М. Г. Ярошевский. Буржуазные психологи США в борьбе за ликвидацию сознания

Предисловие РП

Редакция «Рабочего Пути» предлагает вниманию читателей очень интересную и важную статью 1948 г. из журнала «Вопросы философии» советского ученого-психолога М.Г.Ярошевского с критикой реакционных буржуазных направлений в психологии. Важна она потому, что объясняет корни многих явлений, которые мы наблюдаем в нашей современной жизни. В частности, в этой статье ясно показывается, что явилось методологической базой тех самых технологий обработки массового сознания, которые сегодня приняты на вооружение империалистами практически всех стран мира.

Мы не раз писали о том, что именно благодаря доминированию буржуазии в сфере идеологии, достигнутому благодаря активному и широкому применению самых разнообразных методов и способов манипуляции массовым сознанием, ей во многом и удается удерживать трудящиеся массы в подчинении, сохраняя тем самым в обществе свое господство. Система оглупления трудового народа доведена империалистической буржуазией до совершенства. Во многом именно с ее помощью капиталу удается направлять могучую революционную энергию масс в безопасное для себя и даже выгодное ему в конкурентной борьбе друг с другом русло.

Насколько важно рабочему классу понимать «откуда ноги растут» у этого опасного оружия, каким владеет сегодня буржуазия, объяснять, наверно, не надо. Понятно, что эффективно противодействовать буржуазным масс-технологиям, устраняя последствия их применения или уменьшая степень их воздействия на рабочий класс — основную революционную силу современности, можно только хорошо понимая, где лежит их гнилой корень. И именно об этом нам и рассказывает тов. Ярошевский в своей статье.

Настоящая статья не первая на нашем сайте по данной теме. Не так давно мы уже публиковали замечательный материал 1957 г. с критикой реакционных направлений в психологии И. С. Мансуров «Против субъективизма в психологии». И далее собираемся продолжать ту же тему. В ближайшее время будет опубликована еще одна интересная статья об идеализме и метафизике в психологии, тоже 1948 года.

Последнее не случайно — обострение общего кризиса капитализма после Второй мировой войны (победа советского народа над фашизмом, разрушение колониальной системы империализма, образование новых социалистических стран, мощное национально-освободительное движение и пр.) отразилось на всех сферах капиталистического бытия, особо остро и ярко проявившись в идеологии — науке, культуре, морали, этике и пр. Вся гниль умирающего капиталистического общества, его идейный маразм, крайний упадок, аморализм общественных отношений и крайняя безысходность существующего бытия сконцентрировались в самых реакционных философских системах, став основой множества лженаучных направлений. Именно в те годы буржуазная наука, озабоченная только и исключительно холопским прислуживанием господствующему классу, окончательно разворачивается в сторону реакции, забыв обо всем том прогрессивном, чему она учила ранее.

Сегодня мы видим печальные итоги того процесса, начавшегося тогда, еще в первой половине XX века. И понимаем, насколько правы были марксисты-большевики, более чем полвека назад показавшие классовые корни всех этих буржуазно-идеалистических завихрений и к чему неизбежно приведут.

Буржуазные психологи США в борьбе за ликвидацию сознания

Современная буржуазная психоло­гия находится в состоянии безысход­ного кризиса, основной причиной ко­торого является превращение её в орудие империалистической реакции.

Эта лакейская роль современной буржуазной психологии особенно яр­ко выступает в США, где получили широкое распространение самые ре­акционные течения, пропагандирую­щие расизм, космополитизм, мисти­ку, фрейдизм и менделистско-морганистские теории наследственности.

Теоретической основой буржуаз­ной психологии в течение нескольких столетий являлась так называемая интроспективная теория сознания, сложившаяся ещё в XVII веке.

Принципиальная порочность этой теории состоит в обособлении созна­ния от бытия, отражением которого оно в действительности является. Предметом психологии признаётся лишь то, что выступает перед субъ­ектом при наблюдении за собствен­ными психическими процессами. Со­знание, являющееся по самой своей сущности отражением реальных предметов, их свойств и отношений, замыкается в самом себе и, отры­ваясь от реального мира, обращает­ся на духовные «объекты» — образы, идеи и представления.

Несостоятельность идеалистиче­ской интроспективной концепции бы­ла вскрыта ещё в середине XIX века Марксом и Энгельсом, создавшими впервые в истории человечества материалистическое учение о созна­нии, на основе которого только и мо­жет быть воздвигнута подлинно на­учная, подлинно жизненная психоло­гия.

Классовая ограниченность буржу­азных психологов лишила их возможности принять это новое, плодо­творное учение. Буржуазная психо­логия, становившаяся во второй по­ловине XIX века самостоятельной наукой, строилась на идеях старой, идеалистической теории сознания. Эта теория объединяла буржуазных психологов всех мастей и направле­ний.

Однако к концу XIX — началу XX века положение в буржуазной психологии существенно изменилось. Причин для этого было немало. Мир вступил в эпоху войн и пролетар­ских революций. Перерождение ка­питализма в империализм сопровож­далось обострением борьбы империа­листических коалиций за мировые рынки, широкой колониальной экс­пансией и наступлением на жизнен­ные интересы рабочего класса. Все эти экономические и политические перемены поставили новые задачи перед идеологами империализма. Буржуазия, некогда прославлявшая сознание и разум, теперь не только в страхе отворачивается от них, но и объявляет против них крестовый по­ход.

Политика империалистической бур­жуазии, основанная на несправедли­вых, агрессивных войнах, противоре­чащая коренным устремлениям на­родных масс, заставила срочно искать пути оглупления масс, выра­щивания тупых, покорных наёмников капитала, ненавидящих разум, из­бавленных от необходимости осозна­вать собственные поступки, подчиня­ющихся не сознательным мотивам, а звериным импульсам.

Именно в этих целях стало изго­товляться «учение» о беспредельной мощи инстинктов, о фиктивности со­знания и т. п.

Возникли различные расистские теории, взывающие к тому, чтобы могущественный голос «расы и кро­ви» заглушил голос сознания. Эти теории были созданы для «оправда­ния» политики бесчеловечной эксплоатации и истребления колониаль­ных и полуколониальных народов.

Серьёзной и опасной для империа­лизма силой становилась растущая сознательность рабочего класса, ко­торая не только была помехой на пу­ти проведения империализмом его захватнической политики, но и ста­вила под угрозу самое его существо­вание.

