Интеллигенция и антикоммунизм

Одним из важнейший направлений буржуазной идеологии и пропаганды является сегодня антикоммунизм.

До тех пор пока коммунистическая идея не выходила за рамки утопий, буржуазии не было надобности вести с ней серьезную борьбу. Но с того момента, как коммунизм стал наукой, когда  марксизм теоретически доказал, что капитализм смертен и само его развитие неизбежно приведет человечество к новому общественному строю, в котором действительно будут воплощены многие из наивные мечтаний прежних утопических социалистов, а Советская Россия доказала верность учения Маркса на практике, построив первое в мире государство рабочих и крестьян, буржуазии стало жизненно необходимо противопоставить научному коммунизму какое-то свое особое идейное оружие, которое бы позволило ей нейтрализовать коммунистическую идею и отсрочить на время свою гибель. Таким оружием и стал антикоммунизм.

Основным содержанием антикоммунизма является фальсификация марксизма-ленинизма и политических целей коммунистических партий, клевета на социализм и коммунизм, на историю СССР и стран социализма. В основе антикоммунизма — лживые утверждения об утопизме коммунистической идеи, которая якобы была доказана гибелью СССР и стран социализма, о «тоталитарном» характере социалистических государств, о «дегуманизации» общественных отношений, об «уравниловке» и «стандартизации» мышления и духовных ценностей в условиях социализма, о «неспособности» коммунизма удовлетворить потребности людей и т.п[1].

Под фальшивыми лозунгами антикоммунизма империалистическая реакция преследует и травит все передовое и революционное, старается расколоть ряды трудящихся, парализовать волю пролетариев к борьбе. Под этим черным знаменем объединились все враги социального прогресса: финансовая олигархия и военщина, фашисты и реакционные клерикалы, колонизаторы и помещики, все идейные и политические пособники империалистической реакции. Антикоммунизм — это отражение крайней степени деградации буржуазной идеологии[2], не способной предложить человечеству ничего нового, прогрессивного.

Главное место в антикоммунизме занимает антисоветизм — стремление извратить и принизить историческую практику построения советского социализма, достижения СССР в экономике и политике, в области науки и культуры и социальной сфере, переврать его историю и причины его гибели.

В отличие от воинствующего антикоммунизма, который характеризуется откровенным и вульгарным негативизмом, связью с профашистскими элементами, с силами крайней реакции и войны, и который, как правило, широко известен, существует еще и скрытый антикоммунизм, о котором знают немногие современные левые и коммунисты. Это так называемый «позитивный» антикоммунизм. Признавая научные заслуги основоположников марксизма-ленинизма в развитии общественной теории и положительное значение отдельных сторон марксизма и социалистического общества, они делают упор на критику теории научного коммунизма, выискивают в практике социалистического строительства СССР и других стран социализма, в том числе еще существующих, например, КНДР, недостатки и выдают их за имманентные (неотъемлимые, генетически присущие) свойства коммунистического общественного строя. «Позитивный» антикоммунизм пытается доказать устарелость, непригодность марксизма-ленинизма для решения проблем развитого «индустриального» и «постиндустриального» общества. Эти ложные идеи пропагандируют не только либералы, открытые сторонники буржуазного строя, но и многие левые, в первую очередь деятели социал-демократии, антикоммунизм которых свидетельствует об их капитуляции перед государственно-монополистическим капитализмом, о полном и окончательном их переходе на сторону буржуазии.

После успешной буржуазной контрреволюции в СССР, итогом которой стало сознательное разрушение советской страны и образование вместо нее 15 буржуазных государств, пропаганда антикоммунизма в мире не только не прекратилась, а напротив, развернулась во всю ширь. Антикоммунизм, получив в свое распоряжение такой козырь как гибель СССР, стал основой государственной политики большинства стран мира, и в первую очередь постсоветских стран. Ему на службу буржуазия поставила все средства массовой информации  — печать, радио, телевидение, интернет и др. К его услугам – целые институты и академии общественных наук, сотни тысяч ученых, писателей, журналистов, всевозможных социологов, политологов и аналитиков.

Почему так произошло?

