Некоторые дополнения к статье «О “рабочей политике”». Часть 2

Часть 1.

1

Первые признаки экономического кризиса в Германии ещё более оживили работу фашистов. Ухудшение экономического положения страны, затоваривание, невозможность обновлять основные фонды производства, плохая конъюнктура внешних рынков, — всё это ставило на очередь подготовку решительного наступления буржуазии на рабочий класс. Это, в свою очередь, должно было вызвать обострение классовой борьбы, угрозу массовых выступлений пролетариата, поддержку его бедным крестьянством. В таких условиях национал-социалисты с их вымуштрованными штурмовыми батальонами приобретали в глазах немецкой буржуазии гораздо больший вес, чем в относительно спокойную полосу «стабилизации» 1924–1928 гг.

Не меньшее значение имел тот факт, что многочисленная мелкая буржуазия попала под тяжёлые удары кризиса. Широкие массы мелких хозяев уже изверились в старые «традиционные» буржуазные партии — партии либеральной буржуазии и социал-демократию. Часть этой массы враждебно и недоверчиво относилась и к пролетарскому движению. Но, в общем, кризис подтолкнул мелкую буржуазию к более активному участию в политике, к интересу к политической жизни. В этих условиях многие хозяйчики приняли программу национал-социалистов как наиболее соответствующую своим классовым интересам.

Мелкобуржуазная публика, насмерть перепуганная надвигающимся разорением, валом валила на собрания гитлеровской партии. Она с воодушевлением слушала заманчивые обещания фашистов уничтожить процентное рабство, покончить с крупными торговыми домами (сетями), покончить с еврейским банковым капиталом. В итоге к июлю 1928 г. НСДАП увеличивается до 120 000 членов. Резко выросла и касса — за счёт вступительных и членских взносов. Местные выборы, которые проводились в Германии в 1928 и 1929 гг., уже отчётливо показывали размежёвку классовых сил общества, которая со всей отчётливостью выявилась на выборах в рейхстаг в 1930 г. На всём протяжении выборов только две партии делили между собой основную массу голосов: коммунисты и национал-социалисты. Старые буржуазные партии — немецко-национальная, народная, демократическая, — быстро теряли своих избирателей. Всё меньше голосов отдавалось и за с-д партию. Гитлер и его ближайшее окружение начинают всерьёз думать о власти, с учётом уроков путча 1923 г. Это означало, что нужно было окончательно рассеять предубеждение отдельных слоёв и групп крупной буржуазии против национал-социалистов. Это предубеждение по-прежнему вызывалось либо непониманием фашистской демагогии, либо опасением, что она может, в конце концов, привести массы не к фашизму, а к коммунизму. Национал-социалистам нужно было выдержать своего рода экзамен «на государственную зрелость».

2

Такой экзамен партия Гитлера выдержала. В январе 1930 г. один из высших национал-социалистов, Фрик, был избран министром внутренних дел правительства Тюрингии и пробыл на этом посту полтора года. Его деятельность смогла рассеять все опасения крупного капитала на счёт гитлеровцев. Фрик не только не предпринимал никаких «рискованных экспериментов» демократического характера, но решительно проводил ещё более реакционную политику, чем центральное имперское правительство. Фрик даже перещеголял берлинский кабинет, явившись инициатором т.н. «негритянского налога» — дополнительного поголовного налога на всех трудящихся Тюрингии. При этом вся деятельность Фрика находилась в вопиющем противоречии с агитацией национал-социалистов вне Тюрингии и не имела ничего общего с той яркой картиной «Третьей империи», которую расписывали и бороться за которую призывали фашисты. Но тем хуже было для трудовых масс, которые слушали гитлеровцев и верили им.

