционеры прошлого трудились так, как не снилось нашим левым и коммунистам, легко рассуждающим о недостаточной активности рабочего класса, но забывающим о своей собственной активности.
Вот наглядный пример в качестве доказательства.
Многие слышали о Морозовской стачке 1885 года в Орехово-Зуеве. Многие знают и о том, что она стала важным этапом развития рабочего движения в России. Но знают ли наши коммунисты, как она подготавливалась? Сколько труда было положено революционерами на то, чтобы поднять морозовских рабочих на борьбу за свои права? Знают ли они о том, что произошла эта стачка в экономический кризис, когда добиться уступок от работодателей практически невозможно и когда за спиной каждого рабочего стояли десятки безработных?
Вот краткая информация о Морозовской стачке из книги «Краткая история рабочего движения в России».
Морозовская стачка[2]
Рабочее движение в России 80-х годов развертывалось в сложных и трудных политических и экономических условиях. В 1881 году, после убийства народовольцами Александра II, в стране еще более усилилась политическая реакция. Более жестоко стали подавляться любые выступления против существующих порядков, в том числе на заводах и фабриках.
Положение рабочего класса было очень тяжелым. Рабочий день на фабриках и заводах продолжался 12—15 часов, а учитывая, что сверхурочные работы были тогда обычным явлением, то доходил он до 18—19 часов. Заработная плата рабочих была такова, что давала рабочим возможность влачить лишь полуголодное существование.
Условия же жизни рабочих были таковы, что даже правительственная комиссия, в 1879 году обследовавшая положение на Хлудовской фабрике в Ярцеве, Смоленской губернии, отметила: «Казарма рабочих поселков — это сплошное здание, разделенное на клетки-нары, где рабочие живут, как звери в клетке».
В первой половине 80-х годов разразился экономический кризис. Промышленный кризис, совпавший с аграрным, вызвал массовое разорение трудящегося крестьянства, повысил приток рабочей силы в города и промышленные поселки и тем самым резко увеличил безработицу и ухудшил и без того невыносимое положение рабочего класса. Нищие буквально наводняли улицы крупных городов. Фабриканты и заводчики стремились переложить на рабочих все тяжести кризиса — на одних предприятиях работы значительно сокращались, на других — совсем приостанавливались.
За спиной имеющих работу стояли сотни и тысячи безработных, фабриканты пользовались этим, чтобы уменьшить жалованье и увеличить свои прибыли. «Каждый день у ворот фабричных отбою нет от народа — все справляются, нет ли у машины работки какой,— писал конторщик ткацкой фабрики П. Благовещенский.— На места рвутся чуть ли не с бою. Иной по нескольку недель сряду выжидает очереди и ежедневно справляется у привратника: не разочли ли кого, не расшибло ли кого, не опросталось ли местечко, и сует даже при этом гривну привратнику, чтобы оповестил поскорее, если местечко опростается»[3].
В таких условиях стачечникам добиться уступок со стороны предпринимателей было очень трудно, и, тем не менее, около 30 процентов всех стачек в России первой половины 80-х годов окончились победой рабочих.
Особенно примечательным событием того периода была забастовка на Никольской мануфактуре Тимофея Морозова в Орехово-Зуеве в 1885 году, ставшая великолепным примером для российских рабочих того времени.
Среди рабочих Никольской мануфактуры давно назрело недовольство сложившимися условиями труда и быта. Но что сделать, чтобы исправить положение? Текстильщики долго не могли решить этого вопроса. Некоторые из них говорили:
— С нашим народом ничего не сделаешь: боится он Морозова. На других фабриках стачки организуют, а у Морозова мы вроде крепостных.
— Ну, а сам-то ты как?
— Я-то готов выступать, а вот как другие?..
Такие разговоры часто приходилось слышать в начале 1885 года на морозовских фабриках.
Морозовская мануфактура в 80-х годах была одним из крупнейших промышленных капиталистических предприятий России. На фабриках Морозова только во Владимирской губернии работало свыше 20 тысяч рабочих. Наибольшая концентрация рабочих наблюдалась в местечке Никольском, Покровского уезда, Владимирской губернии (ныне Орехово-Зуево).
Пользуясь промышленным кризисом, породившим массовую безработицу, Т. С. Морозов с 1882 до 1884 года пять раз снижал и без того мизерную заработную плату. Кроме того, он широко использовал систему штрафов, часто доходивших до 30 процентов, а иногда достигавших и 50 процентов зарплаты рабочих. Чтобы скрыть эти огромные штрафы, контора заставляла рабочих брать расчет, а потом вновь оформляла их, уничтожая при этом старую расчетную книжку, в которой фиксировались удержания, штрафы и т. д.