Временная победа над коммунизмом не успокоила мировую буржуазию – она понимает, что ей осталось недолго, сами законы развития капитализма ведут ее к неизбежному концу. Экономические кризисы следуют один за другим, каждый последующий страшнее и глубже предыдущего. Катастрофа капиталистической экономики, практически обобществившей производство в мировом масштабе, все ближе – и XXI век показывает это как нельзя лучше. Протестные выступления трудящихся масс нарастают по всему миру и способны перерасти в мировой пожар. Новых идей человеческому обществу, уже переросшему капитализм в своем развитии, буржуазия предложить не может. Антикоммунизм остается ее последним и единственным идейным оружием, способным еще удерживать массы в повиновении. Цели и задачи антикоммунизма XXI-го  века те же, что и века XX-го — посеять в трудящихся недоверие к лозунгам и идеалам коммунистов, дискредитировать историю и практику социализма и, ослабив тем самым революционную активность трудящихся и расколов их силы, обеспечить сохранение капиталистических общественных отношений еще хоть на какое-то время.

Что могут коммунисты противопоставить антикоммунизму – этой идейной политике буржуазии?

Только свою идеологическую политику — широкую и мощную контрпропаганду, задачей которой является разоблачение лжи, фальсификаций, подтасовок и подлогов буржуазных идеологов, на основе которых построена вся антисоветская и антикоммунистическая пропаганда.

Но для того, чтобы коммунистическая контрпропаганда была эффективной, чтобы она была способна нейтрализовать антикоммунизм, коммунистическим силам необходимо самым внимательным образом изучить приемы и методы идеологический работы буржуазии, выяснить способы, с помощью которых она воздействует на те или иные слои населения.

В осуществлении своих реакционных целей антикоммунизм делает особую ставку на интеллигенцию. Буржуазная интеллигенция и есть те «руки буржуазии», которые осуществляют политику антикоммунизма на деле. Разного рода ученые — от историков и экономистов до политологов и социологов готовят те лживые материалы, подлоги и фальсификаты, с помощью которых в умы современных граждан капиталистических стран внедряются нужные буржуазии мифы. А распространяют эту ложь в обществе работники СМИ, деятели культуры и образования – редакторы, журналисты, писатели, художники, учителя и т.п.

При этом отнюдь не все представители интеллигенции являются цинично-продажными, готовыми за определенную мзду продать родную мать. Значительная часть буржуазной интеллигенции действует вполне искренне, с «добрыми намерениями», изрядно заблуждаясь сама и транслируя это свое заблуждение широким массам населения. Фактически буржуазная интеллигенция сама попадает под воздействие той антикоммунистической политики, которую призвана проводить, становясь ее важнейшим объектом.

И это не случайно. С одной стороны, интеллигенция первой откликается на новые революционные настроения в обществе и способна в значительной степени их усилить, став своего рода их катализатором и выразителем. Роль революционной интеллигенции – этого крайне узкого, но чрезвычайно опасного для буржуазии слоя буржуазной интеллигенции, способного отказаться от своей классовой позиции и встать на классовую позицию пролетариата, и который является ключевым звеном начальной идеологической работы с трудящимися массами, общеизвестна. С другой стороны, буржуазная интеллигенция как социальный слой обладает особой спецификой, о которой не раз говорил Ленин.

Эти высказывания Владимира Ильича дают ключ к пониманию не только тех причин, по которым интеллигенция стала одним из объектов антикоммунистического наступления, но и методологии,  «механизма» этого наступления.

«Никто не решится отрицать, что интеллигенция, как особый слой современных капиталистических обществ, характеризуется, в общем и целом, именно индивидуализмом и неспособностью к дисциплине и организации (ср. хотя бы известные статьи Каутского об интеллигенции); в этом, между прочим, состоит невыгодное отличие этого общественного слоя от пролетариата; в этом заключается одно из объяснений интеллигентской дряблости и неустойчивости, так часто дающей себя чувствовать пролетариату; и это свойство интеллигенции стоит в неразрывной связи с обычными условиями ее жизни, условиями ее заработка, приближающимися в очень и очень многом к условиям мелкобуржуазного существования (работа в одиночку или в очень мелких коллективах и т. д.)»[3].

Объясняя причины готовности интеллигенции принимать активное участие в прогрессивных действиях и в то же время совершать другие, противоположные им по политическому смыслу поступки, Ленин писал: «Образованные люди, вообще «интеллигенция» не может не восставать против дикого полицейского гнета абсолютизма, травящего мысль и знание, но материальные интересы этой интеллигенции привязывают ее к абсолютизму, к буржуазии, заставляют ее быть непоследовательной, заключать компромиссы, продавать свой революционный и оппозиционный пыл за казенное жалованье или за участие в прибылях или дивидендах»[4].

