К вопросу о «холодном термояде» (продолжение)

Начало

Важные вопросы

Не успели высохнуть чернила первой части статьи, как товарищи стали задавать авторам вопросы. Очно и заочно мы за один день получили три вопроса. Вопросы по существу. Отвечать надо. Однако дело выходит так, что вторую часть статьи о попытках создания термоядерного реактора мы должны будем полностью посвятить ответам на эти вопросы.  Наших молодых товарищей, надо полагать, тошнит от примитивной масс-культуры и столь же мистифицированной и примитивной «масс-науки». Интерес к физике высоких энергий и общественным отношениям, исторически связанным с ней, появляется закономерно. Невероятно быстрое развитие производительных сил объективно требует от человека диалектико-материалистического осмысления, которое, в свою очередь, просто невозможно без глубоких конкретных знаний. Интерес молодых рабочих к свойствам материи сейчас бесценен. Поэтому, если не возражает наша уважаемая редакция, мы сразу же приступим к работе над ответами.

Вопрос первый: не думают ли авторы, что некоторая часть тех учёных, которых они называют ландаурами, попросту заблуждалась, не ведала, что вредила социализму, либо не имела возможности оценить всю обстановку в физике плазмы в целом и потому не возражала теоретикам – вредителям.

Отвечаем. Понятно, что в любой социальной группе, как и в любом классе или прослойке классового общества, всегда существуют внутренние противоречия. Это неизбежно. Были они и среди «теоретической мафии». Так же понятно, что некоторые физики-теоретики из этой группы отдавали себе отчёт в том, что на самом деле их научные руководители, их директивы, монографии, методики уводят решение вопроса о практическом реакторе куда-то не туда. Сотни экспериментов показывали, что путь энергетического «холодного термояда» — это научный абсурд.

Любой технически грамотный человек знал, что с «холодным» синтезом веществ мы сталкиваемся часто, тогда, когда из двух или более химических веществ получается новое вещество. «Холодный синтез» — это химическое соединение атомов или молекул на основе  образования устойчивых пар электронов, которые находятся на внешних орбитах соседних атомов. Это электронная связь. Ядра атомов, протоны и нейтроны, в холодном синтезе не участвуют. Энергии холодного синтеза ничтожны для частиц ядра и не могут вызвать разрыв либо возникновение между ними внутриядерных связей. Чем мельче структурный элемент материи (молекула – атом – ядро – частица ядра и т.д.), тем больше требуется энергии для его разделения или синтеза

Любой физик понимал, что соединить в полноценное ядро два протона химическим путём, то есть, собственно «холодным синтезом», это всё равно, что накрепко соединить одноимённые полюса мощного магнита. Некоторые из понимавших это на определённом этапе исследований открыто выступали против антинаучного принципа «холодного термоядерного синтеза», который предлагался их начальниками — докторами наук и академиками. Честные физики понимали, что для начала реакции нужно выстрелить в ядро атома водорода протоном, предварительно разогнанным до энергии, позволяющей получить внутриядерную связь. Нужно «вбить» протон в ядро водорода. Да, это «холодный» процесс, но, во-первых, это разовое кратковременное событие. А в промышленном реакторе это событие должно было повторяться миллиарды раз, до тех пор, пока весь водород не превратится в гелий. Для того чтобы такой реактор работал, протоны и смесь дейтерий-тритий должны были в строгом порядке и строго отмеренным количеством непрерывно подаваться в активную зону и там «встречаться». Весь вопрос в том, как это сделать технически. В ходе научной дискуссии возникло острое противоречие между ландаурами, предлагавшими установить синхрофазотрон на входе в реактор, порциями подавать горючее в зону синтеза, обстреливать его протонами, рядом строить питающую электростанцию, словом, получить экспериментальный «холодный» комплекс циклопических размеров и стоимости. И теми немногими физиками, которые предлагали компактный, относительно дешёвый и революционный по своей новизне практический «горячий» реактор, в котором все основные процессы постоянно происходили бы внутри активной зоны, работающий в паре с небольшим обычным ядерным реактором. Получался блок замкнутого цикла размером с реакторный энергоблок атомного ледокола «Ленин». Подключай парогенераторы и трубы – и подавай пар на турбины. Надо думать, в тот момент вредители поняли перспективность такого реактора и здорово перепугались.

