Сталин и Красная Армия

От ред. РП: К 101-й годовщине образования пролетарской Красной Армии предлагаем нашим читателям одну прелюбопытную статью-воспоминание – о роли И. В. Сталина в становлении Красной Армии и победе молодой Советской республики над белогвардейцами и иностранными интервентами в гражданской войне 1918-1922 гг. Ее автор – Клим Ворошилов, один из выдающихся полководцев Красной Армии периода гражданской войны, впоследствии – Нарком Обороны СССР, большевик, член ЦК ВКП(б), верный соратник Сталина, познакомившийся со Сталиным как раз во время героической борьбы советских рабочих и крестьян против белогвардейцев и интервентов.

Не сомневаемся, что то, о чём рассказывает в своих воспоминаниях Ворошилов, станет для большинства наших читателей большой неожиданностью, в том числе для тех из них, кто заканчивал школы и вузы еще в СССР. К сожалению, о фактах, сообщаемых Ворошиловым, в 60-80-х годах советские люди и понятия не имели. Так что переписыванием истории контра занялась отнюдь не вчера, не в Перестройку и после нее, а задолго до этого. Не будь этого, возможно,  история СССР могла бы быть совсем иной.

Рассказ Ворошилова о Сталине взят из книги «Воспоминания о И. В. Сталине», которая готовится к изданию редакционно-издательским отделом МЛРД «Рабочий путь» (выход запланирован на март-апрель текущего года)

***

К. Ворошилов

Сталин и Красная Армия

Мирный, строительный период нашей истории наполнен событиями величайшего значения. За последние годы действительно утекли не реки, а океаны воды. Кругом нас произошли громадные изменения, в другом виде представились наши перспективы, совершенно перевернулись общепризнанные масштабы и объемы. Со всеми этими событиями неразрывно связана богатая и многогранная революционная деятельность товарища Сталина. За последние пять-шесть лет товарищ Сталин стоял в фокусе развертывающейся и клокочущей борьбы. Только этими обстоятельствами и можно объяснить, что значение товарища Сталина, как одного из самых выдающихся организаторов побед гражданской войны, было до некоторой степени заслонено и не получило еще должной оценки.

Сегодня, в день пятидесятилетия нашего друга, я хочу хоть отчасти заполнить этот пробел. (Настоящая статья написана товарищем Ворошиловым к пятидесятилетию со дня рождения товарища Сталина. — РП.)

Разумеется, в газетной статье я менее всего претендую на полную характеристику военной работы товарища Сталина. Я хочу только попытаться освежить в памяти товарищей несколько фактов из недавнего прошлого, опубликовать некоторые малоизвестные документы, чтобы простым свидетельством фактов указать на ту поистине исключительную роль, которую играл товарищ Сталин в напряжённые моменты гражданской войны.

В период 1918–1920 годов товарищ Сталин являлся, пожалуй, единственным человеком, которого Центральный комитет бросал с одного боевого фронта на другой, выбирая наиболее опасные, наиболее страшные для революции места. Там, где было относительно спокойно и благополучно, где мы имели успехи, — там не было видно Сталина. Но там, где в силу целого ряда причин трещали красные армии, где контрреволюционные силы, развивая свои успехи, грозили самому существованию советской власти, где смятение и паника могли в любую минуту превратиться в беспомощность, катастрофу, — там появлялся товарищ Сталин. Он не спал ночей, он организовывал, он брал в свои твердые руки руководство, он ломал, был беспощаден и — создавал перелом, оздоровлял обстановку. Сам товарищ Сталин писал об этом в одном из писем в ЦК в 1919 году, говоря, что его «превращают в специалиста по чистке конюшен военного ведомства».

Царицын

Свою военную работу товарищ Сталин начал с царицынского фронта, и довольно случайно. В начале июня 1918 года товарищ Сталин с отрядом красноармейцев и двумя автоброневиками направляется в Царицын в качестве руководителя всем продовольственным делом юга России. В Царицыне он застает невероятный хаос не только в советских, профессиональных и партийных организациях, но еще большую путаницу и неразбериху в органах военного командования. Товарищ Сталин на каждом шагу наталкивается на препятствия общего характера, мешающие ему выполнить его прямую задачу. Эти препятствия обусловливались, прежде всего, быстро растущей казачьей контрреволюцией, которая получала в это время обильную поддержку от немецких оккупантов, занявших Украину. Казачьи контрреволюционные банды вскоре захватывают ряд близлежащих от Царицына пунктов и тем самым не только срывают возможность планомерной заготовки хлеба для голодающих Москвы и Ленинграда, но и для Царицына создают чрезвычайную опасность. (В мае 1918 г. ряд районов юго-востока страны, богатых хлебом и другим продовольствием (Северный Кавказ, Средняя и Нижняя Волга), находились в руках советской власти. По своему географическому положению ключом ко всему юго-востоку России был район Царицына, к которому со всех направлений тянулись железнодорожные и водные пути.

Такое стратегическое положение города предопределило планы контрреволюции по захвату города и всего прилегающего района — с тем, чтобы, во-первых, не дать возможности переправлять через Царицын в голодающие губернии и промышленные центры РСФСР хлеб и другое продовольствие (жиры, рыбу, скот и т.д.), а во-вторых, чтобы объединить в районе Нижней Волги все белые армии юга и востока.

Решение советского правительства брать продовольствие для промышленных губерний и крупных городов из районов юго-востока предполагало, что Царицын и весь прилегающий к нему район нужно было удержать любой ценой. Для выполнения такой задачи нужен был большевик уровня Сталина.

С 06.06.1918 г. Сталин работает в Царицыне. Он с товарищами создаёт или воссоздаёт во всём огромном по территории районе советские партийные, профессиональные и хозяйственные организации. В голодающие промышленные города центра страны двинулись десятки тысяч тонн продовольствия. Одновременно с этим шла напряжённая работа по укреплению вооружённых сил Красной армии, защищающих царицынское стратегическое направление.

Забегая наперёд, надо сказать, что итогом большевистской обороны Царицына стало то, что в 1918 г. белогвардейским армиям Краснова, Дутова, а затем Деникина и Колчака так и не удалось создать сплошной фронт против РСФСР вдоль линии Волги. — прим. РП)

Не лучше обстоит в это время дело и в других местах. В Москве происходит лево-эсеровское восстание, на востоке изменяет Муравьев, на Урале развивается и крепнет чехословацкая контрреволюция, на крайнем юге — к Баку подбираются англичане. Все горит в огненном кольце. Революция переживает величайшие испытания. Телеграмма за телеграммой летит по проводам к товарищу Сталину в Царицын от Ленина и обратно. Ленин предупреждает об опасностях, ободряет, требует решительных мер. Положение Царицына приобретает громадное значение. При восстании на Дону и при потере Царицына мы рискуем потерять весь производящий, богатый хлебный Северный Кавказ. И товарищ Сталин это отчетливо понимает. Как опытный революционер он скоро приходит к убеждению, что его работа будет иметь какой-нибудь смысл только при условии, если он сможет влиять на военное командование, роль которого в данных условиях становится решающей. (В отношении военного командования, о котором пишет Ворошилов, нужно иметь в виду следующее. Борьба с контрреволюцией на юго-востоке России, в районе Царицына (как, впрочем, и во всех других районах страны), проходила при сильнейшем саботаже, вредительстве и предательстве скрытых врагов трудового народа. Старый царский генералитет и часть старшего офицерства, согласившиеся сотрудничать с рабочей властью и осевшие в новых органах Красной Армии, в основном, были чужды и враждебны задачам революционной войны рабочего класса и бедного крестьянства. Лишь очень небольшой процент бывших царских офицеров сразу и без задней мысли перешла на службу советской власти. Большинство же генералов и офицеров, служа в Красной Армии в 1918–1920 гг., тайно состояли в контрреволюционных заговорщических организациях — «национальный центр», «тактический центр», различных меньшевистско-эсеровские белогвардейских союзах и т.п.

Большевики ценили честных военных специалистов и широко использовали их знания для практической боевой работы. Но они были беспощадны к изменникам и двурушникам и умели вовремя заметить и предупредить измену. — прим. РП)

Линия южнее Царицына еще не восстановлена», пишет он Ленину в записке от 7 июля, переданной с характерной надписью: «Спешу на фронт, пишу только по делу».

«Гоню и ругаю всех, кого нужно, надеюсь, скоро восстановим. Можете быть уверены, что не пощадим никого — ни себя, ни других, а хлеб все же дадим.

Если бы наши военные “специалисты” (сапожники!) не спали и не бездельничали, линия не была бы прервана; и если линия будет восстановлена, то не благодаря военным, а вопреки им».

И далее, отвечая на беспокойство Ленина по поводу возможного выступления левых эсеров в Царицыне, он пишет кратко, но твердо и ясно:

«Что касается истеричных, будьте уверены, у нас рука не дрогнет, с врагами будем действовать по-вражески».

Все более присматриваясь к военному аппарату, товарищ Сталин убеждается в его полной беспомощности, а в некоторой своей части — и прямом нежелании организовать отпор наглеющей контрреволюции.

И уже 11 июля 1918 года товарищ Сталин телеграфирует Ленину:

«Дело осложняется тем, что штаб Северокавказского округа оказался совершенно неприспособленным к условиям борьбы с контрреволюцией. Дело не только в том, что наши “специалисты” психологически неспособны к решительной войне с контрреволюцией, но также в том, что они как “штабные” работники, умеющие лишь “чертить чертежи” и давать планы переформировки, абсолютно равнодушны к оперативным действиям… И вообще чувствуют себя как посторонние люди, гости. Военкомы не смогли восполнить пробел…».

Товарищ Сталин не ограничивается этой уничтожающей характеристикой; в этой же записке он делает для себя действенный вывод:

«Смотреть на это равнодушно, когда фронт Калнина (командующий в то время на Северном Кавказе. — К. В.) оторван от пункта снабжения, а север — от хлебного района, считаю себя не в праве. Я буду исправлять эти и многие другие недочёты на местах, я принимаю ряд мер и буду принимать вплоть до смещения губящих дело чинов и командиров, несмотря на формальные затруднения, которые при необходимости буду ломать. При этом понятно, что беру на себя всю ответственность перед всеми высшими учреждениями».

(Тут надо добавить ещё один штрих. В период первого окружения Царицына Сталин и Ворошилов, отвечая на запрос Подвойского о том, нужны ли им в войсках старые военные специалисты, писали так:

«Благодаря, между прочим, аресту военных специалистов, произведённому нами, положение на фронте изменилось к лучшему. В приезде специалистов нет необходимости, примите лично привет. № 359. Сталин, Ворошилов».

Эта телеграмма хорошо отвечает и нашей мелкобуржуазной публике, которая перепевает перестроечную контрреволюционную ложь и до сих пор причитает о «погубленном большевиками цвете русской армии», т.е. о тех самых царских офицерах, без которых, якобы, большевики никогда не научились бы воевать и побеждать.

В этом смысле очень точно выразился тот же Ворошилов в своём докладе «15 лет Красной Армии». По поводу старых военспецов он, в частности, говорил:

«Заслуга военных специалистов заключается не столько в их работе (были, разумеется, сотни честных специалистов, впоследствии ставших большевиками, которые с начала и до конца работали честно и хорошо), — я говорю обо всей массе военных специалистов: заслуга их заключается отчасти в том, что они учили нашего брата, или, вернее, сам наш народ, на ходу, в боях учился военному делу, требуя от военных специалистов помощи, проверяя эту помощь делом в боях с врагом. Главным же учителем, инструктором военного дела для наших большевистских кадров была сама гражданская война, во всём тяжёлом, часто кошмарном, кровавом многообразии и сложности». — прим. РП)

Обстановка становилась все более и более напряженной. Товарищ Сталин развивает колоссальную энергию и в самое короткое время из чрезвычайного уполномоченного по продовольствию превращается в фактического руководителя всех красных сил царицынского фронта. Это положение получает оформление в Москве, и на товарища Сталина возлагаются задачи:

«навести порядок, объединить отряды в регулярные части, установить правильное командование, изгнав всех неповинующихся» (из телеграммы РВС Республики с надписью: «Настоящая телеграмма отправляется по согласованию с Лениным»).