Особое внимание интеллигенции антикоммунизм стал уделять после II мировой войны, когда  человечество стало свидетелем небывалого научно-технического прогресса.

В буржуазном обществе склонность к мистической фетишизации тех или иных социальных или научно-технических явлений определяется одним из характерных для этого общества признаком – метафизическим и часто идеалистическим мировоззрением, являющимся основой мировоззрения буржуазии. Разрыв между фактами и правильным познанием происхождения и сущности этих фактов неизбежен при капитализме.

До изобретения компаса мореплаватели ориентировались только по солнцу и звездам и верили в своенравие Нептуна. До развития современной химии алхимики безраздельно «управляли» тайнами превращения материи.

Однако было бы ошибочно думать, что суеверия зависят только от уровня развития техники. Они зависят и от развития наук социальных. А так как суеверия, пусть в новой, изощренной и наукообразной форме, лежат в основе любой идеалистической или механистической философии, то пропасть между небывалым научным прогрессом и его осмыслением по-прежнему остается в капиталистическом мире огромной и в наши дни.

На почве свойственной капитализму фетишизации рождаются и гибнут различные легенды.

Например, после II-й мировой войны возникла легенда о всемогуществе физиков. Их объявили будущими, если не сегодняшними, властителями мира, хозяевами жизни и смерти людей. А так называемых «лириков» или интеллектуалов, т. е. людей, внимание которых приковывают к себе проблемы духовного бытия, стали осмеивать, как анахронизм в век атомной энергии и кибернетики.

В свое время достаточно известный американский романист Ричард Хофстадлер, придерживающийся откровенно антикоммунистических взглядов, так охарактеризовал интеллигента-интеллектуала: «Личность, незаконно претендующая на интеллектуальность, часто — профессор или протеже профессора. По самой своей природе человек поверхностный. На любую проблему реагирует сверхэмоционально, по-женски. Высокомерный, преисполненный самодовольства и презрения к опыту более здравых и способных людей. Неясно мыслящий и погрязший в смеси сентиментальности и пылкого проповедничества. Доктринерский сторонник социализма Центральной Европы в противовес греко-франко-американским идеям демократии и либерализма. Склонен следовать старомодной философской морали Ницше, в связи с чем часто попадает в тюрьму или покрывает себя позором. Нерешительный педант, настолько привыкший рассматривать любой вопрос со всех сторон, что в конце концов совершенно балдеет, не сдвигаясь ни на шаг е места. Анемичная жалостливая душа»[5].

И если если над «лириками» откровенно насмехались, то научно-технической интеллигенции на Западе льстили. Она была нужна большому бизнесу, без нее не могли обойтись милитаристы и ТНК. Правда, и тогда с теми представителями научно-технической интеллигенции, которые робко пытались задуматься о том, как в условиях капитализма используются результаты их открытий, расправлялись беспощадно. Достаточно вспомнить процесс Оппенгеймера, когда величайшего ученого-физика, светилу с мировым именем, которому США обязаны наличием у себя атомного оружия, жестоко третировали и фактически отстранили от дел только за попытку задуматься об ответственности ученых перед всем человечеством.

Но острие антикоммунизма было направлено все же не на научно-техническую интеллигенцию, а против «интеллектуалов», «лириков», под которыми подразумевались писатели, социологи, философы и прочие «яйцеголовые» интеллигенты.

И в этом  был большой классовый смысл. Наивно думать, что та потенциальная роль, которую играет интеллигенция в привнесении революционного сознания в рабочий класс, известна только марксистам. Нет, антикоммунизму, который можно представить себе в виде своего рода Голема, совмещающего функции громилы, изощренного попа-проповедника и шпиона, было с давних пор известно, какую опасность для устоев старого мира представляет собой мыслящая прогрессивная часть интеллигенции, несмотря на все свойственные ей противоречия. Вот эта часть интеллигенции для буржуазии была опаснее всего. Буржуазия сразу поняла, что нейтрализовав прогрессивную часть интеллигенции, не позволив этой части стать истинно революционной – т.е. марксистской, она тем самым решит главную свою идеологическую задачу – дезориентирует рабочий класс, не позволив ему взять в руки то единственное оружие, которым он способен ее уничтожить.

На решение этой главнейшей и важнейшей задачи и направил антикоммунизм все свои силы.

