Социализм — не верить, а знать!

Слово «Социализм» набирает популярность. Если раньше о социализме рассуждали в основном издания левого толка, то теперь можно смело сказать о том, что к ним присоединяется и либеральная пресса. Причём речь идёт вовсе не про воспоминания о советской эпохе, призванные вызвать столь дорогое для буржуазного интеллигента ностальгическое чувство, а о социализме как взгляде на будущее.

Только вот вполне определённым этот взгляд назвать, к сожалению, никак нельзя. Каждое издание и каждый автор старается показать свой «особый социализм» (на проверку оказывающийся обыкновенным мелкобуржуазным утопизмом). Если бы такое происходило в стране никогда социализма не знавшей и не строившей, то это было бы ещё полбеды. Однако же мы видим, что это происходит в нашей стране — некогда первом в мире государстве рабочих и крестьян.

Почему это получается? Почему на страницах газет и сайтах мы видим, как просыпается интерес к социализму, но в то же время от внимательного и думающего читателя не может укрыться тот факт, что все эти рассуждения являются полумерой, хождением «вокруг да около», обрывками разнородных теорий?

Марксизм отвечает на этот вопрос следующим образом. Те изменения в информационном пространстве, что мы наблюдаем, являются отражением изменений, происходящих в общественном производстве. Империализм есть умирающий капитализм, как бы он при этом ни пыжился, с какой бы силой не раздувался, пытаясь доказать иное. Будучи не в силах контролировать царящие в производстве хаос и анархию, крупная буржуазия ежеминутно демонстрирует нам своё политическое банкротство, а значит уже не может служить надёжной опорой и образцом подражания для мелкой буржуазии. Политическое, экономическое и социальное банкротство капитализма как способа производства закономерно сопровождается банкротством буржуазных идей, влияние которых на общество, несмотря на бурную популяризацию в СМИ, неуклонно снижается.

В подобной ситуации мелкая буржуазия начинает чувствовать себя очень неуютно, частью предвидя своё грядущее превращение в наёмных работников, частью же — на деле превращаясь в таковых. Вслед за изменениями условий своей жизни, явными или только предполагаемыми, мелкая буржуазия начинает поворот от идей буржуазии к идеям пролетариата — второго из основных классов капиталистического общества. И ничего удивительного в этом нет. «Вопрос стоит только так: буржуазная или социалистическая идеология. Середины тут нет», писал Ленин в своей знаменитой книге «Что делать?». И далее указывал, что «в обществе, раздираемом классовыми противоречиями, и не может быть никогда внеклассовой или надклассовой идеологии». А значит, любая попытка соединить две эти основополагающие идеологии, два классовых мировоззрения, отражающих коренные антагонистические интересы главных общественных классов при капитализме — буржуазии и пролетариата, т.е. либерализм и коммунизм — заведомо обречена на провал. Она может привести только к идейным шатаниям, грубой смеси обрывков одной и другой философии (эклектицизму), обрывочному изложению теории научного социализма, которое в итоге всегда окажется лишь формой буржуазной идеологии. Именно этот процесс закономерно находит сейчас своё отражение в творчестве мелкобуржуазной интеллигенции.

Не следует, однако, думать так, что теоретическая путаница всегда возникает умышленно.  Вопросы, которые изучает общественная наука одни из самых сложных. Потому достаточно часто случается так, что человек, искренне стремящийся к социализму и верящий в возможность его построения, пасует перед трудностями серьёзного изучения социализма научного, т.е. марксизма-ленинизма. Пробел в знаниях заполняют ходячие теории и искажения исторических фактов, которые всем нам достались в наследство от позднесоветской эпохи и, в особенности, от времён Перестройки.

Но для того, чтобы действительно построить социализм, одного желания жить в социалистическом обществе мало. Необходимо ещё, чтобы это желание совпадало с законами общественного развития. Только тогда эта задача выполнима. А это значит, что все распространённые заблуждения, созданные в свое время буржуазными идеологами вокруг теории научного социализма, необходимо искоренять самым непримиримым образом, разъясняя, где и в чем буржуазия, активно распространяющая или потакающая распространению подобных заблуждений, допускает подлог, откровенную ложь и передергивания. И прежде всего это касается перестроечных мифов, которые вновь и вновь поднимаются на поверхность вместе с набирающей популярность темой социализма.

Примером подобной смеси перестроечных и позднесоветских мифов, подаваемых наряду с положительным обсуждением возможности перехода к социализму в недалёком будущем, является статья Д. Рукавишникова «Место для шага вперёд», недавно опубликованная на портале «Свободная пресса».

Прежде всего необходимо отметить, что т. Рукавишников в своей статье ни слова не говорит об империализме, хотя описывает именно его — капитализм, который «стал глобальным», «достиг пределов роста». Однако из этих, по сути, верных утверждений, не делается никакого вывода, который закономерно следует из им же сказанного, что раз капитализм достиг своего потолка, то у него нет будущего, его должен сменить другой строй, который разрешит все существующие проблемы капитализма. Вопрос только в том, каким будет это строй и может ли он сложиться по воле и субъективному желанию конкретных людей, выдумавших в своей голове некое новое совершенное общество, или же все-таки сущность нового общественного строя его определяет нечто объективное, независящее от воли людей, т.е. законы общественного развития. Марксизм как раз и доказывает объективный характер законов, по которым развивается человеческое общество, показывая, что на смену капитализму не может прийти ничего, кроме коммунизма в его научном, марксистском понимании. Что современный капитализм, в своей последней заключительной стадии империализма, есть ни что иное как канун социалистической революции, задача которой как раз и состоит в том, чтобы уничтожить все остатки устаревшего капиталистического способа производства. Что в таком тупиковом своем состоянии капитализм пребывает вот уже более ста лет[1], и будет пребывать, пока революционный класс — пролетариат не выполнит своей исторической миссии по уничтожению капиталистического строя точно так же, как это в свое время сделал класс буржуазии, уничтожая феодализм.

