«Скандинавская модель» — мифы и реальность

От ред. РП. Представляем читателям перевод статьи ирландских левых, попытавшихся с  марксистских позиций проанализировать шведский капитализм с его ореолом «государства всеобщего благосостояния». Мы, в свою очередь, дополнили этот перевод информацией из других источников, чтобы глубже раскрыть некоторые положения, приводимые ирландскими товарищами (эти дополнения напечатаны шрифтом меньшего размера), а также внесли дополнения и исправления от редакции РП в тех местах, где ирландские товарищи не вполне правильно понимали или учитывали те или иные явления.

Шведское государство всеобщего благоденствия; мифы и реальность: марксистский анализ «Скандинавской модели»

Мэдэлин Йохансон

Посреди глобального экономического кризиса и жёсткой экономии вы то и дело слышите голоса о том, насколько «Скандинавская модель» отлична от общей картины, что Швеции удаётся избегать кризиса, который быстро распространяется по всей остальной Европе.

В октябре 2011 г. прогрессивный экономический Ирландский аналитический центр TASC организовал семинар под названием «Скандинавские Модели»: жизнеспособность в эпоху перемен», где известные эксперты обсуждали Скандинавский путь развития и как его реализовать в Ирландии. Эта «Скандинавская модель» являет образ гармоничной капиталистической страны, где безумие рынка можно держать в узде, а государственные социальные программы способны обеспечить существование более однородного общества. Множество защитников этой модели действительно искренне желают реформ, которые приведут к лучшему общественному устройству. Однако их терминология и риторика могут быть так же использованы теми (особенно это относится к министрам из Лейбористской Партии (Ирландии)), кто пытается обманом убедить людей, что реформы по сокращению социальных программ и в самом деле прогрессивны.

Действительность «Скандинавской модели» в такой стране, как Швеция, очень далека от того утопического образа, в котором её часто представляют публике.

На самом деле неравенство в шведском обществе растёт, безработица, особенно среди молодёжи, высокая, увеличивается количество живущих за чертой бедности. 1% самых богатых контролирует 40% национального достояния, в то время как четверть населения не имеет каких бы то ни было сбережений. Самое шокирующее – это то, что эти цифры выше, чем в Ирландии, и даже выше, чем в США. В 2004 году в Швеции зарплаты гендиректоров были самыми высокими в ЕС.

Несмотря на это неравенство, всё же есть кое-что и правдивое в утверждении, что социальные программы государства в Швеции – это не так уж и плохо, поскольку в школах дети обеспечены бесплатным питанием, в стране существует бесплатная трёхуровневая образовательная система с всеобщим субсидированием, и бесплатное медицинское обслуживание предоставляется всем гражданам моложе 20 лет. Эти вещи нельзя списывать со счетов, т.к. они имеют отношение к уровню жизни и требованиям рабочего класса. Тем не менее, главная цель данной статьи – это не описать попытки сегодняшней коалиции правого толка сократить социальные программы государства, а скорее дать марксистский анализ государства всеобщего благоденствия в том виде, в каком он возник в Швеции (т.е. «социального государства»), и положить Скандинавскую модель в исторический контекст.

Происхождение «социального государства»

Основная масса буржуазных аналитиков склонна в разборе причин возникновения «Скандинавской модели» ссылаться на генетическую природу северных народов: скандинавская психика, очевидно, предпочитает равенство, гармонию и партнёрство классовым конфликтам и капиталистической алчности. Есть также те, кто связывает зарождение социального государства в период индустриализации в конце 1800-х с либеральными сторонниками свободного рынка, такими как Йоган Август Грипенштедт, поддерживающими идеи всеобщего избирательного права. Но в основном аналитики полагают, что тектонические сдвиги в шведском обществе, приведшие к зарождению «социального государства», произошли где-то в 1930-х гг. с появлением «социального партнёрства» (классового сотрудничества – прим. переводчика) и «социальной демократии».

В реальности до Второй мировой войны рабочему классу Швеции были сделаны капиталистами лишь незначительные социальные уступки. Социальные программы стали неотъемлемой частью государственной политики не тогда, а в 60-х и 70-х годах XX века.

Чтобы понять, как возникла «Скандинавская модель», необходимо сделать небольшой экскурс в шведскую экономику и её историю.

Швеция имеет опыт очень поздней индустриализации. В первой половине XIX века это была архи-отсталая страна с массовой нищетой и эмиграцией. После Многолетний голод, разразившийся в 1848 г., привел к тому, что из страны стали массово выезжать наиболее неустроенные слои населения страны. Подсчитано, что с 1860-х гг. по 1920 г. из Швеции в Америку в поисках лучшей жизни эмигрировал 1 млн. человек. Это были в основном нищие крестьяне из южных деревень Швеции, да религиозные беженцы с бродягами.

Ближе к концу 1800-х гг. начала процветать экспортная индустрия, где главными продуктами на экспорт были железная руда и древесина. Сырьё шло в основном в более промышленно развитые страны, такие как Великобритания и Германия, нуждавшиеся в высококачественном железе и древесине для тысяч миль железных дорог и заводского оборудования. Кроме того, железная руда понадобилась резко растущей в этот период времени военной промышленности для производства новых типов оружия. Рост экспортного рынка подстегнул промышленное развитие Швеции.

Во время Первой Мировой войны Швеция, официально оставаясь нейтральной, продолжала экспортировать сырьё  для производства вооружений за рубежом. Пока миллионы представителей рабочего класса умирали в траншеях этой ужасной войны, шведские капиталисты наживались на продажах железной руды и другого сырья.

Крах Уолл-Стрит в 1929 году разорил и шведских капиталистов. Могущественная империя бизнесмена и финансиста Ивара Крюгера рухнула, а сам Крюгер покончил жизнь самоубийством в Париже. Это только добавило негатива экономикам Швеции и в США, все глубже погружающимся в кризис, и углубила классовые в стране противоречия.

В 1938 году впервые были достигнуты соглашения о сотрудничестве между работодателями, государством и профсоюзами, в результате которых  шведское государство пошло на некоторые незначительные социальные уступки наемным работникам. Во время Второй Мировой войны Швеция опять-таки оставалась «нейтральной», продолжала преспокойно наживаться на войне — торговала как с союзниками, так и с нацистами. Хорошо известно, что Швеция предоставляла ж/д транзит нацистам во время оккупации ими Норвегии и Дании.

