К вопросу о рабочем контроле

Среди  многочисленных эпизодов ожесточённой классовой борьбы в период с февраля по октябрь 1917 года можно рассмотреть конфликты между рабочими и владельцами за овладение производством, за контроль над ним. Для описания всех попыток фабрично-заводского пролетариата взять свои производства в управление и распоряжение понадобится книга. Поэтому мы пока остановимся на одной такой попытке, по которой нашим помощникам удалось разыскать подробные материалы.

Речь идёт о борьбе за рабочий контроль на Петроградском механическом заводе, которым в 1917 году владел капиталист В. Рыкаткин.

1917 год — особый период в истории. Поэтому все события этого года, также как и отдельные личности, действовавшие в этот период, нельзя рассматривать так, как сегодня предлагает буржуазная история, т.е. изолированно от общего хода событий, «стерильно» и  без учёта конкретной обстановки на местах.

Кто такой Рыкаткин? Это типичный представитель многочисленной группы ловких буржуазных авантюристов, которые появились в России в военное время. Он принадлежал к группе «новых промышленников», которые заводили свои предприятия в годы империалистической войны с целью получения подрядов и денег от различных казённых ведомств и организаций для выполнения срочных оборонных заказов.

Появлению «молодых» предприятий способствовало то обстоятельство, что фронт, военная промышленность и транспорт, с одной стороны, нуждались в большом количестве разных изделий, товаров, комплектующих, сырья, а с другой стороны, существующая промышленность не справлялась с обязательными военными заказами и заказами на производство средств производства и деталей к ним, что часто приводило к поиску свободных производственных мощностей у субподрядчиков. Министерство промышленности и торговли в тот период охотно раздавало патенты на предпринимательскую деятельность, а министерство финансов ссужало новых предпринимателей «начальным займом», авансом для скорейшего запуска необходимого производства. В общем, условия для всякого мошенничества и грабежа казны были очень неплохие.

Руку к выдаче авансов, которые часто становились начальным капиталом предпринимателя (так как были и такие, кто подряжался что-либо производить, не имея ничего, кроме патента и удостоверения личности), приложил Распутин. У себя на Гороховой, 61 он с помощью проходимцев Симановича и Мануйлова организовал целую контору, которая за %% от казённой ссуды помогала получить её легко и в нужном объёме.

Кроме того, в появлении «новых капиталистов» сыграло большую роль главное интендантское управление военного министерства.  За установленную мзду чиновники этого управления выдавали новоиспечённым коммерсантам «Справки о военном назначении» того товара, который коммерсант обещает выпускать. Эти справки, представленные казне, способствовали тому, что предприниматели получали бесчисленные авансы под «срочные» военные заказы, которые часто ими не выполнялись[1].

Так вот Рыкаткин. За сравнительно короткое время, с ноября 1915 года по апрель 1917-го, Рыкаткин нахватал в казне и от различных казённых ведомств в счёт военных заказов около 800 тысяч рублей авансов. От заводчика Храмченкова он получил 114 тысяч — за поставку деталей для орудийных лафетов. От завода «Айваз» Рыкаткиным было получено 178 тысяч рублей на приобретение оборудования для производства штыков. Всего в карманах дельца осело более 1 миллиона рублей.

Однако Рыкаткин и не думал выполнять взятые на себя обязательства. Он получал остродефицитное сырьё и комплектующие для нужд производства и сбывал это все на сторону по завышенной цене.

В материалах петроградского жандармского управления есть сведения о том, что Рыкаткин — через одну контору в Гельсингфорсе (Хельсинки) — продавал дефицитную бронзу в слитках германской фирме «Блом и Фосс», которая строила военные корабли и полевые орудия крупного калибра для германского флота и армии[2]. (Вот он, патриотизм буржуазии на деле! За деньги и маму родную продаст, не задумываясь.)

За всё время работы на оборону Рыкаткин выполнил заказов примерно на 100 тысяч рублей. Но поскольку сданные им изделия имели довольно низкое качество, фактическая стоимость их производства едва дотягивала до 80 тысяч.

Вообще говоря, в годы империалистической войны грабили царскую казну и надували военное интендантство практически все заводчики и фабриканты, выполнявшие военные заказы. Обычно они делали это в замаскированной форме ссуд на нужное оборудование, через завышение отпускных цен на свои товары и различные перерасчёты. Но Рыкаткин в своём стремлении наживаться на военных поставках, прибегал к открытому жульничеству.

На эти жульнические проделки обратил внимание Центральный военно-промышленный комитет — организация, созданная для того, чтобы служить интересам капиталистического обогащения на оборонных заказах. Этот комитет вносит Рыкаткина в список «недобросовестных поставщиков». В этой связи становится более понятной та волокита, которая умышленно велась заинтересованными ведомствами вокруг требования рабочих о секвестре завода Рыкаткина.

Дело в том, что по закону 17 августа 1915 года заводское совещание имело право сместить правление завода или фабрики и секвестировать предприятие, «если правление не выполняет военные заказы и подрывает производство  в военное время». На заводе Рыкаткина заводское совещание, состоящее из капиталистов-акционеров и старших управляющих, стало именно на этот путь ещё до начала конфликта с рабочим коллективом. Заводское совещание вынесло постановление о секвестре завода[3].