Но гораздо более серьёзная теоретическая ошибка т. Рукавишникова касается сущности нового общественного строя, идущего на смену капитализму, его пролетарского государства и находящейся в его руках социалистической собственности.

Когда заходит речь о том, что фабрики и заводы в СССР принадлежали рабочим, то у неподготовленной аудитории тут же в голове всплывает старый перестроечный «аргумент», что якобы подобное утверждение является своего рода фарсом, формальной табличкой, наконец, просто обманом. В таком восприятии тезиса о социалистической собственности прослеживаются сразу два мифа. Первый миф, основанный на недостаточности политического знания у наших людей, утверждает, что заводы и фабрики находились в «обыкновенной государственной» собственности. Второй, получивший повсеместное хождение также в перестройку, заявляет о том, что якобы хозяина у заводов, фабрик и других средств производства в Советском Союзе вообще не было. Несмотря на очевидное противоречие данных мифов, они прекрасно уживаются друг с другом. И это не удивительно. Оба мифа проистекают из одного и того же источника — из непонимания сущности государства вообще и политического и экономического устройства пролетарского государства, в частности.

В качестве «доказательств» высказываются такие соображения, мол, раз никто из рабочих не имел какой-то «своей части» завода, значит завод принадлежал кому-то другому, но никак не рабочим. А кому же тогда? Отвечают — государству! И даже если указывают конкретное название этого государства — СССР, — то понимают под ним некую стоящую в стороне и над обществом силу. Тем самым упускается из виду важнейший момент: а в чём источник, какова основа государства? Кому оно служит, чьи интересы представляет и вообще — что это за зверь такой «государство»?

Подобное понимание вопроса о государстве, а точнее непонимание, как раз и демонстрирует нам т. Рукавишников, когда называет в своей статье советское общество «придатком государства». Рассуждая так, основу государства обычно связывают непосредственно с его силовыми структурами (армия, чиновничество), а государственные интересы — с интересами его официальных представителей, т.е., по всей видимости, тех же чиновников. «По всей видимости» потому, что конкретного ответа от излагающих подобную точку зрения вы никогда не добьетесь — такие товарищи будут юлить и вертеться, излагая что-то невнятное, но никогда не скажут вам четко кто же эти люди, подразумеваемые ими под словом «государство».

В действительности ответ на этот вопрос совершенно иной. История убедительно показывает, что всякое государство является классовым, т.е. служит интересам определённого общественного класса, и предназначено, прежде всего, для того, чтобы подавлять другой класс, экономические интересы которого полностью противоположны интересам правящего класса. Именно находящийся у власти класс составляет основу государства, в его интересах оно действует и ради него существует. Выходит, что хозяин у государственной собственности всегда имеется — государственная собственность принадлежит господствующему в обществе классу.

В капиталистических странах класс эксплуататоров — буржуазия единолично владеет и управляет государственной собственностью, а эксплуатируемые и угнетенные классы — пролетариат, крестьянство и пр. никакого отношения к государственной собственности не имеют. При феодализме было то же самое — государственная собственность была собственностью класса феодалов (помещиков и аристократов), угнетенные массы — крестьянство, ремесленники, зарождающийся пролетариат и др. государственной собственности никаким образом не касались.

В СССР — социалистической стране с диктатурой пролетариата, — положение государственной собственности было совершенно иным. Дело в том, что социализм это не отдельный общественно-экономический строй, это первый этап коммунизма — того строя, который как раз и следует за капитализмом, как это доказывает научный коммунизм, тщательно изучивший законы развития капиталистического общества и показавший, что это именно так, а ни как не иначе. Экономическую основу коммунизма составляет общественная (общенародная) собственность на средства производства, а не частная как при капитализме. Коммунизм — общество бесклассовое. Управляют общенародной собственностью все члены коммунистического общества, т.е. коммунизм — это, проще говоря, реализованное на деле и полном объеме самоуправление масс. Но само по себе сразу после социалистической революции самоуправление масс, да еще в полном объеме, т.е. в рамках всего общества в целом и всех его сфер, не возникает. Процесс перехода от классового (капиталистического) общества к бесклассовому (коммунистическому) происходит постепенно. Задача первого этапа коммунизма — социализма как раз и состоит в том, чтобы осуществить этот переход, научить массы самостоятельно управлять тем, чем они располагают — своей общенародной собственностью, и одновременно подавить реакционные буржуазные силы, стремящиеся к реставрации отношений частной собственности. Потому господствующим классом при социализме является рабочий класс — наиболее революционный класс современной эпохи перехода от капитализма к коммунизму.