Система штрафов была настолько широкой, что никаких ограничений по существу не было. Рабочего штрафовали «по усмотрению хозяев» по всевозможным поводам. Если рабочий прогулял один день, то удерживался штраф за три дня. За курение на работе брали штраф от трех до пяти рублей в каждом отдельном случае. Но это еще не все. П. А. Моисеенко рассказывал:
«Мимо директорских окон в шапке пройдешь — штраф; в казарме громко заговорил — штраф, по улице Орехово-Зуева с песней или гармошкой пройдешь — штраф; жена двойню родила — штраф… А обсчитывали, а обвешивали при выдаче и приемке, а рабочий день был по 16, по 17 часов; а ежели, чуть заболел,— на улицу, как собаку… Жизнь рабочего была сплошной каторгой, бесконечной и беспросветной».
За 1881 —1884 годы штрафы увеличились на Морозовской мануфактуре на 155 процентов. Благодаря этому Никольская мануфактура даже в условиях кризиса 1881-1882 гг. имела чистой прибыли почти по полмиллиона рублей в год, что было в те времена немало. Но в 1883—1884 годах мануфактура работала с убытками. Чтобы покрыть их, владелец прибег к испытанному средству — штрафам, но уже в более крупных масштабах.
Положение рабочих на Морозовской мануфактуре резко ухудшилось. А ведь многие рабочие, вынужденные жить без семьи, посылали значительную часть заработка родным, оставшимся в деревне.
На Никольской мануфактуре работало свыше 8 тысяч рабочих, основная масса которых жила в фабричном поселке. Значительная же часть проживала на квартирах в окрестных деревнях и селах. Некоторая часть рабочих не порывала с земледелием.
Многие рабочие были неграмотными и трудно поддавались организации. Вот что вспоминал об этом организатор Морозовской стачки 1885 года П. А. Моисеенко.
«Работать с таким народом уж очень тяжело было, почти невозможно, а нас было двое политиков — я да покойный Волков. Ну, на всякие хитрости пускались. Или прямо ведем пропаганду в казармах, или на фабрике соберутся в сортире курить, набьется народу — вонь, дым, темь — не продохнешь… А мы с Волковым возьмем по газете, какую попало, хоть прошлогоднюю, держишь перед собой иной раз кверху ногами — все одно не видать! — и будто читаешь по ней, а на самом деле свое из головы тачаешь: «Доколе же, мол, вы будете терпеть эту каторгу? Ведь, мол, хозяин опился нашей крови, лопнет скоро; не бараны же мы, которых только свежуют»… И пойдешь чесать, аж за ушами звенит. Ну все стоят, затая дух, слушают и только удивляются: как здорово нонче в газетах стали писать — как это цензура терпит,— вот времена пришли!.. И как это ты, Анисимыч, в темноте такой разбираешь буквы? Котиные у тебя глаза!.. А где тут разбираешь, коли кверху ногами держишь! Ну, так вот их начиняешь, покуда не придет мастер, да не повыгоняет всех».
С ранних лет работая по найму, П. А. Моисеенко хорошо изучил положение рабочих, обогатился опытом организованной стачечной борьбы и нелегальной пропагандистской деятельности. За участие в стачке на Новой бумагопрядильне в Петербурге и «за принадлежность к тайному обществу» Моисеенко был выслан полицией в 1879 году в Сибирь. Оттуда он вернулся в 1883 году на Морозовскую мануфактуру.
Писатель Л. С. Серафимович, лично знавший П. А. Моисеенко, писал о нем: «Он был сын своего класса, и все черты, которые выковывает в пролетарии тяжкая жизнь и беспощадная борьба, в нем выступали отчетливо и резко. Та особенная сметка, практичность, которые характерны для рабочего, пронизывали всю его революционную деятельность,— и оттого результаты его громадны, несмотря на невероятно тяжелые условия»[4].
П. Л. Моисеенко был знаком с марксистской литературой, в частности с «Капиталом» К. Маркса.
Острое недовольство своим положением у морозовских ткачей и прядильщиков больно отозвалось в сердце рабочего революционера. «Я уже не мог равнодушно смотреть на страдания людей, с которыми обращаются иногда хуже вьючных животных, которым зажимают рот, когда они хотели бы протестовать. К необходимости стачки меня привело то, что все единичные протесты ни к чему не приводили и не облегчали участи рабочих»., — вспоминал потом Моисеенко.