О том, как эта задача решается сегодня в современных постсоветских республиках, и в первую очередь, в России, мы поговорим в отдельной статье, специально посвященной этой теме. Пока же покажем, как и с чего начиналось ее решение, поскольку эти методы и сегодня самым активным образом используются антикоммунизмом.

В 60-х гг. прошлого века во время войны во Вьетнаме, к примеру, в среде буржуазной интеллигенции активно проводились следующие взгляды[6]:

— высказывалось брезгливое отвращение к участию интеллигенции в каких бы то ни было политических митингах протеста и демонстрациях, в том числе антивоенных митингах против войны во Вьетнаме, так как в них якобы проявлялось «психопатическое фарисейство» и «политизированное левое ханжество».

Таких взглядов придерживался, например, Джон Осборн, известный английский драматург, имевший немалый вес в обществе, некогда стоящий на прогрессивных позициях, но впоследствии перешедший на сторону реакции.

— насаждалось презрение к интеллектуалам, которые якобы с наибольшим пылом судят о событиях, им мало известных — чем дальше поле боя, на котором развертывается борьба, тем решительнее моральные вердикты, выносимые интеллектуалами, этими «глупейшими общественными животными», откуда делался вывод, что потому-то, мол, население наиболее развитых капстран Англии и США относится со здоровым недоверием ко всем  «интеллектуальным» политическим деятелям.

Подобные идеи высказывал, например, поэт и критик Константин Фитцгиббон.

— западная интеллигенция обвинялась в том, что ее позиции по политическим вопросам определялись якобы исключительно эмоциями и, следовательно, по самому своему существу являлись неинтеллектуальными. Утверждалось, что интеллект, рассуждение, исследование никакой роли в формировании политических позиций не играют.

Такую точку зрения проводил ярый антикоммунист Самюэли, политический эмигрант из Венгрии, преподаватель политических наук в Редингском университете, верно служивший империализму.

Издеваясь над такими понятиями, как «левый», «прогрессивный» интеллигент, Самюэли утверждал, что либеральная интеллигенция заменила разум верой, рациональные суждения спонтанными реакциями. Интенсивность прогрессивных настроений среди интеллигенции каждой данной страны прямо пропорциональна расстоянию между этой страной и ближайшей тоталитарной диктатурой,— таков «всеобщий политический закон», сформулированный Самюэли. Интеллигенты, по его мнению, претендуют на то, чтобы правительства прислушивались к их мнениям, но верно поступают англо-саксонские страны, не подпуская интеллектуалов к власти и не обращая на них никакого внимания на их политические взгляды, и такая практика должна стать в мире повсеместной.

Итак, с одной стороны, антикоммунизм делал ставку на научно-техническую интеллигенцию, столь необходимую буржуазному государству для осуществления своих экономических и милитаристских целей, с другой стороны, он «плюралистически» подходил к гуманитариям, терроризируя и морально подавляя их, и изредка чередуя это подавление с заигрыванием,— такова была в общих чертах тактика антикоммунизма по отношению к людям умственного труда в буржуазных странах в 60-70 годы XX века.

Однако скоро выяснилось, что исключить «интеллектуалов» из сферы духовного бытия общества лишь методами террористическими или сугубо пропагандистскими нельзя. Попытки борьбы с прогрессивными идеями путем открытого противопоставления им идей реакционных также были обречены на провал хотя бы потому, что в арсенале антикоммунизма нет идей, а есть лишь «антиидеи».

Из потребности тотальной компрометации интеллектуальной деятельности, чтобы отвратить духовные взгляды интеллигенции от марксизма, выросла одна из главных «антиидей» современного буржуазного общества, широко распространенная и в наши дни, в том числе и в России, — пресловутая «теория деидеологизации». Разумеется, она явилась не просто следствием «сознательного волевого усилия» антикоммунизма. Ее появление объяснялось прежде всего конкретными историческими событиями.

Послевоенные годы охарактеризовались ярко выраженными стремлениями людей к свободе и независимости. Крушение колониальной системы, народно-освободительные войны, образование новых самостоятельных государств в Азии и Африке, исключительные успехи стран социалистического содружества — все эти события заставили содрогнуться идеологов капиталистического мира. Со страхом наблюдали они за тем, как идеи коммунизма, антимилитаризма, дружбы между народами все более и более овладевают массами. Любой мыслящий человек воспринимался антикоммунизмом как потенциальный революционер.