В ходе подковёрных интриг (а это была одна из форм классовой борьбы буржуазии против диктатуры пролетариата) эти немногие честные физики быстро изгонялись «авторитетами» прочь из науки, либо задвигались на периферию на второстепенные, а иногда и на лаборантские должности. Тот же Лебедев в результате «академической» травли был уволен из НИИ-116, затем три года преподавал физику в Свердловском машиностроительном техникуме, а затем был вынужден уйти из физики вообще. Последние годы жизни он работал диспетчером на станции Свердловск-товарный.  А ведь Лебедев был не рядовым научным сотрудником, а руководителем большой лаборатории у себя в НИИ, кандидатом физико-математических наук. Такие люди поступали честно и по существу сами уходили из «мафии». К ним претензий нет.

У ландауров, как и во всякой «мафии», были рядовые исполнители, технический состав – младшие научные сотрудники, лаборанты, инженеры, технологи, испытатели и т.п.  Они, как правило, выполняли какую-то небольшую часть исследовательской работы, по которой было действительно тяжело судить о масштабе всей работы по реактору. МНСы по своему месту в производстве примыкали к высокопоставленным ландаурам, авторитетом и научным опытом не обладали, были озабочены своим стартом в науке, поэтому ясной позиции по «холодному» и «горячему» термояду не имели. Классово наиболее сознательной в этой группе была техническая интеллигенция, непосредственно занятая в опытном производстве, работающая бок-о-бок с рабочими. Она разделила участь всего советского рабочего класса: «технари» уже не были той ценной, наиболее образованной частью живых производительных сил, какой они были в сталинском ССР. Техническая интеллигенция не возражала против её отстранения от участия в управлении своим государством. Когда у массы людей отсутствует живая практика государственного и партийного строительства со всеми её многообразными и сложными задачами и противоречиями, когда специалисты становятся однобокими, как флюс, хорошо знающими своё дело, но не знающими своего главного — государственного дела, тогда вся масса становится инфантильной, теряет необходимость в постоянном марксистском самообразовании, тогда она отдаёт решение общих и частных задач и общественных противоречий узкой группе «доверенных лиц». «Начальству виднее» — этот принцип означает деградацию классового сознания, конец демократии социализма, а, стало быть, и конец самого социализма. (Несколько преувеличено, конечно, но, по сути, верно. Верно в том смысле, что укрепление социализма и движение к коммунизму становятся возможными только тогда, когда они необходимо связаны со все расширяющимся участием широких масс в управлении своим государством, своей страной. Это и есть пролетарская демократия как процесс, как развитие, а не как состояние, и этот процесс есть одновременно процесс отмирания государства, о котором говорили классики марксизма — «государство засыпает». — прим. РП) Поэтому и рядовой состав ландауров виноват в том, что не боролся с вредителями в науке, ровно в той степени, в которой виноват весь советский рабочий класс в торжестве контрреволюции.

Среди ландауров были учёные, которые понимали, что происходит. Но молчали, боясь в случае открытого конфликта потерять высокое социальное положение и сытый паёк. Позже они обосновывали свою позицию тем, что в науке, как и на производстве, существует субординация и исполнительская дисциплина. Они всё понимали, но должны были выполнять приказ своего учёного начальства: им поручили разрабатывать тему – они поручение выполнили. А уж был этот бесконечный процесс разрабатывания мёртвых тем вредительством или не был – этого они знать не обязаны, так как со своей низинки они не видели (скорее, не хотели видеть! — прим. РП) всего процесса в целом, а по деталям этого процесса дедуктивно судить «не имели права», так как несколько академиков и лауреатов ошибаться не могут просто по определению, потому что они академики и лауреаты. Удобная мелкобуржуазная позиция, позиция обывателей. Эти люди также несут ответственность за вредительство в советской науке.

Были и такие учёные, которые к определённому моменту перестали быть диалектиками – материалистами даже в своей узкопрофессиональной деятельности. А уж правильно разобраться в сложных общественных явлениях они не могли и подавно. Эти считали, что чем глубже они проникают в тайны атомного ядра, тем чаще наблюдают там «следы бога». Будучи метафизиками, они решили, что делимость материи заканчивается на уровне элементарных частиц. Они пришли к выводу, что существуют частицы материи, которые имеют массу только тогда, когда движутся. Наконец, именно они выдвинули идею о том, что на уровне частиц – мезонов материя исчезает, а остаётся только её форма – энергия. Инструментальное несовершенство и свою неспособность материалистически объяснить новые научные факты они к концу 80-годов сводят в целую агностическую теорию о непостижимости микромира, о его закрытости для разума, о его внематериальном происхождении. Эти учёные–идеалисты — основная социальная база ландауров; именно из этой среды они черпали свои кадры и двигали их наверх.