На Морозовской мануфактуре П. А. Моисеенко агитировал за стачку не один: вместе с ним активную агитацию проводили Василий Сергеевич Волков, Лука Иванович Иванов, Федор Авдеевич Шелухин и другие передовые рабочие.
Целеустремленная агитация Петра Моисеенко, Василия Волкова и других передовых пролетариев способствовала тому, что рабочие Никольской мануфактуры решили объявить стачку.
Активной силой в стачке были женщины. Они говорили мужьям: «Вы хуже баб. Вас притесняют. Что же вы смотрите? Ждете, чтобы бабы восстали?»
Моисеенко и Волков видели, что возбуждение рабочих растет с каждым днем. Важно было выбрать удобный момент для начала стачки. Таким моментом могли быть рождественские праздники.
5 января 1885 года инициаторы стачки, после работы собравшись в трактире, стали вырабатывать практический план ее проведения. Предлагали начать стачку так: стать утром у дверей и никого не пускать на фабрику. Другие считали, что лучше двери вообще забить досками. После долгих прений решили 7 января стать у дверей и никого из рабочих не пускать на фабрику, а после прекращения работы предъявить администрации требования рабочих.
В ночь с 5 на 6 января Моисеенко, Волков, Иванов совместно с некоторыми рабочими составили требования об улучшении положения рабочих. Они сводились к тому, чтобы штрафы не превышали пяти процентов и чтобы рабочего предупреждали о его плохой работе, чтобы вычет за прогул не превышал одного рубля и чтобы оплачивался простой, случившийся по вине фабрики. Рабочие требовали также изменить условия найма и увольнения, уволить служащих и мастеров, которых укажут рабочие, и т. д. И что особенно важно, руководители забастовки решили включить и такие пункты, как требование государственного регулирования условий найма и расчета рабочих, государственного регулирования штрафов, государственного контроля над заработной платой и т. д. Здесь уже проявились не только местные интересы рабочих, но и общеклассовые интересы пролетариата.
Предложенные требования были 6 января обсуждены на узком собрании рабочих и одобрены ими. Собрание наметило продолжать стачку до тех пор, пока не будут удовлетворены все требования.
О решении собрания вечером 6 января знала почти вся фабрика. Узнала об этом и дирекция фабрики и постаралась сорвать стачку. Для этого у проходных ворот к пяти часам утра 7 января были выставлены дирекцией вооруженные группы, не позволявшие собираться забастовщикам у фабричных ворот и силой загонявшие рабочих на фабрику. Тогда по указанию Петра Моисеенко подростки выключили на фабрике осветительный газ. В наступившей утренней темноте постепенно прекращалась работа станков. Спускаясь с этажа на этаж, ткачи остановили работу всей фабрики.
С фабричного двора возбужденные тысячи людей устремились к конторе. Им преградила путь вооруженная охрана. Началась свалка. Накипевшая за многие годы злоба против фабрикантов вылилась в стихийный погром квартир ненавистных мастеров, конторы, магазинов. Но стихия бушевала недолго.
Восемь тысяч человек, как один, прекратили работу. Мастера и администрация разбежались. Молчаливо стояли фабричные корпуса. Хозяевами на фабрике и в поселке стали сами рабочие. Они на собраниях 7 января договорились об охране своими силами порядка в казармах и поселке.
В последующие дни стачка проходила организованно. Восьмитысячный коллектив рабочих выступал как единый боевой сплоченный отряд. В течение недели рабочие не поддавались на уговоры властей. Не дрогнули они и перед вооруженной силой, прибывшей из Москвы и Владимира для подавления стачки. Объясняется эта стойкость тем, что стачка задолго до ее начала была подготовлена, масса знала своих вожаков, поддерживала их и подчинялась указаниям руководителей.
Руководители стачки призывали рабочих к выдержке и дисциплинированности и добились большой организованности и стойкости забастовщиков.
Все попытки властей путем уговоров и применения силы сорвать стачку не увенчались успехом. Но совету владимирского губернатора, прибывшего 7 января в Орехово-Зуево, фабрикант Т. Морозов сделал 8 января некоторые уступки бастовавшим (согласился вернуть штрафы, наложенные с 1 октября 1884 года). Но ни увещевания губернатора, ни частичные уступки со стороны Морозова, ни их угрозы не сломили духа стачечников. Рабочие настаивали на выполнении всех своих требований.
