О гибкости и определенности понятий

Из журнала «Вопросы философии», № 5, 1952 г., стр. 190-200.

О гибкости и определенности понятий

В. И. Стемпковская

Вопрос об образовании понятий и их роли в общественной практике всегда привлекал внимание ученых и философов. Он всегда стоял в центре ожесточенной борьбы двух противоположных направлений в философии: материализма и идеализма. Подлинно научное решение этого вопроса впервые в истории дала философия марксизма-ленинизма.

Идеализм не мог правильно разрешить проблему сущности понятий, так как в соответствии со своим исходным положением о первичности духа, идеи он отрицал, что в понятиях отражаются действительные связи и отношения, свойства и качества вещей и явлений реального мира.

Материалисты и до Маркса понимали, что содержание понятий определяется не чистой деятельностью мышления, отрешенного от реального мира; что понятие есть результат не субъективного произвола мыслящих людей, а результат отражения действительности в мышлении человека. Однако домарксистский материализм даже в лице его лучших представителей — классиков русской философии — не сумел научно разрешить вопроса о понятии. Для подлинно научного решения проблемы сущности понятий недостаточно простого признания того, что понятия, являясь образами предметов и их связей, имеют объективное, реальное содержание. Классики марксизма-ленинизма показали, что познание, будучи сложным противоречивым процессом отражения действительности, не сводится к простому, зеркальному ее отражению. Поэтому при решении вопроса о сущности и роли понятий должно учитывать не только объективный характер содержания понятий, но и то, как складывается, а затем изменяется и развивается содержание данного понятия, отражающего объективные связи и отношения, свойства и качества вещей, явлений. Домарксистский материализм не сумел разрешить именно этого вопроса. Для решения его, как указывал В. И. Ленин, необходимо применение диалектики к теории познания. Только классики марксизма-ленинизма впервые показали, что познание движется от живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике, что в серьезных, правильных абстракциях человек может глубоко познавать объективные закономерности действительности.

Философия марксизма вскрывает, что переход от ощущения к мысли диалектичен и происходит в форме скачка. Скачок от ощущения к мысли, от живого созерцания к абстрактному мышлению представляет собой переход от отражения явления к отражению его сущности. Отдельные свойства, качества предметов и явлений познаются органами чувств в неразрывной связи с мышлением. Сущность же познается абстрактным мышлением, обобщающим данные, полученные при помощи органов чувств.

Сущность предметов и явлений бесконечно развивающейся действительности человек никогда не может познать исчерпывающе, целиком и сразу. Однако из этого вовсе не следует, как твердят агностики, что мир непознаваем. Такие утверждения имеют классовую подоплеку. Принижение роли разума приводит к отрицанию познаваемости законов общественного развития, что всегда выгодно эксплуататорам.

В противоположность идеализму марксистский философский материализм, опираясь на данные науки, признает познаваемость мира и его закономерностей, считает наши знания о законах природы, проверенные практикой, знаниями достоверными, знаниями, которые имеют значение объективных истин.

Движение познания от живого созерцания к абстракциям, от ощущений, представлений к понятиям, отражающим сущность, есть процесс углубления наших знаний, процесс перехода от незнания к знанию, от менее точного отражения объективного мира к более точному отражению его. Всякий переход от явления к сущности сложен и противоречив. «Познание, — говорит В. И. Ленин, — есть вечное, бесконечное приближение мышления к объекту. Отражение природы в мысли человека надо понимать не «мертво», не «абстрактно», не без движения, не без противоречий, а в вечном процессе движения, возникновения противоречий и разрешения их»[1]. Противоречия эти проистекают из того, что мышлению человека не удается сразу охватить и целиком выразить в понятии сущность предметов непрерывно развивающейся действительности. В ходе познания мышление переходит от одной абстракции к другим абстракциям, все более и более приближаясь к истине.

Известно, что понятие атома складывалось с древнейших времен. До середины XIX века атом определяли как абсолютную неделимую и неизменную частицу вещества. Дальнейшие научные исследования и открытия физиков конца XIX и начала XX века пришли в противоречие с таким определением атома и вызвали необходимость пересмотреть это установившееся определение и дать другое, соответствующее последним научным открытиям. Новые научные данные установили, что атом неделим лишь в химическом отношении. Это означает, что нет меньшей доли химического элемента, чем атом. Но атом представляет собой сложную материальную систему, которая разлагается на ядро и электроны. Атом изменяет свои свойства в зависимости от физических условий, в зависимости от того, в какую систему он входит.

