Февральская революция. Часть 2

← Часть 1

«Гроб повапленный»

Во второй половине 1916 г. положение в стране резко изменилось, когда противоречия, вызванные и обострённые войной, развернулись во всю ширь. Удары войны оказались для России особенно разрушительными. Прежде всего, сказалась слабая подготовленность страны к мировой войне.

Техническая отсталость русской военной промышленности была не новой, она проявилась во всех войнах второй половины XIX века. В крымской войне (1854 г.) царь Николай I выставил против англо-французской коалиции армию, вооружённую, в основном, кремневыми ружьями. На обучение солдата стрельбе полагалось 10 патронов в год, однако и они отпускались только на бумаге. Оборонительные укрепления в Севастополе разваливались от сотрясения поставленных на них пушек. В русско-турецкой войне 1877 г. генералы, исходя из того, что «огнестрельное оружие отвечает самосохранению, холодное — самоотвержению», снабдили дальнобойную винтовку Бердана прицелом только на 600 шагов. Генералы оправдывали свою бездарность и вороватость старой поговоркой: пуля — дура, штык — молодец. Русские войска терпели огромный урон от турецкого огня, тогда как для турок огонь противника приносил мало вреда. Победы русской армии были взяты ценой огромных солдатских потерь.

Такое же положение было и в артиллерии. Военная промышленность ещё в 70-х гг. снабжала артиллерию медными пушками со слабым зарядом и малой скоростью снарядов. Турецкая армия была вооружена стальными германскими пушками Круппа. Столкнувшись с армией далеко не передовой страны, а только обученной и вооружённой передовыми странами, Россия Александра II, как и империя Николая I, обнаружила всю гнилость своей военной силы и социально-экономического порядка.

Русско-японская война 1904–1905 гг. окончательно сорвала покров с мнимого могущества царской России. Если в крымской войне англо-французской коалиции понадобился год для взятия Севастополя, то маленькая Япония за 8 месяцев овладела Порт-Артуром, который по мощи приравнивался к шести Севастополям. Гроб повапленный — вот чем оказалось самодержавие в области внешней защиты.

К мировой войне 1914 г. царская Россия подошла также неподготовленной в военном отношении. «Дальновидные» руководители военного ведомства полагали, что война продлится не дольше 4-6 месяцев. Военный министр Сухомлинов и начальник Артиллерийского управления Кузьмин-Караваев [1] считали, что по окончании подготовки запасов и отправки их в армию «наступит некоторое затишье в работе» [2]. На каком основании они так считали, непонятно, но запасов хватило на первые 4 месяца войны. Вскоре русская армия оказалась без снарядов, винтовок, патронов и без возможности получить их в короткий срок. Не хватало винтовок и для обучения новобранцев. На фронт пополнения шли без оружия.

Дело здесь было не только в недальновидной политике. Как известно, войну можно вести не на запасах, а на непрерывно растущем военном производстве. Однако царское правительство, опасаясь усиления буржуазии, долго не хотело широко привлекать промышленность к снабжению армии. С другой стороны, генерал Сухомлинов, бывший военным министром с 1909 по 1915 гг., окружил себя густой сетью германских шпионов. Измена царского министра раскрылась уже во время войны. Сухомлинов выполнял задание немецкой разведки — сорвать снабжение фронта снарядами, не давать фронту пушек, не давать винтовок. Некоторые царские министры и генералы сами тишком содействовали успехам немецкой армии: вместе с царицей, связанной с немцами, они выдавали военные тайны. Неудивительно, что царская армия терпела поражение и вынуждена была отступать. К 1916 г. немцы успели захватить Польшу и часть Прибалтики.

Царская «мобилизация»: развал и грабёж

Только летом 1915 г., когда необученная и разоружённая армия в беспорядке отступала с фронта, царское правительство решило заняться мобилизацией промышленности. Дело военной промышленности, топлива, перевозки и продовольствие отдавалось на откуп буржуазии. Были организованы «Особые совещания» по обороне. Им были даны огромные полномочия и предоставлено право «…разрешать производство заготовлений всеми способами… без ограничения суммы» [3]. Буржуазии была открыта дорога к сказочному обогащению на войне.

Но широкие полномочия и царская казна не помогли наладить военное производство. Началось дикое мародёрство страны. Генерал Маниковский вспоминал: «…дело обеспечения нашей армии припасами не только не двинулось тем темпом, на какой рассчитывалось… а, напротив, во многих отношениях пошло хуже» [4].