В течение целой недели молчали фабричные гудки. Редкий прохожий появлялся на улицах и вновь исчезал. Только солдаты, прибывшие на фабрику, мрачно стояли на постах, да патрулировали по улицам казачьи разъезды.
В развитии стачки наступил решительный момент. 11 января состоялась многотысячная демонстрация во главе с В. С. Волковым, который нес красное знамя. Дорогу рабочим преградили войска. Навстречу демонстрантам вышел губернатор, требуя приступить к работе. Тогда В. С. Волков подал ему тетрадь с условиями, на которых рабочие согласны были возобновить работу, и просил прочитать их вслух перед собравшимися. Но губернатор, получив новые подкрепления, приказал арестовать «зачинщиков».
Рабочие силой освободили всех арестованных товарищей, кроме Волкова и Шелухина, которых полиция отправила во владимирскую тюрьму. 12 января начались массовые аресты рабочих. Окруженные войсками сотни рабочих и под арестом держались сплоченно: они с песнями шли под конвоем по поселку.
Полиция одних рабочих небольшими группами высылала по месту рождения, других — отправляла в тюрьму. Таким путем было выслано и арестовано до 800 человек.
Смело и мужественно держались рабочие на суде в феврале 1886 года. П. А. Моисеенко заявил прокурору: «Все, что произошло, я приписываю себе: не будь здесь меня, едва ли бы была забастовка, и никакое постороннее влияние не могло ужиться и иметь место среди здешнего народа. Только свой брат рабочий, зарекомендовавший себя на работе, как хороший работник, может иметь влияние, и то, тогда, когда народ недоволен».
Суд присяжных, ознакомившись со страшной картиной притеснений на Морозовской фабрике, вынужден был оправдать рабочих.
Говоря о том, что на каждый из 101 вопроса обвинительного акта по делу участников Морозовской стачки присяжные заседатели на судебном процессе в городе Владимире сказали: «нет», известный реакционный публицист Катков писал в «Московских ведомостях»: «В старом богоспасаемом граде Владимире раздался 101 салютационный выстрел в честь показавшегося на Руси рабочего вопроса».
* * *
А теперь вопрос к нашим читателям – произошла бы на Морозовской мануфактуре эта стачка, если бы не было тогда в 80-х гг. XIX века в России таких беззаветно преданных делу рабочего класса товарищей как Моисеенко, Волков, Иванов, Шелухин и другие передовые рабочие?
Ответ очевиден – нет. Так и гнили бы русские рабочие у своих станков, заживо сжираемые ненасытным фабрикантом. И если бы и поднялись на борьбу, то неизвестно когда.
А ведь таких стачек и таких сознательных рабочих, как Моисеенко и Волков, были тысячи по всей России! Не было бы их – не было бы и революции в октябре 1917 года.
Слабое, поверхностное знание теории марксизма-ленинизма и истории революционного движения и категорическое нежелание учиться опыту мирового рабочего и коммунистического движения – вот та основа, на которой искренние вроде бы коммунисты, не понимая происходящего, говорят сегодня словами либералов, что не тот, мол, у нас, рабочий класс, совсем не тот, выдохся, стал нереволюционным.
Рабочий класс у нас замечательный!
Ему бы еще замечательных лидеров, которые бы действительно были для наших рабочих примером высочайшей сознательности и революционной активности, таких как Моисеенко, Волков, Иванов и др. В том-то и беда наших рабочих, что те, кто должен бы был поднимать их на борьбу, сам себя поднять с дивана не может, все оправдывая свою лень и пассивность присказками о «не том» рабочем классе.
Вот что Ленин сказал таким коммунистам от имени рабочего класса: «поменьше толкуйте о «повышении активности рабочей массы». У нас активности гораздо больше, чем вы думаете…! И не вам «повышать» нашу активность, ибо у вас самих как раз активности то и не хватает. Поменьше преклоняйтесь пред стихийностью и побольше думайте о повышении своей активности, господа!»[5].
В.Кожевников
[1] В.И.Ленин «Что делать», Избранные произведения в 3-т., Издательство политической литературы, М., 1978, т.1, стр.109
[2] «Краткая история рабочего движения в России», Государственное издательство политической литературы, М., 1962, с.108-121.
[3] П. Благовещенский, На ткацкой фабрике (из записок и наблюдений конторщика), 1890, стр. 53.
[4] А. Серафимович, Соч., т. VIII, М., 1948, стр. 146.
[5] В.И.Ленин «Что делать», Избранные произведения в 3-т., Издательство политической литературы, М., 1978, т.1, с.140
