А. А. Максимов. Марксистский философский материализм и современная физика

(«Вопросы философии», № 3, 1948 г., с.105-124)

Конец XIX—начало XX века озна­меновались революцией в естество­знании, особенно в физике. Были от­крыты радиоактивность, разложи­мость атома, доказаны были сущест­вование электрона и изменчивость его массы с изменением скоро­сти. П. Лебедевым было доказано существование светового давления. Возникло учение о строении атома, показавшее, что атом состоит из по­ложительно заряжённой централь­ной части — ядра — и обращающих­ся вокруг ядра электронов.

Эти открытия вызвали ломку ста­рых воззрений. Прежде естествоис­пытатели рассматривали атом и его массу неизменными. Они имели дело лишь с механической, тепловой и электрической формами энергии. Те­перь обнаружилась новая форма энергии — внутриатомная, источник которой сначала оставался для естествоиспытателей неизвестным.

Эти открытия и ломка старых тео­рий происходили в условиях, когда капиталистическое общество всту­пило в эпоху империализма, в эпоху загнивания, распада капиталистических общественных отношений, ког­да пролетариат созрел для завоева­ния власти и свершения социалисти­ческой революции.

Ленин писал, что «политическая реакция по всей линии — свойство империализма»[1]. Эта реакция ска­залась и в области науки, искусства, литературы, в области культуры вообще.

В естествознании распространение реакционного влияния империали­стической буржуазии выразилось в отходе некоторых групп буржуазных естествоиспытателей от материали­стической теории познания и в ска­тывании их на идеалистические по­зиции, в смыкании с идеализмом и фидеизмом, в появлении среди фи­зиков «физических» идеалистов.

Ленин в своём произведении «Ма­териализм и эмпириокритицизм» до­казал, что естествознание покоится на материалистических основах, что его успехи неразрывно связаны с ма­териализмом. «Естествознание, — пи­сал он, — бессознательно при­нимает, что его учение отражает объективную реальность, и только такая философия примирима с есте­ствознанием!»[2].

В другом месте Ленин говорит: «…решение может быть только одно: признание того, что отображаемый нашим сознанием внешний мир су­ществует независимо от нашего со­знания. Только это материалистиче­ское решение действительно совме­стимо с естествознанием…»[3].

В то же время Ленин доказал, что материализм у большинства есте­ствоиспытателей, как правило, яв­ляется стихийным, бессознатель­ным, не подымающимся до фило­софского материализма.

Этот стихийный, естественно-исто­рический материализм покоится пре­жде всего на доказанном естество­знанием факте существования при­роды, земли до возникновения чело­века, на том факте, что ощущение у высокоорганизованных существ свя­зано с наличием нервной системы, что мозг — орган мысли, что ощу­щения, представления, понятия — об­разы вне нас существующей дейст­вительности.

Усваивая эти данные, естество­испытатели в большинстве своём стихийно, не подымаясь до уровня философского материализма, стано­вятся на позиции материализма.

Бессознательность, стихийность естественно-исторического материа­лизма этих учёных делает их беспо­мощными в борьбе с метафизикой, в борьбе с идеалистической филосо­фией. Это и обнаружилось со всей ясностью, когда всякие идеалисти­ческие извращения науки в конце XIX века стали преподноситься неко­торыми буржуазными учёными — естествоиспытателями и математика­ми — в качестве якобы новейших философских выводов из открытий естествознания.

Анализируя положение в естество­знании на рубеже XIX и XX столе­тий, Ленин прежде всего обращает внимание на то, что это положение в естествознании, и особенно в фи­зике, многими характеризуется как кризис естествознания, как кризис физики.

В качестве одного из примеров Ленин приводит высказывания по этому вопросу известного среди бур­жуазных естествоиспытателей и фи­лософов математика, занимавшегося проблемами теоретической физики, — А. Пуанкаре.

Кризис физики выражался, по мнению Пуанкаре, в потрясении та­ких принципов естествознания, как ньютонов принцип равенства дей­ствия противодействию, принцип со­хранения массы, принцип сохранения энергии, второй принцип термодина­мики и пр.

В чём же конкретно видел Пуан­каре это потрясение перечисленных выше принципов?

Принцип равенства действия про­тиводействию, по его мнению, под­вергался сомнению в результате от­крытия электронной структуры ма­терии. Взаимодействие электронов происходит, согласно учению элек­тромагнетизма, с известной скоро­стью. Если один электрон испытал колебание, то это колебание вызвало действие — электромагнитную вол­ну. Эта волна вызовет противодей­ствие другого электрона лишь тогда, когда она до него достигнет, то есть через известный промежуток време­ни. Следовательно, рассуждал Пуан­каре, действие одного электрона не сопровождается одновременным противодействием другого. Отсюда и делался вывод о том, что принцип равенства действия противодействию нарушается. Ссылку на взаимодей­ствие электрона с эфиром Пуанкаре отклонял, указывая, что эфир не об­ладает массой и якобы не является материей.

Таков один из «подкопов», совер­шённых, по мнению Пуанкаре, нау­кой под первый из перечисленных нами выше принципов.

Принцип сохранения массы нару­шался, утверждал он, доказатель­ством того, что масса электрона ра­стёт со скоростью. А раз масса не неизменна, то и механика Ньютона, покоящаяся на представлении о не­изменной массе, подрывается, пере­стаёт быть действительной для тел, движущихся со скоростями, прибли­жающимися к скорости света.

Угрозу принципу сохранения энер­гии Пуанкаре усматривал в откры­тии радиоактивности и факта излуче­ния колоссальных количеств энергии радиоактивными веществами.

Наконец, второй закон термоди­намики якобы обнаруживал своё бессилие в области микроявлений. В микрообластях природы в течение малых промежутков времени воз­можны самопроизвольные колеба­ния температуры, переход тепла от менее нагретых тел к более нагре­тым, нарушение равномерного рас­пределения плотностей вещества и пр.

Один лишь принцип наименьшего действия оставался, по мнению Пу­анкаре, при этом всеобщем «раз­громе принципов» никак не затрону­тым.

Рассматривая изложенные выше проблемы, Пуанкаре указывал и на возможные решения их, но не тор­жество науки и научного мировоз­зрения привлекало внимание Пуан­каре, а именно возможность скепти­ческих и пессимистических выводов.

Именно скептицизмом, агностициз­мом, пессимизмом проникнуто всё мировоззрение А. Пуанкаре.

«Отсутствие         страданий, — писал он, — это идеал отрицательный, ко­торый вернее был бы достигнут с уничтожением мира».

«…Истина иногда пугает нас… она порой обманчива… никогда не воз­можно достигнуть её… она бывает подчас жестока — и мы спрашиваем себя, не является ли не только более утешительной, но и более надёжной иллюзия…». Наука «…не может дать нам счастья»[4] и т. д. и т. п. Вот ти­пичные разглагольствования учёного-буржуа, охваченною общим песси­мистическим настроением, столь ха­рактерным для умонастроений бур­жуазной интеллигенции эпохи рас­пада буржуазных общественных от­ношений.

Не удивительно, что пессимизм не может уживаться с верой в торже­ство науки, торжество человеческой деятельности. Скептицизм — вот гно­сеологический, философский резуль­тат общего пессимистического умо­настроения Пуанкаре и ему подоб­ных.

«…Много оснований к скептициз­му»[5],— заявлял Пуанкаре, начиная разбор вопроса об «объективной ценности науки». И он не только заявлял это, но и закреплял скепти­цизм в форме агностической теории познания природы.

О мире, о вещах, как таковых, мы, по Пуанкаре, вообще ничего сказать не можем. Мы лишены навсегда такого языка. Если бы даже суще­ствовал, писал он, всеведущий бог, то и он не мог бы нам ничего сооб­щить о сущности вещей, ибо мы ли­шены возможности познавать какие-либо сущности[6].

Вещи, тела для нас, согласно Пуанкаре, суть лишь относительно постоянные комплексы ощущений. Всё, что мы познаём, — это отноше­ния между такими комплексами ощущений. Да и сами вещи лишь потому — предмет нашего познания, что в них мы открываем некоторое более или менее постоянное отноше­ние между отдельными чувственны­ми элементами[7].

Пространство и время — формы мышления, которые мы налагаем на предметы природы. Они не апри­орны, а результат соглашения в це­лях удобства, простоты.

Таким образом, по Пуанкаре, мы не выходим и не можем выйти за пределы нашего субъективного мира.

