Академик И. П. Павлов и его диалектико-материалистическое учение

Еще одно оболганное сегодня идеологами буржуазии имя — Иван Петрович Павлов, 14 (26) сентября 1849 г., г.Рязань — 27 февраля 1936 г., г. Ленинград) величайший русский и советский ученый, о выдающих достижениях и работах которого сегодня знает, может быть, только старшее поколение, учившееся еще в советских школах и вузах. Из молодежи, если кто и слышал о Павлове, то только те, которые специализируются в области биологии и медицины, но не более того.

А ведь это был человек удивительной судьбы. Великий ученый Российской империи, еще в царское время получивший Нобелевскую премию по физиологии. (Первым из русских ученых, кстати. Сподобились европейцы, наконец, признать выдающиеся заслуги русских ученых в науке. Напомним, что Нобелевку «не заслужили» такие всемирно известные ученые как создатель периодической таблицы химических элементов Д.И. Менделеев, изобретатель радио Александр Степанович Попов (вместо него Нобелевскую премию получил за это изобретение итальянец Маркони), выдающийся физиолог, основатель материалистической, истинно научной, психологии Иван Михайлович Сеченов и многие другие выдающиеся естествоиспытатели, совершившие прорывные открытия или ставшие родоначальниками новых направлений в науке.) Родоначальник многих направлений в физиологии (физиология мозга, физиология пищеварения и др.), создатель учения о высшей нервной деятельности. Диалектик-материалист по своему мировоззрению, И.П. Павлов приветствовал Великую Октябрьскую революцию, и в годы Советской власти, будучи уже в преклонном возрасте, много и плодотворно работал на благо трудового народа Страны Советов.

Немало сил отдал академик Павлов борьбе против идеализма в биологической науке, против реакционных лженаучных теорий, распространявшихся в естествознании в угоду империалистической буржуазии, объявившей «крестовый поход» против материализма. Его собственные научные работы в области физиологии мозга неопровержимо доказали правоту материализма, важнейшего его положения, что сознание есть не что иное как функция мозга, свойство высокоорганизованной материи — именно то, что и утверждали всегда классики марксизма.

Возможно, поэтому имя академика Павлова сегодня в буржуазной России замалчивается, а его выдающиеся достижения известны только узким специалистам. Тот факт, что Павлов со всей своей энергией отстаивал верность диалектического материализма, активно  пропагандировал диалектико-материалистический метод как истинно научный метод исследования действительности, защищал и поддерживал Советскую власть, никак не дает покоя буржуазным идеологам, которые не гнушаются ничем, никакой фальсификацией, чтобы оплевать и опорочить его светлое имя.

Например, популярная Википедия, рупор буржуазной пропаганды и основной «источник знаний» молодых россиян, выдает об этом величайшем ученом несколько скупых строк, попутно сообщая, например, следующее:

«После смерти Павлов был превращён в символ советской науки, его научный подвиг рассматривался и как подвиг идеологический. (в чём-то «школа Павлова» (или учение Павлова) — стала идеологическим феноменом). Под лозунгом «защиты павловского наследия» была проведена в 1950 году так называемая «Павловская сессия» АН и АМН СССР (организаторы — К. М. Быков, А. Г. Иванов-Смоленский), где подверглись гонениям ведущие физиологи страны.

Такая политика, однако, находилась в резком противоречии с собственными взглядами Павлова (см., например, приведённые ниже его цитаты).»

Но стоит начать разбираться подробнее, к примеру, кто «подвергся гонениям» и за что, как тут же выясняется, что это были вовсе не  «ведущие физиологи страны», а работники науки вполне себе средней руки, и критиковали их вполне справедливо и как раз за то же самое, за что критиковал  некоторых из них и их предшественников сам академик И.П.Павлов.

Что же касается цитат якобы самого Павлова, которые Википедия приводит в статье о нем в немалом количестве и в которых Павлов якобы негативно отзывается о политике, проводимой в СССР, то очень любопытны источники, откуда взяты эти «цитаты Павлова». Все они, как один, почему-то не из работ и не из выступлений самого И.П.Павлова, а из «желтой прессы», из более чем сомнительных книженок начала 90-х годов, которые контрреволюционная буржуазия печатала в то время тоннами, высасывая из пальца все, что ей вздумается, лишь бы обгадить СССР, советский социализм и все, что с ним было связано.

Мы поступим по-другому. Чтобы напомнить об этом великом человеке, выдающемся советском ученом мирового уровня, рассказать о том, что он сделал в науке и каким был в жизни, мы дадим статью об академике И.П.Павлове, написанную в 1949 году к его столетнему юбилею. В этой статье десятки высказываний самого Павлова со ссылками на его труды, которые может проверить любой наш читатель, если потрудится зайти в библиотеку. Это стоит сделать, поверьте, чтобы окончательно убедиться в том, на какую подлость и низость способна буржуазия и ее верные холуи, буржуазные пропагандисты, в классовой борьбе против рабочего класса.

О диалектико-материалистическом характере учения И. П. Павлова

Чл.-корр. АН СССР Э. А. АСРАТЯН

Столетие со дня рождения вели­кого русского естествоиспытателя И. П. Павлова является знамена­тельной датой для советского наро­да. Благодаря нашей партии, лич­ному вниманию Ленина и Сталина, выдающееся творчество корифея естествознания Ивана Петровича Павлова достигло особого расцвета в советский период его деятельности и является гордостью советской науки. Учение И. П. Павлова о выс­шей нервной деятельности составляет особую заслугу великого учёного и должно быть по праву оценено как революционный переворот в знании о функциях мозга.

До И. П. Павлова в изучении дея­тельности головного мозга, наиболее сложного и совершенного из созда­ний органической природы, не было достигнуто познание того, что Эн­гельс и Ленин считали одной из наи­более важных и трудных задач есте­ствознания: почти не были раскрыты протекающие в мозге процессы; не была изучена внутренняя природа и сущность работы большого мозга; не были выявлены закономерности его деятельности, благодаря которой и посредством которой осуществляет­ся наиболее совершенная, тонкая и точная приспособительная деятель­ность организма, т. е. высшая нерв­ная (или психическая) деятельность. Распространённые среди естество­испытателей в XIX столетии материа­листические и прогрессивные взгля­ды и особенно воззрения И. М. Сече­нова о рефлекторной природе работы большого мозга имели на Павлова значительное влияние. Однако они носили ещё неразвёрнутый характер, не были достаточно обоснованы экс­периментально и вследствие этого были лишены необходимой действен­ной силы. Физиолог Гольц, один из крупных исследователей функций го­ловного мозга, вынужден был в кон­це XIX века сказать: «каждый, кто основательно занимался физиологией головного мозга, согласится со мной, что неоспоримое знание о процессах, протекающих в этом важнейшем ор­гане, немногим больше наших сведе­ний о природе планеты Марс»[1]. А великий Павлов, приступая к сво­им классическим исследованиям в этой области на пороге нашего сто­летия, с горечью констатировал, что «физиология высшего мозга находит­ся сейчас в тупике», что в ней «идей­но нового очень мало».

Существовавший в то время в фи­зиологии однобокий аналитический метод познания природных явлений и связанные с ним порочные приёмы дробного исследования функций моз­га (искусственная стимуляция тех или иных частей мозга в условиях грубого вивисекционного эксперимен­та, повреждение или удаление от­дельных его частей) оказались не­пригодными для разрешения такой сложной и трудной задачи, как объ­яснение протекающих в мозге процес­сов.

«Мелочная, детальная разработка, конечно, шла дальше,— говорил Пав­лов, характеризуя состояние физио­логии того времени,— но основные, руководящие идеи, основные мето­ды были исчерпаны в 70-х годах. Далее идут только детальное приме­нение и расширение их. Это уже подражание, а не творчество; ново­го же за 30 лет не создано ничего, всё топчется в старых рамках»[2].

И вот на этом сером горизонте по­является сверкающий гений Павло­ва, уже умудрённого богатым опы­том раскрытия глубоких тайн орга­нической природы, вооружённого совершенным синтетическим науч­ным методом и тонкими приёмами физиологического эксперимента, с новыми, свежими, плодотворными идеями, с новыми целевыми установ­ками в работе.