Терпя одно за другим поражения в открытой борьбе идей, антикоммунизм попытался объявить борьбу всяким идеям, объявить их анахронизмом в век научного прогресса, сбросить с корабля современности любую философию познания и возвести на пьедестал прагматизм.

Теория «деидеологизации» родилась в ее «чистом» виде не сразу. Ей предшествовали другие.

Сначала была сделана попытка создать нечто вроде новой религии, поставив во главу угла научно-технический прогресс и нового бога — электронно-вычислительную машину (ЭВМ). И если в те времена этого осуществить не удалось, то сегодня в эпоху компьютеров и «гаджетов» подобная  антиидеология в несколько усовершенствованном виде широко распространена в нашем обществе, проявляясь в той или иной степени в таких буржуазных утопических теориях как «информационное общество», «трансгуманизм», «футурология», «технократизм» и др.

Как это происходило?

В 60-70 гг. в сфере американской культуры, пожалуй, не было другого авторитета, на который так часто бы ссылались и чьи высказывания так охотно повторяли, как Маршал Маклюэн, в свое время возглавлявший кафедру гуманитарных наук в щедро финансируемом монополиями Фордхэмском университете в Нью-Йорке. Его книга «Понимающие средства информации. Дополнение и развитие способностей человека» выдержала множество изданий и была в те времена настоящим «бестселлером». Главная идея всех его писаний сформулирована в наиболее популярном его афоризме: «Средство информации и есть содержание информации», т. е. неважно, что именно передается по радио, телевидению и т. д., важны сами эти средства информации, действующие на подсознание и сферу чувств.

Некоторые из обскурантистских и антиидеологических констатаций Маклюэна стоит здесь упомянуть, поскольку в той или иной степени они нашли свое выражение даже в сфере современного образования. Так, например, по Маклюэну, теперь уже нет больше никакой необходимости не только в идеологии, но и попросту в знании, а, следовательно, в каком бы то ни было рационалистическом мышлении. Все это отошло в прошлое с «гутенберговской», как он выражается, или «типографской» эпохой.

Теорию «деидеологизации» можно объяснить многими причинами. Здесь и фаустовская разочарованность в нищете буржуазных философий, и тщетность попытки одной лишь «силой разума, интеллекта» остановить те разрушительные силы, которые властвуют в старом, капиталистическом мире, и поиски пресловутого «третьего пути» между капитализмом и коммунизмом,— зыбкая мечта о возможности такого пути все еще руководит мыслями и поступками подавляющей части буржуазной интеллигенции, и фетишизация научно-технического прогресса, и влияние философии экзистенциализма, и многое другое.

Но все эти попытки отделить техническую интеллигенцию от «интеллектуалов», травля интеллектуалов, время от времени сменяемая заигрываниями с ними, теории «деидеологизации» или новой, «обессмысленной» эпохи, пришедшей якобы на смену «гутенберговской эре», в основе своей есть ни что иное, как антикоммунистическое наступление на интеллигенцию, являющееся следствием социальной потребности правящих классов буржуазного общества, стремящихся остановить историю.

Усилия антикоммунизма в применении к интеллигенции буржуазных стран преследуют цель подчинить ее существование нуждам капиталистического государства.

Знакомство с марксизмом не прошло бесследно и для капитализма: ведь если интеллигенция в состоянии привнести революционное сознание в стихийную, экономическую борьбу масс, то почему бы не использовать ее для разложения революционного, классового самосознания путем привнесения в него раковых клеток буржуазной идеологии?

Идея превосходная с точки зрения буржуазии, изо всех сил стремящейся сохранить себя и свое господство. Не удивительно поэтому, что она тут же была взята антикоммунизмом на вооружение. Как работает эта стратегия, мы можем в полной мере оценить на себе — более четверти века население постсоветских стран сидит по уши в капитализме, так и не сумев сделать еще ни малейшего шага на пути к восстановлению социализма и СССР.

Появившись в 70-е гг, эта новая, обусловленная социальными переменами в мире стратегия антикоммунизма потребовала и разработки новой методологии для ее осуществления.

Вспомним, какие аргументы имел на своем вооружении предвоенный антикоммунизм?

Они сводились, говоря несколько схематично, к утверждениям о неосуществимости успешного строительства коммунизма в Советском Союзе, о тщетности его намерения не только сравняться, но и обогнать ведущие капиталистические страны по уровню производства, к пропаганде неизбежности экономического краха и невозможности в условиях социализма удовлетворить насущные потребности населения.