Под могучим воздействием мар­ксистско-ленинской теории стихий­ное влечение рабочих к социализму повсеместно превращается в созна­тельное.

В нападках на марксистско-ленин­скую теорию с буржуазными филосо­фами и психологами — фальсифика­торами науки — соревнуются всяко­го рода ревизионисты — агенты бур­жуазии в рабочем движении, вешаю­щие в угоду своим хозяевам, что идеи не представляют якобы ника­кой ценности с точки зрения мар­ксизма и что признание никчёмности сознания и есть будто бы стержень марксистской теории.

Разоблачая эти попытки извратить и опошлить марксизм, Ленин и Сталин в полном соответствии с воз­зрениями Маркса и Энгельса учат, что сознание, идеи играют важную роль в историческом развитии чело­вечества, что общественное сознание оказывает обратное воздействие на развитие общественного бытия.

Идеи марксизма-ленинизма явля­ются организующим и мобилизую­щим началом в революционной борь­бе пролетариата. Активная роль со­знания может быть правильно понята лишь в том случае, если будет от­брошено идеалистическое представ­ление о сознании как чисто духовной активности, не имеющей якобы ниче­го общего с материальной практи­кой, и если будет понято, что только те идеи обладают силой, которые яв­ляются отражением объективных за­конов развития общества.

Вполне понятна та бешеная нена­висть к интеллекту, к сознанию, ко­торая звучит лейтмотивом во всех со­временных псевдонаучных теориях буржуазной философии и психоло­гии. Она порождена стремлением от­резать человеческому мышлению путь к познанию объективного мира, ибо такое познание выносит суровый, безоговорочный приговор капитали­стическому строю, ставшему тормо­зом исторического развития.

Ввергнуть сознание в пучину ирра­ционального, лишить человеческую жизнь и деятельность разумного смысла — таково было задание, полученное буржуазной психологией на последнем этапе существования капитализма, этапе его загнивания и приближающегося краха. Реализуя это задание, буржуазные психологи оставили некогда устраивавшую их интроспективную феноменалистическую концепцию и заменили её рядом других концепций, столь же ненауч­ных, но ещё более реакционных, ещё в большей мере соответствующих ин­тересам империалистической бур­жуазии.

Борьба за ликвидацию сознания в современной американской и запад­ноевропейской философии и психоло­гии идёт по двум основным направ­лениям: одни буржуазные психологи торопятся доказать, что сознание подчиняется тёмным иррациональ­ным психическим силам, якобы фа­тально предопределяющим жизнь людей и их идеологию; другие начи­сто отрицают существование созна­ния; внутреннее содержание жизни и деятельности человека при этом ли­шается значения, а сам человек трак­туется как автомат, слепо реагирую­щий на внешние раздражители.

Одним из самых значительных про­явлений современного кризиса бур­жуазной психологии считают обычно шумное появление на свет американ­ской поведенческой психологии — бихевиоризма (от английского beha­vior — поведение).

Бихевиоризм был порождён той идеологической и политической борь­бой, которая развернулась в США в начале XX века.

«В 1912 году, — писал главарь би­хевиоризма Уотсон, — бихевиористы решили разделаться с психологией или же попытаться превратить её в естественную науку».

«Сделать психологию естественной наукой» в устах бихевиористов озна­чало избавиться от сознания, хотя именно сознание и отличает содер­жание психологии от содержания физиологии и других естественных наук.

Взамен сознания было предложено изучать поведение, реакции организ­ма на стимулы внешней среды. Уста­новив однозначное отношение между стимулом и реакцией, психолог, со­гласно бихевиористическому плану, должен по данному раздражителю предсказать, какая реакция после­дует в ответ на него, а с другой сто­роны, наблюдая какую-либо реак­цию, должен суметь определить, каков был вызвавший её раздражи­тель.

Эти установки были наиболее пря­молинейно сформулированы уже по­мянутым Джоном Уотсоном, оста­вившим впоследствии свои психоло­гические занятия и ставшим хозяи­ном капиталистической фирмы.

Человек, по Уотсону, должен трак­товаться как организм, который жи­вёт и движется, не сознавая того, что делает.

Буржуазные горе-теоретики пы­таются доказать, что бихевиоризм заменил психологию физиологией, восприняв учение о высшей нервной деятельности, созданное великим русским учёным И. П. Павловым. Но претенциозные попытки доказать связь материалистической теории Павлова с бихевиоризмом совер­шенно несостоятельны. На самом деле бихевиористы с самого же начала фальсифицировали гениальное открытие Павлова, стремясь при­способить его к своим антинаучным построениям.

Для того же Уотсона презритель­ное отношение к физиологии мозга не менее характерно, чем презри­тельное отношение к психологии. Физиология мозга, утверждает он,— это загадочные картинки в учебни­ках плюс сопровождающие их ле­генды, подгоняемые к фактам, кото­рые они должны объяснить.

Продолжая издеваться над науч­ным, материалистическим представ­лением о работе мозга, Уотсон пи­шет, что мозг — это таинственный ящик, куда психология помещает свои проблемы, чтобы создать иллю­зию того, что она их объяснила.

Основное для Уотсона — это мыш­цы и железы, и задача бихевиориз­ма, согласно его проекту, заключает­ся в том, чтобы регистрировать со­кращения мышц и выделения желёз, отбросив представление о мозге как главном координирующем и интегри­рующем деятельность органе.

Современная физиологическая на­ука опровергла бихевиористские бредни Уотсона. Труды советских учёных неопровержимо доказали ре­шающую роль мозга как в познании внешнего мира, так и в регулирова­нии жизнедеятельности организма.

Внутренний мир человека, являю­щийся отображением внешнего мира, бихевиористы полностью игнориру­ют, так как все их стремления на­правлены к тому, чтобы предельно опустошить сознание.

Психолог должен, по их замыслу, подходить к человеку как к аппара­ту, совершающему определённые движения, и записывать с помощью различных механических приборов мышечные сокращения, изменения дыхания, пульса, состава крови и т. п., дающие точную картину этих реакций, которыми, по мнению бихе­виористов, и исчерпывается психиче­ская жизнь человека.

Буржуазные историографы пыта­ются представить бихевиоризм как продукт развития одной из отраслей психологии — психологии животных.