На этом примере наглядно видно, что познание сущности явления идет от раскрытия сущности первого порядка к раскрытию сущности второго, третьего и т. д. порядка. Процесс исследования атома в каждый данный момент познания не заканчивается, а идет дальше, глубже, раскрывая новые и новые стороны явления.

Понятие есть одна из форм отражения действительности. Истинное понятие о предмете содержит в себе признаки, являющиеся отражением в мышлении человека определенных реальных свойств и качеств предмета. К. Маркс писал, что «идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней»[2].

В. И. Ленин подчеркивал объективный характер содержания понятий и вместе с тем указывал на неполное совпадение содержания понятий и отражаемого ими объективного мира. Понятия суть субъективные образы объективных вещей, но они не абсолютно, не метафизически тождественны с предметами, а отличны от них.

Понятия образуются на основе обобщения чувственных данных. В ходе образования понятий человек, отвлекаясь от несущественных свойств предмета, обобщает существенное, главное, определяющее в нем.

В процессе перехода от чувственных данных к абстракциям мышление не только не отходит от сущности вещей, а, наоборот, все глубже и глубже проникает в нее.

«Мышление, — пишет В. И. Ленин, — восходя от конкретного к абстрактному, не отходит — если оно правильное (…) — от истины, а подходит к ней. Абстракция материи, закона природы, абстракция стоимости и т. д., одним словом все научные (правильные, серьезные, не вздорные) абстракции отражают природу глубже, вернее, полнее»[3].

В знаменитом «Введении «К критике политической экономии»» К. Маркс указывал, что мышление человека, отправляясь от конкретного, совершает путь к абстракциям, в которых сначала охватывается лишь наиболее общее, выражаемое в простейших определениях. Однако мышление не может останавливаться на простейших определениях, а вновь и вновь возвращается к конкретной действительности, к реальному предмету, с тем чтобы вскрыть в нем более глубокие, специфические особенности, его многообразные черты, стороны и отношения. Лишь в процессе такой мыслительной деятельности «хаотическое представление о целом» сменяется «богатой совокупностью с многочисленными определениями и отношениями».

В гениальном труде «Марксизм и вопросы языкознания» И. В. Сталин всесторонне показал, что грамматика есть результат длительной, абстрагирующей деятельности мышления, показатель громадных его успехов.

Точно так же и понятия являются результатом длительной абстрагирующей деятельности мышления, показателем огромных успехов человеческого мышления. Известно, что понятие научного коммунизма складывалось в течение столетий. «Человеческому мышлению, — говорит И. В. Сталин, — пришлось испытать много мытарств, мучений и изменений, прежде чем дойти до научно разработанного и обоснованного социализма»[4].

В домарксистский период очень долго господствовали теории утопического социализма. Утописты-социалисты не стремились познать законы исторического развития. Оторванные от действительной жизни, они мечтали построить социалистическое общество тогда, когда не было для этого реальных возможностей. Утописты (Роберт Оуэн, Луи Блан и Шарль Фурье и представители «Земли и воли», «Народной воли» в России) надеялись на то, что господствующие классы, убедившись в правильности социалистического идеала, придут к пониманию необходимости осуществления социализма. Утописты хотели создать на земле счастливую жизнь путем законодательства, с помощью различных деклараций. Они не видели растущего рабочего движения, не понимали исторической роли пролетариата — единственно последовательного революционного класса. Вследствие этого теории социалистов-утопистов оставались бесплодными.

Только К. Маркс и Ф. Энгельс, правильно оценив историческую роль пролетариата, пришли к выводу, что освобождение рабочего класса — дело только самого рабочего класса.

К. Маркс и Ф. Энгельс создали научное понятие коммунизма. Это понятие — теорию научного коммунизма — развил и обогатил великий Ленин, а в настоящее время оно развивается и обогащается гениальным вождем народов мира И. В. Сталиным.

В наши дни, когда социализм из мечты превратился в действительность, когда трудящиеся Советского Союза, непоколебимо решив построить коммунистическое общество, беззаветно трудятся на великих стройках коммунизма, практически подтверждена правильность марксистско-ленинского понятия научного коммунизма.

* * *

Для познания важнее всего раскрыть те стороны, свойства, качества предметов и явлений, которые являются специфическими, существенными, определяющими. Глубоко и верно познать предмет — значит вскрыть в нем прежде всего существенное, определяющее.