К этому времени к Царицыну подошли остатки украинских революционных армий, отступающих под натиском германских войск через донские степи. (К началу июля 1918 г. к Царицыну с Украины через Донскую область пробилась 35-ти тысячная армия под командованием Ворошилова. Дело обороны Царицына несколько облегчилось. Кроме того, армия пригнала с собой более 100 паровозов и около 3000 вагонов вооружения и оборонного имущества. С этого момента руководство вооружённой борьбой в Царицыне полностью сосредоточивается в руках группы большевиков под руководством Сталина и Ворошилова. Начинают по-настоящему работать Военный совет и главный штаб всех красных войск царицынского оборонного района. Об этом и свидетельствует Ворошилов. — прим. РП)

Во главе с товарищем Сталиным создается Революционный военный совет, который приступает к организации регулярной армии. Кипучая натура товарища Сталина, его энергия и воля сделали то, что казалось еще вчера невозможным. В течение самого короткого времени создаются дивизии, бригады и полки. Штаб, органы снабжения и весь тыл радикальнейшим образом очищаются от контрреволюционных и враждебных элементов. Советский и партийный аппарат улучшается и подтягивается. Вокруг товарища Сталина объединяется группа старых большевиков и революционных рабочих, и вместо беспомощного штаба вырастает на юге, у ворот контрреволюционного Дона, красная, большевистская крепость.

Царицын в тот период был переполнен контрреволюционерами всевозможных мастей, от правых эсеров и террористов до махровых монархистов. Все эти господа до появления товарища Сталина и прибытия революционных отрядов с Украины чувствовали себя почти свободно и жили, выжидая лучших дней. Чтобы обеспечить реорганизацию красных сил на фронте, нужно было железной, беспощадной метлой прочистить тыл. Реввоенсовет во главе с товарищем Сталиным создает специальную Чека и возлагает на нее обязанность очистить Царицын от контрреволюции.

Свидетельство врага иногда бывает ценно и интересно. Вот как в белогвардейском журнале «Донская волна» от 3 февраля 1919 года описывает этот период и роль товарища Сталина изменивший нам и перебежавший к красновцам полковник Носович (бывший начальник оперативного управления армии):

«Главное назначение Сталина было снабжение продовольствием северных губерний, и для выполнения этой задачи он обладал неограниченными полномочиями…

Линия Грязи — Царицын оказалась окончательно перерезанной. На севере осталась лишь одна возможность получать припасы и поддерживать связь: это — Волга. На юге, после занятия добровольцами Тихорецкой, положение стало тоже весьма шатким. А для Сталина, черпающего свои запасы исключительно из Ставропольской губернии, такое положение граничило с окончанием его миссии на юге. Но не в правилах, очевидно, такого человека, как Сталин, уходить от раз начатого им дела. Надо отдать справедливость ему, что его энергии может позавидовать любой из старых администраторов, а способности применяться к делу и обстоятельствам следовало бы поучиться многим.

Постепенно, по мере того как он оставался без дела, вернее, попутно с уменьшением его прямой задачи, Сталин начал входить во все отделы управления городом, а главным образом в широкие задачи обороны Царицына, в частности и всего кавказского, так называемого революционного фронта вообще».

И далее, переходя к характеристике положения в Царицыне, Носович пишет:

«К этому времени в Царицыне вообще атмосфера сгустилась… Царицынская чрезвычайка работала полным темпом. Не проходило дня без того, чтобы в самых, казалось, надёжных и потайных местах не открывались бы различные заговоры. Все тюрьмы города переполнились…

Борьба на фронте достигла крайнего напряжения…

Главным двигателем и главным вершителем всего с 20 июля оказался Сталин. Простой переговор по прямому проводу с центром о неудобстве и несоответствии для дела настоящего устройства управления краем привел к тому, что Москва отдала по прямому проводу приказ, которым Сталин ставился во главе всего военного… и гражданского управления…»

Но сам Носович признает дальше, насколько эти репрессии имели основание. Вот что он пишет о контрреволюционных организациях Царицына:

«К этому времени и местная контрреволюционная организация, стоящая на платформе учредительного собрания, значительно окрепла и, получив из Москвы деньги, готовилась к активному выступлению для помощи донским казакам в деле освобождения Царицына.

К большому сожалению, прибывший из Москвы глава этой организации инженер Алексеев и его два сына были мало знакомы с настоящей обстановкой, и, благодаря неправильно составленному плану, основанному на привлечении в ряды активно выступающих сербского батальона, бывшего на службе у большевиков при чрезвычайке, организация оказалась раскрытой…

Резолюция Сталина была короткая: “Расстрелять”. Инженер Алексеев, его два сына, а вместе с ними значительное количество офицеров, которые частью состояли в организации, а частью лишь по подозрению в соучастии в ней, были схвачены чрезвычайкой и немедленно, без всякого суда, расстреляны».

(Опасность для молодой советской республики состояла не только в военном наступлении белогвардейских армий. Белые генералы и их шефы из Антанты рассчитывали не только на собственные вооружённые силы, но и на силу своих эксплуататорских «одноклассников» — белогвардейцев и вообще всех контрреволюционеров в тылу у наших войск, в Москве и других ключевых городах РСФСР. В тот период посольства ведущих буржуазных государств пока ещё располагались в Петрограде и самым полным ходом занимались финансированием белогвардейцев и шпионажем в пользу Деникина, Юденича и англо-франко-финно-эстонской империалистической буржуазии. Сотрудники посольств Франции, Англии, Швейцарии, Греции, Италии, Румынии и т.д. швыряли деньгами направо и налево, подкупая в тылу Красной Армии всю контрреволюционную сволочь, которая поддавалось подкупу и могла навредить советской власти.

Вторым серьёзным фактором опасности была та часть бывшего царского офицерства, которая, хотя ещё и не выступала явно, но была готова перейти на сторону врагов рабоче-крестьянской России и взять в руки оружие. Наконец, обиженные пролетариатом «бывшие люди», буржуа и помещики, накопившие с 1914 г. довольно много оружия и боеприпасов, ждали удобного момента для удара по тылам Красной Армии. На все эти силы и рассчитывали Деникин, Юденич, позже Колчак.

Таким образом, белогвардейские генералы и их английские и французские хозяева делали существенную ставку на силы внутренней российской контрреволюции, которая в первой половине 1918 г. объединилась в крупную шпионско-белогвардейскую организацию под названием «Национальный центр». Этот «центр», раскинувший свои сети по всей европейской части РСФСР и имевший мощную организацию в Царицыне, полностью стоял на службе империалистических разведок, он руководился и финансировался этими разведками через иностранные миссии, консульства и посольства. Инженер Алексеев и его компания были эмиссарами московского «отделения» этого «Национального центра».

Вообще говоря, ещё к весне 1918 г. против молодого Советского государства объединились и перешли в наступление все контрреволюционные силы, разбитые в открытом бою в октябре 1917 г., — капиталисты и помещики, царские генералы и чиновники, черносотенное офицерство и духовенство, кадеты, меньшевики, правые и левые эсеры. Эти остатки эксплуататорских классов были совершенно уверены в непрочности Советской власти и не сомневались в неизбежности её скорого падения — разумеется, при совместных и активных действиях всех защитников капитализма и частной собственности.

Для согласованной борьбы с советской властью они объединялись в тайные общества, группы и организации, которые носили разные названия, но имели единую классовую суть. Ещё 22.02.1918 г. Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК) сообщала:

«Центральные штабы контрреволюции находятся в Петрограде и в Москве, а остальные – почти по всем городам России. Они носят названия: “Организация борьбы с большевиками и отправка войск к Каледину”, “Всё для родины”, “Белый крест”, “Чёрная точка” и т.д. Многие из этих штабов вооружённого восстания ютятся под “крышей” различных благотворительных организаций, как-то: помощи пострадавшим от войны офицерам и т.п.» («Правда» от 22.02.1918 г.).

Эти контрреволюционные организации то распадались, то снова объединялись, создавали новые «акционерные» общества с другими названиями, например: «Военная лига», «Лига личного примера», «Общество взаимопомощи и самозащиты офицеров», «Отечественный союз» и др. Действительно, большинство членов всех этих обществ и союзов составляли бывшие офицеры царской армии, но кроме них туда входили уголовники и бандиты, которые прикрывались флагом анархизма. В рамках крупных офицерских союзов бандиты и уголовщина организовывали собственные «тайные общества», вроде «Немедленных социалистов», «Урагана», «Смерти» и т.д. 

Буржуазия, черносотенцы, кадеты, прогрессисты и октябристы первое время после Октябрьской революции также состояли в разрозненных контрреволюционных организациях, не имея единого объединяющего центра, хотя иностранные разведки упорно добивались от руководителей всех этих организаций единства и согласованности действий. В итоге в марте 1918 г. монархическая группа «Совет общественных деятелей», существовавшая с октября 1917 г., во главе с Милюковым и Родзянко, кадетская партия (руководители: Новгородцев, Астров, Степанов), «Торгово-промышленный комитет» (С. Морозов, Бурышкин и пр.) и «Союз земельных собственников» выдвинули оргкомитет для создания активного и мощного контрреволюционного центра, который объединил бы в себе все монархические, помещичьи и буржуазные группы для «плановой» борьбы с советской властью. Этот оргкомитет создал так называемый «Правый центр», во главе которого были поставлены кадет Новгородцев и бывший царский министр земледелия Кривошеин. Активными деятелями этого центра были также такие «герои» контрреволюции, как П. Струве, В. Гурко и С. Леонтьев.

Одновременно по заданию и при обильном финансировании со стороны англо-французского правительства эсер Б. Савинков создаёт офицерскую контрреволюционную организацию «Союз защиты родины и свободы». Эта организация приобрела известность в связи с антисоветским заговором английской разведки (в центре заговора стоял шпион Локкарт) и ярославским вооружённым мятежом.

В мае 1918 г. осколки разбитых буржуазных и мелкобуржуазных партий — кадетов,  эсеров, меньшевиков, «народных социалистов» и др. объединяются в контрреволюционную организацию «Союз возрождения России». Им тайно помогают Троцкий и Бухарин, которые, как это было установлено в ходе следствия по делу «Право-троцкистского блока», уже в тот период активно защищали интересы империализма и добивались крушения советской власти. В 1918 г. Троцкий и Бухарин фактически открыто заявляли, что считают возможным идти на свержение советской власти, которая, якобы, стала «чисто формальной». В июне 1918 г. они даже договорились с эсерами о контрреволюционном перевороте, об аресте и убийстве Ленина, Сталина и Свердлова. Иначе говоря, Троцкий, Каменев, Зиновьев, Бухарин и их приспешники состояли в заговоре против партии и Советского государства с самых первых дней революции.

Ясно, что все эти контрреволюционные организации не имели широкой опоры в трудовом народе страны. Они «профессионально» состояли на платной службе у империалистических государств, выполняли их шпионские и диверсионные задания по развалу государственной власти, экономики и армии, продавали родину оптом и в розницу, призывали вооружённые силы иностранных государств для восстановления в России капитализма. С другой стороны, весь кровавый опыт борьбы советского народа с этой контрреволюцией в 1918–1921 гг. показывал и доказывал, что когда дело касается классового господства и прибылей, национальная буржуазия предаёт родину и вступает в торгашеские сделки против своего народа с какими угодно внешними силами.

В конце июня 1918 г. «Правый центр» раскололся. Значительная часть его членов, особенно кадеты, в виде «протеста» против германской ориентации, вышли из этого «центра» и образовали новую преступную группировку под названием «Национальный центр». Так возникла эта крупная шпионская организация, которая, по сути, была филиалом французской («Сюртэ») и английской разведок, в первую очередь, английской «Интеллидженс Сервис».

Политическая программа «Национального центра», в основном, сводилась к трём пунктам:

1) насильственное свержение Советской власти и уничтожение большевизма; 2) установление единоличной диктатуры и переход к конституционной монархии; 3) немедленное восстановление частной собственности на землю, орудия и средства производства. По настоянию «спонсоров» — «Сюртэ» и «Интеллидженс Сервис» — с июля 1918 г. «Национальный центр» стал работать в тесном контакте с «Союзом возрождения России». При этом на переговорах о совместной работе «националы» пошли на «уступку» «возрожденцам», согласившись при свержении Советской власти перейти не к единоличной военной диктатуре, а к трёхчленной директории по следующему принципу: первый руководитель — глава вооружённых сил, монархист, он же — один из генералов белогвардейской армии; второй руководитель — от партии кадетов, он же крупный капиталист; наконец, третий «директор» — от «революционной социал-демократии», т.е. видный эсер или меньшевик.

Тут есть важный момент. Черносотенные монархисты не случайно объединялись с эсерами и меньшевиками. Имея общий классовый корень с буржуазией и помещиками, эсеры и меньшевики к тому времени уже давно были на содержании иностранного финансового капитала и действовали против нашего народа по заданиям западных разведок. Во всех контрреволюционных заговорах, вскрытых ВЧК в 1918–1922 г., эсеры и меньшевики были самыми активными исполнителями преступных дел.