Особые совещания, несмотря на обилие в них высших царских сановников, обнаружили полное незнание военной промышленности, транспорта, продовольствия и возможностей их мобилизации. Крупная буржуазия, входившая в оборонное Совещание, наоборот, использовала своё положение для получения крупных казённых заказов и организации спекуляции продуктами. «Трёхдюймовая шрапнель и была первым лакомым куском, на который оскалились зубы всех шакалов» [5], — писал Маниковский.

Так же бесплодна была работа других Совещаний, по топливу, продовольствию и перевозкам. Буржуазия и чиновники в этих Совещаниях «содействовали» обороне тем, что составляли грабительские махинации и брали взятки. В ноябре 1915 г. министр путей сообщения Трепов решил бороться с голодом путём регулирования железнодорожного движения. На 6 дней было прекращено пассажирское движение между Москвой и Петроградом с целью улучшить снабжение столицы. Но никто не позаботился организовать подвоз продуктов к Москве. В итоге, остановив пассажирское движение, царское правительство 6 дней гоняло к столице пустые товарные поезда. С таким же успехом завершились попытки наладить снабжение предприятий топливом и сырьём. Добыча угля и нефти падала, разрушенный транспорт не успевал подвозить дрова. Уже с начала 1915 г. военная промышленность начала задыхаться от недостатка топлива. В октябре Совещание по топливу решило реквизировать топливные запасы с помощью армии. В ответ на это капиталисты-лесопромышленники пригрозили прекратить заготовку леса вообще, и правительство отступило. Пока буржуазия саботировала всякий шаг к военному регулированию производства и потребления из-за угрозы своим прибылям, царские министры искали виновников разрухи друг у друга. Уголь ещё был на складах, но не было на заводах, так как МПС не давало вагонов. Вагонов же не было оттого, что их взяло военное ведомство. На деле оказывалось, что по стране «…были такие пробки вагонов, что для того, чтобы двинуть пришедшие вновь вагоны, надо было скидывать с насыпи другие вагоны» [6]. Это показывал царский министр-председатель Б. Штюрмер.

Особенно трудно оказалось мобилизовать сельское хозяйство, товарность которого была низкой. Мужику нужны были деньги для уплаты помещику за аренду земли и для налогов царю. На подъём продуктивности своего мелкого хозяйства средств уже не оставалось. В годы войны товарность сельского хозяйства резко упала. Из деревни взяли в армию наиболее работоспособную часть населения — вместе с городом около 16 млн. человек, или 47% общего числа взрослых мужчин. Один из вождей буржуазии Бубликов был прав, когда заявил, что Россия ведёт войну кровью своих сынов, а не накопленными для войны капиталами. С каждым годом сельское хозяйство лишалось части своих производительных сил. Правительство реквизировало у крестьян лошадей, скот, упряжь. Агенты правительства часто вели настоящий грабёж населения без всякой пользы для армии. С 1916 г. они забирали у бедняков и середняков молочный скот в то время, когда яловый жирный скот кулаков и помещиков шёл на спекуляцию мясом в тылу. Орловский губернатор доносил в МВД: «Они реквизировали то, что всего легче было реквизировать. Запасы, которые были умело скрыты и принадлежали более сильным экономическим кругам… никакой реквизиции не подвергались» [7].

Разруха проявилась и в развале экономической основы царизма — полукрепостнического помещичьего землевладения. Сократилась его самая «откровенная» форма — сдача земли в аренду крестьянам. Уже к 1915 г. сумма арендной платы по стране снизилась на 1/3.

Сокращалось и само помещичье хозяйство. Постоянные мобилизации подрывали его, отнимая рабочую силу. Пробовали привлекать беженцев и пленных, но это восполнило убыль рабочих рук лишь на 10-12%. Недостаток батраков в 1914 г. ощущался в 14 губерниях из 44 в европейской части, т. е. в 32% всех губерний, в 1915 г. – в 36 губерниях (82%), а в 1916 г. — в 100% губерний европейской части. До войны заработная плата батраков в районах отходничества была на 20-30% ниже, чем в районах притока рабочей силы. С 1915 г. она почти уравнялась, что говорило о недостатке сельхозрабочих и в районах, где был избыток рабочей силы. Нехватка рабочей силы в связи с общим развалом хозяйства ускоряла распад полукрепостнического помещичьего землевладения. Этот распад вскоре обогнал общий упадок сельского хозяйства, отчего армия и города терпели сильную нехватку продовольствия.