Накануне своей смерти в 1940 году русский революционер Лев Троцкий описал экономический кризис 1930-х как «предсмертные судороги капитализма», из которых капиталистическая система уже не сможет выбраться. Однако послевоенный экономический бум, продлившийся без малого 30 лет, опроверг поставленный Троцким диагноз. Капитализм разросся до невероятных размеров, и именно в этот период роста капитализма мы должны поместить возникновение социального государства.

Золотая эпоха капитализма – послевоенный бум

В период 1945-1973 гг. система капитализма пережила огромную экспансию. Среднемировой ежегодный рост в этот период оценивается в 4,8%. В США и Европе был рекордно низкий уровень безработицы. Всё выглядело так, будто бы Маркс был неправ, и циклу подъёмов-спадов настал конец.(Это средние цифры, которые сродни «средней температуре по больнице». Всем настоящим марксистам известно, что по ним судить капиталистическую экономику никак нельзя в силу ее анархии, неоднородности и неустойчивого — «рваного» развития. Второе, автор статьи непонятно по какой причине умалчивает о немалом количестве серьезнейших экономических кризисов в период с 1945 г. по 1973 г., которые охватывали весь капиталистический мир. Мировой экономический кризис 1948-49 гг., мировой экономический кризис 1953 – 1954 гг., затем 1957-59 гг., мировой экономический кризис 1960 – 1961 и далее кризис 1969- 1971 гг. — прим. ред РП).

Итак, как же капитализм восстановился после величайшего из кризисов в своей истории?

Во-первых, разрушения и широко применяемая во время Второй Мировой войны тактика бомбёжки городов означала для западно-европейских стран необходимость снова отстраиваться. Государственные и частные компании инвестировали в новую инфраструктуру, заводы, оборудование и дома.

Во-вторых, имел место повсеместный и значительный рост государственных расходов как во время войны, так и после. В США в 1945 г. до самого конца войны военные расходы исчислялись в аж 42% ВВП. В экономике военного времени государство стимулирует потоки инвестирования, даже если норма прибыли очень маленькая, в то время как в период экономического спада для инвесторов типично замедление активности.

К началу Второй мировой войны Швеция несколько лет подряд была основным поставщиком сырья для немецкой оружейной промышленности, в результате чего шведские капиталисты стабильно имели огромные прибыли. Железная руда и роликовые подшипники, сделанные в Швеции, были очень востребованы гитлеровской военной машиной. После того, как поражение немецкого фашизма стало очевидно, шведский капитал переключился на экспорт ресурсов в страны антигитлеровской коалиции (за исключением СССР). Экономический бум на обслуживании нацистов дал шведским профсоюзным боссам (и стоящим за их спинами богатеям) возможность заключать соглашения с рабочими, которые не могли себе позволить наниматели рабочей силы в других кап. странах. (Нейтральной страной, оказывается, быть экономически очень выгодно — выжимаешь прибыли и с тех, и с других! — прим. РП)

Высокий уровень госзаказов на необходимое восстановление экономики сохранился и после войны.

После войны Шведская крупнейшая буржуазия пребывала в отличном положении благодаря нетронутой войной инфраструктуре и промышленности. Шведская экономика продолжила быстрый рост на продажах сырья (сталь, железная руда, древесина и т.д.) для восстановительных работ всей остальной Европе. В итоге к началу 1950-х гг. Швеция была богатейшей капиталистической страной Европы.

В-третьих, уровень военных расходов ведущих капстран остался значительным и в послевоенный период. (Началась «Холодная война», одной из частей которой была так называемая «гонка вооружений», инициированная американским империализмом с целью притормозить, измотать, истощить стремительно развивающуюся советскую экономику, не знавшую экономических кризисов. — ред. РП) В 1953 г., через восемь лет после окончания войны, расходы на вооружение в США составляли 15% ВВП. Как часть «гонки вооружении» громадные суммы денег продолжали тратиться на военные нужды в течение всего периода Холодной войны.

Крис Харман объяснил, как образом военные расходы могут нейтрализовать тенденции к снижению нормы прибыли: это происходит за счёт перенаправления капиталовложений из постоянного капитала в средства его уничтожения (разрушительные инвестиции). (По сути, этот тот же способ «стимулирования» экономики, который и раньше часто применялся капиталистами — уничтожение произведенных товаров как средство борьбы с затовариванием. Только значительно более циничный и варварский. — прим. РП) Комбинация разрушения постоянного капитала во время и после войны, рост государственных расходов и экономика постоянного вооружения создали бум, который продлился до 1973 г. (Бум, как мы это показали в примечании выше, был относительным. Экономических кризисов капиталистической экономике избежать не удалось. — прим. РП)

Вопрос в том, как страны типа Швеции, которые не были непосредственно вовлечены в войну в смысле разрушений или перехода на экономику постоянного вооружения, смогли выиграть от этого. Для ответа на этот вопрос мы должны взглянуть на систему в целом.

Капитализм – это глобальная система, в которой одни капиталисты наживаются, другие разоряются. Некоторые умудряются наживаться на новых рынках, созданных другими капиталистами. Но наличие интенсивной конкуренции также означает, что норма прибыли некоторых капиталистов снижается, и они банкротятся. Швеция в послевоенный период была действительно в лучшем положении по сравнению со странами, непосредственно участвовавшими в войне. Дополнительная прибавочная стоимость извлекалась именно потому, что не было разрушений, а значит, и восстановления.

Шведская экономическая модель основывалась на исключительной позиции Швеции в мировой экономике и сделке, заключённой социал-демократической партией этой страны со своими крупнейшими капиталистами. Последним были обещаны высокие прибыли за счёт экспорта на мировые рынки в обмен на реформы и высокие зарплаты рабочим. (Задачу подстегивания рабочих, усиления их эксплуатации и недопущения никаких протестов и забастовок, сокращающих прибыли капиталистов, шведская социал-демократия, как истинные социал-фашисты, взяла на себя. — прим. РП)  При росте мировой экономики (между циклическими кризисами) и возможности Швеции поддерживать высокий уровень экспорта, существовавшая соц.-демократическая модель реформирования законодательства в интересах рабочего класса действительно работала. Но, когда рост замедлился или вовсе прекратился, модель классового компромисса пошла трещинами.