С другой стороны, столь реакционный курс партийного руководства, который шёл поперёк чаяниям и надеждам мелкобуржуазной партийной массы, привёл к расколу в партии. Как уже упоминалось, от партии откалывается небольшая группа «революционных национал-социалистов» во главе со Штрассером. Эта группа стоит на платформе старой программы «25 пунктов». Группа открыто обвиняет Гитлера и партийную верхушку в измене национал-социализму в угоду крупной буржуазии. Вскоре Штрассер публикует свою брошюру «Министерское кресло или революция», где содержится запись его переговоров с Гитлером, которые закончились их полным разрывом. В этих переговорах Гитлер прямо заявил Штрассеру, что только идиоты могут думать, что национал-социалисты, придя к власти, будут проводить в жизнь «социалистические» пункты своей программы, что рабочая масса этого и не потребует, так как она хочет только хлеба и зрелищ, что ей, этой массе, чужды всякие политические идеалы.

Публикуя эти переговоры, Штрассер вольно или невольно ещё больше повысил акции Гитлера в буржуазных кругах. Что касается самого Штрассера, то его оставили главой небольшой группки фашистских функционеров, т.е. сделали генералом без армии.

В этой связи глупо слушать мелкобуржуазный вздор о том, что если бы Штрассер победил Гитлера в политическом бою, то вся история пошла бы по-другому. Или что Штрассер был едва ли не за демократию и рабочий класс. Штрассер или Гитлер — оба оголтелые фашисты. Их различия — это вопрос деталей, а не принципа: финансовому капиталу Германии была нужна фашистская диктатура как залог сохранения капитализма и попытка вылезти из кризиса. Штрассер на месте Гитлера делал бы то, что от него требовали Крупп, Борзиг, Фосс и другие маршалы промышленности. А если бы он это делал не так или не туда, его бы быстро сменили на Гитлера, Функа, Рейхенау, Геббельса и т.д.

Однако борьба за государство внутри крупного капитала Германии продолжалась. В сентябре 1930 г. в Лейпциге состоялся судебный процесс против троих офицеров рейхсвера, которые обвинялись в организации национал-социалистических ячеек в армии. Этот процесс стал важным этапом в развитии НСДАП. На процессе выступил Гитлер. Он дал торжественную клятву, что национал-социалисты не намерены организовывать нового путча, что они завоюют власть легальным путём. При этом он добавил, что «…тогда покатятся головы ноябрьских преступников» (организаторов революции 1918 г.).

***

Здесь нужно ещё раз вернуться к вопросу, почему фашистская партия возникла в 1919 г. и не погибла в буре текущих событий, как многие другие партии и группы.

Буржуазия, до смерти напуганная революцией в России, разворотом событий в Европе, революцией в Германии, оказалась в трудном положении. Она насмерть воевала с рабочим классом в 1918 г. и для этого уже нуждалась в самой боевом и самом реакционном орудии буржуазной диктатуры, т.е. в фашизме.

После поражения ноябрьской революции на первый план в политике выходит социал-демократия. Почему же германская буржуазия не пошла на продолжение белого террора, фашизма, а пошла на демократию? Совсем не потому, что разбив рабочий класс, она почувствовала себя полной победительницей, успокоилась и позволила себе либеральство и парламентский демократизм в политике, отложив фашизм про запас. Не потому, что послевоенная германская буржуазия считала, что если пролетариат разбит, то больше нет нужды в фашизме, и можно его заменить демократией как лучшим методом закрепления своей победы.

Германская буржуазия нанесла поражение революции 1918 г., опираясь на отряды немецких белогвардейцев и черносотенцев, фашистские отряды того момента. Но после такой победы положение капитала не упрочилось. Возникло шаткое равновесие. Однако среди рабочих тогда считалось, что фашизм — это только боевая организация капиталистов для «военно-технической» борьбы с рабочим движением, вроде дежурных отрядов полиции.

На самом деле, фашизм не был вызван к жизни только в качестве боевой организации буржуазии. Он был такой, самой сильной контрреволюционной организацией, но он всегда опирался на активную поддержку социал-демократии и был намного шире просто боевой организации. Если считать с ноября 1918 г., то социал-демократия стала умеренным крылом фашизма. Фашизм не мог бы разгромить революцию и подавить растущее рабочее движение немецкого пролетариата без полной поддержки с-д. Без такой полной поддержки полуфашистские правительства послевоенной Германии не смогли бы удержаться у власти. Без полной поддержки с-д крохотная партия национал-социалистов, возникшая в 1919 г., не продержалась бы и года.