Среди физиков-вредителей действительно были те, кто не понимал всей сути происходящего. Были и те, кого ландауры использовали, как говорится, вслепую. Но в совокупности ландауры как общественное явление действовали сознательно, целенаправленно и эффективно. (Тем более, что с некоторых пор этому помогал штаб «руководящей и направляющей». — прим. РП)

В ходе подготовки второй части этой статьи мы наткнулись на интересный материал. В 1993 году в интервью американскому журналу «Science» бывший заместитель директора Московского института теплотехники по науке некто И. Кондратьев прямо признался в том, что учёные враги рабочего класса не заблуждались в отношении принципов термоядерного синтеза, а целенаправленно уводили исследования на ложный путь. Кондратьев говорит, в частности: «…Тогда мы полностью убедились, что холодный синтез (гелия) запустить нельзя. В земных условиях, по крайней мере, это невозможно. Энергия при низкой температуре обычной химической реакции выделялась, но её было ничтожно мало. Мы тогда работали по единственному реальному пути. Но потом все работы были прекращены. …Но вы (американцы – прим. авт.) должны быть благодарны нам. Мы тогда вовремя поняли, что создавать действующий (термоядерный – прим. авт.) реактор для тоталитарного государства было бы большой ошибкой перед человечеством».

После этих слов нужно ещё раз напомнить некоторым нашим «добреньким» товарищам, что классовая борьба при социализме не прекращалась ни на день, а обострялась с каждым успешным шагом СССР к коммунизму. Положение в физике плазмы в позднем СССР ярко показало, насколько оправданы были «массовые и неоправданные» репрессии против классовых врагов в 30-х–начале 50-х годов, особенно против тех, кто пробрался на ответственные посты в партии, государстве, производстве. Тут или-или: или кондратьевы разоблачены и наказаны, и тем спасены от рабства миллионы людей. Или кондратьевы, действуя в интересах и под руководством мирового капитала, полностью разрушат социализм, вернут рабочим цепи и нищету. Третьего не дано.

Тогда, в 30-х-начале 50-х гг., диктатура пролетариата решила этот вопрос диалектически: нужно безжалостно уничтожать отдельных негодяев, которые стремятся подорвать и уничтожить благополучие сотен миллионов трудящихся. Один внутренний враг, обладающий большими полномочиями, может навредить рабочему классу больше, чем целая белогвардейская армия. Это хороший урок нам на будущее: в отношении ландауров позиция коммунистов должна быть чёткой — заводишь в тупик перспективное дело, препятствуешь прогрессу социалистического производства, переводишь рабочие деньги на имитацию науки, — значит, ты классовый враг, значит, ты агент империализма. Со всеми вытекающими.

Вопрос второй: т. Вадим спрашивает, что такое «андронный коллайдер» и зачем он понадобился буржуазии?

Ландауры планировали запустить «холодный» синтез гелия путём сталкивания ядер атомов водорода с протонами, предварительно разогнанными электрическим полем в ускорителе заряженных частиц до энергии порядка 100 гигаэлектронвольт (ГэВ). Такой ускоритель ещё называют синхрофазотроном. В этом ускорителе действуют два физических поля. Магнитное поле управляет траекторией движения протона, удерживая его на кольцевой траектории, а электрическое поле переменной частоты ускоряет протон до необходимой энергии. В синхронном фазотроне направление действия (вектор) магнитного поля и частота ускоряющего электрического поля изменяются синхронно, что позволяет одновременно разгонять частицу и удерживать её на постоянной траектории. Протон разгоняется в кольцевой вакуумной камере, которая по форме напоминает баранку. Камера располагается между полюсами мощного электромагнита. Поперечное сечение канала такой камеры невелико, высота 12 — 15, а ширина —  20 — 25 сантиметров. А вот длина такой камеры должна быть большой. Так, например, длина разгонной камеры Серпуховского ускорителя составляла 1483 метра. Чем больше длина вакуумной камеры, тем большую энергию приобретает протон за один оборот. За один оборот в камере Серпуховского синхрофазотрона протон получает энергию в 150 килоэлектронвольт. Стало быть, для того, чтобы приобрести энергию, необходимую для соединения с другим протоном, равную 75 ГэВ, протон должен совершить примерно 400 000 оборотов в вакуумной камере. Так и происходит: для получения нужного разгона частица проходит путь почти в 500 000 километров за 2,6 секунды. В конце разгона скорость протона достигает 192 000 километров в секунду.