Кроме союза с «возрожденцами», «Национальный центр» стремился объединить все антисоветские течения, возглавить распылённые контрреволюционные группы и насадить шпионские и диверсионные гнёзда по всей стране. Это ему в значительной степени удалось. Так, в середине марта 1919 г. по вопросу об объединении были заключены соглашения практически со всеми политическими силами, которые вели борьбу с большевизмом и диктатурой пролетариата. В частности, соглашение состоялось между «Национальным центром» и «Советом общественных деятелей», а через него — с организациями монархистов-конституционалистов. Эти соглашения об установлении тесного взаимодействия были заключены независимо от «программных» различий и политических оттенков, а лишь на основе «ближайших тактических задач» и с «непреклонной решимостью освободить Россию от большевистского засилья и восстановить её государственное единство». Главной же задачей было «восстановление священного права частной собственности». К осени 1918 г. все руководящие кадры «Национального центра» сосредоточились в Москве. Председателем «ЦК» «националов» был избран кадет Шипов, но фактически всеми делами заправлял Н. Щепкин, бывший депутат государственной думы и председатель Туркестанского комитета временного правительства. Петроградским отделением «центра» руководил крупный капиталист Штейнингер. На Дон и Кубань были посланы Астров, Степанов и Фёдоров, в Царицын — инженер Алексеев, на Урал и в Сибирь — Муравьёв, Карташов и Струве.

«Национальный центр» действовал вплоть до осени 1919 г., когда его основные органы были раскрыты и разгромлены ВЧК. Методы и средства «работы» этого центра были примерно те же, что и у его классовых последователей — право-троцкистов, бухаринцев, военных заговорщиков, — шпионаж, диверсии, вредительство, убийства из-за угла, саботаж, измена. — прим. РП)

Переходя затем к разгрому и очищению тыла (штаба Северокавказского округа и его учреждений) от белогвардейцев, Носович пишет:

«Характерной особенностью этого разгона было отношение Сталина к руководящим телеграммам из центра. Когда Троцкий, обеспокоенный разрушением с таким трудом налаженного им управления округов, прислал телеграмму о необходимости оставить штаб и комиссариат на прежних условиях и дать им возможность работать, то Сталин сделал категорическую и многозначащую надпись на телеграмме:

“Не принимать во внимание”.

Так эту телеграмму и не приняли во внимание, а всё артиллерийское и часть штабного управления продолжает сидеть на барке в Царицыне».

(Для полной ясности того общего положения, в котором приходилось тогда действовать Сталину и другим большевикам, отметим следующее. Обстановка к середине 1918 г. складывалась чрезвычайно сложно. В мае вспыхнул чехословацкий мятеж, который буквально окрылил всю контрреволюцию внутри страны и создал серьёзную угрозу для советской власти. Общая протяжённость фронтов в августе — сентябре достигла 6000 км. На севере в руках советской власти оставались лишь Петрозаводск и Котлас. На Восточном фронте линия расположения войск проходила через Пермь на Елабугу, далее на Казань, Симбирск, Александров, Гурьев, далее — по реке Урал. На западе и на юге линия фронта тянулась от Петрограда на Псков, Полоцк, Гомель, Белгород, Валуйки, Воронеж, Камышин, Ставрополь, Владикавказ, Петровск. Иными словами, территория Советской России на карте была похожа на дерево, корень которого был в Царицыне. Наша страна тогда состояла фактически из нескольких центральных губерний и была зажата со всех сторон в тиски интервенции и гражданской войны — всеми и всякими антантами, деникиями и колчакиями.

И в эти напряжённые дни, когда красные части под руководством Сталина и Ворошилова разбили первое окружение Царицына и нанесли ряд сильных ударов по войскам атамана Краснова, внутренняя контрреволюция при помощи и поддержке агентов империалистических разведок и троцкистов с бухаринцами организовала 30.08.1918 г. убийство Урицкого и покушение на Ленина.

Получив сообщение об этих преступлениях контры, Сталин и Ворошилов отбивают телеграмму на имя Ленина:

«Военный совет Северо-Кавказского военного округа узнал о злодейском покушении наймитов буржуазии на жизнь… т. Ленина.  Военный совет отвечает на это низкое покушение из-за угла организацией открытого массового систематического террора на буржуазию и её агентов».

Иначе в той грозной ситуации поступать было нельзя. Малейший либерализм по отношению к буржуазии вёл к поражению пролетарской революции. — прим. РП)

Физиономия Царицына в короткий срок стала совершенно неузнаваема. Город, в садах которого еще недавно гремела музыка, где сбежавшаяся буржуазия вместе с белым офицерством открыто, толпами бродила по улицам, превращается в красный военный лагерь, где строжайший порядок и воинская дисциплина господствовали надо всем. Это укрепление тыла немедленно сказывается благотворно на настроении наших полков, сражающихся на фронте. Командный и политический состав и вся красноармейская масса начинают чувствовать, что ими управляет твердая революционная рука, которая ведет борьбу за интересы рабочих и крестьян, беспощадно карая всех, кто встречается на пути этой борьбы.

Фото 1. Распоряжение члена Военного совета СКВО И.В. Сталина о военной мобилизации гражданских государственных служащих

Фото 2. Строевой приказ штаба командующего царицынской группой войск К. Ворошилова. Автор текста приказа – член военного совета СКВО Народный комиссар И. Сталин (обратите внимание на параграф 3 приказа: хорошо видно, на каком уровне находилась военно-исполнительская дисциплина и управление войск до приезда Сталина и прихода группы Ворошилова в Царицын)

Руководство товарища Сталина не ограничивается кабинетом. Когда необходимый порядок наведен, когда восстановлена революционная организация, он отправляется на фронт, который к тому времени растянулся на 600 км с лишком. И нужно было быть Сталиным и обладать его крупнейшими организаторскими способностями, чтобы, не имея никакой военной подготовки (товарищ Сталин никогда не служил на военной службе!), так хорошо понимать специальные военные вопросы в тогдашней чрезмерно трудной обстановке.

Фото 3. Приказ Реввоенсовета 10 армии о выселении царицынской буржуазии и других эксплуататорских элементов на окраины города в рабочие бараки и о вселении в благоустроенное жильё рабочих и других беднейших трудящихся.

Помню, как сейчас, начало августа 1918 года. Красновские казачьи части ведут наступление на Царицын, пытаясь концентрическим ударом сбросить красные полки на Волгу. В течение многих дней красные войска во главе с коммунистической дивизией, сплошь состоявшей из рабочих Донбасса, отражают исключительной силы натиск прекрасно организованных казачьих частей. Это были дни величайшего напряжения. Нужно было видеть товарища Сталина в это время. Как всегда, спокойный, углубленный в свои мысли, он буквально целыми сутками не спал, распределяя свою интенсивнейшую работу между боевыми позициями и штабом армии. Положение на фронте становилось почти катастрофическим. Красновские части под командованием Фицхалаурова, Мамонтова и других хорошо продуманным маневром теснили наши измотанные, несшие огромные потери войска. Фронт противника, построенный подковой, упиравшейся своими флангами в Волгу, с каждым днем сжимался все больше и больше. У нас не было путей отхода. Но Сталин о них и не заботился. Он был проникнут одним сознанием, одной единственной мыслью — победить, разбить врага, во что бы то ни стало. И эта несокрушимая воля Сталина передавалась всем его ближайшим соратникам, и, невзирая на почти безвыходное положение, никто не сомневался в победе.

И мы победили. Разгромленный враг был отброшен далеко к Дону.

Пермь

В конце 1918 года создалось катастрофическое положение на восточном фронте и особенно на участке III армии, вынужденной сдать Пермь. Охваченная противником полукольцом, эта армия к концу ноября была окончательно деморализована. В результате шестимесячных бессменных боев, при отсутствии сколько-нибудь надежных резервов, при необеспеченности тыла, отвратительно налаженном продовольствии (29-я дивизия 5 суток отбивалась буквально без куска хлеба), при 35-градусном морозе, полном бездорожье, огромной растянутости фронта (более 400 км), при слабом штабе III армия оказалась не в состоянии устоять против натиска превосходных сил противника.

Для полноты безотрадной картины надо прибавить массовые измены командного состава из бывших офицеров, сдачу в плен целых полков как результат плохого классового отбора пополнений и никуда не годное командование. В такой обстановке III армия окончательно развалилась, беспорядочно отступала, проделав за 20 дней 300 км и потеряв за эти дни 18 тысяч бойцов, десятки орудий, сотни пулеметов и т. д. Противник стал быстро продвигаться вперед, создавая реальную угрозу Вятке и всему восточному фронту. (Тут нужно сказать несколько слов о военно-политической предыстории пермской катастрофы. К апрелю 1918 г. советскому правительству стало ясно, что советская власть на Дальнем Востоке и в Сибири долго не удержится, так как из-за отдалённости этих районов центр не мог оказывать реальную помощь местным советам и другим революционным организациям. Уже 07.04.1918 г. Ленин предупреждает о грозящей опасности вторжения интервентов вглубь Сибири. Он телеграфирует Владивостокскому совдепу:

«Мы считаем положение весьма серьёзным и самым категорическим образом предупреждаем товарищей. Не делайте себе иллюзий: японцы, наверное, будут наступать. Это неизбежно. Им помогут, вероятно, все без изъятия союзники. Поэтому надо начинать готовиться без малейшего промедления, готовиться серьёзно, готовиться изо всех сил. Больше всего внимания надо уделить правильному отходу, отступлению, увозу запасов, жел.-дор. материалов. Не задавайтесь неосуществимыми целями. Готовьте подрыв и взрыв рельсов, увод вагонов и локомотивов. Готовьте минные заграждения около Иркутска или в Забайкалье…».

К сожалению, местными органами советской власти эта ленинская директива не была выполнена полностью, хотя указанный в ней прогноз событий подтвердился целиком. Не прошло и месяца, как чехословаки совместно с русскими белогвардейцами, меньшевиками и эсерами свергли советскую власть на всей территории от Владивостока до Симбирска. Они организовали белогвардейское правительство в Омске, а в Самаре было учреждено эсеровское правительство так называемого «Комитета членов учредительного собрания» (Комуч). Вскоре после всего этого высший военный совет Антанты (руководители совета: английский премьер Ллойд-Джордж, президент Франции Клемансо и маршал Франции Фош) убедил американское правительство во главе с президентом Вильсоном ускорить подготовку к вторжению и совместную интервенцию на советском Дальнем Востоке и в Сибири. После некоторых колебаний американской олигархии, связанной с внутриклассовой борьбой между группами империалистов и изоляционистов, США дали своё согласие на участие в интервенции против РСФСР. В итоге в июле 1918 г. во Владивостоке высаживается объединённый союзнический десант под общим командованием японских генералов. С этого момента против нашей страны разворачивается полномасштабная интервенция Антанты, военной частью которой руководят французский генерал Жанен и его английский коллега Нокс.

Тут же разворачивается лихорадочная организация всех контрреволюционных для достижения главной цели — захвата советской столицы Москвы. Для решения этой стратегической задачи в ноябре 1918 г. руководители Антанты выдвигают на пост «верховного правителя России» адмирала Колчака и помогают ему сформировать довольно сильную армию (до 150 000 штыков и сабель, артиллерия, автотранспорт, самолёты, броневики, бронепоезда и даже танки).

Стратегический замысел командования Антанты состоял в том, чтобы добиться соединения всей сибирско-дальневосточной контрреволюции с союзническим интернациональным десантом на европейском севере России, которым командовал английский генерал Айронсайд (около 25 000 войск с техникой), а затем вместе с донским казачьим войском генерала Краснова развить концентрическое наступление на Москву.

Именно в рамках общего стратегического замысла Антанты и появился план удара колчаковской армии на Пермь и Вятку. Выполнение этого плана грозило молодой советской республике неисчислимыми бедствиями.

Между тем, состояние красных войск Восточного фронта, а особенно 3-й армии, занимавшей район Перми, никак не обеспечивало отпор сильному и хорошо вооружённому врагу. Ставленники Троцкого из бывших военспецов, в руках которых находилось руководство армиями Восточного фронта, довели дело обороны почти до полного развала. В итоге, когда в конце ноября колчаковская Сибирская армия под командованием генерала Гайды перешла в наступление на Пермь, на фронте 3-й красной армии быстро создалась катастрофическая обстановка.