В следующем разделе статьи мы проанализируем, почему господствующий класс не потратил эту дополнительную добавочную стоимость на себя, а поддержал создание «социального государства».

Рабочий класс

Единственное, что ещё пока не обсуждалось, — это классовая борьба. «Социальное государство» никогда бы не появилось, не будь таким сильным шведский рабочий класс. Швеция всегда была скорее теплицей, где классовая борьба давала хорошие всходы, нежели спокойным тихим местом.

С массивной индустриализацией, которая пришлась на конец 1800-х гг., в Швеции имела место миграция фермерской бедноты из деревни в города. В течение XIX века страна пережила множество восстаний и бунтов. В 1860-х гг., как реакция на голод и притеснения, группы рабочих прорывались на увеселительные мероприятия для богатых с требованиями хлеба, справедливости, свободы и республики. В начале 1900-х гг. рабочее движение и профсоюзы набрали силу и организовали две всеобщие забастовки: одну — в 1902 г., другую – в 1909 г.

В 1902 г. профсоюзы провели трёхдневную всеобщую забастовку, требуя избирательных прав для всех мужчин и женщин. В 1909 г. прошла месячная всеобщая стачка, нацеленная на принуждение работодателей к наделению рабочих правом вступления в профсоюз. Тогда стачка завершилась поражением, но воинственный настрой рабочих сохранялся на протяжении двух следующих десятилетий.

Революции 1905 г., а затем и 1917 г. в соседней России были источниками вдохновения для шведских рабочих и крайне тревожными сигналами для господствующего класса. В 1905 г. Норвегия объявила о своей независимости от Швеции, и шведское руководство готовило военную агрессию против норвежцев. Однако молодые социалисты организовали широкую антивоенную пропаганду среди призванных в армию рабочих и вынудили господствующий класс, опасающийся распространения революции из России в Швецию, признать суверенитет Норвегии.

К 1930 г., когда социал-демократическая партия пришла к власти, в Швеции во всю гремела активная классовая война.

В период Великой Депрессии 1930-х гг., поскольку капиталисты пытались сохранить уровень своих прибылей, классовая борьба рабочих вспыхнула снова – рабочие организовывались в профсоюзы, преимущественно в защиту заработных плат. В 1931 г. волна забастовок прокатилась по судоверфям и речным предприятиям. В деревне Адален в ответ на забастовку были привезены нанятые на стороне штрейхбрекеры, что вызвало массовую демонстрацию рабочих и местной общественности. Армия перегородила демонстрантам дорогу к местоположению штейхбрекеров, а когда демонстранты не остановились, солдаты открыли по ним стрельбу, убив пятерых и ранив десятки. Это событие вызвало возмущение рабочего класса по всей стране, несмотря на широкую медийную кампанию по обвинению в насилии «коммунистических радикалов».

В 1932 г. соц-демократическая партия завоевала на выборах наибольшее количество мест в парламенте, после чего вступила в коалицию с Аграрной партией (правые), и в обмен на защиту шведского сельского хозяйства от внешней конкуренции, провела широкие социальные реформы, включая программу постройки сооружений общественного назначения, страхование по безработице, увеличение пенсий, сокращение рабочего дня для сельских тружеников и оплачиваемых отпусков для всех наёмных работников.

Этот период классовой борьбы, в конце концов, увенчался договором о сотрудничестве между работодателями и профсоюзами, который был подписан в Сальтшёбадене в 1938 г. Чтобы откупиться от профсоюзов, власти пошли на некоторые реформы в обмен на «промышленный мир». При власти социал-демократов Конгресс профсоюзов (LO) переуступил ограничения на забастовки под обещание промышленного роста. В период пребывания социал-демократов в правительстве, 1932-1976 гг., отмечается снижение классовой борьбы. (Продажные холуи капитала — социал-демократы, как видим, довольно эффективно — мелкими подачками — удерживают рабочие массы от борьбы. — прим. РП)

Последовавший за Второй Мировой войной экономический бум привёл к полной занятости, которая, в свою очередь, укрепила рабочий класс. В период т.н. «золотой эры» капитализма 1950-70-х гг. шведская экономика росла на 4 % в год. Имея сверхприбыли, накопленные за войну и в период послевоенного бума, господствующий класс согласился на серьёзные уступки для рабочего класса в обмен на продолжение сотрудничества. «Промышленный мир», оплаченный за реформы и делёж капиталистов своими прибылями с рабочими, были ключевыми факторами, обвенчавшим рабочий класс с капитализмом, а также удержавшими рабочих от выбора коммунистического пути вслед за соседним Советским Союзом. (Здесь автор статьи делает серьезную ошибку, объясняя появление «социального государства» в Швеции фактически «разумностью» или «здравомыслием» капиталистов. Дело вовсе не в здравомыслии, точнее, это здравомыслие и этакая невиданная доселе для эксплуататоров щедрость по отношению к эксплуатируемым, имела веские причины. После 2 мировой войны в Европе разразилась целая череда пролетарских революций. И если бы не фантастическая изворотливость капитала, который готов был идти на любые жертвы, лишь бы сохранить за собой политическую власть и свою частную собственность, не видать было бы шведам, да и всем остальным европейским трудящимся, «социального государства» или относительно широких социальных благ и гарантий, как своих ушей. Капиталисты просто испугись коммунизма, который стоял у них на пороге! Они прекрасно понимали, что противопоставить даже социалистической (еще не коммунистической в полной мере!) экономике они ничего не могут! И только это заставило их пойти на уступки своим рабочим — дать им то, о чем они мечтали, пусть не в полном объеме, как в СССР, но хотя бы видимость, форму социальных гарантий — пенсий, бесплатного образования и зравоохранения и т.п. Вот в чем истинная и фактически единственная причина появления «социального государства» — это страх перед коммунизмом, перед СССР, перед собственным революционным рабочим классом. А вовсе не бешенные сверхприбыли капиталистов, накопленные за годы войны и послевоенного восстановления экономики. — прим. ред. РП)

Folkhemmet (буквально «дом для народа», но термин был использован как название феномена «социального государства» — прим. переводчика) получило своё развитие в 1960-х и в 1970-х гг. с введением всеобщего медицинского обслуживания, образования и строительства 1 млн. домов для рабочего класса. Быстро росли жизненные стандарты рабочего класса, а с возросшими образовательными возможностями открывались и некоторые социальные лифты.