Правда, постановление это было либеральное, условное. Оно было рассчитано на «исправление» Рыкаткина, на сохранение его «священного права» на свой завод. Но Рыкаткин не исправлялся. В таких ситуациях заводские совещания часто пользовались удобным моментом и пытались переделить завод в пользу своих членов. Тогда условный секвестр превращался в фактический. (Капиталистическая конкуренция, однако! Хватай, что плохо лежит. Лови момент!)

В нормальных капиталистических условиях эта участь постигла бы и Рыкаткина. Братья по классу и ближайшая управленческая обслуга, которая сама мечтала выбиться в хозяева, обобрали бы его до нитки (свежий пример — «национализация» в ДНР: младшие партнёры и управленцы Ахметова жадно расхватывают богатую собственность своего патрона, который сегодня оказался слабее). Но 1917 год не был «нормальным» годом для русской буржуазии.

В стране под руководством большевиков всё больше усиливался натиск рабочего класса на империалистическую буржуазию, обострялась классовая борьба, надвигалась пролетарская революция. Помимо заводских совещаний на предприятиях были организованы фабрично-заводские комитеты, в большинстве которых руководили большевики. Фабзавкомы превращались в «органы власти» трудового коллектива, в боевые штабы, которые руководили на местах борьбой рабочих против попыток буржуазии подавить революционное движение «костлявой рукой голода».

Именно против рабочих фабзавкомов, которые стремились ввести на своих предприятиях рабочий контроль, и были брошены силы наступающей реакционной буржуазии. И в этой борьбе предприниматели объединялись и выступали единым фронтом под общим руководством своих воинствующих организаций — Союза объединённой промышленности и Общества заводчиков и фабрикантов. В такой ситуации, перед лицом реальной экспроприации рабочим классом, о настоящем «секвестре» Рыкаткина не могло быть и речи.

Коалиционное Временное правительство помогало контрреволюционной буржуазии в её борьбе против фабзавкомов. Да, Рыкаткин срывал выполнение военных заказов. До Февральской революции в буржуазной среде это считалось тяжким грехом, так как буржуазия была тогда заинтересована в выполнении военных заказов — но не только ради сверхприбылей, но и для усиления боеспособности русской армии и флота, которым было поручено военным путём обеспечить захватнические цели русского империализма. Логика железная.

Однако после Февраля буржуазия на подобные преступления смотрела уже другими глазами. По мере того, как в стране поднималась волна революции и усиливалось брожение в армии, усиливался и саботаж предпринимателей, которые не останавливались перед срывом военных заказов в интересах борьбы с революцией. Они понимали, что исправная и точная работа предприятий, с одной стороны, усиливает революционное войско, которое  становилось опасным для самих империалистов, а с другой стороны, налаженное производство объективно усиливает и промышленный пролетариат, который ещё больше и лучше организуется и получает в свои руки важные рычаги воздействия на капиталистов в виде забастовок в момент выполнения казённого заказа и т.п. (Это одна из важнейших причин уничтожения промышленных предприятий в России и других республиках бывшего СССР.)

Но против преступного управления заводом со стороны Рыкаткина выступили рабочие этого завода во главе со своим завкомом. Они начали посягать на «святыню» капиталистического строя — на право частной собственности. Они самочинно отстранили Рыкаткина от управления собственным заводом и завладели «чужой собственностью».

Обычно в таких случаях организованный капитал при полной поддержке государства поднимал большой шум о вмешательстве рабочих в дела предприятия и добивался силового восстановления «нарушенного порядка» — якобы и интересах нормального хода производства предметов, необходимых армии. Но вокруг конфликта на заводе Рыкаткина такую демагогию разводит было невыгодно, так как слишком вопиющи были безобразия и преступления владельца. А давить рабочих и их фабзавком силой оружия было страшно, так как немного было сил, готовых идти подавлять рабочий класс, да и сами рабочие могли не только объявить забастовку, а вооружиться и вместе с солдатами перебить всех «усмирителей».

В тот момент буржуазии нельзя было, не разоблачая себя, открыто выступать против рабочих завода.

Всё началось с того, что рабочие потребовали от Совета рабочих депутатов, заводского совещания, фабричной инспекции, министерства труда, министерства промышленности и торговли, чтобы они произвели расследование деятельности Рыкаткина, направленной на подрыв производства, к разложению всего заводского хозяйства. (Интересная форма борьбы. Ее вполне можно попробовать применить рабочим многих трудовых коллективов, где уникальные производства попросту убиваются. И власть ставится в тупик. Ей еще придется крепко думать, как реагировать, чтобы окончательно не разоблачить себя. Есть, оказывается, польза от изучения истории рабочего движения, не так ли?) В своём «Обращении» в Совет старост служащих фабрично-заводских предприятий служащие завода пишут о положении дел на заводе: «Владелец наш как известный по своей непопулярности до революции стоял на очень худой дороге, т.е. человек тот, про которого каждый знающий его скажет, что он способен творить всё, не останавливаясь даже перед преступлением.