Победа СССР в войне с фашистской Германией, в которой Советский Союз доказал несокрушимость своего социального строя, образование социалистического лагеря, рост народно-освободительного движения в странах Азии, Африки и Латинской Америки, обострение противоречий внутри капиталистических государств — все это заставило антикоммунизм пересмотреть свою стратегию и тактику.

Разумеется, это не означало ликвидации лобовых атак на социализм. Однако они перестали быть единственной формой наступления на социализм. Идеологи буржуазии стали переносить центр стратегической тяжести на разложение социалистического общества изнутри, используя обходной маневр как один из главных тактических методов. Сумма этих тактических приемов и методов получила название политики «наведения мостов». Она вызвала к жизни ряд новых буржуазных теорий, предназначенных для экспорта в социалистический мир. Разумеется, новизна их относительна, ибо даже в такой «новинке», как теория «конвергенции», о которой мы еще будем говорить, слышатся отзвуки модной в двадцатые годы на Западе концепции «организованного капитализма».

Да, многое было придумано не вчера. Но с точки зрения стратегии и практики реальных действий они явились тогда в 70-е гг. «последним словом» идеологии антикоммунизма, новейшим оружием в его арсенале. Именно тогда они были окончательно доработаны применительно к новым «конкретно-историческим условиям».

Что общего было во всех тех новых видах антикоммунистического вооружения?

Прежде всего, неизвестный доселе и вызывающий большое доверие масс мотив — авторы новых на тот момент антисоциалистических теорий и концепций,— по крайней мере, наиболее изощренные из них,— как будто не намерены скрывать наличие зияющих, неразрешимых противоречий буржуазного общества. Однако за свою «искренность» они назначали особую цену — признать наличие аналогичных противоречий в мире социалистическом.

Что же конкретно представляли собой «новейшие открытия» буржуазной, антикоммунистической мысли того времени, рассчитанные на внедрение в мире социалистическом? С чем обращались западные «ловцы душ» к советской интеллигенции?

О «теории деидеологизации», рассчитанной на «двустороннее» применение, обращенной как к западной, так и к социалистической интеллигенции, мы уже говорили. Теперь мы рассмотрим, другую концепцию, связанную с определением места интеллигенции в современном обществе, концепцию, которую антикоммунизм объявлял универсальной, одинаково применимой к любому обществу — как к буржуазному, так и к социалистическому.

Обращенная прежде всего к той части интеллигенции, которую называют обычно творческой, т. е. к писателям, деятелям культуры, эта концепция объявляет своего рода категорический императив. Смысл его в неизбежной и постоянной оппозиции художника-творца не только к любому государству, не только к любой руководящей партии, но и к господствующим в обществе идеям.

В наиболее последовательном виде эту концепцию развил в свое время известный французский писатель-экзистенциалист Альбер Камю. Он нарисовал образную картину древнеримского цирка, на арене которого государство-лев терзает свою жертву — свободного мыслителя-интеллектуала. Любые социальные изменения, утверждал Камю, могут привести лишь к тому, что жертва на арене и зритель, до поры до времени сидящий на местах для публики, поменяются местами. В этом случае один интеллектуал заменит собою другого. Однако смысл взаимоотношений между львом и его жертвой, т. е. государством и интеллигенцией, останется вечным и неизменным, глубоко антагонистическим и враждебным.

Приманка для прогрессивно мыслящей интеллигенции, заключенная в этой концепции, состоит, во-первых, в том, что она признает наличие трагических противоречий между творцом и государством в капиталистическом мире, хотя Камю в качестве оплаты за это признание требует согласиться и с тем, что его концепция одинаково действенна и для общества социалистического. Во-вторых, Камю, несомненно, рассчитывал на то, что предложенная им схема вызовет сочувственный отклик в тех политически отсталых слоях интеллигенции, для которых мысль о своей «трагической обреченности» в сочетании с иллюзией «избранности», «неподотчетности» никому представляет определенную прелесть.

С утверждениями Камю близко соприкасается и другая концепция— так называемой автономии культуры.