Для обозначения тех или иных отношений между комплексами на­ших ощущений (вещей) мы выра­батываем особый язык. По утвер­ждению Пуанкаре, этот-то особый, созданный нами по принципу удоб­ства язык и есть наука.

Объективность, истинность науки, говорит он, заключается в общепри­знанности её положений. Нет ника­кой истины самой по себе. Она выражение общезначимости для раз­личных людей. Не будучи делом одного произвола, наука есть резуль­тат соглашения между людьми. Мо­тивом для этого соглашения являет­ся удобство, простота, гармония. Соглашательство, оппортунизм ле­жат в основе понятий науки[8]. Реаль­ность природы, по Пуанкаре, в гар­монии её законов. Эта гармония не существует вне человеческого разу­ма. Вообще «всё, что — не мысль, есть чистое ничто»[9].

Если мы и говорим о внешнем ми­ре, то только потому, что удобнее предположить, что мир существует[10]. Утверждение о том, что мир сущест­вует, ничего более, по Пуанкаре, не содержит в себе кроме того, что нам удобнее так говорить.

Практика и наука, по его мнению, несоединимы. Практика требует ограничения духовных потенций че­ловека, наука — свободы, независи­мости. Нужно, чтобы учёный рабо­тал без заботы о пользе его дея­тельности. Польза науки не в её приложениях, а в том, что она нас возвышает, приобщает к величест­венному. Вкусить сладость величест­венного, гармонии мира призваны немногие. Массам эти наслаждения недоступны[11].

Такова вкратце суть воззрений А. Пуанкаре. Они типичны для всех представителей махистского течения. Отдельные представители этого те­чения разнятся лишь в частностях, в терминологии, но суть их воззрений одна — замена научного мировоззре­ния мировоззрением, враждебным науке, разрыв теории и практики, вражда к массам трудящихся, пес­симизм.

Ленин подверг сокрушительной критике воззрения Маха, Пуанкаре и им подобных.

Сторонники Маха и Пуанкаре — махисты — истолковывали ощуще­ния в духе субъективного идеализма, как нечто первичное, из чего якобы складываются материя, тела, все яв­ления действительности. Следова­тельно, махизм за первичное считает психику, дух и является одной из разновидностей идеализма.

Ленин доказал, что ощущение яв­ляется связью сознания с внешним миром и представляет собой образ этого внешнего мира. Свойство пси­хики отображать внешний мир исто­рически возникает и совершенствует­ся, достигая наивысшего развития у человека. Все данные науки, относя­щиеся к этому вопросу, подтвер­ждают материализм и доказывают полную антинаучность идеализма.

Разоблачая махистов, Ленин так­же доказал, что учение махизма противоречит всей практике челове­чества, убеждающей его в сущест­вовании внешнего мира. Признание ощущения за образ внешнего ми­ра — образ, совершенствующийся в процессе практической деятельности человека, — ведёт к признанию роли практики как критерия истинности познания. Это и было сделано осно­воположниками марксизма. Они вве­ли критерий практики в самую тео­рию познания.

Махисты же отрывают познание от практической деятельности чело­века, понимают практику в смысле узкого практицизма, делячества. Они рассматривают практику как нечто находящееся вне теоретической, по­знавательной деятельности человека, противопоставляют теорию практике.

Ленин раскрыл и опроверг все фальшивые доводы махистов, приво­димые ими в пользу их антинаучной теории познания. Махисты утвер­ждали, что изменение научных пред­ставлений в связи с ростом челове­ческих знаний говорит якобы об ил­люзорности, произвольности, субъек­тивизме наших познаний, о том, что наука — плод творчества нашего ду­ха и не отображает ничего вне нас существующего.

Ленин доказал, что относитель­ность знаний, их изменение есть ре­зультат их совершенствования благо­даря росту науки на основе практи­ки, эксперимента. Рост науки приво­дит ко всё более и более точному отображению внешнего мира в на­шем сознании. Для диалектического материализма относительность зна­ний — подчинённый момент в учении об объективной истине. Через отно­сительную истину мы приближаем­ся к абсолютной истине. Каждая относительная истина содержит ча­стичку, кусочек истины абсолютной.

Отрицая объективную истину, про­поведуя философский релятивизм, следовательно, субъективизм нашего познания, махизм выступает против науки, против всех достижений че­ловеческого знания. Но махизм де­лал и делает это не последователь­но, а с бесчисленными увёртками и отступлениями от линии последова­тельного философского идеализма. Однако то, чего не договаривают ма­хисты, договаривает за них лагерь открытого идеализма и фидеизма.

Ленин в «Материализме и эмпирио­критицизме» показал, что философ­ские течения, подобные махизму, ха­рактерны для всех стран, где гос­подствует империалистическая бур­жуазия. В то время, как в Германии и Австрии поход против научного мировоззрения вёлся под флагом учений Маха и Авенариуса, а также Ф. Адлера, во Франции и Бельгии такую же роль играли воззрения А. Пуанкаре и П. Дюгема, в Ан­глии — Пирсона, Пойнтинга, Клиф­форда, в Америке — Джемса и др.

Разоблачая Богданова, Базарова, Юшкевича и К°, Ленин показал, что «русские махисты» по существу не пошли ни на йоту дальше повторе­ния учений Беркли, Фихте, Канта — учителей Маха, Авенариуса, Пуанка­ре и т. д. Проповедуя эту реакцион­ную философию, русские махисты оказывались союзниками контррево­люционной русской буржуазии, союз­никами кадетов.

* * *

Ленин в «Материализме и эмпи­риокритицизме» особенное внимание обратил на разбор фальшивых утвер­ждений российских и зарубежных махистов о том, что их философия есть якобы философия новейшего естествознания. И в этом отношении Ленин сделал огромный вклад в со­кровищницу марксизма-ленинизма, продолжив дело философского обоб­щения данных естествознания, нача­тое Марксом и Энгельсом.

Товарищ Сталин о книге Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» писал: «…Книга Ленина является не только критикой Богданова, Юшке­вича, Базарова, Валентинова и их философских учителей, — Авенариу­са и Маха, пытавшихся в своих про­изведениях преподнести утонченный и приглаженный идеализм — в про­тивовес марксистскому материализ­му. Книга Ленина является вместе с тем защитой теоретических основ марксизма — диалектического и исто­рического материализма — и материа­листическим обобщением всего важ­ного и существенного из того, что приобретено наукой и, прежде всего, естествознанием за целый историче­ский период, за период от смерти Энгельса до появления в свет книги Ленина «Материализм и эмпирио­критицизм»[12].

Ленин подверг уничтожающей критике философские воззрения ма­хизма. Он доказал, что скептические и агностические выводы у махистов являются следствием того, что они смешивают философское понятие ма­терии, обозначающее объективную реальность, с физическим понима­нием материи, с теми или иными физическими учениями о строении материи.

«…Совершенно непозволительно, — писал он, — смешивать, как это де­лают махисты, учение о том или ином строении материи с гносеологической категорией, — смешивать вопрос о новых свойствах новых видов мате­рии (например, электронов) с старым вопросом теории познания, вопросом об источниках нашего знания, о су­ществовании объективной истины и т. п.»[13]. «Материя есть, — писал Ленин далее, — философская категория для обозначения объективной реально­сти, которая дана человеку в ощу­щениях его, которая копируется, фотографируется, отображается на­шими ощущениями, существуя не­зависимо от них»[14].            «…Eдинственное «свойство» материи, с признанием которого связан фило­софский материализм, есть свой­ство быть объективной ре­альностью, существовать вне на­шего сознания»[15].

Точно так же опровергал Ленин неправоту махистов и по вопросу о массе, по вопросу о мнимом нару­шении закона сохранения массы в результате доказательства изменчи­вости массы электрона в зависимо­сти от скорости его.

Махисты ловили на слове метафи­зических материалистов, утверждав­ших, что атомы неизменны, масса неизменна. Раз вы, материалисты, говорили они, утверждаете, что мас­са неизменна, то что остаётся от ва­шего материализма, когда материя вместе с массой — её основной ха­рактеристикой — оказывается из­менчивой? Материя просто исчезает! Следовательно, рушится материа­лизм.

