1
Эти предпосылки неплохо известны «старикам» — тем товарищам, кто свои общественные знания, полученные в СССР, очистил от право-троцкизма и поправил по-большевистски в последние годы. Но молодые товарищи мало знают, что именно привело к победе рабочего класса и трудового крестьянства в самой могущественной и зверской военно-феодальной империи мира.
Буржуазные историки и деятели не без успеха внушают миллионам молодых людей в бывшем СССР, что Октябрьская революция была «искусственным экспериментом кучки террористов под руководством ЧК», «операцией подрыва России по заданию немецкого генштаба», «геополитической операцией англичанки, которая гадит», «диким стечением случайных обстоятельств, характерных для отсталой, полукрепостнической России». Социал-фашисты утверждают, что Россия к 1917 г. не была «достаточно подготовлена» материально, «не созрели условия» к социалистической революции, что авантюрист Ленин с кучкой фанатиков (среди которых наравне с Лениным ставят Троцкого) провёл Октябрьский переворот вопреки учению Маркса-Энгельса. И т. д.
Между тем, как раз Октябрьская социалистическая революция подтвердила то положение Маркса и Энгельса, что вся история капитализма — это история углубления его основного противоречия между общественным характером производства и частнокапиталистической формой присвоения его результатов. Революция подтвердила, что это противоречие не может быть решено в пределах старого общества, но оно должно быть обязательно решено, производственные отношения необходимо привести в соответствие наличным производительным силам. Это приведение в соответствие в условиях эксплуататорского общества России не могло быть мирным, а могло идти только насильственным, революционным путём, исполненное силами революционного рабочего класса и его партии во главе всех угнетённых трудящихся.
В своё время капитализм дал мощный толчок развитию производительных сил, но очень скоро превратился в реакционный монополистический капитализм, загнил и стал преградой на пути развития общественного производства. Вся история капитализма — это история усиления эксплуатации рабочего класса и трудящихся масс кучкой частных собственников, обострения классовой борьбы между капиталистами и рабочими, угнетёнными и угнетателями. Это история постоянных, с 1820 гг. идущих экономических кризисов, всё более тяжёлых со всё меньшими промежутками между ними. Это история постоянных социально-экономических потрясений и катастроф, грабительских войн, переделов мира и других событий, приносящих неисчислимые бедствия трудящимся. Если способ производства и соответствующий ему общественный строй могут развиваться дальше только катастрофическим путём, то это самый наглядный знак того, что они изжили своё, стали реакционными, что их пора менять.
На рубеже XIX и XX вв. мировой капитализм вступил в свою последнюю, империалистическую стадию. Ввиду неравномерности развития капиталистических стран одновременная победа социализма во всех развитых странах была невозможна — в силу неравномерного созревания условий для неё. Но из этого обстоятельства вытекал другой вывод — о возможности и неизбежности победы социалистической революции в нескольких или даже в одной, отдельно взятой капиталистической стране, в которой более или менее сложились объективные и субъективные предпосылки для победы рабочего класса.
Что это за страна, в которой могла бы впервые в истории победить социалистическая революция? Это должна быть страна, которая является наиболее слабым звеном в мировой системе империализма. Чтобы та или иная страна могла прорвать фронт мирового империализма, требуется известный минимум промышленного развития и культурности в этой стране, наличие известного минимума индустриального пролетариата и пролетарского авангарда, наличие в ней серьёзного союзника пролетариата, например, крестьянства, способного пойти за пролетариатом в решительной борьбе против империализма в этой стране.
Иными словами, для прорыва цепи в её слабом звене требовалось, чтобы это звено было средне-слабое с точки зрения промышленного развития и чтобы в данной стране имелось определённое сочетание анти-империалистических сил. Следовательно, успех или неудача революции в такой стране должны были определяться всей совокупностью объективных и субъективных факторов, а именно:
- степенью обострения противоречий капитализма в данной стране в данное время;
- степенью осознания этих противоречий революционным классом;
- степенью осознания этих противоречий широчайшими массами трудящихся;
- степенью организованности революционного класса и его связанности с массами трудящихся;
- уровнем боеспособности пролетарского авангарда;
- состоянием господствующего класса — его способностью временно смягчать противоречия, степенью его идейного влияния на эксплуатируемые классы, степенью его дезорганизованности.