С другой стороны, социал-демократические правительства Германии 1918–1924 и 1928–1932 гг. не могли наступать на пролетариат и управлять страной без активной поддержки боевой организации буржуазии — фашизма. С-д и фашизм с самого начала не отрицали, а дополняли друг друга. Фашизм в послевоенной Германии был неоформленным политическим блоком правящих с-д и не правящих национал-социалистов. Это блок возник в революционные дни и на базе послевоенного кризиса в Германии, он был рассчитан на борьбу с пролетарской революцией. Немецкая буржуазия не могла удержаться у власти без такого неоформленного, но единого блока. Спрос на политический отряд, который бы воплощал в себе наиболее контрреволюционные стороны этого блока, был велик. Ну а спрос не только рождает предложение, но и вызывает к жизни такой политический отряд. Им и стала партия Гитлера.

Внешний вид германской с-д говорил будто бы, что после 1918 г. фашизм в стране был ликвидирован за ненадобностью. На самом деле режим буржуазной демократии в Германии означал дальнейшее утверждение и укрепление фашизма, но с выдвижением на передний план его умеренного, социал-демократического крыла.

Почему германские монополии пошли на такой манёвр? Лучшие умы крупной буржуазии понимали, что пролетариат не был разбит в боях 1918 г. и что власть капитала в Германии не упрочилась. Решающих боёв ещё не было, т.к. в стране не было массовой, действительно большевистской партии, способной привести немецкий рабочий класс к диктатуре. Без такой партии решающие бои за власть в условиях империализма невозможны.

Это означало, что решающие бои в Германии ещё предстояли. Буржуазия это понимала. До сих пор были серьёзные атаки пролетариата, которые буржуазии удалось отбить. В 1918 г. была первая крупная проба сил, которая показала, что немецкий рабочий класс ещё не в силах свергнуть капиталистов, а капиталисты уже не в силах сбросить со счетов пролетариат. Именно потому, что буржуазия не смогла подавить и поставить на колени рабочий класс, она вынуждена была отказаться от лобовой атаки, от режима открытого и неограниченного террора и пойти на обходные пути, на компромиссы, прибегнуть к ширме буржуазной демократии.

Означало ли господство с-д упрочение буржуазной власти и отсрочку революции на неопределённый срок? Нет, не означало. К власти в послевоенной Германии пришла ведущая партия II Интернационала. Это, в свою очередь, говорило о том, что германская с-д неизбежно разоблачит сама себя как лакей империализма, как изменник пролетариата. Государственное правление этой партии приводило только к одному результату — к политическому банкротству с-д, к росту противоречий внутри её, к её постепенному распаду на левое и право-фашистское крылья. Но разложение германской с-д вело к подрыву всей власти буржуазии, т.к. с-д была и оставалась главной опорой германского империализма.

Мог ли монополистический капитал Германии пойти на такой рискованный опыт с социал-демократией без особой нужды и по доброй воле? Нет, не мог. Германский капитал в 1919–1924 гг. метался от либеральной демократии к фашизму, а это, так или иначе, выбивало из колеи миллионные массы рабочих, втягивало в политику самые отсталые слои пролетариата, облегчало революционизирование этих масс. Буржуазная демократия, на которой вынужденно остановился финансовый капитал Германии, не означала двоевластия или развала буржуазного государства. Но демократия означала раскачку народных масс, их втягивание в политику, расшатывание буржуазного государства. Демократия объективно приводила к ослаблению буржуазной власти и к ускорению революции. В таких условиях смешно говорить о том, что буржуазия сама пошла на такие меры против себя.

Да, буржуазная демократия подготавливала условия, благоприятные для революции. Но привести к революции она могла не благодаря с-д, а вопреки ей и против неё. А для этого требовалась огромная разоблачительная и организационная работа партии большевиков. И буржуазия Германии, перехватив инициативу и пользуясь слабостью коммунистов, пошла на демократический режим. Она преследовала цель обмануть массы звонкими фразами о мире и процветании. Для чего? Чтобы лучше подготовить новую войну и наступление на уровень жизни трудящихся. Она ослепляла массы блеском демократизма. Для чего? Чтобы укрепить диктатуру буржуазии. В такой маскировке диктатуры капитала была главная опасность с-д.