На основе точных и достоверных естественно-научных фактов Павловым была установлена материаль­ная природа высшей нервной дея­тельности, была доказана детерми­нированность этой деятельности ус­ловиями существования организма,— иными словами, было доказано ре­шающее значение внешней среды в возникновении и формировании высшей нервной деятельности. Путём неотразимых фактических данных Павловым был доказан также диалектический характер процессов, протекающих в головном мозге.

Несмотря на очевидное выдающее­ся значение учения И. П. Павлова для марксистского философского ма­териализма, мы не можем, однако, сказать, что научное творчество Пав­лова и его философские воззрения в достаточной мере обобщены под углом зрения диалектического мате­риализма. Богатейший и ценнейший экспериментальный материал и тео­ретические концепции Павлова ещё не использованы в достаточной мере для дальнейшего развития и есте­ственно-научного обоснования ряда важнейших положений марксистско-ленинской философии. Это не может считаться нормальным и терпимым помимо всего прочего ещё и потому, что с усилением идеологической реакции в лагере империализма весьма активизировались враги ма­териалистического учения Павлова, стремящиеся отвергать учение Пав­лова, извращать его, противопостав­лять материалистическим концепци­ям Павлова антинаучные, идеалисти­ческие трактовки высшей нервной деятельности. Поэтому исследование научно-теоретического содержания учения Павлова и применение этого разящего материалистического ору­жия в борьбе с идеализмом весьма актуальны.

* * *

Взгляды И. П. Павлова складыва­лись под воздействием мировоззре­ния великих представителей рус­ской материалистической филосо­фии XIX века.

В годы учения Павлова (т.е. в то время, когда И. П. Павлов был ещё студентом — Ред.) бурно раз­вивалась передовая общественная мысль в России. Великие револю­ционные демократы — Белинский, Добролюбов, Чернышевский, Герцен, Писарев — вели самоотверженную, напряжённую борьбу против реакции в общественной жизни и в науке за пробуждение сознания народных масс, за свободу, за высокие про­грессивные идеи. Много внимания уделяли они горячей пропаганде идей материалистического естество­знания, в частности биологии, и са­ми развивали передовые естественно­научные воззрения. Огромно было влияние этой славной плеяды революционеров-мыслителей на моло­дёжь. Павлов со страстным напря­жением следил за борьбой этих вла­стителей дум передовой обществен­ности, с увлечением читал их статьи в «Современнике» и в других про­грессивных журналах, в частности их статьи по вопросам естествозна­ния.

В «Автобиографии»[3] Павлов пи­сал: «Под влиянием литературы шестидесятых годов, в особенности Писарева, наши умственные интере­сы обратились в сторону естествозна­ния, и многие из нас—в числе этих и я — решили изучать в Университе­те естественные науки».

Весьма сильное влияние оказало на И. П. Павлова научное творче­ство отца русской физиологии И. М. Сеченова. Борясь за приоритет русской науки, И. П. Павлове гор­достью подчёркивал роль И. М. Се­ченова в развитии важнейших разде­лов физиологии. Он писал ленинград­скому Обществу физиологов имени И. М. Сеченова: «Да, я рад, что вместе с Иваном Михайловичем и полком моих дорогих сотрудников мы приобрели для могучей власти физиологического исследования вме­сто половинчатого весь нераздельно животный организм. И это — цели­ком наша русская неоспоримая за­слуга в мировой науке, в общей человеческой мысли»[4].

Особое же значение для развития воззрений И. П. Павлова имел совет­ский период его жизни и деятель­ности.

Павлов оказался счастливее мно­гих представителей славной пле­яды деятелей русской науки и куль­туры XIX века. Ему посчастливилось не только увидеть свержение нена­вистного царского режима, но про­жить после Великой Октябрьской со­циалистической революции почти два десятилетия, претворить в жизнь все свои научные замыслы и стать круп­ным деятелем советской культуры. В условиях советского строя, благо­даря заботам нашей партии и лич­ному вниманию к работам Павлова, оказанному Лениным и Сталиным, с особой силой развернулось творче­ство этого гениального учёного.

Ещё в первые годы революции, ко­гда страна переживала холод, голод, лишения во всём, и когда наш герои­ческий народ, руководимый партией Ленина — Сталина, вёл тяжёлую борьбу за молодую советскую власть, Владимир Ильич Ленин издал спе­циальное правительственное поста­новление, свидетельствующее о чрез­вычайно внимательном, заботливом отношении большевистской партии и Советского правительства к И. П. Павлову и его работе. В этом постановлении отмечались исключи­тельные научные заслуги академика И. П. Павлова, имеющие огромное значение для трудящихся всего ми­ра; поручалось комиссии во главе с А. М. Горьким в кратчайший срок обеспечить наиболее благоприятные условия для научной работы акаде­мика Павлова и его сотрудников.

В дальнейшем при постоянном внимании со стороны товарища Сталина наша партия и Советское правительство неизменно содейство­вали созданию наилучших условий для всестороннего развития научной деятельности великого учёного.

К семидесятипятилетию И. П. Пав­лова был организован новый мощ­ный Физиологический институт в системе Академии наук СССР, ныне носящий его имя. В ознаменование восьмидесятилетия учёного в Колтушах, под Ленинградом, был по­строен специальный научный инсти­тут-городок, единственное в мире научное учреждение по изучению высшей нервной деятельности жи­вотных. Для осуществления давней мечты Павлова об изучении высшей нервной деятельности человека были организованы при его институтах клиники нервных и психических за­болеваний. Все руководимые им научные учреждения были оснащены новейшим оборудованием.

Павлов жил и творил, окружённый всенародной любовью. Он пользо­вался могучей моральной и матери­альной поддержкой советской вла­сти.

Важно отметить, что в советский период своей деятельности И. П. Павлов испытывал благотворное влияние научного мировоззрения диалектического материализма. Он читал философские произведения классиков марксизма-ленинизма. Не­однократно, например, говорил он своим ученикам о внимательном чте­нии им книги Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» и заявлял о своём полном единомыслии с Вла­димиром Ильичём по кардинальным вопросам философии.

Резко противоположное отноше­ние к научной работе И. П. Павлова при царизме и в период социалисти­ческого государства не могло не вол­новать великого учёного. В то вре­мя, как при царском режиме он по­стоянно встречал массу препятствий в своей научной деятельности, теперь его не покидала тревога: сумеет ли он оправдать все заботы советской власти, доверие правительства и его щедрую помощь. Очень показательны в этом отношении слова И. П. Павлова, сказанные им на приёме в Кремле Советским правительством делегатов XV Международного кон­гресса физиологов, происходившего в 1935 году в СССР. «Мы, руководи­тели научных учреждений, — гово­рил он,— находимся прямо в трево­ге и беспокойстве по поводу того, будем ли мы в состоянии оправдать все те средства, которые нам предо­ставляет правительство»[5]. По дру­гому поводу Павлов восторженно и взволнованно говорил:     «Хочется долго жить потому, что небывало расцветают мои лаборатории. Со­ветская власть дала миллионы на мои научные работы, на строитель­ство лабораторий. Хочу верить, что меры поощрения работников физио­логии, а я всё же остаюсь физиоло­гом, достигнут цели, и моя наука особенно расцветёт на родной почве»[6].

Великий русский учёный И. П. Пав­лов, полный чувства любви к своему народу и к своей Родине, с гор­достью прославлял Советскую стра­ну и как пламенный советский па­триот жил мыслями о победоносном развитии социалистического обще­ства в СССР.

Незадолго до кончины он произнёс волнующие слова: «Что ни делаю, по­стоянно думаю, что служу этим, сколько позволяют мне мои силы, прежде всего моему отечеству. На моей родине идёт сейчас грандиозная социальная перестройка. Уничтоже­на дикая пропасть между богатыми и бедными. Я хочу жить ещё до тех пор, пока не увижу окончательных результатов этой социальной пере­стройки… Огромное достижение со­ветской власти заключается в неустанном укреплении обороноспо­собности страны. Хочу жить возмож­но дольше и потому, что за безопас­ность своей родины я спокоен»[7].