В СССР были две формы собственности на средства производства: общенародная (государственная) и колхозно-кооперативная. Общенародная собственность принадлежала всему советскому народу в целом — не какому-то одному общественному классу, а всем сразу. Но поскольку еще существовало государство (и не могло не существовать, как мы выше пояснили), то основную тяжесть управления этой общенародной собственностью в интересах всего общества в целом в СССР нес на себе более передовой класс — рабочий класс, осуществлявший свою диктатуру (диктатуру пролетариата). Потому другое название этой собственности — государственная.  Вся промышленность была в Советском Союзе в собственности всего народа, т.е. общенародной (государственной) собственностью.

Что же касается колхозно-кооперативной собственности, наиболее широко распространенной в СССР в сельском хозяйстве, то она не была государственной — это была собственность исключительно тех советских граждан, кто входил в состав конкретных колхозов или кооперативов. Продукция, произведенная колхозниками или кооператорами с помощью принадлежащих им средств производства, принадлежала не государству, не всему советскому обществу в целом, как продукция государственных предприятий, а только лишь самим членам колхоза или кооператива. Последние распоряжались продуктами своего труда по собственному усмотрению.

Передача же части этой продукции (преимущественно сельскохозяйственной) советскому государству, т.е. всему советскому обществу в целом, осуществлялась на взаимовыгодных условиях. Советское государство предоставляло колхозникам землю и основную сельхозтехнику вместе с услугами по её обслуживанию (машинно-тракторные станции и колонны), находившихся в собственности всего советского народа, взамен получая от колхозов часть выращенной ими сельхозпродукции. Именно так обстояло дело в сталинском СССР, который можно считать вершиной развития социалистических производственных отношений в нашей стране.

Возвращаясь к вопросу о том, могли ли рабочие в действительности распоряжаться принадлежащими им заводами, можно сказать следующее. Самоуправление на местах в СССР было развито в гораздо большей степени, чем в любой капиталистической стране. Например, те же Советы — органы государственной власти СССР состояли из выборных представителей трудовых коллективов и общественных организаций, т.е. самих рабочих, колхозников, советских служащих и интеллигенции. Они издавали законы и сами же их исполняли, проводили в жизнь, управляя таким способом общенародной собственностью, расположенной на данном конкретном участке доверенной им территории Советского Союза. Депутаты от трудового народа сами решали вопросы  хозяйственного развития страны от сферы промышленности до социального обеспечения и культуры. При таком подходе, каждый сознательный рабочий, крестьянин, интеллигент приобретал государственное мышление. На местах поднимались вопросы самого серьёзного уровня, а отдельные решения принимались исходя из интересов всего советского народа в целом.

О том, что при определённых условиях жизни и труда люди способны высоко развить навыки самоуправления, совершенно справедливо пишет и т. Рукавишников. Только эти условия он представляет себе очень расплывчато, не говоря о главном условии — общественной собственности на средства производства, без которой ни о каком самоуправлении народа не может быть и речи! Обходя главный вопрос, он тем самым оставляет широкое поле для буржуазной спекуляции.

Необходимо отметить тесную связь самоуправления на местах с планом развития народного хозяйства страны в целом. Именно план является выражением экономических интересов социалистического общества на известный период времени. «Вот именно!», — скажет кто-то. — «Все просто выполняли поставленный сверху план и ничего не решали сами!». Однако влияние планомерного развития народного хозяйства на самоуправление, в действительности сложно переоценить. Именно в планировании ярче всего и проявляется истинный демократизм социалистического общества. План ведь не с неба падает. Его составляют на основе учета потребностей самих людей — всех членов социалистического общества, преследуя при этом главную цель — чтобы никто не был обделен и чтобы потребности всех и каждого были удовлетворены как можно полнее, исходя из существующих на сегодня у социалистического общества возможностей.

Понимая важность планомерного развития страны, свою собственную личную в том заинтересованность, каждый сознательный человек советского общества чувствовал и свою личную ответственность за составление и выполнение плана, логично увязывая ее с коллективной ответственностью. «Будет хорошо всем — будет хорошо и мне» — вот главный тезис пресловутого советского коллективизма, в противовес буржуазной  демагогии, лживо утверждающей ровно противоположное. Отсюда тенденция в СССР к разрешению проблем на местах вместо их эскалации. При этом, замыкания на местном уровне также не происходило: действительно важные вопросы и предложения немедленно предавались широкой огласке. Благодаря этому новые приёмы работы, инновации и рацпредложения распространялись с огромной скоростью[2].

Более чем сознательное отношение рабочих и колхозников к вопросу выполнения планов показывают многочисленные случаи перевыполнения поставленных планов и ещё больше — встречные планы, которые возможны только в коммунистическом обществе, где на трудовом народе нет ярма эксплуатации, где нет насильственного принуждения к труду, где последнее если и осталось то только в качестве меры общественного воздействия на отдельные элементы общества. Эти явления убедительно доказывают, что рабочие и крестьяне СССР осознавали связь между своим трудом сегодня и жизнью всего общества завтра, и не боялись вкладывать дополнительный, по сути, даровой труд в общее будущее.

А попробуйте-ка провернуть нечто подобное сегодня, при капитализме! Всякий наёмный работник легко согласится с тем, что связь между его нынешним личным трудом и общественным будущим очень туманна, и ни один не пожелает перерабатывать бесплатно, если его не заставят это делать силой.