Послевоенный бум 1950-х и 1960-х гг. привёл к нехватке рабочей силы, на что партия отреагировала облегчением возможности трудоустройства для женщин. Этот бум и был первоисточником Шведских прогрессивных политик государственного обеспечения охраны детства, оплачиваемого семейного отпуска, законодательства в части абортов, антидискриминационных законов и т.д.

В начале 1970-х гг., по мере того как «золотая эпоха» подходила к концу, возобновилась и классовая борьба.

В 1970-е гг. по капиталистическому миру прокатились ряд глубоких экономических кризисов. Начали сворачивать производство шведские верфи (в 1975 г. — вторые в мире по величине), текстильная промышленность. На протяжении 1970-х гг. Швеция впервые за десятилетия показала экономический рост ниже, чем остальные страны Западной Европы.

В одном только 1971 г. в Швеции бастовало 90 тыс. рабочих, из них 16 тыс. – без согласования с профсоюзом, что составило в итоге за год 800 тыс. забастовочных человеко-дней.

В начале 1970-х гг. прошла неофициальная забастовка тысяч шахтёров за повышение зарплат и улучшение условий труда. Забастовка распространилась на другие отрасли экономики страны и даже перекинулась за ее пределы, охватил Норвегию и Данию. Шахтёры тогда отказались от представителей своего официального профсоюза (разумеется, реформистского, продажного, «желтого» — прим. ред РП) и избрали собственный забастовочный комитет. На следующий год случилась крупная забастовка госслужащих (в т.ч. учителей, железнодорожных рабочих и армейского офицерства), на которую государство ответило локаутом.

«Промышленный мир» позволял значительно повысить производительность труда, в то время как, благодаря коллаборационизму профсоюзной администрации с боссами, зарплаты удерживались на низком уровне. (То есть увеличить эксплуатацию рабочих. — прим. РП) Следуя глобальной радикализации 1968 г. (Эта «радикализация», а точнее революционное движение, охватило в конце 60-х годов всю Европу и даже США. — прим. ред. РП), рабочие начали восставать против «сотрудничества» (с капиталистами — прим. переводчика) и профсоюзных бюрократов, большинство которых было также членами правящей Социал-Демократической Партии. Количество левых радикалов росло и в 1970-х гг., но это были в основном сталинисты (оставим политически безграмотный термин «сталинисты» на совести ирландских товарищей и рекомендуем читателям ознакомиться со статьей РП по поводу понятия «сталинизм» — прим. ред. РП) и маоисты, троцкистские секты составляли незначительное меньшинство.

Неспокойствие в промышленности в первой половине 1970-х гг. вынудило правительство принять новые законодательные акты.  Законы о защите трудоустройства и обеспечении широкого участия в принятии решения были приняты в расчёте на успокоение волнений. (То есть вновь пойти на уступки рабочему классу и трудящимся массам, чтобы избежать пролетарской революции. — прим. ред. РП) Снова и снова капиталисты были вынуждены уступать рабочим — принятые ими законы затрагивали капиталистические прибыли гораздо меньше, чем если бы капиталистам пришлось удовлетворять запросы рабочих по повышению их заработной платы и уменьшению давления по отдаче на производстве (то есть степени эксплуатации — прим. ред. РП).

Чтобы все требования рабочего класса были удовлетворены, и классовая борьба развилась из чисто экономической в политическую, нужна независимая революционная организация. (Употребление автором статьи слова «независимая», похоже, дань все той же социал-демократической моде или отрыжка социал-демократизма, который он сам критикует. Истинно революционная организация не может быть ни от кого независимой. Истинно революционная организация в современную эпоху — это коммунистическая партия рабочего класса по типу партии большевиков в России XX века. Она не стоит над классами, а строго отражает интересы только одного общественного класса — рабочего класса, пролетариата, а вместе с тем и интересы всех трудящихся масс, которые также, как и рабочие, изнывают под гнетом капиталистической эксплуатации. — прим. РП) К сожалению, крайне левых было слишком мало, а сталинистская Левая Партия и правящие социал-демократы имели достаточно влияния, чтобы предать забастовочное движение и гарантировать, чтобы оно не соединялось с поднимающимися политическими движениями (демонстрации против войны во Вьетнаме, захват в Стокгольме университетских зданий студентами (ноябрь 1968 г. – прим. переводчика), женские движения – всё это привлекало большое количество молодёжи на улицы и втягивало в борьбу, а в это же время имела место борьба рабочего класса на заводах. (И опять отметим не к месту употребленное автором статьи слово «сталинистская». Что именно он подразумевал под ним, неизвестно. Но ясно, что не партию рабочего класса по типу ленинской партии большевиков, одной из важнейших задач которой является слияние в единое целое всех протестных движений, всех ручейков возмущения трудового народа, чтобы затем эту могучую реку ненависти под руководством рабочего класса направить на свержение власти капиталистов и уничтожения капиталистического строя. — прим. РП)

Атака на социальное государство: 1991 г. – настоящее время

Борьба 1970-х гг. подошла к концу. В 1980-х гг. глобальной идеологией и политикой мировых капиталистов под давлением Маргрет Тэтчер (Великобритания) и Рональда Рейгана (США) стал неолиберализм. Однако государственный сектор экономики продолжал свой рост и в 1980-х гг., и налогообложение выросло до 51% ВВП, достигнув исторического максимума.

В 1970-х годах с разрастанием государственного сектора Швеция превратилась в страну с экономикой высоких налоговых ставок. Многие новые налоги, такие как НДС и подоходный налог, легли на плечи рабочего класса, но был поприжат и капитал: был увеличен корпоративный налог, и был введён налог с работодателя – 35% с его зарплаты (аналог PRSI работодателей в Ирландии)(автор, ирландка, имеет в виду ирландскую систему Pay-Related Social Insurance, т.е. выплаты по социальному страхованию, связанные с размером заработной платы – прим. переводчика). Налог с работодателя по-прежнему составляет до трети всего налогообложения страны.