В чём суть этой обстановки? Войска Колчака, перейдя в наступление, нанесли 3-й армии ряд тяжёлых ударов и 24 декабря заняли город Пермь. Против советских войск были двинуты лучшие колчаковские силы, имевшие значительное превосходство в людях и вооружении. За спиной советского Восточного фронта в это же время англичане и белогвардейцы захватили г. Шенкурск и потеснили войска 6-й советской армии к Котласу.

Наступление Колчака застало 3-ю армию растянутой по фронту длиной более 500 км, при этом левый фланг армии не был защищён от обхода неприятелем. Резервов ни у фронта, ни в армии, ни в отдельных дивизиях не было. Эти резервы не были созданы даже в процессе отступления, хотя это можно было сделать за счёт 2-й, 5-й и 1-й армий. Хорошо развитая железнодорожная сеть Северного Урала совершенно не была использована для маневрирования войсками Красной армии.

В результате к моменту потери Перми, которую ставленники Троцкого сдали преступно, без боя, вся 3-я армия попала в катастрофическую ситуацию. Она оставила весь Северный Урал с его промышленностью и инфраструктурой. Ряд дивизий отходил на запад в полном беспорядке. Во всей 3-й армии, которая в ноябре насчитывала 35 520 штыков и сабель, 111 орудий и 650 пулемётов, к концу декабря осталось 12 732 полностью измотанных и полуголодных бойцов. Пополнений людьми и оружием армия не получала. Мало того, троцкисты без ведома советского правительства и ЦК перебросили на Западный фронт с северного крыла Восточного фронта 5660 штыков и сабель и 40 пулемётов. Когда Ленину доложили об этой переброске сил с самого опасного участка Восточного фронта, он решительно вмешался в это дело и категорически потребовал не только прекращения таких «манёвров», но и выделения Восточному фронту срочной помощи. По указанию Ленина главнокомандующий Вацетис отдал приказ о переброске в 3-ю армию стрелковой бригады, но её отправка была преступно затянута скрытыми врагами революции.

В самой 3-й армии широко практиковалось насаждаемое Троцким огульное назначение на командные посты военспецов. В то же время политическая проверка и контроль их деятельности обеспечены не были, что приводило к частым изменам, пропажам секретных документов, шпионажу, срыву боевых операций и т.д. В свою очередь, Троцкий, ненавидевший командиров и комиссаров, вышедших из среды рабочего класса и бедного крестьянства, организовал провокацию против штаба 3-й армии. Осенью 1918 г., воспользовавшись фактом перебежки бывших офицеров к белым, Троцкий и его подручные попытались уничтожить рабоче-крестьянский командно-политический состав армии, приказав расстрелять всех командиров и комиссаров дивизий, бригад и полков. Ленин и ЦК партии, узнав об этом распоряжении наркомвоенмора Троцкого, немедленно отменили его и для укрепления 3-й армии немедленно направили туда проверенную группу комиссаров и командиров.

С другой стороны, в развале Восточного фронта на пермском направлении Троцкому усиленно помогали военспецы, засевшие во Всероссийском главном штабе. Они преступно нарушали классовый принцип комплектования командного состава Красной армии, который был установлен ленинским декретом от 15.01.1918 г., что приводило к засорению штабов всех уровней элементами, чуждыми и враждебными советской власти. Именно таким образом было сформировано командование Пермской бригады, которая в момент наступления Колчака оказалась небоеспособной. А 3-я бригада 7-й стрелковой дивизии, возглавляемая контрреволюционными элементами, прибыла на фронт в район Перми полностью распропагандированной против революции. Те маршевые роты, которые посылались из этой бригады на передовую, не только не восстанавливали боеспособность армии, но, наоборот, усиливали разложение тех частей, куда они прибывали на усиление.

Мало кто знает, что с потерей Перми в 3-й армии окончательно развалилась вся партийно-политическая работа. Ещё в ноябре 1918 г. армия имела довольно мощное партийное ядро из 2000 коммунистов, но при этом никакого руководства парторганизациями сверху, со стороны политотдела армии, не было — поскольку политотдел как таковой существовал только на бумаге. Как выяснилось, армия фактически не имела и реввоенсовета: в него входили два члена, из которых один был командармом, а второй вообще не имел определённых обязанностей. Политотделы в дивизиях хотя и существовали, но работали плохо, армейская печать разваливалась. Комиссарский состав был подобран с миру по нитке и во многих случаях бездействовал.

Недалеко от политических органов ушли и тыловые службы 3-й армии. Управление тыла было сильнейшим образом засорено врагами и чуждыми советской власти людьми, политический контроль за их деятельностью отсутствовал. В то время, когда трудовой народ, отказывая себе во всём, давал армии минимально необходимое вооружение и снабжение, органы тыла разбазаривали и похищали значительную часть запасов, раздавая их многочисленным и сомнительным гражданским учреждениям. Между тем бойцы 3-й армии не получили к зимней кампании тёплого обмундирования и обуви, а паёк был урезан до предела, хотя на армейских и дивизионных складах в это же время гноились сотни тонн муки, жиров, солонины и т.д. Так, например, 30-я дивизия в ноябре была буквально раздета и разута, а 29-я дивизия в период решительных боёв (29 ноября — 3 декабря 1918 г.) пять суток не получала не только горячей пищи, но даже сухарей.

С потерей армейской базы в Перми снабжение войск ещё более ухудшилось. Зимой армейские части и соединения всё ещё пользовались летним колёсным обозом и совершенно не имели лыж, что стесняло манёвр, ограничивало ведение разведки и движение пехоты. При этом ни одно орудие многочисленной артиллерии 3-й армии не было поставлено на полозья. Это лишало артиллерию возможности маневрировать вне дорог, что в условиях войны равняется её гибели или бессмысленности.

Политическая работа среди местного населения, находящегося в полосе армии, была заброшена. Пользуясь этим, враждебные элементы, проникшие в местные органы советской власти, безнаказанно вели контрреволюционную работу. Из 4766 сотрудников советских учреждений г. Вятки 4567 человек при царизме были чиновниками губернской и земских управ. Эти «советские» служащие тайно и явно извращали революционные декреты центра, пытаясь тем самым озлобить крестьянскую бедноту и середняков, а также наиболее отсталую часть рабочего класса и настроить их против советской власти. Партийные организации в городах и деревнях, местные советы и комитеты бедноты также оказались засоренными чуждыми партии людьми и работали плохо. В деревнях Пермского края то тут, то там вспыхивали кулацкие мятежи, и Красной армии приходилось одновременно воевать и на фронте, и в тылу — против контрреволюционных банд кулаков и подкулачников.

Троцкий, как председатель Реввоенсовета, и главком Вацетис всячески пытались скрыть от партии и правительства факт развала Восточного фронта. Но катастрофа 3-й армии под Пермью раскрыла этот развал. Стало очевидным, что потеря Перми и большие потери Красной армии при отступлении носят не частный и не случайный характер, а прямо обусловлены вредительством военной контрреволюции и покровительством этих преступлений высшим руководством Красной Армии, т.е. Троцким и штабом Вацетиса. Между тем, Восточный фронт в тот период был главным фронтом Советской республики, и спасти положение на этом участке борьбы могли только решительные меры ВКП(б) и советского правительства. И эти меры были приняты. — прим. РП)

Эти события поставили перед ЦК вопрос о необходимости выяснить причины катастрофы и привести немедленно в порядок части III армии. Кого послать для выполнения этой труднейшей задачи? И Ленин телеграфирует тогдашнему председателю РВСР (Реввоенсовет Республики. — прим. РП):

«Есть ряд партийных сообщений из-под Перми о катастрофическом состоянии армии и о пьянстве. Я думал послать Сталина — боюсь, что Смилга будет мягок к ….., который тоже, говорят, пьёт, и не в состоянии восстановить порядок».

ЦК принимает решение:

«Назначить партийно-следственную комиссию в составе членов ЦК Дзержинского и Сталина для подробного расследования: причин сдачи Перми, последних поражений на уральском фронте, равно выяснения всех обстоятельств, сопровождающих указанные явления. ЦК предоставляет комиссии принимать все необходимые меры к скорейшему восстановлению как партийной, так и советской работы во всем районе III и II армий» (телеграмма Свердлова за № 00079).

Это постановление как будто ограничивает функции товарищей Сталина и Дзержинского «расследованием причин сдачи Перми и последних поражений на уральском фронте». Но товарищ Сталин центр тяжести своей «партийно-следственной» работы переносит на принятие действенных мер по восстановлению положения, укреплению фронта и т. д. В первой же телеграмме Ленину от 5 января 1919 года о результатах работы комиссии Сталин ни одного слова не говорит о «причинах катастрофы», а с места ставит вопрос о том, что нужно сделать, чтобы спасти армию. Вот эта телеграмма:

«Председателю Совета обороны товарищу Ленину.

Расследование начато. О ходе расследования будем сообщать попутно. Пока считаем нужным заявить вам об одной не терпящей отлагательства нужде III армии. Дело в том, что от III армии (более 30 тысяч человек) осталось лишь около 11 тысяч усталых, истрёпанных солдат, еле сдерживающих напор противника. Посланные Главкомом части ненадежны, частью даже враждебны к нам и нуждаются в серьезной фильтровке. (Главком — И.И. Вацетис. С июля 1918 г.  был командующим Восточным фронтом. С 01.09.1918 по 09.07.1919 г. — главнокомандующий всеми Вооружёнными силами РСФСР. Арестован в июле 1919 г. по подозрению в измене и вредительском руководстве Красной Армией. Через месяц с небольшим был освобождён по ходатайству наркомвоенмора Троцкого. 30.11.1937 г. арестован как шпион и крупный военный вредитель и организатор поражения советских войск на Северном Урале в 1918 –1919 гг. Осуждён Военной Коллегией Верховного Суда СССР по обвинению в шпионаже и активной контрреволюционной работе и приговорён к ВМН. Расстрелян 29.07.1938 г. Реабилитирован хрущёвцами юридически и по партийной линии весной 1957 г. — прим. РП) Для спасения остатков III армии и предотвращения быстрого продвижения противника до Вятки (по всем данным, полученным от командного состава фронта и III армии, эта опасность совершенно реальна) абсолютно необходимо срочно перекинуть из России в распоряжение командарма по крайней мере три совершенно надёжных полка. Настоятельно просим сделать в этом направлении нажим на соответствующие военные учреждения. Повторяем: без такой меры Вятке угрожает участь Перми, таково общее мнение причастных к делу товарищей, к которому мы присоединяемся на основании всех имеющихся у нас данных.

Сталин, Дзержинский. 5/I—19. Вятка».

И только 13 января 1919 года товарищ Сталин посылает вместе с т. Дзержинским свой краткий предварительный отчет о «причинах катастрофы», сводящихся в основном к следующему: усталость и измотанность армии к моменту наступления противника, отсутствие у нас резервов к этому моменту, оторванность штаба от армии, бесхозяйственность командарма, недопустимо преступный способ управления фронтом со стороны Реввоенсовета Республики, парализовавшего фронт своими противоречивыми директивамии отнявшего у фронта всякую возможность прийти на скорую помощь III армии, ненадёжность присланных из тыла подкреплений, объясняемая старыми способами комплектования, абсолютная непрочность тыла, объясняемая полной беспомощностью и неспособностью советских и партийных организаций. (Речь идёт о многочисленных противоречивых и поверхностных директивах Восточному фронту, которые осенью — зимой 1918 г. поступали из штаба народного комиссара по военным и морским делам Троцкого. Без всякого учёта конкретной обстановки на местах фронту издалека приказывали наступать там, где в данных условиях и в данный момент наступать было невозможно или даже преступно, и наоборот. Таким «дистанционным» управлением фронт был раздёрган и, по сути дела, перестал существовать, как единое целое.

Довольно точную оценку военно-организационной «работе» Троцкого и троцкистов дал в своих воспоминаниях бывший член Реввоенсовета Республики Гусев. Так, описывая неработоспособность и злостный бюрократизм центрального военного аппарата, руководимого Троцким, Гусев вспоминал:

«Военного центра, планирующего, централизующего, управляющего, при Троцком не было. Троцкий пытался единолично превратиться в такой центр, передвигающийся по фронтам (Гусев здесь имеет в виду пресловутый «поезд председателя Реввоенсовета». — прим. РП) и продолжающий работать всё теми же партизанскими методами 1918 г.: маршрутные поезда — вместо планомерного снабжения войск, чрезвычайное обилие всяческих нажимов и репрессий, мало организации, противоречивые указания, много пустой агитации. Реввоенсовета Республики не было, хотя в нём и числилось чуть ли не 15 членов. Он не собирался. Военный комиссариат был без коллегии. Управление делами РВСР (Реввоенсовета. — прим. РП) и Всероссийский главный штаб были оторваны от армий и фронтов. Полевой штаб находился в Серпухове и не занимался ни организационными делами, ни снабженческими».