В начале XX века таким слабым звеном была Россия. Все противоречия мирового империализма сплелись в ней в тугой клубок, усиленные пережитками крепостничества и невиданным среди промышленно-развитых стран социальным и национальным гнётом.
Почему всё-таки Россия, а не Германия или Франция, стала первой страной, где победила пролетарская революция? Чтобы лучше понять это, полезно начать с такого мощного ускорителя революции, как война.
Известно, что Великая Октябрьская революция произошла в России в эпоху загнивания капитализма, в условиях, когда все устои его были расшатаны первой империалистической войной, 1914–1918 гг. По своей разрушительности первая мировая война превзошла все войны, бывшие до неё со времени Великой французской революции, вместе взятые. В конце 1913 г. в Европе насчитывалось 401 млн. населения. При «нормальных» условиях к середине 1919 г. население Европы должно было нарасти где-то до 425 млн. чел. В действительности к тому времени в Европе осталось только 390 млн. чел. населения.
Такая громадная убыль главной производительной силы не удивительна, если принять во внимание, что одних убитых и умерших от ран на полях сражений первой мировой войны было больше 10 млн. чел., раненых и искалеченных — 18 млн. Между тем, все войны с 1793 по 1905 гг. дали общую сумму убитых в 4,3 млн. чел.
Разрушительная работа велась империалистами с основательностью, которая соответствовала успехам техники производства начала XX в. Разрушенные железнодорожные полотна перепахивались, леса сводились до последнего пня, поля изрывались окопами и воронками, а под ними возводились целые города из бетона. В переводе на деньги война обошлась народам в 1 млрд. 20 млн. марок, или 378 млрд. руб. — в 9 раз больше, чем все войны от 1793 до 1905 гг., вместе взятые.
До первой мировой войны промышленные кризисы капитализма, несмотря на всю свою разрушительную силу, всякий раз очищали механизм капиталистического хозяйства от «излишков» производства и товара, накопившегося «сора» и давали начало новому периоду расцвета. Мировая военная катастрофа надломила этот механизм «самоочищения» капитализма. И не потому, что не было возможности восстановить все погибшие материальные ценности. Как раз при современной на тот момент технике всё хозяйство могло быть восстановлено в 5-7 лет, поэтому положение, вызванное первой империалистической войной, не было безвыходным для человечества. Но оно было безвыходным для капитализма, поскольку ясно показало, что монополистический капитализм может дальше развиваться только через кризисы и военные катастрофы.
Иначе говоря, капитализм не выдержал. Разрушительные силы, которые он создал в самом себе, благодаря его противоречиям, оказались сильнее его самого. Ещё до окончания войны цепь мирового капитализма прорвалась в России.
Каким было положение капитализма в России? Ко времени мировой войны концентрация капитала и пролетариата в России сильно продвинулась вперёд, обогнав некоторые «старые» империалистические державы. Достаточно сказать, что в одном Петербурге заводов-гигантов, с числом рабочих более 5 000 чел., было 14 (Путиловский, Металлический, Невский и др.), тогда как во всей Германии их было 12. Русский финансовый капитал был теснейшим образом спаян с иностранным и зависел от него. Это означало, что русский империализм был не чем иным, как одним из участков мирового империализма.
Но по устойчивости это был один из самых слабых участков. Наряду со зрелыми и высоко развитыми формами капитализма в России уживались остатки крепостничества. Деревня находилась под двойным прессом: капиталистов, с одной стороны, помещиков — с другой. Этим и объясняется, что пролетарская революция шла рука об руку с крестьянской войной.