Но за получение протоном необходимой скорости нужно дорого заплатить. Масса одних только электромагнитов на ускорителе средней мощности доходит до 25 000 тонн. Во время разгона частиц сила тока в обмотках таких электромагнитов может превышать 10 000 ампер. Электрическая мощность, потребляемая ускорителем на 76 ГэВ, равна 100 000 киловатт в час. Это энергопотребление завода-гиганта, района в крупном городе, города средней величины.

Адронный коллайдер – это тот же синхронный фазотрон, ускоритель заряженных частиц электрическим полем. Принципиальной разницы между, например, пресловутым коллайдером «ЦЕРН» в Швейцарии, Массачусетским ускорителем на 1000 ГэВ и Серпуховским ускорителем нет никакой. Различия между этими установками сугубо количественные и касаются они длины камеры ускорителя, её поперечного сечения, мощности магнитов и той энергии, которую конкретный ускоритель способен придать частице.

Для чего нужны ускорители заряженных частиц? Ускорители, по сути, являются наиболее крупными исследовательскими приборами современной физики. Отдельные частицы или пучки таких частиц, ускоренные в синхрофазотроне, используются для изучения природы и свойств самих элементарных частиц, в физике ядра и физике твёрдого тела. Ускорители используются для исследований в биологии, химии, геологии. Частицы высоких энергий применяют в металлургии для обнаружения дефектов в толще металлов. Ускорители различных мощностей применяются для промышленной обработки потоками частиц различных поверхностей, для быстрой и глубокой стерилизации продуктов питания. Компактные синхронные фазотроны в СССР использовали для лучевой терапии при онкозаболеваниях, а также в качестве «бескровного скальпеля». Ускорители были перспективным делом и при социализме широко применялись в народном хозяйстве – и как источники информации о материи, и как конкретные орудия производства.

А вот адронный коллайдер – дело другое. Это инструмент современной буржуазной физики. А значит, это инструмент буржуазной идеологии. Коллайдеры входят в своего рода «научно-технический отдел» глобального Министерства вранья. Главная задача коллайдера в буржуазном обществе — не помощь человеку в открытии тайн природы и огромных сил атомного ядра для дальнейшего использования этих сил во благо общества. Наоборот, коллайдер есть сверхсовременный инструмент научной мистификации, инструмент сокрытия или искажения действительности, что сегодня совершенно необходимо буржуазии для сохранения своего господства в обществе.

В 2013 году учёными, работающими на швейцарском «ЦЕРНе», была якобы открыта новая элементарная частица, существование которой было «предсказано» за несколько лет до этого английским физиком Хиггсом. Открытую частицу назвали «бозоном Хиггса». В шумной рекламной кампании, связанной с этим открытием, ведущие физики-теоретики Запада в один голос начали называть бозон Хиггса не иначе как «частичкой бога», последним и окончательным кирпичиком бытия, который создан не природой, а тем неким, кто всё и создал. Эти физики пока что не примеряют на себя кардинальских шляп, но уже близки к тому, чтобы открыто заявить, что бог есть.

Зачем буржуазии всё это? Дело в том, что авторитет естественных наук в обществе всё еще высок. Критический разум промышленного пролетария самими условиями труда объективно «устроен» так, что рабочий гораздо выше ценит точную, цифровую, инструментально подтверждённую информацию, которую дают точные науки, нежели неосязаемую и абстрактную говорильню буржуазных гуманитарных наук. Мы уже писали о том, что не все рабочие верят попам, не все верят в существование бога вообще. Однако если не только церковь, но и вооружённая последними достижениями цивилизации ядерная физика – устами своих корифеев – заявляет о том, что коль открыта «частица бога», значит, существует и её хозяин – господь  бог, — в этом случае резко возрастает вероятность того, что в мифы о божественном сотворении поверят и те, кто в существовании бога, «абсолютных идей» до сих пор сомневался.  А что такое верующий пролетарий? Это человек, которого подвели к сознанию иллюзорности и незначительности материального мира и реальности мира идей, мира загробного. Это идейно скованный, терпеливый раб, оставляющий, как и учат попы, всякую борьбу за человеческую жизнь и свободу здесь и сейчас.