Дело изображается так, будто по­сле того, как Торндайк начал сажать кошек в ящики с различными запо­рами и задвижками, наблюдая, как они оттуда выберутся, а Уотсон — запускать крыс в лабиринт, последо­вательно лишая их зрения, слуха, обоняния и осязания, психологам пришла в голову «счастливая» мысль — применить подобный метод исследования и к человеку. И точно так же, как при изучении поведения животных была отброшена предпо­сылка о наличии у них сознания или мышления, бихевиористы решили и при изучении поведения человека принять такую же точку зрения, т. е. совершенно игнорировать сознание. Чтобы придать своим теориям види­мость научной обоснованности, бихе­виористы охотно подчёркивают свою связь с зоопсихологами. Действи­тельно, развёрнутой программе бихе­виоризма предшествовали работы по зоопсихологии Ллойд-Моргана, Гобгауза и др., однако эксперимен­тальные данные зоопсихологии от­нюдь не подтверждают бредовых те­орий бихевиоризма.

Нетрудно понять, в каких целях буржуазные историографы усиленно отстаивают подобное объяснение. Они стремятся доказать, что различ­ные направления современной зару­бежной философско-психологической мысли являются результатом про­гресса позитивного научного знания. Точно таким же образом изобража­ют они возникновение и других реак­ционных психологических концеп­ций. Фрейдизм рассматривается как результат обобщения данных невро­логической клиники, а гештальт-психология — как следствие сделан­ного в лабораториях эксперименталь­ной психологии открытия, что слухо­вые и зрительные восприятия яв­ляются сложными образованиями, не сводимыми к простой сумме вхо­дящих в их состав ощущений.

Нужно со всей определённостью подчеркнуть, что подобное объясне­ние является искажением действи­тельного положения дел в современ­ной буржуазной психологии.

В действительности, бредовые об­общения всех этих школ и направле­ний свидетельствуют не о прогрессе позитивной науки, а о классовой на­правленности буржуазной психоло­гии, служащей интересам империали­стов. Преднамеренная установка на зоологизацию человека породила экспериментальную практику всех этих бихевиористов. Крыса превра­тилась в героя современной амери­канской буржуазной психологии по­тому, что была поставлена задача трактовать человека как животное.

«Я уверен, — пишет один из глава­рей современного американского би­хевиоризма, Толман, — что всё, что есть важного в психологии… может быть, в сущности, исследовано путём продолжающегося теоретического и экспериментального анализа детер­минант поведения крысы в лаби­ринте»[1].

Можно без преувеличения сказать, что атаки, которые предпринимали и предпринимают бихевиористы про­тив признания сознательного харак­тера человеческого поведения, в зна­чительной мере мотивированы этим стремлением отождествить прин­ципы объяснения поведения живот­ных и поведения человека. Для того же, чтобы превратить психологию человека в зоопсихологию, нужно было убрать с пути серьёзную поме­ху — устранить из психологии со­знание и прежде всего общественное сознание. Бихевиористы отрицают сознание как особое свойство, прин­ципиально отличающее человека от животных.

Это со всей определённостью под­чёркивает Уотсон в своей работе «Поведение: введение в сравнитель­ную психологию», в которой он тре­бует от психологов, чтобы они отка­зались от интроспективной термино­логии.

«Если это будет сделано, — пишет Уотсон, — работу, над людьми можно будет непосред­ственно сопоставить с работой над животными» (под­чёркнуто мной. — М. Я.).

Стремясь представить закономер­ности поведения человека как тож­дественные закономерностям поведе­ния животных, бихевиористы в отно­шении последних также преднаме­ренно заняли определённую методо­логическую позицию.

Дело вовсе не обстояло таким об­разом, будто бихевиористы сперва совершенно объективно изучали, как ведёт себя животное в определённых условиях, а затем применили полу­ченные результаты к человеку. В действительности эти результаты заранее интерпретировались с точки зрения определённой предвзятой кон­цепции, так называемой теории «проб и ошибок».

Согласно этой теории, характер отражения мозгом действительно­сти — нерасчленённость или диференцированность восприятия, пони­мание связей и отношений и тому подобные факторы — никакого значе­ния для поведения не имеет.

Организм совершенно случайно, чисто механически производит опре­делённые действия, пробует, оши­бается и вновь пробует и в результа­те отбора произведённых наугад дви­жений разрешает стоящую перед ним задачу.

Таким образом, это «объяснение», которое было выдвинуто бихевиористами в отношении поведения, умыш­ленно игнорировало всякое психиче­ское отражение, возникающее, как известно, на определённой ступени развития живой материи и играю­щее, как показали исследования вы­дающихся русских зоопсихологов — Вагнера, Северцева и других,— важную роль в приспособлении жи­вотного к окружающей среде.

Совершенно неправильно также было бы полагать, что бихевиоризм возник как направление, преследу­ющее сугубо специальные цели, связанные с методикой исследования поведения, что весь его пафос заклю­чался в изгнании самонаблюдения (интроспекции) из психологических лабораторий.

Такой взгляд культивируется представителями буржуазной психо­логии с целью замаскировать под­линную идеологическую сущность бихевиоризма.

В действительности программа бихевиоризма с самого же начала включала определённые социальные и политические задачи. Недаром эту программу, развёрнуто изложенную в книге Уотсона «Бихевиоризм», во­сторженно приветствовала вся бур­жуазная пресса.

«Эта книга, — писала газета «Нью — Йорк таймс», — знаменует новую эпоху в интеллектуальной истории человечества»… «Нью-Йорк таймс» вторила «Трибюн»: «Возмож­но, это самая важная книга из тех, что когда-либо были написаны. Она ослепляет читателя воплощённой в ней огромной надеждой». Бихевиори­сты не только пытались вытеснить из психологии сознание: их планы шли неизмеримо дальше. Они выдви­нули требование реформировать со­циологию и подойти с позиций по­веденческой психологии к рассмотре­нию «конкретных проблем американ­ской жизни».

«Бихевиористы,— отмечал лондон­ский журнал «Нейшен»,— выдвига­ют не новую методологию и не новую психологическую теорию, но систе­му, которая, по их мнению, револю­ционизирует этику, религию — фак­тически все духовные и моральные науки».

Суть бихевиоризма заключалась в обещании предоставить боссам сред­ства, владея которыми они могли бы по своему произволу управлять людьми с такой же лёгкостью, с ка­кой можно управлять сложными ма­шинами.

