Деградация современной буржуазной социологии — 1

Из журнала «Вопросы философии», 1953 г., № 6, стр. 157-170

(Выделения в тексте — РП)

Деградация современной буржуазной социологии.

Ю. П. Францев

Современная идеология империалистической реакции свидетель­ствует о полном падении теоретического мышления буржуазии. Проповедь алогизма, отказ от научного познания мира, пропаганда аморализма, вос­крешение средневековой поповщины, возрождение самого низкопробного идеализма, восхваление политики кнута стали характерными чертами идеологии империалистической реакции.

Процесс деградации и разложения особенно наглядно проявляется в современной буржуазной социологии. Лишить социологию всякого науч­ного значения, превратить ее в набор реакционных назиданий — в этом соревнуются между собой представители и объективного и субъективного идеализма.

К середине XIX века закончилось развитие буржуазной философии. Энгельс, назвав свою книгу «Людвиг Фейербах и конец классической не­мецкой философии», подчеркнул тем самым, что за достигнутой буржуаз­ной философией гранью идет лишь процесс ее неизбежного падения, про­явления которого уже ясно были видны во второй половине XIX века. В начале XX века В. И. Ленин в своем гениальном труде «Материализм и эмпириокритицизм» со всей глубиной вскрыл разложение буржуазной философии. Он показал, что буржуазное мировоззрение стало оковами для развития науки, тормозом в научном познании. В следующие деся­тилетия разложение буржуазной философии все более углублялось.

Известно, что идеализмом были проникнуты общественные теории и буржуазных материалистов. Философские же основы современной буржу­азной социологии все более наглядно выявляют реакционную сущность современных общественных теорий империализма, их тесную связь с по­литикой наиболее реакционных империалистических кругов.

Непреложность вскрытых марксизмом-ленинизмом законов обще­ственного развития доказана историческим опытом. С тем большей яростью стараются идеологи империалистической реакции отрицать до­стоверность науки о законах развития общества.

Историческое развитие всех стран, история классовых битв рабочего класса в СССР, вся деятельность Коммунистической партии Советского Союза, идущей во главе многомиллионного советского народа, использу­ющей в своей деятельности объективные законы развития общества, под­твердили силу и истинность марксистско-ленинской науки об обществен­ном развитии.

Буржуазные социологи, проповедующие в своих писаниях объектив­ный идеализм, особенно усердствуют по части пропаганды так называе­мых «вечных истин», на которых якобы покоится общество.

По поводу утверждений идеологов буржуазии о существовании «веч­ных истин» права, справедливости и т. п. Маркс и Энгельс более ста лет тому назад писали: «История всех доныне существовавших обществ дви­галась в классовых противоположностях, которые в разные эпохи скла­дывались различно.

Но какие бы формы они ни принимали, эксплуатация одной части общества другою является фактом, общим всем минувшим столетиям. Неудивительно поэтому, что общественное сознание всех веков, несмотря на все разнообразие и все различия, движется в определенных общих фор­мах, в таких формах, — формах сознания, — которые вполне исчезнут лишь с окончательным исчезновением противоположности классов» («Ма­нифест Коммунистической партии», стр. 54—55. 1949).

Именно поэтому современные идеалисты старательно отбирают из истории философских и социологических течений, начиная со времен рабо­владельческой древности, с Сократа и Платона, наиболее реакционные представления, освящающие эксплуататорский строй общества, и объяв­ляют эти представления абсолютными, вечными истинами. Сторонники объективного идеализма заявляют, что человечество погрузилось в «мо­ральный и интеллектуальный хаос», выходом из которого является укреп­ление испытанных, «вечных», «абсолютных» устоев идеологии, прослав­ленных идеалистическими философами и социологами на протяжении столетий. Это принципы примата «духа» над косной «материей», веры над знанием, «избранных» над народными массами. Другими словами, это принципы частной собственности, эксплуатации, презрения к трудовому народу как «безликой массе», преклонения перед эксплуататорами как аристократией.

Сторонники субъективно-идеалистических направлений находят, что буржуазной социологии в борьбе с силами демократии и прогресса очень удобно выдвигать некие временные «истины», рассчитанные на отдельные случаи общественной и политической жизни. Сторонники субъективно­-идеалистических течений твердят, что «единственная историческая реаль­ность» — это индивидуальная психика. Они отрицают вечные и аб­солютные «ценности» в общественной жизни. Американский социолог субъективный идеалист Чарльз Моррис считает, что в обществе появляются от случая к случаю условные, так называемые «инструмен­тальные ценности». Ему возражает сторонник объективного идеализма Брандт Бланшар («Approaches to World Peace». A Symposium. Confe­rence of Sciences, Phylosophy and Religion in their Relation to the Democra­tic Way of Life. New York, 1944, p. 630), который в пылу полемики заяв­ляет, что система условных истин ведет к «беспринципности и аморализ­му» в политике и общественной жизни.

Однако известно, что Иудушка Головлев был не менее яростным сто­ронником «вечных истин», чем современные приверженцы различных ви­дов философской поповщины, но это отнюдь не мешало ему быть и пре­дельно аморальным и отталкивающе беспринципным.

Нет сомнений в том, что и «вечные» и «инструментальные» истины суть две стороны одной и той же медали — реакционной идеологии совре­менной буржуазии.

Современному империализму нужны такие философия и социология, которые начисто отменяли бы всякое понятие закономерности в природе и обществе, которые оправдывали бы любой произвол империалистов. Такую «удобную» философию предлагают представители субъективно-­идеалистического направления.

Американские буржуазные теоретики сами не скрывают подобного политического смысла философии прагматизма. Так, современный буржу­азный историк американской философии Шнейдер особенно подчеркивает влияние прагматизма на американское «политическое мышление» и даже на «практических политиков». «Политический прагматизм прежде всего — теория силы», — пишет он. Нельзя более откровенно выразить суть совре­менной «политической философии» империализма. Это культ ничем не умеряемого и не стесняемого насилия агрессоров, это проповедь авантю­ризма в политике, столь удобного для правящих кругов США, обуревае­мых стремлением к мировому господству.