Военное капиталистическое хозяйство России было весьма сложным. Разрушения, вызванные войной, царское правительство маскировало обманчивой видимостью подъёма. Война действительно вызвала расширение промышленности, работающей на неё. Это и создавало видимость подъёма. Общая стоимость военной продукции выросла с 5 млрд. 620 млн. в 1913 г. до 6 млрд. 831 млн. в 1916 г. За этим ростом продукции скрывался упадок основных отраслей промышленности. Предприятия, не работавшие на войну, в 1916 г. сократили производство на 22%, но вскоре прекратился и подъём военной промышленности, главным образом, из-за нехватки топлива и металла. К концу 1916 г. добыча угля в Донбассе с трудом держалась на довоенном уровне, несмотря на увеличение рабочих с 168 000 чел. в 1913 г. до 235 000 чел. в 1916 г. До войны месячная выработка угля на одного рабочего составляла 12,2 тонны, в 1915-1916 гг. — 11,3 тонны, зимой 1916 г. — 9,26 тонны. Царский министр Шаховский был вынужден признать, что падение производительности труда вызвано «…ухудшением оборудования рудников за невозможностью своевременного ремонта необходимых для добычи угля машин и приспособлений» [8]. Из-за недостатка топлива останавливались заводы, сокращалась выпечка хлеба. Обыватели жгли заборы и мебель.

Наряду с недостатком топлива сказывался и недостаток металла. В 1916 г. было потушено 36 доменных печей. Металл начали распределять по карточкам. К концу 1916 г. заводы дали только половину металла, необходимого для военной промышленности.

Наиболее ярко и открыто развал проявился на транспорте. Транспортный кризис отразил общий характер развития военного хозяйства России. Вначале шёл подъём, рост перевозок. Но этот рост оказался недостаточным для требований войны. Наряду с ростом перевозок катастрофически росло количество не перевезённых грузов. Во второй половине 1914 г. они составили 84 000 вагонов, в первом полугодии 1916 г. — уже 127 000 вагонов. Начальник царского генштаба Алексеев доносил царю: «…нет ни одной области… жизни, где бы не ощущались серьёзные потрясения из-за неудовлетворения потребности в транспорте… заводы, работающие на оборону, удовлетворяются транспортом… на 50-60%, а для Петроградского района вместо необходимых 18 ½ миллионов пудов… возможно перевезти лишь 8 миллионов. При таких условиях не только немыслимо увеличение производительности заводов, но придётся сократить и теперешнюю работу» [9].

Хозяйство страны распадалось на ряд более или менее изолированных районов. Это уничтожало успехи общественного разделения труда, достигнутые капиталистическим развитием, вело к переходу крестьянской массы от товарного к натуральному хозяйству. Это отбрасывало царскую Россию на много лет назад. Так, превышение осенних цен на рожь в центральных промышленных районах против цен в соседних районах Центрально-чернозёмной области составляло: в 1914 г. — 19%, в 1915 г. — 39%, в 1916 г. — 57%. К 1916 г. превышение цен выросло в 3 раза из-за сокращения производства и трудностей с переброской хлеба.

Распад транспорта резко обострил продовольственный кризис. Плохо работающие железные дороги создали недостаток продуктов питания уже в то время, когда в стране ещё были запасы хлеба от прошлых урожаев. Около 1 млрд. пудов хлеба не могло быть переброшено в районы потребления. На этой почве росла спекуляция хлебом. Осенью 1916 г. царское правительство решилось на принудительную развёрстку хлеба. Попытка окончилась крахом, хлеба получить не удалось. Помещики, кулаки и верхушка середняков спрятали хлеб от правительства. В результате опустели товарные склады городов. Осенью 1915 г. промышленные центры уже сидели на голодном пайке. Армия получала только половину продовольственной нормы.

Развал рынка и спекуляция усиливали расстройство денежного обращения. Золото исчезло из оборота в самом начале войны. Государственный долг и расходы  росли. Так, государственные расходы были больше доходов в 1914 г. — на 39%, в 1915 г. — на 74%, в 1916 г. — на 76%. Правительство всё больше печатало бумажных денег, в результате чего рубль падал, кредит подрывался. Подрыв кредита и инфляция ускоряли развал внутреннего рынка страны. Обесценение рубля к доллару США составило в 1915 г. — 29%, в 1917 — 40%.