В «старых» империалистических государствах победа рабочего класса встречала в первый период социальной революции огромные препятствия как сверху, со стороны эксплуататорских классов, так и снизу, со стороны верхушки рабочего класса. Многие квалифицированные рабочие, мастера, профсоюзная и социал-демократическая бюрократия жили сравнительно неплохо. Капиталисты давали верхам рабочего класса подачки и поблажки за счёт жестокой эксплуатации остальной массы рабочих и особенно — за счёт жестокой эксплуатации рабочих и крестьян в колониях и зависимых странах, за счёт колониального грабежа. Поэтому рабочая аристократия была не прочь болтать и мечтать о коммунизме, но вовсе не спешила воплотить его в жизнь. Аппарат профсоюзов, на котором традиционно паразитировали оппортунисты, приспособлялся к легальной работе, к борьбе за пятачки и гривенники, превращался в социал-крохобора. Социалистические партии, получавшие от капиталистов деньги, депутатские и чиновничьи места, не шли дальше несбыточных в рамках империализма требований буржуазной демократии и представляли из себя не боевые организации пролетариата, а обслуживающий аппарат парламентских мелкобуржуазных фракций. Отсюда — социал-соглашательство, которое тормозило революционное выступление рабочих масс. В борьбе с революционным движением рабочих социал-соглашатели выродились в лакеев капитала, в его агентуру в рабочем движении и самых опасных врагов рабочего класса.
В России дело обстояло иначе. Тут почти не было рабочей аристократии, профсоюзной верхушки и «старых» социал-демократических партий, сумевших развратить и проституировать большинство рабочего класса. Русскому рабочему жилось хуже, чем западно-европейскому. Деревня разорялась и представляла из себя неисчерпаемый резервуар рабочей силы. Поэтому капиталистам было незачем церемониться с рабочими. Стачки и другие выступления пролетариата жестоко подавлялись силой царского правительства, которое создавало для русских и иностранных капиталистов самые благоприятные условия для дикой эксплуатации пролетариата. Восстания подавлялись с азиатской жестокостью. Иностранный капитал быстро убедился, что с помощью пуль и полицейской нагайки в России можно получить гораздо больше, чем в Европе с помощью подкупа парламентов, партий и профсоюзов. Революция 1905 г. была для рабочего класса России прекрасной школой, научившей его не ждать ничего хорошего от своих классовых врагов. У рабочих Западной Европы такой школы не было.
В долгие годы ожесточённой классовой борьбы только в России выросла и окрепла боевая революционная, истинная партия пролетариата — большевистская партия.
Когда в результате хозяйственной разрухи, созданной мировой войной, революционное движение в России достигло небывалого размаха, революционный класс, способный к свержению буржуазии, и организатор его победы были налицо. Социал-соглашатели, стремившиеся спасти буржуазный строй, были выброшены в сторону рабочим классом и беднейшим крестьянством под руководством большевиков. Рабочий класс России при помощи крестьянства взял в свои руки власть, чем спас страну от катастрофы, разрешил неотложные нужды и требования народа — кончить империалистическую войну, изнурившую народ, улучшить экономическое положение страны за счёт огромных прибылей буржуазии, дать помещичью землю крестьянству и освободить его от огромных арендных платежей.
Так обстояло дело в самых общих словах.
Если заглянуть несколько назад, то увидим, что в 1913 г., как и в 1905 г., в стране начала назревать новая революционная буря. Во главе массового революционного движения продолжала идти партия большевиков. Под её руководством рабочий класс превращался во всё более могучую и организованную силу. В 1914 г. на улицах столицы дело дошло до баррикад и вооружённых стычек рабочих с царским правительством. Но начавшаяся вскоре первая мировая война между двумя группами крупных империалистических держав, на время оттянула падение царизма.
Царская Россия выступила в этой захватнической, империалистической войне против Германии и Австро-Венгрии на стороне Англии и Франции. Вступая в войну, царское правительство рассчитывало не только обогатиться путём грабежа других стран и захвата чужих земель, но и хотело, чтобы война спасла его от революции. Однако получилось иначе. Захватническая, несправедливая война, вся тяжесть которой легла на плечи трудящихся, не только не ослабила, но, наоборот, довела до предела положение трудящихся, ненависть рабочих и большинства крестьян к царскому строю, помещикам и капиталистам.