Субъективно-идеалистическое утверждение прагматистов — «истинно то, что полезно» — может оправдать любую гнусность империалистиче­ской реакции, политику развязывания кровавых войн, вероломство импе­риалистических кругов США по отношению к международным соглаше­ниям, беспощадное подавление демократии, любые формы угнетения тру­дящихся. Однако своим откровенным цинизмом такого рода буржуазные социологические теории все больше разоблачают свое реакционное содер­жание (недаром цитированный нами выше представитель объективного идеализма упрекает школу субъективного идеализма в «беспринципности и аморализме»). Тут на помощь идеологам буржуазии приходит «приме­нение» к социологии и политическим теориям объективного идеализма.

Стремление подчинить разум и науку фидеизму и поповщине находит в современной буржуазной философии и социологии весьма ясное выра­жение. Многие современные буржуазные социологи, такие, как Тойнби, Цаусон и другие, заявляют, что для спасения «западной цивилизации», то есть капитализма, необходим возврат к средневековым формам хри­стианства, клерикализация всей политической жизни. Апостолы объектив­ного идеализма пытаются обосновать с помощью философии деятельность современных католических политических партий, таких, как МРП во Франции, партия де Гаспери в Италии, партия Аденауэра — ХДС — в За­падной Германии. В трудах подобных «теоретиков» социология становится служанкой богословия. Некий Флойд Стовелл, написавший книгу «Амери­канский идеализм», заявляет, что в последнее время «ученые и философы действовали вместе» и что это единение «может восстановить состояние гармонии с религией». «Гармоническое отношение между религией и наукой, — провозглашает он, — является главной отличительной чертой американской философии» (Floyd Stovall. American idealism. 1943, p. 224). Переходя к вопросам социологии, он пишет, что «демократию» он признает только в клерикальных рамках, в так называемом христиан­ском виде, то есть именно в том, в котором хотели бы ее видеть предста­вители указанных выше реакционных политических партий, выступающих под религиозным флагом против демократии и социализма.

Один из вождей идеалистического течения персонализма в Америке, Э. Брайтмен, обнажая классовую сущность современного фидеизма в об­ласти социологии, утверждает, что «мирный порядок» в социальных отно­шениях воцарится тогда, когда трудящиеся откажутся от всякой мысли о перестройке реальных общественных отношений и, потеряв интерес к мирским делам, сосредоточат все свое внимание на «духовных ценностях». «Такой мир, — проповедует Брайтмен, — будет иметь корни, если люди увидят, что неограниченный рост достижим индивидуумом только в области духовных ценностей, а не в области экономического благосостояния». Разрешение же всех вопросов общественных отношений наступит, по его мнению, тогда, когда в жизни неуклонно будет проводиться теория о «гра­ницах свободы в природе и социальном порядке» (Е. Brightman Phi­losophical ideas and enduring peace. «Approaches to World Peace». New York. 1944, p. 552).

Прямую связь современного идеализма с политическими расчетами империалистов откровенно провозглашают многие буржуазные философы и социологи. Вот что пишет, например, профессор Иэльского университета в США Чарльз Хендель об очередных задачах современных буржуазных философов: «Так выявляются в итоге две повелительные задачи в порядке дня современной философии: одна — в области моральной философии, или этики, которая включает обоснование социальной и политической жизни, другая — в области философии науки и знания» (Charles W. Han­del. Agenda for philosophers. «Fortune». 1943. November, p. 182, 186).

Хендель недаром ставит на первый план задачу «обоснования со­циальной и политической жизни», то есть, по сути дела, задачу идеологи­ческого обоснования политики империализма. Что касается «философии науки и знания», то есть общефилософских и естественно-научных концеп­ций, то и они, как известно, у современных буржуазных философов столь же открыто ставятся на службу империализму и тесно смыкаются с так называемой «социальной этикой», пропагандирующей реакционные поли­тические и моральные идеи империалистов.

В писаниях современных теоретиков империализма можно встретить попытки «вывести» из квантовой физики отрицание национального суве­ренитета, для чего признание самостоятельности отдельных государств уподобляется признанию неделимости атомов, затем и то и другое объяв­ляется прошедшим этапом науки и мышления. Современные буржуазные теоретики делают судорожные попытки создать любым способом некое подобие «политической философии» империалистической реакции.

Все направления современной буржуазной социологии, каковы бы они ни были, отражают изменение положения современной буржуазии, неразрывно связаны с политикой империалистической реакции и поли­тическими теориями империализма. Империалистическая буржуазия не стоит во главе нации, она противопоставила себя народу, проводит глу­боко антинародную политику, предает коренные национальные интересы. Сами буржуазные теоретики кричат сейчас о крахе хваленого буржуаз­ного «либерализма» XIX века в современных политических теориях, в правоведении и социологии. Империалисты выбросили за борт и знамя национального суверенитета и знамя демократических свобод.

Если буржуазная идеология уже в XIX веке была результатом дегра­дации буржуазной общественной мысли по сравнению с XVIII веком, ве­ком просвещения и буржуазного материализма, то современные полити­ческие и социологические «теории» империалистической реакции обнару­живают всю бездну падения и одичания агрессивных кругов буржуазии.

Рассуждая о «конце эры либерализма», буржуазные теоретики под­держивают поход против демократических прав трудящихся, наступление на жизненный уровень народа.

Значительная часть современных буржуазных публицистов и социологов открыто признает целесообразность и необходимость разрыва со старыми социологическими теориями XIX века, которые в новых условиях, по их мнению, устарели и не могут уже удовлетворить современную империалистическую реакцию. «Эволюционизм Спенсера, — пишет, например, Брейе, — …был либеральным, его автор принадлежал к английской либеральной партии» (Emil Вгеhiег. Transformation de la philosophie frangaise. «Bibliotheque de la philosophic scientifique». Paris. 1950, p. 161). Сегодня эта теория должна быть откинута, заявляет Брейе, так как она позволяет «верить, что можно творить новые ситуа­ции». Брейе выражается нарочито туманно, но из его слов ясно, что бур­жуазные теоретики опасаются сейчас даже плоского эволюционизма, по­скольку он не исключает в какой-то мере возможности появления новых стадий развития.