Гитлер, заявляя на офицерском процессе в Лейпциге, что покатятся головы революционеров, с одной стороны, давал монополиям обещание полностью избавить их от большевизма и прочих неожиданностей революционного характера. А с другой стороны, он давал понять буржуазии, что с-д маскировка скоро станет не нужна.

3

В сентябре 1930 г. на выборах в рейхстаг национал-социалисты получают 6 миллионов 400 000 голосов. Но им всё равно не удаётся выполнить ту основную задачу, которую они ставили перед собой: «прорваться в ряды марксистских партий», т.е. увести голоса избирателей у коммунистов и с-д. Избиратели, отвернувшиеся от с-д, ушли к коммунистам, которые не только не растеряли своих избирателей, но и получили прирост в 1 миллион 320 000 голосов. Избирательная победа национал-социалистов была связана с поражением старых буржуазных партий, главным образом, народной партии и националистов. Фашистам удалось увлечь за собой большую часть мелкобуржуазных и пролетарских избирателей этих двух партий.

Но национал-фашисты получили голоса этих групп только потому, что выступили на выборах с резкой антикапиталистической платформой. Наряду с безудержной шовинистической демагогией фашисты в очередной раз объявили «беспощадную войну» финансовому капиталу, банкам, бирже, обещали ликвидировать безработицу, уничтожить налоги, душащие мелкую буржуазию города и среднее крестьянство, ликвидировать все нетрудовые доходы и т.д.

Из такой избирательной кампании следовала тактика фашистов после выборов в рейхстаг. На деле НСДАП оказывала всяческую поддержку важнейшим мероприятиям правительства Брюнинга против рабочих и остальных трудящихся. При этом партии были даны указания сохранять внешнюю непримиримость и оппозицию к правительству, чтобы была возможность маневрировать, отводить растущее недовольство мелкой буржуазии в свою пользу, а также для того, чтобы направлять общее недовольство трудящихся Германии на Францию и Англию.

Так, в рейхстаге национал-социалисты голосовали против всех предложений об улучшении социального страхования трудящихся, против повышения налогов на буржуазию и помещиков, оказывали полную поддержку налоговой и таможенной политике правительства Брюнинга. Когда фракция КПГ внесла предложение прекратить выплаты иностранной буржуазии по плану Юнга, национал-социалисты помогли правительству провалить это предложение (часть этих выплат окольным путём попадала в карманы Круппа и других промышленных тузов). Во всех своих речах депутаты-фашисты подчёркивали свою благонамеренность и верность правительству.

Такое фашистское двурушничество не осталось незамеченным. Низовая партийная масса снова начала роптать и говорить, что Гитлер и партийная верхушка предали идеалы национал-социализма, продались финансовой плутократии. В итоге после нескольких месяцев парламентской работы, в феврале 1931 г., фашисты были вынуждены провести демагогический манёвр: они демонстративно покидают рейхстаг вместе с немецко-национальной партией. Свой уход гитлеровцы объясняют так, что они не хотят иметь ничего общего с «системой» и возвращаются в народ продолжать бороться с существующим строем. Национал-фашисты уходят очень вовремя, за день до того, как на пленуме должно было стоять голосование предложения коммунистов о прекращении всяких выплат по плану Юнга. И на этот раз оба крыла фашизма сработали дружно, как часы: фактическая поддержка правительству социал-демократа Брюнинга была оказана.

Но и этот манёвр не предотвратил роста недовольства в партии и штурмовых отрядах. Часть национал-социалистов видела резкое противоречие между предвыборными обещаниями партийной верхушки и деятельностью партии в рейхстаге и земельных правительствах. Эта часть начинала понимать, что весь национал-социализм является послушным орудием тяжёлой индустрии и финансового капитала в его борьбе с угрозой пролетарской революции и за сохранение исключительного экономического положения кучки плутократов. Некоторые национал-социалисты начинали догадываться, что Гитлер и его окружение вовсе не являются патриотами Германии, что они фактически действуют на руку международному финансовому капиталу.