Каждый, кто знаком с высказываниями классиков марксизма о природе художественного творчества, отлично знает, что коммунисты никогда не отождествляли художественное творчество с другими видами идеологии. Они всегда признавали специфические особенности искусства, отличающие его от деятельности научной, публицистической, пропагандистской, и считались с ними. Однако смысл концепции «автономии культуры» далеко не исчерпывается констатацией этих особенностей. Предназначенная для экспорта в среду социалистической интеллигенции, она направляет свое острие против идеологического влияния партии, государства, общественного мнения на творчество ученых, писателей, художников, деятелей кинематографии. Эта концепция требует по существу «автономии избранных», их независимости от общества и государства.

Стоит ли говорить, что от подобной «автономии», противоречащей основным марксистским принципам о месте человека творческого труда в обществе, один шаг до признания концепции Камю о постоянной оппозиционности художника к государству, независимо от характера этого государства?

С утверждениями о неразрешимости противоречий между «интеллектуалами» и государством в любом обществе и об «автономии культуры» тесно была связана и «экспортная» концепция антикоммунизма— специфическая интерпретация проблемы свободы личности вообще и свободы художника, в частности. Пользуясь тем, что эта проблема исторически являлась одной из тех главных, что волновала интеллигенцию на протяжении многих десятилетий и даже веков развития классового общества, идеологи антикоммунизма пытались поставить ее как бы заново, в применении к обществу бесклассовому.

Но вопрос о свободе личности вообще и свободе художественного творчества в частности  марксизме разъясняет более чем подробно. Для последователей Маркса, Энгельса и Ленина ясно, что говорить о свободе художника, не отвечая на вопросы «свобода чего?», «свобода от кого?», «свобода ради чего?»,— это значит повторять зады буржуазных философий, оставаясь метафизиком. «Абстрактной истины нет, истина всегда конкретна» — это выражение В.И.Ленина поясняет, в чем корень вопроса.

Существовала ли в то время общая теория, в той или иной форме объединяющая все эти концепции, схемы и формулы?

Да. Эта роль была предназначена для популярной в буржуазно-идеологической сфере теории конвергенции. Не случайно, что эта теория зародилась в США — цитадели империализма. У колыбели теории конвергенции стояли такие ненавистники социалистического строя, как У. Ростоу, человек, неоднократно выступавший в ипостасях ученого-социолога, официального советника правительства по внешнеполитическим проблемам и специалиста по вопросам борьбы с партизанами, а также П.Сорокин, который обогатил антикоммунизм ценным для буржуазной пропаганды признанием, что будущее общество «не будет ни капиталистическим, ни коммунистическим». По мысли Сорокина, оно явится «неким своеобразным типом, который мы можем назвать интегральным. Это будет,— продолжает он,— что-то среднее между капиталистическим и коммунистическим порядками и образом жизни. Интегральный тип будет объединять наибольшее число положительных ценностей каждого из ныне существующих типов и будет свободен от присущих им серьезных недостатков». Проповедуя идею сближения и как бы взаимопроникновения двух различных общественно-политических систем, мысль о сходстве условий их существования, теория конвергенции тем самым как бы формировала духовный фундамент, закладывала те «быки», на которые опирались наводимые «мосты» — аналогии между капитализмом и социализмом.

Идеологи антикоммунистического наступления прекрасно отдавали себе отчет в том, что теория конвергенции дает возможности для нового подхода к решению одной из главных задач, стоящих перед империализмом: деформации социалистической идеологии, а следовательно, и подрыва мощи и сплоченности социалистического лагеря. Вот почему эта теория немедленно поступила в арсенал антикоммунизма и дала, как мы знаем, свои подлые плоды. Дело в том, что будучи активно использована для идеологической интервенции в страны социализма,  идея о «взаимопроникновении» двух систем, об их «общности» автоматически отвергала необходимость бдительной охраны завоеваний социализма. Что очень хорошо наложилось на тот позднесоветскй оппортунизм в СССР, который аналогичным образом отверг правильный, истинно марксистский тезис И.Сталина об усилении классовой борьбы по мере приближения к коммунизму.

Идеологи антикоммунизма внимательно следили за всеми сложностями развития жизни в той или иной социалистической стране. Любая критика ошибок в строительстве нового общества  немедленно бралась ими на вооружение, чтобы затем при помощи радио и прессы вернуться обратно в ту же страну, но уже в сфальсифицированном виде. Расчет делался на то, что интеллигенция социалистических стран, сохранившая в какой-то мере еще в себе черты интеллигенции буржуазной — склонность к индивидуализму, восприимчивость к социальным иллюзиям и переоценке своего места в обществе, встретившись со знакомой терминологией, с проблемами, возникавшими в ее духовной сфере, отнесется к антикоммунистической пропаганде с доверием, в том числе и к тем ее далеко идущим выводам, ради которых эта пропаганда затевалась антикоммунистическими силами.