Бихевиористы настойчиво требо­вали изгнать сознание не только по­тому, что оно представлялось им барьером, отгораживающим психо­логию от других наук, но прежде всего потому, что усматривали в нём препятствие к преобразованию человека в беспрекословно следую­щий за внешними стимулами, ли­шённый собственной внутренней ак­тивности механизм.

Психология, из которой будет вы­травлено сознание, сможет, по мне­нию бихевиористов, преподнести бизнесменам и военачальникам чрез­вычайно эффективное орудие управ­ления деятельностью людей и кон­троля за их реакциями.

Таким образом, цель бихевиористической психологии — направлен­ное изменение поведения. Однако это направленное изменение должно осуществляться, по их плану, не путём воспитания соответствующих форм сознательного отношения, а, наоборот, путём искоренения всяко­го сознательного отношения, путём культивирования слепого повинове­ния воздействующим на человека внешним стимулам.

Нет ничего удивительного в этой ненависти бихевиористов к созна­нию, ибо рост сознания миллионов простых людей превращается для империализма в грозную силу. В за­ключение своей книги «Бихевио­ризм» Уотсон обращается к читате­лям со следующий и словами:

«Я пытаюсь соблазнить вас вер­бальными раздражителями, которые, если только они подействуют, посте­пенно преобразуют этот мир, ибо мир изменится, если вы воспитаете ва­ших детей не в духе свободы вольно­думцев, а в духе бихевиористической свободы».

Мистер Уотсон, стало быть, меч­тает о том времени, когда на земле погаснет последний проблеск созна­ния и люди превратятся в роботов, механически выполняющих распоря­жения начальников. Однако напрас­но Уотсон надеется, что такая перспектива может показаться со­блазнительной для миллионов тру­жеников капиталистических стран, которые с надеждой обращают свои взоры к той стране, где подлинное счастье и свобода соединены с неви­данным расцветом высших форм со­знания!

Тот неоспоримый факт, что созна­тельность масс трудящихся растёт, заставляет буржуазных психологов изощряться в изобретении всё новых способов отупления сознания масс.

Те же самые социально-политиче­ские условия, которые породили би­хевиоризм, явились почвой для возникновения другого течения со­временной буржуазной психологии, являющегося ещё одним вариантом общей программы борьбы за ликви­дацию сознания.

Мы имеем в виду так называемую «глубинную» психологию. Под эту рубрику попадает фрейдизм с от­почковавшимися от него направле­ниями, «гормическая» психология Мак-Дауголла и ряд других менее известных, но столь же реакционных школок, утверждающих, что за «по­верхностью» сознания, в непознава­емых «глубинах» организма скрыты тёмные влечения, являющиеся яко­бы властителями людских дум и поступков. На первый взгляд может показаться, что «глубинной» психо­логии свойственен ряд черт, принци­пиально противоположных поведенчеству, однако в действительности то, что их роднит, имеет значительно большее иде­ологическое значение, чем то, что их различает.

Их роднит прежде всего беспре­дельная ненависть к признанию че­ловеческой деятельности как дея­тельности, направленной на осу­ществление сознательно поставлен­ных целей. Как для бихевиористов, так и для фрейдистов сознание — жалкая иллюзия, самообман, кото­рый должен быть как можно скорее рассеян якобы для «блага науки». Поэтому и бихевиористы и сторон­ники «глубинной» психологии в рав­ной мере отчаянно протестуют про­тив понимания психологии как нау­ки о сознании. Различие между ними заключается лишь в том, что они расправляются с сознанием различ­ными способами.

Если бихевиористы пытаются лик­видировать сознание, сводя его к ре­акции организма на внешние стиму­лы, то сторонники «глубинной» пси­хологии утверждают, что в самом ор­ганизме скрыты те незримые, но мо­гущественные силы, которые пра­вят деятельностью людей и их со­знанием.

Отправляясь от разных пунктов, и бихевиористы и фрейдисты идут к одной цели, реализуют одно зада­ние — принизить роль сознания с тем, чтобы изобразить человека жалким рабом внешних стимулов или внутренних влечений.

Это необходимо им для пропаган­ды определённых социальных и по­литических идей, нацеленных на от­влечение людей от сознательной борьбы против капиталистического рабства и империалистической агрес­сии.

Подобно бихевиоризму, выступив­шему, как это было показано выше, с очень широкой программой преоб­разования психологии в науку, ко­торая предоставила бы возможность контролировать и направлять пове­дение людей в соответствии с инте­ресами Уолл-стрита, «глубинная» психология также претендует на обоснование определённой социаль­ной программы. Как и бихевиористы, представители «глубинной» психоло­гии стремятся доказать вечность ка­питалистического строя, бесплод­ность попыток заменить его другим, более прогрессивным социальным строем.

Нет ничего удивительного в том, что и по ряду существенных методо­логических вопросов взгляды бихевиористов и представителей «глубин­ной» психологии совпадают. В этом нетрудно убедиться, если взять, на­пример, высказывания такого матё­рого зубра американской «глубин­ной» психологии, как Мак-Дауголл, и сопоставить их с требованиями, предъявленными к психологии зачи­нателем бихевиоризма Джоном Уот­соном. Подобно Уотсону, Мак-Дау­голл настаивает на превращении психологии из науки о сознании в науку о поведении, причём аргумен­тация Мак-Дауголла сводится, в ко­нечном счёте, к утверждению, что традиционная интроспективная пси­хология неспособна предоставить сколько-нибудь ценные сведения для решений социальных проблем.

«Психология,— пишет он,— долж­на рассматривать интроспективное описание потока сознания не как свою главную задачу, а только как предварительную часть своей рабо­ты. Подобное интроспективное опи­сание, подобная «чистая психология» никогда не создадут науки… никогда не смогут приобрести ценность для общественных наук» (выд.— М. Я.).

Приобрести же ценность для об­щественных наук психология, как полагает Мак-Дауголл, сможет толь­ко тогда, когда она покончит с ин­теллектуализмом и вскроет те под­спудные психические импульсы, ко­торые, по его мнению, устанавлива­ют и поддерживают весь ход чело­веческой деятельности.

Бихевиоризм и «глубинную» пси­хологию объединяет также трактов­ка человека как зоологической осо­би, а общества — как совокупности таких особей.