Дела велись по обороне так небрежно, что это должно считаться чуть ли не изменой перед страной. Например, все заказы брались с целью только получить авансы, а как таковые только получались, так и исполнение заказа прекращалось…»

Сам Рыкаткин, видя, что завком вскрыл перед Советом и органами Временного правительства его мошеннические проделки с заказами и присвоением чужих средств, решает избавиться от своих рабочих и заменить их на солдат. Для того, чтобы иметь повод для увольнения рабочих, Рыкаткин прибегнул к гнусной провокации. «Рабочие в лице завкома с марта месяца начали ходатайствовать о назначении комиссии, и конечно, не дождались. А владелец в это время принимал разные меры, чтобы как-нибудь осложнить положение дел на заводе, прибегая вплоть до провокации (натравлял солдат, работающих на заводе, на рабочих). И, наконец, в ночь с 3 на 4 мая в мастерской, в которой никогда не было ночной смены, нанял 5 человек солдат и в присутствии их был всю ночь сам и все ящики с инструментами, также всю кладовую мастера, вскрыл и весь ценный инструмент обобрал».

В воровстве и порче имущества обвинили тех рабочих, от которых он решил избавиться. Но этот номер не прошёл. Количество рабочих на заводе было относительно невелико, но они имели общезаводскую большевистскую ячейку, были хорошо организованы и дисциплинированы. За Рыкаткиным и его заводским окружение установили тайное круглосуточное наблюдение. Самое интересное, что наладить такое наблюдение рабочим помогали двое охранников — бывших чинов уголовной полиции и один отставной инвалид-прапорщик, который долгие годы служил на границе с Пруссией, где ловил контрабандистов, а теперь заведовал заводской баней.

Рыкаткина и его агентов очень скоро поймали на горячем и добились от него признания в воровстве. Как только был составлен протокол признания, который подписали 211 свидетелей, Рыкаткина отстранили от «заведывания заводом», и завод явочным порядком перешёл в руки рабочих.

Далее рабочие потребовали секвестра завода и передачи его некоему Храмченкову. Этот Хрнамченков был неофициальным совладельцем завода, вложившим в него значительные средства, и поэтому был заинтересован в восстановлении нормальной работы. Рабочие потребовали от Храмченкова, чтобы всё производство он вёл под контролем завкома. Рассчитывая спасти свои капиталы и в дальнейшем перехватить и присвоить всю долю своего партнёра Рыкаткина, Храмченков соглашается на это условие.

И всё-таки какие аргументы могло выдвинуть буржуазное правительство против поведения рабочих в этом конфликте? Что можно было возразить против удаления Рыкаткина с завода?

Против этого по существу возразить было нечего. Буржуазия видела, что после изгнания хозяина завод заработал: под руководством завкома и ячейки рабочие наладили весь процесс производства. Заказы выполнялись качественно и в срок, несмотря на тяжёлое наследство, оставленное бывшим владельцем (оборудование долго не ремонтировалось и было расшатано, оборотные средства завода были заблаговременно сняты со счетов, т.е. украдены, на складах не досчитались более 200 тонн дефицитных материалов. (Ну, точь в точь, как целая куча бывших советских предприятий, «эффективно» разграбленная частными собственниками!).

Но удовлетворение требований рабочих о секвестре завода было для буржуазии равносильно оправданию революционной тактики рабочих в их борьбе против саботажа предпринимателя. Революционные действия рабочих завода в случае победы могли стать заразительным примером для рабочих других заводов и фабрик.

Поэтому государственные органы не хотели передавать завод Храмченкову, который из своих личных интересов, но всё же согласился подчинить свою деятельность рабочему контролю, против которого буржуазия в тот момент выступала сплошным фронтом.

Совокупность этих обстоятельств наложила особый отпечаток на ход конфликта вокруг Петроградского механического завода. Происходит вот что. Рыкаткина никто официально под защиту не берёт, войск на завод никто не посылает. Против рабочих-«захватчиков чужой собственности» никто не выступает, более того, рабочим сочувствуют. Но начинаются странности. Механический завод, который буквально месяц назад был перегружен заказами, теперь «случайно» теряет один заказ за другим.

Если раньше заказчики выдавали Рыкаткину авансы и давальческое сырьё даже в том случае, если он не поставлял им никакой продукции, то теперь заказчики отказываются платить заводу за готовые и качественные заказы, поставленные в срок.

Заводоуправления многих предприятий, в частности, завода «Айваз», вдруг дружно начинают требовать от завкома мехзавода удостоверение на право распоряжаться заводом и его фондами, подписанное Рыкаткиным.

В своём письме № 164 от 31 мая 1917 г. министр труда Скобелев пишет товарищу министра торговли и промышленности Пальчинскому: «Ввиду устранения заводовладельца г. Рыкаткина и отказа заводоуправления завода Айваз от доставки материала и средств заводскому коллективу завода Рыкаткина, имею честь просить вашего распоряжения о реквизиции завода Рыкаткина как единственного способа установить нормальный ход работ на заводе, работающем на оборону…»[4].

Через два дня Пальчинский отвечает: «…уведомляю вас, что мною вместе с сим поручено Петроградскому заводскому совещанию произвести обследование завода Рыкаткина…».

Завод обследуют несколько правительственных комиссий. Все они приходят к выводу, что Рыкаткина на завод возвращать не следует, и что единственным выходом из создавшегося положения является секвестр завода.