Марксизм, выступая против рассуждений «вообще», против абстрактно общих определений, требует при установлении научных понятий исходить из фактов, из реальных существенных связей, так как только при этом условии вещь может быть отражена в понятии как богатая совокупность множества объективных свойств и отношений. Только отображение объективных свойств, закономерностей дает возможность вскрыть тенденцию развития вещи, явления. Нарушение требования исходить из конкретного анализа объективной действительности, в результате которого выявляется тенденция развития предметов и явлений, приводит к неправильным, ненаучным, вздорным абстракциям. Примером такой абстракции может служить теория «ультраимпериализма» К. Каутского.

Выступая против этой теории, В. И. Ленин отметил, что такая фаза в развитии империализма, как ультраимпериализм, абстрактно мыслима. Но на практике это означает отрыв от действительного развития общества, ибо, если капитализм и развивается в направлении к одному всемирному тресту, то «раньше, чем дело дойдет до одного всемирного треста… империализм неизбежно должен будет лопнуть, капитализм превратится в свою противоположность»[5].

Таким образом, В. И. Ленин не останавливается на том, что подмечает лишь абстрактную, общую тенденцию, а идет дальше по пути конкретного анализа сущности и перспектив развития капитализма, по пути воспроизведения конкретного в его многообразных отношениях и показывает, что эта общая тенденция фактически не может быть реализована.

Подлинно научные понятия, правильно отражающие действительность, имеют в своей основе конкретные, реальные свойства вещей и явлений. Содержание таких понятий определяется или существенными свойствами и качествами, присущими предметам, или такими их свойствами, которые с необходимостью, закономерно могут возникнуть в действительности в ходе развития предметов. Конкретный анализ явлений позволяет вскрыть в них не только те черты и особенности, которые характеризуют их в данных конкретных условиях, но и такие особенности явлений, которые помогают подметить тенденцию их развития, предвидеть дальнейший ход событий. Поэтому только конкретный анализ явлений может быть основой научного предвидения и целесообразной деятельности человека, основой образования подлинно научных понятий, отражающих те или иные существенные стороны вещей и явлений.

Ленинское требование гибкости понятий с железной необходимостью вытекает из важнейшего положения материалистической диалектики о том, что абстрактной истины нет, что истина всегда конкретна.

Способность понятий изменять свое содержание в зависимости от условий позволяет правильно отражать в мышлении вечно изменяющийся, развивающийся и обновляющийся мир.

В. И. Ленин учит, что только гибкость, примененная объективно, т. е. гибкость, отражающая всесторонность и противоречивое единство развивающегося материального мира, приводит к правильному его отражению. Гибкость понятий, примененная субъективно, т. е. не отражающая всесторонности и единства материального мира в его реальном движении, развитии, неизбежно приводит к эклектике и софистике.

В качестве примера гибкости понятия, примененной субъективно, можно привести рассуждения Р. Люксембург по вопросу о превращении национальных войн в войны империалистические. Р. Люксембург считала, что в эпоху империализма всякая национальная война неизбежно превращается в свою противоположность, в войну империалистическую. Следовательно, понятие «национальная война» и понятие «империалистическая война» смыкаются, переходят одно в другое.

В. И. Ленин, критикуя Р. Люксембург в известной статье «О брошюре Юниуса», отметил, что подобная «гибкость понятий» — субъективная гибкость, не отражающая объективного развития явлений.

Национальная война, говорил Ленин, конечно, может превратиться в империалистическую и обратно, как это показали, например, войны французской буржуазной революции. Однако стирать разницу между войной империалистической и войной национальной только на том основании, что одна война может превратиться в другую, может только софист.

Стирание граней между явлениями, имеющими тенденцию превращаться одно в другое, есть мостик к софистике. «Но мы, — говорил Ленин, — остаемся диалектиками, борясь с софизмами не посредством отрицания возможности всяких превращений вообще, а посредством конкретного анализа данного в его обстановке и в его развитии»[6].

В бессмертных трудах классиков марксизма-ленинизма мы находим яркие образцы подлинной гибкости понятий.

Решая вопрос о соотношении понятий «революция» и «реформа», В. И. Ленин писал, что понятие реформы, несомненно, противоположно понятию революции и что забвение этого, игнорирование грани, разделяющей эти два понятия, неминуемо приводит к очень серьезным ошибкам. Однако тут же В. И. Ленин подчеркивал, что «эта противоположность не абсолютна, эта грань не мертвая, а живая, подвижная грань, которую надо уметь определить в каждом отдельном конкретном случае»[7]. Здесь В. И. Ленин блестяще применяет сформулированное позднее в работе «Еще раз о профсоюзах» положение о том, что нельзя ограничиваться констатацией того, что наиболее обычно, а следует идти дальше. Действительно, указав на общую противоположность реформы и революции, В. И. Ленин сейчас же идет дальше, отмечая необходимость конкретного рассмотрения вопроса, при котором и устанавливается, что такие противоположности могут переходить и переходят друг в друга.