Современная империалистическая буржуазия является реакционной силой, она смертельный враг демократии, она боится народных масс. Вот почему в лагере империалистической реакции все чаще слышатся голоса проповедников откровенно черносотенной идеологии.

Английский реакционный публицист Войт в статье «Будьте сильны­ми», напечатанной вскоре после войны в апрельско-майском номере журнала «Найнтинс сенчури энд афтер» за 1946 год, одним из первых про­возгласил: «Совершенно очевидно, что крах либерализма гораздо глубже и шире, чем простой кризис политической партии». В этом утверждении правильно то, что кризис либерализма не является кризисом буржуазных либеральных партий, а представляет собой кризис всей системы взглядов либерализма, кризис идеологии и политики буржуазии XIX века. По Вой­ту, чтобы «быть сильным», следует сделать основой всего мировоззрения современной буржуазии идеологию кнута и кулака, отбросив прежние либеральные теории.

В современной Америке распространяются мысли о желательности «реформы» избирательной системы в направлении ограничения демокра­тии. Как пишет американский социолог Барнес, «большинство просвещен­ных социологов рекомендует отказаться от старой, архаической формы территориального представительства и заменить ее представительством по профессии и призванию». Эта система, разумеется, означает отказ от парламентаризма.

Такие «просвещенные социологи» просто списывают рецепты создания «корпоративного государства» у Муссолини и Гитлера. В этом и заклю­чается последнее «достижение» буржуазной политической мысли, показы­вающее ее неприкрытую махровую реакционность. В капиталистических странах поднялась кампания за пересмотр прежних буржуазных консти­туций. В Дании уже принята новая конституция, которая освящает ущемление датского суверенитета. Подобный проект конституции пред­ставлен и в Бельгии. Во Франции реакционные круги также усилили на­ступление на конституцию, они желали бы убрать с дороги те демокра­тические элементы, которые сохраняет еще основной закон Французской республики. В Италии реакция добилась пересмотра избирательной систе­мы, заменила ее мошенническим избирательным законом и мечтает ныне сломать самые основы конституции. Пресловутая «комиссия по расследо­ванию антиамериканской деятельности» в США, законы, направленные против элементарных прав трудящихся, фашизация государственного аппарата в США, разгул полицейщины в ряде маршаллизированных стран Европы — вот та практика, которая стоит за теориями отказа от либе­рализма.

Суть дела не меняется от того, что иные отпетые реакционеры, рядясь в тогу защитников буржуазной демократии, заявляют, что она испокон веков основана на «свободе личности», на ничем не ограниченном инди­видуализме, присущем якобы западной цивилизации. Они утверждают, что защищать демократические порядки надо будто бы не от всевластия монополий, не от олигархии империалистов, а от… народа. В США реак­ционеры открыто провозглашают, что деятельность прогрессивных рабочих организаций, профессиональных и политических, несовместима якобы с принципами свободы личности и демократии. Защитники буржуазной демократии усердно хлопочут сейчас о защите этой «демократии» от са­мого демоса, об использовании всех органов империалистического госу­дарства против народа, против прогресса и демократии, в защиту гос­подства монополистического капитала.

После поражения революции 1848 г. Маркс говорил, что тогда бур­жуазная республика выступила в «чистом виде», «как государство, при­знанной задачей которого является увековечение господства капитала и рабства труда. Имея всегда перед глазами покрытого рубцами, неприми­римого, непобедимого врага, — непобедимого потому, что его существова­ние является жизненной потребностью самой буржуазии, — господство бур­жуазии, освобожденное от всех оков, должно было непременно обратиться в терроризм буржуазии» (Соч. Т. VIII, стр. 25—26). Ныне этот терроризм буржуазии выступает все более цинично. В американской Академии по­литических наук известный американский юрист Дональд Ричберг открыто проповедует, что пришло время заменить так называемое рабочее законодательство простым уголовным законом, по которому можно было бы всех рабочих лидеров сажать в тюрьму как «бунтовщиков». Эти откровенно черносотенные заявления Ричберга и других делаются под флагом «спа­сения» буржуазной демократии, во имя «защиты прав индивидуума» от «узурпации» этих прав «толпой», народными массами. Ричберг полагает, что следует оградить штрейкбрехеров от «насилия толпы» — это и будет защита прав индивидуума, — забастовщиков же следует сажать в тюрьмы. Терроризм буржуазии проявляется здесь с наглядной убедитель­ностью. «Защита» демократии идеологами империалистической реакции не что иное, как пропаганда свободы деятельности фашистских и полуфа­шистских сил в подавлении всего прогрессивного и подлинно демократи­ческого. Задача буржуазных теоретиков сейчас состоит в том, чтобы обосновать поход против всех остатков демократических свобод в капита­листических государствах.

Буржуазные теоретики всеми доступными им средствами обруши­ваются на демократические права трудящихся. Английский буржуазный социолог Герберт Рид (см. Herbert Read. The Imponderables, «World Review» Sept. 1945) сокрушается о том, что демократическая система, основанная на господстве большинства, предоставляет приоритет целям материального благополучия.

В борьбе масс за улучшение материального положения буржуазные публицисты усмотрели опасность для развития цивилизации. Эти аполо­геты капитализма проповедуют лживые идеи, заявляя, что «материальное благополучие ведет к сытости, скуке, апатии и в конце концов к упадку». Они приходят к чудовищному выводу, будто «материальная обеспечен­ность разрушает побудительный мотив и волю к жизни». Отсюда следует «рецепт» — во имя прогресса надо держать народы в состоянии голода. Больше того, авторы этой концепции утверждают, что побудительные мо­тивы и воля к жизни «несовместимы с безопасностью», что безопасность будто бы вредна народам, поэтому и в мирное время надо придумывать какие-то «заменители войны».