Павлов ненавидел фашистских поджигателей войны. Его речь на XV Международном конгрессе фи­зиологов была пламенным выра­жением этой ненависти, страстным призывом к непримиримой борьбе против озверелого фашизма. В по­следние годы своей жизни, когда всё очевиднее становились агрессивные намерения фашистских вандалов и мракобесов, он говорил о своей нена­висти к ним особенно часто, говорил со священным гневом. Он высказывал твёрдую уверенность в том, что наш богатырский народ во главе с дру­гими свободолюбивыми народами мира спасёт цивилизацию от фашист­ской чумы. В войне, говорил Пав­лов, мы будем защищать от вра­гов нашу настоящую родину, нашу культуру, нашу науку. Весь народ станет на защиту своей страны. Вы­дающийся представитель великой русской нации, И. П. Павлов глубоко воспринял идеи интернационализма, идею дружбы народов Советского Союза и с восторгом следил за успе­хами в их жизни. Сильно жалея, что из-за своей, как говорил Павлов, на­уки ему не удалось побродить по Со­ветской стране, он постоянно рас­спрашивал о жизни наших народов. «На днях, — например, говорил Пав­лов, — приезжали мои сотрудники, побывавшие в среднеазиатских рес­публиках и на Дальнем Востоке. Я в восторге от их рассказов; отсталые народы теперь грамотны, просвеще­ны, богатеют».

И. П. Павлов — великий учёный, пламенный советский патриот, строи­тель передовой советской науки, имя которого товарищ Сталин назвал в числе наиболее выдающихся пред­ставителей русского народа. Павлов близок и дорог всем народам Совет­ского Союза и всему передовому человечеству, интересам которого служила его творческая, яркая жизнь.

* * *

Добытый Павловым и его ученика­ми громадный и ценнейший экспери­ментальный материал и построенное на этой основе его учение имеют не­посредственное отношение к карди­нальному в философии вопросу, к во­просу об отношении мышления к бы­тию, духа — к природе. Этот вопрос является как бы своеобразным инди­катором, с помощью которого опре­деляется философское кредо, выяв­ляется мировоззрение того или иного учёного, выясняется теоретический характер того или иного научного направления.

Единственно правильный, ясно и чётко сформулированный ответ диа­лектического материализма на этот вопрос общеизвестен: «…Мышление есть продукт материи, достигшей в своём развитии высокой степени со­вершенства, а именно —  продукт мозга»[8].

Гениальные классики марксизма-ленинизма, обобщая развитие есте­ствознания, учат тому, что един­ственно правильным путём исследо­вания психических явлений нужно считать выведение последних из исторического развития материи. Свойство материи — свойство про­стого отражения — в процессе воз­никновения и развития органической природы, с усложнением нервной си­стемы и органов чувств получило особое выражение, переходя от элементарных явлений раздражимо­сти ко всё более и более совершен­ным видам нервной и психической деятельности, вплоть до сознания у человека, обусловленного обществен­но-историческими закономерностями происхождения и развития послед­него.

Павлов был не только блестящим экспериментатором, он был глубо­ким мыслителем, выдающимся тео­ретиком биологии и всегда очень вы­соко ценил значение теории для есте­ственных наук. Это он писал в своём мудром письме к нашей научной мо­лодёжи: «Изучайте, сопоставляйте, накопляйте факты… Но, изучая, экс­периментируя, наблюдая, старай­тесь не оставаться у поверхности фактов. Не превращайтесь в архива­риусов фактов. Пытайтесь проник­нуть в тайну их возникновения. На­стойчиво ищите законы, ими управ­ляющие»[9]. Заветы, обращённые к молодёжи, характеризуют путь, прой­денный в науке самим И. П. Павло­вым. Весьма показательна также одна из любимых им поговорок: «Если нет в голове идей, то не уви­дишь и фактов».

На всём протяжении своего науч­ного творчества великий мыслитель постоянно прибегал к теоретическим обобщениям накопленного им и его сотрудниками богатейшего эмпириче­ского материала и создал ряд цель­ных, монолитных и высокоидейных физиологических учений. В процессе своей многолетней эксперименталь­ной и теоретической работы Павлов неоднократно высказывал глубокие мысли по многим кардинальным и по существу своему философским во­просам физиологии, биологии и есте­ствознания вообще. Всё это в сово­купности представляет значительный материал для суждения о его миро­воззрении.

В качестве отправной точки для анализа мировоззрения гениального физиолога необходимо дать хотя бы сжатое изложение основного содер­жания его учения о высшей нервной деятельности — венца всей долго­летней и исключительно плодотвор­ной научной деятельности И. П. Пав­лова.

Маститый учёный, уже имевший выдающиеся достижения в раз­витии физиологической науки, И. П. Павлов в начале нашего сто­летия приступил к разгадке самой сложной и загадочной из тайн при­роды — психической деятельности. Применяя в качестве основного ору­дия познания созданный им и дове­дённый до высшей степени совершен­ства метод так называемого хрони­ческого физиологического экспери­мента, гениальный учёный достиг в своей долголетней научной работе в этой новой области небывалых по новизне и ценности результатов.

В основе величественного здания учения Павлова лежит простой факт, который по-настоящему был открыт для науки лишь его проницательным умом, оценён впервые по достоинству его гением. Этим обычным фактом является выделение слюны при виде или запахе пищи («слюнки текут»). Если вспышка света, звонок или по­чёсывание кожи несколько раз совпа­дают с простой рефлекторной дея­тельностью слюнных желез во время еды,— этого достаточно, чтобы на­званные посторонние для пищевой деятельности раздражители приобре­ли для организма новое биологиче­ское значение — стали сигналами к деятельности слюнных желез и во­обще к пищевой деятельности орга­низма, иначе говоря, стали раздражи­телями для этих органов и вызывали деятельность последних. Это тоже рефлексы, но уже не врождённые, простые рефлексы, а выработанные и более сложные, рефлексы нового качества — продукт особого рода синтеза простых рефлексов. В отли­чие от врождённых рефлексов такие рефлексы имеют временный харак­тер, весьма чувствительны к измене­ниям в окружающей и во внутренней среде организма. Такого рода реф­лексы Павлов назвал условными, так как их образование, закрепление, осуществление и сохранение в резкой степени зависят от условий суще­ствования организма.

Работы И. П. Павлова показали, что любое изменение во внешнем мире и в самом организме, доступ­ное для внешних и внутренних орга­нов чувств, может стать условным раздражителем или сигналом для деятельности пищеварительных ор­ганов, равно как для деятельности любых других органов и систем ор­ганизма и для многих состояний ор­ганизма в целом. У высших живот­ных и человека эти новые, высшие, разнообразные и разнородные реф­лексы образуются самыми верхними отделами центральной нервной си­стемы. Отсюда следует, что, с точки зрения физиологической роли и био­логического значения, условные реф­лексы являются как бы средством высшей регуляции разнообразных функций сложного организма в про­цессе его взаимодействия со средой с помощью коры большого мозга.