В своей работе «Об основах ленинизма», являющейся гениальным теоретическим обоснованием и творческим развитием ленинизма, И. В. Сталин, продолжая ленинский анализ, показывает, что реформа в условиях буржуазной власти при реформистской тактике неизбежно превращается в орудие укрепления буржуазной власти, в орудие разложения революции. В тех же условиях существования буржуазной власти, но при революционной тактике реформа «превращается в орудие разложения этой власти, в орудие укрепления революции, в опорный пункт для дальнейшего развития революционного движения»[8].

Подчеркивая различное содержание и значение понятия реформы при реформистской тактике и тактике революционной, И. В. Сталин вскрыл суть революционного использования реформы и соглашений в условиях империализма и разоблачил сущность реформистской тактики.

Здесь же И. В. Сталин показывает, что вопрос о соотношении реформы и революции несколько меняется после свержения империализма, при диктатуре пролетариата. Пролетарская власть при известных условиях, в определенной обстановке может оказаться вынужденной сойти с пути революционной перестройки существующих порядков на путь реформ и уступок непролетарским классам, но только для того, чтобы дать революции передышку, чтобы собраться с силами, подготовиться для новых выступлений. «Нельзя отрицать, — говорит И. В. Сталин, — что этот путь является в известном смысле «реформистским» путем. Следует только помнить, что мы имеем здесь одну коренную особенность, состоящую в том, что реформа исходит в данном случае от пролетарской власти, что она укрепляет пролетарскую власть, что она дает ей необходимую передышку, что она призвана разложить не революцию, а непролетарские классы.

Реформа при таких условиях превращается, таким образом, в свою противоположность»[9].

Приведенные высказывания В. И. Ленина и И. В. Сталина служат для нас классическим образцом того, как должны рассматриваться отношения между противоположными понятиями, как должны при этом учитываться результаты практической деятельности, общественного развития, результаты познания.

Первым и основным условием правильного применения понятий является всесторонний учет специфических особенностей конкретной обстановки. Гибкость подлинно научных понятий проявляется в том, что они не имеют раз навсегда, на все случаи жизни установившегося содержания, что их содержание изменяется, обогащается в зависимости от новых научных данных и новой конкретно-исторической действительности. Понятия реформы и революции не вообще противоположны, а противоположны лишь в определенных конкретно-исторических условиях. Поскольку условны и подвижны грани явлений в природе и обществе, постольку гибки и понятия, отражающие эти явления.

Познание человека не могло бы двигаться вперед, если бы понятия не были взаимосвязаны и взаимообусловлены, как и отражаемые ими объективные явления, если бы понятия не изменялись и не развивались в ходе поступательного развития человеческой практики. Не случайно диалектика «берет вещи и их умственные отражения главным образом в их взаимной связи, в их сцеплении, в их движении, в их возникновении и исчезновении…»[10].

Понятие о предмете меняется потому, что с изменением условий и в силу собственных закономерностей развития коренным образом меняется самый предмет. Понятие о предмете меняется и потому, что в процессе общественно-исторической практики человека расширяются и углубляются наши знания о предмете. Неподвижные, окостенелые в своем содержании понятия не могут охватить объективного процесса развития.

Блестящий образец диалектического подхода к понятиям дает ленинский анализ понятия «масса», конкретно показывающий, что из себя представляет масса и какие задачи ей предстоит решать в различных общественно-исторических условиях, в различное время.

В своей речи в защиту тактики Коммунистического Интернационала 1 июля 1921 года В. И. Ленин показал, как меняется понятие «масса» с изменением характера и масштаба революционной борьбы. В момент возникновения и нарастания революционного движения понятие «масса» одно, но оно становится иным, когда революция уже достаточно подготовлена. Если на заре революционного движения несколько тысяч революционных рабочих представляют собой массу, то в момент, когда созданы условия для осуществления революции, когда речь идет о решении основного вопроса революции, вопроса о государственной власти, несколько тысяч революционных рабочих массы уже не составляют[11]. В этих условиях «понятие массы, — говорит В. И. Ленин, — изменяется в том смысле, что под ним разумеют большинство, и притом не простое лишь большинство рабочих, а большинство всех эксплуатируемых; другого рода понимание недопустимо для революционера, всякий другой смысл этого слова становится непонятным»[12].