Как мы знаем, этот расчет оправдался. В перестройку советская интеллигенция стала одной из главных идеологических сил буржуазии, уничтожавшей советский социализм и сковывавших революционную энергию советского рабочего класса, совсем не желавшего гибели своего государства, завоеванного таким тяжелейшим трудом.

Значительная часть этой интеллигенции верно служит капитализму и сегодня, удерживая коммунистическое движение в постсоветских странах в русле той протестной борьбы, которая никакого вреда причинить буржуазному строю не может. Частенько она рядится в одежды современных «друзей народа», называя себя коммунистической, а на деле пропагандируя все тот же антикоммунизм, например, идею эволюционного перерастания капитализма в коммунизм или ту же самую теорию конвергенции, указывая массам иллюзорный третий путь общественного развития.

Дело в том, что теория конвергенции  чрезвычайно удобна не только в борьбе со странами социализма, она отлично «работает» и в буржуазных странах, поскольку отстаивает «живучесть», «непотопляемость» капитализма, его способность «воспринять» «положительные стороны» социализма. Она активно пропагандирует ложные идеи, что в новом, «великом индустриальном обществе», не затрагивая основ капитализма – частной собственности и рынка, можно будет не только избавиться от антагонистических противоречий, но создать некую «гармонию» интересов всех слоев населения. Удобство теории конвергенции заключается в том, что, исповедуя ее, можно в то же самое время объявлять себя «антикапиталистом» (чуть ли не коммунистом!), тем самым не отталкивая, но даже привлекая к себе слушателей, т.е. краситься под «левых» и даже под «коммунистов».

Среди проповедников теории конвергенции  отнюдь не все отдают себе отчет в том, чей социальный заказ они объективно выполняют. И какие бы моральные, эмоциональные и иные психологические причины ни руководили этими людьми, они неизбежно становятся орудием антикоммунизма, отражая интересы самых реакционных кругов буржуазии.

Антикоммунизм действует отнюдь не в сфере «чистых идей». Он агрессивен, вооружен технически и материально; ставит интеллект на службу своим подрывным целям; не ждет пассивно, кто «купит» его идеи и концепции, но внедряет их с огромной, с каждым днем нарастающей настойчивостью.

Разумеется, антикоммунизм исторически обречен, а попыткам антикоммунистов скомпрометировать революционное движение и опыт строительства нового мира противостоят воля и вера коммунистических партий и организаций, с негодованием отвергающих вражескую пропаганду, и борьба прогрессивных сил всего мира.

Однако было бы глубокой ошибкой недооценивать усилия антикоммунистических пропагандистов. Читая их материалы, заполонившие сегодня все информационное пространство нашей страны, в том числе, левые СМИ, легко можно увидеть, с каким пристальным вниманием следят они за малейшими движениями прогрессивной мысли, как мгновенно они реагируют на изменения общественного сознания, стремясь отвратить прогрессивно мыслящих людей от марксизма, объявляя его положения устаревшими и выдвигая вместо них новые, угодные буржуазии, предлагая взамен марксизма утопические теории, которые растут как грибы. Главная их задача – не дать возникнуть в стране революционной интеллигенции, которая сможет вновь поднять рабочий класс на борьбу за свое освобождение, вооружив его главным оружием борьбы с капитализмом – революционной теорией, способной указать путь к победе.

А потому борьба против антикоммунизма, особенно его «позитивной» разновидности, фактически заполонившей сегодня всю левую среду в постсоветских странах, является важнейшим направлением идеологической борьбы настоящих коммунистов, сохранивших верность идеям революционного марксизма-ленинизма.

В.Кожевников

[1] Большая советская энциклопедия, 1969—1978 гг.

[2] Программа КПСС, 1961 г.

[3] В.И.Ленин. ПСС, т. 8, стр. 254.

[4] В.И.Ленин. ПСС, т. 2. стр. 454.

[5] Richard Ноfstadter. Antiintellectualism in America, Life, 1963.

[6] А. Б. Чаковский «Интеллигенция и антикоммунизм» в кн:  «Ленинизм и борьба против буржуазной идеологии и антикоммунизма на современном этапе», М, Наука, 1970 г.