В опровержение таких софизмов Ленин писал: «Материя исчезает»,— это значит исчезает тот предел, до которого мы знали материю до сих пор, наше знание идёт глубже; исче­зают такие свойства материи, кото­рые казались раньше абсолютными, неизменными, первоначальными (не­проницаемость, инерция, масса и т. п.) и которые теперь обнаружива­ются, как относительные, присущие только некоторым состояниям мате­рии»[16].

Махисты пытались изменение, рост наших познаний истолковать в духе философского релятивизма, в духе отрицания объективной истины. Раз наши теоретические познания изме­няются, то, утверждали они, нет ни­какой объективной истины. Ленин разъяснял, как мы уже отмечали выше, что относительность наших знаний не только не отвергается ма­териализмом, именно диалектиче­ским, а не метафизическим материа­лизмом, а, наоборот, является одним из подчинённых моментов в его уче­нии об объективной истине:

«Каждая ступень в развитии на­уки прибавляет новые зёрна в эту сумму абсолютной истины, но преде­лы истины каждого научного поло­жения относительны, будучи то раз­двигаемы, то суживаемы дальней­шим ростом знания». «Материали­стическая диалектика Маркса и Энгельса безусловно включает в се­бя релятивизм, но не сводится к не­му, т. е. признаёт относительность всех наших знаний не в смысле от­рицания объективной истины, а в смысле исторической условности пре­делов приближения наших знаний к этой истине»[17].

Наряду с извращением научного положения об относительности на­ших знаний фальшивому истолкова­нию у махистов подверглась также математическая форма физических знаний.

Эта фальшь прежде всего проис­ходила из идеалистического понима­ния ими математического знания. Математика, говорили они, — про­дукт творчества нашего духа. Это творчество не произвольно: из бес­численных возможных творений на­шего духа мы, руководствуясь ука­занием опыта, выбираем наиболее удобные нам, наиболее простые. Но эти удобные, простые формы мате­матического знания — продукт твор­чества нашего духа и никаким отображением внешних вещей не являются.

В своей работе «Наука и гипоте­за» Пуанкаре писал: «…то, что нам доступно, не есть вещь в себе, как думают наивные догматисты, а толь­ко отношения между вещами; вне этих отношений для нас не сущест­вует ничего познаваемого»[18].

В его работе «Ценность науки» мы читаем: «Сказать, что наука не может иметь объективной ценности, потому что мы узнаём из неё толь­ко отношения, значит рассуждать навыворот, так как именно лишь отношения и могут быть рассматри­ваемы как объективные. Так, на­пример, внешние предметы, для ко­торых было изобретено слово объект, суть действительно объекты, а не одна беглая и не­уловимая видимость: ибо это — не просто группы ощущений, но груп­пы, скреплённые постоянной свя­зью. Эта связь — и только эта связь — и является в них объек­том; и эта связь есть отношение»[19].

Софизм махистов, как видим, сво­дился к следующему: так как нет изолированных «вещей в себе» и вещи всегда находятся во взаимо­зависимости, то нет вообще «вещей в себе», а существуют лишь соот­ношения между относительно посто­янными комплексами наших ощуще­ний.

Помимо солипсистского утвержде­ния о том, что нет ничего, кроме наших ощущений, здесь мы видим наигрывание на диалектическом мо­менте о взаимосвязи вещей в при­роде.

Ленин опровергал такого рода со­физмы, доказывая, что «вещи в се­бе» — например, электроны — суще­ствуют, но существуют, как нечто познаваемое нами, как нечто, пре­вращающееся в «вещи для нас».

«Единственный и неизбежный вы­вод из этого, — который делают все люди в живой человеческой практи­ке и который сознательно кладёт в основу своей гносеологии материа­лизм, — состоит, — говорил он, — в том, что вне нас и независимо от нас существуют предметы, вещи, тела, что наши ощущения суть об­разы внешнего мира. Обратная тео­рия Маха (тела суть комплексы ощущений) есть жалкий идеалисти­ческий вздор»[20].

В другом месте Ленин писал о воз­зрениях Энгельса: «А Энгельс пря­мо и ясно говорит, что от агностика отделяет его не только сомнение аг­ностика в правильности изображе­ний, но и сомнения агностика в том, можно ли говорить о самых ве­щах, можно ли «достоверно» знать об их существовании»[21].

Итак, Ленин прежде всего отвер­гал гносеологическую посылку идеа­лизма вообще, в том числе махизма, о том, что не существует вне и неза­висимо от нас «вещей в себе».

Одновременно с этим Ленин разо­блачил попытку махистов отожде­ствить это положение с другим, а именно с положением о том, что существуют не изолированные, а связанные между собой «вещи в се­бе». Он показал, что махисты, ука­зывая на наличие отношений между вещами, отношений, выражаемых математическими уравнениями, от­брасывают самые вещи.

В полном соответствии с Марксом, который писал, что «свойства дан­ной вещи не создаются её отноше­нием к другим вещам, а лишь об­наруживаются в таком отношении»[22], Ленин доказывал, что наличие от­ношений, взаимодействий между ве­щами не может служить ни малей­шим доводом в пользу того положе­ния, что есть только отношения, а вещей самих по себе нет.

Опровергая софизмы такого рода, Ленин пишет: «Понятно, что если какое-нибудь тело взять за едини­цу, то движение (механическое) всех прочих тел можно выразить простым отношением ускорения. Но ведь «те­ла» (т. е. материя) от этого вовсе ещё не исчезают, не перестают су­ществовать независимо от нашего сознания. Когда весь мир сведут к движению электронов, из всех урав­нений можно будет удалить электрон именно потому, что он везде будет подразумеваться, и соотношение групп или агрегатов электронов све­дётся к взаимному ускорению их, — если бы формы движения были так же просты, как в механике»[23].

Подобно тому, как махисты, остав­ляя уравнение, выражающее отноше­ние между электронами, отбрасывали самые электроны, они точно так же отрицали реальность электромагнит­ных явлений, признавая одни лишь дифференциальные уравнения Мак­свелла и Герца.

Ленин по этому поводу писал: «Для махистов то обстоятельство, что эти физики ограничивают свою теорию системой уравнений, есть опровержение материализма: урав­нения — и всё тут, никакой материи, никакой объективной реальности, одни символы»[24].

Исходя из представления о суще­ствования «вещей самих по себе», отвергая растворение этих «вещей самих по себе» в отношениях между ними, Ленин доказывал бесконеч­ную сложность, неисчерпаемость предметов природы, в том числе электрона.

Итак, «физические» идеалисты до­говаривались до «исчезновения мате­рии», истолковывая в духе философ­ского релятивизма доказательство наукой относительности нашего зна­ния, идеалистически истолковывая математическую форму физических знаний. Искажение данных науки по этим двум линиям и привело к кри­зису физики.

«Суть кризиса современной фи­зики, — писал Ленин, — состоит в ломке старых законов и основных принципов, в отбрасывании объек­тивной реальности вне сознания, т. е. в замене материализма идеализмом и агностицизмом. «Материя исчез­ла» — так можно выразить основное и типичное по отношению ко многим частным вопросам затруднение, со­здавшее этот кризис»[25].

В другом месте Ленин пишет: «Следовательно, в философском от­ношении суть «кризиса современной физики» состоит в том, что старая физика видела в своих теориях «ре­альное познание материального ми­ра», т. е. отражение объективной реальности. Новое течение в физике видит в теории только символы, зна­ки, отметки для практики, т. е. от­рицает существование объективной реальности, независимой от нашего сознания и отражаемой им»[26].

Это положение в физике тотчас же было использовано лагерем идеа­лизма и поповщины, лагерем импе­риалистической буржуазии для под­крепления его позиций, для борьбы с научным мировоззрением, для борьбы с революционным движе­нием.

* * *

Анализ воззрений махизма, анализ сути кризиса в естествознании, дан­ный Лениным в его произведении «Материализм и эмпириокритицизм», опубликованном в 1909 году, имеет огромное значение для понимания событий в естествознании и в насто­ящее время.За период, протекший после вы­хода в свет «Материализма и эмпи­риокритицизма» до настоящего вре­мени, произошли события, преобра­зившие весь мир. В 1917 году от системы капитализма отпала страна, занимающая одну шестую часть всей земной поверхности, — Россия. Она превратилась в мощное социалисти­ческое государство. В результате второй мировой войны от капитализ­ма отпали страны Юго-Восточной Европы и часть Центральной Европы. Побеждает коммунизм в Китае. Идёт борьба колониальных стран за их освобождение.