Конечно же, планирование производства учитывало не только личную волю трудящихся — это факт. При составлении плана учитывались объективные законы развития экономики социализма, без исследования и использования которых просто невозможно достичь поставленных целей, невозможно развивать экономику в благоприятном для всего общества направлении. А экономика советского социализма была переходной от капиталистического производства к коммунизму и по этой причине сохраняла в некоторой части народного хозяйства товарный рынок. Как мы уже говорили, в СССР имелись две формы собственности — общенародная и колхозно-кооперативная. Именно это обстоятельство, а не объём вычислений, как утверждает т. Рукавишников, составляло главную сложность планирования в СССР. К этому вопросу мы ещё вернёмся в конце настоящей статьи, а сейчас определимся с тем, почему управление народным хозяйством требует единого плана.

Если вдуматься в то, что представляет из себя фабрика или завод, то глобальный масштаб планирования не вызовет удивления. Действительно, и фабрика, и завод представляют собой средства производства, имеющие ярко выраженный общественный характер. Мало того, что нормальная работа завода возможна только при участии достаточного количества людей, гораздо важнее тот факт, что работа отдельного предприятия отражается на работе других предприятий, всей промышленности в целом, всего общественного производства страны. Последнее в полной мере справедливо не только для социалистического производства, но уже и для производства капиталистического. С той лишь разницей, что при капитализме это влияние главным образом проявляется как негативный и неуправляемый фактор, нарушающий планы отдельных капиталистов. Тогда как социалистическое хозяйство, наоборот, использует взаимное влияние средств производства для общего блага трудящихся.

Теперь коснёмся темы государственного капитализма. Когда т. Рукавишников пишет о том, что собственность на средства производства в СССР принадлежала государству, то далее ссылается на Ленина, который «почти уравнивал социализм и государственный капитализм». Выше мы разъяснили, что в Советском Союзе, в условиях диктатуры пролетариата, государственная собственность совпадала с общественной собственностью, являлась социалистической собственностью. А вот по поводу госкапитализма требуется отдельный комментарий.

Прежде чем кратко проследить историю развития этого вопроса, необходимо обрисовать картину того времени (1918–1923 гг.), о котором говорил Ленин и который не посчитал нужным осветить Рукавишников. Гражданская война, разруха, промышленность в стране очень слаба, сильная нехватка сырья и продовольствия. Экономика молодой Советской страны крайне неоднородна — в ней существует пять различных укладов:

— патриархальное крестьянское хозяйство (крестьянин с трудом обеспечивает самого себя),
— затем мелкое товарное хозяйство (есть небольшие излишки),
— частный капитал (как правило — мелкий),
— государственный капитализм и, наконец,
— социалистическое производство.

Среди этих укладов госкапитализм выделялся тем, что обещал скорейшее увеличение количества продукции и поддавался непосредственному общественному контролю, поскольку власть в стране принадлежала рабочему классу. Ленин определял тогда государственный капитализм как форму организации производства, непосредственно от которой можно перейти к производству социалистическому, в отличие от других частнособственнических укладов, которые непременно потребуют переходных форм и длительного этапа развития. О том, как именно происходил этот переход от госкапиталистического уклада к социалистическому и какие элементы политики государственного капитализма получили тогда развитие, можно узнать из поздних работ Ленина, которые рассматриваются ниже лишь очень кратко.

История о социализме и госкапитализме в раннем СССР напрямую касается трёх работ В.И. Ленина: «О „левом” ребячестве и о мелкобуржуазности»[3], «О продовольственном налоге»[4] и «О кооперации»[5]. Первая из указанных работ, написанная в 1918 году, показывает, что государственный капитализм, как общественно-экономический уклад, включающий в себя «общенародный учет и контроль над производством и распределением продуктов», являлся «шагом вперёд» по сравнению с господствовавшим в то время мелким товарным производством, а значит и союзником социализма. После окончания гражданской войны, в «Продналоге» Ленин ставит две задачи: первая — привлекать иностранный капитал в форме концессий для развития крупной промышленности, вторая — «суметь применить принципы, начала, основы „концессионной” политики к остальным формам капитализма, свободной торговли, местного оборота и т.п.». Необходимо было направить развитие частного капиталистического производства и обмена, ставших тогда вопросом выживания крестьянства (и, как следствие, рабочих), в русло государственного кооперативного капитализма, не уклонявшегося от государственного контроля и учёта. С концессиями и арендой тогда не получилось. Зато кооперативная организация населения стала основополагающим принципом перехода к социализму. Ко времени написания статьи «О кооперации» — одной из последних работ Ленина, — соотношение между частным, государственно-капиталистическим и социалистическим укладами становится таковым, что он не рассматривает более кооперацию как средство развития капитализма, а выдвигает её как недостающее и решающее звено для перехода к полному социалистическому обществу. По словам т. Сталина, «спустя два года после „Продналога”, в 1923 году, Ленин стал рассматривать кооперацию по-другому, считая, что „кооперация в наших условиях сплошь да рядом совершенно совпадает с социализмом”»[6].

Что же изменилось в СССР с того времени, когда государственный капитализм рассматривался как основа экономики, как шаг вперёд? Вот что говорит по этому поводу Сталин: «со времени 1921 года обстановка изменилась у нас существенно, …за это время наша социалистическая промышленность и советско-кооперативная торговля успели уже стать преобладающей силой, … смычку между городом и деревней уже научились устанавливать собственными силами»[7].

Разобравшись в общих чертах с вопросом о госкапитализме в СССР, вернёмся к вопросу о взаимоотношении государства и общества.

