О недостатках и ошибках в освещении истории немецкой философии конца XVIII и начала XIX вв.

От редакции РП: Публикуем текст Постановления ЦК ВКП(б) 1944 г., в котором за серьёзные ошибки в изложении и оценке немецкой философии конца XVIII и начала XIX вв. был подвергнут критике III том «Истории философии», вышедший под редакцией тт. Г. Александрова, Б. Быховского, М. Митина, П. Юдина. В этом Постановлении особое внимание уделено Гегелю, реакционную сторону философии и метода которого использовали идеологи германского и итальянского фашизма, и которая оказалась недостаточно  раскрыта авторами данного учебника.

Постановление было опубликовано в журнале «Большевик» № № 7-8. С. 16-17.

На этот документ достаточно часто ссылаются при обсуждении вопросов, связанных философской дискуссией в СССР 1947 года, однако текста его до сих пор в сети не было.

Скан страниц из журнала можно скачать здесь:   pdf     djvu

О недостатках и ошибках в освещении истории немецкой философии конца XVIII и начала XIX вв.

В 1943 году Институт философии Академии наук СССР выпустил в свет третий том «Истории философии» (под редакцией тт. Г. Александрова, Б. Быховского, М. Митина, П. Юдина). Значительная часть тома посвящена изложению и оценке немецкой философии конца XVIII и начала XIX века.

В третьем томе «Истории философии» допущены серьёзные ошибки в изложении и оценке немецкой философии.

Классики марксизма-ленинизма различают в философии Гегеля две стороны: диалектический метод и консервативную метафизическую систему. Если диалектический метод Гегеля содержал в себе «рациональное зерно» — учение о развитии — и был прогрессивной стороной философии Гегеля, то его идеалистическая догматическая система была консервативной, требовала прекращения развития и находилась в резком противоречии с диалектическим методом.

Между тем в главах III тома «Истории философии», посвящённых философии Канта, Фихте и Гегеля (авторы глав — тт. Асмус, Быховский, Чернышёв), смазано противоречие между прогрессивной стороной философии Гегеля — его диалектическим методом — и консервативной стороной — его догматической системой.

В III томе не учтено, что Гегель пытался построить законченную философскую систему, которая должна была выражать собою абсолютную истину. Гегель по существу, провозгласил конец истории, конец всякому развитию — человечество через гегелевскую философию будто бы приходит к познанию абсолютной идеи. Критикуя стремление Гегеля выдать свою философскую систему за абсолютную истину, Энгельс писал: «Но это значило провозгласить абсолютной истиной всё догматическое содержание системы Гегеля и тем стать в противоречие с его диалектическим методом, разлагающим всё догматическое. Это означало раздавить революционную сторону под тяжестью непомерно разросшейся консервативной стороны. И не только в области философского познания, но и по отношению к исторической практике. Человечество, в лице Гегеля возвысившееся до познания абсолютной идеи, должно было и в практической области оказаться ушедшим вперёд так далеко, что для него уже становилось возможным проведение абсолютной идеи в действительность. Абсолютная идея не должна была предъявлять своим современникам слишком широкие политические требования. Вот почему мы в конце «Философии права» узнаём, что абсолютная идея должна осуществиться в той, ограниченной сословным представительством, монархии, которую Фридрих-Вильгельм III так упорно и так напрасно обещал своим подданным, т.-е., стало быть, в ограниченном и умеренном, косвенном господстве имущих классов, приспособленном к тогдашним мелкобуржуазным отношениям Германии. И в заключение там доказывается умозрительным путём необходимость дворянства» (Маркс и Энгельс. Соч. Т. XIV, стр. 639).

Противоречие между методом и системой Гегеля проникает все его философские воззрения. Понятно, что в последующий период различного рода реакционеры в политике и философии цеплялись за консервативную сторону учения Гегеля, за его систему и выступали как ярые противники диалектического метода Гегеля. Революционные же мыслители использовали прогрессивную сторону философии Гегеля — его диалектический метод.

Маркс и Энгельс отбросили реакционную систему гегелевской философии. Вместе с тем они удержали то прогрессивное, что содержалось в диалектическом методе Гегеля. При этом Маркс и Энгельс коренным образом переработали метод Гегеля, поставили его с головы на ноги, и, таким образом, идеалистическая диалектика Гегеля уступила место материалистической диалектике Маркса. «Мой диалектический метод, — писал Маркс в послесловии ко 2-му изданию I тома «Капитала», — в основе своей не только отличен от гегелевского, но является его прямой противоположностью. Для Гегеля процесс мышления, который он под названием идеи превращает даже в самостоятельный субъект, есть демиург [творец] действительного, которое составляет лишь его внешнее проявление. Для меня, наоборот, идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней».