Именно за годы войны в рабочих массах рассеялись иллюзии «защиты отечества», а у крестьянства — вера в доброго царя. Массы народа на своём горьком опыте убедились, что свержение царского самодержавия — это единственный выход из всех бедствий и испытаний, которые обрушились на них. Этот выход массам указала партия большевиков.
В феврале 1917 г. царское самодержавие было свергнуто. Рабочие и крестьяне под руководством большевиков одержали первую крупную победу. Но эта победа была неполной и непрочной. Как бывало не раз, плодами революции воспользовалась буржуазия, которой помогли захватить власть соглашательские партии меньшевиков и эсеров. С помощью этих партий, которые называли себя защитниками трудящихся, а на деле были защитниками капитализма, буржуазное Временное правительство стало усиленно готовиться к полному разгрому революции.
Господство буржуазии и её Временного правительства продолжалось в России около восьми месяцев. Положение в стране немногим отличалось от того, какое было при царе. Земля осталась у помещиков, промышленность, банки и транспорт — у капиталистов. Почти полностью сохранился старый государственный аппарат. На командных постах в армии по-прежнему находились царские генералы. Эти крупные помещики и дворяне были одержимы бешеной ненавистью к революции и к «взбунтовавшимся холопам» — к рабочим и крестьянам. Один из этих генералов, Корнилов, опираясь на поддержку наиболее контрреволюционных помещиков и капиталистов, даже пытался захватить власть, чтобы вновь установить в России царский режим, ещё более жестокий, чем прежде. Неприкосновенным остался старый чиновничий аппарат. Те самые судьи, что выносили приговоры трудящимся «по указу его императорского величества», теперь вели судебную расправу «от имени Временного правительства».
Временное правительство, поддержанное меньшевиками и эсерами, продолжало вести ту же внешнюю и внутреннюю политику, что и царизм. Оно запрещало забастовки рабочих, посылало карательные экспедиции в деревню. Оно организовало расстрел крупной политической демонстрации рабочих и солдат, состоявшейся в Петрограде 3 июля 1917 г. Оно оказывало тайную поддержку генералу Корнилову, устроившему контрреволюционный мятеж.
Временное правительство по-прежнему удерживало страну в рабстве у англо-французских и американских капиталистов. Зависимость России от западных держав не только не уменьшилась, но стала ещё сильнее. Россия продолжала участвовать в империалистической войне. В угоду своим западным покровителям, в интересах банков и монополий Временное правительство продолжало посылать на смерть новые сотни тысяч русских солдат — одетых в шинели крестьян и рабочих.
В стране усилилась хозяйственная разруха, начался голод. Создалась прямая угроза невиданной военной и хозяйственной катастрофы, полного закабаления России империалистическими государствами.
Временное правительство вело страну к гибели. Только социалистическая революция, только переход власти в руки рабочих и трудящихся крестьян могли спасти Россию, вывести её на путь свободы и прогресса, освободить трудящихся от всех видов гнёта и эксплуатации.
2
Выражением вопиющего несоответствия между производительными силами России и существовавшими в ней производственными отношениями была хозяйственная разруха, до которой страну довели царизм и буржуазия. Однако буржуазия не устаёт повторять, что это большевики довели страну до экономического краха, чтобы на этой базе захватить власть. Чтобы сегодня показать нашей молодёжи, что её одурачивают, мало сказать о хозяйственной разрухе, надо показать с фактами в руках, как эта разруха выглядела конкретно.
Чтобы разобраться конкретно, нужно разделить вызревание экономических предпосылок революции на два этапа. Правда, надо предупредить, что при чтении экономических сводок 110-летней давности складывается впечатление, что это свежие новости сегодняшней российской жизни.
Этап первый: 1914–1916 годы.
К середине 1916 г. в России полностью развернулись противоречия, вызванные и обострённые войной. На действиях фронта остро сказалась слабая подготовленность страны к войне, техническая отсталость русской промышленности, слабость сельского хозяйства.