В 1980-х гг. крупнейшие шведские корпорации «Electrolux и «Ericsson« нанимали огромный процент рабочий силы в других странах. Другие крупные корпорации покупали иностранные компании, поглощали иностранных конкурентов или сами становились жертвами поглощений. Например, в 1990 г. «General Motors« приобрела 50-процентную долю капитала в шведском производителе авто «Saab«, в 2000 г. выкупила его полностью, и уже в 2010 г. продала его корпорации «Dutch».

Не подвергая социальным урезаниям госсектор в Швеции в 1980-е гг., правительство ввело неолиберальную тактику, отменив регулирование в финансовом и банковском секторах, что имело катастрофические последствия. Используя изменения в законе о займах, финансисты и риэлторы не упустили возможность нажить миллионы на коммерческой и жилой недвижимости. Этот пузырь (спекуляции на недвижимости – прим. переводчика) раздувался в течение всех 80-х гг. и привёл к массивному коллапсу — экономическому кризису начала 1990-х годов. Аналогично банковскому кризису в Ирландии в 2008-09 гг., шведские банки рухнули и были спасены только за счёт денег налогоплательщиков в размере 67 млрд. крон (6,7 млрд. евро). Громадные долги банков — расплата за потакание спекулянтам и девелоперским конторам — были преобразованы в национальный долг. Но проблема этим была далеко не исчерпана, стала шататься шведская валюта, а банки вновь принялись за свое — за спекулятивные игры теперь с валютой.

Кризис привёл к массовой безработице и широкомасштабной атаке на государственный сектор и социальные гарантии. Господствующий класс использовал экономический кризис, вызванный частными финансовыми спекуляциями, чтобы сократить выплату социальных пособий и финансирование школ и больниц, обвиняя при этом «раздутый» государственный сектор. Шведский господствующий класс давненько мечтал сократить госсектор и приватизировать множество отраслей, таких как энергетику и телекоммуникации, находящихся в то время в собственности государства. Кризис позволил им сделать это, а заодно и разоружить рабочий класс, пугая его безработицей.

В начале 1990-х гг. было сокращено 90 тыс. рабочих мест в госсекторе. Коллапс Советского Союза в 1991 г. также сыграл свою роль в новых атаках на госсектор. С падением коммунизма догма Маргрет Тетчер «Альтернативы нет» звучит повсюду, как припев. Страх революции или бунта рабочего класса стал историей, и неолиберализму предоставлена полная свобода. (И опять у автора статьи телега стоит впереди лошади: главная причина сокращения соцгарантий, наступления капиталистов на права рабочих и трудящихся и фактической ликвидация «социального государства» — уничтожение СССР — подана как второстепенная, как добавочная причина. Именно что исчезновение страха капиталистов перед пролетарской революцией, перед могучим революционным рабочим движением, оплотом которого был СССР, стало самым главным фактором отказа капиталистов от уступок своим рабочим, усиления их эксплуатации и уничтожения  всех и всяких социальных гарантий. — прим. РП)

Кризисы 1970-х и 1980-х гг. в скандинавских странах выразились в мерах жёсткой экономии, приватизации, дерегуляции экономики государством и углублением неравенства, превысившего уровень, державшийся 30 лет. В Швеции за последние два десятилетия разрыв в доходах и имущественное расслоение увеличивались быстрее, чем в любой другой стране OECD (Организация экономического сотрудничества и развития). «Неолиберальная» пенсионная реформа разрушила существующую долгие годы систему гарантий прогнозируемых щедрых выплат, перенеся риски формирования пенсионных накоплений на отдельно взятого рабочего. Если раньше будущий пенсионер знал размер своей будущей пенсии, то в новой системе известен лишь размер взносов, которые теперь делятся — на отчисления в гос. пенсионную систему и в частную, которая абсолютно не гарантирует увеличение пенсии пропорционально вкладу. Гарантирована будет лишь минимальна пенсия, которую будут получать шведы по достижении 65 лет. По прогнозам шведского правительства эта пенсионная реформа увеличит разрыв в доходах шведов и увеличит бедность в стране. Значительно уменьшились траты на заботу о пожилых и на здравоохранение. Начиная с 1980-х гг урезалось стационарное лечение и сократилось количество больничных коек. Одновременно росла доля платных медицинских услуг. Сокращение вложений в социальную систему снизило уровень жизни рабочих. И эти сокращения продвигались не только правыми. В большом количестве случаев социал-демократы и самозваные «социалистические» партии возглавляли движение за урезание «социалки».

Шведская экономика выправилась к концу 1990-х гг., хотя безработица в стране продолжает оставаться высокой. Одной из причин этого выздоровления после тяжёлого кризиса является то, что глобальная экономика оставалась более-менее стабильной с ростом спекулятивного пузыря интернет-компаний. Вдобавок экспорт сырья и средств производства в Германию и другие страны не останавливался, а в некоторых случаях даже увеличился.

Урезания в госсекторе, снижение жизненных стандартов рабочего класса и открытие новых рынков привели к тому, что капиталисты снова стали инвестировать в шведскую экономику. Важным в выздоровлении было и то, что многим фирмам было позволено обанкротиться, и капиталисты понесли основные потери в финансах и недвижимости. Почти 60 тыс. малых и средних предпринимателей прогорели в течении пары лет, что привело к более высокой концентрации капитала. Что касается «социального государства», то урезания и приватизации продолжаются, несмотря на выздоровление экономики.

С членством в ЕС, закреплённым в 1994 г. незначительным перевесом голосов на референдуме, шведский господствующий класс и социал-демократическое правительство имеют ещё одно алиби для продолжения скатывания по наклонной дорожке неолиберализма. Новые правила ЕС по госсектору и приватизации дают оправдание проводить свою собственную повестку дня, не неся за это никакой ответственности.

В 2006 г. социал-демократов во власти сменяют правые.  С самого начала своей деятельности они продолжили дело, начатое социал-демократами, но только более жёсткими методами. Государственные аптеки были распроданы и открыты для рынка, образование и здравоохранение выставлены на приватизацию. Изменения в социальном страховании и программах соцобеспечения приносят колоссальные страдания наиболее бедным слоям населения. Корпоративный налог постепенно, но неуклонно снижается, как и налоги на богатство и на имущество, а вот НДС повышается, вводятся поборы за сбор отходов, школьное питание и лечение в стационарах. Быстро растёт социальное неравенство, увеличивается количество шведов, живущих за чертой бедности.