Однако секвестировать завод никто не собирается. Заводское совещание Петербурга находит, что «завод имеет малое значение для обороны» и отсылает рабочих в реквизиционную комиссию. Комиссия по формальному поводу отказывается от секвестра завода и приходит к выводу о том, что реквизировать завод может министерство торговли и промышленности или министерство труда. Дело отправляется в министерство промышленности.

Чтобы обмануть многих рабочих завода, которые в начале конфликта находились всё ещё под влиянием соглашательских партий, «социалист» Скобелев умышленно отсылает дело о заводе к заклятому врагу рабочего класса, помощнику министра торговли и промышленности Пальчинскому. «Социалисты» в минтруда прекрасно знали, что и промышленное министерство ничего не сделает в пользу рабочих. Будет только «футбол» и затяжка времени.

Так и вышло. Министерство торговли и промышленности и Главное артиллерийское управление отказались от секвестра завода и отправили дело обратно в минтруда.  Ну а в конторе у Скобелева больше не стали искать формальных поводов для отказа в секвестре.

«Социалист» Скобелев и его помощник Гвоздев принадлежали к партии меньшевиков, которые рассматривали Февральскую революцию как последнюю и окончательную революцию, передающую всю власть законному владельцу — классу буржуазии. По теории меньшевиков основная задача русской революции состояла в том, чтобы расчистить путь для беспрепятственного развития в стране капитализма, подобно тому, как это сделали буржуазные революции в Западной Европе. Поэтому они осуждали каждое мероприятие, направленное на ограничение всевластия капитала, а следовательно яростно выступали против рабочего контроля, угрожавшего главному интересу буржуазии — предпринимательской прибыли, вне зависимости от того, каким именно способом — мошенническим или «честным» капиталистическим — она выдиралась из рабочих. Эта принципиальная установка меньшевизма проходит через всю деятельность министров-«социалистов» во всех составах Временного правительства. Из этой принципиальной установки меньшевики исходили и при разрешении конфликта на заводе Рыкаткина.

Но «социалист» Скобелев не только отказался секвестировать завод, но и не пожелал разговаривать на эту тему с рабочими этого завода, которые 6 часов просидели у его кабинета. А не желал он разговаривать вот почему.

Несмотря на все вопиющие и доказанные преступления Рыкаткина, несмотря на саботаж производства с его стороны, министры-«социалисты» начали фактически обвинять рабочих в том, что они отстранили «законного владельца завода».

Вот что пишет завком в районный совет рабочих и солдатских депутатов Петроградской стороны и другие органы (орфография письма сохранена): «Исполнительный заводской комитет доводит до сведения товарищей, что владелец завода, после неоднократных обращений в отдел труда при исполкоме Совета раб. и солд. депутатов о расследовании дел в связи с конфликтами, возникавши на заводе, 4 мая, после провокационной выходки по отношению к рабочим, был арестован при заводе до производства обыска в заводе в связи с обнаруженным воровством. После же того, как управляющим завода было заявлено, что весть пропавший инструмент взят ночью владельцем и находится у него, что управляющим письменно подтверждено, то владелец завода из-под ареста был освобождён, причём ему было предложено в нерабочее время в завод не ходить, в рабочее же время в завод ходить можно, но не распоряжаться работами, т.е. не касаться технической части завода. Но владелец в завод ходить вовсе не стал и отказался платить рабочим за работу. Работа в заводе продолжается под управлением заводского исполкома. По просьбе комитета завод Айваз владельцу не платит, а также не платит и комитету. Заводским исполкомом взято от постороннего лица взаймы 31000 руб. для выдачи рабочим аванса.

…8 июня Гвоздев (товарищ министра труда, тоже «социалист») сообщил в завком по телефону, что коллеги его во главе со Скобелевым, взять завод в ведение минтруда отказались, и предложил уже обратиться не к нему, а к Скобелеву. На настойчивое требование принять секретарь Скобелева ходил к нему и после ухода Скобелева заявил, что тот поручил принять рабочих Гвоздеву, который принял нас в количестве 10 человек около 8 часов вечера. Таким образом, просидев в министерском коридоре 6 часов, были приняты товарищем министра, который заявил, что коллеги взять завод в ведение минтруда отказались.

Тогда один из товарищей заявил: «Вы этим самым играете на руку буржуазии». Тогда Гвоздев говорит: «Если мы играем на руку буржуазии, то зачем вы к нам ходите?».

Другой товарищ говорил: «Мы к вам идём как к прежнему товарищу». На что Гвоздев заявил: «Если я «прежний» товарищ, то я с вами больше говорить не стану», и сделал движение подняться и говорит: «Поступили необдуманно, заварили кашу, а вините других, что не могут ничего сделать».

На это т. Виллевальдт сказал: «Мы не поступили необдуманно, а наоборот, очень много об этом думали. Если вы знакомились с содержанием бумаг, то вам известно, что с марта месяца мы неоднократно просили минтруда произвести следствие о заводе. Не наша вина, что никто этого не сделал».