Наукообразную ахинею с «бозоном Хиггса» буржуазия будет использовать до тех пор, пока этот обман будет давать практические результаты в виде сдерживания рабочего и коммунистического движения. Как только действие этой ядовитой пилюли на рабочий класс ослабнет, «церновцы» или другие великие теоретики тут же выдадут новую фундаментальную теорию и придумают новую «окончательную» частицу, которую, вероятно, назовут «частицей сына бога» или «бозоном святаго духа», поскольку «частица отца» уже была, а повторяться буржуазии не хотелось бы. Сегодня активизировался рабочий класс Франции, одной из двух важнейших европейских стран. Значит, нужно ждать нових «божественных» откровений «ЦЕРНа».

Затраты на адронный коллайдер – это часть прибавочной стоимости, которую буржуазия тратит на своё государство. Идеология сегодня – главное оружие капитала. Поэтому для одурачивания миллионов рабочих буржуазия не останавливается ни перед какими затратами. С другой стороны, что для класса эксплуататоров значат 10 миллиардов евро, затраченных на «ЦЕРН», если совокупная прибыль этого класса только в Европе и только в одном 2012 году составила почти триллион евро? Ничего не значат. Копейки, за которые она создала ещё один фрагмент аппарата Большой лжи. «ЦЕРН» — очень выгодное вложение капитала, поскольку на один потраченный евро буржуазия за год получила почти сто евро прибыли.

С другой стороны роль современных больших синхрофазотронов не ограничивается только псевдонаучными открытиями и рождением мистических теорий о происхождении вселенной. Там попутно решаются и вполне реальные задачи ядерной физики. Но об их решении буржуазия открыто не говорит, так как речь идёт о совершенствовании её ядерного оружия. Внутриклассовые конфликты буржуазии никто не отменял. Конкуренция за прибыли между крупнейшими империалистическими группировками усиливается день ото дня. Поэтому сегодня физики из британского Центра ядерных исследований в Харуэлле не очень-то делятся информацией о своих действительных наработках с коллегами из «ЦЕРНа». А те, в свою очередь, стараются работать тайком от американских исследователей, работающих над созданием новых видов вооружения на ускорителе–«тысячнике» в Массачусетсе.

В-третьих, сам процесс проектирования и строительства гигантского «ЦЕРНа» выудил из карманов европейских рабочих около 8 миллиардов евро в виде косвенных налогов. Фактически из «своего кармана» буржуазия заплатила за центр только 2 миллиарда. Этим подчёркивается крайняя степень паразитизма современной буржуазии, которая оружие против пролетариата создаёт непосредственно за его счёт.

В-четвёртых, при строительстве огромного ускорительного комплекса в Швейцарии фирмы–подрядчики вольно или невольно создавали и отрабатывали новые технологии высокоточного подземного строительства сооружений, устойчивых к тектоническим сдвигам и мощным ядерным взрывам. Эти технологии в недалёком будущем пригодятся победившему пролетариату для создания транспортных туннелей большой протяжённости и глубокого залегания, например, с материковой части на близлежащие острова или полуострова (Сахалин, Кронштадт и т.д.). Капитализм создаёт, таким образом, материальные предпосылки для скорой победы над собой.

Таково на сегодня положение дел с ускорителями.

Вопрос третий: т. Спектр спрашивает, каким образом падение цен на нефть было связано с заявлениями о скором появлении «холодного» термоядерного реактора промышленного назначения?

Рассмотрение исторических отношений, связанных с исчерпаемыми и неисчерпаемыми энергетическими ресурсами, можно начать с анализа двух любопытных выступлений. Начнём с речи И.В. Курчатова на XXI съезде КПСС. Речь опубликована в газете «Правда» от 5 февраля 1959 года. Курчатов, в частности, говорит:

«…В результате осуществления управления термоядерной реакцией общество получит в своё распоряжение замечательный и неограниченный источник энергии. [Заметьте, что на съезде победивших троцкистов даже честный и прославленный Курчатов остерегается употреблять конкретное и привычное для съездов сталинской ВКП(б) словосочетание «рабочий класс» или «советский трудовой народ». Он употребляет безликое слово «общество», как будто собирается говорить о достижениях советской физики, предназначенных для кого-то ещё, кроме советского народа. Это очень плохой симптом. — прим.авт.]. Овладение термоядерной энергетикой позволит в будущем более рационально использовать такие ценнейшие виды сырья, как уголь, нефть и природный газ. С применением термоядерной энергетики исчезнет необходимость транспортировки топлива и передачи энергии на большие расстояния. [Последнее предложение – важнейшее заявление Курчатова. О чём идёт речь? О том, что перспективный термоядерный реактор, работы над которым начались в 1949 году (ещё раз оцените дальновидность большевиков), изначально планировался дешёвым и компактным. Термоядерные энергоблоки должны были производиться по технологии массового производства, в большом количестве, относительно легко транспортироваться по всей огромной стране и устанавливаться везде, где была необходимость в независимом и мощном источнике электрической и тепловой энергии. То есть устанавливаться и долгие годы работать практически везде – от дачных пригородов в обустроенной европейской части СССР до глухой анадырской тундры. Потребление нефти, газа, угля в качестве топлива планировалось свести к минимуму. Эти ресурсы рассматривались руководством ВКП(б) как резерв для будущего развития социализма и как сырьё для изготовления сложных готовых продуктов. — прим.авт.]. Термоядерные реакции уже осуществлены человеком. Они возвестили о своём приходе на землю грохотом испытательных взрывов термоядерного оружия. Советское правительство стремится остановить это соревнование и, как известно, в качестве первого шага предложило запретить дальнейшие испытания. [Тут предыстория интересная. В 1958 году в ходе переговоров по торгово-экономическим отношениям СССР и США в Вашингтоне глава советской делегации А.И. Микоян заявил сенатору Эверетту Дирксену о том, что СССР готов идти на уступки мировому империализму в области ядерных вооружений в обмен на более широкий допуск товаров советского производства на рынки западных стран. По окончании переговоров генерал Шерман Адамс, в то время специальный помощник президента США Эйзенхауэра, в интервью «National Gerald Tribune» прокомментировал  это заявление так: «…Странно было слушать новых лидеров того народа, который всего одно поколение назад был отсталым, а теперь показал, что способен совершать более поразительные деяния, чем весь богатый и чванливый Запад.  И всё это благодаря их коммунизму. А что же теперь? Теперь они устали от гонки за нашими «большими игрушками» (испытаниями США водородного оружия – прим. авт.) и фактически предлагают нам размен (в оригинале – «change on in fact» — прим. авт.) своих идей на наши деньги». Тогда мировой капитал на такой размен не пошёл, официальные переговоры СССР и США по ограничению ядерных испытаний в 1959 году провалились. Для новых переговоров троцкистам понадобились более убедительные аргументы в виде форсирования ракетной программы и строительства «изделий 202» — нескольких водородных бомб мощностью 50 мегатонн, одна из которых 30 октября 1961 года была взорвана над Новой Землёй. Курчатов явно вынужден в своей речи прятать хрущёвские сделки с капиталистами за традиционное миролюбие СССР. — прим.авт.]  Одновременно с разработкой и испытанием термоядерных бомб советские учёные вели работу над вопросами мирного использования термоядерной энергии… Советское правительство не только оказало большую поддержку советским учёным в разработке вопросов мирного использования термоядерной энергии, но и сделало всё возможное, чтобы в этой важной для всего человечества области науки и техники перейти от «холодной войны» к мирному сотрудничеству… В 1956 году с разрешения Советского правительства в английском научном центре Харуэлле был сделан доклад о работах советских учёных в области управляемых термоядерных реакций [Троцкисты открыто переходят к предательству советского рабочего класса. «Мирное сотрудничество» с империалистами в самых перспективных областях науки и производства было не чем иным, как умышленным бездействием или умышленно ошибочными действиями,  передачей врагу многих ценных идей и практических наработок в сфере энергетики, машиностроения, электронной техники. В СССР с 1956 года стали слишком уж точно и аккуратно выполнять «рекомендации и мнения» Запада, касающиеся внешней торговли, сельского хозяйства, энергетики, управления промышленностью. Ясно, что речь, может, и не идёт о прямом управлении ЦК и советским правительством, однако налицо связь многих «взглядов и мнений» ведущих американских политиков того времени и практических действий хрущёвцев.  – прим. авт.]

…Несколько слов о наших работах. Они были начаты около 10 лет тому назад здесь, в Москве, в Институте атомной энергии Академии наук. Развитие работ потребовало в последующем более широкого привлечения научных работников и инженеров.

В СССР построены различные по принципу действия и инженерным масштабам установки для исследования поведения нагретого и ионизированного водорода в условиях, сходных с теми, которые, по нашим представлениям, будут иметь место в термоядерных реакторах. На этих установках сейчас ведутся исследования.

Установки для изучения термоядерных реакций представляют собой крупные и сложные сооружения стоимостью в десятки миллионов рублей.