Павлов оценил и осмыслил значе­ние условно-рефлекторной деятель­ности как истинный материалист и продолжатель материалистических идей дарвинизма и раскрыл диалек­тический характер этой деятельно­сти. Если его прежние многолетние исследования в области физиологии кровообращения и пищеварения при­вели его к выводу о единстве орга­низма и среды, к выводу о том, что «животный организм представляет крайне сложную систему, состоящую из почти бесконечного ряда частей, связанных как друг с другом, так и в виде единого комплекса с окружаю­щей природой»[10], то его исследова­ния в области физиологии больших полушарий мозга привели к расшиф­ровке закономерностей взаимоотно­шений организма с окружающей при­родой. Согласно его учению, наиболее тонкое, точное и совершенное приспо­собление организма к окружающей среде осуществляется именно с по­мощью образования (а при необходи­мости также и задержки) самых раз­нообразных, разнородных, разносте­пенных и разнокачественных услов­ных рефлексов. Павлов писал: «Пер­вое обеспечение уравновешивания, а следовательно и целостности отдель­ного организма как и его вида со­ставляют безусловные рефлексы… Но достигаемое этими рефлексами уравновешивание было бы совершен­но только при абсолютном постоян­стве внешней среды. А так как внеш­няя среда при своём чрезвычайном разнообразии вместе с тем находит­ся в постоянном колебании, то безусловных связей, как связей по­стоянных, недостаточно и необходи­мо дополнение их условными рефлек­сами, временными связями»[11]. С этой точки зрения только и можно понять колоссальное биологическое значение физиологических особенностей услов­ных рефлексов. Их временность, изменчивость, хрупкость и крайняя обусловленность факторами внешней и внутренней среды делают их гиб­кими, подвижными, тонкими и со­вершенными средствами приспо­собления организма к вечно изме­няющейся окружающей его среде. Сигнальный же характер условно- рефлекторной деятельности позво­ляет организму по одним только отдалённым сигналам (или услов­ным раздражителям) стремиться к благоприятным для существования условиям и избегать неблагоприят­ных. А в силу того, что каждая из жизненно важных деятельностей ор­ганизма может быть вызвана бес­численным количеством многообраз­ных условных раздражителей, сиг­нальная, или условно-рефлекторная, деятельность неизмеримо расши­ряет диапазон восприятия предме­тов и событий окружающего мира, а также диапазон деятельности само­го организма.

Хотя Павлов постоянно противопо­ставлял условные н безусловные рефлексы, подчёркивая разницу меж­ду ними и биологические преимуще­ства условно-рефлекторной деятель­ности перед безусловно рефлектор­ной, но одновременно с этим он как диалектически мыслящий исследова­тель всегда указывал также на от­носительный характер этого противо­поставления, этой разницы, указывая на историческую связь между наз­ванными двумя основными видами нервной деятельности, на возмож­ность перехода одного вида в другой. Если условные рефлексы возникают на основе безусловных, то, с другой стороны, «можно принимать, что не­которые из условных вновь образо­ванных рефлексов позднее наслед­ственностью превращаются в безус­ловные»[12].

Это положение, как и постановка вопроса о единстве организма и сре­ды, а также ряд других положений И. П. Павлова свидетельствуют об идейно-теоретическом родстве уче­ния Павлова с принципами мичурин­ской биологии.

Павлов не ограничился безупреч­ным экспериментальным установле­нием принципиально весьма важно­го положения, что разнородные, многообразные и разностепенные условные рефлексы в совокупности составляют основной фонд психиче­ской, или высшей нервной деятель­ности животных. Опираясь на этот твёрдый фундамент и мастерски ис­пользуя созданный им метод услов­ных рефлексов, он поднял на небы­валую высоту всю физиологию большого мозга. «Для физиологии,— писал Павлов,— условный рефлекс сделался центральным явлением, пользуясь которым можно было всё полнее и точнее изучать как нор­мальную, так и патологическую дея­тельность больших полушарий»[13]. Гениальный исследователь на про­тяжении более 35 последних лет своей кипучей научной деятельности, и в особенности в годы советского периода его жизни, когда для его ра­боты были созданы наилучшие ус­ловия, о которых он мог лишь мечтать при царском режиме в Рос­сии, систематически и целенаправ­ленно, всесторонне и углублённо ис­следовал закономерности формирова­ния и осуществления высшей нерв­ной деятельности. Он раскрыл зако­номерности образования и закрепле­ния, исчезновения и появления условных рефлексов, их взаимодей­ствия. Павлов изучил особенности протекания в коре большого мозга процессов возбуждения и торможе­ния, закономерности целостной и ло­кальной, синтетической и анализа­торной деятельности коры, взаимо­действия условных и безусловных рефлексов. Предметом исследований Павлова является также ряд таких вопросов, как локализация функций, физиологические основы типа и ха­рактера, явлений сна и гипноза и т. п. Результаты всей многолетней и напряжённой экспериментальной работы И. П. Павлова служили ма­териалом для построения грандиоз­ного и величественного здания его материалистического учения о выс­шей нервной деятельности.

Проводя долголетние научные исследования высшей нервной дея­тельности в специальных опытах на собаках, И. П. Павлов в порядке «этапного» приближения к своей исконной цели — к изучению законо­мерностей высшей нервной деятель­ности человека — в последние годы своей жизни с увлечением занимался также исследованием поведения че­ловекообразных обезьян (шимпанзе). Павлов придавал особое значение исследованию закономерностей выс­шей нервной деятельности человеко­образных обезьян с позиций своего материалистического учения ещё и потому, что многие из зарубежных учёных (Хобхауз, Кёлер, Иеркс, Лешли и др.) довольно интенсивно изучали поведение этих животных под углом зрения идеалистической психологии, стремясь своими лжена­учными концепциями и «теориями» укрепить расшатанные позиции по­следней. В полную противополож­ность павловскому объективному, строго научному подходу к изуче­нию закономерностей сложного по­ведения человекообразных обезьян эти учёные прибегают к субъектив­но-идеалистическому истолкованию наблюдаемых явлений. Они оцени­вают внутренний мир антропоидных животных сквозь призму субъектив­ных переживаний человека и припи­сывают им специфически человече­ские формы психической деятель­ности: наличие идей, разума, пред­ставлений, способности к «внутрен­нему проникновению» в сущность предметов и явлений. Решение эти­ми животными сложных жизненных задач и выход их из неожиданных трудных ситуаций оцениваются ука­занными учёными как результат «внезапного озарения» их сознания.

Двух — трёхлетняя интенсивная и целеустремлённая исследовательская работа Павлова и его сотрудников по изучению поведения человеко­образных обезьян привела к выда­ющимся экспериментальным и тео­ретическим результатам, обогащаю­щим его материалистическое уче­ние и в отношении частного, но весьма важного вопроса — о поведе­нии антропоидов. Верный своим давним традициям, Павлов не спе­шил с официальной публикацией этих принципиально весьма важных результатов, значительно дольше обычного задерживался на фазе всестороннего коллективного их об­суждения внутри своего научного коллектива — на знаменитых науч­ных конференциях по средам (пав­ловских «средах») и в более част­ных беседах, в узком кругу сотруд­ников. Но в самые последние меся­цы своей жизни он уже счёл воз­можным готовиться к докладу на эту тему на предполагавшемся оче­редном Международном конгрессе психологов в Мадриде. Там же, в Мадриде, где Павлов в 1903 году торжественно возвестил всему миру о рождении своего гениального уче­ния, в 1936 году должен был зазву­чать могучий голос этого колосса научной мысли, страстный и беспо­щадный голос боевого материалиста, направленный против приверженцев и защитников тлетворного идеалисти­ческого мировоззрения. Но это его намерение не осуществилось. Ко вре­мени созыва конгресса Павлова уже не было в живых.

Основная суть добытых Павловым результатов сводится в кратких чертах к следующему. Всё поведение человекообразных обезьян, изучав­шееся в условиях своего рода есте­ственных экспериментов, оказалось строго детерминированным условия­ми их жизни, факторами той своеоб­разной внешней среды, которая со­здавалась для них экспериментато­ром. Образование у этих обезьян сложных моторных навыков, делаю­щих возможным добывание пищи, происходит по принципу «проб и ошибок», т. е. по принципу накопле­ния «жизненного опыта», образова­ния простых и сложных условных рефлексов, а отнюдь не в силу ка­ких-то изначально присущих им идей, представлений, суждений, рацио­нальных тенденций, внезапного оза­рения сознания или вообще благо­даря каким-то непостижимым, таин­ственным силам, как утверждали и продолжают утверждать сторонники реакционной, идеалистической пси­хологии.