В области внешней политики эти теории призваны оправдать так называемую «холодную войну», политику напряженности в международ­ных отношениях, политику гонки вооружений и подготовки войны. Бур­жуазными теоретиками проповедуется все та же «теория силы» в между­народных делах, вернее, теория насилия, навязывания воли горстки импе­риалистов крупных капиталистических держав всему миру. Преданы пол­ному забвению теории, в какой-либо мере признававшие равноправие и уважение законных интересов государств в международных отношениях. И здесь провозглашается «конец эры либерализма», отказ от лицемерно воспевавшихся прежде норм международного права.

Во всех современных буржуазных социологических теориях отра­жается не только желание оправдать политику империалистической реак­ции, но и растерянность идеологов буржуазии, их страх перед будущим, их неуверенность в завтрашнем дне.

Великая Октябрьская социалистическая революция и последовавшие за ней десятилетия укрепления и расцвета социалистического строя в СССР, отпадение от капитализма ряда стран в Европе и Азии спутали все карты буржуазных социологов, апологетов капитализма. Лживый догмат незыблемости капитализма был опровергнут, великая сила мар­ксизма-ленинизма — подлинной науки об общественном развитии — доказана историей. Идеи марксизма-ленинизма все больше привлекают к себе прогрессивные круги за рубежом. Тем более стараются идеологи империалистической реакции сбить массы с правильного пути в понима­нии законов общественного развития, общественных отношений, открытых марксистско-ленинской наукой.

Извращение понятия общества

Каждая книга современного буржуазного социолога, излагающая самоновейшую «систему социологии», начинается с ответа на вопрос, что такое общество. И во всех этих ответах с полной ясностью проявляется глубокая реакционность, антинаучность, идеализм.

Все буржуазные социологи начинают прежде всего с отрицания кон­кретности понятия общества, отрицания учения о социально-экономиче­ских формациях; они заявляют, что задача социологии состоит в том, чтобы, не обращая внимания на условия времени и пространства, скон­струировать «модель общества вообще», некоего «простейшего типа обще­ственных отношений вообще».

Известно, что общественные отношения развиваются исторически. Но именно это и не желают признать буржуазные социологи. Они хотели бы уничтожить этот неоспоримый вывод из всей истории общества. С этой целью современная буржуазная социология всячески фальсифицирует факты, извращает действительный характер процесса общественного раз­вития, искажает самое понятие общества.

Американский социолог Талькот Парсонс считает, что при разреше­нии этой основной задачи буржуазной социологии — «конструирования» внеисторического «простейшего типа» общественных отношений — следует опираться на «социальную и культурную антропологию», то есть бур­жуазную этнографию.

Известно, что материалы этнографии, материалы первобытной куль­туры широко использовали в своих социологических системах и буржуаз­ные социологи-позитивисты XIX века, особенно Г. Спенсер и Э. Тэйлор. Однако у них эти материалы служили иллюстрацией для идеалистической теории эволюции человеческого общества от дикости и варварства к ци­вилизации и ее «вершине» — капитализму.

Многие современные буржуазные социологи, наоборот, восстают про­тив идеи развития и всячески поносят этнографию XIX века. Они отказы­ваются изучать происхождение семьи, частной собственности, религии и государства. Самый вопрос о происхождении этих общественных институ­тов объявляется ненаучным. Они заявляют, что современные народы, со­хранившие черты первобытно-общинного строя, демонстрируют лишь раз­личные типы обществ, различные виды общественных отношений, не свя­занные друг с другом никаким генетическим родством, поэтому якобы нельзя сказать, какой тип более древний, какой вид новее.

Спора нет, первобытное общество — организация более простая, чем современный капитализм. В первобытном обществе нет государства, нет классов. На его «материале» буржуазные теоретики и стараются создать модель «общества вообще», сконструировать нужную им схему обще­ственных отношений, из которой «выпали» бы антагонистические классы, их борьба, эксплуатация, государство как орган насилия в руках эксплуа­таторов. В этой схеме остаются лишь рассуждения о «социальной кооперации», «взаимодействии» и прочие термины, прикрывающие пустоту всех этих лженаучных упражнений и имеющие одну цель — скрыть и запутать действительные общественные отношения, подвести лженаучную базу под проповедь классового мира и оправдать расправу со всеми «смутьянами», которые колеблют социальный порядок капитализма.

Анализируя итоги развития буржуазной социологии в XIX веке, В. И. Ленин писал, что буржуазные социологические теории представляют собой бесплодные, априорные рассуждения о том, что такое общество; вместо изучения и объяснения общественных явлений они дают только приемы «подсовывания» под понятие общества буржуазных идей англий­ского торгаша (см. Соч. Т. 1, стр. 127). Буржуазные социологи и сегодня подсовывают под понятие общества свои реакционнейшие идеи, во многом повторяя приемы своих предшественников прошлого века, однако усугуб­ляя реакционность их теорий. Все разговоры о том, что в буржуазной со­циологии конца XIX и начала XX века произошел «переворот», что ста­рые социологические теории были заменены новыми теориями «социаль­ной динамики», созданными якобы с учетом достижений науки, являются полнейшим обманом.

Известно, что Спенсер в своей социологии рассматривал общество как организм и почти буквально воспроизводил басню, распространенную со времен древнего Рима, утверждающую, что как все части тела не могут обойтись без головы, так и трудящиеся классы не могут обойтись без выс­ших классов, то есть эксплуататоров. Этой лживой теории смертельный удар нанесли Великая Октябрьская социалистическая революция и после­дующие годы успехов и побед социализма. Но буржуазные социологи вся­чески латают и штопают старый наряд «органической теории» общества. Они лишь заменяют термины, заимствованные из биологии, психологиче­скими терминами. В качестве «модели» для конструирования своей антинаучной схемы общества они берут отдельного человека, его психику. При этом они кричат о «преодолении биологизма» Спенсера, оставляя в неприкосновенности всю реакционную основу его теории.