Объём этой статьи не допускает подробного обзора русской военной промышленности, но пару слов о «патриотическом» руководстве царского правительства в области подготовки и ведения войны сказать надо. В крымской войне 1854 г. царь выставил против англо-французской армии войска, вооружённые кремневыми ружьями. На обучение солдата отпускалось 10 патронов в год, да и то на бумаге. Оборонительные укрепления Севастополя разваливались от отдачи собственных пушек. В русско-турецкой войне 1877 г. «славные» русские генералы снабдили дальнобойную винтовку Бердана прицелом на 600 шагов — исходя из того, что «огнестрельное оружие отвечает сохранению солдата, а холодное оружие — самоотвержению». Они оправдывали свою бездарность и преступность старой поговоркой: «пуля — дура, штык — молодец». В результате русские войска несли огромный урон от огня турок, а ответный огонь приносил туркам мало вреда. Большинство царских генералов воевало числом, а не умением, не щадило и не берегло солдат. В ходу был старый бироновский принцип: «Людей на Руси много, тысячей больше, тысячей меньше — не обедняем».
В 70-х гг. XIX века русская промышленность снабжала армию медными пушками со слабым зарядом и низкой начальной скоростью. А турецкая армия была снабжена германскими пушками Круппа из легированной стали. В итоге, столкнувшись с армией отсталой Турции, которая была лишь обучена и вооружена передовыми странами, Россия Александра II, как и империя Николая I, обнаружила всю гнилость своей военной силы и социально-экономической системы. Войны России «держались» на героизме и невиданных жертвах русских солдат.
Русско-японская война 1904–1905 гг. окончательно разоблачила мнимое могущество России. Маленькой Японии понадобилось 8 месяцев, чтобы взять весь район Порт-Артура и разбить русские войска. Царская военная машина представляла из себя «гроб повапленный».
К первой мировой войне Россия подошла слабо подготовленной. Кое-что делалось, но все расчёты военного ведомства были на то, что война продлится 5-6 месяцев, а воевать можно будет, в основном, силами пехоты. «Народу у нас много. Шапками закидаем». Военное министерство считало, что после отправки боеприпасов на фронт «там наступит затишье», следовательно, запасов хватит надолго. А в германском генштабе считали, что надо за 2-3 года до начала войны тайно переводить промышленность на выпуск военных припасов и оружия, а с началом войны этот выпуск непрерывно форсировать. Из-за «гениальности» Сухомлиновых из руководства русской армии запасов хватило на первые 4 месяца войны. Вскоре армия осталась без снарядов, винтовок и патронов и без возможности получить их в короткий срок. На фронт пополнения шли без оружия. Для обучения новобранцев не хватало винтовок.
Но дело было не только в запасах. Современная война ведётся на базе непрерывно растущей военной промышленности. Но царское правительство опасалось усиления буржуазии и не хотело привлекать её к снабжению армии. Только летом 1915 г., когда русская армия в беспорядке откатывалась из Галиции, царизм решил мобилизовать промышленность. Для капиталистов была широко распахнута государственная казна «…без ограничения сумм». Но денежная река и широкие полномочия не помогли наладить военное производство. Наоборот, дело снабжения армии, особенно по части артиллерии, пошло ещё хуже. Особое совещание по обороне — совместный орган правительства и капиталистов — обнаружило полное незнание военной промышленности. Крупные капиталисты использовали своё положение не для снабжения фронта, а чтобы урвать большие заказы (деньги из казны) и для организованной спекуляции.
Такой же бесплодной была работа и других Совещаний — по топливу, хлебу, перевозкам. Капиталисты проворачивали свои тёмные дела, чиновники брали взятки, а попытки наладить производство и потребление наталкивались на прогнивший бюрократический аппарат. В ноябре 1915 г. министр путей сообщения Трепов решил бороться с надвигавшимся голодом. Для этого на 6 дней было прекращено движение пассажирских поездов между Москвой и Петроградом с целью улучшить снабжение столицы. Но никто не озаботился организовать подвоз продуктов к Москве. Остановив пассажирское движение, правительство гоняло к столице пустые товарные вагоны, чтобы доложить царю, что «меры приняты».