Между ними существует различие лишь в оттенках. Для бихевиориста человек-животное — это тело, функ­ционирование которого предопреде­лено внешними воздействиями, для Мак-Дауголла, Фрейда и других де­терминирующие факторы поведения лежат внутри организма, носят ин­стинктивный характер.

Этот тезис ясно выступает в пи­саниях уже упомянутого Мак-Дау­голла. Поставив в качестве главной задачи построение социальной пси­хологии, т. е. такой науки, которая бы объясняла, исходя из психологических законо­мерностей, общественные отно­шения и общественные институты, Мак-Дауголл выдвигает в качестве первичного и самого фундаменталь­ного факта — поведение как ин­стинктивное влечение к цели.

Мак-Дауголл приводит длинный список инстинктов, являющихся, по его мнению, основными мотивами человеческого поведения. Здесь мы находим инстинкт драчливости, ин­стинкт отвращения, стадный ин­стинкт, инстинкт бегства и т. д., и т. п.

Инстинктивные импульсы, утверж­дает Мак-Дауголл, составляют фун­дамент социальной жизни: они опре­деляют объединение людей в обще­ственные группы, возникновение ре­лигии, политическую борьбу, войны и т. д.

Таким образом, те или иные фор­мы социальных отношений, по Мак- Дауголлу, определяются не условия­ми материальной жизни общества, а передающимися по наследству от по­коления к поколению инстинктивны­ми влечениями. Здесь мы видим не­посредственную связь «глубинной» психологии с реакционным вейсма­низмом-морганизмом.

Фальсифицируя истинные причины войн, Мак-Дауголл рассматривает их как различные проявления ин­стинкта драчливости. Инстинкт драчливости, утверждает он, играет исключительную роль в эволюции общества; в наши дни он действует сильнее, чем когда-либо.

По Мак-Дауголлу выходит, что современные империалистические войны порождены не борьбой моно­полистического капитала за мировое господство, а вековечным инстинк­том, который некогда побуждал жи­вотных предков человека, вцеплять­ся друг в друга когтями или зубами.

В страхе перед неминуемой ги­белью капитализма его идеологи пы­таются извращённо изобразить ре­альный исторический процесс, пере­нести в глубь биологического инди­вида всё то, что в действительности свойственно определённой социаль­но-экономической формации, увеко­вечить капиталистическую эксплоатацию, войны и неравенство, наси­лие и произвол, приписать уродства буржуазного строя «человеческой природе».

Другие направления «глубинной» психологии в принципе ничем не от­личаются от «гормической» психо­логии Мак-Дауголла. Между ними имеются лишь некоторые расхожде­ния в перечне тех инстинктов, кото­рые будто бы направляют человече­ское поведение.

У одних число этих инстинктов до­стигает нескольких сот, у других сводится к одному или двум. Среди разновидностей «глубинной» психо­логии следует упомянуть психоана­лиз Фрейда, глубоко пустивший свои ядовитые корни в сознание интелли­генции капиталистических стран. Фрейдизм — одно из самых омерзи­тельных проявлений растленной буржуазной культуры.

В качестве основной инстинктив­ной силы Фрейд первоначально вы­двинул половое влечение. Вся жизнь людей, как индивидуальная, так и общественная, сводится, по Фрейду, к борьбе между «немощным созна­нием» и непобедимым половым ин­стинктом — властелином всех дей­ствий человека, чуть ли не с момен­та его рождения.

Задача фрейдизма, как мы видим, также сводится к тому, чтобы сни­зить роль сознания и отвлечь чело­века от социальных проблем, выдви­нув на первый план проблему пола.

В соответствии с основной уста­новкой современной буржуазной психологии на объяснение истории социальных отношений особенностя­ми индивидуальной психики, в свою очередь, сводимой к биологическому потенциалу организма, фрейдизм пытается подогнать под свою пансексуалистическую схему все прояв­ления человеческой культуры — от первобытного тотемизма до архитек­турных стилей.

Отражая утрату современным бур­жуа человеческого облика, фрей­дизм возвёл патологический амора­лизм во всеобщий закон.

Нетрудно установить идейные истоки фрейдизма и примыкающих к нему направлений.

Борьба против разума, против со­знания как психической деятельно­сти человека, принципиально отли­чающейся от инстинктивной (в ши­роком смысле) психики животных, была начата философствующими агентами немецкой буржуазии во второй половине прошлого века. Эта борьба ставила целью воспитание наглых кондотьеров германского им­периализма, не обременённых созна­нием и совестью. Выдвинутое Ниц­ше положение о том, что сознание есть манифестация бессознательных импульсов и сил, легло в основу «глубинной» психологии в целом, фрейдизма в частности. «Глубинная» психология (Фрейд и др.), не без основания замечает один американ­ский психолог, многому научилась у Фридриха Ницше.

Считая первоначально, что фонд бессознательного состоит из сексу­альных влечений, Фрейд впослед­ствии под влиянием известного мра­кобеса неодарвиниста Вейсмана приходит к мысли, что важнейшим двигателем поведения является… стремление к смерти, к возврату в безжизненное состояние неорганиче­ской материи. Это стремление, ут­верждает он, свойственно уже заро­дышевой плазме, и если жизнь во­преки ему развивается, то причину следует искать в воздействии вне­шних раздражителей, сдерживаю­щих волю организма к смерти. Такое иррациональное стремление к исчез­новению, к небытию является, по Фрейду, причиной войн и социаль­ных потрясений.

Будучи ярчайшим симптомом за­гнивания современной буржуазной культуры, насквозь пессимистиче­ское учение Фрейда отражает ма­разм личности буржуа, пытающего­ся выдать собственную обречённость за закон природы, но вместе с тем фрейдизм выполняет и определён­ное идеологическое задание.

Фрейдистское «объяснение» про­исхождения войн — это ещё одна версия давным-давно разгромленной марксизмом теории вечности войн. В качестве основной силы, побужда­ющей воевать, фрейдисты изобрета­ют слепую биологическую потреб­ность самоуничтожения, заложенную якобы в самой природе организма.

Фрейдизм, с одной стороны, ма­скирует действительные причины кровопролитных конфликтов, по­рождаемых в настоящее время рву­щейся к мировым рынкам империа­листической олигархией, а с дру­гой — извращает действительную цель освободительных войн порабо­щённых народов, сражающихся, во­преки господам фрейдистам, за ут­верждение жизни и её расцвет.