Но и это ещё не все «подвиги» Троцкого и Вацетиса. 25 мая 1919 г. ЦК дал директиву Восточному фронту — до зимы завоевать Урал. Против этой директивы тут же встал на дыбы Троцкий и вся верхушка военного ведомства. Его «доводы» были таковы: поскольку началось наступление армий Деникина с Северного Кавказа в харьковском направлении, постольку на востоке надо, мол, укрепиться на линии реки Белой и перебросить большую часть красных дивизий с Восточного на Южный фронт. Фактически такая стратегия Троцкого означала, что колчаковской контрреволюции предоставлялась бы хорошая возможность оправиться, отдохнуть, собрать силы и вновь перейти в наступление.

Сталин в статье «Троцкизм или ленинизм» (И.В. Сталин, Соч., т.6. стр. 336–337 в сноске.) пишет об этой «стратегии» так (выдел. — авт.):

«О Колчаке. Дело происходит летом 1919 года. Наши войска наступают на Колчака и орудуют под Уфой. Заседание ЦК. Троцкий предлагает задержать наступление на линии р. Белой (под Уфой), оставив Урал в руках Колчака, снять часть войск с Востфронта и перебросить их на Южный фронт. Происходят жаркие прения. ЦК не соглашается с Троцким, находя, что нельзя оставлять в руках Колчака Урал с его заводами, с его железнодорожной сетью, где он легко может оправиться, собрать кулак и вновь очутиться у Волги, — нужно сначала прогнать Колчака за Уральский хребет, в сибирские степи, и только после этого заняться переброской сил на юг. ЦК отклоняет план Троцкого. Последний подаёт в отставку. ЦК не принимает отставки. Главком Вацетис — сторонник плана Троцкого, уходит в отставку. Его место занимает новый главком, Каменев. С этого момента Троцкий отходит от прямого участия в делах Востфронта». — прим. РП)

Одновременно товарищ Сталин намечает и тут же проводит в жизнь со свойственными ему быстротой и твёрдостью целый ряд практических мероприятий по поднятию боеспособности III армии.

«К 15 января, — читаем мы в его отчете Совету обороны, — послано на фронт 1200 надёжных штыков и сабель; через день — два эскадрона кавалерии. 20-го отправлен 62-й полк 3-й бригады (предварительно профильтрован тщательно). Эти части дали возможность приостановить наступление противника, переломили настроение III армии и открыли наше наступление на Пермь, пока что успешное. В тылу армии происходит серьезная чистка советских и партийных учреждений. В Вятке и в уездных городах организованы Революционные комитеты. Начато и продолжается насаждение крепких революционных организаций в деревне. Перестраивается на новый лад вся партийная и советская работа. Очищен и преобразован военный контроль. Очищена и пополнена новыми партийными работниками губчрезвычайная комиссия. Налажена разгрузка вятского узла…» и т. д.

В результате всех этих мероприятий не только было приостановлено дальнейшее продвижение противника, но в январе 1919 года восточный фронт перешел в наступление, и на нашем правом фланге был взят Уральск.

Вот как товарищ Сталин понял и осуществил свою задачу «расследовать причины катастрофы». Расследовал, выяснил эти причины и тут же на месте, своими силами, устранил их и организовал необходимый перелом.

Петроград

Весною 1919 года белогвардейская армия генерала Юденича, исполняя поставленную Колчаком задачу «овладеть Петроградом» и оттянуть на себя революционные войска от восточного фронта, при помощи белоэстонцев, белофиннов и английского флота перешла в неожиданное наступление и создала реальную угрозу Петрограду. Серьезность положения усугублялась еще и тем, что в самом Петрограде были обнаружены контрреволюционные заговоры, руководителями которых оказались военные специалисты, служившие в штабе западного фронта, в VII армии и кронштадтской морской базе. Параллельно с наступлением Юденича на Петроград Булак-Балахович добился ряда успехов на псковском направлении. На фронте начались измены. Несколько наших полков перешло на сторону противника; весь гарнизон фортов «Красная горка» и «Серая лошадь» открыто выступил против советской власти. Растерянность овладела всей VII армией, фронт дрогнул, враг подходил к Петрограду. Надо было немедленно спасать положение.

Центральный комитет для этой цели вновь избирает товарища Сталина. В течение трёх недель товарищу Сталину удается создать перелом. Расхлябанность и растерянность частей быстро ликвидируются, штабы подтягиваются, производятся одна за другой мобилизации питерских рабочих и коммунистов, беспощадно уничтожаются враги и изменники. Товарищ Сталин вмешивается в оперативную работу военного командования. Вот что он телеграфирует товарищу Ленину:

«Вслед за “Красной горкой” ликвидирована “Серая лошадь”, орудия на них в полном порядке, идет быстрая… (неразборчиво)… всех фортов и крепостей. Морские специалисты уверяют, что взятие “Красной горки” с моря опрокидывает всю морскую науку. Мне остается лишь оплакивать так называемую науку. Быстрое взятие “Горки” объясняется самым грубым вмешательством со стороны моей и вообще штатских в оперативные дела, доходившим до отмены приказов по морю и суше и навязывания своих собственных. Считаю своим долгом заявить, что я и впредь буду действовать таким образом, несмотря на всё мое благоговение перед наукой. Сталин».

Через шесть дней товарищ Сталин доносит Ленину:

«Перелом в наших частях начался. За неделю не было у нас ни одного случая частичных или групповых перебежек. Дезертиры возвращаются тысячами. Перебежки из лагеря противника в наш лагерь участились. За неделю к нам перебежало человек 400, большинство с оружием. Вчера днем началось наше наступление. Хотя обещанное подкрепление еще не получено, стоять дальше на той же линии, на которой мы остановились, нельзя было — слишком близко до Питера. Пока что наступление идет успешно, белые бегут, нами сегодня занята линия Керново — Воронино — Слепино — Касково. Взяты нами пленные, два или больше орудий, автоматы, патроны. Неприятельские суда не появляются, видимо боятся “Красной горки”, которая теперь вполне наша. Срочно вышлите 2 млн. патронов в моё распоряжение для 6-й дивизии…»

Эти две телеграммы дают полное представление о той громадной творческой работе, которую проделал товарищ Сталин, ликвидируя опаснейшее положение, создавшееся под красным Питером.

Южный фронт

Осень 1919 года памятна всем. Наступал решающий, переломный момент всей гражданской войны. Снабженные «союзниками», поддержанные их штабами, белогвардейские полчища Деникина подходили к Орлу. Весь громадный южный фронт медленными валами откатывался назад. Внутри положение было не менее тяжелое. Продовольственные затруднения чрезвычайно обострились. Промышленность останавливалась от недостатка топлива. Внутри страны, и даже в самой Москве, зашевелились контрреволюционные элементы. Опасность угрожала Туле, опасность нависла над Москвой.

Надо спасать положение. И на южный фронт ЦК посылает в качестве члена РВС товарища Сталина. Теперь уже нет надобности скрывать, что перед своим назначением товарищ Сталин поставил перед ЦК три главных условия: 1) Троцкий не должен вмешиваться в дела южного фронта и не должен переходить за его разграничительные линии, 2) с южного фронта должен быть немедленно отозван целый ряд работников, которых товарищ Сталин считал непригодными восстановить положение в войсках, и 3) на южный фронт должны быть немедленно командированы новые работники по выбору Сталина, которые эту задачу могли выполнить. Эти условия были приняты полностью. (В то время, когда Восточный фронт вёл решительное наступление против Колчака, Антанта переключает свои усилия на всестороннюю помощь Деникину — инструкторами, оружием, снаряжением и деньгами. В мае 1919 г. деникинские армии под общим названием «вооружённые силы Юга России» начали своё быстрое наступление на Северном Кавказе, на Украине и в Донбассе. Ещё раньше, в марте — апреле 1919 г., белогвардейская агентура и английская разведка подняли мятеж против советской власти в тылу Южного фронта, в районе станиц Вешенская, Казанская и Мигулинская. Мятежники были хорошо вооружены и численно сильны (до 30 000 человек, 6 орудий и 27 пулемётов, фактически две пехотные дивизии).

ЦК был до крайности возмущён бездеятельностью командования Южного фронта и партийно-советских организаций на местах, которые допустили такой рост контрреволюционного движения у себя в тылу. 6 мая 1919 г. Ленин телеграфирует Троцкому:

«…принять самые энергичные меры и вырвать с корнем медлительность. Не послать ли ещё добавочные силы чекистов? Телеграфируйте подробнее. Проволочка с восстанием нетерпима».

Но Троцкий с подельниками снова и пальцем не пошевелил для выполнения директивы ЦК. Между тем, получив от Южного фронта роскошный «подарок» в виде почти месяца затишья, 24 мая Деникин начинает общее наступление. 31 мая белые занимают Миллерово, а 7 июня соединяются с мятежниками в районе Вешенской. Это объединение сил контрреволюции было большой поддержкой Деникину, позволившей его армии быстро двигаться на север. Большая часть вины за такое объединение контры лежало на Троцком и командовании Южного фронта. — прим. РП)

Но для того чтобы охватить эту громадную махину (от Волги до польско-украинской границы), называвшуюся южным фронтом, насчитывающую в своем составе несколько сот тысяч войск, нужен был точный оперативный план, нужна была ясно формулированная задача фронту. Тогда эту цель можно было бы поставить перед войсками и путем перегруппировки и сосредоточения лучших сил на главных направлениях нанести удар врагу.

Товарищ Сталин застает очень неопределенную и тяжелую обстановку на фронте. На главном направлении Курск — Орел — Тула нас бьют, восточный фланг беспомощно топчется на месте. Что же касается оперативных директив, ему предлагается старый план (сентябрьский) нанесения главного удара левым флангом, от Царицына на Новороссийск, через донские степи.

Ознакомившись с положением, товарищ Сталин немедленно принимает решение. Он категорически отвергает старый план, выдвигает новые предложения и предлагает их Ленину в следующей записке, которая говорит сама за себя. Она настолько интересна, настолько ярко рисует стратегический талант товарища Сталина, настолько характерна по самой решительности постановки вопросов, что мы считаем полезным привести ее полностью:

«Месяца два назад Главком (Каменев С. С. (1881–1936) — главнокомандующий вооружёнными силами РСФСР с июля 1919 по апрель 1924 г. В 1927–1934 гг. заместитель наркома по военным и морским делам и заместитель председателя РВС СССР, с 1934 г. начальник Управления ПВО РККА. Троцкист, один из руководителей военного право-троцкистского заговора в РККА. Шпион и диверсант. Разваливал систему ПВО страны, особенно в западных военных округах. Нанёс колоссальный ущерб обороноспособности СССР. Умер в 1936 г., избежав разоблачения и суда. — прим. РП) принципиально не возражал против удара с запада на восток через Донецкий бассейн, как основного. Если он всё же не пошёл на такой удар, то потому, что ссылался на “наследство”, полученное в результате отступления южных войск летом, т. е. на стихийно создавшуюся группировку войск юго-восточного фронта, перестройка которой (группировки) повела бы к большой трате времени, к выгоде Деникина… Но теперь обстановка, и связанная с ней группировка сил изменились в основе: VIII армия (основная на бывшем южном фронте) передвинулась в районе южфронта и смотрит прямо на Донецкий бассейн, конкорпус Буденного (другая основная сила) передвинулся тоже в районе южфронта, прибавилась новая сила — латдивизия, — которая через месяц, обновившись, вновь представит грозную для Деникина силу… Что же заставляет Главкома (ставку) отстаивать старый план? Очевидно, одно лишь упорство, если угодно — фракционность, самая тупая и самая опасная для Республики, культивируемая в Главкоме состоящим при нем «стратегическим» петушком… («Стратегический петушок» — это военспец П.П. Лебедев, бывший генерал-майор царского генерального штаба. Умер в 1933 г. — прим. РП) На днях Главком дал Шорину директиву о наступлении на Новороссийск через донские степи по линии, по которой может быть и удобно летать нашим авиаторам, но уже совершенно невозможно будет бродить нашей пехоте и артиллерии. Нечего и доказывать, что этот сумасбродный (предполагаемый) поход в среде, вражеской нам, в условиях абсолютного бездорожья, грозит нам полным крахом. Нетрудно понять, что этот поход на казачьи станицы, как это показала недавняя практика, может лишь сплотить казаков против нас вокруг Деникина для защиты своих станиц, может лишь выставить Деникина спасителем Дона, может лишь создать армию казаков для Деникина, т. е. может лишь усилить Деникина. Именно поэтому необходимо теперь же, не теряя времени, изменить уже отмененный практикой старый план, заменив его планом основного удара через Харьков — Донецкий бассейн на Ростов: во-первых, здесь мы будем иметь среду не враждебную, наоборот, — симпатизирующую нам, что облегчит наше продвижение; во-вторых, мы получаем важнейшую железнодорожную сеть (донецкую) и основную артерию, питающую армию Деникина, — линию Воронеж — Ростов… в-третьих, этим продвижением мы рассекаем армию Деникина на две части, из коих добровольческую оставляем на съедение Махно, а казачьи армии ставим под угрозу захода им в тыл; в-четвертых, мы получаем возможность поссорить казаков с Деникиным, который (Деникин) в случае нашего успешного продвижения постарается передвинуть казачьи части на запад, на что большинство казаков не пойдет… В-пятых, мы получаем уголь, а Деникин остается без угля. С принятием этого плана нельзя медлить… Короче: старый, уже отменённый жизнью план ни в коем случае не следует гальванизировать, — это опасно для Республики, это наверняка облегчит положение Деникина. Его надо заменить другим планом. Обстоятельства и условия не только назрели для этого, но и повелительно диктуют такую замену… Без этого моя работа на южном фронте становится бессмысленной, преступной, ненужной, что даёт мне право или, вернее, обязывает меня уйти куда угодно, хоть к чёрту, только не оставаться на южном фронте.