Гвоздев дальше говорит: «Только и делов у нас, чтобы разбираться в заводских делах» Т. Виллевальдт отвечает, что «вот результаты того, что не хотели разобраться в деле, когда просили. Но знайте, что наш проигрыш сильно отразится на мелких предприятиях, где положение и без того хуже, чем у нас на заводе. Безусловно, что владелец, состоя членом союза мелких и средних предприятий, поделится со своими сотоварищами о победе, и, конечно, они категорически станут отвергать все попытки рабочих улучшить своё положение, что и заставит рабочих обратиться к вам». На это Гвоздев заявил: «Ничего. Вы попытали и узнали, легко ли это даётся и чего можно добиться. Другие, это узнавши, подумают, можно ли это делать…». Тогда т. Виллевальдт предложил Гвоздеву подписать отношение к заводу Айваз: за сданные и сдаваемые штыки уплатить деньги для расплаты с рабочими. На это Гвоздев ответил, что он этого сделать не может, не посоветовавшись с коллегами. На это последовало несколько возражений товарищей, которые говорили: «ваша нерешительность губит всё дело. Раз взялись, так надо действовать решительно».

Т. Виллевальдт заявил, что «владелец всё-таки должен будет понести наказание судом за его деяние, так как мы это дело передаём в суд». На это Гвоздев говорит: «Ну, знаете, как это говорится по-божески: с сильным не борись, а с богатым не судись». На что т. Виллевальдт говорит: «Позвольте, это при старом порядке так было, а теперь этого не должно быть. И предприниматели так поняли это, поэтому они стали теперь искать возможности создать такое положение, чтобы вызвать рабочих на конфликты, чего и добился предприниматель и, видя теперь ваше бессилие, безусловно торжетсвует».

На сделанный тт. ряд замечаний по этому поводу Гвоздев вскочил со стула и заявил: «Я с вами и говорить больше не буду». После чего рабочие не нашли нужным дальше оставаться в министерстве и ушли»[5].

Такой вот наглядный урок для всех рабочих: жаловаться буржуазному государству на капиталиста — дело бессмысленное и бесполезное. Тем более такие жалобы становятся опасными для рабочего коллектива тогда, когда того чиновника, к которому рабочие идут за помощью, они считают своим товарищем, социалистом. Подобная ситуация может сложиться и сегодня, если, например, кого-либо из функционеров КПРФ или ФНПР возведут в надлежащий чин и посадят руководить в минтруда, в трудовую инспекцию, прокуратуру и т.п. орган. Приходя к такому «товарищу» за помощью, рабочие не только помощи не получат, но могут и всё дело провалить, поскольку рассказывают этому «товарищу» все свои планы и «военные» секреты, которые тут же будут переданы хозяевам и охранке.

Из письма видно, что рабочие отчаянно бились за сохранение и упорядочение производства завода. Они требовали, чтобы соглашательский совет рабочих депутатов, заводское совещание и соответствующие министерства пресекли преступную деятельность Рыкаткина, предотвратили расхищение им остродефицитных материалов и имущества предприятия. Но все указанные организации оставались глухими к требованиям рабочих.

Опять для сравнения просится схожая история из 2015 года. В апреле того года новый управляющий делами донецкого «Облгаза» Исаев собрал начальников всех районных управлений и потребовал свозить в Донецк все обналиченные оборотные средства, которыми всегда до этого распоряжались сами районы. Это означало, что закупка нового оборудования отменялась, все ремонтные и профилактические работы сворачивались. А в газовом хозяйстве это равносильно чрезвычайной ситуации, которая цепным порядком накрывала бы один участок за другим. Начальники районов это хорошо понимали, поэтому начали Исаеву возражать, приводить доводы, цифры. Тот слушать не стал, а заявил о том, что он получил такой приказ лично от Курченко, поэтому или каждый месяц будет привозиться 6-7 миллионов рублей, или всех начальников уволят. Тогда начальники написали письмо в министерство экономического развития ДНР. Оттуда вскоре ответили, чтобы те писали в прокуратуру, но со своей стороны отметили, что «в конкретные производственные вопросы министерство не вмешивается». А через месяц из прокуратуры ответили, что «нарушений в действиях администрации «Облгаза» не усматривается. Между тем, предприятие, оставшись без оборотных средств, крепко село на мель. До крупной системной аварии было один-два шага. А наличные деньги с предприятия вывозились не просто мешками — микроавтобусами.

Вернёмся в Петроград. Рыкаткин, ободрённый бездеятельностью и попустительством соглашательского Совета и органов Временного правительства, перешёл в наступление на рабочих, не останавливаясь перед явными подлогами и воровством. Создалась ситуация, в которой если бы рабочие не разоблачили и не отстранили бы Рыкаткина, они сами были бы уволены. И при таких обстоятельствах «социалист» Гвоздев считал отстранение владельца предприятия «необдуманным действием» рабочих!

Ясно, что министры-«социалисты» хотели проучить рабочих Петроградского механического завода за их «преступление» и необдуманные действия, т.е. за покушение на «святую корову» — частную собственность капиталиста. Они хотели на конкретном примере, то есть, на голоде и страданиях рабочих завода Рыкаткина показать рабочим других предприятий, «чего можно добиться» методами рабочего контроля и захвата предприятий. Это намерение Гвоздев выразил почти открыто: «Ничего. Вы попытали и узнали, легко ли это даётся и чего можно добиться. Другие, это узнавши, подумают, можно ли это делать…».