Оказывая тлетворное влияние на умы людей, живущих в капиталисти­ческом обществе, фрейдизм внушает, что борьба народов за демократию и социализм бессмысленна, так как единственная цель жизни — это от­рицание жизни, отрицание активной деятельности, являющейся, согласно этому лжеучению, чем-то противоес­тественным.

Среди фрейдистов до сего дня не прекращается спор относительно ха­рактера тех бессознательных сил, ко­торые якобы движут индивидуумом и обществом. В этой возне родились новые «пророки» «глубинной» психо­логии, изощряющиеся в изобретении модных психологических систем, претендующих на независимость от Фрейда, а в действительности про­таскивающих залежалые фрейдист­ские идейки.

Такова, например, «индивидуаль­ная психология» Альфреда Адлера, присяжного психолога австро-марксизма, утверждающего, что подсо­знательным психическим двигателем являются чувство неполноценности и воля к власти, или «аналитическая психология» Юнга, предпочитающе­го обозначить бессознательное «та­инственным» словечком «либидо», договорившегося до признания это­го «либидо» — «психической энерги­ей космоса».

Если для буржуазного мировоз­зрения в целом характерно антинауч­ное представление о том, что созна­ние, разум, идеи, мнения якобы без­раздельно правят миром, что общест­венная жизнь, общественное бытие определяются идеями, духовной жизнью общества, то в период им­периализма это представление об определяющей роли духа приобре­тает специфический оттенок в связи с тем страхом, который испытывают империалистическая буржуазия и её дипломированные приказчики пе­ред растущим сознанием трудящих­ся масс.

Духовная жизнь общества по-прежнему рассматривается буржуаз­ными психологами как определяю­щая причина его материальной жиз­ни, однако теперь на передний план выдвигаются бессознательные, ир­рациональные силы, выводимые в связи с расистскими установками идеологов современной буржуазии из биологических особенностей расы.

Характерным примером может служить выдвинутая Юнгом лжена­учная концепция «коллективного бессознательного».

Вся человеческая деятельность, утверждает Юнг, есть в конечном счёте производное от коллективного или расового бессознательного. Это «расовое бессознательное» коренит­ся якобы в самом организме, в его тканях и крови, и передаётся по на­следству от поколения к поколению. Структура мозга, сложившаяся у данной расы на заре её истории, до­шла якобы неизменной через бесчис­ленное количество поколений и пре­допределяет способы действия и спо­собы мышления современных людей. «Архетипы» мысли, возникшие ещё в первобытном обществе, лежат в основе современного научного позна­ния, утверждает Юнг, а вся история человеческой культуры, техники, промышленности есть символическая модификация и объективизация ра­сового бессознательного.

Другим отпрыском фрейдизма яв­ляется входящая ныне в моду на За­паде «психодрама». Полностью уна­следовав все его пороки, «психодра­ма» отличается от обычного фрей­дизма некоторым новшеством в ме­тодике изучения психики человека и воздействия на неё. В то время как большинство фрейдистов пользуют­ся так называемой клинической бе­седой, тестом на свободные ассо­циации и т. д., изобретатели «психо­драмы» придумали театр, сцену, действуя на которой в определённой ситуации, в течение очень краткого срока, субъект, по их замыслу, должен раскрыть свои подлинные влечения. В Вене — родине фрейдиз­ма — психиатр Морено открыл пер­вый театр «психодрамы», затем это направление перекочевало в США, где приобрело за последнее время значительную популярность, как ме­тод «лечения» психических заболева­ний.

Не следует думать, что «психо­драма» используется буржуазными психологами как терапевтическое средство лечения душевнобольных.

Адепты «психодрамы» не только рассчитывают на то, что таким пу­тём им удастся выявить особенности характерологического склада чело­века, его внутренние побуждения и т. д.

Программа проповедников «психо­драмы» значительно шире. С сокру­шением они вынуждены признать, что положение простого человека в современном капиталистическом об­ществе крайне неблагополучно. Неуверенность в завтрашнем дне, крушение надежд, социальная несправедливость, материальная не­обеспеченность — всё это ввергает личность в состояние предельной неудовлетворённости. Накапливают­ся огромные «резервуары» недоволь­ства, что неизбежно ведёт к социаль­ным конфликтам. Из этого сторон­ники «психодрамы» вовсе не делают вывода о необходимости преобразо­вания существующего общественно­экономического строя с тем, чтобы уничтожить материальные условия, порождающие бедствия народных масс. Напротив, основную задачу они видят в том, чтобы подыскать рецепт для спасения существующих общественных отношений.

В качестве такого рецепта и пред­лагается психодраматический спек­такль. Участвуя в нём, личность, как полагают неофрейдисты, очистив­шись от недовольства, от «агрессив­ных» намерений и т. д., вернётся уми­ротворённая к выполнению своих обязанностей. Такое «очищение» должно, по замыслу Морено, вести к установлению дружеских отноше­ний между различными социальными группами, к ликвидации антагонизма между классами и др. Иначе говоря, недовольство подлинной жизнью должно быть перенесено в театр «психодрамы» с тем, чтобы превра­тить его из реального в условное сценическое действие, разрядив тем самым опасные для существующего социального порядка силы.

Смягчение классовых противоре­чий, примирение эксплоатируемых с эксплоататорами — такова цель, ра­ди которой была изобретена «психо­драма». Распространение подобных методов воздействия на массы—ещё одно свидетельство не только дегра­дации современной буржуазной пси­хологии, но и того, к каким ухищре­ниям она должна прибегать, чтобы выслужиться у своих хозяев при вы­полнении возложенных на неё соци­альных задач.

«Глубинная» психология (Мак-Дауголл, Фрейд и др.) выдвинула на первый план проблему мотивов поведения, слабо разработанную в пропитанной феноменализмом бур­жуазной психологии XIX века.

Зарубежные историографы пыта­ются доказать, что повышенный ин­терес к мотивации был вызван яко­бы тем, что Фрейд и другие столкну­лись с некоторыми специфическими явлениями душевной жизни (истерия, неврозы и пр.), подсказавшими мысль о важной роли мотивов.

Подобные объяснения столь же лживы и антинаучны, как и вся ин­терпретация так называемого «кри­зиса» психологии. О действительных причинах акцентирования проблемы мотивов невольно проговорился Мак-Дауголл в своей критике интеллек- туалистической психологии. Она пло­ха, указывает он, потому, что не может быть положена в основу об­щественных наук.