Ваш Сталин».

Комментарии к этому документу излишни. Обращает на себя внимание, какою мерою товарищ Сталин измеряет кратчайшее оперативное направление. В гражданской войне простая арифметика бывает недостаточна и часто ошибочна. Путь от Царицына до Новороссийска может оказаться гораздо длинней, потому что он проходит через враждебную классовую среду. И наоборот, путь от Тулы до Новороссийска может оказаться гораздо короче, потому что он идёт через рабочий Харьков, через шахтёрский Донбасс. В этой оценке направлений сказались основные качества товарища Сталина как пролетарского революционера, как настоящего стратега гражданской войны.

План товарища Сталина был принят Центральным комитетом. Сам Ленин собственной рукой написал приказание полевому штабу о немедленном изменении изжившей себя директивы. (Такая необходимость была вызвана ещё и тем, что в те решающие дни, когда деникинские армии ещё оперировали в Курской и Воронежской губерниях, окончательно выяснилась преступность методов работы Реввоенсовета республики и его главы Троцкого. 16 сентября, т.е. за пять дней до захвата белыми Курска и за три дня до беспрепятственного возвращения через красный фронт конницы генерала Мамонтова, Ленин пишет члену РВС Гусеву записку:

«Товарищ Гусев. Вникая в письмо Склянского (о положении дел 15.09.) и в итоги по сводкам, я убеждаюсь, что наш РВСР работает плохо. Успокаивать и успокаиваться — это плохая тактика. Выходит «игра в спокойствие», а на деле у нас застой — почти развал…

С Мамонтовым застой, опоздание за опозданием. Опоздали войска, шедшие с севера на Воронеж. Опоздали с перекидкой 21-й дивизии на юг. Опоздали с авто-пулемётами. Опоздали со связью. Один ли главком ездил в Орёл или с Вами, — дело не сделали. Связи с Селивачёвым (командующий группой из 13-й и 18-й армий. — прим. РП) не установили — вопреки давнему и прямому требованию ЦК.

В итоге и с Мамонтовым застой, и у Селивачёва застой (вместо обещанных ребячьими рисуночками «побед» со дня на день — помните, эти рисуночки вы мне показывали? И я сказал: о противнике забыли!) (здесь, Ленин, по-видимому, говорит о тех оперативных картах, на которых было изображено «идейное» содержание плана действий главкома с помощью цветных карандашей. Гладко было побеждать Деникина на бумаге. — прим. РП).

Если Селивачёв сбежит или его начдивы изменят, виноват будет РВСР, ибо он спал и успокаивал, а дела не делал. Надо лучших, энергичнейших комиссаров послать на юг, а не сонных тетерь.

С формированием тоже опаздываем. Пропускаем осень, а Деникин утроит силы, получит танки и проч., и проч. Так нельзя. Надо сонный темп работы переделать в живой.

Ответьте мне (через Л. Фотиеву). Ленин, 16.09.1919 г.

P.S. Видимо, наш РВСР «командует», не интересуясь или не желая следить за исполнением. Если это общий наш грех, то в военном деле это прямо гибель».

Эти строки Ленин пишет в самые критические дни на Южном фронте. Дальше терпеть всю военно-политическую обстановку на этом направлении было нельзя: все обещания и цветные «планы» главного и фронтового командования оставались невыполненными, сроки операций упущенными. Было необходимо изменить всю организацию работы на южном фронте, и, прежде всего, нужно было срочно устранить с Южного фронта Троцкого и его подельников, которые умышленно доводили армию и штабную работу до полного развала.  — прим. РП)

Главный удар был нанесен южным фронтом в направлении на Харьков — Донбасс — Ростов. Результаты известны: перелом в гражданской войне был достигнут. Деникинские полчища были опрокинуты в Чёрное море. Украина и Северный Кавказ освобождены от белогвардейцев. Товарищу Сталину во всем этом принадлежит громадная заслуга.

Следует еще остановиться на одном важнейшем историческом моменте, связанном на южном фронте с именем товарища Сталина. Я имею в виду образование Конной армии. Это был первый опыт сведения кавалерийских дивизий в такое крупное соединение, как армия. Товарищ Сталин видел могущество конных масс в гражданской войне. Он конкретно понимал их громадное значение для сокрушительного маневра. Но в прошлом ни у кого не было такого своеобразного опыта, как действие конных армий. Не было об этом написано и в учёных трудах, и поэтому такое мероприятие вызывало или недоумение, или прямое сопротивление. Но не таков товарищ Сталин: раз он был уверен в полезности и правильности своих планов, он всегда шел напролом в их осуществлении. И 11 ноября РВС Республики получает следующее донесение от РВС южного фронта:

«Реввоенсовету Республики.

Реввоенсовет южфронта в заседании своем от 11 ноября с. г., исходя из условий настоящей обстановки, постановил образовать Конную армию в составе 1-го и 2-го конных корпусов и одной стрелковой бригады (впоследствии добавить и вторую бригаду).

Состав Реввоенсовета Конармии: командарм т. Буденный и члены: тт. Ворошилов и Щаденко.

Справка: Постановление Реввоенсовета южфронта от 11 ноября 1919 г. № 505/а. Означенное просим утвердить».

Конная армия была создана несмотря и даже вопреки желанию центра. Инициатива ее создания принадлежит товарищу Сталину, который совершенно ясно представлял себе всю необходимость подобной организации. Исторические последствия этого шага хорошо всем известны.

И ещё одна характерная особенность выявилась у товарища Сталина совершенно отчётливо на южном фронте: действовать ударными группировками; избирая главные направления, сосредотачивать на них лучшие части и бить врага. В этом отношении, а также в выборе направления он достиг большого искусства.

После разгрома Деникина авторитет товарища Сталина, как первоклассного организатора и военного вождя, становится непререкаемым. (В истории военного искусства есть много примеров, когда блестяще разработанные планы операций в жизни так и не удалось осуществить. Огромная заслуга Сталина в разгроме Деникина заключалась именно в том, что он не только разработал и добился утверждения своего оперативного плана, но что он, несмотря на многочисленные помехи со стороны Троцкого и всей пятой колонны буржуазии в Красной Армии, несмотря на колоссальные трудности подготовки и проведения наступления, довёл свой план до победного завершения.

Ясно, что эта задача была не из лёгких. В условиях наступления Деникина и почти катастрофического отступления наших войск, когда троцкисты, изменники и вредители усиленно внушали красноармейцам мысль о том, что «дело Советской власти всё равно проиграно», нужно было наладить управление, провести радикальную чистку всех армейских аппаратов Южного направления от негодных и ненадёжных работников и, наконец, передать войскам фронта уверенность в возможности не только остановить наступление белых на Москву, но и победить их.

Одновременно с анализом и разрешением оперативно-стратегических и военно-технических вопросов Сталин принимает целый ряд мер для укрепления тыла Южного фронта. Он строит и осуществляет свои мероприятия, исходя из такого основного положения:

«Ни одна армия в мире не может победить (речь идёт, конечно, о длительной и прочной победе) без устойчивого тыла. Тыл для фронта — первое дело, ибо он, и только он, питает фронт не только всеми видами довольствия, но и людьми — бойцами, настроениями и идеями. Неустойчивый, а ещё больше враждебный тыл обязательно превращает в неустойчивую и рыхлую массу самую лучшую, самую сплочённую армию» (И. Сталин. Статьи и речи об Украине, сборник. М.: Рабочий, 1928 г., стр. 93.)   

Все эти задачи и вопросы были решены большевиками в кратчайший срок. ЦК партии принял все меры для успешной реализации плана Сталина. На помощь Южному фронту фактически мобилизовалась вся страна. В разгар наступления Деникина на Москву и Юденича на Петроград ЦК проводит ряд партийных и комсомольских мобилизаций. Коммунисты и комсомольцы, которые вливались в армию, цементировали её ослабевшие ряды, повышали боеспособность наших войск. И если общий фронт по инерции ещё откатывался на север, то внутри частей и соединений Красной Армии и в настроениях бойцов уже имелись налицо все признаки наступающего перелома. Одновременно с улучшением морального состояния твёрдыми революционными методами изживались недисциплинированность, расхлябанность, повышалась боевая подготовка. Дезертиры и изменники предавались суду военного трибунала и расстреливались перед строем. Мероприятия группы Сталина по решительному изгнанию из частей, штабов и управлений непригодных и враждебных элементов незамедлительно сказались на улучшении работы всех этих военных органов. Руководство войсками Южного фронта постепенно переходило в руки верных, преданных революции командиров, комиссаров и штабных работников. При этом авторитет Сталина и как политического вождя, и как военного руководителя высокого класса очень быстро вырос: появление Сталина на разных участках Южного фронта в войсках считалось залогом успешного наступления и победы.

В итоге, выполняя сталинский план разгрома Деникина, красные армии прошли свыше 700 км, преследуя белых. По неполным данным в стратегической операции Южного фронта враг потерял убитыми 35 000 человек, при этом свыше 40 000 было взято в плен. Красной Армией захвачено в боях 750 орудий, 1130 пулемётов, 23 бронепоезда, 11 танков, 400 паровозов, 12 200 вагонов и огромные запасы различного военного имущества, которое было поставлено Деникину Антантой. К весне 1920 г. армии Деникина практически перестали существовать. Лишь остатки деникинской Добровольческой армии в середине марта 1920 г. спешно эвакуировались через Новороссийск и Крым и, соединившись с имевшимися там белыми частями, составили ядро будущей армии Врангеля. — прим. РП)

Когда в январе 1920 года под Ростовом вследствие грубых ошибок фронтового командования задержалось наше наступление, когда вновь появилась угроза свести на нет плоды нашей победы, ЦК послал товарищу Сталину следующую телеграмму:

«Ввиду необходимости установить подлинное единство командования на кавфронте, поддержать авторитет командфронта и командарма, использовать в широком размере местные силы и средства, Политбюро ЦК признало безусловно необходимым немедленное вступление вас в состав Реввоенсовета кавфронта… Сообщите, когда выезжаете в Ростов».

Товарищ Сталин подчиняется, хотя и считает, что по состоянию здоровья его не надо трогать с места. Потом его очень беспокоит, что эти постоянные переброски будут неправильно поняты местными партийными организациями, которые склонны будут «обвинять меня в легкомысленном перескакивании из одной области управления в другую ввиду их неосведомленности о решениях ЦК» (телеграмма товарища Сталина от 7 февраля 1920 года). ЦК соглашается с товарищем Сталиным, и Ленин 10 февраля телеграфирует ему: «Я не теряю надежды, что… всё дело наладится без вашего перемещения».

Когда Врангель под шумок белопольской кампании вылезает из Крыма и создает новую страшную угрозу освобождённому Донбассу и всему югу, Центральный комитет выносит следующее решение (3 августа 1920 года):

«Ввиду успеха Врангеля и тревоги на Кубани необходимо признать врангелевский фронт имеющим огромное, вполне самостоятельное значение, выделив его как самостоятельный фронт. Поручить товарищу Сталину сформировать Реввоенсовет, целиком сосредоточить свои силы на врангелевском фронте…»

В этот же день Ленин пишет товарищу Сталину:

«Только что провели Политбюро разделение фронтов, чтобы вы исключительно занялись Врангелем…»

Товарищ Сталин организует новый фронт, и только болезнь освобождает его от этой работы.