Возникает вопрос: почему термоядерный взрыв был осуществлён вскоре же после начала работ, а для управляемой термоядерной реакции называют большие сроки, хотя в обоих случаях происходит один и тот же физический процесс образования гелия из тяжёлого водорода? Дело здесь в следующем. Осуществление термоядерных реакций требует исключительно высоких температур. При термоядерном взрыве такая температура достигается при помощи взрыва атомной бомбы только на ничтожно малый промежуток времени, исчисляемый менее чем миллионными долями секунды. При этом условии не приходится особо заботиться о том, чтобы вещество не разлетелось, не испарилось или чтобы не остыло, так как раньше, чем это случится, успеет произойти необходимое ядерное превращение и выделение энергии взрыва.

Совсем иначе складываются обстоятельства для спокойно протекающей термоядерной реакции. Тут необходимо постепенно нагреть до крайне высоких температур, удержать и термически изолировать вещество от окружающей среды на длительный промежуток времени. Понятно, что это представляет собой задачу необычайной научно-технической сложности.

Наряду с проведением физических, теоретических и экспериментальных исследований должны решаться и новые вопросы техники. Сейчас уже ясно, что термоядерные реакторы не могут быть созданы без настоящей технической революции в области вакуумной техники. Требуются новые материалы, среди которых – очень чистые металлы. Проблема термоядерных реакций предъявляет новые запросы к химической технологии, электротехнике и радиоэлектронике. Нужны новые изоляционные материалы. Требуются новые мощные электронные приборы. [Здесь Курчатов как раз перечисляет те отрасли производства и прикладной науки, о скорейшем развитии которых речь шла на 19 Съезде ВКП(б). Вакуумная техника – это, прежде всего, ядерная техника и связанные с ней физические приборы. С 1948 года разработка и производство вакуумной техники передаётся в ведение Спецкомитета СМ СССР под руководством Л.П. Берии. В результате реорганизации, проведённой ревизионистами в 1955 году, единый научно-производственный комплекс атомного машиностроения, состоящий из головных НИИ-11, НИИ-16 и ещё 23 научных организаций и заводов, был разделён на части, которые попали в различные ведомства. Разработка современного радиоэлектронного оборудования в СССР была распылена между 7-ю министерствами и ведомствами и вскоре начала финансироваться не как абсолютный приоритет, а по остаточному принципу. Новые изоляционные материалы, которыми успешно занимался НИИ-18 Спецкомитета, были созданы, но их характеристики были недостаточны для применения в термоядерном реакторе. Требовались дальнейшие исследования в этой области, однако ряд важных тем в НИИ к 1960–му году были закрыты «по причине бесперспективности». Развитие многих многообещающих направлений в технике и науке остановилось. – прим.авт.]    

Заканчивая выступление, я хочу заверить делегатов съезда, что советские учёные, инженеры и техники, работающие над задачей термоядерной энергетики, сделают всё от них зависящее для решения этой важнейшей научно-технической проблемы.

Учёные нашей великой Родины будут вместе со своей партией, со всем советским народом трудиться не покладая рук, чтобы сделать человека истинным властелином природы в коммунистическом обществе».