Таким же «успехом» завершились попытки наладить снабжение промышленности топливом и сырьём. Добыча нефти и угля падала, разрушенный транспорт не успевал подвозить дрова, а на дрова вырубались целые леса — вместо угля. Уже с февраля 1915 г. военная промышленность начала задыхаться от нехватки топлива. В октябре 1915 г. Особое совещание по топливу решило реквизировать запасы топлива. Буржуазия встретила это решение в штыки, а лесопромышленники пригрозили полным прекращением заготовки леса.
Буржуазия саботировала почти все шаги правительства по регулированию производства и потребления, т. е. все попытки царизма покушаться на прибыль капиталистов. А царские министры искали причины разрухи в ведомствах друг друга. «Нет угля на заводах». «Уголь есть, но вы не даёте вагонов». «Вагоны взяло военное ведомство». «Вагоны есть, но такие большие пробки на станциях, что для движения прибывших вагонов надо сталкивать под откос другие вагоны».
Ещё труднее оказалось мобилизовать сельское хозяйство в той мере, как это сделали передовые страны. Мало кто помнит, что товарность полу-крепостнического мелкокрестьянского хозяйства была во многом вынужденной. Мужику были нужны наличные деньги для уплаты помещику за аренду земли. Деньги выжимало из мужика и царское правительство в виде податей и налогов.
Во-вторых, в годы войны резко упала производительность крестьянского хозяйства. В армию из деревни взяли самую работоспособную часть населения, всего, вместе с городом, 15,7 млн. чел., или 47% всего числа взрослых мужчин в России. Правительство и буржуазия вели войну по преимуществу кровью своего народа, а не накопленными или добытыми для войны капиталами.
В-третьих, каждый год войны сельское хозяйство лишалось значительной части средств производства. Правительство «выгребало» из деревни лошадей, мясной скот, зерно, сбрую. При этом царские чиновники проводили реквизиции без особенной пользы фронту. Часто у крестьян забирали молочный скот, который спасал деревню от голода, тогда как жирный яловый скот шёл на спекуляцию мясом в тылу. К тому же, огромные запасы продовольствия, которые имелись у помещиков и крупных кулаков, правительственные агенты не трогали, как будто не замечая их. Скот и зерно отбирали, в основном, у середняка и бедняка.
В-четвёртых, шёл развал экономической основы царизма — полукрепостнического помещичьего землевладения. Сократилась его наиболее открытая форма — сдача земли в аренду крестьянам. При этом уже в начале войны арендная плата упала примерно на 1/3.
В-пятых, сокращалось само помещичье хозяйство. Постоянные мобилизации подрывали его, отбирая рабочие руки. Замена их беженцами и пленными восполняла 1/10 убыли рабочей силы. К концу 1914 г. нехватку рабочих рук испытывали в 32% всех европейских губерний, в 1915 г. — в 82% губерний, в 1916 г. — в 100% была острейшая нужда в рабочей силе. Нехватка рабочей силы ускоряла распад помещичьего землевладения.
Война сильно ударила и по промышленности. Общий упадок и разрушения от войны прикрывались какое-то время иллюзией подъёма. Да, война вызвала расширение военного производства, что и вызвало видимость подъёма. Общая стоимость продукции выросла с 5 млрд. 620 млн. в 1913 г. до 6 млрд. 831 млн. в 1916 г. Но за этим ростом скрывался упадок основных отраслей производства.
Предприятия, не работающие на оборону, в 1916 г. сократили производство на 22%, но вскоре прекратился подъём и оборонной промышленности — из-за недостатка топлива и металла. В 1916 г. добыча угля в Донбассе с трудом держалась на довоенном уровне, несмотря на увеличение числа рабочих с 158 тыс. до 235 тыс. в 1916 г. Производительность труда на одного рабочего упала с 12,2 тонны до 9,26 тонны. Само правительство признавало, что оборудование шахт и рудников изношено до крайности, не ремонтируется, выходит из строя.
Из-за недостатка топлива останавливались заводы, сокращалась выпечка хлеба. Пропадало отопление в домах обывателей, ввиду чего они жгли мебель и заборы.
Сказывался недостаток металла. В 1916 г. капиталисты (а вовсе не большевики) потушили 36 доменных печей. Металл начали распределять по карточкам. В декабре 1916 г. заводы давали только 51% металла, необходимого для оборонной промышленности.