Социолога, историка, экономиста, юриста в капиталистическом обще­стве интересует не человек сам по себе, с его мыслями, чувствами, стремлениями, со всем богатством человеческой психики, а лишь мотивы человеческого поведения, т. е. то, что побуждает, например, людей повиноваться существующему спосо­бу правления или, напротив, бунто­вать против него, ради чего они идут на войну, устраивают стачки и т. д.

Существующая психология, утвер­ждает Мак-Дауголл и другие, беспо­мощна, она не в силах предоставить социологам сколько-нибудь удовле­творительное объяснение мотивации. Превращение вопроса о мотивах в центральную тему психологии яви­лось, с другой стороны, следствием определённой идеологической уста­новки — психологизировать явления общественной жизни, подменить об­щественно-экономические законо­мерности психологическими. Под предлогом разработки проблемы мо­тивов в противовес марксистскому учению об общественном бытии, определяющем общественное и инди­видуальное сознание, выдвигается лживая психологизированная социо­логия, призванная отстаивать в угоду своим хозяевам бредовую идею гос­подства подсознательных инстинк­тов, определяющих якобы ход об­щественно-исторического процесса. В основе этой теории лежит совер­шенно порочная мысль о том, что причины возникновения тех или иных общественных учреждений, права, морали, религии, классовой борьбы надо искать не в условиях матери­альной жизни общества, не в способе производства, а в подсознательных инстинктах индивида.

Марксизм разоблачает научную несостоятельность феноменализма и интеллектуализма буржуазной идеа­листической психологии, показывая, что в своей трактовке деятельности она объясняет один психический фе­номен другим психическим феноме­ном, не выходя из порочного круга имманентной духовной причинности, между тем как в действительности индивидуальное и общественное раз­витие детерминированы не психикой, не интеллектом, а материальными причинами, по отношению к которым сознание вторично, производно.

Выступая против психологии со­знания, «глубинная» психология за­меняет одну порочную теорию дру­гой, ещё более порочной: феномена­лизм — иррационализмом — и стре­мится подпереть прогнившую буржу­азную социологию, снабдить её та­кой концепцией, которую она могла бы использовать в своих злобных на­падках на единственно научное уче­ние об обществе — исторический ма­териализм.

Ярким свидетельством превраще­ния американской психологии в при­служницу империалистической реак­ции является широкое распростране­ние в ней расистского мракобесия.

Психология была служанкой ра­сизма ещё в фашистской Германии. Группа гитлеровских молодчиков во главе с дипломированным бандитом Иеншем утверждала, что она может предоставить прямые и неопровер­жимые доказательства существова­ния биологического типа, составом крови которого якобы определяется его право истреблять непокорные Гитлеру народы.

Эта банда настаивала на истребле­нии «разрушающих культуру расо­вых гибридов», в число которых за­числялись не только «неарийцы», но и все те, кто не хотел солидаризиро­ваться с фашистским режимом.

С молодчиками Иенша вполне мо­гут конкурировать американские ра­систы.

Они пытаются «доказать» неполно­ценность народов, не принадлежа­щих к англо-саксам. С этой целью буржуазные психологи используют особые испытания (тесты) и утверж­дают, что каждому возрасту в соот­ветствии с уровнем способностей доступны определённые тесты. Прово­дя через тесты испытуемого, они устанавливают, каков его «умствен­ный возраст». Если испытуемый субъект справляется с тестом, пред­назначенным тестологами для более старшего возраста, то даётся заклю­чение о высоком развитии его ум­ственных способностей, если же ока­жется, что он не справился с теста­ми, соответствующими якобы его возрасту, то он зачисляется в кате­горию умственно отсталых. Отноше­ние между «умственным» возрастом и фактическим («ИКУ») выступает в современной буржуазной психоло­гии как основное мерило всех спо­собностей человека. (Речь идет об известном тексте IQ — прим. ред РП)

При этом в качестве руководящего выдвигается положение о том, что указанное отношение — «ИКУ» — остаётся якобы постоянным в тече­ние всей жизни, независимо от того, в каких социальных условиях будет жить человек.

«Вас,—пишет американский психо­лог Бонгейм,— это может удивить и показаться странным и вы можете спросить, неужели действительно ин­теллект ребёнка остался тем же и его дарования в течение этих лет не развились. Конечно, развились. Одна­ко отношение между действитель­ным и «умственным» Еозрастом оста­лось неизменным, так как тесты по­казывают способности, а не дости­жения (achievment); способности же в отношении возраста остаются кон­стантными»[2].

Неизменяемость способностей в течение всей жизни человека, их не­зависимость от воспитания и обуче­ния может, очевидно, быть объясне­на только одной причиной — их на­следственной предопределённостью. «Среда имеет некоторое значение,— продолжает Бонгейм,— однако экс­перименты показывают, что наслед­ственность — это более влиятельный фактор»[3].

Опираясь на вейсманистско-морга­нистское учение, насквозь пропитав­шее своим ядом не только зарубеж­ную биологическую науку, но и зару­бежную психологию, современные буржуазные психологи утверждают, что духовные особенности человека определяются не его образом жизни, а передающимися от поколения к поколению генами. Способности лич­ности, черты её характера, интересы, идейная направленность — всё это объявляется зависящим от неизмен­ных носителей наследственности, от зародышевой плазмы, которая, как утверждают апологеты расизма, «со­храняется одной и той же в течение поколений, передаваясь от предков к потомкам. Ребёнок наследует гены не от своих родителей, а от всех сво­их прямых предшественников»[4]. На­следственные биологические ресур­сы, а не социально-экономические условия, не общественные отноше­ния выступают в этой махрово реак­ционной теории в качестве основной движущей силы психического разви­тия. Представление о генах, как известных носителях наследствен­ности, научная несостоятельность которого убедительно показана ми­чуринской биологией, буржуазные психологи используют для обоснова­ния расистского взгляда на лич­ность.

В этой связи следует упомянуть о том, что в качестве апостола своей лженауки современные тестологи превозносят небезызвестного Гальтона — одного из изобретателей те­стовой процедуры и одного из соав­торов теории «зародышевой плаз­мы».