В момент ожесточения классовых боёв, в момент нарастания революционного движения и борьбы за политическую власть рабочих советов, «социалисты» поучают рабочих: «С сильным не борись, с богатым не судись». То же самое уж скоро 30 лет талдычат нам современные бернштейны, каутские и попы: классовый мир «во имя единства нации», «любите врагов своих», «современный коммунизм против всякого насилия», «лимит революций исчерпан» и т.п. Такие вот перлы меньшевистской мудрости. Но тогда, в 1917 году, рабочие по достоинству оценили политику министров-«социалистов». Они очень скоро поняли, что эти «социалисты» — агенты реакционной буржуазии, которые пытаются парализовать революционную борьбу пролетариата.

Вообще, письмо рабочих, которое мы цитировали выше, хорошо показывает, как буржуазное правительство нуждой и голодом заставляло рабочих встать на путь соглашения с владельцем завода, как рабочих заставляли согласиться на возврат Рыкаткина на предприятие. И заметьте, кто вёл эту работу — министерство труда! Оно выполняло ту миссию, которую не решилось выполнить «министерство буржуазии» — министерство торговли и промышленности.

Хитро придумано: министр–капиталист Пальчинский дал задание комиссии обследовать завод, а «рабочему» министерству труда было поручено развалить весь рабочий контроль на производстве и вернуть завод «законному владельцу». И вроде как буржуазия ни при чём, так как против рабочих выступали именно «социалисты». Этим обстоятельством многие рабочие тогда были сбиты с толку. А многие, те, кто верит надписям на дверях учреждений и кабинетов, сбиты с толку и по сей день. А ведь Ленин часто повторял, что никакая смена лиц, кабинетов, вывесок, названий и т.п. при неизменном способе производства и старом общественном строе сути дела для рабочих не меняет. На декорации, которыми в нужные моменты прикрывается капитализм, смотреть нечего.

Какую цену рабочие должны были заплатить за соглашательскую политику «социалистов» и за свою доверчивость, можно увидеть из следующего. 19 июня 1917 года объявляется некая Е. Рыкаткина и подаёт в завком завода заявление. Вот оно: «В так называемый заводской комитет.

В качестве доверенного лица владельца завода В.И. Рыкаткина объявляю всем служащим и рабочим, что В.И. Рыкаткин отвергает предложение разобраться в примирительной камере (Примирительная камера — буржуазный третейский суд, в котором разбирались конфликты между хозяевами и рабочими. Один из инструментов установления «классового мира», увода рабочих от стачечной борьбы на путь бумажной волокиты, ожиданий, пустых обещаний. Орудие классовой борьбы буржуазии против пролетариата. — прим. авт.), так как никакого «конфликта» между сторонами не вышло, а вышло насилие одной стороны над другой.

В связи с этим предлагаю, согласно требованию начальника милиции, безотлагательно приступить к сдаче завода и материалов по описи мне, а всех рабочих прошу немедленно оставить завод, так как В.И. Рыкаткин не может работать с лицами, допустившими над ним насилие, и содействующими этому насилию служащими и рабочими.

Лица, имеющие к нему денежные претензии, которых он за собой не признаёт, могут обратиться в суд.

В качестве доверенной Е. Рыкаткина».

Вот-вот, «обратиться в суд». Сегодня в Донецке и области живут, как минимум, 260 рабочих и служащих «Облгаза», у которых есть большие «денежные претензии» к Курченко и Исаеву. И что же? А то, что днровские министры, инспекции и прокуроры, имевшие отношение к делу, всем этим людям тоже посоветовали «обращаться в суд». Состоялось несколько судов. Итог один: в иске к бывшему работодателю отказано всем, хотя люди просили всего лишь честно заработанную ими зарплату.

Параллельно с заявлением «доверенной» Рыкаткиной в завком завода пришла интересная бумага из комиссариата городской милиции[6]. Исполняющий обязанности комиссара некто Д. Кропотов официально пишет: «Исполняя приказ господина начальника милиции от 19 сего июля за № 36/с, предлагаю исполкому завода Рыкаткина сдать ключи от заводских помещений Екатерине Ивановне Рыкаткиной, имеющей полную доверенность от владельца завода гражданина Рыкаткина. Предлагаю исполнительному комитету и рабочим завода покинуть захваченный ими завод»[7].

Теперь смотрите, какую подлянку организует «трудовое» министерство.

Скобелев и Гвоздев понимают, что повальное увольнение и выселение рабочих из заводских общежитий может вызвать взрыв такой силы, что затрясётся весь Питер, если не больше. Гвоздеву тут же поручается сочинить успокоительное письмо и показать рабочим, что «социалисты» за них болеют. Не поленимся и прочитаем это письмо:

«в конце июня сего года фабзавком пришёл с г. Рыкаткиным к соглашению по вопросу о его возвращении на завод, но вопрос об уплате заработной платы рабочим за время, в течение которого он был устранён от управления, остался несогласованным. Министерство труда предложило сторонам направить дело в центральную примирительную камеру.