Процессы возникновения и закреп­ления, осложнения и комплексирования, ослабления и исчезновения навыков, равно как и взаимоотно­шение и взаимодействие между ними, протекают в основном по закономерностям условно-рефлектор­ной деятельности. Некоторые откло­нения в проявлении этих закономер­ностей сравнительно с данными, наблюдаемыми у собак, не выходят из рамок вариаций «основного мо­тива» и обусловливаются специфи­ческими особенностями двигательной системы, уровнем развития и биоло­гическими особенностями животного и т. п. В частности, было установле­но, что в образовании сложных дви­гательных навыков у человекообраз­ных обезьян, как и в формировании их поведения в целом, весьма важ­ную, даже ведущую роль сравнитель­но со зрительными и другими воспри­ятиями играют восприятия собствен­но органов движения, или так назы­ваемая кинэстетическая рецепция. Далее, было установлено, что выра­батываемые по принципу временных связей двигательные навыки легко и довольно широко генерализуются по коре большого мозга, что обусловли­вает возможность использовать эти навыки для решения новых задач.

Эти и ряд других достигнутых Пав­ловым фактических и теоретических результатов ознаменовали собой оче­редную крупную победу материа­листического понимания сложных жизненных явлений вплоть до их высшего предела в виде психических явлений. Они означали победу гени­ального учения Павлова над лженауч­ными и беспочвенными идеалистиче­скими «теориями» и «концепциями» реакционных учёных капиталистиче­ских стран, с которыми он вёл страст­ную научную полемику, беспощадную идеологическую борьбу.

В последние годы своей жизни Павлов вплотную подошёл к своей исконной цели — изучению высшей нервной деятельности человека. На основании долголетней эксперимен­тальной работы по высшей нервной деятельности животных и на осно­вании пяти — шестилетней интенсив­ной работы в клинике душевных и нервных заболеваний Павлов достиг выдающихся результатов не только в области выяснения сущности не­которых сложных заболеваний нерв­ной системы человека и их научно обоснованного лечения, но также во­обще в области познания специфиче­ских особенностей высшей нервной деятельности человека. Великий классик естествознания обогатил своё учение об условно-рефлектор­ной, или сигнальной, деятельности высших отделов центральной нерв­ной системы новым и исключительно ценным вкладом — развитием кон­цепции о так называемой второй сигнальной системе. Хотя в процес­се развития животного мира услов­но-рефлекторная, или простая сиг­нальная, деятельность нервной си­стемы и непрерывно развивается, осложняется и совершенствуется, тем не менее, считал Павлов, она не претерпевает коренных, каче­ственных изменений в рамках живот­ного мира. У всех без исключения животных, на каком бы уровне эво­люционного развития ни стояли они, условно-рефлекторная, или сигналь­ная, деятельность мозга обусловли­вается прямым и непосредственным воздействием предметов и явлений внешней или внутренней среды ор­ганизма на те или иные их органы чувств. Павлов считал, что «для животного действительность сигна­лизируется почти исключительно только раздражениями и следами их в больших полушариях, непосред­ственно приходящими в специальные клетки зрительных, слуховых и других рецепторов организма»[14]. Исчерпывая почти всю высшую нер­вную деятельность животных, этот вид сигнальной деятельности зани­мает значительное место и в психи­ческой деятельности человека. «Это то, что и мы имеем в себе как впе­чатления, ощущения и представле­ния от окружающей внешней сре­ды как общеприродной, так и от нашей социальной, исключая слово слышимое и видимое. Это — первая сигнальная система действительно­сти, общая у нас с животными»[15]. Но высшая нервная деятельность чело­века этим не исчерпывается. «В раз­вивающемся животном мире на фа­зе человека произошла чрезвычай­ная прибавка к механизмам нервной деятельности»[16]. В связи с возник­новением и развитием трудовой дея­тельности, в условиях социальной жизни у человека «появились, разви­лись и чрезвычайно усовершенство­вались сигналы второй степени, сиг­налы этих первичных сигналов, — в виде слов произносимых, слышимых и видимых»[17]. Эта качественно новая и совершенная сигнальная система свойственна только высшей нервной деятельности человека и является «специально нашей»; она и играет исключительную роль в нашей созна­тельной жизни. Эти сигналы сигна­лов, или слова, «представляют собой отвлечение от действительности и допускают обобщение, что и состав­ляет наше лишнее, специально человеческое, высшее мы­шление, создающее сперва обще­человеческий эмпиризм, а, наконец, и науку — орудие высшей ориенти­ровки человека в окружающем мире и в себе самом»[18].

Открытие Павловым речевой сигнальной системы является выдаю­щимся вкладом в науку. Оно глубоко вскрывает особенности высшей нерв­ной деятельности человека. Понятно вместе с тем, что только историче­ский материализм даёт подлинную научную трактовку происхождения и значения речи. И. П. Павлов видел уже роль труда в формировании че­ловека, но ему не пришлось завер­шить свои идеи о второй сигнальной системе. Он оставался в основном в пределах непосредственно физиоло­гического аспекта этой прежде всего общественно-исторической проблемы.

* * *

Исходя из всего содержания уче­ния Павлова, с неоспоримостью следует, что И. П. Павлов был ма­териалистом, причём материалистом не «бессознательным», «стихийным», «стыдливым», а материалистом убеждённым, сознательным, воин­ствующим. В частности, его гени­альное учение о высшей нервной деятельности является материали­стическим не только по объективно­му своему содержанию, но и по тео­ретическому освещению творцом этого учения сущности и происхож­дения сложнейших явлений психиче­ской деятельности. В кардинальном вопросе о соотношении материн и психики Павлов выступает как непоколебимый в своих убеждениях материалист. Для Павлова объект его исследования является мате­риальным, представляет собою ча­стицу материальной природы; все интимные процессы, которые проте­кают в большом мозге, разыгрывают­ся на материальной базе, «функция» и «динамика» неразрывно связаны с «видимым аппаратом», «приурочены к тончайшим деталям конструкции аппарата» (Павлов). Факты, явле­ния и процессы, которые он изучает, объективно существуют во времени и в пространстве. «Мы объясняем это чисто физиологически, чисто мате­риально, чисто пространственно»[19],— писал он. Учение об условных реф­лексах, указывал И. П. Павлов, всё время имеет дело «только с объек­тивными фактами, т. е. с фактами, существующими во времени и про­странстве»[20]. «Работа всё время дер­жится на прочном, материально-фак­тическом фундаменте, как во всём остальном естествознании»[21]. На кар­динальный вопрос, что является первичным и что вторичным, произ­водным, — материя или мышление, — Павлов всегда давал материалисти­ческий ответ. «…Сознание, — пишет Павлов, — представляется мне нерв­ной деятельностью определённого участка больших полушарий»[22].

И. П. Павлов считает, что «психи­ческая деятельность есть результат физиологической деятельности опре­делённой массы головного мозга»[23]. Как бы в ответ на слова Энгельса о том, что «материалистическое миро­воззрение означает просто понимание природы такой, какова она есть, без всяких посторонних прибавлений»[24], Павлов в защиту своего материали­стического подхода к изучению моз­га ещё на заре рождения своего ве­ликого учения говорил: «Для нату­ралиста всё — в методе, в шансах добыть непоколебимую, прочную истину, и с этой только, обязатель­ной для него, точки зрения душа, как натуралистический принцип, не толь­ко не нужна ему, а даже вредно да­вала бы себя знать на его работе, напрасно ограничивая смелость и глубину его анализа»[25]. Или же: «Естествознание — это работа чело­веческого ума, обращённого к при­роде и исследующего её без каких- либо толкований и понятий, заимствованных из других источни­ков, кроме самой внешней приро­ды»[26].

Сознательный, боевой материа­лизм Павлова особенно ярко выяв­ляется в его полных страсти полемических выступлениях против анимистов, виталистов, дуалистов и заражённых другими разновидностя­ми идеализма психологов и физио­логов, в его ожесточённой борьбе за искоренение идеализма и торжество материализма в фундаментальных вопросах биологии и медицины, за материалистическое понимание важ­нейшего и сложнейшего вопроса естествознания и философии — о со­отношении материи и сознания.