Из данного примера видно, что изменение понятия «масса» не означает, что это понятие расплывчато и неопределенно. Напротив, оно строго определенно для каждого этапа борьбы.

В. И. Ленин выступает против метафизического перенесения существенных признаков понятия «масса», необходимых и достаточных для одной конкретно-исторической обстановки, в другую обстановку, отличную от первой.

Таким образом, гибкость понятий, по Ленину, не значит расплывчивость и неопределенность. Гибкость понятий предполагает четкость, определенность их содержания в каждой конкретной обстановке развивающейся действительности.

Ленинское требование гибкости понятий направлено, с одной стороны, против догматизма, с другой стороны, против релятивизма.

Для В. И. Ленина и И. В. Сталина понятие не есть простая совокупность раз навсегда данных признаков. Такое понятие не может полностью, исчерпывающе отразить сущности предметов, явлений и связей материальной действительности, а следовательно, оно не может быть орудием познания и переустройства внешнего мира. Марксизм-ленинизм считает научными такие понятия, которые отражают правильно, всесторонне живую связь явлений, «которые должны быть также обтесаны, обломаны, гибки, подвижны, релятивны, взаимосвязаны, едины в противоположностях»[13].

* * *

Определенность понятий является одним из основных требований материалистической диалектики. Определенность понятий имеет жизненное значение, когда надо решать тот или иной конкретный политический вопрос, стать на защиту определенной точки зрения, бороться за последовательное проведение определенной политической линии. Классические определения, данные в произведениях В. И. Ленина и И. В. Сталина, являются яркими образцами последовательного соблюдения этого требования, яркими образцами глубокого теоретического и политического анализа конкретных явлений.

В. И. Ленин показал, что неясность определения понятий и возможность вследствие этого незаконно отождествлять различные понятия, смешение их служат врагам рабочего класса ширмой для прикрытия их классовых интересов, для обмана трудящихся масс. Кадеты, например, старались изобразить свою партию как представительницу демократии вообще. Разоблачая кадетов, В. И. Ленин предупреждал, что всякая нечеткость в определении понятия «буржуазная демократия» играет наруку врагам марксизма.

Партии, враждебные революции, использовали понятия с неопределенным содержанием для затушевывания сути актуальнейших политических проблем. (Начиная с Перестройки — активной фазы контрреволюции, идеологии буржуазии сплошь и рядом прикрывают истинные цели своих хозяев — империалистов самым широким употребление понятий с неопределенным содержанием. Таково, например, известное всем понятие «тоталитаризм», которое не содержит в себе чего-то конкретного и определенного, или другое понятие аналогичного типа — «командно-административная система» — прим. РП.). Выступая против соглашательства меньшевиков в вопросе об отношении к кадетам, В. И. Ленин указывал, что меньшевики допустили в своих резолюциях соглашение с «оппозиционно-демократическими» партиями вообще, тогда как большевики пошли на соглашение только с партиями, борющимися за республику и признающими необходимость вооруженного восстания, т. е. «большевики определили понятие революционной буржуазии ясными политическими признаками, а меньшевики вместо политического определения дали одно технически-парламентское словечко»[14]. В. И. Ленин тут же разъясняет, что республика и вооруженное восстание — вполне определенные политические категории, в то время как оппозиция — лишь   парламентский термин, неясный совершенно, ибо он объединяет и октябристов и мирно-обновленцев, т. е. всех недовольных правительством вообще. Попытка внести политическое содержание в это понятие словом «демократическая» ведет лишь к фальсификации и лжи, и, действительно, что может быть демократического у монархической кадетской партии, обманывающей народ?

Требуя четких, определенных понятий, В. И. Ленин вместе с тем категорически выступает против «вымучивания определений», против «высасывания дефиниций из пальца». В статье «Еще одно уничтожение социализма» В. И. Ленин подвергает уничтожающей критике П. Струве за его «неуклюжие потуги» ввести новые понятия, отличающиеся исключительной бессодержательностью. В. И. Ленин говорит, что ««научные» дефиниции и различения г-на Струве просто — сапоги всмятку»[15]. Так, попытку Струве ввести в науку бессодержательные понятия вроде понятия «совокупности рядом стоящих хозяйств» В. И. Ленин квалифицирует, как «грубую и пошлую игру, как издевательство над логикой и историей».