Контрасты и конфликты, подавления и возмущения, говорят совре­менные буржуазные социологи, одинаково существуют как в жизни инди­видуума, так и в жизни общества, следовательно, общество — это тот же индивидуум с его переживаниями, страстями и аффектами.

Известный американский социолог Страус-Хюпе следующим образом формулирует кредо современных буржуазных социологов: «Территориаль­ные, экономические и даже идеологические вопросы, которые до этого (то есть до «переворота» в науке, совершенного «психосоциологами». — Ю. Ф.) представлялись государственным деятелям и историкам в качестве причин конфликтов, рассматриваются теперь как проявления невроза, неспособности приспособиться к среде… В этом смысле такие вопросы (территориальные, экономические и т. д. — Ю. Ф.) сами по себе вообще не существуют» (R. Strausz-Hире «The Zone of Indifference». New York, стр. 37. 1952).

Как поясняет далее Страус-Хюпе, все эти дотоле не разрешимые и для буржуазных идеологов и для буржуазных политиков вопросы уда­лось легко «устранить» с помощью очень простого приема — «смелого прыжка от психологии индивида к психологии группы и даже… государ­ства» (там же, стр. 38).

Антропоморфизм, выражавший начальные ступени развития челове­ческого мышления, представляет природу и общественные явления по образу и подобию человека. Современные буржуазные социологи пропове­дуют своеобразный антропоморфизм, утверждая, что капиталистическое общество «возмущается», «переживает конфликты», «страдает от невро­за» и т. д., подобно индивидууму. Проповедовать подобные «теории» — значит возвращаться в донаучную стадию развития мировоззрения, значит ликвидировать всякую общественную науку, сводить ее к подысканию для общественных явлений плоских аналогий из психической жизни личности.

В этих «новых» теориях важен не их словесный наряд, а их реак­ционная суть, заключающаяся в том, что все «конфликты» и «смятения духа» в капиталистическом обществе должны подавляться, что общество должно прийти в «душевное равновесие» и силы, действующие во имя этого «равновесия», получают в современных империалистических госу­дарствах социологическое благословение. Суть этих теорий одинаково реакционна, и прежняя «органическая теория общества» и ее нынешние «психологические заменители» одинаково ополчаются против скачков и революций в общественной жизни, объявляя их незаконными. Идеализм в современных «психологических теориях» выступает еще более открыто, чем в «органических теориях» XIX века. Он лишь слегка прикрыт квази­научной психологической терминологией, за которой скрываются и те, кто за основу общественного бытия берет индивидуальную психику, то есть субъективные идеалисты, и те, кто в основе общественной жизни пытает­ся увидеть «коллективную психику», «ничье сознание», то есть объектив­ные идеалисты.

В. И. Ленин указывал, что коренной порок буржуазной социологии состоит в ее неспособности выделять материальные основы общественной жизни, в силу чего в ней неизбежно рождаются и господствуют идеали­стические объяснения общественных явлений.

Многочисленные течения современной буржуазной социологии при­знают за основу общества сознание человека. Видный американский социолог Бернард, отмечая, что «доминирующий интерес американских социологов является психологическим», заявляет, что вся их энергия направлена на попытки придумать «психологический базис общества». На деле это означает попытку свести общественные отношения к «психи­ческим отношениям», представить общество либо как агрегат индиви­дуальных сознаний либо как «психическое целое».

Весьма примечательно, что американский социолог Эрнест Берджес (Е. Burgess. Research Methods in Sociology. «Twentieth Century Socio­logy», ed. by G. Gurwitch. New York. 1945) подразделяет всех современных социологов-идеалистов на те же группы, на которые разделялись в сред­ние века схоласты, — на реалистов и номиналистов. Реалистами он назы­вает буржуазных социологов, которые признают «реальность существова­ния общества». Разумеется, реальность общества изображается этими «реалистами» в виде управляющих общественными отношениями «кол­лективных представлений», «коллективного сознания» и т. д. Общество изображается ими как некое мистическое «психическое целое». Иначе говоря, современные «реалисты» заменили понятие старой идеалистиче­ской философии — «мировой дух» — более «современным» — «коллектив­ный дух». Совершенно очевидно, что речь идет не о признании реально­сти существования общества. Дело сводится к мистификации понятия общества.

Современные «реалисты» мало чем отличаются и от современных «номиналистов», которые отказываются рассматривать общество как «объект изучения» и заявляют, что существуют только «отдельные инди­видуумы», взятые, следовательно, вне общества, вне общественных отно­шений.

Почти так же классифицируют современные буржуазные социологи­ческие течения и многие другие буржуазные социологи, которые делят эти течения на «социальный реализм», признающий существование общества, «не сводимого ни к какой комбинации индивидуумов», и «социальный атомизм», утверждающий, что «индивидуум является единственно объек­тивной, эмпирически засвидетельствованной единицей» (F. Znaniесki. Social organization. «Twentieth Century Sociology», ed. by G. Gurwitch. New York. 1945, p. 178).

По сути дела, первое из них сводится к идеалистическому отрыву понятия общества от действительных людей и действительных обществен­ных отношений, а другое пытается подменить общественного человека пустой идеалистической абстракцией, «человеком вообще», оторванным от общества. Вопиющая антинаучность и реакционнейшая роль этих «тео­рий» проступает во всей своей отвратительной наготе.

Теория «одиночек» тесно связана с пропагандой буржуазного инди­видуализма, с пропагандой космополитизма и, в конечном счете, с пропа­гандой мирового господства англо-американского империализма. Эти «атомистические» теории современной буржуазной социологии лежат в основе, например, таких утверждений в теории международного права, согласно которым «единственно реальным» объектом международного права должны быть не суверенные государства, а индивидуумы. Совер­шенно очевидно, что подобные теории ведут к оправданию шпионов, диверсантов, изменников, объявляют несуществующим гражданский долг, обязанности гражданина по отношению к своей родине. Это и есть космо­политизм в его наиболее отталкивающем виде.