Тов. Рукавишников связывает снижение роли государственно-капиталистических предприятий в экономике с вопросом об «упразднении государства» и далее пишет о том, что советское государство, напротив, усиливалось «не только внешне, но и внутренне», а развитие пошло вовсе не по ленинскому плану. То, что вытеснение госкапитилизма, как одного из общественно-экономических укладов, обусловлено не ослаблением, а именно усилением социалистической государственной промышленности, кооперативной торговли и сельского хозяйства, мы только что выяснили. По вопросу же об усилении роли государства в жизни общества, на который указывает в своей статье т. Рукавишников, можно сказать следующее: государство, сущность которого составляет диктатура пролетариата, усиливаясь исчезает, растворяется во всенародном, взаимном учёте и контроле (том самом самоуправлении масс, о котором мы говорили выше). Легко понять, что данный процесс полностью противоположен процессу отделения государства от общества, на который ссылается т. Рукавишников.

Правда необходимо признать, что процесс замены государственной власти всенародным учётом и контролем в Советском Союзе был начат, но, к сожалению, не был завершён. Собственно говоря, всю историю СССР можно разделить на два периода: ленинско-сталинское время, когда диктатура пролетариата укреплялась в классовой борьбе и тем самым, все более и более приближалась к самоуправлению масс, втягивая в управление страной широкие слои советского общества, т.е. государство постепенно отмирало; и последующий период, когда диктатура пролетариата стала слабеть — процесс расширения самоуправления масс затормозился и стал идти в обратном направлении, широкие массы трудящихся все более отодвигались от управления страной, а в Перестройку и совершенно были отстранены от политической власти, вместе с ней потеряв и собственность на средства производства — основу социалистического жизнеустройства.

После изучения исторических материалов сталинского периода открываются очень интересные, на первый взгляд прямо-таки противоречивые вещи. В частности, оказывается, что 1937 год, получивший от врагов трудового народа репутацию самого «тотального» и «репрессивного» времени, на проверку оказывается расцветом пролетарской свободы и истинной демократии в истории Советского Союза. Узнать подробнее о реалиях того времени можно, например, из статьи П. Поспелова «Большевистская самокритика — основа партийного действия». Статья не только хорошо иллюстрирует высочайшую степень вовлечения трудящихся масс в управление и контроль, но и показывает, что источником и направляющей силой этой активности была не указка сверху, а подлинная демократия и свобода — критика и самокритика во всех сферах жизни советского общества, являющаяся истинным источником развития социалистических производственных отношений. Основанный на таких принципах учёт и контроль действительно можно было назвать тотальным, потому что осуществляли его непосредственно сами члены общества, от которых врагам трудового народа некуда было скрыться. Государство же только помогало в осуществлении этого массового контроля и самоконтроля в тех случаях, когда от него требовалось силовое вмешательство.

Совсем другую картину представляет собой период «хрущёвской оттепели» и последующие периоды, включая нынешний. Слепое действие по указке сверху, превращение партии в безусловного «рулевого», находящегося вне критики, социальная демагогия о внеклассовом характере государства и возможности светлого будущего без классовой борьбы — все эти и другие хорошо знакомые всем явления связаны не со спонтанным усилением роли государства в жизни общества, а со снижением участия общественных масс в управлении государством. Последнее — причина, тогда как первое — её закономерное следствие. Силой же заинтересованной в этом снижении был тот самый классовый враг —  в отсутствии которого усиленного убеждали советский народ ревизионисты в партии, проводники его буржуазного влияния.

Согласимся с т. Рукавишниковым в том, что ни в коем случае не нужно отказываться от намерения построить социализм, что вторая попытка может быть лучше первой. Более того, мы знаем, что именно так и будет, что нет таких объективных причин, которые неизбежно вели бы социалистический строй к гибели. Обратное утверждение — очередной перестроечный миф о якобы неизлечимых экономических и социальных проблемах социализма, которому т. Рукавишников, к счастью, оказался не подвержен. Однако, только начав говорить о строительстве социализма и социалистической экономике, т. Рукавишников сразу же допускает огромную ошибку — все приведённые в его статье рассуждения об экономике носят спекулятивный, идеалистический характер.

Что это значит? Это значит, что вслед за буржуазными «социологами» и «экономистами», т. Рукавишников рассматривает экономику, как сферу свободного творчества, как область внедрения различных «моделей» экономики, не объясняет капиталистическое производство и накопление, а лишь критикует их, ссылаясь на «либеральные концепции», т.е. опирается в своих рассуждениях не на реальность бытия и его научный анализ, а на чисто умозрительные конструкции. Закономерным следствием такого подхода является полная зависимость всех дальнейших рассуждений т. Рукавишникова об экономике, включая вопросы социалистической плановой экономики и образования дефицита, от тех же самых либеральных концепций, от реалий капиталистического производства, а не от законов развития социалистического общества. Использование буржуазных экономических терминов ведёт к путанице в изложении, к подмене понятий. В результате, вместо исторически обоснованного перехода от одного способа общественного производства к другому, получается очередное «исправление ошибок капитализма» — что есть типичный субъективный идеализм, свойственный сейчас многим буржуазным деятелям.