В белопольскую кампанию товарищ Сталин состоит членом РВС юго-западного фронта. Разгром польских армий, освобождение Киева и Правобережной Украины, глубокое проникновение в Галицию, организация знаменитого рейда I Конной армии — детища товарища Сталина — в значительной степени составляют результаты его умелого и искусного руководства.

Разгром всего польского фронта на Украине и почти полное уничтожение III польской армии под Киевом, сокрушительные удары по Бердичеву и Житомиру и движение I Конной армии в ровенском направлении создали обстановку, позволившую и нашему западному фронту перейти в общее наступление. Последующие действия юго-западного фронта приводят красные войска под самый Львов. И только неудача наших войск под Варшавой срывает Конную армию, изготовившуюся к атаке Львова и находившуюся в 10 км от него. Однако период этот так богат событиями и освещение его нуждается в такой обширной документации и тщательном анализе, что выходит далеко за пределы нашей статьи.

(Этот момент также требует краткого исторического пояснения. К апрелю 1920 г. переговоры Советской республики с Эстонией и Финляндией закончились подписанием мира. Но на границе с Польшей от Двинска до Хотина (где-то 750 км) обстановка оставалась напряжённой. Хотя крупных операций здесь не велось, всё же отдельные боевые столкновения с поляками не прекращались.

После разгрома Деникина и интервентов советское правительство решает использовать освободившиеся силы Красной армии на трудовом фронте. Одновременно с этим в своём обращении к Польше от 22.12.1919 г. Совнарком ещё раз подтвердил, что РСФСР полностью признаёт независимость Польши, и приглашал её правительство начать широкие мирные переговоры. В апреле 1920 г. советская власть предложила Польше исключительно выгодную для неё границу — линию существовавшего фронта, примерно от Полоцка по реке Березине, всю Белоруссию, Подолию и Волынь. Однако все эти предложения и искренние устремления установить мир буржуазным правительством Пилсудского были отвергнуты. Белая Польша, фактически полностью зависевшая от держав Антанты, по заданию европейских империалистов упорно готовилась к захватнической войне против РСФСР. Центр тяжести этого похода находился в Польше, а вспомогательный удар по республике Советов должен был наноситься со стороны Крыма армией барона Врангеля.

Анализ обстановки на западном направлении показывал, что войны с Польшей вряд ли удастся избежать. Поэтому ещё за 2 месяца до начала этой войны Ленин и Сталин указывали военному ведомству, что нужно готовиться к новым боям. Но Троцкий, Каменев, Склянский и др. отрицали возможность нападения на РСФСР с запада. Так, в своей записке в ЦК Троцкий заявлял, что «…маловероятно нападение на нас со стороны Польши». Он и его подручные тем самым преступно усыпляли бдительность армии и не готовили загодя военное командование к принятию мер по усилению армий, которые находились на Западном (польском) фронте. Хотя Ленин 27.02.1920 г. по этому поводу указывал:

«Все признаки говорят, что Польша предъявит нам абсолютно невыполнимые, даже наглые условия. Надо всё внимание направить на подготовку усиления Западного фронта. Считал бы необходимым экстренные меры для быстрого подвоза всего, что только можно, из Сибири и с Урала на Запфронт; боюсь, что мы немного поторопились с трудармиями, если их не используем целиком для ускорения подвоза на Запфронт. Надо дать лозунг подготовиться к войне с Польшей».

Спустя несколько дней, 11.03.1920 г., Ленин телеграфирует Реввоенсовету Кавказского фронта по поводу проекта перевода Красной Армии на трудовой фронт:

«…Поляки, видимо, сделают войну неизбежной; поэтому главная задача сейчас — не забота о Кавтрудармии, а подготовка быстрейшей переброски максимума войск на Западный фронт; на этой задаче сосредоточьте все усилия».

Учитывая угрозу удара и со стороны Врангеля, Ленин также категорически требовал скорейшей ликвидации Крымского фронта, который продолжал пополняться деникинцами, уходившими с Северного Кавказа. 15.03.1920 г. он указывает Реввоенсовету Республики (Троцкому и С. Каменеву):

«Нужно постановление РВС: обратить сугубое внимание на явно допущенную ошибку с Крымом; все усилия на исправление ошибки, в частности, приготовить морские средства и возможное наступление с Тамани на Крым…».

Не выполнив этих директив Ленина и пропуская деникинцев в Крым, главное командование во главе с Троцким придерживалось той точки зрения, что войны с Польшей всё же не будет, по крайней мере, в обозримой перспективе. Так, в телефонном разговоре с главкомом Каменевым 25.02.1920 г. член РВС Юго-Западного фронта Сталин указывал, что «с поляками безусловно придётся драться». Но Каменев с этим упорно не соглашался. Мало того, главком давал совершенно неправильную оценку сил врага, заявляя, что он «…глубоко убеждён, что самый лёгкий фронт, если ему суждено быть активным, — это будет польский, где ещё до активных действий противник имеет достаточное число признаков своей внутренней слабости и разложения». Толковых аргументов в пользу этих «признаков слабости» Каменев не привёл.

Между тем, Троцкий и Каменев знали, что к февралю 1920 г. белополяки выставили против Красной Армии 121 000 штыков и сабель, 600 орудий, 2910 пулемётов и 95 самолётов. В феврале и марте их силы продолжали расти. В это же время мобилизация и переброска частей и соединений Красной Армии на Западный фронт тормозились изо всех сил: преступная оценка политико-стратегической обстановки Троцким, Каменевым и другими руководителями Наркомвоенмора и РВС самым негативным образом сказывалась на подготовке соединений, на их сосредоточении и боевом развёртывании.

Готовясь к неизбежной войне, Реввоенсовет Юго-Западного фронта во главе со Сталиным в середине февраля 1920 г. предлагает установить твёрдое стратегическое взаимодействие между обоими «польскими» фронтами — Западным и Юго-Западным, которые по условиям местности были разделены лесисто-болотистым районом Полесья. 26 февраля Сталин звонит главкому Каменеву и предлагает, в случае польского наступления, наносить полякам двойной удар:

«Полагаем, что при будущих действиях против поляков нельзя ограничиться главным ударом на участке Западного фронта, а необходимо его поддержать со стороны Юго-Западного фронта в направлении Ровно — Брест».

На это правильное стратегическое предложение Сталина главное командование не обратило внимания, утверждая, что «…ещё до активных действий польский фронт развалится сам».

В результате оперативного планирования главного командования Красной Армии к началу наступления армии Пилсудского на Киев красные войска были развёрнуты на огромном фронте в виде кордонов или «в тонкую нитку» и далеко не в том количестве, которое можно было бы сосредоточить для обороны при более тщательной и добросовестной подготовке к войне.

Ленин в те дни постоянно требовал повышения концентрации сил на польском фронте. Но несколько прямых директив ЦК на этот счёт высшим военным руководством было проигнорировано: уже в фазе стратегического развёртывания Красной Армии на западе был допущен целый ряд грубейших ошибок и просчётов, граничивших с изменой или же бывших таковой.

Первая «странность» боевого развёртывания была в несоответствии общих наличных сил Красной Армии и тех сил, которые главное командование выставляло против Польши. Так, имея в штате 5 миллионов 500 тысяч человек личного состава, к 25 апреля на огромном западном направлении было развёрнуто всего лишь 85 000 штыков, 6450 сабель, 3705 пулемётов и 549 орудий. Результаты этого преступления Троцкого, Каменева и компании сказались через 3,5 месяца после начала войны с Польшей, когда на Висле наши войска вели бои, будучи крайне уставшими, потрёпанными и растянувшимися на огромном пространстве в тонкую нитку.

Вторым промахом и преступлением главного командования Красной армии было совершенно недостаточное внимание к вопросам переброски войск, транспорта и снабжения армейских частей всем необходимым для войны. Была нужна заблаговременная и огромная работа штабов и управлений по перегруппировке людей и военного имущества с одного направления на другое, так как к началу польско-советской войны у РСФСР было уже не шесть, а только два активных фронта, — польский и крымский.

Между тем, штабом главкома и РВС эти вопросы не только не были решены, но они фактически даже не были поставлены, как следует. В итоге само военное ведомство и командование фронтов и армий было вынуждено уже в ходе войны устранять и исправлять все просчёты и прорехи в подготовке операций. С марта по начало июня 1920 г. польский фронт был усилен только 6-ю дивизиями — вместо 20-ти. Правда, за июнь, когда борьба принимала всё более ожесточённый характер, фронт усилили ещё 13-ю стрелковыми и 6-ю кавалерийскими дивизиями, но хороша бывает ложка к обеду: эти дивизии были нужны ещё в апреле. Затягивание поставки свободных резервов на польский фронт было прямым следствием предательской недооценки противника со стороны главного военного командования во главе с Троцким.

Как следствие просчётов и троцкистского предательства, Пилсудскому к началу его киевского похода удалось сосредоточить на своём северо-восточном фланге силы, почти равные силам красного Западного фронта: у белополяков было там 65 000 штыков и сабель, у Красной Армии — 70 000. А на украинском фланге, т.е. против нашего Юго-Западного фронта, поляки получили более чем тройное превосходство (у них — 52 000 штыков и сабель, у Красной Армии — 15 500). Это обстоятельство ясно говорило о том, что польский империализм свой главный удар собирался наносить на Украине.

25 апреля 1920 г. белополяки перешли в наступление. Под напором трёх польских армий (2-й, 3-й и 6-й) относительно слабые части наших 12-й и 14-й армий Юго-Западного фронта были вынуждены отходить на восток. Поэтому уже в первых числах мая поляки почти беспрепятственно овладели районом Киева. Пойдя к 10-му мая безостановочно 200 км, польские армии украинского направления выдохлись и остановились. В дальнейшем вплоть до 5 июня их фронт замер на линии Киев – Белая Церковь – Липовец – Гайсин – Ямполь на Днестре.

Но общая политическая и стратегическая обстановка к этому моменту не радовала Пилсудского и пилсудчиков. Заключая 22 апреля политический союз с мелкобуржуазным национал-шовинистическим правительством Петлюры, Пилсудский и его англо-французские шефы были уверены, что Украина встретит польских оккупантов восстаниями против Советской власти. Но в ходе движения к Киеву поляки не нашли ни восстаний, ни восторженных встреч, однако столкнулись с упорным сопротивлением со стороны украинского рабочего класса и бедного крестьянства. Ставка на быструю победу в войне путём разгрома двух красных армий, на антисоветский мятеж и овладение всей правобережной Украиной была бита.

Да, мечты польского империализма о границах 1772 г., т.е. о колониальных владениях размером в половину Украины, постепенно разбивались в прах, но при этом нельзя было недооценивать значение и ущерб от временной потери правобережной Украины. По этой причине ещё в ходе польского наступления на Киев в штабе Юго-Западного фронта Сталин и его товарищи начинают разработку будущих наступательных операций по полному освобождению советской земли от оккупантов.

С этой целью Сталин неоднократно требует от главного командования (от Троцкого и Каменева) усиления Юго-Западного фронта резервами. По предложению Сталина и с согласия Ленина на Украину перебрасывается 1-я Конная армия. Однако запрошенные Сталиным 2–3 полнокровные стрелковые дивизии так и не были выделены и присланы штабом главкома. И вышло так, что войска фронта были вынуждены перейти в контрнаступление при фактическом равенстве сил с противником, хотя теория и практика войны требовали в таких случаях минимум троекратного превосходства в силах у наступающего.

5 июня 1-я Конная армия прорвала польский фронт и обратила противника в бегство. Этот оперативный успех, в ходе которого была разгромлена 3-я польская армия генерала Рыдз-Смиглы, мог бы перерасти в успех стратегический, если бы у Юго-Западного фронта были те резервы, которые запрашивал Сталин и которые можно было бы ввести в прорыв. Но всё же инициатива на украинском участке фронта с этого момента перешла в руки Красной Армии.

В 1930 г. в статье «Ответ товарищам колхозникам» Сталин так оценивал причины разгрома 3-й польской армии:

«Ошибка польских войск в 1920 г., если брать только военную сторону дела, состоит в том, что они пренебрегли правилом (т.е. закреплением захваченного перегруппировкой сил, подтягиванием тылов и т.д. — РП). Этим, между прочим, и объясняется, что, докатившись огулом до Киева, они вынуждены были потом так же огулом откатиться до Варшавы».