Нынешняя буржуазия как огня боится сказать насчёт развала «народного имущества» в результате войны. Между тем, к осени 1917 г. царская Россия потеряла 55% того, что имела в 1913 г. Виновники этого разорения — царизм и русская буржуазия. Для примера: потери Англии составили 15%, Франции — 31%, Германии — 33%, Австро-Венгрии — 41%. Лишь США и Япония увеличили своё «народное имущество», которое, правда, так же мало принадлежит в капиталистических странах народу, как и «народный доход».

Если сокращение национального богатства было наибольшим в царской России, то и развал хозяйства в ней шёл скорее, чем в любой другой стране.

Не следует забывать, что США, Япония, Англия вели войну на чужих территориях. Италия осталась почти не затронутой военными действиями. Оккупированная союзниками часть Германии была невелика. Занятые неприятелем местности царской России далеко превосходили по размерам и хозяйственному значению все территории, захваченные у Австрии и Франции. Линия фронта в России была очень длинной. Многомиллионные русские и австро-германские армии прошли несколько раз взад и вперёд по громадной территории русского театра военных действий. Это вконец разоряло западные области России. Война здесь имела маневренный характер, и поэтому разрушения были особенно велики не только на местах боёв, но и в прилегающих к ним областях, испытавших губительное влияние эвакуаций. Эвакуации в царской России охватили больше 500 000 кв. км с населением в 25 млн. чел., т. е. 1/7 часть населения страны. 3 млн. человек были сняты с насиженных мест и брошены в тыл. Толпы беженцев несли с собой дезорганизацию, панику, расстраивая весь хозяйственный организм. Царская Россия в течение всей войны испытывала потрясения от оккупаций и эвакуаций.

Не сумев в силу своей отсталости мобилизовать всё хозяйство на войну, царское правительство должно было обратиться за помощью к союзникам. Размер отпущенных союзниками кредитов рос на глазах. Около 8 млрд. рублей было передано в руки царя для продолжения войны. Долги России во время войны почти вдвое превысили всю задолженность до войны — 7 млрд. 746 млн. руб. против 4 млрд. 66 млн. руб. в 1913 г. Кредиты западных банков были значительно больше суммы размещённых Россией заказов у союзников. Кроме этих заказов, царское правительство было обязано платить %% по государственным займам и оплачивать заказы в нейтральных странах, главным образом, в США и Японии.

Военные займы и заказы укрепляли кабальную зависимость России от союзников. Так, лондонские банки фактически определяли, как царскому правительству расходовать кредит. Под кредиты союзники выкачивали из России золото. В мае 1916 г. министр финансов Барк докладывал: «Особенно невыгодные условия кредита, предлагаемые Англией, свидетельствуют о том, что с… развитием военных событий кредит России у одних только союзных держав становится всё более затруднительным и полнейшая наша финансовая зависимость от союзников является чрезвычайно тяжёлой» [10]. Царский бюрократ вынужден был признать полуколониальную зависимость России от союзников. Выход правительство видело только один: брать новые займы в другом месте, у банкиров США.

Крах внешней торговли

Война с Германией и её союзниками привела Россию к разрыву внешних хозяйственных связей. 50% импорта шло из стран центральной Европы. Около 1/3 русского вывоза шло в Германию и центральные державы. Связь остальных стран Антанты с Германией и Австрией была слабее, поэтому прекращение этих связей для Англии, Франции, Италии не имело таких разрушительных последствий. Но у царской России оборвалась связь не только с центральными державами, но и почти со всем миром. Сухопутная граница, за изъятием шведско-норвежской и румынской, оказалась закрытой. В Балтийском море хозяйничал германский флот, Турция закрыла для России проливы в Чёрное море. Через все эти границы в 1913 г. шло 9/10 вывоза и 5/6 ввоза.