Но Павлов как убеждённый ма­териалист не ограничивается при­знанием первичности материи и вторичности психики и блестящим экспериментальным доказательством правильности этого основного для материалистического миропонимания положения. Гениальный натуралист впервые в истории естествознания экспериментально установил, что высшая нервная или психическая деятельность животных детермини­рована условиями их жизни, факто­рами их внешней среды, имеет «опыт­ное происхождение» и представляет собой совокупность многообразных, разнородных и разнокачественных условных рефлексов, выработанных в их индивидуальной жизни. Об этом с исчерпывающей убедитель­ностью говорят результаты долго­летних его исследований высшей нервной деятельности собак, об этом с не меньшей убедительностью говорят результаты его исследова­ний высшей нервной деятельности у человекообразных обезьян, которые в кратких чертах были изложены выше. Опираясь на эти результаты, Павлов непрерывно вёл ожесточён­ную борьбу с приверженцами и представителями идеалистического мировоззрения в физиологии и психологии. Огонь молодости, воин­ственность материалиста не покида­ли его до конца его долгой жизни. «Теперь от мирных дел перейдём, можно сказать, к военным, к госпо­дину Кёлеру, — говорил он с прису­щей ему горячностью. — С ним мы воюем. Это серьёзная борьба… У них, повидимому, имеется желание, чтобы их предмет оставался неразъяснён­ным; вот какая странность! Их при­влекает таинственное. От того, что можно объяснить со стороны физио­логии, они отворачиваются… В этом вредном, я бы сказал, паскудном стремлении уйти от истины, психоло­ги, типа Иеркса или Кёлера, поль­зуются такими пустыми представле­ниями, как, например: обезьяна ото­шла, «подумала на свободе» по-человечески и «решила это дело». Конечно, это дребедень, ребяческий выход, недостойный выход…»[27]. Павлов счи­тал, что «незаконный успех этой психологии среди современных пси­хологов можно понять только так, что среди них всё ещё даёт себя знать дуализм, в виде анимизма, то есть понятия о своеобразной суб­станции, противопоставляющейся остальной природе и обязывающей исследующую мысль держаться в от­ношении её иначе, чем в отношении материальных явлений»[28].

В последние годы своей жизни всей силой своего могучего гения Павлов беспощадно громил Лешли, Кёлера, Спирмана, Шеррингтона и других зарубежных учёных за отри­цание ими связи между психической деятельностью и материальной структурой мозга, за отрицание ими принципа причинности в высшей нервной деятельности и вообще за идеалистическое понимание сущно­сти психической деятельности, «за­маскированное утверждением о своеобразности психиче­ских явлений, под которым чув­ствуется, несмотря на все научнопри­личные оговорки, всё тот же дуа­лизм с анимизмом»[29]. Отрицательное отношение Шеррингтона и других зарубежных учёных-идеалистов к материалистическому учению об ус­ловных рефлексах сам Павлов совер­шенно справедливо объяснял тем, что это учение своим остриём на­правлено «против дуалистического представления — в этом вся причина заключается; об этом, — писал Пав­лов, — говорят и прошлогодние лек­ции Шеррингтона, где он выступил дуалистом, представляя, что человек есть комплекс двух субстанций: выс­шего духа и грешного тела. Он прямо заявляет, как это ни странно для физиолога теперешнего времени, что может быть между умом и моз­гом нет связи…»[30]. «Кёлер заядлый анимист,— с возмущением отзывался о нём Павлов, — он никак не может помириться, что эту душу можно взять в руки, взять в лабораторию, на собаках разъяснить законы её деятельности. Он этого не хочет до­пустить… Кёлер—жертва анимизма. А Шеррингтон — другая жертва анимизма»[31].

Только в свете такого непримири­мого отношения материалиста Пав­лова к идеализму, ко всем его раз­новидностям можно понять истин­ное его отношение к психологии, вызвавшее немало кривотолков у части наших учёных. В действитель­ности при близком знакомстве с мотивами его долголетнего враждеб­ного отношения к психологии не­трудно убедиться, что это — вражда непримиримого материалиста к иде­ализму. Он обрушивался на субъек­тивистскую психологию за её анти­научную сущность, за её индетерми­низм, за отрыв психики от материи и активно боролся за развитие науч­ной, материалистической психологии.

Сознательный характер материа­лизма Павлова сказывается и в дру­гом — в его признании возможности познания тайн природы. Павлов был великим оптимистом и глубоко верил во всемогущество человеческого ума, в его торжество над разнообразны­ми сложными явлениями природы. В произведениях Павлова на всех этапах его творчества имеется боль­шое количество прекрасных высказы­ваний, насыщенных бодрым, мате­риалистическим оптимизмом, на­правленных против неверия в науку, против широко распространённых среди естествоиспытателей агности­цизма, релятивизма и других разно­видностей идеалистического миро­воззрения. Великий мыслитель счи­тал, что наука постепенно всё более и более приближается к полному знанию работы мозга. Он писал: «Сложное берётся наукой только по частям и обрывками, но оно захваты­вается ею постепенно всё более и более. Следовательно, будем на­деяться и терпеливо ждать, когда точное и полное знание нашего выс­шего органа — головного мозга — сделается нашим подлинным достоя­нием, а с этим и главною основою прочного человеческого счастья»[32].

Павлов безгранично верил в силу научного опыта в деле раскрытия тайн природы, ибо если «наблюдение собирает то, что ему пред­лагает природа», то в противопо­ложность этому «опыт же берёт у природы то, что он хочет» (Павлов).

Павлов безгранично верил в мощь естественно-научной мысли, в то, что и физиологию «ждут такие же пора­жающие открытия и с ними такая же чрезвычайная власть над высшей нервной системой, которые не усту­пят другим приобретениям естество­знания»[33]. Он верил в то, что его ра­бота по высшей нервной деятельно­сти животных окажет большую по­мощь психологам в разгадке законов психической деятельности человека. Ко всему этому следует добавить то, что Павлов был строго объективным исследователем сложных явлений природы, придававшим объективным фактам решающее значение в про­верке правильности своих теоретиче­ских положений. Он считал действенность, т. е. практику, критерием исти­ны. Среди многочисленных упрёков Павлова по адресу психологов и психологии имеется также упрёк в том, что психолог «ещё не совсем отрешился от пристрастия к философ­скому приёму дедукции, от чисто ло­гической работы, не проверяющей каждый шаг мысли согласием с действитель­ностью. Физиолог действу­ет совершенно обратно»[34]. Павлов смотрел на факты, как на мощную броню против проникнове­ния идеализма в его материалисти­ческое учение, в его творческую атмо­сферу.

У нас некоторое распространение имеет мнение, будто материализм ве­ликого естествоиспытателя является ограниченным, механистическим.

Подобного рода мнения являются плодом непонимания или прямого извращения философских основ уче­ния Павлова. Мы знаем, что имеются отдельные высказывания И. П. Пав­лова, которые обычно предъявляют­ся «критиками» его воззрений как «доказательства» павловского якобы механицизма.

Однако, исходя из отдельных, порой неудачных и нечётких ха­рактеристик, вроде того, что орга­низм есть «физико-химическая систе­ма», «человек есть, конечно, система, грубо говоря, — машина» и т. д., со­вершенно неосновательно характери­зовать мировоззрение великого есте­ствоиспытателя как механистическое. И. П. Павлов применял понятие «ме­ханический» как материалистический, причинно-обоснованный, закономер­ный.

Гениальный мыслитель высоко сто­ял над уровнем механистического ма­териализма. Живое содержание, под­линная философская сущность его учения носит диалектико-материали­стический характер.

Великий натуралист на протяже­нии тридцати пяти лет объективным и точным методом с беспримерными в нашей науке мастерством, целе­устремлённостью и последователь­ностью исследовал явления и процес­сы, протекающие в большом мозге. Он выявил сложные закономерно­сти его работы, непрерывно углублял­ся, говоря словами Ленина, «…от явления к сущности, от сущности первого, так сказать, порядка, к сущ­ности второго порядка и т. д. без конца»[35]. И неизбежным образом, повторим, подлинная сущность, со­держание его материалистического учения является диалектическим.