Итак, потеряв Киев, белополяки начали отступление на запад, к Ровно и Львову, армии Юго-Западного фронта, в свою очередь, перешли к преследованию, а в июле развернулось и наступление Западного советского фронта к Бугу и Висле.

Пытаясь выиграть время и спастись от полного разгрома, польское правительство срочно предложило советской стороне мир. Большевикам было ясно, что это предложение жульническое, что это затея для выигрыша времени и сбора сил. В пользу этого говорили и данные разведки о непрерывных потоках пароходов и поездов с вооружением, боеприпасами, наёмниками и  инструкторами, которые прибывали из Англии и Франции в Польшу. Сам Пилсудский в своей книге «1920 год» откровенно признавал, что

«как главнокомандующий и начальник государства» (добавим — по указанию французского и английского правительств. — РП) он стремился лишь к одному: выиграть время, перегруппировать войска, обеспечить их вооружением и снаряжением, мобилизовать новые десятки тысяч военнообязанных, с помощью ППС (социал-фашистская «Польская партия социалистическая» — РП) обеспечить себя от возможных революционных выступлений в тылу, а затем перейти в новое наступление».

Тем не менее, советское правительство охотно пошло на мирные переговоры с Польшей, так как в целом мир или перемирие в тот момент соответствовали интересам РСФСР. Как и ожидалось, переговоры польской стороной велись в обстановке всевозможных оттяжек и волокиты. Так продолжалось до 12 августа, т.е. до того момента, когда была в основном закончена (с помощью французов) подготовка обороны на Висле и районе Варшавы, а возле Люблина и за Вепржем собралась ударная армейская группа Пилсудского.

Между тем наступление Красной Армии продолжалось, и войска Западного фронта, перейдя Буг, двигались к Варшаве. Выше указывалось, что штаб Юго-Западного фронта задолго до начала войны предлагал наносить полякам удары силами сразу двух фронтов. Это предложение было развито и дополнено в телеграммах Сталина главному командованию Красной Армии от 2 июля и 11 июля, однако ни Каменев, ни Троцкий на эти предложения не реагировали.

22 июля командование Юго-Западным фронтом, исходя из конкретно складывающейся обстановки южнее Полесья, предложило двинуть 1-ю Конную армию не на Брест, как предлагалось ранее, а на Львов. 23 июля главное командование во главе с Троцким утверждает этот вариант операции и приказывает Юго-Западному фронту как можно стремительнее двигаться к Львову и на реку Сан.

Но уже 2 августа главком Каменев снова откладывает наступление и всю практическую организацию взаимодействия двух фронтов до 14 августа, т.е. как раз до того момента, когда группа Пилсудского нанесла из района Люблина удар на север.

В своих многочисленных и путаных директивах, вышедших в конце июля и августе, главное командование Красной Армии только ставило вопросы о взаимодействии фронтов, но не решало их. Оно не давало ни конкретных оперативных планов, ни точных сроков наступления, и лишь 13 августа приказало передать 1-ю Конную и 12-ю армии из состава Юго-Западного фронта в состав Западного. Но было уже поздно: ни 1-я Конная, ни тем более 12-я армия не могли своевременно прибыть к месту назначения и развернуться для обороны против наступающих польских сил.

Нежелание Троцкого и Каменева заблаговременно организовать взаимодействие фронтов, вредительское затягивание и запутывание директив стало одной из основных причин неудачи наступления на Варшаву Западного фронта, который возглавлялся Тухачевским. В итоге контрудара польских армий и отступления Западного фронта была потеряна значительная часть территории, освобождённая от поляков в июне и июле. Начиная с 16 августа, части Западного фронта были вынуждены быстро отходить на северо-восток под угрозой быть прижатыми к границе Восточной Пруссии, что означало окружение и уничтожение войск. Но в этот тяжёлый момент главное командование находится в состоянии неведения и не понимает (или не желает понимать!) всей трудности обстановки на Варшавском направлении. Доказательством тому служит разговор между Тухачевским и Каменевым. Главком Каменев указывает командующему:

«Я очень прошу вас самым внимательным образом следить за Люблинским направлением. С Варшавой ликвидируйте в 4–5 дней, по-моему, это вам должно удаться».

Вот так: левый фланг фронта Тухачевского уже смят и вовсю отступает, а Каменев, словно цыганка-гадалка, советует ему следить, не начала ли двигаться ударная группа Пилсудского, и заодно требует за пару дней взять Варшаву.

Ясно, что в эти дни и правительство не знало истинного положения дел на Западном фронте, так как на все запросы главное командование отвечало, что «Тухачевский на подступах к Варшаве». 18–19 августа ЦК, наконец, узнаёт о разгроме левого фланга у Тухачевского. Ленин тут же директивой требует от Реввоенсовета Западного фронта не откатываться без сопротивления, а организовать при отступлении затяжные бои с тем, чтобы обескровить и задержать противника.

В рамках этой ленинской директивы важное значение приобрела та борьба, которую вела в те дни 1-я Конная армия в районе Львова. Взятие Львова было бы фактором большого политического и военного значения. В частности, успех Красной Армии на львовском направлении притянул бы часть польских сил с Западного фронта, облегчая тем самым положение последнего.

К этому и шло дело. 18 и 19 августа 1-я конная армия с упорными боями подошла на позиции в 10 км от Львова, охватила город с трёх сторон и приготовилась к его штурму. Обстановка складывалась благоприятно, и могло получиться так, что Западная Украина и её столица стали бы советскими на 19 лет раньше. Но в этот момент командование 1-й Конной получает преступный, предательский приказ Троцкого — отойти от Львова к Владимир-Волынскому с тем, чтобы якобы идти на помощь левому флангу Западного фронта.

19 августа 1-я конная армия начала выполнять эту новую задачу, избавив поляков от необходимости защищать Львов и распылять свои силы. Но Троцкий хорошо понимал, что для воздействия на противника, теснившего левый фланг Западного фронта, Конная армия должна быстро пройти более 250 км. А это означало, что, не взяв Львова, армия безнадёжно опоздает и в район Люблина.

Так и получилось. Даже к Владимир-Волынскому армия смогла подойти только 25 августа, т.е. тогда, когда  Варшавская операция была уже в основном закончена — но не в пользу Красной Армии. Таким образом, вредительским приказом Троцкого войскам было навязано непонятное и ни на чём не основанное отступление и отказ от выполнения реальной задачи по взятию Львова. Это была, по сути, прямая помощь Троцкого и его окружения польским империалистам и их хозяевам из Антанты.

Но организованная троцкистами неудача Красной Армии под Львовом и Варшавой вовсе не означала, что республика Советов проиграла войну в целом (а так и утверждают троцкисты до сих пор). В результате войны панская Польша получила невыгодную для себя государственную границу с СССР, а условия мира оказались для неё намного хуже тех, которые советская власть предлагала ей до войны. — прим. РП)

Этим кратким описанием военной работы товарища Сталина не исчерпывается даже характеристика его основных качеств военного вождя и пролетарского революционера. Что больше всего бросается в глаза — это умение товарища Сталина быстро схватить конкретную обстановку и сообразно ей действовать. Будучи жесточайшим врагом расхлябанности, недисциплинированности и партизанщины, товарищ Сталин там, где интересы революции того требовали, никогда не задумывался брать на себя ответственность за крайние меры, за радикальную ломку; там, где этого требовала революционная обстановка, товарищ Сталин готов был пойти наперекор любым уставам, любой субординации.

Товарищ Сталин был всегда сторонником самой жёсткой военной дисциплины и централизации, при непременном, однако, условии вдумчивого и выдержанного управления со стороны высших военных органов. В вышеприведенном отчете Совету обороны от 31 января 1919 года товарищ Сталин пишет вместе с Дзержинским:

«Армия не может действовать как самодовлеющая, вполне автономная единица; в своих действиях она всецело зависит от смежных с ней армий и прежде всего от директив Реввоенсовета Республики: самая боеспособная армия при прочих равных условиях может потерпеть крах при неправильности директив центра и отсутствии действенного контакта со смежными армиями. Необходимо установить на фронтах, прежде всего на восточном фронте, режим строгой централизации действий отдельных армий вокруг осуществления определенной, серьезно продуманной стратегической директивы. Произвол или необдуманность в деле определения директив, без серьёзного учёта всех данных, и вытекающая отсюда быстрая смена директив, а также неопределенность самих директив, как это допускает Реввоенсовет Республики, исключает возможность руководства армиями, ведет к растрате сил и времени, дезорганизует фронт».

Товарищ Сталин всегда настаивал на персональной ответственности за порученное дело и физически не выносил «ведомственной чересполосицы».

Громадное внимание уделял товарищ Сталин организации снабжения войск. Он знал и понимал, что означает хорошее питание и теплая одежда для бойца. И в Царицыне, и в Перми, и на южном фронте он не останавливался ни перед чем, чтобы снабдить войска и этим сделать их более сильными и стойкими.

В товарище Сталине мы видим типичнейшие черты организатора пролетарского классового фронта. Он уделяет особое внимание классовому комплектованию армии, чтобы в ней действительно оставались рабочие и крестьяне, «не эксплуатирующие чужого труда». Он приписывал громадное значение развертыванию политработы в армии и неоднократно являлся инициатором мобилизаций коммунистов, считая необходимым, чтобы значительный процент их посылался в качестве рядовых бойцов. Товарищ Сталин был очень требователен к подбору военкомов. Он резко критиковал тогдашнее Всероссийское бюро военных комиссаров за присылку «мальчишек». (Всероссийское бюро военных комиссаров — прообраз Главного политического управления РККА; во время гражданской войны — отдел ЦК ВКП(б) по политической работе в Красной Армии. — прим. РП) Он говорил:

«Военкомы должны быть душою военного дела, ведущей за собою специалистов» (телеграмма из Царицына, 1918 год).

Товарищ Сталин придавал огромное значение политическому состоянию армейского тыла. В отчете о III армии он пишет:

«Больное место наших армий — непрочность тыла, объясняемая, главным образом, заброшенностью партийной работы, неумением совдепов претворить в жизнь директивы центра, исключительным, почти изолированным, положением местных чрезвычайных комиссий».

Товарищ Сталин был исключительно строг к подбору людей. Независимо от должности, действительно «не взирая на лица», он самым жёстким образом смещал негодных спецов, комиссаров, партийных и советских работников. Но в то же время, как никто, товарищ Сталин всегда поддерживал и защищал тех, которые, по его мнению, оправдали оказанное им революцией доверие. Так поступал товарищ Сталин в отношении ему лично известных заслуженных красных командиров. Когда один из действительных пролетарских героев гражданской войны, впоследствии командир 14-й кавалерийской дивизии, т. Пархоменко, убитый в борьбе с махновскими бандами, в начале 1920 года был по недоразумению присужден к высшей мере наказания, товарищ Сталин, узнав об этом, потребовал немедленного и безоговорочного освобождения. Таких и подобных фактов можно было бы привести большое количество. Товарищ Сталин, как никто другой из больших людей, умел глубоко ценить работников, отдавших свою жизнь пролетарской революции, и это знали командиры, знали все те, кому приходилось под его руководством вести борьбу за наше дело. Таков товарищ Сталин в гражданской войне. Таким он остаётся и на протяжении последующих лет борьбы за социализм.

Гражданская война требовала от товарища Сталина огромного напряжения сил, энергии, воли и ума. Он отдавал себя всего целиком и безраздельно. Но в то же время он извлек из нее громадный опыт для своей последующей работы.

В гражданской войне товарищ Сталин в разнообразных и сложнейших условиях, обладая огромным талантом революционного стратега, всегда верно определял основные направления главного удара и, искусно применяя соответствующие обстановке тактические приемы, добивался желательных результатов. Это качество пролетарского стратега и тактика осталось за ним и после гражданской войны. Это его качество хорошо известно всей партии. Лучше всех об этом могли бы порассказать Троцкие и иже с ними, расплатившиеся своими боками за попытку подменить своей мелкобуржуазной идеологией великое учение Маркса—Ленина. Не менее хорошо знают об этом и правые оппортунисты, только недавно потерпевшие полный разгром. Товарищ Сталин и в мирной обстановке непрестанно вместе с ленинским ЦК ведет не менее успешно, чем в гражданской войне, беспощадную борьбу со всеми вольными и невольными врагами партии и строительства социализма в нашей стране.

Но в то же время, перестав давно быть формально военным, товарищ Сталин никогда не переставал глубоко заниматься вопросами обороны пролетарского государства. Он и теперь, как в былые годы, знает Красную армию и является ее самым близким и дорогим другом.