А вот что говорит академик А.П. Александров в своём выступлении на XXV съезде ревизионистов в 1976 году: «…Учёные продолжают трудиться над тем, чтобы термоядерную энергетику использовать не в виде бомб, а в регулированном виде для снабжения промышленности энергией [С 1959 года прошло 17 лет, а термоядерный «воз» и ныне там. Три с половиной пятилетки понадобились для того, чтобы не выполнить локальную задачу, которая была намного проще и мельче по масштабу, чем индустриализация СССР, на выполнение которой понадобилось две пятилетки. – прим. авт.]. Структура топливно–энергетического баланса постепенно должна изменяться. На это будет влиять и необходимость экономии нефти и газа для более оптимального их использования, и расширение областей применения атомной энергетики, и включение в энергопроизводство в конце столетия термоядерных источников, МГД-генераторов, новых методов электротранспорта, а также новые тенденции в энергоупотреблении. Укрупнение блоков энергостанций до нескольких миллионов киловатт, нужды электротранспорта и термоядерной энергетики потребуют применения в электромашиностроении сверхпроводников и т.п. [Снова обратим внимание на то, что практическое применение термоядерных установок в СССР официально откладывается до конца 20 века. Александров говорит о том, что драгоценные нефть и газ используются крайне нерационально, сжигаются или отдаются капиталистам в обмен на товары массового потребления. Начинает ощущаться дефицит электрогенерирующих мощностей. Это, в свою очередь, тормозит количественный и качественный рост промышленности и транспорта. Стратегическая программа начала 50–х годов о постепенной замене транспортных средств с тепловыми двигателями на электротранспорт даёт сбои. Это, в частности, проявилось в том, что запланированный на 1978 год перевод Ворошиловградского тепловозостроительного завода на производство магистральных и маневровых электровозов, выполнен не был. Также, вместо плановой электрификации 875 километров Донецкой железной дороги, намеченной на период 1975–80 гг., электрифицировано было всего 110 км.  – прим. авт.]. Разработки будут и долговременные – например, от лабораторного осуществления термоядерной реакции, к которой мы подошли сегодня, до коммерчески выгодной станции пройдёт, как и атомной энергетике, лет пятнадцать, и термоядерные электростанции, вероятно, будут иметь мощности не менее 10 млн. кВт, что потребует изучения проблем размещения потребителей и транспорта энергии в оптимальной форме». [Лабораторное осуществление реакции – это как раз то, чем занимались Лебедев и Терёшкин. А вот хронологические аналогии академика, который требует ещё 15 лет для создания практического реактора, – это уже проявление сильного влияния ландауров. Александров передёргивает: к практической разработке ядерного оружия и энергетического реактора в СССР приступили в 1943 году. Через три года, в 1946–м, был сооружён и запущен первый в Европе ядерный реактор. В 1949 году было взорвано первое боевое устройство РДС-1. А в 1953 году прошла испытания советская термоядерная бомба. Промышленный атомный реактор в Обнинске заработал в 1954 году. На всё про всё – 11 лет в крайне тяжёлых условиях войны и послевоенного восстановления народного хозяйства. С середины пятидесятых по конец семидесятых условия для решения важнейших промышленных и научных задач были несравнимо лучше. Это очевидно. Но от съезда к съезду откладывался не только запуск промышленной термоядерной энергетики, но всё более и более туманны становились даже отчёты академиков об экспериментальных работах. Дело создания реактора медленно, но верно загонялось в тупик. — прим. авт.].

Но причём тут цены на нефть? Чтобы понять, как они связаны с «термоядом», приведем один достоверный факт, когда биржевые цены на основные категории энергоносителей рухнули в связи с шумом вокруг промышленного применения энергии ядерного синтеза.

В первый день работы XXII съезда КПСС, 17 октября 1961 года, Н. Хрущев с трибуны заявил о предстоящих испытаниях 50-ти мегатонной водородной бомбы и о том, что мы имеем возможность создать 100-мегатонное изделие. Тогда же в волюнтаристском стиле им было сказано о том, что скоро нам уже не понадобятся нефть и газ для обогрева и получения электричества, так как через несколько месяцев СССР получит неисчерпаемый источник энергии, работающий на тех же принципах, что и «супербомба». В. Семичастный, в то время председатель КГБ при СМ СССР, вспоминал, что в тот же вечер и в течение нескольких последующих дней прослушка эфира фиксировала резкий рост потока дипломатических шифрограмм. Через месяц агентурная разведка КГБ доложила, что в ряде стран Европы и в США проходят интенсивные консультации правительств с ведущими физиками, имеющими отношение к созданию водородного оружия. Но, как выяснилось чуть позже, речь на этих консультациях шла не о бомбе, а о энергетическом реакторе, устроенном на новых физических принципах.

В последний день съезда торжествующий Хрущев сообщил делегатам о том, что испытания «супербомбы» успешно проведены и что мощность взрыва оказалась больше расчетной. На этом фоне начались «утечки» информации о мощности бомбы и о параллельном запуске в Дубне опытного термоядерного реактора и даже о получении первой партии электроэнергии от пара, полученного на этой установке. За бугор ушла информация о том, что, так как СССР уверенно идёт к уменьшению потребления нефти и угля, он будет продавать нефть, уголь, а в перспективе и газ, за границу по ценам в половину ниже среднерыночных. На товарных биржах в Турине, Франкфурте и Лондоне начался переполох. Цены на нефть светлых сортов упали на 17%, цены на уголь  — на 20 %.

Такое положение продолжалось недолго, около двух недель. Цены на советскую нефть и уголь не менялись, а на запросы западных покупателей в советских торговых представительствах только пожимали плечами, не говоря о снижении цен ни да, ни нет. Через два месяца это дело полностью сошло на нет, цены на уголь и нефть «нормализовались». Падение цен на энергоносители Запад расценил как экономическую диверсию Советов.

М.И.

Окончание следует

Начало