* * *

Иван Петрович Павлов является творцом метода так называемого хронического эксперимента в физио­логии. Этот правильный и плодо­творный метод физиологического эксперимента Павлов с виртуозным мастерством и большим успехом применил при выполнении своих классических работ по физиологии пищеварительной системы; с тем же мастерством и с ещё большим ус­пехом он применил его в своих исследованиях по физиологии боль­шого мозга. В отличие от всех ста­рых и подавляющего большинства новых приёмов физиологического исследования большого мозга, соз­данный Павловым метод условных рефлексов даёт возможность объ­ективно и всесторонне исследовать функции и закономерности этого высшего интегративного органа в его естественной, органической связи со всеми остальными органами и системами целостного организма. Он обеспечивает исследование проте­кающих в мозгу процессов в их неразрывной связи и взаимодействии, в их естественной динамике, возник­новении и развитии. Метод Павлова дал возможность изучать процессы большого мозга «в их «самодвижении», в их спонтанейном разви­тии, в их живой жизни»[36], осу­ществить многогранное синтети­ческое исследование функций мозга и одновременно произвести тонкий анализ деятельности отдельных его органов и систем. Совершенно бес­спорно, что научно-исследователь­ский метод Павлова является диа­лектическим по своим установкам и подходу к изучаемому объекту, явле­нию.

Согласно учению Павлова, слож­нейшие и многоообразные явления и процессы, протекающие в боль­шом мозге, как-то: образование и протекание различных положитель­ных и отрицательных условных ре­флексов, высшая анализаторская и синтетическая деятельность, явле­ния взаимной индукции, суммации, иррадиации и концентрации процес­сов возбуждения и торможения большого мозга находятся в по­стоянном взаимодействии и взаим­ной обусловленности.

Неразрывно взаимосвязаны также и постоянно взаимодействуют части большого мозга между собой, большой мозг — с другими ча­стями нервной системы, с органа­ми чувств, с инкреторной систе­мой и почти со всеми другими системами организма. Эта взаимо­связь и взаимная обусловленность проявляются в виде усиления одних и исчезновения других групп услов­ных рефлексов, в виде доминиро­вания условных рефлексов одного рода над условными рефлексами другого рода, в виде изменения характера течения основных нервных процессов и т. д. В конце концов — что весьма важно — вся деятельность большого мозга тесно связана и рез­ко обусловлена окружающей средой. Исследователь по своему плану мо­жет сформировать любой тип услов­но-рефлекторной деятельности пу­тём комбинации раздражителей, пу­тём, например, создания своеобраз­ной внешней среды в своей экспери­ментальной камере. Не случайно основной вид деятельности коры большого мозга Павловым был на­зван «условным рефлексом».

Приведём ряд высказываний са­мого Павлова по вопросу о взаимо­связи и взаимообусловленности: «Большие полушария представля­ют собою в период деятельности систему, все части которой находят­ся во взаимодействии друг с дру­гом»[37].  «Кора больших полушарий представляет собой сложнейшую функциональную мозаику из от­дельных элементов, каждый из ко­торых имеет определённое физиоло­гическое действие — положительное или тормозное. С другой стороны, также несомненно, что все эти эле­менты объединены в каждый дан­ный момент в систему, где каждый из элементов находится во взаимо­действии со всеми остальными»[38]. В другом месте Павлов говорит о том же: «Всякое новое местное воздей­ствие на эту систему даёт себя знать более или менее во всей системе»[39].

Характеризуя закономерности ра­боты большого мозга, Павлов далее пишет: «Эти явления были описа­ны нами отдельно как бы вне за­висимости друг от друга. В действи­тельности же, как это ясно и по смыслу дела, они должны встречать­ся вместе, комбинироваться, взаи­модействовать»[40].

У Павлова часто попадаются фразы: «по общему закону взаимо­действия нервных центров». Выбор наименования «условный» для обо­значения нового вида рефлекса он мотивирует так: «Этим прилагатель­ным я желал выдвинуть характерную объективную черту этих рефлексов, именно чрезвычайную зависимость от массы условий, начиная с условности их происхождения»[41].

Сложность условного рефлекса, говорит Павлов, «заключается не в сложности механизма его образова­ния, а в чрезвычайной зависимости его от явлений как собственной вну­тренней среды организма, так и окружающего внешнего мира»[42].

И. В. Сталин дал следующую яркую и глубокую характеристику первой, основной черты марксистско­го диалектического метода: «В про­тивоположность метафизике, диа­лектика рассматривает природу не как случайное скопление предметов, явлений, оторванных друг от друга, изолированных друг от друга и не зависимых друг от друга,— а как связное, единое целое, где пред­меты, явления органически связаны друг с другом, зависят друг от дру­га и обусловливают друг друга»[43].

Сказанное ранее с достаточной убедительностью свидетельствует о глубоко научном характере положе­ний Павлова, соответствующих со­держанию этой черты диалектики. Диалектикой насыщено также пав­ловское понимание взаимоотношений части и целого. Достаточно указать хотя бы на его теорию о динамиче­ской локализации функций в коре большого мозга или на его воззрения на функциональную мозаику коры большого мозга.

Теоретические положения учения Павлова соответствуют также с пол­ной убедительностью и второй черте диалектики, которая рассматривает природу «не как состояние покоя и неподвижности, застоя и неизменяе­мости, а как состояние непрерывного движения и изменения, непрерывного обновления и развития, где всегда что-то возникает и развивается, что- то разрушается и отживает свой век»[44].

Богатейший фактический матери­ал Павлова по физиологии большо­го мозга является яркой иллюстра­цией того, что в центральной нер­вной системе вообще и в большом мозге в особенности явления и про­цессы не только протекают в тес­ной, неразрывной взаимосвязи и взаимодействии, но и находятся в непрерывном движении, развитии, возникновении и исчезновении. Ведь одной из характерных особен­ностей деятельности коры большого мозга, можно сказать, даже самой характерной особенностью её сло­жнейшей и богатейшей деятельно­сти, как раз и является исключи­тельная вариабельность, подвиж­ность, динамичность, изменчивость протекающих в ней процессов и яв­лений. Не случайно основной тип деятельности коры большого мозга Павловым иногда называется «вре­менным рефлексом». Часто Павлов противопоставляет кору большого мозга другим частям центральной нервной системы именно по этому признаку её рефлекторной деятель­ности. Соответственно окружающей ситуации и условиям внутри самого организма в коре большого мозга возникают, развиваются и исчезают различные и разнообразные положи­тельные и отрицательные условные рефлексы, производятся сложный ана­лиз и синтез, происходят суммация, взаимная индукция, иррадиация и концентрация основных нервных про­цессов и совершаются другие ви­ды мозговой деятельности. Бла­годаря этой особенности корковой деятельности и осуществляется наи­более совершенное, тонкое, точное и быстрое приспособление организма к постоянно изменяющимся условиям внешнего мира, к изменениям внутри самого организма. Этот диалек­тический характер природных явле­ний нашёл своё яркое отражение в теоретических положениях и форму­лировках И. П. Павлова. Я приведу из большого числа относящихся к этому вопросу его характеристик лишь некоторые.

Обращаясь к «внутреннему меха­низму работы больших полушарий», к основным его нервным процессам, Павлов говорит: «Первое, что здесь прежде всего привлекает к себе внимание,— это движение этих про­цессов…»[45].

О коре большого мозга Павлов говорит: «…деятельность её характе­ризуют две основные черты: чрез­вычайная обусловленность и есте­ственно с нею связанная текучесть явлений, составляющих эту деятель­ность»[46].

Об особенностях условно-рефлек­торной деятельности Павлов пишет: «Изучаемые нервные явления ха­рактеризуются именно их изменяе­мостью: каждый момент, при каж­дом условии они получают новое направление»[47]. Или же: «Окружаю­щий животное внешний мир, вызы­вая, с одной стороны, беспрерыв­но условные рефлексы, с другой стороны, также постоянно подав­ляет их»[48].

Очень характерным в этой связи является высказывание Павлова о том, что большой мозг есть «спе­циальный орган для беспрерывного дальнейшего развития животного ор­ганизма»[49].