Все эти меры не встречают поддержки в рабочем классе, но отсутствие альтернативы радикально левого толка деморализует рабочих. Тем не менее, на местах потихонечку начинает зреть сопротивление социальным урезаниям. Учащиеся медучилищ развернули кампанию за повышение оплаты труда, по всей стране прошли большие протесты против изменений в социальных программах. В то же время по таким политическим вопросам, как антифашизм или Палестина, сорганизовать людей, особенно молодёжь, крайне сложно.

Эра шведского т.н. «классового сотрудничества» закончилась. Материально-экономического базиса для классического реформизма более не осталось, несмотря на то, что некоторая часть рабочей аристократии и мелкобуржуазной интеллигенции продолжают бредить «капитализмом с человеческим лицом». В 1980-х гг. правящий класс сделал попытку «подвести черту», проведя крупные локауты, но яростные забастовки, последовавшие за этим, несколько охладили пыл капиталистов. Следующая атака крупного капитала совместно с мелкой буржуазией при поддержке правых партий выразилась в кампании против т.н. «фонда наёмных работников» (Wage Earners Fund). Изначально, эта идея была предложена профсоюзами для увеличения влияния на корпорации через приобретение крупных пакетов акций. Но смысл изначального предложения было выхолощен, и борьбу против фонда наёмных работников шведские капиталисты использовали как повод для наступления на все социальные завоевания трудящихся.

Именно социал-демократическое правительство в 1980-х гг. запустило «системные перемены», как их называют в Швеции. (Заметьте, что это делалось одновременно с горбачевской Перестройкой! — прим. РП) Их суть — отказ от курса «социального государства» наряду с дерегуляцией и дальнейшей приватизацией отраслей экономики. Такой поворот был совершён ввиду следующих факторов:

1) Внутрипартийная оппозиция никак не была оформлена организационно, чтобы как-то влиять на принимаемые решения. Те левые, что имелись в партии, попросту прогнулись или ушли вправо в поисках «новых идей».

2) Стагнация шведского капитализма не оставила места для расширения достигнутых социальных завоеваний, наоборот, капиталисты потребовали урезания трат на «социалку» и уменьшения доступа рабочих к «экономическому пирогу».

3) Увеличивающая глобализация и всё более явная конкуренция иностранных монополий.

4) Реставрация капитализма в России и странах народной демократии, которая дала импульс всем перечисленным тенденциям и не только в Швеции, а по всему миру. Социальные реформы в Швеции и других капстранах проводились в качестве ответных мер — как противодействие социалистическому лагерю, в котором рабочему были обеспечены невиданные для рабочего капиталистических стран права. После уничтожения СССР капиталисты прекрасно осознали, что в «социальном государстве» уже нет никакой необходимости, что это — излишняя роскошь, и что превращение условно бесплатных социальных благ в платные откроет им новые прибыльные рынки.

Дерегуляция в рамках этих «системных перемен» выразилась в сокращении контроля государства за рынком ценных бумаг и финансовой системой. Это повлекло за собой создание внутреннего рынка денег и стремительный кредитный бум, создавший дутый экономический рост (большинство кредитных средств впоследствии ушло на покупку недвижимости). Затем последовали отток капитала, убытки по кредитам и неплатежёспособность банков. Много банков прогорело до того, как вмешалось государство.

Также в 1980-х гг. всё меньше денег выделялось в гос. бюджете на здравоохранение. В 1991 г. была проведена т.н. «налоговая реформа века», предложенная социал-демократами вместе с либеральной партией «Народная партия» (Folkpartiet). Итогом её стало отмена прогрессивного налога. Реформа снизила налог на прибыль и подняла налог с продаж до 23%. В 1991-м же году Швецию накрыл очередной банковский кризис (сильнейший с 1920-30-х гг). В качестве антикризисных мер началась распродажа госсобственности. С ухудшением ситуации в ноябре 1992 г. увеличился отток спекулятивного капитала из страны, после чего правительство отказалось от твёрдого обменного курса и девальвировало национальную валюту. Правительство выступило с заявлением, что все шведские банки исполнят свои обязательства (сейчас и в будущем). Несколько банков были национализированы. Чтобы спасти банки правительство потратило 4% ВВП (около 20 млрд долларов по курсу 2009 г.). Профицит бюджета в 1990-91 гг. превратился в 10%-ный дефицит в 93-94 гг., и валовая сумма госдолга подскочила с 43% ВВП в 1990 г. до 78% в 1994 г. В 1994 г. именно долг и дефицит стали оправданиями для социал-демократического правительства для дикого сокращения социальных расходов, повышения налогов и проведения рыночно-ориентированных реформ. Эта программа была поддержана и «Левой партией» (в прошлом — «Коммунистической»).

Для трудящихся кризис не прекратился. Некоторый рост экономики в 1994 г. не сопровождался улучшением жилищных условий или получением гарантий занятости и даже не приостановил дальнейших капиталистических атак на рабочий класс. Ровно наоборот. Декада 1990-х гг. была десятилетием массовой безработицы в Швеции. 1,8 миллиона человек (почти 40% от всех жителей от 18 до 60 лет) в 1990 г. были зафиксированы в статусе ищущих работу. Количество рабочих с постоянным трудовым договором сократилось с 3,6 миллионов до 3-х, а количество рабочих с временными контрактами возросло с 400 тысяч до 520. Безработица оставалась на уровне 5,7% (в 1990 г. была 1,7). Правительство срезало пособия на ребёнка, пособие по безработице — с 90% заработка до 75% (в 2006 г. уже до 51%). Была урезана оплата больничного листа, стало сложнее получить субсидию на оплату жилья. Пострадал каждый аспект системы соцзащиты трудящегося.

Эти атаки на завоевания рабочего класса спровоцировали мощное ответное движение трудящихся, которое началось со студенческих забастовок и демонстраций, организованных движением социалистической молодёжи («Elevkampanjen»). 45 тысяч студентов провели демонстрацию в «протестный день» весной 1995 года. Затем последовали забастовки рабочих, безработных, больных, инвалидов и других категорий трудящихся, по которым ударили людоедские реформы. К концу 1996 г. существовала реальная возможность политической забастовки против правительства страны. До этого момента многие рабочие думали, что соц.-демократы просто сбились с пути; теперь же им стало понятно, что социал-демократия в полный рост участвует в этом капиталистическом демонтаже завоёванной годами забастовок системы социальной защиты.