В. И. Ленин учит, что понятия у человека складываются не сразу, что их образование — это длительный процесс, сопровождающийся миллиардными проверками в трудовой деятельности многих поколений людей, что понятия, сложившиеся, как отражения сущности предметов, явлений и закономерностей действительности, обогащаются на протяжении многих столетий. И, наоборот, понятия надуманные, понятия с туманным содержанием отвергаются жизнью. К числу таких туманных понятий В. И. Ленин, как известно, относил понятия «производственная демократия», «производственная атмосфера» и другие.

В. И. Ленин категорически выступает против выведения дефиниций из всяческих «общих понятий» и решительно борется за то, чтобы понятия возникали из научного рассмотрения жизни, историко-экономических условий. Так, например, на вопрос о том, что следует понимать под самоопределением наций и где искать решение этого вопроса, В. И. Ленин отвечает: «…если мы хотим понять значение самоопределения наций, не играя в юридические дефиниции, не «сочиняя» абстрактных определений, а разбирая историко-экономические условия национальных движений, то мы неизбежно придем к выводу: под самоопределением наций разумеется государственное отделение их от чуженациональных коллективов, разумеется образование самостоятельного национального государства»[16].

Критикуя противников самоопределения, В. И. Ленин показывает, что свою неправильную позицию в решении вопроса о самоопределении наций, позицию, оторванную от конкретных фактов живой жизни, они прикрывают мертвыми абстракциями.

В. И. Ленин и И. В. Сталин признают научными только такие определения понятий, которые являются обобщением конкретных данных развития общечеловеческой практики; только такие понятия представляют ценность для поступательного развития науки.

Классические определения капитализма, империализма, нации, марксизма, класса и другие определения, введенные в науку К. Марксом, Ф. Энгельсом, В. И. Лениным, И. В. Сталиным, служат образцами подлинно научных определений и являются итогом огромных научных исследований.

Рассмотрим ленинское определение понятия «класс». В работе «Великий почин» оно сформулировано В. И. Лениным так: «Классами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а, следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают. Классы, это такие группы людей, из которых одна может себе присваивать труд другой, благодаря различию их места в определенном укладе общественного хозяйства»[17].

Итак, классы — это большие группы людей. Но эти группы людей различаются прежде всего по их месту в исторически определенной системе общественного производства. Различие тех или иных групп людей по их месту в исторически определенной системе общественного производства является одним из существенных признаков понятия «класс». Но этого признака недостаточно для определения понятия «класс», так как внутри той или иной системы общественного производства классы отличаются друг от друга, во-первых, по отношению их к средствам производства и, во-вторых, по их роли в общественной организации труда.

При рабовладельческом строе рабовладелец является собственником средств производства и самого раба, которого он может не только купить или продать, но даже убить. При феодальном строе феодал владеет средствами производства и является неполным собственником работника производства — крепостного, которого он может продать или купить, но не может убить. При капитализме капиталист — собственник средств производства, но не работников производства. Капиталист использует труд наемных рабочих, которых он не может ни убить, ни продать.

Таким образом, внутри каждой из рассмотренных общественно-экономических формаций есть группы людей, которые владеют средствами производства, и группы людей, которые лишены средств производства и живут только за счет продажи своей рабочей силы. Первые не участвуют в производительном труде, вторые же создают все материальные ценности. Но благодаря тому, что в руках эксплуататорских классов сосредоточены средства производства, а у эксплуатируемых ничего нет, кроме своих рук, распределение общественного богатства происходит таким образом, что господствующие классы присваивают себе всё, а угнетенные работники только незначительную часть, достаточную лишь для восстановления рабочей силы, затрачиваемой ими в производстве.

Таким образом, в ленинском определении понятия «класс» существенным являются: место, занимаемое той или иной группой людей в исторически определенной системе общественного производства, отношение этой группы людей к средствам производства, которое определяет отношение между эксплуататорами и эксплуатируемыми, и роль данной группы людей в общественной организации труда.

Это определение классов эксплуататорского общества сложилось в результате глубочайшего анализа всех антагонистических общественно-экономических формаций. Определение понятия «класс», характеризуемое перечисленными существенными признаками, является общим определением для всех классов досоциалистических формаций.

Понятие класса, данное Н. Я. Марром и его последователями, есть грубое искажение марксистско-ленинского учения. И. В. Сталин в работе «Марксизм и вопросы языкознания» подвергает уничтожающей критике попытку марровцев дать свое определение понятия «класс». И. В. Сталин пишет: «Возражение о том, что под классом надо понимать всякий человеческий коллектив, в том числе и первобытно-общинный коллектив, представляет не возражение, а игру слов, которая не заслуживает опровержения»[18].