Стало быть, Маркс не мог просто взять диалектику Гегеля, так как диалектика у Гегеля была неразрывно связана с его идеалистической философской системой. В философии Гегеля идеализм и диалектика слиты в одно целое и конечной задачей диалектики являлось доказательство истинности объективного идеализма.

Отсюда ясно, что материалистическая диалектика Маркса по самой своей сути противоположна идеалистической диалектике Гегеля.

Как известно, Ленин указывал, что Гегель лишь угадал диалектику вещей в диалектике понятий, — «именно угадал не больше» (Ленин «Философские тетради», стр. 189) — и что диалектику Гегеля нужно было «выделить из навозной кучи абсолютного идеализма» (Ленин «Материализм и эмпириокритицизм». Соч. Т. XIII, стр. 199).

В работе «О диалектическом и историческом материализме» товарищ Сталин дал подлинно научную оценку диалектики Гегеля и с исчерпывающей ясностью определил отношение марксистской диалектики к диалектике Гегеля. Товарищ Сталин говорил: «Характеризуя свой диалектический метод, Маркс и Энгельс ссылаются обычно на Гегеля, как на философа, сформулировавшего основные черты диалектики. Это, однако, не означает, что диалектика Маркса и Энгельса тождественна диалектике Гегеля. На самом деле Маркс и Энгельс взяли из диалектики Гегеля лишь её «рациональное зерно», отбросив гегелевскую идеалистическую шелуху и развив диалектику дальше, с тем, чтобы придать ей современный научный вид» (Сталин «Вопросы ленинизма», стр. 535. 11 -е изд.).

Между тем, авторы III тома «Истории философии» отошли от марксистско-ленинской оценки значения гегелевской диалектики, не показали ограниченность диалектики Гегеля, не подчеркнули её противоположность материалистической диалектике, а в ряде случаев характеристика диалектики Гегеля почти не отличается от марксистской диалектики. Рассматривая философию Гегеля, авторы тома явно переоценивают заслуги Гегеля в обосновании исторического взгляда на развитие природы и общества, в разработке учения о роли практики в теории познания.

В III томе «Истории философии» диалектика Гегеля неправильно изображается как завершённая и всеобъемлющая. Так, например, на стр. 216 тома говорится: «Историческое значение Гегеля в истории философии основывается на том, что в его учении нашёл своё завершение н получил всеобъемлющую энциклопедическую разработку диалектический метод мышления».

Понятно, что ничего подобного нет в гегелевской философии. Гегель не завершил и не мог завершить разработку диалектического метода уже потому, что он был идеалист и консерватор в общественных взглядах; к тому же, как известно, для выполнения подобной задачи при жизни Гегеля не сложились ещё ни необходимые для этого общественные условия, ни условия научного развития, ввиду чего его диалектика не могла быть ни всеобъемлющей, ни завершённой.

Авторы III тома необоснованно приписывают Гегелю распространение диалектики на общественную жизнь. На стр. 218 авторы пишут: «Углубление диалектического метода, создание новой, диалектической, логики было великой исторической заслугой Гегеля. Обоснование всеобщности диалектики, распространение диалектического метода не только на природу, но и на общественную жизнь, завоевание человеческой истории для диалектики — такова его другая историческая заслуга».

Известно, что Гегель не смог провести исторический взгляд на развитие природы. Тем более неосновательно приписывать Гегелю распространение диалектики на общественную жизнь. Применение диалектики к анализу общественной жизни неизбежно привело бы Гегеля к революционным выводам в отношении современной ему немецкой действительности, чего он, как известно, не сделал. Диалектика требует рассматривать общественную жизнь в изменении, в развитии, а каждую уже достигнутую ступень общественного развития не как окончательный результат общественного прогресса, но как необходимый и исходный момент последующего развития общества. Между тем Гегель считал современный ему государственный строй Германии конечным результатом исторического развития, а прусскую монархию — воплощением абсолютного духа.

Неправильно также утверждение авторов тома, будто бы Гегель создал новую теорию исторического процесса. На стр. 221 тома говорится: «Всемирно-историческое значение гегелевской «Феноменологии духа» состоит в раскрытии нового, углублённого понятия истории, в утверждении новой концепции развития». На этой же странице выдвигается такое неправильное утверждение: «Гегель глубоко постиг здесь существо истории как закономерного, единого в своей противоречивости процесса, как подвижной, динамической взаимосвязи событий».

Авторы в данном случае приписали Гегелю заслугу, которая в действительности ему не принадлежит. По сравнению с Монтескье или Гердером Гегель сделал известный шаг вперёд в понимании истории. Однако взгляды Гегеля на историю оставались в пределах того идеалистического понимания исторического процесса, которое было свойственно всей предшествующей социологии. Взгляды Гегеля на историю нельзя ныне расценить иначе, как совершенно устаревшие. «В общем, философия истории,— пишет Ленин о Гегеле,— даёт очень и очень мало — это понятно, ибо именно здесь, именно в этой области в этой науке Маркс и Энгельс сделали наибольший шаг вперёд. Здесь Гегель наиболее устарел и антиквирован» (Ленин «Философские тетради», стр. 251).