Всевозможные теории общества как «психологического целого» при­крывают подлинную сущность пропаганды «европейской» и «атлантиче­ской общности», политику сколачивания агрессивных блоков, политику фашизации государственного строя и расправы с демократическими кру­гами, представители которых объявляются «отщепенцами», отколовши­мися от целого. Классовый смысл обоих направлений современной бур­жуазной социологии совершенно ясен: они стараются скрыть действитель­ные общественные отношения классового общества, затушевать сущность капиталистического строя. Трактовка общества как «психологического целого», как некоего «коллективного сознания» или как агрегата инди­видуумов ничего не меняет в существе этих теорий.

Отличительная черта всех этих теорий и «номиналистов» и «реали­стов» заключается в том, что все они отрицают роль народных масс — подлинных творцов истории. Сторонники различных буржуазных социоло­гических школ и школок сходятся на пропаганде воинствующего антиде­мократизма и восхваления буржуазного индивидуализма. Они протаски­вают архинелепую и архиреакционную идейку, согласно которой вся культура и цивилизация основаны на индивидуализме. Идеологи импе­риализма игнорируют то, что вся культура человечества создана трудом народных масс. Экзистенциалист Камюс написал философский трактат под красноречивым заглавием «Миф о Сизифе». Используя античный миф о Сизифе, Камюс силится все человечество объявить Сизифом и доказать бесперспективность и бесцельность труда человека. Только певец парази­тирующего капитализма мог написать подобное сочинение. Славословя индивидуализм, буржуазные социологи оплевывают трудящихся, заяв­ляя, что они «безличны», «толпа», которую якобы должны попирать «избранные», «элита». Такие империалистические идеи проповедует мод­ная теория одного из столпов современной англо-американской социоло­гии, Арнольда Тойнби, рассматривающего общество как совокупность «творческого меньшинства» и «нетворческой массы».

Наиболее важные вопросы исторического процесса все более запуты­ваются буржуазной историографией, их причины, следствия и самый ход все более затемняются. Во «Всемирных историях», изготовленных в США во славу буржуазного индивидуализма, главное место занимают завоева­тели, основатели «мировых империй», а народные массы, созидавшие своей кровью и своим трудом величие прошлого, полностью игнорируются. В этом сходятся и сторонники признания в обществе некоего «психиче­ского целого» и последователи «социального атомизма».

Теоретические обоснования современных буржуазных социологиче­ских теорий так же антинаучны, как и обоснования старых, буржуазных социологических теорий, например, разгромленных марксизмом-лениниз­мом теорий Михайловского и других представителей «субъективной со­циологии». Нынешние апологеты «героев» лишь довели до предела реак­ционные черты этих антинаучных теорий и поставили их на службу самой откровенной реакции. Современные буржуазные социологи делают при этом вид, что они всячески заботятся об «освобождении личности». Исто­рия подтвердила правильность марксистско-ленинской теории, показав, что условия для подлинного расцвета человеческой личности созданы в стране социализма, создаются в странах народной демократии, сбросив­ших ярмо капитализма. С тем большей настойчивостью буржуазные тео­ретики продолжают противопоставлять «личность» «массе», на все лады проповедуя уродливый буржуазный индивидуализм. Именно этими «тео­риями» оперирует американская пропаганда, выступающая в защиту разных негодяев, вышвырнутых из стран народной демократии, ведущих подрывную работу против своего народа, своей родины. Спрос на подоб­ные «теории» на капиталистическом рынке весьма большой, поэтому и нет недостатка в их измышлении.

Некоторые современные буржуазные социологи, однако, заявляют, что отправной точкой исследования социолога должна быть не только личность или «общество в целом», но и «группа». Родоначальником этого направления в Америке был Гиддинго. Другой столп современной социо­логии в США, Эдуард Росс, открыл, что «группы» создаются «социаль­ными процессами», сводящимися к «психологическим импульсам». Он утверждает, например, что люди во все времена находились под влиянием страсти к «господству», под влиянием необходимости «при­способления» и т. п., что именно эти «психологические стимулы» обще­ственной жизни собирают людей в «группы». Господин Росс представляет себе человеческое общество по образу и подобию современного буржуа, душонка которого не вмещает ничего, кроме приспособленчества и жела­ния господствовать. Таковы те «киты», на которых, по мнению виднейшего американского социолога, держится общественная жизнь человечества.

Некоторые из буржуазных социологов, рассуждая о том, почему люди не живут робинзонами, а собираются в общество, заявляют, что в основе этого процесса лежит «социальный инстинкт». Другие заменяют слово «инстинкт» более новыми словами: «могущественные рефлексы», «моти­вы», «побуждения». Все эти теоретики желают скрыть действительную основу общественной жизни, заключающуюся в производстве, в развитии производительных сил и производственных отношений. Это делается с единственной целью скрыть наличие антагонистических классовых интересов, столь обостренных в современном капиталистическом обществе, объявить классовую борьбу пролетариата «незаконной», а борьбу бур­жуазии против трудящихся «законной» и «оправданной» самым понятием общества. В этом и состоит назначение школы «социальных групп».

Можно подумать, что эта теория порывает с «социальным атомиз­мом», что она оперирует уже иными категориями, чем «индивидуум», по­добный Робинзону. Однако это неверно. «Группы» суть лишь некие агре­гаты индивидуумов; комбинация индивидуумов, составляющих эти «группы», совершенно произвольна. Так, американский социолог профес­сор Джиттлер в качестве «социальной группы» рассматривает не только семью, школу, клуб, городской квартал, но и толпу, линчующую негра, или бандитскую шайку подростков (G. GiIIIег «Social Dynamics», New York. 1952).