Так, например, во главу угла ставится вопрос о «распределении ресурсов» в экономике. Если под ресурсами понимать средства производства, то вопрос о том, как они распределены между членами общества действительно является основополагающим. Но беда в том, что т. Рукавишников в своей статье никак не развивает этого вопроса, не поясняет, что он конкретно подразумевает под «ресурсами», он скатывается на рассмотрение кажущейся противоположности между «распределением» и «накоплением». Объявляя капитализм экономикой накопления и концентрации ресурсов (т.е. средств производства, так получается!), что безусловно правильно, он объясняет тенденцию капитала к концентрации чисто идеалистически — образом мыслей, следствием волевых актов отдельных людей («либеральная концепция»), а также простым желанием изъятия «ресурсов из общественного оборота» для «элитного потребления». Таким образом, происходит непрерывная подмена понятий и уход от обсуждения корня вопроса к несущественным деталям. Сперва ставится вопрос о том, как фактически распределены ресурсы в экономике — кому и что в ней принадлежит. Но вместо того, чтобы рассмотреть концентрацию ресурсов в руках немногих капиталистов, как пример неравномерного распределения средств производства в классовом обществе, которое и тормозит все дальнейшее развитие существующего общества, т. Рукавишников перескакивает на вопрос о капиталистическом накоплении. Затем, не раскрывая действительных причин накопления и концентрации капитала, он переходит к вопросу о потреблении ресурсов. Поставив вопрос об отношении людей к ресурсам (средствам производства) как главный экономический вопрос, т. Рукавишников скатывается к обсуждению вопроса о распределении ресурсов и продуктов для их потребления. Такой неожиданный поворот — отчасти следствие неудачного выбора в пользу буржуазного языка и понятий, отчасти — следствие недостатка знаний по научной политической экономии, а не того суррогата который выдается сейчас буржуазными учеными за науку.

Вопросы о распределении и потреблении ресурсов и продуктов в экономике не могут быть ни рассмотрены, ни поняты в отдельности, в отрыве от рассмотрения самого́ предмета экономической науки — отношений людей в процессе общественного производства, т.е. производственных отношений, которые ярче всего выступают в отношениях собственности. Попытка придумать справедливое распределение и потребление в отрыве от производства — такой, в корне неправильный взгляд на экономические проблемы, годится в дедушки, а может быть и в прадедушки всем перечисленным выше мифам и искажениям. Подобным образом рассуждали утопические социалисты в Англии и Франции, эту же самую ошибку совершали народники в России.

В чём же заключается эта ошибка? Подобный взгляд Ленин называет «экономическим романтизмом» и указывает, что его сторонники ошибочно «считали нужным выделять „потребление” от „производства” как особый отдел науки; говорили, что производство зависит от естественных законов, тогда как потребление определяется распределением, зависящим от воли людей»[8]. При таком взгляде на экономику «всякие рассуждения о потреблении и распределении превращаются в банальности или невинные романтические пожелания»[9]. Отсюда наивные рассуждения о том, что капиталистическое производство может быть реформировано в лучшую сторону, что капиталист мог бы использовать получаемую им прибыль иначе, «воздавать должное обществу», что вся беда в несознательности отдельных капиталистов и т.д. Подобного взгляда придерживался и Е. Дюринг, блестящую критику взглядов которого Ф.Энгельс дал в своей знаменитой работе «Анти-Дюринг». Пагубность идеалистического взгляда на экономику отлично известна: это бесконечные обещания лучшей жизни, отвлечение масс от классовой борьбы, от осознания необходимости коренных изменений в политической и экономической жизни общества. Потому идеализм как основное мировоззрение и взят сегодня на вооружение империалистической буржуазией, ибо с его помощью она удерживает прогрессивные силы, стремящиеся к кардинальному переустройству общества.

В действительности же, как указывает Маркс, например, в своей критике готской программы[10], «распределение предметов потребления есть всегда лишь следствие распределения самих условий производства. Распределение же последних выражает характер самого способа производства» (курсив наш). Неверно «изображать дело так, будто социализм вращается преимущественно вокруг вопросов распределения … когда истинное отношение давным-давно уже выяснено», указывает Маркс далее.

Что это значит? Это означает, что сложившиеся в экономике отношения являются объективными, т.е. не зависящими от воли отдельных людей. Что покоятся эти экономические отношения на отношениях собственности, без коренного изменения которых, данный способ производства и данный общественный строй не могут быть изменены или существенным образом улучшены. Иными словами, капиталист стремиться к тому, чтобы бесконечно увеличивать свой капитал, концентрирует в своих руках средства производства и труд людей не потому, что он лично заинтересован в эксплуатации и обнищании миллионов людей, а потому что он вынужден делать всё это как персонифицированный капитал, как исполнитель определённой роли в данном способе производства. При капитализме, «концентрация ресурсов в немногих руках» действительно может быть признана «не только неизбежной, но и необходимой». Не смотря на то, что т. Рукавишников в своей статье спорит с этим утверждением, оно являлось верным до тех пор, пока существование капитализма было исторически обоснованным, пока капитализм был прогрессивным общественным строем. Но это же самое утверждение перестает быть верным, как только в экономике назрело и усилилось противоречие между уровнем развития производительных сил общества и действующими в общественном производстве отношениями людей — резко возросшим уровнем обобществления производства. Это основополагающее противоречие может быть разрешено только заменой старых производственных отношений новыми, более высокими, или, как говорят марксисты, приведением производственных отношений (прежде всего, отношений собственности на средства производства) в соответствие с характером производительных сил. После этого, однако, вопросы распределения и потребления всей произведённой продукции по-прежнему будут являться следствием отношений производства и регулироваться объективными законами этого нового способа производства, известного как социалистический способ производства.