Дальнейшие действия соц.-демократов только подтверждали догадки рабочих. С 1994 по 2006 гг. социал-демократы распродали государственные активы на сумму 16,5 миллиарда долларов (по курсу на 2009 год). Количество трудящихся, занятых на муниципальных предприятиях снизилось, а занятых на частных соответственно возросло. Сферы, где ранее было задействовано государство, — охрана детства, образование, социальные службы для молодёжи и по уходу за пожилыми — стремительно перекочёвывали в частные руки.

В 1996-м правительство приступило к приватизации электроэнергетической отрасли. Телекоммуникации, почтовые службы, общественный транспорт также пошли с молотка. Госкомпании, включая национализированные банки, были проданы после того, как их убытки легли обязательствами на гос. бюджет, а значит — на шведских трудящихся. Пенсионная реформа в 1998 г. привела к созданию системы, которая не гарантировала накопление больших пенсий. По сути, пенсионные накопления были приватизированы правящим классом и сами пенсии снижены.

В 1992 г. была начата реформа школьного образования результатом которой стал рост числа частных школ. В 1990 г. власти приступили к реформе здравоохранения, которая обложила пошлиной поход к врачу, госпитализацию и т.д., и сумма эта растёт с каждым годом. В 2009-м году она равнялась 140 кронам (более 20 долларов США) за посещение врача в Стокгольме и посещение врача узкой специализации — 300 кров (более 40 долларов). Визит к зубному стоил уже тогда более 600 крон (85 долларов) за обычный осмотр, тогда как поставить зубную пломбу стоило в разы больше. Согласно исследованию, проведённому в 2009 г., 850 тысяч шведов не могли позволить себе обращаться к зубному из-за дороговизны.

В 2006 г. соц.-демократическое правительство продолжило радикальные сокращения пособий по безработице и социальному страхованию с прицелом на создание низкооплачиваемого рынка труда. Ситуация для рабочего класса и всех шведских трудящихся стала ещё хуже с наступлением очередного мирового капиталистического кризиса. Правительство продолжило распродажу госсобственности в частные руки. В 2011 г. безработица выросла с 5,9 % в начале года до 12 % в конце. Стало легче уволить работника, находящегося на постоянном контракте. Для этого бизнесменам было достаточно заявить об отсутствии работы, и они получали право расторгнуть контракт. Это объясняет, почему безработица росла в Швеции быстрее, чем в других европейских странах, на фоне того, что процент безработных граждан до 30 лет в Швеции — самый высокий в Европе.

Выводы

Сейчас Швецию называют «лабораторией приватизации». Нынешняя «шведская модель» — это приватизация всего и вся, дерегуляции экономики и другие рыночно-ориентированные реформы. Эти самые реформы в Швеции привели к высокой степени приватизации во многих отраслях экономики. Около 80 процентов школ — частные, частные же и ж\д, и метро.

Концентрация и централизация капитала в Швеции пошла дальше, чем в других развитых кап. странах. Буржуазная пресса писала про империю Уолленбергов: «Это — семейный бизнес, доминирующий в экономике. Ни одна из семей, контролирующих бизнес в любой из развитых стран, не имеет столь обширного влияния, как семейство Уолленбергов в Швеции.» и «Доминированию Уолленбергов в корпоративной Швеции помогали все социал-демократические правительства страны».

Социал-демократия была у власти в Швеции более 40 лет и не совершала серьёзных шагов по национализации промышленности. Несколько компаний с участием гос. капитала в них — лишь бледное отражение крупнейших частных корпораций и именно этот порядок вещей хотят зафиксировать социал-демократы и профсоюзные боссы. Получая частную выгоду от близости к богатеям, никак не контролируемые «снизу», представители профсоюзов действовали как защитники держателей крупных активов, а не рабочего класса.

Пара примеров. Олле Людвигссон (Olle Ludvigsson) из профсоюза рабочих металлообрабатывающей промышленности, представлявший рабочих в правлении корпорации «Volvo» с 1998 г., в 2009 г. голосовал за увеличение дивидендов правлению в то же самое время, когда корпорация тысячами сокращала рабочих. А президент национального профсоюзного центра («Landsorganisationen i Sverige») Ванья Ландби-Ведин (Wanja Lundby-Wedin) голосовала за щедрый пенсионный парашют для главы пенсионного фонда «AMF». Того самого «AMF», который понизил пенсионную планку пенсионерам.

Далее. Если раньше «зарплатный вопрос» решался переговорами всего рабочего класса с правительством и бизнесом, выигрывая, таким образом, повышения зарплат для всех рабочих страны (ведь именно профсоюзы обозначали «зарплатный коридор»), то теперь это обсуждения проходит в формате «отдельный профсоюз — отдельный работодатель». И гарантии, которые подписывает этот работодатель касаются, в лучшем случае, лишь повышения минимальной зарплатной планки для работников отдельно взятого профсоюза. Такая децентрализация, фрагментация профсоюзного движения в части обсуждения важного для рабочих вопроса — зарплат принесла плюсы только капиталистам. Другая сторона «зарплатного корридора» состот в том, что в 1932 г. буржуазия приняла закон, запрещающий забастовку после подписания соглашения о зарплатах (которое действовало от года до трёх лет). В соответствии с ним, профсоюзы при желании провести забастовку или даже просто вербально поддержать её были обязаны платить приличные штрафы, с годами только растущие.

В течение последних 20 лет шведское реформистское правительство только и делало, что изменяло трудовое законодательство на радость крупной буржуазии:

— повышение штрафов;

— увеличение срока предупреждения о намерении провести забастовку;

— принудительное привлечение госструктуры (Национальное конфликтное бюро), которая наделена правом перенести забастовку и т.д.

В течение всего периода с конца Второй мировой войны и до последних десятилетий практически все элементы рабочей демократии в рамках профсоюзов были стёрты. Левый фланг маргинализировался и утих. Профсоюзы погрязли в жутком бюрократизме и централизации. Управляли ими хорошо оплачиваемые члены социал-демократической партии, а рядовые рабочие никоим образом не могли влиять на принимаемые выше решения. Уже в 1950-х гг. члены профсоюзов были лишены права голосовать относительно соглашений по зарплате, по поводу выбора представителей профсоюза, в то время, как период между сессиями конгресса становился всё длиннее.