Не кто иной, как Гальтон, разрабо­тал статистические приёмы изучения наследственности, которыми широко пользуются современные психологи-расисты, рьяно бросившиеся по за­данию своих хозяев на обследование умственных способностей различных национальностей и рас.

Объясняя неграмотным, не пони­мающим чужого языка жителям Африки, Австралии, Океании, Аля­ски с помощью мимики или лома­ного английского языка различные тесты, требующие операций со слож­ными геометрическими фигурами, цифрами и т. д., эти психологи, разу­меется, получали худшие результа­ты, чем у студентов американских колледжей. Ссылаясь на эти резуль­таты, они делали выводы об умст­венной неполноценности колониаль­ных народов.

Не учитывая ни уровня культур­ного развития, ни своеобразия куль­туры этих народов, англо-американ­ские расисты ставят решение тестов в зависимость от состава крови и тщательно проверяют «чистоту кро­ви» у своих испытуемых. Они исхо­дят из того, что пресловутое «ИКУ» (показывающее якобы уровень ум­ственного развития) находится в прямой зависимости от биологиче­ской природы индивида.

Типичными в этом отношении яв­ляются проведённые на Аляске «ис­следования» Андерсена и Ильза. «Наши материалы, — утверждают эти американские расисты,— указы­вают на то, что «ИКУ» примитивных рас: эскимосов, алеутов и индей­цев — ниже, чем у белых», следова­тельно (?!!), величина «ИКУ» долж­на прогрессивно расти соответствен­но примеси крови белых»[5].

Опираясь на свою лженаучную тестологию, это фашистское отребье категорически отвергает возмож­ность изменения интеллекта у пора­бощённых народов в зависимости от изменения социальных условий.

«Эскимосы с несмешанной кро­вью,— пишут они,— имеют одни и те же умственные способности неза­висимо от степени их контакта с цивилизацией белых»[6].

Американская «тестология» обна­жает истинное звериное лицо психо­логии современного империализма, призванной психологически «обосно­вать» политику расового и классово­го угнетения, внушить, что право на материальные и духовные блага при­надлежит империалистам, так как они, по утверждению расистов, явля­ются представителями «высшей» ра­сы, что низкий уровень культуры в колониальных и полуколониальных странах предопределён не бесчело­вечной эксплоатацией живущих там народов, а тем, что мозг этих наро­дов не имеет якобы соответствую­щих задатков для духовного разви­тия.

Рядом с наследственностью совре­менные англо-американские психо­логи ставят ещё один детерминирую­щий фактор — среду, влияние кото­рой они охотно признают. Согласно такой точке зрения, две силы правят человеческим поведением — гены, с одной стороны, внешнее воздействие среды — с другой.

Однако то понятие о среде, кото­рое ими утверждается, не имеет ни­чего общего с марксистским понима­нием бытия, определяющего психи­ческий склад людей. Под средой буржуазные психологи разумеют раз­личные внешние обстоятельства — географические, климатические и прочие, — которые, по их мнению, во взаимодействии с биологическими силами и создают ту или иную поро­ду людей.

В качестве дополнения к человече­ской зоологии вносится предложение создать человеческую экологию. В настоящее время в ряде университе­тов США свора дипломированных приказчиков монополистического ка­питала — психологов, географов, эт­нографов, климатологов — корпит над изучением проблемы влияния климата на человеческое поведение и общественную жизнь в целом. Профессор Гантингтон уже опубли­ковал на эту тему огромное количе­ство статей и 28 книг, вроде следу­ющих:          «Цивилизация и климат», «Среда и характер расы» и др. В последнем своём опусе, «Главная движущая сила цивилизации», Ган­тингтон объявляет таковой измене­ние климата[7]. Цивилизации возника­ли и рушились, народы мигрировали, уровень жизни повышался и опу­скался, люди умнели и глупели — всё это, по Гантингтону, происходи­ло в зависимости от климата, от со­держания озона в воздухе и от тем­пературы воздуха, а отнюдь не от социальных причин.

Доктор Мильс подводит «экспери­ментальную» базу под эти «климато­логические» бредни. В своём сочине­нии «Климат делает человека» он приводит результаты опытов на а мышами, помещавшимися в разные температурные условия. Выводы, ко­торые делаются из этих опытов, не оставляют сомнений в том, что «кли­матическая психология» есть своеоб­разный вариант расовой теории, опираюшейся в данном случае не на фактор наследственности, а на фак­тор среды.

Опыты с мышами расцениваются как доказательство превосходства расы, живущей в холодном климате, над расами, живущими в тропиче­ских странах.

Такой вывод вполне устраивает американских плантаторов, так же как и дальнейшие измышления лже­научных климатологов о склонности южных народов к чувственным наслаждениям, меланхолии, к эконо­мике, основанной на рабском труде, и к деспотическому образу правле­ния[8].

Нетрудно понять, в каких целях идейные оруженосцы империализма ставят общественную и духовную жизнь в зависимость именно от этих двух факторов — наследственности и среды, — которые трактуются бур­жуазными псевдоучёными с ложных, антинаучных позиций.

Они стремятся любой ценой сохра­нить существующий эксплоататорский строй.

Если причины социальной неспра­ведливости, войн, нищеты, голода кроются, как они утверждают, в ко­нечном счёте в генах или в атмос­ферном давлении, а не в материаль­ных условиях жизни, не в социально- экономических отношениях, то оче­видно, что тем самым обессмысли­ваются всякие попытки преобразо­вать эти отношения.

Почти половина американских психологов непосредственно служит в вооружённых силах США. Но и те, кто не работает в секретных лабора­ториях и военных штабах, распро­страняя идеалистическую и расист­скую отраву, как показывают приве­дённые нами материалы, столь же яростно отстаивают интересы своих хозяев, интересы американского им­периализма.

М. Г. Ярошевский

Журнал «Вопросы философии», 1948, № 3 стр. 280-293

[1] «Psychological Revue», p. 244. 1937.
[2] Boenheim «Introduction to present- day Psychology», p. 20. 1946.
[3] Ibid. p. 22.
[4] Нагriman «Encyclopedia of Psycho­logy». P. 254. 1946.
[5] «Psychological Bulletin», о. 341. 1940.
[6] Ibid, d. 344.
[7] Hantington «Mainsprings of civili­zation». 1945.
[8] Наггiman «Encyclopedia of Psycho­logy», p. 140. 1946.