При помощи словечка «группа» американские буржуазные социологи хотели бы изгнать из употребления ненавистное им понятие класса. Они готовы изучать любые «группы» людей, сочинять «социологию завсегда­таев клубов» или заняться исследованием «группы университетских про­фессоров», только бы не признать, что есть класс пролетариев, суще­ствуют классовые интересы пролетариата, его классовая солидарность. С этой целью разрабатываются самые разнообразные антинаучные схемы классификации «групп». Ирл Юбэнк изобрел, например, группы, «основан­ные на схожести» (куда входят профессора колледжей, ветераны войны и т. д.), группы, «основанные на близости» (церковные конгрегации), а также «на взаимодействии» (семья, клуб).

Некоторые из современных буржуазных социологов вслед за немец­ким социологом Максом Вебером склонны делить «группы» на первона­чальные, вторичные и на ассоциации. Одни принимают во внимание тер­риторию, другие кладут в основу разбивки общества на «группы» количе­ственный признак, третьи подчеркивают как важный признак этих «групп» длительность отношений между членами «группы», общность психологии членов отдельных «групп» и т. д. Никто, разумеется, не кладет в основу изучения «групп» людей их место в процессе производства, их отношение к средствам производства, ибо этот подход обнажает классовую струк­туру общества. Ясно, что эти произвольно сколоченные «группы» общества должны, по замыслу их изобретателей, жить в мире друг с другом, объеди­няясь во все большие «группы» или «ассоциации групп». Для того же Джиттлера, например, общество — это простой конгломерат «групп», вступающих между собой в различные виды «взаимодействия». Призна­вая одним из видов такого взаимодействия конфликт, он особое внимание обращает на «взаимообратимость» различных видов «взаимодействия» и, в частности, отмечает легкость перехода от конфликта к сотрудничеству во взаимоотношениях, скажем, между такими «группами», как «группа» предпринимателей и «группа» рабочих — членов профсоюза. В современ­ных условиях классовой борьбы социология «групп» — важное подспорье для всяких апологетов «корпоративного государства» и прочего фашистского мракобесия. Связь этого социологического направления с реакцион­ными политическими теориями империализма совершенно несомненна.

Особенное распространение получила социология «групп» в США. Впрочем, французский профессор Ж. Пронто пишет, что разговоры о «со­циальных группах» стали сейчас обычными и среди буржуазных социоло­гов Франции.

Однако остается совершенно неясным, что же объединяет в общество отдельных индивидуумов или группы индивидуумов? Достаточно ли одно­го «взаимодействия»? Не нужно ли еще принуждение — та самая сила, которую восхваляют буржуазные политики и теоретики? На этот вопрос пытается ответить так называемая школа «социального контроля», кото­рая также исходит из утверждения, что общество является скопищем индивидуумов.

«Социальный контроль» — так называется книга уже упоминавшего­ся нами патриарха современной американской социологии Эд. Росса, вы­шедшая в начале нашего века. Этот «удобный» термин, которым пыта­ются заменить понятие политической власти эксплуататоров и эксплуа­таторского государства, был подхвачен буржуазными теоретиками, напи­савшими сотни книг о «социальном контроле» и создавшими, таким обра­зом, целую «школу» в буржуазной социологии. Убогая идея всех этих сочинений заключается в утверждении, что общество держится якобы на «социальном контроле», который-де обеспечивает «социальный порядок» и тем самым создает самое общество. С одинаковой легкостью американ­ские социологи подгоняют под этот «социальный контроль» и первобытно­общинный строй и современный капитализм. Они, разумеется, обходят вопрос о том, кто и кого «контролирует», кем и в чьих интересах осу­ществляется этот «контроль».

В области внешней политики идейки, прославляющие «социальный контроль» как основу «общества вообще», служат пропаганде недостижи­мости прочного мира, политического и экономического сотрудничества народов без предварительной духовной и политической унификации всего мира и замирения силой всех стран и народов под эгидой США. Теория «социального контроля» служит и обоснованием плана создания «миро­вого государства» под эгидой монополистического капитала США.

Некий Джордж Томас в статье «Философское оправдание мира» уве­ряет, что для достижения длительного мира необходимо сначала добиться «духовного единства» человечества, разделенного ныне на различные на­циональности, имеющие свою культуру. Немецкий философ-идеалист, ратующий за маршаллизацию Европы, П. Тиллих заявляет, что «без объ­единяющего духовного принципа политическое и экономическое единство мира недостижимо».

Проповедь «социального контроля» как основы общества служит обоснованием «теории силы» в области международных отношений.

В связи с этими открыто агрессивными «теориями силы» стоят и импе­риалистические концепции мира как вооруженного перемирия, как вре­менной передышки, основанной на военном превосходстве той или иной империалистической державы, силой осуществляющей «социальный кон­троль» во всем мире и устанавливающей свой «порядок». Согласно этим концепциям, мир достигается покорением всех народов и стран самым сильным хищником. Такого рода теории разрабатывают многие буржуаз­ные социологи и историки, старающиеся доказать, подобно английскому профессору Л. Кэртису, что в XIX веке после наполеоновских войн мир якобы держался на экономическом, политическом и военном господстве Англии, что ослабление Англии в XX веке привело к мировым войнам и что ныне мир должен держаться на господстве США.

Страус-Хюпе, например, заявляет, что в результате Великой Октябрь­ской социалистической революции и упадка Британской империи насту­пил «конец европейской гегемонии». В XIX веке мир держался на «бри­танской гегемонии», а теперь может «воцариться американский мир».

Пропаганда новой войны ведется во имя установления «благодетель­ного» американского контроля во всем мире и угодного монополиям США «социального порядка». В основе этой пропаганды лежат все те же со­циологические теории, которые вообще составляют основу «политической философии» современной империалистической реакции. Тот же Б. Рассел доказывает «необходимость» и «благодетельность» войн в истории чело­вечества на основе неомальтузианства. Он утверждает, что потребность в войнах коренится в самой природе человека, в его страстях и поэтому они неизбежны. Ему вторят другие многочисленные пропагандисты из лагеря поджигателей войны, которые на разные лады повторяют гитле­ровские рассуждения о том, что якобы только войны поддерживают «жиз­ненный стимул», не дают народам погрузиться в апатию. Так осуще­ствляются попытки оправдать подготовку войны и так называемую «холод­ную войну», всю деятельность врагов мира, которые стараются сорвать международное сотрудничество, сеют рознь и недоверие между народами.