Начало всей этой перестройке ми­ра положила Великая Октябрьская социалистическая революция 1917 го­да. «…Победа Октябрьской рево­люции означает коренной перелом в истории человечества, коренной пере­лом в исторических судьбах мирово­го капитализма, коренной перелом в освободительном движении миро­вого пролетариата, коренной пере­лом в способах борьбы и формах организации, в быту и традициях, в культуре и идеологии эксплоатируемых масс всего мира»[27], — писал товарищ Сталин.

Эти изменения и привели к тому, что на одном полюсе во главе всего, что есть прогрессивного в человече­стве, стоит СССР, на полюсе же им­периализма сосредоточилось всё от­жившее, всё реакционное, тормозя­щее развитие производительных сил и производственных отношений.

СССР — очаг свободы, культуры, науки — вызывает бешеную ненависть в рядах фашистов и идеологов им­периалистической реакции. Эта реак­ция сказалась на всех отраслях че­ловеческой деятельности, в том чис­ле и на естествознании.

По сравнению с первым десятиле­тием XX века в настоящее время в естествознании резко усилилось раз­межевание лагерей материализма и идеализма. В период написания «Ма­териализма и эмпириокритицизма» среди интеллигенции капиталистиче­ских стран философские работы ос­новоположников марксизма-лениниз­ма имели ещё очень небольшое рас­пространение. Теперь сочинения Ленина и Сталина играют решаю­щую роль в формировании передово­го мировоззрения во всех странах не только в среде рабочих, но и в сре­де интеллигенции. Такие сочинения, как «Материализм и эмпириокрити­цизм» Ленина, «Диалектика приро­ды» Энгельса, «Вопросы ленинизма», «История ВКП(б)» и работа «О диа­лектическом и историческом матери­ализме» Сталина, переведены на многие языки и расходятся в огром­ных тиражах.

Можно назвать немало естество­испытателей, которые являлись и яв­ляются сторонниками диалектическо­го материализма в странах капита­лизма. Укажем в качестве примера на имена Ланжевена, Пренана, Перрена, Жолио-Кюри во Франции, Ле­ви, Холдейна, Блеккета — в Англии.

Множится число книг, выходящих в капиталистических странах, в ко­торых делаются попытки отстоять передовое научное мировоззрение.

Впереди этого движения идут учё­ные СССР, выступающие под знаме­нем марксизма-ленинизма.

В этих условиях стихийный, бес­сознательный материализм всё более заменяется среди естествоиспытате­лей сознательным материализмом — диалектическим материализмом.

В то же время натиск идеализма в странах капитала по мере потери буржуазией одной позиции за дру­гой всё более усиливается. Идеа­лизм и фидеизм являются ещё сильным оружием в защите пози­ций империалистической буржуазии. Идеализм проник теперь более глу­боко в естествознание, чем это было 40 лет назад. Некоторые направле­ния естествознания в странах капи­тализма, как вейсманизм-морганизм, являются в целом лженаучными и служат опорой фашистских, расист­ских и иных реакционных бредней.

«Современная буржуазная нау­ка, — говорил А. А. Жданов, — снабжает поповщину, фидеизм новой аргументацией, которую необходимо беспощадно разоблачать»[28].

Не осталась в стороне от этого напора идеализма и физика. Ряд видных буржуазных учёных: физи­ков, космологов, математиков — подвизается на поприще проповеди антинаучного мировоззрения. Пе­чальную славу приобрели в этом отношении физики Эддингтон, Джинс А. Комптон, П. Иордан и др.

Этому тлетворному влиянию под­верглись и творцы современных фи­зических теорий: теории относи­тельности и теории квантов — А. Эйнштейн, В. Гейзенберг и Н. Бор.

Поэтому революция в естествозна­нии, приведшая на данном этапе его развития к открытию способов ис­пользования внутриатомной энергии, совершается в условиях исключи­тельно острой борьбы материализма с идеализмом, в условиях глубочай­шего кризиса буржуазного естество­знания.

Мы остановимся здесь на рас­смотрении влияния идеализма на не­которые философские выводы из тео­рии относительности и квантовой теории.

Творцы той и другой теории ока­зались под влиянием воззрений Ма­ха, Пуанкаре и им подобных фило­софов. А. Эйнштейн никогда не скрывал своей приверженности к ма­хизму как философскому направле­нию. В некрологе, посвящённом Ма­ху, в журнале «Физикалише цейтшрифт» в 1916 году Эйнштейн пи­сал: «О себе я могу по крайней мере сказать, что на меня особенно боль­шое прямое или косвенное влияние оказали Юм и Мах».

Связь своих воззрений с воззре­ниями А. Пуанкаре Эйнштейн обна­ружил в своём выступлении в Прус­ской академии наук в 1921 году, изданном под названием «Геометрия и опыт». В этом произведении он превозносит Пуанкаре как остроум­ного и глубокого мыслителя, в то время как Ленин показал, что фи­лософские воззрения Пуанкаре не имеют никакой научной ценности, и считал, что достаточно только их отметить и пройти мимо них.

То, что Эйнштейн и до сих пор сто­ит на идеалистических философских позициях, показывает его новейшая книга, написанная совместно с Л. Инфельдом и озаглавленная «Эволю­ция физики». В этой книге, так ши­роко распространяемой американски­ми и английскими издательствами, мы читаем о том, что наука «являет­ся созданием человеческого разума, с его свободно изобретёнными идея­ми и понятиями. Физические теории стремятся образовать картину реаль­ности и установить её связь с обшир­ным миром чувственных восприятий». «С помощью физических теорий мы пытаемся найти себе путь сквозь ла­биринт наблюдённых фактов, упоря­дочить и постичь мир наших чув­ственных восприятий»[29].

Махистские воззрения Эйнштейна дали пищу тысячам книг и статей апологетов идеализма, фидеизма и мистицизма. В России на этом поприще подвизались А. Богданов, В. Ба­заров и П. Юшкевич, выступившие с вождём австрийского махизма М. Шликом в книге «Теория отно­сительности и её философское ис­толкование». Теория относительно­сти в идеалистическом истолкова­нии послужила орудием борьбы с мировоззрением диалектического ма­териализма в руках представителей целого ряда других враждебных марксизму-ленинизму течений.

Философские воззрения А. Эйн­штейна оказали своё пагубное влия­ние на трактовку им теории относи­тельности.

Но прежде чем перейти к этому вопросу, мы остановимся на одном философском предрассудке, укоре­нившемся задолго до возникновения теории относительности и тесно свя­занном с ней.

В качестве якобы давно доказан­ной истины во множестве учебников преподносится утверждение о том, что траектория тела есть нечто отно­сительное в смысле философского релятивизма, т. е. нечто такое, что не существует объективно само по себе, а есть результат выбора си­стемы координат. Обычно рассужда­ют так: для пассажира, движущего­ся в вагоне, тело, находящееся на полке вагона или в руках пассажи­ра, при падении вычерчивает прямую линию, для стрелочника — параболу.

Так, А. Эйнштейн в своей книге о теории относительности писал: «На этом примере ясно видно, что не существует траектории самой по себе, но всякая траектория относит­ся к определённому телу отсчёта»[30].

Это рассуждение, преподносимое как философский вывод о том, что нет никакой объективно данной траектории тела, существующей не­зависимо от выбора той или иной системы координат, совершенно антинаучно[31].

Бесспорным является то, что при движении падающего тела по отно­шению к вагону вычерчивается пря­мая линия, а по отношению к стре­лочнику — парабола. По отображе­нию реального движения в той или иной системе координат мы можем вычислить, в какой точке простран­ства будет находиться тело в дан­ный момент времени. Иногда нам для вычисления нужно бывает взять криволинейные, вращающиеся и то­му подобные координаты. Само со­бой разумеется, что отображения объективно существующей формы движения («траектории», «следа» и пр.) в той или иной системе коорди­нат реальны и ни в малой степени не говорят в пользу априорности математики. По отображениям в раз­личных системах координат мы можем познать объективную дейст­вительность. Так, по различным ото­бражениям объективной формы дви­жения падающего тела в различных системах координат мы можем сде­лать заключение о законе падения тела. И прямая линия, отображаю­щая падение тела в системе коорди­нат, связанной со «стенками вагона», и парабола в системе координат, связанной со «стрелочником», со­держат в себе один и тот же за- кон, выражаемый уравнением второ­го порядка. Это тот закон, который получил название закона падения тел и который является частным случаем законов Кеплера или Нью­тона. Эти последние, в свою очередь, являются частным случаем более общих законов развития материи солнечной системы.