Г. Рыкаткин на разбирательство, назначенное на 17 июля, в центральную примирительную камеру не явился, а его сестра Е. Рыкаткина сегодня, 20 июля, прислала в фабзавком заявление, в котором от имени г. Рыкаткина категорически отказывается от разбора дела в примирительной камере.

Принимая во внимание тяжёлое материальное положение рабочих и их вполне лояльное поведение за всё время конфликта, с одной стороны, и упорное нежелание г. Рыкаткина вступить через примирительную камеру в переговоры с рабочими, с другой, — министерство труда имеет честь просить вашего распоряжения о реквизиции завода как единственного способа установить нормальный ход работ на заводе, работающем на оборону. Товарищ министра труда Гвоздев»[8].

Рабочие начинают понимать, что Рыкаткин использует соглашательскую позицию министерства для того, чтобы нанести мощный удар своим рабочим. В ответ рабочие через свой завком обращаются к Петроградский Совет с предупреждением о том, что завод не оставят, Рыкаткина и его «доверенных лиц» арестуют, что немедленно будут организованы дружины для защиты завода (завод имел возможность делать холодное оружие в ассортименте и некоторые элементы огнестрельного) и что в случае насилия «милиции» они объявляют забастовку и обратятся за поддержкой ко всему пролетариату города и губернии. Если Рыкаткину не удалась атака на рабочих, то только лишь благодаря сознательности и организованности рабочих, их революционному нажиму на буржуазную власть.

22 июля на заборах и всех заводских дверях появилась листовка завкома. Вот её содержание: «Представитель завкома Кузьмин сообщает, что с 20 июля с.г. по предписанию начальника милиции рабочих выселяют с завода, так как предприниматель заявил, что завод захвачен анархическим путём, что неверно. Предприниматель не признаёт примирительной камеры. Дело передано в реквизиционную комиссию заводского совещания, и выселение отложено до решения зав. совещания. Передать товарищам, находящимся в зав.совещании, о реквизиции завода. Кроме того, есть заказ на клейма для шпал в количестве 850 000 шт., что хватит на 3 месяца. Материал даёт заказчик — железнодорожное ведомство»[9].

Знаете, что любопытно в этой записке? Последние строки.

В середине 1917 года из всех ведомств Временного правительства только министерство путей сообщения как-то пыталось работать без особых сбоев и при этом вести ремонт и строительство новых участков. Причина в том, что кроме объективных обстоятельств, которые вынуждали железнодорожников работать до последнего, на железной дороге революционный настрой рабочих был настолько велик, а организованность настолько высока, что месткомы в депо и на линиях, по сути дела, управляли всеми местными делами, а центральный совет железнодорожных рабочих подменил собой министерство. И.о. министра путей сообщения Крашенинников считал, что «работать совершенно невозможно. Уже всё по перевозкам и по заявкам решено без нас». (Обратите на это внимание — рабочие-то, оказывается, умеют прекрасно управлять тем хозяйством, которое они знают в сто раз лучше, чем кто бы то ни было, сидящий в теплом кресле и никогда на производстве не видевший! А нам все толдычат о каких-то «кухарках»…) Железнодорожный совет в те дни путём различных манипуляций снял в банках большую часть денег Царскосельской железной дороги, а также добился того, что заказчики перевозок начали всё больше обращаться в комитет, а не в управление дороги или министерство.

Деньги на руках рабочего комитета оказались большие, поэтому был задуман ремонт линии Бологое-Малая Вишера, местами размытой паводком. (Вот он, истинно хозяйский взгляд рабочего класса — настоящего хозяина страны!) При этом железнодорожники знали, что Петроградский мех.завод попал в трудное положение. По совокупности обстоятельств было решено просить  Железнодорожный совет о передаче заводу всего заказа на клейма. Совет решил направить весь заказ рабочим Рыкаткина, при этом было установлено, чтобы 40% денег уплатить в завком наличными ассигнациями, остальное перевести на счёт завода, либо дать часть мукой или зерном.

К сожалению, пока не удалось установить судьбу заказа на клейма и оплаты за него. Но тут есть два момента, на которые стоит обратить внимание. Во-первых, быстрая реакция рабочих других отраслей на ситуацию с рабочим контролем на мех.заводе. Во-вторых, железнодорожникам всё же удалось быстро «взять кассу» самой важной железной дороги России, по крайней мере, все наличные деньги, которые поступали в станционные кассы, распределяли советы и месткомы. Многие заказчики, кто имел срочную необходимость в перевозке грузов или людей, соглашались платить наличными комитету, а не переводить деньги на счёт дороги в банк. Когда министерство попыталось этому воспротивиться, рабочие пригрозили полностью остановить движение по дороге. Крашенинников и компания пошли на попятную. (Ж\д — это не шутка! Буржуазная власть это отлично понимает. И потому ныне практически во всех капстранах, в том числе и в РФ, всякие забастовки на ж\д запрещены. Иное дело, что всякие запреты будут работать только до тех пор, пока их терпит рабочий класс.)

Но трёхмесячная борьба многому научила и самих рабочих завода Рыкаткина. Конфликт показал, что политика саботажа есть общая политика всей буржуазии, которая пытается взять рабочих измором, «тихо» разгромить революцию. (Аналогичную политику капиталисты использовали и после Октября 1917 г., за что сами и поплатились — рабочей власти пришлось все крупные промышленные предприятия национализировать гораздо быстрее, чем ранее планировалось.) Рабочие убедились, что Временное правительство поддерживало и прикрывало саботаж предпринимателей и брало под свою защиту даже таких отъявленных авантюристов и мерзавцев, как хозяин завода Рыкаткин.