Обратимся к сталинскому определению нации, впервые сформулированному в работе «Марксизм и национальный вопрос» в 1913 году. И. В. Сталин в этом труде анализирует большой конкретный материал, четко обосновывая каждую из существенных особенностей нации, и затем сводит полученные данные в единое научное определение понятия «нация».

Нация, пишет товарищ Сталин, есть прежде всего определенная общность людей. Но общность эта не расовая и не племенная. И. В. Сталин приводит в качестве примера итальянскую и французскую нации. Первая образовалась из римлян, германцев, этрусков, греков, арабов и т. д. Вторая — из галлов, римлян, бриттов, германцев и т. д. Подобным образом складывались и многие другие нации. «Итак, — делает вывод И. В. Сталин, — нация — не расовая и не племенная, а исторически сложившаяся общность людей»[19].

Затем И. В. Сталин, ссылаясь на государства Кира и Александра, существование которых определялось успехами или поражениями тех или иных завоевателей, устанавливает, что не всякая исторически сложившаяся общность людей составляет нацию. Существенным признаком для нации должна быть также устойчивость. «Итак, — говорит И. В. Сталин, — нация — не случайный и не эфемерный конгломерат, а устойчивая общность людей»[20].

Продолжая анализ, И. В. Сталин показывает, что для определения понятия «нация» недостаточно указанных признаков. Действительно, Австрия и Россия — устойчивые общности людей, но они государства, а не нации. Национальная общность немыслима без общего языка, тогда как для государства общий язык вовсе не обязателен. «Итак, — общность языка, как одна из характерных черт нации»[21].

И. В. Сталин отмечает далее, что общий язык необходим для каждой нации, но это не значит, что различные нации должны иметь различные языки. Например, англичане и североамериканцы говорят на одном языке, но одной нации не составляют. Это означает, что определение понятия «нация» не исчерпывается и признаком «общность языка».

Нации складываются в результате длительных и регулярных общений людей, в результате длительной совместной жизни, что предполагает общность их территории. Поэтому, если определенная общность людей не имеет общей территории, то она не может составить одну нацию. Раньше, когда англичане и американцы населяли одну территорию, Англию, они представляли собой одну нацию. Позднее, когда часть англичан переселилась на новую территорию, в Америку, образовалась новая нация — североамериканская. «Итак, — говорит И. В. Сталин, — общность территории, как одна из характерных черт нации»[22].

Однако и этого признака недостаточно для определения понятия «нация». Не только общность территории и общность языка характерны для нации как исторически сложившейся устойчивой общности людей. Для нации характерна также внутренняя экономическая связь, скрепляющая отдельные части нации в одно целое. Так, например, англичане и североамериканцы не составляют одну нацию и потому, что между ними нет внутренней экономической связи. Если же рассматривать Англию и Северную Америку отдельно, то между народами, населяющими каждую из этих стран, экономическая связь существует. «Общность экономической жизни, экономическая связность, — говорит И. В. Сталин, — как одна из характерных особенностей нации»[23].

В ходе дальнейшего анализа И. В. Сталин показывает, что, кроме общего языка, общей территории и экономической связи, нацию как исторически сложившуюся устойчивую общность людей характеризуют и особенности духовного облика людей, составляющих нацию. Нации отличаются и по духовному складу, который выражается в особенностях национальной культуры.

И. В. Сталин подчеркивает при этом, что духовный облик, психический склад людей вырабатывается из поколения в поколение. Этот психический склад, или «национальный характер», изменяется вместе с условиями жизни, но поскольку он существует в каждый данный момент, то он неизбежно «накладывает на физиономию нации свою печать». «Итак, — говорит И. В. Сталин, — общность психического склада, сказывающаяся в общности культуры, как одна из характерных черт нации»[24].

В заключение И. В. Сталин подчеркивает, что перечисленными признаками исчерпываются все признаки понятия «нация».

Этот глубочайший анализ позволил И. В. Сталину дать классическое определение нации:

«Нация есть исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры»[25].

Товарищ Сталин подвергает уничтожающей критике определение понятия «нация», данное в свое время Р. Шпрингером и О. Бауэром. И. В. Сталин беспощадно разоблачает основные принципы учения австромарксистов по национальному вопросу, представляющие собой, по существу, буржуазную программу в этой области.

На фоне сталинского определения понятия «нация» убого и жалко выглядят «определения» этого понятия, данные буржуазными социологами.