Но у нас речь идёт не об отобра­жении, характеризуемом тем или иным математическим уравнением, реальной формы движения в той или иной системе координат, а о су­ществовании того, отображением че­го это уравнение является. Вопрос состоит в том: проделывает ли тело в среде, в которой оно движется, одну, определённую траекторию, не зависимую ни от какого выбора на­ми системы координат, ни от какого наличия пассажира или стрелочника, или нет? Если метеорит падает на земную кору и пробивает в ней определённый ход, который сохра­няется и может быть заполнен ка­ким-либо веществом и объективно исследован в отношении его формы, то спрашивается: почему мы долж­ны отрицать объективность траекто­рии метеорита или ставить эту объ­ективность в зависимость от выбора той или иной системы координат?

Другой пример. Электрон в каме­ре Вильсона проделывает опреде­лённую траекторию и оставляет ту­манный след её определённой фор­мы. Спрашивается: разве траектория электрона — не объективная реаль­ность, не зависимая от какого бы то ни было выбора какой бы то ни было системы координат?

Отрицание объективности движе­ния имеет место в книгах по меха­нике и физике также при рассмотре­нии вопроса об энергии тел или ча­стотах колебаний излучений. При этом исходят из того факта, что ве­личина кинетической энергии или частота колебаний определяется ве­личиной относительной скорости двух тел. Однако этот факт не мо­жет служить доводом в пользу отри­цания независимости величины энер­гии, присущей, например, атому или объективности частоты колебаний, характеризующих фотон, испущен­ный данным атомом, от той или иной, произвольно выбранной систе­мы координат.

Завоёванное наукой со времён Коперника признание объективности движения материи отрицается рас­суждениями об относительности движения в смысле философского релятивизма, столь распространён­ными не только в сочинениях бур­жуазных учёных, но нередко и в работах советских учёных.

Философские идеалистические вы­воды об относительности движения хлынули волной в своё время в связи с махистскими истолкованиями тео­рии относительности Эйнштейна.

Специальная теория относительно­сти возникла как результат развития электродинамики и определённого истолкования опытов Майкельсона, Морлея и других. Эти опыты пока­зали, что скорость света определяет­ся как постоянная, независимо от скорости движения прибора, в кото­ром исследуется эта скорость. Ма­тематические соотношения, записан­ные в так называемом преобразова­нии Лоренца, правильны. Но из этого преобразования не следуют те выводы агностического характера, которые из него делались и делают­ся, — именно выводы об относитель­ности длины, пространства вообще, времени, одновременности и т. д.

Так, исходя из преобразования Лоренца, делают вывод о том, что «длина линеек так же относительна, как и ход часов, — она зависит от того, какую из линеек мы будем считать неподвижной, а какую — движущейся, т. е. зависит от выбора системы координат»[32].

Н. Бор в своей статье «Атомная теория и принципы описания приро­ды» находит заслугу теории относи­тельности в доказательстве «субъ­ективного, от точки зрения наблюда­теля существенно зависящего, ха­рактера всех физических явлений»[33].

Точно так же физические идеали­сты утверждают, что никакой объек­тивно существующей одновременно­сти событий нет, что одновремен­ность — результат выбора нами си­стемы координат, применяемого на­ми способа измерения времени. Так, А.      Эйнштейн писал: «События, од­новременные относительно полотна дороги, неодновременны относитель­но поезда и обратно (относитель­ность одновременности)»[34].

Такого рода выводы находятся в противоречии не только с диалекти­ческим материализмом, но и с мате­риализмом вообще. Эти выводы — перепев старых махистских идей о том, что существуют не вещи, не явления как таковые, а лишь отно­шения вещей или их взаимодействие. А так как отношение вещей выра­жается в движении, то идеалисты тем самым сводят материю к движе­нию.

Такой вывод следует из приведён­ной выше формулировки о том, что длина линейки и ход часов зависят от выбора системы координат. По­лучается, что тела и ход событий су­ществуют не сами по себе, а в зави­симости от той или иной системы ко­ординат. Но это нелепость.

Конечно, вещи или явления мы по­знаём через их отношения к другим вещам, через их взаимодействие друг с другом. Но никогда никакое отношение данной вещи к другой не исчерпывает её свойств. Вещь существует «сама по себе», обна­руживая свои свойства в бесконеч­ном ряду её отношений к другим вещам. Мы выше уже ссылались на положение Маркса о том, что «свой­ства данной вещи не создаются её отношением к другим вещам, а лишь обнаруживаются в таком отноше­нии».

Если бы существование вещей, тел сводилось к отношению или вза­имодействию их с другими телами или вещами, то это бы значило, что тела эти или вещи создаются в этом взаимодействии, в этом отношении. Тогда за содержание явлений нуж­но было бы считать движение, а ма­терию рассматривать лишь как фор­му движения, в то время как в дей­ствительности движение есть лишь форма существования материи.

Доказывая существование «вещей самих по себе», диалектический ма­териализм отвергает метафизическую точку зрения по этому вопросу. «В противоположность метафизике диа­лектика рассматривает природу, — пишет товарищ Сталин, — не как случайное скопление предметов, яв­лений, оторванных друг от друга, изолированных друг от друга и не зависимых друг от друга, — а как связное, единое целое, где предме­ты, явления органически связаны друг с другом, зависят друг от друга и обусловливают друг дру­га»[35].

При взаимных отношениях объек­тов свойства объектов могут подвер­гаться изменению. При органиче­ском, а не механическом, внешнем отношении объектов, например, при отношении организма к среде (в от­личие, скажем, от отношения сол­нечной системы к системе неподвиж­ных, произвольно взятых за начало координат, звёзд), взаимодействие объектов может вести и ведёт к превращению отношения объектов во внутреннюю закономерность дан­ного объекта. Так, например, может произойти превращение благопри­обретённых индивидуальных изме­нений под влиянием внешней среды в наследственные.

Таким образом, сущность предме­та, обнаруживаясь во взаимоотноше­ниях его с другими предметами, не исчерпывается этими отношениями. Бытие предмета не сводится к его отношению к другим предметам.

Следовательно, мы можем и долж­ны говорить о длине и длительности независимо от выбора системы коор­динат. Неправильность философских выводов из теории относительности следует также из того, что наука знает не только механические, но и более сложные, более высокие отно­шения.

Механика и электродинамика при рассмотрении движения пользуются, если не говорить о векторном и тен­зорном исчислении, методом отнесе­ния движения к внешней для данно­го тела или явления системе коорди­нат. При этом игнорируются обычно внутренние отношения, закономерно­сти рассматриваемой системы тел, игнорируется прежде и больше всего развитие данной системы, в котором и обнаруживаются внутренняя це­лостность и пространственная и вре­менная закономерность строения её.

Так, возраст человека, как и раз­меры тела, определяются внутренни­ми отношениями его организма, при­родой этого организма, отличной от природы организмов других видов. Одновременность событий в земной коре мы определяем по «слоям зем­ли», содержащим остатки определён­ных форм растений и животных, при­сущих данной эпохе развития зем­ной коры; одновременность процес­сов в организме мы определяем по достижению определённого уровня в «стадийном» развитии данного рас­тения или животного.

Точно так же в области общест­венных явлений одновременность со­бытий определяется их принадлежно­стью к определённой стадии разви­тия общества. Например, события настоящего времени, происходящие в мире, определяются их принад­лежностью к эпохе перехода от ка­питализма к социализму и перехода от социализма к коммунизму.

Следовательно, возраст, размеры человека, возраст и размеры солнеч­ной системы или звёздного скопле­ния, одновременность событий во многих областях учений о природе и в учении об обществе определя­ются при посредстве иного метода, чем в механике теории относитель­ности. И возводить в философские постулаты частные математические соотношения незакономерно, непра­вильно.

Одним из источников идеалистиче­ского истолкования выводов из тео­рии относительности является идеа­листическое понимание понятия от­носительности.