Рабочие увидели и настоящее лицо соглашателей, они поняли, куда ведёт рабочий класс их подлая политика примирения с контрреволюционной буржуазией. Они на собственном опыте убедились в том, что победить разруху, сломить саботаж предпринимателей пролетариат сможет только тогда, когда он завоюет политическую власть. От документа к документу чувствуется всё меньше оборонческих настроений, которые были у рабочих мех.завода в первые недели конфликта.

Конечно, легко сейчас судить об ошибках рабочих мех.завода. Каждый, кто хоть раз бывал в забастовочной ситуации на своём производстве, знает, что без ошибок это дело обходится редко.

Да, рабочие не стали создавать дружин, но в этом и не было острой необходимости. Однако, если бы это потребовалось, дружины были бы созданы очень быстро, тем более, что их легко можно было вооружить.

Да, рабочие знали, что в заводской конторе хранится около 500 000 рублей в несгораемом сейфе на «экстренные расходы», но они, как писал Маркс, «остановились в священном трепете» перед дверью этого сейфа. Конечно, деньги надо было брать и платить зарплату рабочим, закупать материалы и запчасти.

Да, рабочие хотели наладить работу завода, который им ещё не принадлежал де-юре. Но они сделали большой шаг к тому, чтобы завод стал их собственностью де-факто. Они смогли организовать производство без всякого участия паразита-хозяина и тем самым блестяще доказали, что он — лишнее звено в производственной цепи. Рабочие начали относиться к технике так, как будто она уже своя. Они быстро научились управлять, считать заводские деньги, планировать, договариваться с поставщиками, отгружать и пр.

Да, рабочие потратили много сил и времени на бессмысленное обивание порогов учреждений буржуазного государства. Но они быстро поняли, что хозяин и чиновник Временного правительства есть одна шайка-лейка. У них ушло на это месяц-два. К  некоторым современным рабочим такое понимание приходит лишь через несколько лет, да и то с оговорками, с остаточной дурью веры в «народное» государство.

Рабочие мех.завода, введя у себя рабочий контроль, по существу провели репетицию своего ближайшего будущего, когда все заводы в России революционным путём перешли в собственность всего российского пролетариата.

В истории о рабочем контроле на заводе Рыкаткина мы сегодня тоже видим элементы своего ближайшего будущего. Потому что самое важное в этом деле состоит не собственно в контроле над всей деятельностью предпринимателя, а в такой рабочей организованности и в такой их сознательности, которые позволят в нужный момент этот контроль установить — установить массово и крепко, так крепко, чтобы больше уже не вырвались.  Вот в чём одна из главных наших задач.

Подготовил М. Иванов

[1] «Экономическое положение России перед революцией»: «Записка группы общественных деятелей» во главе с М. Родзянко, представленная Николаю II 11. 02.1917 г.; Записка временно управляющего министерством торговли и промышленности Степанова, подана Керенскому 18.06.1917 г. Красный архив, 3-10, 1925 г., стр. 72-73.

[2] Рапорт ротмистра Киселёва на имя ген.-майора Джунковского от 25.12.1915 г. Оригинал хранился в ЛОЦИА, ф. департамента полиции СПБ, оп. 113, дело 958, л. 4.

[3] «Заявления заводского комитета завода В.И. Рыкаткина в комитет по возобновлению работ, в Исполнительный комитет Совета рабочих и солдатских депутатов и морскому министру». Красный архив, № 69-70, 1935 г. стр. 143-145.

[4] Приводится по копии письма. Оригинал хранился в Центральном архиве профдвижения, ф. 10, 1917 г., д. № 188.

[5] «Заявления заводского комитета завода В.И. Рыкаткина в районный совет рабочих и солдатских депутатов Петроградской стороны, в центр. Правление союза «Металлист» и центр. Совет фабрично-заводских комитетов». Оригинал хранился в ЛОЦИА, ф. Временного правительства, оп. 65, л. 9542.

[6] Пусть читатели не обманываются насчёт слов «комиссариат милиции». С марта по октябрь 1917 г. так было переименовано объединённое Петроградское полицейское и жандармское управление. В апреле из этого управления выделился только уголовный розыск, все остальные отделы и почти все должностные лица всего лишь сменили названия и переоделись в гражданскую одежду. Суть полиции не изменилась.

[7] «Отношения комиссариата городской милиции Петроградской стороны в исполнительный заводской комитет завода В.И. Рыкаткина от 20 июля 1917 г.». Опубликовано в «Красный архив» № 69-70, 1935 г.

[8] «Отношения министерства труда в заводское совещание Петроградского района от 20 июля 1917 г. Оригинал хранился в ЛОЦИА, ф. Временного правительства, оп. 65, л. 9544.

[9] Цит. по копии «Сообщения представителя завкома завода В.И. Рыкаткина о приостановке выселения рабочих от 22 июля 1917 г.». Опубликовано в «Красный архив» № 69-70, стр. 158, 1935.