Участились случаи выхода из НСДАП. Ряд национал-социалистов перешёл в КПГ. Особенно большой шум и беспокойство в буржуазных кругах вызвал переход в компартию Шерингера и небольшой группы функционеров НСДАП. 18 марта 1931 г. лейтенант рейхсвера Шерингер, главный обвиняемый на процессе о фашистской пропаганде в рейхсвере, приговорённый к 1,5 годам тюрьмы, подал заявление о вступлении в КПГ. Шерингера фашисты называли «лучшим сыном немецкого народа и отважнейшим борцом национал-социализма». Шерингер публично заявил, что он окончательно убедился в том, что национал-социализм является гвардией злейшей реакции, что главная задача национал-социалистов состоит в спасении капитализма и организации террора против немецкого народа и что место честного патриота и борца за национальное и социальное освобождение Германии — только в рядах коммунистической партии.

Переход Шерингера к коммунистам имел сильное впечатление в буржуазных кругах. Фашистская пресса Гугенберга тут же попыталась объяснить этот переход «психическим заболеванием» лейтенанта, но замазать значение этого факта не удалось. Тревогу, которая охватила крупную немецкую буржуазию, лучше всех выразила газета «Берлинер Тагеблатт». 3 апреля в своей передовой газета обращалась к тем группам капиталистов, которые поддерживали партию Гитлера:

«Может быть, перемена Шерингера заставит их встряхнуться? Жизнь других им не важна. Но, может быть, им важнее их собственный кошелёк? Взбесившимся мелким буржуа, составляющим большинство среди 6 ½ миллионов, должно быть сказано, куда ведёт путь. Господа биржевые короли, генералы в отставке, крупные промышленники! Желаете ли вы пережить изменение, происшедшее с Шерингером, в масштабе миллионов?».

Конфликт классовых интересов крупной и мелкой буржуазии продолжался. В начале апреля 1931 г. раскололась берлинская организация национал-социалистов. От партии откололась группа примерно в 2 700 человек, преимущественно из состава штурмовых батальонов. Возглавлял «раскольников» группенфюрер Штеннес, который был начальником штурмовых батальонов всей Восточной Германии. Группа Штеннеса предъявила Гитлеру, в общем, те же обвинения, что и О. Штрассер. Гитлер и его окружение обвинялись в том, что национал-социалистическая партия «обуржуазилась» и пошла по тому же пути, что и немецкая социал-демократия. Партия в лице Гитлера «изменила принципам немецкого социализма», отказалась от революционной борьбы за власть и взяла курс на легальность и коалицию с правительством Брюнинга. Новый проект хозяйственной программы партии, — продолжали сторонники Штеннеса, — обещает рабочему классу меньше, чем даже программа капиталистической государственной партии, которая открыто стоит за плутократию и финансовый капитал.

Политическая наивность штурмовиков была очевидна. Группу Штеннеса ждала та же участь, что и группу Штрассера, с которой она через несколько месяцев слилась. Но это мало увеличило вес нового «оппозиционного» объединения.

Эти расколы заставили гитлеровское партийное руководство всерьёз задуматься над тем, как предохранить партию от подобных неприятностей. Выводы, сделанные Гитлером, сводились к следующему: а) социальная демагогия должна быть ослаблена, т.к. опыт показал, что она слишком накалена и является чересчур острым оружием, которое иногда оборачивается против самой партии; б) фашистские отряды должны быть беспощадно зачищены от ненадёжных элементов.