Неверно считать, что социалистический способ производства уже не подчиняется своим объективным законам, что он является лишь сферой неограниченного свободного творчества людей. Недопустимость подобного взгляда на социалистическую экономику объясняет и доказывает Сталин в фундаментальной работе «Экономические проблемы социализма в СССР»[11] (к ней мы ещё обратимся). Действительно, для своего перехода к коммунизму, социализм должен разрешить ряд своих объективных экономических проблем. Но только коренятся эти проблемы также в вопросах собственности, а потому, одними техническими средствами и повышенными вычислительными мощностями решены быть не могут в принципе!

Прежде чем перейти к рассмотрению действительных проблем социализма, а также путей их разрешения, вернёмся к статье т. Рукавишникова, в которой он приводит свои версии проблем социалистической экономики, а именно, вопросов дефицита и «утилитаризма». Оба вопроса являются особо популярными буржуазными мифами, а значит, рассмотрение действительного положения вещей в советской экономике будет крайне полезно.

Начнём с дефицита и сразу отметим, что само явление дефицита в его классическом виде, является чисто капиталистическим явлением. Это одна из уловок, которой пользуются капиталисты, для получения максимальной прибыли, намеренно создавая нехватку товара — несоответствие товарного предложения спросу. Товарный дефицит в капиталистическом обществе нередко приводит к голоданию большинства населения. Напротив, в социалистическом обществе, где основная цель производства — это удовлетворение потребностей всего общества, такое явление, как дефицит возникает временно, как правило, по форс-мажорным причинам и не носит столь губительного характера.

Советский дефицит был вообще достаточно своеобразным[12]. Некоторые товары имели повышенный спрос в одних регионах страны, в то время как в других регионах, те же самые товары совершенно спокойно лежали на полках и годами не продавались. Многие могут вспомнить как вначале 80-х гг. «сверхпрестижный» товар (например, модные австрийские туфли из натуральной кожи, причем нескольких моделей) спокойно лежал в сельских универмагах, абсолютно не востребованный местным населением.

Мы не случайно употребили слово «престижный». Именно так и было. Повышенный спрос, именуемый ныне «дефицит», существовал отнюдь не на все виды конкретных товаров, а только на некоторые их разновидности — сорта и модели, в тот или иной момент ставшие модными или особо популярными. Так обстояло дело практически со всеми товарами.

Как возникала эта мода? Почему один товар становился престижным и стремительно раскупался, а другой, ничуть не хуже, спокойно лежал на полках, и даже продавался с большим трудом? Иногда это была случайность, а иногда и вполне продуманная сознательная политика некоторой части советского общества, которая позже стала инициатором и главной движущей силой горбачевской перестройки. Мы говорим о господствующем ныне в России классе буржуазии, корни которого лежат в послесталинском СССР[13].

Касательно проблемы «утилитаризма» мы снова видим у Рукавишникова подмену понятий. Слово «утилитаризм» означает «узкий практицизм, стремление извлекать из всего непосредственную материальную выгоду» (см. словарь С.И. Ожегова). Подобное стремление никак нельзя увязать с социалистической экономикой: ни в том виде, в котором её описывает т. Рукавишников, ни тем более в том виде, в каком она действительно имела место в СССР. Скорее всего «утилитаризм» в таком контексте следует понимать попросту как «однообразие». И действительно, ассортимент товаров в советских магазинах был минимум на два порядка меньше нынешнего «разнообразия». Но, во-первых, как указывает сам т. Рукавишников, когда говорит о рекламных ухищрениях, разнообразие товаров при капитализме зачастую только кажущееся, а во-вторых, вопрос изготовления эксклюзивной вещи успешно решался в Советском Союзе на базе различных ателье, а также — что ещё важнее, — с лихвой компенсировался возможностью свободного творчества, изобретательства и конструирования, надёжно подкреплённых доступом к тем самым средствам производства, дешёвыми материалами, готовностью твоих соратников по цеху, вузу или школе поддержать тебя[14]!

Вот, что говорит по этому поводу т. Сталин: «При этом марксизм исходит из того, что вкусы и потребности людей не бывают и не могут быть одинаковыми и равными по качеству или по количеству ни в период социализма, ни в период коммунизма»[15].

Закончив с обсуждением мнимых проблем советского социализма, указанных Рукавишниковым, коснёмся вкратце действительных его проблем. Эти проблемы, а также основы путей для их решения освещены в фундаментальной работе Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР»[16], о которой уже упоминалось выше. В результате хрущёвского переворота серьёзная работа в направлении исследования и решения данных проблем социализма была остановлена, что и сделало возможной подготовку и победу контрреволюции в 1985-1991 гг.[17].

Прежде всего отметим проблемы, касающиеся планирования социалистического народного хозяйства. Первая и главная проблема — наличие в СССР двух форм собственности: общенародной и колхозно-кооперативной. Централизованное планирование к колхозам применять было нельзя, поскольку производимая ими продукция не принадлежала всему народу, как продукция промышленности, например. В силу чего невозможно было и удовлетворять так, как хотелось потребности советских людей, даже формально располагая такими возможностями в стране, которые бы позволяли это сделать.