В нынешний период экономического кризиса и жёсткой бюджетной экономии снова встаёт на повестку дня левый реформизм и кейнсианство. Подъём Сиризы в Греции и Меланшона из французского Левого Фронта открывает новое поле для лево-реформистской политики. Анализ социал-демократии на практике в скандинавских странах в послевоенный период становится все более важным для революционеров как аргумент против возможности кейнсианского решения экономического кризиса. Этот анализ предусматривает рассмотрение «Скандинавской модели» «социального государства» в своём историческом контексте и понимание, что это происходило в эпоху капиталистического бума, который в свою очередь был следствием колоссальных разрушений Второй Мировой войны. (Автор повторяет свою ошибку, выставляя последствия 2 мировой войны в качестве главной причины появления «социального государства». См. прим. ред. РП выше. — прим. ред. РП) «Социальное государство» попросту не может быть восстановлено, если не будут воссозданы точно такие же обстоятельства. (Это в принципе невозможно, так как теперь капитализм уже совсем не тот, что был 60-70 лет назад. Его социальная база резко сократилась. Новая мировая война возможна, возможны и гигантские разрушения как ее неизбежное следствие. Вот только послевоенное восстановление будет теперь идти на принципиально иных, не капиталистических, началах, потому что теперь основой существования человечества являются уже иные, на порядок более высокие по уровню равития и многократно более мощные производительные силы, которые уже никак не умещаются в оболочку прежних производственных отношений — отношений частной собственности на средства производства. — прим. ред РП) Вот почему те, кто искренне жаждет государственных реформ согласно идеалам «старой» социал-демократии или левого реформизма упирается в проведение режима жёсткой экономии в целях «оздоровления» капитализма.

Реформизм, простыми словами — идея, что капитализм может быть исправлен вмешательством государства, действующего от лица трудящихся. Реформисты видят государство в качестве нейтрального судна, которым может завладеть в своих целях любой класс. Они согласны с революционерами, что капитализм самой своей сущностью несёт неравенство и регулярные кризисы. Но, они верят, что правительство может решить эти проблемы и достигнуть долгоиграющей стабильности и социальной справедливости в рамках капиталистического строя.

Проблема реформистского подхода в том, что государство при капитализме — не нейтральное судно, которым могут завладеть и править с своих интересах рабочие. При капитализме всякое правительство, не зависимо от того, какая конкретно партия находится у руля, полагается на доходы от сбора налогов, которые, в свою очередь, зависят от «состояния здоровья» кап. экономики. Когда капиталист несёт убытки, фонды социальных программ попадают под огонь.

Это может не казаться проблемой до тех пор, пока экономика здорова и рабочее движение достаточно сильно, чтобы принуждать капиталистов идти на компромиссы по части налогов и трат на «социалку». Но в долгосрочной перспективе при капитализме никак не избежать кризисов и экономических спадов .

Когда такое происходит, все политические партии, призванные поддерживать капиталистический порядок, лихорадочно ищут способы для восстановления экономики ради сохранения прибылей капиталистов. В этом разрезе нарушается компромисс между трудом и капиталом: правящий класс требует политики, направленной на сохранение прибылей за счёт труда, и все партии, непосягающие на кап. строй, должны удовлетворить эти требования.

Вот почему, начиная с 1980-х гг., можно найти бесчётное число примеров того, как самозваные соц.-демократические политики урезают траты на системы соц. защиты населения, снижают налоги на корпорации, ослабляют позицию профсоюзов на рынке труда, проводят дальнейшую приватизацию соц. служб и либерализовывают регулирование финансового сектора. Именно это и происходит в странах Скандинавии с 1980 г. по сегодняшний день.

Шведские соц.-демократы не совершили ни одной попытки ликвидации частной собственности и обобществления средств производства. Партия приняла капиталистический уклад как данность. Да, в короткий период в 1970-х гг. соц.-демократы поддерживали рабочий класс в осуществлении некоторых форм владения и контроля рабочими над средствами производства, но опять-таки в рамках капитализма. В конце 1970-х гг эта попытка окончилась неудачей и соц.-демократы вернулись к привычной политике посредничества и компромиссов между трудом и капиталом, не посягая на собственно капиталистический строй. Эти компромиссы сопровождались такими уступками капиталу, как, например, политика задабривания (appease) правящего класса законами, ограничивающими права рабочих на забастовку, облегчая капиталистам локауты и т.д.

Также забывается, что богатство шведского государства в 1960-70-х гг. опиралось на экспорт, на глобальный капиталистический рынок, угнетающий (и до сих пор) рабочих по всему миру. Всё больше и больше шведская экономика зависит от экспорта оружия в такие страны, как Саудовская Аравия, которая использует это оружие для убийств протестующих в Бахрейне и для угнетения своего собственного народа.

Один из мифов о «социальном государстве» – это то, что его видят как тип «партнёрского сотрудничества» между боссами и рабочими. В действительности, именно классовая борьба рабочих заставляет капиталистов лишаться части своей прибыли в пользу создания «социального государства», но только в той мере, в какой они имеют достаточно средств на его содержание. В текущем кризисе прибыльности господствующий класс будет продолжать наступление на рабочие зарплаты, права и социальные гарантии, пока опять не последует ответный удар со стороны рабочих против всей капиталистической системы.

Швеция и другие северо-европейские страны не будут оставаться невосприимчивыми к экономическим кризисам. Так как экономика приходит в упадок в масштабах всей планеты, экспорт будет снижаться, и когда европейская периферия объявит дефолт, скандинавские страны также окажутся под ударом, поскольку банки в центре несут потери денег, данных странам-банкротам в долг. Революционеры должны бороться против любых атак на рабочих класс, включая и атаки на «социальное государство», которое предыдущие поколения завоевали в тяжёлой борьбе. Кроме того, нельзя забывать о необходимости двигаться из этой системы в социализм. Швеция есть прекрасный пример того, что реформы, завоёванные рабочими в рамках капитализма, могут всегда быть отыграны назад, и что революционное свержение капитализма рабочим классом есть единственное решение кризисов и гнета.

22 августа 2012 года