Эйнштейн и его идеалистические поклонники понимают относитель­ность в смысле философского реля­тивизма, т. е. в смысле отрицания объективного существования движе­ния, покоя, протяжённости, длитель­ности, одновременности и т. д. Ут­верждая, что покой, движение и т. д. относительны, они отрицают объек­тивное, независимое от выбора си­стемы координат существование движения, покоя, одновременности и т. д. Когда материалист утверж­дает, что покой относителен и яв­ляется лишь частным случаем дви­жения, то материалист признаёт су­ществование покоя в природе, в об­ществе. Диалектический материа­лист вместе с тем утверждает, что покой есть временное, преходящее состояние природного или общест­венного явления, лишь момент в развитии природы и общества. В то время как движение — всеобщая форма существования материи, и в этом смысле является абсолютным, покой — лишь особая, частная фор­ма проявления движущейся мате­рии.

Материалист в корне по-иному, чем идеалист, понимает относитель­ность, например, одновременности. Изучая строение земной коры, учё­ные всё точнее и точнее определяют одновременность событий, совер­шившихся в определённую эпоху развития земли. Следовательно, для материалиста одновременность су­ществует объективно и независимо от способов её познания, но позна­ние этой одновременности носит ха­рактер относительной истины, лишь приближающейся к абсолютной истине.

Идеалистическое истолкование от­носительности есть философский релятивизм, есть отрицание объек­тивной действительности, признание нашего мышления за единственную реальность, что означает отрицание науки. Диалектико-материалистиче­ское понимание относительности исходит из признания существования объективной действительности, из того, что наше мышление — отраже­ние вечно изменяющихся, развиваю­щихся природы и общества, перехо­дящих из одной относительно постоянной формы в другую путём революционного скачка. Следова­тельно, понятие относительности, как мы уже подчёркивали выше,— лишь подчинённый момент в диалек­тико-материалистическом учении о развитии объективно, вне и незави­симо от нас существующих природы и общества.

Другим источником неправильных, идеалистических выводов в физике является непонимание роли абстрак­ции в той форме, как она приме­няется в этой отрасли естествозна­ния.

Природа конкретна, бесконечно многообразна в своих формах, раз­вивающихся от простого к сложно­му. Механика и физика исследуют природу не во всём её многообра­зии, а лишь определённый круг её явлений, выделенный путём абстрак­ции. Абстракция, применяемая в ме­ханике и физике, не есть только мы­слительный приём, а также опреде­лённые реальные методы исследова­ния. Никогда не позволительно забывать о том, что предмет физики, тем более механики, — ещё не вся действительность в её бесконечном многообразии связей, взаимодейст­вий, переходов, развития путём ка­чественных изменений.

При философском взгляде на яв­ления механики и физики мы долж­ны их рассматривать, исходя из исторического метода, из представ­ления о возникновении и развитии данной системы. Тогда мы сможем выбрать не произвольную, а «суще­ственную» систему координат, тогда мы более правильно отобразим в на­ших познаниях данное явление.

Так, если мы исходим из пред­ставления, что солнечная система развилась из единой туманности, движения в этой системе правиль­нее будет относить к центру массы этой системы.

Если речь идёт о движении поезда или человека по поверхности земли, то ясно, что землю нужно считать за тело, по отношению к которому движутся и поезд и человек. При этом не играет роли вопрос о том, где заключается источник движе­ния: на земле или в движущемся поезде, — и совершенно несуще­ственно, паровоз или электровоз дви­жет поезд. И поезд и человек — лишь малые частички земли, и их движение — лишь проявление ча­стного момента в общем процессе развития земли.

Если речь идёт о частоте и энер­гии квантов света, то их нужно определять из отношения к тому атому, который испустил эти кван­ты.

Понятно, что во многих случаях, рассматривая, например, движение частей какой-либо машины, целесо­образно отвлечься от того, что про­исходит вне её. И это целесообраз­но постольку, поскольку речь идёт именно о машине, а не о том, что происходит вне её, на земле или в солнечной системе. Но было бы неправильным выводы, полученные при таком абстрактном изучении ма­шины, переносить на всю землю, солнечную систему или всю вселен­ную. Но так именно и поступают сплошь и рядом буржуазные учёные и философы. Отсюда и проистекают ошибочные философские выводы, делаемые при трактовке теории от­носительности.

Как движение, так и простран­ство и время мы должны рассматри­вать конкретно. Падение тела на земле происходит в поле тяготения или в электромагнитном поле земли; движение электрона — в электро­магнитном поле ядра атома и т. д.

Игнорирование абстрактного ха­рактера знаний, выражаемых теори­ей относительности, и возведение их в философские постулаты служило и служит источником для различ­ных идеалистических извращений этой теории соответственно классо­вым интересам буржуазии.

Значит ли сказанное нами, что тео­рия относительности — плод недо­мыслия? Нет, не значит. Математи­ческий аппарат теории относитель­ности безупречен, и его значение для расчёта физических явлений огромно; неправильны лишь фило­софские выводы об относительности пространства, времени, одновремен­ности, которые делаются буржуаз­ными учёными.

Но эти выводы не связаны орга­нически с научным пониманием тео­рии относительности. Более того, из этой теории при правильном её ис­толковании и критическом к ней от­ношении следуют такие выводы, ко­торые служат подтверждением по­ложений диалектического материа­лизма.

Так, разъяснение теорией относи­тельности требования, согласно ко­торому пространство и время долж­ны быть представлены реальными эталонами длины и длительности, есть, безусловно, материалистиче­ское положение. Развитие этого положения в общей теории относи­тельности привело к выводам, кото­рые можно формулировать в соот­ветствии с положением диалекти­ческого материализма, о том, что пространство и время — формы су­ществования материи.

Поэтому, отбрасывая идеалисти­ческие и метафизические выводы, делаемые буржуазными учёными в связи с теорией относительности, мы обязаны раскрыть истинное, мате­риалистическое содержание этой тео­рии. Но для этого нужно проделать большую критическую работу. Нуж­но выяснить прежде всего, что в математическом аппарате теории от­носительности является отображе­нием действительных отношений, изучаемых явлений и окружающей среды (например, поле тяготения) и что является следствием опреде­лённого способа измерения прост­ранства и времени при посредстве избранных эталонов. Ещё Маркс, развивая трудовую теорию стоимо­сти, показал, что при количествен­ных расчётах этой теории необхо­димо учитывать значение выбора оп­ределённого эталона стоимости. При разборе этого вопроса Маркс нема­ло внимания уделил и разбору при­меров, взятых из естествознания. Просто же отождествлять положе­ния теории относительности с поло­жениями диалектического материа­лизма, как это делали и делают не­которые наши философы, совершен­но неправильно и недопустимо.

* * *

Перейдём к некоторым философ­ским выводам, которые делаются из современного учения о строении атома.

Эти философские выводы выска­зываются прежде всего в связи с истолкованием так называемого принципа соотношения неопределённостей или неточностей, введённого в квантовую теорию В. Гейзенбер­гом.

Физический смысл этого принци­па заключается в том, что прибор и микроявления взаимодействуют, и это взаимодействие приводит к из­менению или пространственного по­ложения электрона, или его скоро­сти, или того и другого вместе. При попытке точного определения поло­жения электрона прибор изменяет его импульс, и наоборот, при по­пытке точного определения импуль­са неопределённым делается поло­жение электрона. Этот эмпириче­ский факт лёг в основу мате­матического выражения принципа неопределённости. Согласно этому соотношению, произведение неточ­ностей при одновременном опреде­лении координаты и импульса элект­рона не может быть менее величи­ны порядка планковской постоянной.

Такова фактическая сторона дела. Истолковывая соотношение неточно­стей, В. Гейзенберг и Н. Бор, а вслед за ними и многие другие фи­зики, не говоря уже о буржуазных философах, развили целый ряд ан­тинаучных выводов.

Мы остановимся на воззрениях Н. Бора. Он так же, как и Эйнштейн, оказался под влиянием идей ма­хизма. Суть его воззрений сле­дующая. Действительность, тела, процессы — это совокупность наших переживаний. «…Всякое наблюде­ние,— читаем мы у него, — может быть сведено к ощущениям наших чувств»[36]. Эту совокупность пережи­ваний мы упорядочиваем и «описы­ваем» при посредстве понятий, изо­бретаемых наукой. Таковы понятия пространства, времени, причинности, материи, атомов, электронов, скоро­сти, энергии, действия и пр.[37].

При этом, по Бору, эти понятия якобы всегда являются наглядными, чего на самом деле, конечно, нет.

Коренное изменение в такое опи­сание действительности внесла, по Бору, теория квантов, именно соот­ношение неточностей.