Авторы III тома не учли, что противоположность идеалистической диалектики Гегеля и марксистского диалектического метода отражает противоположность буржуазного и пролетарского мировоззрения. Известно, что диалектика Гегеля обращена исключительно к прошлому, она применяется к прошлой истории человеческого общества, к истории права, эстетики, религии и философии. К тому же и прошлое Гегель освещает с предвзятой, идеалистической точки зрения, с точки зрения саморазвития абсолютного духа. В противоположность этому классики марксизма-ленинизма создали и обосновали диалектико-материалистическое понимание общественной жизни, применили диалектику не только к прошлому, но и к настоящему и будущему развитию человеческого общества. Говоря о применении диалектического метода к общественной жизни, товарищ Сталин пишет: «Если мир находится в непрерывном движении и развитии, если отмирание старого и нарастание нового является законом развития, то ясно, что нет больше «незыблемых» общественных порядков, «вечных принципов» частной собственности и эксплоатации, «вечных идей» подчинения крестьян помещикам, рабочих капиталистам.

Значит, капиталистический строй можно заменить социалистическим строем, так же, как капиталистический строй заменил в своё время феодальный строй» («Вопросы ленинизма», стр. 540. 11-е изд.).

Одна из основных особенностей марксистского диалектического метода в применении к практической деятельности партии большевиков состоит в том, что в политике надо ориентироваться не на те слои общества, которые не развиваются больше, хотя и представляют в настоящий; момент преобладающую силу, а на те слои, которые развиваются, имеют будущность, хотя и не представляют в настоящий момент преобладающей силы. «Значит, — говорит товарищ Сталин, — чтобы не ошибиться в политике, надо смотреть вперёд, а не назад».

В III томе философия Канта, Фихте, Гегеля изображается преимущественно как прогрессивная, ввиду чего их консервативная философская система затушёвывается. Классики марксизма-ленинизма резко критиковали консервативные политические воззрения немецких философов и подчёркивали преобладание в их мировоззрении консервативной стороны. Энгельс, например, писал о Гегеле: «Сам Гегель, несмотря на нередкие в его сочинениях взрывы революционного гнева, вообще склонялся преимущественно к консервативной стороне» (Энгельс «Людвиг Фейербах». Соч. Маркса и Энгельса. Т. XIV, стр. 641). Маркс и Энгельс писали о гегелевской философии права: «Приглядевшись немного ближе, мы открываем, что и здесь, как и во многих других случаях, немецкий идеализм лишь санкционирует законы существующего общества и набрасывает на них сверхчувственный покров» (Маркс и Энгельс «Смертная казнь». Соч. Т. IX, стр. 88). В III томе «Истории философии» не учтены эти указания Маркса и Энгельса, не подвергнуты критике такие реакционные социально-политические идеи немецкой философии, как восхваление прусского монархического государства, возвеличение немцев как «избранного» народа, пренебрежительное отношение к славянским народам, апологетика войны, оправдание колониальной, захватнической политики и т. д. Тем самым в томе замазывается тот факт, что идеологи немецкой империалистической буржуазии используют реакционные стороны философии Канта, Фихте и Гегеля.

Так, например, в III томе «Истории философии» совершенно обойдены молчанием следующие реакционные рассуждения Гегеля о войне из его «Философии права». Гегель пишет: «Высокое значение войны состоит в том, что благодаря ей, как это я выразил в другом месте, сохраняется нравственное здоровье народов, его безразличие к застыванию конечных определённостей; подобно тому как движение ветров не даёт озеру загнивать, что с ним непременно случилось бы при продолжительном безветрии, так и война предохраняет народы от гниения, которое непременно явилось бы следствием продолжительного, а тем паче вечного мира». Гегель пишет дальше, что «удачные войны не давали развиться внутренним смутам и укрепляли государственную власть… В мирное время гражданская жизнь расширяется, все сферы располагаются на достоянное жительство, и, в конце концов, люди засасываются болотом, их частные особенности всё более и более упрочиваются и закостеневают… Из войны народы, не только выходят укреплёнными, но. и нации, внутри которых существуют непримиримые антагонизмы, обретают внутреннее спокойствие благодаря внешним войнам. Война, правда, приносит с собою необеспеченность собственности, но эта реальная необеспеченность есть не что иное, как необходимое движение… Войны возникают там, где они вызываются природой вещей; посевы снова дают, всходы, и пустая болтовня умолкает перед серьёзными повторениями истории» («Философия права», стр. 344—345).