Буржуазные социологи и писатели выводят, как правило, понятие «нация» из «духа», «идеи». Так, например, писатель Ренан в своей работе «Что такое нация?» писал: «Нация есть дух, отвлеченный принцип». Французский буржуазный социолог Лоран пытался «доказать», что «в образовании нации участвуют элементы божественного», что «элементы нации соединяются воедино богом», что «это — факт творчества, недоступный действию человеческой воли». Итальянец Манчини утверждал, что «материальные элементы нации — это инертная материя, в которую надо вдохнуть духовную жизнь», что последняя «вдувается в костную материю, и только благодаря этому создается народ, нация».

Все эти «определения» понятия нации буржуазных социологов служат империалистическим целям угнетения и порабощения народов. Империалистический разбой изображается учеными лакеями буржуазии как «вдувание духовной жизни» в «инертную материю». Понятно, что при этом носителями духовной жизни считаются империалисты, а инертной материей — народы колоний и зависимых стран. Зверская эксплуатация, высасывание последних соков преподносятся апологетами капитализма как «вдувание» всяких «божественных» качеств.

Вопрос об определении понятий рассматривается В. И. Лениным в работе «Еще раз о профсоюзах». Здесь В. И. Ленин говорит о том, что формальная логика «берет формальные определения, руководясь тем, что наиболее обычно или что чаще всего бросается в глаза, и ограничивается этим»[26]. Если при этом берутся различные определения и соединяются совершенно случайно вместе, то получается эклектическое определение, указывающее только на разные стороны предмета. В. И. Ленин не отрицает возможности и необходимости определений, в которых отражаются наиболее обычные, чаще встречающиеся, внешние свойства предметов. Такие определения необходимы, но вместе с тем они и недостаточны. Чтобы раскрыть содержание предмета, надо идти дальше, надо рассматривать предмет всесторонне, изучать все его стороны, все «опосредствования». В. И. Ленин говорит, что никогда нельзя осуществить этого полностью, но требование всестороннего рассмотрения предостережет от возможных ошибок и омертвения.

В.   И. Ленин указывает на условный и относительный характер всех определений вообще, так как ни одно определение не в состоянии полностью охватить многосторонние явления в их развитии.

В.   И. Ленин подчеркивает, что в определение предмета должны входить существенные, основные, или главные, признаки, отражающие коренные свойства предметов, явлений, закономерностей.

Познание сущности предметов достигается в процессе практики, а потому в «полное определение» предмета должна войти вся человеческая практика «и как критерий истины и как практический определитель связи предмета с тем, что нужно человеку»[27].

Всякую попытку внести в определение предмета полный перечень всех отдельных признаков и отдельных «факторов» В. И. Ленин квалифицирует как эклектическую, бессмысленную попытку, свидетельствующую об элементарном непонимании того, что такое наука.

Научное определение отвечает всегда уровню научных знаний эпохи и потому должно быть рассматриваемо в зависимости от конкретно-исторических условий.

Только строго определенные понятия, в которых раскрывается всесторонняя гибкость их, служат целям развития науки и преобразования мира в интересах передового человечества.

[1] Философские тетради В. И. Ленина, стр. 168. 1947.

[2] К. Маркс. Капитал. Т. I, стр. 19. 1949.

[3] Философские тетради В. И. Ленина, стр. 146. 1947.

[4] И. В. Сталин. Соч. Т. I, стр. 11.

[5] В. И. Ленин, Соч. Т. 22, стр. 95.

[6] В. И. Ленин. Соч. Т. 22, стр. 295.

[7] В. И. Ленин. Соч. Т. 17, стр. 89–90.

[8] И. В. Сталин. Соч. Т. 6, стр. 166.

[9] Там же, стр. 167.

[10] К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 23.

[11] См. В. И. Ленин. Соч. Т. 32, стр. 452.

[12] Там же.

[13] Философские тетради В. И. Ленина, стр. 121–122. 1947.

[14] В. И. Ленин. Соч. Т. 11, стр. 277.

[15] В. И. Ленин. Соч. Т. 20, стр. 179.

[16] В. И. Ленин. Соч. Т. 20, стр. 369.

[17] В. И. Ленин. Соч. Т. 29, стр. 388.

[18] И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания, стр. 12.

[19] И. В. Сталин. Соч. Т. 2, стр. 293.

[20] Там же.

[21] И. В. Сталин. Соч. Т. 2, стр. 293.

[22] Там же, стр. 294.

[23] Там же, стр. 295.

[24] Там же, стр. 296.

[25] Там же.

[26] В. И. Ленин. Соч. Т. 32, стр. 72.

[27] Там же.