«Люди, — пишет американский социолог Райт, — находят трудным познавать добро без противопоставления его дьяволу. Таким образом, люди находят трудным мыслить общество добрых наций без противопо­ставления им коалиции злых наций».

А поскольку есть «международное зло», необходима и дубинка «меж­дународного блага» в руках американских монополий. Это и есть логика социологических школ «социального контроля» в действии.

В области внутренней политики идеи этой «школы» сводятся к оправ­данию империалистической реакции. Империалистическое государство объявляется «благодетельной» силой, которая входит в общую систему «социального контроля» и выполняет для всех слоев общества «благоде­тельные» функции по поддержанию «социального порядка». Государство империалистов, как и «дополняющие» его соответствующие «нравы» и «обычаи», является, по Россу, «регулирующим институтом». Наравне с «социальными императивами», как вежливо называет Росс насилие, производимое классом эксплуататоров над массами трудящихся, амери­канский социолог большое значение придает «социальным идеалам», ко­торые также должны держать в узде «социального контроля» эксплуати­руемые массы народа. Важное значение, по мнению Росса, имеет в системе «социального контроля» вера в сверхъестественное, то есть религия, а также буржуазная наука, искусство, система воспитания и т. д.

Роберт Парк и Эрнест Берджес в своем «Введении в науку социоло­гии» пишут, как и полагается мистификаторам, нарочито темно: «Со­циальный контроль и взаимная субординация индивидуумов по отношению к обществу имеют свое начало в конфликте». Между строк здесь сказано, что так называемый «социальный контроль» есть на самом деле «субор­динация», то есть подчинение людей. При помощи контроля и подчинения должны быть преодолены «конфликты», суть которых остается, разумеет­ся, нераскрытой. Но буржуазным социологам не удается скрыть, какие «социальные конфликты» потрясают современное капиталистическое об­щество.

Словесным жонглированием они хотят замаскировать тот неопровер­жимый факт, что в обществе, разделенном на антагонистические классы, существует угнетение большинства народа господствующими классами.

В угоду империалистической буржуазии они старательно выбирают всякие «внеклассовые» и «надклассовые» термины.

Следует подчеркнуть, что подобные реакционные идеи получают наибольшее развитие в социологических писаниях лидеров правых социа­листов — различных изобретателей «демократического социализма» и про­чих средств обмана масс. Теоретики правых социалистов представляют собой один из отрядов идеологов империалистической реакции. Писания Каутского, Блюма, Ласки не прошли бесследно для современных буржу­азных социологов. Конечно, сами теоретики социал-реформизма всего лишь повторяют в своих писаниях зады буржуазной «премудрости», но их мето­ды демагогии в той или иной мере осваиваются всем фронтом теоретиков империалистической реакции. Лживые теории лидеров правых социали­стов, десятилетиями обманывающих массы лозунгами «социального мира», «организованного капитализма», теориями «регулирующей роли государства» империалистических хищников, охотно используются совре­менными буржуазными теоретиками.

Классовый смысл современных теорий «государства-регулятора» и «социального контроля», сам того не желая, раскрывает видный амери­канский юрист и социолог Паунд, когда пишет: «Психология, как кажется мне, сделала ясным, что контроль… не является в действительности уста­новленным господствующим классом или группой, господствующей в социальном или экономическом отношении, чтобы держать в узде беспо­койную группу неимущих…» (R. Pound. Sociology of Law. «Twentieth Century Sociology», ed. by G. Gurvitch. New York. 1945, p. 331). Наибольшая «заслуга» психологической школы состоит в попытках ее приверженцев затемнить тот факт, что в обществе, основанном на эксплуатации, и поли­тическая и экономическая власть находится в руках эксплуататоров. По мнению Паунда, дело не в том, что капиталистическое общество разделено на эксплуататоров и эксплуатируемые массы трудящихся, а в том, что в каждом человеке якобы заложены два инстинкта: «агрес­сивный», направленный на удовлетворение своих желаний, и «социаль­ный». Наличие этих двух инстинктов и объясняет необходимость «социаль­ного контроля», то есть политической власти буржуазии. Паунд стремится в новой форме возродить вреднейшую идею так называемых социальных дарвинистов, которые заявляли, что в обществе происходит не борьба классов, а борьба отдельных индивидуумов между собой, оправдывая таким образом власть «сильных» и угнетение «слабых», звериные порядки капиталистического строя. С того времени, когда Гоббс выводил государ­ство из необходимости прекратить «войну всех против всех», утверждая, что она является якобы естественным состоянием людей, буржуазная социология не только не продвинулась вперед, но даже сделала несколько шагов назад. Она ханжески заявляет, что в человеке есть «доброе» и «злое» начала и для обуздания «злого» начала существуют империалисти­ческое государство, его законы и законники, полиция и тюрьмы, в суще­ствовании которых виновата-де сама «природа» человека. Таково по­следнее слово «социологии двадцатого века», основанной на «психоло­гических» изысканиях. Таковы выводы современной социологии, которая твердит, что общество представляет собой сборище «индивидуумов».

Так отвечает буржуазная социология на вопрос, что такое общество. Ясно, что подобные теории сводятся к назиданиям, обращенным к трудя­щимся массам, о пользе строя капиталистического рабства, к пропаганде реакционного мировоззрения.

Все современные буржуазные теории, извращающие понятие обще­ства, выражают страх буржуазии перед силой пролетариата, отражают попытки идеологов буржуазии теоретически оправдать внутреннюю и внешнюю политику империалистической реакции.

Деградация современной буржуазной социологии — 2

Деградация современной буржуазной социологии — 3