Особенностью воззрений класси­ческой физики, по Бору и Гейзен­бергу, является то, что она рассмат­ривает явления, как совершающиеся в пространстве и времени, и считает изучаемые ею объекты независимы­ми от наблюдателя и от приборов, при посредстве которых произво­дится наблюдение изучаемого явле­ния. Отличие квантовой физики от классической, по мнению Бора и Гейзенберга, в том, что она прежнее понятие объективной, независимой от наблюдателя действительности, следовательно, сказали бы мы, ма­териалистическое понимание, заме­няет новым понятием. Согласно это­му пониманию, физическое явление не существует независимо от при­бора и субъекта. Понятие физиче­ской реальности, по Бору, обязатель­но включает понятие прибора и даже самого наблюдающего субъек­та.

«По квантовому постулату, одна­ко,— читаем мы у него,— всякое на­блюдение атомных явлений связано с таким взаимодействием последних со средствами наблюдения, которым нельзя пренебречь, и потому невоз­можно приписать самостоятельную физическую реальность в обычном смысле как феномену, так и средству наблюдения»[38].

Ограничение прежних, классиче­ских представлений, согласно Бору и Гейзенбергу, заключается также в отказе от применения в квантовой механике пространственно-времен­ных представлений. «В противопо­ложность обыкновенной механике,— читаем мы у Бора,— новая механи­ка не имеет дела с описанием дви­жения атомных частиц в npocтpaнстве и времени»[39].

Такого рода рассуждения в корне порывают с научными, материали­стическими основами физики.

Ленин в «Материализме и эмпи­риокритицизме» подвергнул критике воззрения Авенариуса о так назы­ваемой «принципиальной координа­ции» субъекта и окружающей его среды. А Бор и Гейзенберг возрож­дают эти, давно опровергнутые Лениным воззрения под флагом ис­толкования соотношения неточно­стей.

Так как Бор не признаёт никакой действительности, помимо совокуп­ности наших переживаний, то факт, выражаемый соотношением неточно­стей, получает у него следующее истолкование: когда мы определяем положение электрона, то мы ничего не можем сказать о его скорости, о его импульсе. Отсюда вывод: «электрону не присуща та же сте­пень реальности, которая присуща обычным телам», пространственно временное «описание» неприменимо к микроявлениям в такой же степе­ни, как оно применяется к обычным телам. Трактовка Бором соотноше­ния неточностей привела его к ут­верждению, что принцип причинно­сти неприменим к электрону. Отсюда и произошло название — «соотноше­ние неточностей», как выражение принципа индетерминированности атомных явлений.

Бор утверждает, что электрону присуща до некоторой степени «сво­бода воли», а микроявления будто содержат в себе элемент иррацио­нального, непознаваемого.

Вот те выводы, которые сделал Бор, давая свою трактовку соотно­шения неточностей. При этом он по­вторил аналогичные рассуждения В. Гейзенберга.

Нетрудно убедиться, что эти вы­воды отнюдь не вытекают из дан­ных современной атомной физики и являются продуктом антинаучных измышлений в духе махистской фи­лософии.

Бор не ставит вопроса так, как следовало бы его поставить. Преж­де всего нужно ответить на вопрос: существуют ли электроны вне и не­зависимо от нас и наших приборов? На этот вопрос наука даёт один, и только один, ответ: электроны суще­ствуют независимо от нас. Их дви­жение объективно. Оно совершается само по себе, вне зависимости от нас и наших приборов.

Из того факта, что во время на­шего наблюдения движения элек­трона происходит изменение или его положения или его скорости, никак не вытекает вывод о том, что он перестаёт существовать в простран­стве или времени.

Пространство и время — формы существования материи. Прекраще­ние существования в пространстве и времени означает вообще прекра­щение существования данного пред­мета. Если перевести утверждения Бора на обычный материалистиче­ский язык, то они будут гласить: когда мы определяем положение электрона, то он исчезает как пред­мет, существующий во времени, а когда мы определяем импульс, то он исчезает как предмет, существу­ющий в пространстве. Но это уже мистика, и не удивительно, что Бор говорит об иррациональности, якобы внесённой квантом действия в опи­сание природы.

Бор избегает постановки вопроса о том, что происходит с теми элек­тронами, которые не взаимодейству­ют с прибором и положение кото­рых в пространстве и времени не зависит от прибора. Для Бора, как и для всех махистов, это метафизи­ка. Они ограничиваются «непосред­ственно данным», ощущениями, не прибегая к мышлению. Отсюда про­истекает боязнь употреблять слово «объяснение» явлений природы и настойчивое применение слова «опи­сание».

Электрон, взаимодействуя с при­бором, существует, и понятие суще­ствования включает в себя понятие существования в пространстве и времени. Бор смешивает физическую проблему с философской, из частно­го физического соотношения делает незакономерный общий философ­ский вывод.

Полная несостоятельность всех философских рассуждений Бора под­тверждается также тем обстоятель­ством, что такие характеристики электрона, как масса, заряд и неко­торые другие вообще не изменяют­ся при наблюдении электрона через посредство прибора.

Как рассуждения о мнимом, внепространственном и вневременном бытии электрона построены на пе­ске, точно так же на песке построе­ны и рассуждения Бора о том, что электрон выпадает из причинных связей природы, что ему присуща некая «свобода воли».

Утверждения Бора покоятся на отождествлении случайности с бес­причинностью, статистики с учением о явлениях, которые не имеют при­чины. Нам нет здесь необходимости доказывать, что случайное не бес­причинно, что случайность — форма необходимости. Нет также необхо­димости доказывать, что статистика и теория вероятностей не есть уче­ние о беспричинных явлениях.

Таковы главнейшие выводы, кото­рые делает Бор из соотношения не­точностей. К чему же ведут такого рода философские рассуждения?

Бор утверждает, что радиоактив­ный распад элементов — это пример нарушения причинных отношений в природе. В его статье «Атомная тео­рия и принципы описания приро­ды» мы читаем: «Если мы имеем данное число атомов радия, то мы можем только сказать, что суще­ствует определённая вероятность того, что в одну секунду некоторая определённая часть атомов распа­дается. К этому своеобразному об­наружению непригодности причин­ного способа описания, с которым мы здесь встречаемся и который стоит в тесной связи с основными чертами нашего теперешнего описа­ния атомных явлений, мы вернёмся в дальнейшем»[40].

Здесь как общие выводы научной философии, так и практика против Бора. Овладение атомной энергией было бы невозможным, как невоз­можным было бы консультирование Бором американских атомщиков, если бы радиоактивные явления были беспричинными, если бы они выпадали из цепи закономерностей природы.

Таковы антинаучные воззрения, развитые Н. Бором при трактовке им соотношения неточностей. Одна­ко Бор не ограничился извращением этого соотношения, он развил свои антинаучные воззрения дальше.

Утверждая, что прибор и микроявление неразрывно координированы и что физическая реальность не су­ществует вне взаимодействия с при­бором, Н. Бор договорился до того, что эта проблема получает своё за­вершение в учении о неразрывной связи субъекта и объекта. Лишь игнорируя квант действия, утверж­дает он, так называемая классиче­ская физика отвлекалась от субъек­та, новейшая же физика, учитывая квант действия, якобы приводит к учению о неразрывной координа­ции объекта и субъекта.

Так Бор от неправильной трактов­ки соотношения неточностей дока­тился до тех воззрений, которые ещё Ленин опроверг, разбирая в «Материализме и эмпириокритициз­ме» учение Авенариуса о принципи­альной координации» субъекта и объекта.

Свои антинаучные воззрения в области физики Бор перенёс на био­логию. Наличие кванта действия с его мнимым иррационализмом объ­ясняет, по Бору, иррациональность явлений жизни и может служить оправданием идеалистического уче­ния о свободе воли и т. д.

* * *

Таковы примеры извращения ос­новных положений современной на­уки. Для разоблачения их незамени­мым руководством является произ­ведение Ленина «Материализм и эмпириокритицизм».

Идеалистические извращения в физике теперь более чем когда-либо ранее смыкаются с реакционным мировоззрением империалистической буржуазии. «Физический» идеа­лизм — орудие, посредством которо­го выхолащивается революционное содержание современного естество­знания. При помощи этого орудия реакционная буржуазия стремится подчинить кадры учёных мракобес­ному мировоззрению и поставить их на службу «атомной дипломатии» и «холодной войны» против СССР.