Наиболее ярко развал промышленности сказался на транспорте. В кризисе транспорта отразился общий характер российского хозяйства. Вначале был рост и подъём перевозок, но это рост был недостаточным для требований войны. При росте перевозок ещё быстрее росло количество не перевезённых грузов. К октябрю 1914 г. оно составило 84 тыс. вагонов. В первом полугодии 1916 г. оно возросло до 127 тыс. Начальник штаба верховного командования Алексеев доносил царю: «…В среднем заводы, работающие на оборону, удовлетворяются транспортом на 50-60%. Для Петроградского района вместо необходимых 18½ млн пудов… возможно перевести лишь 8 млн. При таких условиях не только немыслимо увеличение производительности заводов, но придётся сократить и теперешнюю работу».
Хозяйство страны всё больше распадалось на ряд более или менее изолированных районов. Это сводило на нет успехи общественного разделения труда и общий рынок, достигнутые развитием капитализма в России, что отбрасывало страну на десятилетия назад. Взять цены на рожь. Превышение цен на неё в центральных промышленных районах против цен в соседних районах Центральной чернозёмной области составляло: в 1914 г. — 19%, в 1915 г. — 39%, в 1916 г. — 57%.
К 1916 г. превышение цен на хлеб выросло в 3 раза вследствие затруднений заготовки и перевозки зерна и муки. Распад транспорта резко обострил продовольственный кризис в стране. Плохо работающие железные дороги создавали недостаток продовольствия уже в то время, когда в стране ещё были большие запасы хлеба и других продуктов с прошлых лет. Около 1 млрд. пудов хлебных запасов не могло быть переброшено из районов производства в районы потребления. На этой почве быстро росла спекуляция. Тогда осенью 1915 г. царское правительство (а вовсе не большевики) объявляет принудительную развёрстку хлеба. Но попытка закончилась крахом, хлеба получить не удалось. Вместо хлеба быстро опустели все запасы в промышленных центрах, ещё сильнее выросла спекуляция, города сидели на голодном пайке, армия получала только половину продовольственной нормы.
Развал рынка и спекуляция усиливали расстройство денежного обращения. Золото исчезло из обращения ещё осенью 1914 г. Стремительно рос дефицит бюджета. Государственные расходы были больше доходов в 1914 г. — на 39%, в 1915 г. — на 74%, в 1916 г. — на 76%. Правительство печатает всё больше бумажных денег, инфляция растёт, рубль падает. Кредит подрывался. Подрыв кредита, в свою очередь, усиливал развал рынка.
К концу 1916 г. Россия потеряла примерно 40% национального дохода. Сокращение совокупности всех имуществ в России было наибольшим среди воюющих государств. Это означало, что и развал хозяйства в ней шёл более быстрым темпом, чем в других странах. Следствием развала народного хозяйства было резкое обесценение валюты. По отношению к доллару США рубль составлял в 1915 г. — 71%, в конце 1917 г. — 60%.
На хозяйстве России всё больше сказывалось то обстоятельство, которое выражается пословицей: «Пошёл за шерстью, а вернулся стриженым». Местности царской России, захваченные Германией и её союзниками, намного превосходили по своим размерам и хозяйственному значению все территории, захваченные Россией у неприятеля.
Россия резко выделялась протяжённостью фронта боевых действий, которая была в несколько раз длиннее фронтовых линий других государств. В ходе войны многомиллионные русские и австро-германские армии несколько раз прошли взад и вперёд по громадной территории восточного театра военных действий. Вследствие этого были полностью разрушены гигантские области не только в местах военных действий, но и прилегающие к ним районы, испытавшие губительное влияние эвакуаций. В царской России эвакуации охватили 515 тыс. км2 с населением в 25 млн. чел., т. е. 1/7 часть населения страны. 3 млн. чел. были полностью сняты с насиженных мест и брошены на произвол в тыл. Тысячные толпы беженцев несли с собой дезорганизацию, панику, расстраивали вконец весь хозяйственный организм. Если во Франции эвакуацию провели один раз, в августе 1914 г. на небольшой территории, то царская Россия в течение войны испытала несколько эвакуаций.