Во время войны связь царской России с внешним миром повисла на волоске Транссибирского пути длиной 8 000 км с единственным выходом к морю во Владивостоке. Мурманская железная дорога была закончена в конце 1917 г. Летом торговля поддерживалась через Архангельск, связанный с центром узкоколейной железной дорогой, которую перешили на широкую колею только в 1916 г. Архангельск не был рассчитан на большую пропускную способность грузов. Грузоподъёмность узкоколейки была настолько мала, что установилась гужевая перевозка товаров, как во времена Ивана Грозного, до Вологды и дальше в Петроград, около 1 200 км на телегах. Председатель Думы Родзянко [11] писал: «Ещё в начале войны в Думу стали поступать сведения, что вывозка по узкоколейной дороге из Архангельска очень затруднена, а порт завален грузами. Заказы из Америки, Англии и Франции складывались горами и не вывозились вглубь страны… Архангельский порт в ужасном состоянии. Из Англии ожидалось получение большого количества угля для петроградских заводов, но уголь этот негде было даже сложить. Несмотря на то, что Архангельск… единственный военный порт… на него почти не обращали внимания… пришлось поднять вопрос об Архангельске и запросить министров, что они намерены предпринять. Министры в лице Сухомлинова, Рухлова и Шаховского либо отписывались, либо обещали на словах, ничего на деле не предпринимая (выделение наше. — И.Б., М.И.). Между тем, к концу 1915 г. количество грузов было так велико, что ящики, лежавшие на земле, от тяжести наложенных поверх грузов буквально врастали в землю» [12].

Кто же был виноват в этих безобразиях, возмутивших даже крупную буржуазию? Не немцы, не русские рабочие, а только царь и его правительство.

Таким образом, рушилось всё здание царской России. Издержки войны оказались для неё непомерно тяжёлыми. За первые 3 года войны страна израсходовала 167% всех доходов 1913 г., в то время как Франция — 105%, Англия — 130%. Только в Австро-Венгрии, стране второго разряда, эти расходы достигли 160%. Тяжесть войны обрушилась на Россию с наибольшей силой. 30 месяцев напряжения вызвали в стране развал промышленности, упадок сельского хозяйства, транспортный кризис, голод. Война всей тяжестью обрушилась на плечи рабочих и крестьян. Массы всё больше и больше охватывало революционное возмущение. Страна стояла перед взрывом. Империалистическая война оказалась сильным ускорителем революции. Это признавала и буржуазия. Гучков [13] писал генералу Алексееву о полном банкротстве правительства: «Мы в тылу бессильны или почти бессильны. Наши способы борьбы обоюдоостры и при повышенном настроении народных масс, особенно рабочих масс, могут послужить первой искрой пожара, размеры которого никто не может ни предвидеть, ни локализовать» [14].

Часть 3 →

Подготовили: И. Белый, М. Иванов.

[1] Кузьмин-Караваев Д. Д. — генерал, в 1905-1915 гг. — начальник Главного артиллерийского управления. В годы мировой войны был причастен к делу о военном шпионаже военного министра Сухомлинова и Манасевича-Мануйлова.

[2] Маниковский А. А. Боевое снабжение русской армии в мировую войну. Том II, М.: Госиздат, 1930, с. 9.

[3] Поливанов А. А. Из дневника и воспоминаний по должности военного министра и его помощника. Том I, М.: 1924, с. 154–155.

[4] Маниковский А.А. Боевое снабжение русской армии в мировую войну. Том II, изд. 2, М.: Госиздат, 1930 г., стр. 36.

[5] Там же, с. 32.

[6] Падение царского режима. Стенографические отчёты допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, т. I, Ленинград, Госиздат, 1924, с. 241.

[7] Труды совещания по экономическим вопросам, связанным с дороговизной и снабжением армии. М.: 1915, с. 261.

[8] Ленинградское отделение ЦА. II отделение экономической секции ВГАФ, лист 3.

[9] Маниковский А. А. Боевое снабжение русской армии в мировую войну, т. II, изд. 2, М.: Госиздат, 1930, с. 343–344.

[10] Очерки по истории Октябрьской революции, т. I, М.: Госиздат, 1927, с. 61.

[11] Родзянко М. В. (1859–1924) — крупный помещик-капиталист, председатель III и IV Государственной думы, октябрист. В дни Февральской революции — председатель Временного комитета Думы. Один из активных участников контрреволюции. Активный враг Советской власти. После гражданской войны — белоэмигрант.

[12] Родзянко М. В. Крушение империи. «Архив русской революции», т. XVII, Берлин, 1926, с. 100.

[13] Гучков А.И. (1862 – 1935) – крупный московский капиталист, основатель «Союза 17 октября», председатель III Государственной думы. Во время войны – председатель Центрального военно-промышленного комитета. В 1917 г. – военный и морской министр в первом составе Временного правительства. Активный участник борьбы против Советской власти в 1917 – 1921 гг. Белоэмигрант.

[14] Семенников В. П. Монархия перед крушением. Бумаги Николая II и другие документы. М.: Госиздат, 1927, с. 282.