Не случайно, что труды с идеали­стическим истолкованием теории от­носительности и теории квантов так широко распространяются в Амери­ке и Англии и что прежние герман­ские махисты (Рейхенбах, Карнап, Ф. Франк и другие) стали теперь идеологами американского монопо­листического капитала. Они непо­средственно смыкаются с реакцион­нейшими школками буржуазной фи­лософии персонализма, экзистенци­ализма, прагматизма и т. п. Идеоло­ги империалистической буржуа­зии — все эти дьюи, сантаяны, рёссели, смэтсы, сартры и им подоб­ные — извлекают пользу для своего чёрного дела пропаганды неофашиз­ма из тех колебаний и шатаний в сторону идеализма, которые так ча­сто допускают многие крупные учё­ные капиталистических стран.

В современном «физическом» идеализме находят почву для своих теоретических построений также правые социалисты — прислужники монополистического капитала и его главная социальная опора.

Смыкание философских выводов из современной физики, делаемых такими видными буржуазными учё­ными, как А. Эйнштейн или Н. Бор, с мракобесными учениями современ­ной англо-американской империали­стической буржуазии, однако, ещё не значит, что эти учёные сознатель­но стоят на стороне лагеря совре­менной фашиствующей буржуазии. Советскому читателю хорошо извест­но, что А. Эйнштейн имеет некото­рые заслуги в борьбе с фашизмом, что он сочувствует демократическо­му движению в странах капитализ­ма, хотя иногда и отступает от этой позиции, что, например, выра­зилось в защите им идеи «мирового государства», и т. п.

Тем более печально, что его фи­лософские высказывания находятся в противоречии с его антифашист­скими настроениями и нисколько не могут помочь лагерю демократии.

В этом отношении более последо­вательными являлись и являются Пренан, Жолио-Кюри, Ланжевен во Франции, Леви, Блекнет, Холдейн — в Англии, которые свою борьбу за демократию старались и стараются сочетать с борьбой за мировоззрение, опирающееся на диалектический ма­териализм.

Возникает вопрос: как возможно, что теория относительности и теория квантов играют большую роль в раз­витии современной физики, когда творцы этих теорий делают из них антинаучные выводы?

Это объясняется стихийностью развития науки в капиталистических странах, разрывом между господ­ствующей идеологией и подлинным ходом современной науки. В основе возникновения и развития современ­ных теорий науки лежит, как дока­зал Ленин, материализм. И эту связь с материализмом можно и должно проследить на истории теории отно­сительности и теории квантов. Основные положения теории относи­тельности (например, преобразование Лоренца, соотношение массы и энер­гии, зависимость геометрических форм от распределения масс и пр.) возникли до того, как Эйнштейн объединил их в единую теорию и дал им своё философское истолкование.

Так, учение о зависимости про­странственных отношений от рас­пределения масс было развито ещё Лобачевским на основе его материа­листических воззрений. Лоренц, ав­тор преобразования, носящего его имя, также держался материалисти­ческих воззрений. Материалистами были и основоположники электро­магнитной теории, которая непосред­ственно послужила истоком для тео­рии относительности, для уравне­ния о соотношении массы и энергии (например, в формуле, выражающей давление света) и т. д.

Что же касается идеалистических истолкований теории относительно­сти, то они отметаются в ходе разви­тия физики. Физика, как наука, чуж­да идеалистической трактовке про­странства, времени, одновремен­ности и т. д. Однако эти идеалисти­ческие истолкования приносят явный вред, разоружая идейно и дезориен­тируя физиков в их поисках правиль­ных путей дальнейшего развития науки.

Материализму обязана своими ус­пехами и теория квантов. Нельзя не отметить, что и сам Н. Бор до два­дцатых годов нашего столетия при­держивался обычного для естество­испытателей материалистического мировоззрения. Не в состоянии окон­чательно порвать с этим мировоззре­нием оказался он и тогда, когда стал делать идеалистические и полумистические выводы из современной квантовой теории. В этом легко убе­диться на его примитивно материа­листической теории распада атомно­го ядра. Непоследовательность в философских воззрениях обнаружи­вается и у А. Эйнштейна.

Советская наука развивается не­виданно бурными темпами. Совет­ские учёные, вооружённые марксист­ско-ленинской философией, наносят сокрушительный удар идеализму в физике. Однако некоторые учёные, усваивая теории зарубежных физи­ков, наряду с положительным содер­жанием этих теорий принимают и их антинаучные философские выводы. То, что и сейчас ещё не все советские физики освободились от пережитков буржуазной идеологии, показывает пример члена-корреспондента Ака­демии наук СССР Я. И. Френкеля. В недавно выпущенной им книге по статистической физике мы обнаружи­ваем пропаганду воззрений А. Пуан­каре и повторение антинаучной бол­товни буржуазных учёных[41].

Помимо Я. И. Френкеля распро­странителем «физического» идеа­лизма в СССР является профессор М. А. Марков, «программная» статья которого была опубликована в № 2 журнала «Вопросы философии» за 1947 год.

Опасность и вред «физического» идеализма заключаются как в том, что он тормозит развитие науки, так в том, что он является проводни­ком идей космополитизма и раболе­пия перед иностранщиной.

«Физический» идеализм — не про­сто вредное для науки течение, это — течение, враждебное комму­низму политически, ввиду того, что оно прямо или косвенно отражает идеологию империалистической бур­жуазии. И это не случайно.

«Физический» идеализм вообще, махизм в частности, всегда высту­пал, как идеология космополитов, как мировоззрение, пропагандирую­щее раболепие перед иностранщи­ной.

Приобретшие печальную извест­ность русские махисты — Богданов, Базаров, Юшкевич и К⁰ — выступа­ли в своё время против марксизма-ленинизма, ссылаясь на то, что яко­бы они являются проводниками мировой новейшей философской мысли, опирающейся на новейшие данные естествознания.

В свою очередь махиствующие отечественные естествоиспытатели, подобные физику-махисту А. Бачинскому или химику В. Шарвину, ссы­лались на Маха и Оствальда или даже на Беркли как на выразителей якобы новейших философских тен­денций мирового естествознания.

Апеллируя к самой пошлой разно­видности идеализма, наши отече­ственные махисты и их подголоски среди естествоиспытателей показали себя как типичные космополиты: они выступали против материалистических традиций в среде русских естествоиспытателей, представлен­ных Столетовым, Тимирязевым и др., против традиций материалисти­ческой философской мысли револю­ционных демократов, против фило­софии ленинизма.

Ленин, громя махизм, справедливо указывал в «Материализме и эмпи­риокритицизме» на Н. Г. Чернышев­ского как на такого русского писа­теля, «который сумел с 50-х годов вплоть до 88-го года остаться на уровне цельного философского ма­териализма и отбросить жалкий вздор неокантианцев, позитивистов, махистов и прочих путаников»[42].

Эти указания Ленина продолжают игнорироваться нашими современ­ными «физическими» идеалистами. Они пытаются воспитывать наши кадры в духе космополитизма и ра­болепия перед заграницей. Но этому положению теперь приходит конец.

Подавляющее большинство совет­ских учёных не может мириться с наличием раболепия перед буржу­азной идеологией. Советские биоло­ги во главе с Т. Д. Лысенко реши­тельно отбросили вейсманизм-морга­низм как лженауку, как продукт идеалистических измышлений идео­логов современной империалистиче­ской буржуазии.

Этим путём идут и другие отряды советских естествоиспытателей. Та же задача стоит и перед советскими физиками. Она сформулирована то­варищем В. М. Молотовым в его докладе, посвящённом 31-й годов­щине Великого Октября.

«Дискуссия по вопросам теории наследственности поставила, — гово­рил он, — большие принципиальные вопросы о борьбе подлинной науки, основанной на принципах материа­лизма, с реакционно-идеалистически­ми пережитками в научной работе, вроде учения вейсманизма о неиз­менной наследственности, исклю­чающей передачу приобретённых свойств последующим поколениям. Она подчеркнула творческое значе­ние материалистических принципов для всех областей науки, что должно содействовать ускоренному движению вперёд научно-теоретиче­ской работы в нашей стране. Мы должны помнить поставленную то­варищем Сталиным перед нашими учёными задачу: «Не только до­гнать, но и превзойти в ближайшее время достижения науки за предела­ми нашей страны».

Залогом создания физики, свобод­ной от идеалистических и метафизи­ческих извращений, смело решаю­щей задачи теории новейших явле­ний строения материи, являются успе­хи советских физиков и всё большее овладение ими методом диалектиче­ского материализма.