С бунтом Штеннеса было быстро покончено. Гитлер своим распоряжением исключил всю группу «раскольников» из партии и назначил специальных комиссаров для чистки партии. Эти комиссары в течение 2–3 недель исключили из партии 3–4 тысячи человек. Секретные циркуляры национал-социалистов так оценивали значение этой чистки:

«По инициативе нашего вождя Адольфа Гитлера революционные элементы, активисты решительно и бесповоротно исключаются из партии. Как ни печален весь этот жалко провалившийся пасхальный бунт, он всё же принёс партии большую пользу, заключающуюся в том, что партия отныне будет очищена от всех революционных и разлагающих элементов».

Так старые кадры партии, мелкобуржуазные контрреволюционеры были записаны в марксисты. Гитлеровцы ещё раз показали своё крупно-капиталистическое, империалистское лицо.

Одновременно с чисткой руководство НСДАП начинает усиленно подчёркивать полную легальность своей тактики и лояльность по отношению к государству. Вскоре выходит чрезвычайный декрет правительства Гинденбурга о борьбе с политическими беспорядками. Этот декрет своим остриём был направлен против коммунистов и рабочих организаций. Так, полиции было предоставлено бесконтрольное право закрывать политические собрания, распускать любые организации трудящихся и т.д. Гитлер тут же предложил всем местным органам партии безоговорочно выполнять все требования декрета под страхом немедленного исключения из партии нарушителей. В отдельном приказе по партии в связи с декретом Гитлер писал, что он рассматривает всякую попытку нового «пивного» путча как безумие:

«Я поклялся в строгой легальности партии и не позволю никому сделать меня клятвопреступником».

Гитлер и другие виднейшие лидеры фашистов не уставали заявлять, что они исключили Штеннеса именно как «революционера, пытающегося столкнуть лбами правительство и национал-фашизм».

Гитлеровцы так назойливо подчёркивали свою лояльность с-д властям, что центральный орган с-д газета «Форвертс» уже обрадовано писала о «просветлении национал-социалистов», гордо заявляя при этом, что такой

«поворот партии Гитлера к демократическим ценностям… является результатом бесстрашной борьбы социал-демократии против фашизма».

Этим заявлением немецкие социал-демократы доказали своё полное единство с боевой организацией германских монополий. Они очень помогли национал-фашизму скрыть от широких масс тот факт, что фашисты поддерживали правительство Брюнинга и что крики о «непримиримой оппозиции» нацистов к правительству были чистым шарлатанством.

Но в рядах самой НСДАП и среди сочувствующих этот трюк заметили. На некоторое время рост национал-фашизма замедлился. Но с осени 1931 г. поднялась новая волна хозяйственного кризиса, и все выборы показывали прирост голосов, отданных за фашистов. К этому моменту гитлеровцам удалось мобилизовать вокруг себя широкие мелкобуржуазные массы Германии, удалось умело использовать тяжёлую нужду крестьянства, удалось обещаниями покончить с несправедливыми налогами и властью ростовщиков увлечь за собой значительные слои среднего и бедного крестьянства.

В октябре 1931 г. состоялась Гарцбургская конференция «национальной оппозиции». В ней принимали участие национал-социалисты, националисты (партия Гугенберга), «Стальной шлем» и помещичье-кулацкая партия Ландбунд. На конференции была развёрнута ближайшая программа германского фашизма. Суть этой программы была в отбрасывании с-д и полном переходе к открытой террористической диктатуре германских промышленных монополий. Правительство Брюнинга должно было уступить место «диктатуре национального блока»; эта диктатура должна «твёрдой рукой навести порядок», сокрушить большевизм и пойти на усиление инфляции, которая «даст выход из кризиса» (т.е. ещё больше обогатит верхушку финансового капитала и крупных помещиков).

По итогам этой конференции в политических кругах германской буржуазии стали всё настойчивей говорить о привлечении национал-социалистов к власти. Буржуазный центр, т.е. партия крупной либеральной буржуазии под руководством «рабочего социалиста» Брюнинга, высказал полное принципиальное согласие на открытую коалицию с национал-фашистами. Гитлер и Брюнинг готовы были на коалицию после сентябрьских выборов 1931 г. Но гитлеровцы запросили за такое сотрудничество очень высокую цену — министерство внутренних дел, армию и полицию. Это снова насторожило некоторые слои крупного капитала; Крупп, Стиннес, Сименс и Фосс выжидали.  Поэтому сделка сорвалась.