Не сумев мобилизовать хозяйство для ведения войны, царское правительство обратилось за помощью к союзникам за кредитами и военным снабжением. В ходе войны России было передано кредитов на сумму 7 млрд. 746 млн. руб., это почти в 2 раза больше, чем вся задолженность России до войны (4 млрд. 66 млн. руб.). Эти кредиты Англии и Франции были намного больше суммы промышленных и иных заказов, которые Россия разместила у союзников. В результате России надо было оплачивать эти заказы, %% по государственным займам, заказы в нейтральных странах — в США и Японии.
Займы ещё больше укрепили полуколониальную зависимость России от союзников. Английские банки фактически руководили расходованием своих кредитов в России. Под кредиты союзники выкачивали из России золото и диктовали план действий русской армии. Желая выпутаться из полной финансовой зависимости от Англии и Франции, царские министры видели только один выход — брать новые займы у США.
Война с Германией и Австрией привела царскую Россию к разрыву основных внешних хозяйственных связей. До войны 49% импортных товаров, в т. ч. средств производства, машин, шла в Россию из Германии и стран Центральной Европы. Около 1/3 экспорта России направлялось в эти же страны. При этом связь Англии, Франции, США с Германией и Австрией была значительно слабее, поэтому прекращение этих связей не имело для Англии, Франции и США таких разрушительных последствий, как для России.
Но этого мало. Из-за боевых действий на фронте, протянувшемся от Финляндии до Румынии, Россия потеряла хозяйственные связи не только с центральными державами, но и почти со всем миром. Вся западная сухопутная граница, за исключением шведско-норвежской и не имеющей торгового значения румынской, оказалась закрытой. В Балтийском и Чёрном морях хозяйничал германский флот. А до войны через все эти границы шло 9/10 экспорта и 5/6 импорта России.
Вся внешняя торговля и поставки во время войны повисли на тонком волоске Транссибирской магистрали с единственным выходом к морю во Владивостоке. Мурманская железная дорога была закончена только в конце 1917 г. Летом связь с миром поддерживалась через Архангельск. Но он был связан с центром узкоколейной дорогой, перешитой на широкую колею только в 1916 г. К тому же перевалочная способность Архангельска была низкой. Часть товаров приходилось везти из Архангельска до Вологды и далее в Петроград на телегах, как во времена Ивана Грозного. О состоянии этого транспортного пути говорила сама буржуазия. Родзянко писал: «Ещё в начале войны в Думу стали поступать сведения, что вывозка по узкоколейной дороге из Архангельска очень затруднена, а порт завален грузами. Заказы из Америки, Англии и Франции складывались горами и не вывозились вглубь страны… Порт в ужасном состоянии. Из Англии ожидалось получение большого количества угля для петроградских заводов, но уголь этот негде было даже сложить. Несмотря на то, что Архангельск был единственный военный порт, соединяющий нас с союзниками, на него почти не обращали внимания… Пришлось запросить министров, что они намерены предпринять. Министры… либо отписывались, либо обещали на словах, ничего на деле не предпринимая. Между тем к концу лета 1915 г. количество грузов было так велико, что ящики, лежавшие на земле, от тяжести наложенных поверх грузов буквально врастали в землю». Лучше о состоянии российского хозяйства не скажешь.
Рушилось всё здание царской России. Издержки мировой войны оказались для неё слишком тяжёлыми. За первые 3 года войны страна израсходовала 167% всей совокупности доходов 1913 г., в то время как Франция — 105%, Англия — 130%. Тяжесть войны обрушилась на Россию с наибольшей силой. 30 месяцев напряжения вызвали в стране развал промышленности, упадок сельского хозяйства, транспортный кризис и голод. «Мы в тылу бессильны или почти бессильны», — писал Гучков генералу Алексееву. Всей своей тяжестью война обрушилась на рабочих и крестьян. Массы всё больше охватывало революционное возмущение. Страна встала перед революционным взрывом. Империалистическая война оказалась сильным ускорителем революции в России.
Продолжение будет.
Подготовил: РП.