Из приведённой цитаты со всей очевидностью явствует, что Гегель самым определённым образом высказывается за необходимость войн. Он выступает в данном случае как проповедник, апологет войны.

В III томе обойдены молчанием реакционные рассуждения Гегеля, возвеличивающие германский народ как народ избранный, призванный будто бы господствовать над другими народами. Говоря о поступательном шествии развивающегося самосознания мирового духа, Гегель делает общий вывод, что во всемирной истории для данной эпохи один народ становится господствующим народом, который и может составить эпоху: «Пред лицом этого его абсолютного права быть носителем ступени развития мирового духа, в настоящее время духи других народов бесправны, и они, равно как и те, чья эпоха минула, не идут больше в счёт во всемирной истории» (там же, стр. 356). Авторы приводят это рассуждение Гегеля, но не поясняют, что всё это потребовалось Гегелю для обоснования «избранности» и особой роли германского народа в истории.

Гегель в своих сочинениях проводил точку зрения немецкого национализма и чисто прусский принцип господства германского народа над другими народами.

Авторы III тома обходят молчанием и тезис Гегеля о необходимости систематической колонизации других народов. Гегель писал в «Философии права», что «гражданское общество видит себя вынужденным основывать колонии. Уже один рост народонаселения сам по себе влияет на него в этом направлении, но, в особенности, имеет значение то обстоятельство, что часть населения не может удовлетворять свои потребности трудом, если производство превышает нужду потребления» (стр. 257).

Не раскритикованы в томе и реакционные рассуждения Гегеля о славянских народах. Гегель в его «Философии истории» писал: «…в Восточной Европе мы находим огромную славянскую нацию, обитавшую на западе вдоль Эльбы до Дуная… Однако вся эта масса исключается из нашего обзора потому, что она до сих пор не выступала как самостоятельный момент в ряду обнаружений разума в мире» (стр. 330).

Авторы III тома не показали реакционный смысл высказываний Гегеля, возвеличивающих прусское государство. В «Философии права» Гегель проводит мысль, что государство является земнобожественным существом. Гегель пишет, что «существование государства, это — шествие бога в мире; его основанием служит сила разума, осуществляющего себя как волю. При мысли о государстве нужно иметь в виду не особенные государства, особенные учреждения, а скорее идею самоё по себе, этого действительного бога» (стр. 268—269).

Высшим типом государства Гегель считает конституционную монархию. Он пишет: «Развитие государства в конституционную монархию есть дело нового мира, в котором субстанциальная идея приобрела бесконечную форму» (стр. 296). И дальше: «При рассмотрении организации государства, т. е. здесь при рассмотрении конституционной монархии, не нужно принимать в соображение ничего другого, кроме необходимости идеи внутри себя; все другие точки зрения должны исчезнуть. Государство должно рассматриваться как великое архитектоническое здание, как иероглиф разума, который воплощает себя в действительности» (стр. 306).

Настойчиво защищая реакционный тип государства, Гегель подчёркивает божественный суверенитет монарха и бесправие народа. В «Философии права» Гегель пишет, что народ это не что иное, как «бесформенная масса», действия которой «стихийны, неразумны, дики и ужасны» (стр. 328).

В III томе неправильно излагаются политические воззрения Фихте. На стр. 165 говорится: «Национализм Фихте есть прежде всего форма его демократизма, т. е. форма, в которую облекалось убеждение Фихте в праве народа на свободное определение основных начал своей политической жизни». Между тем, Фихте писал в одной из речей к немецкой нации: «Только у немца, как человека самобытного, не застывшего в определённых формах, поистине, есть свой народ; у иностранца нет его. Поэтому только у немца может быть любовь к своему народу, любовь к родине в истинном смысле этого слова». Или ещё: «Если немец не спасёт современную культуру человечества, то вряд ли её спасёт другая европейская нация». Из сказанного видно, что Фихте не был демократом, а был, прусским националистом.

Таким образом, в главах III тома «Истории философии», посвящённых философии Канта, Фихте и Гегеля, даётся ошибочное изложение истории немецкой философии, преувеличивающее её значение, смазывающее противоречие между системой и методом философии Гегеля, вносящее путаницу в головы читателей. В томе не подвергнуты критике реакционные социально-политические взгляды немецких философов конца XVIII и начала XIX века.

В 1943 году за три тома «Истории философии» была присуждена Сталинская премия. Комитет по Сталинским премиям вновь рассмотрел этот вопрос и решил, что Сталинская премия, присуждённая за вышедшие три тома «Истории философии», не распространяется на третий том этого издания.

Понятно, что III том «Истории философии» должен быть коренным образом переработан.

В новом, переработанном издании III тома «Истории философии» необходимо дать правильное, марксистско-ленинское изложение роли и сущности немецкой философии конца XVIII и начала XIX вв.

—