Вторая проблема состояла в том, что не все экономические законы социализма были в достаточной степени исследованы и познаны. А что ещё хуже, некоторые «экономисты» и вовсе утверждали, что социализм отменяет все экономические законы, что отныне люди сами могут создавать законы экономики. Между тем, при составлении плана развития социалистического народного хозяйства необходимо учитывать, как минимум, следующие законы и соотношения:

• необходимо равномерно развивать все отрасли народного хозяйства (закон планомерного развития народного хозяйства);
• до тех пор, пока остаётся товарное производство, при выборе цен, принимать во внимание действие закона стоимости и те рамки, которыми он ограничен при социализме;
• строго следить за наличной и перспективной рентабельностью предприятий и не по отдельности, а в их народно-хозяйственной совокупности, рассматривая перспективный период на 10–15 лет вперёд минимум.

Следующая проблема социализма касается необходимости устранения существенной разницы между физическим и умственным трудом, о которой писали ещё Маркс и Энгельс. В СССР задача повышения интеллектуального уровня рабочих и их участия в управлении производством приобрела острый практический характер — от её успешного решения напрямую зависело сохранение и дальнейшее увеличение темпов развития производства. А именно увеличения темпов требовал принимающий во внимание вышеуказанные пункты план!

Необходимость решения названных задач и проблем вытекает из необходимости развивать социализм согласно его основному закону, который был сформулирован Сталиным следующим образом: «обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники».

Для решения главной экономической проблемы советского социализма — наличия двух форм собственности, — необходимо было поднять колхозную собственность до уровня общенародной собственности. Добиться этого декретом, конечно же, было нельзя — проблема была действительной, а не бумажной и требовала продуманного, верного в теоретическом и практическом плане решения.

Тогда, в Советском Союзе, после смерти Сталина эта проблема решена не была. Колхозная собственность и товарное производство сохранялись на протяжении всей дальнейшей истории СССР, мало того, усиление товарно-денежных отношений, насильственное введение в социалистическую экономику чужеродных ей рыночных элементов во многом послужили почвой для роста и становления теневого капитала — новой буржуазии. Не пресеченная вовремя контрреволюция тогда победила.

Но интересно посмотреть на произошедшие события вот с какой стороны: а встанет ли перед трудящимися данная проблема в будущем, в новом социалистическом обществе? Будущее — не закрытая дверь. Мы можем и должны использовать научное предвидение для того, чтобы прокладывать верный маршрут, с готовностью преодолевать трудности и не страшиться мнимых опасностей перехода.

Своеобразие настоящего заключается в том, что вместе с высочайшего уровня теоретическим, техническим и культурным наследием советской эпохи, нам достались также многочисленные мифы — отражение масштабного и продолжительного столкновения последнего в истории класса эксплуататоров с новым бесклассовым обществом. Создавая известные проблемы как для теоретического исследования, так и для практической работы пропагандиста, мифы, в то же время, помогают выделить наиболее сложные, требующие дополнительного изучения вопросы, помогают оценить их влияние на массы. В таких условиях движение вперёд возможно только через осмысление и преодоление мифов, через выявление их глубоких мировоззренческих корней. А для этого существует только один инструмент, одно оружие — научное знание, правильно отражающее сущность и ход исторических и происходящих в нынешнем обществе процессов. Научный социализм и его мировоззренческая база — диалектический материализм, в том виде, как они был сформулированы и развиты Марксом, Энгельсом, Лениным и Сталиным, является, поэтому, самой актуальной и востребованной наукой XXI века, без овладения которой у человечества нет будущего.

К. Октябрьский, март 2015г.

[1]    Работа В.И. Ленина «Империализм, как высшая стадия капитализма» была написана в 1916 г. Ещё раньше вышла в свет книга английского экономиста Дж. А. Гобсона «Империализм».
[2]    См., например, сборник «Новаторы. Жизнь замечательных людей» (1972 г.). См. также «Стахановское движение в интерпретации идеологов буржуазии».
[3]    Ленин, О «левом» ребячестве и о мелкобуржуазности. ПСС, 5-е изд., т. 36, с. 283–314.
[4]    Ленин, О продовольственном налоге. ПСС, 5-е изд., т. 43, с. 205–245.
[5]    Ленин, О кооперации. ПСС, 5-е изд., т. 45, с. 369–377.
[6]    Сталин, К вопросам ленинизма. Сочинения, т. 8, с. 86.
[7]    Сталин, Заключительное слово по политическому отчету Центрального Комитета XIV съезду ВКП(б). Сочинения, т. 7, c. 367.
[8]    Ленин, К характеристике экономического романтизма. ПСС, 5-е изд., т. 2, с. 196.
[9]    Там же.
[10]  Маркс, Критика готской программы. Соч., 2-е изд., т. 19, с. 20–21.
[11]  Сталин, Экономические проблемы социализма в СССР. Соч., т. 16 (1997 г.), с. 154–-223.
[12]  О причинах товарного дефицита в СССР
[13]  Кризис коммунистического движения и как из него выбраться
[14]  Неизлечимая болезнь — совок
[15]  Сталин, Отчетный доклад XVII съезду партии о работе ЦК ВКП(б). Соч. т. 13, с. 355
[16]  Сталин, Экономические проблемы социализма в СССР. Соч., т. 16 (1997 г.), с. 154–223.
[17]  Буржуазная контрреволюция в СССР