Для диалектического существа учения Павлова весьма показательно, далее, следующее: обобщив громад­ный материал, Павлов констатиро­вал «естественную общность основ­ных отношений» в деятельности высших и низших отделов цент­ральной нервной системы и вместе с тем неоднократно отмечал «специфи­ческий характер» и новые качествен­ные особенности основных видов деятельности коры большого мозга. Если всмотреться в сущность про­цессов мозга, то нетрудно видеть, что почти все основные закономерно­сти работы большого мозга отлича­ются от своих аналогов в низших этажах центральной нервной систе­мы не только по степени сложности, не только количественно, но прежде всего качественно. Это относится, например, к различию между низшим анализом и синтезом, с одной сторо­ны, и высшим анализом и синтезом — с другой; к особенностям всевозмож­ных безусловных и условных реф­лексов, а также к особенностям про­текания основных нервных процес­сов — возбуждения и торможения — в низших и высших отделах цен­тральной нервной системы и т. п.

Мы имеем прекрасную иллюстра­цию к положению Ленина о по­ступательном развитии. На высшем витке «спирали» повторяются при­мерно те же закономерности, что и на низших витках, но с новыми каче­ственными особенностями.

Павлов был того мнения, что наука должна помочь человеку в решении важнейших практических задач, и всегда стремился в своей на­учно-творческой работе уделить много внимания экспериментальной разработке вопросов патологии и терапии, в частности патологии и терапии большого мозга человека. Но смелый новатор науки проявлял крайнюю осторожность в вопросе о переносе результатов лабораторного эксперимента с животных на челове­ка как в случае нормальной, так и в случае патологической деятельности большого мозга. Он писал по этому поводу: «Если сведения, получен­ные на высших животных относи­тельно функций сердца, желудка и других органов, так сходных с че­ловеческими, можно применять к че­ловеку только с осторожностью, по­стоянно проверяя фактичность сход­ства в деятельности этих органов у человека и животных, то какую же величайшую сдержанность надо про­явить при переносе только что впервые получаемых точных есте­ственно-научных сведений о высшей нервной деятельности животных на высшую деятельность человека. Ведь именно эта деятельность так поражающе резко выделяет чело­века из ряда животных, так неиз­меримо высоко ставит человека над всем животным миром»[50].

Наконец, следует сказать, что на­копленные Павловым ценнейшие фактические данные относительно двух основных противоречивых нерв­ных процессов — возбуждения и тор­можения — а также его правильное теоретическое освещение этих дан­ных, в частности, его высказы­вания об единстве этих активных нервных процессов, об их непрерыв­ной борьбе и взаимном переходе друг в друга, об их решающей роли в высшей нервной деятельности, яв­ляются фундаментальными и яркими естественно-научными доказатель­ствами глубокой научности воззре­ний Павлова, его диалектического подхода к оценке физиологии мозга. Можно считать, что эксперименталь­ные данные и теоретические положе­ния И. П. Павлова о роли и значе­нии возбуждения и торможения в деятельности мозга могут дополнить указания о специфических противо­положностях в математике, механи­ке, физике, химии и в общественных науках, какие приводятся Лениным в его гениальной работе «К вопросу о диалектике».

Можно с полным основанием сло­вами Ленина сказать в отношении Павлова, что он изучил «противо­речия в самой сущности предметов».

Для иллюстрации этой мысли при­веду несколько высказываний Пав­лова: «Нервная деятельность вообще состоит из явлений раздражения и торможения. Это есть как бы две половины одной нервной деятельно­сти»[51]. «Раздражение и задержива­ние это — лишь разные стороны, разные проявления одного и того же процесса»[52]; «Торможение постоянно следует за возбуждением… оно в не­котором роде является как бы изнан­кой раздражения»[53]; «Можно было бы условно говорить о положитель­ной и отрицательной возбудимости»[54]; «…синтез и анализ и исчерпывают всё поведение животного… Основные процессы, на которых основывает­ся этот синтез и анализ,— это, с одной стороны, раздражительный процесс, а с другой — тормозной процесс, какая-то противополож­ность раздражительного процесса»[55]. Диференцировка, иначе говоря, от­рицательный условный рефлекс, есть, по характеристике Павлова, результат «борьбы между раздраже­нием и торможением». Эта борьба имеет универсальный характер (растормаживание, срывы, взаимная ин­дукция, суммация, тонкий анализ и синтез, сон и бодрствование и т. д.). Более того: по утверждению Павло­ва, «баланс между этими процесса­ми и колебания его в пределах нор­мы и за норму и определяют всё наше поведение — здоровое и боль­ное»[56].

Подытоживая сказанное сейчас, мы видим, что фактические данные и учение Павлова соответствуют положениям марксистского диа­лектического метода о том, что предметам природы, явлениям приро­ды свойственны внутренние противо­речия и что борьба между ними со­ставляет внутреннее содержание процесса развития.

* * *

Павлов — слава и гордость нашей науки, корифей естественно-научной мысли. Он был искусным экспе­риментатором, виртуозным ма­стером физиологического опыта, с необычайной силой и убедительно­стью раскрывавшим сложнейшие тайны органической природы, в изо­билии добывавшим достоверные, ве­ские и красочные научные факты. На основе неопровержимых естественно­научных фактов великий учёный до­казал существование материальной основы психической деятельности и детерминированность этой деятель­ности условиями существования ор­ганизма.

Ещё на заре своей революционной и теоретической деятельности, поле­мизируя с Михайловским, великий В. И. Ленин писал: «…Пока не уме­ли приняться за изучение фактов, всегда сочиняли a priori общие тео­рии, всегда остававшиеся бесплодны­ми… Нелеп тут был уже приём. Нель­зя рассуждать о душе, не объяснив в частности психических процессов; прогресс тут должен состоять именно в том, чтобы бросить общие теории и философские построения о том, что такое душа, и суметь поставить на научную почву изучение фактов»…[57].

Если в свете этих мыслей В. И. Ленина оценить суть изложен­ных выше долголетних исследова­ний Павлова по физиологии высшей нервной деятельности, то можно сказать, что он блестяще претворил в жизнь то, о чём говорил великий Ленин.

Павлов был крупнейшим теорети­ком физиологии, биологии и медици­ны. 35-летней напряжённой и целе­устремлённой научно-творческой ра­ботой в области физиологии большо­го мозга он воздвиг величественное здание своего бессмертного материа­листического учения о высшей нерв­ной деятельности. Павлов был не стихийным, а сознательным мате­риалистом. Он был принципиальным, непримиримым и страстным борцом за линию материализма в слож­нейших и важнейших вопросах естествознания и в сильнейшей степени способствовал его победе в этих вопросах как виртуозный ма­стер физиологического эксперимен­та и как глубокий мыслитель и теоретик биологии. Трудно переоце­нить значение учения Павлова для диалектического материализма. Его богатейший фактический материал по физиологии большого мозга насы­щен «объективной диалектикой», а при обобщении и осмысливании этого материала Павлов выдвигал диалек­тико-материалистическую оценку сложнейшей работы большого мозга.

Учение Павлова о высшей нервной деятельности знаменует собой круп­нейшее достижение современного естествознания в области познания глубоких тайн мозга и является мо­гучим оружием в арсенале нашей идеологической борьбы со всеми чёр­ными силами реакции, со всеми и вся­кими проявлениями идеализма, мра­кобесия в науке о жизни.

В настоящее время, когда всё более и более обостряется борьба между силами прогресса и силами реакции, наш долг — совершенство­вать это оружие, делать его ещё бо­лее грозным и сокрушительным. Мы должны всемерно развивать бесцен­ное наследство гениального учёного по намеченным им путям и вести на­ступательную борьбу со всеми вра­гами материалистического учения Павлова за рубежом, а также разоб­лачать отдельных советских учёных, которые под влиянием враждебной буржуазной идеологии проявляют антипатриотическое отношение в оценке воззрений Павлова.

Многочисленные ученики и после­дователи И. П. Павлова — учёные Советского Союза — продолжают де­ло Павлова на основе единственно научного мировоззрения — диалекти­ческого материализма. Они руковод­ствуются положениями Ленина и Сталина о том, что только революци­онное мировоззрение нашей партии может обеспечить победу передовой науки и привести к разгрому её вра­гов.

Из журнала «Вопросы философии», № 1, 1949 г., стр.147-164