Дальнейшие переговоры осенью 1931 г. между с-д и гитлеровцами также к успеху не привели: основная масса крупной буржуазии, интересы которой выражало правительство центра, соглашалась допустить фашистов в правительство, но не желала передавать им руководящие и ключевые посты. Причины: а) по соображениям внешней политики, т.к. крупный немецкий капитал был тесно связан с ведущими капиталами бывшей Антанты и боялся всякого обострения за границей; б) далеко не вся крупная буржуазия Германии соглашалась на политику инфляции, которая была невыгодна, прежде всего, тем группам финансового капитала и химической промышленности, которые были прямо представлены в правительстве Брюнинга.

Вопрос об открытой коалиции фашистов и с-д встал в порядок дня в начале 1932 г. в форме борьбы за пост президента Германии. В первом туре выборов Гитлер получил 11 миллионов 300 000 голосов, а во втором — 13 миллионов 417 460 голосов. Такие результаты выборов снова привели к переговорам о включении национал-социалистов в правительство. Во всяком случае целый ряд групп крупной буржуазии, поддерживавших на выборах Гинденбурга, настаивал на том, чтобы гитлеровцы были введены в правительство.

Ясно, что классовый характер немецкого правительства не менялся бы от замены Брюнинга Гитлером. Они оба были проводниками интересов монополистического капитала Германии. Разница между ними была в том, что Брюнинг и те силы, которые он представлял, стремились осуществить фашистскую программу по частям, ползучим порядком. Тогда как Гитлер, представляя самую верхушку монополистов, выступал за быстрые темпы фашизации Германии, считая, что момент для открытой террористической диктатуры вполне назрел. Брюнинг, выражая настроения наиболее осторожных кругов германской промышленности и банков, вполне откровенно разъяснял Гитлеру (в рейхстаге после Гарцбургской конференции), что методы с-д по постепенному выполнению фашистской программы являются наиболее надёжными. Эта надёжность, по словам Брюнинга, состояла в том, что открытая фашистская диктатура, введённая «напролом», сразу создаст единый фронт рабочего класса под руководством коммунистов и поставит под угрозу существование германского капитализма. Гитлер в тот момент согласился с доводами Брюнинга.

Но весь 1932 г. шла борьба за власть между различными группами внутри германской буржуазии. Политически и публично это выражалось в борьбе между национал-социалистами и социал-фашистами. Центральным пунктом этой борьбы было решение вопросов: насколько то или иное изменение методов государственного управления соответствует текущим и дальним интересам буржуазии? каким интересам больше соответствует открытый, а каким — скрытый фашизм? наконец, какая форма диктатуры наиболее соответствует передвижке классовых сил в стране? От решения этих вопросов зависело, кого буржуазия на данном этапе предпочтёт в качестве управляющего своими делами: старого, испытанного управляющего в лице с-д и католического центра, которым будут помогать фашистские боевые организации. Или же фашистов, которые будут работать рука об руку с с-д и центром и опираться на их опыт и фактическую помощь. Между правительством социал-демократов и правительством национал-социалистов была видна та разница, что с-д проводит политику империалистической буржуазии, действуя, наряду с террором, преимущественно обманом масс. А второе, не уступая с-д в самой гнусной лжи и демагогии, действует преимущественно террором.

Национал-фашисты утверждали, что к началу 1932 г. в их рядах было 900 000 человек, а в штурмовых батальонах — 400 000. Эти цифры были несколько преувеличены. Но на всех выборах конца 1931 г. в Гессене, Вюртемберге, Гамбурге и Ольденбурге был значительный прирост голосов, отданных фашистам. В среднем гитлеровцы получили тогда около 35 % всех голосов. На президентских выборах фашисты взяли более 30 % голосов. По сравнению с предыдущими выборами в рейхстаг число голосов, отданных за национал-социалистов, выросло в 2,2 раза.

4

Кого конкретно повела за собой фашистская партия? В чём были «секреты» её успеха?

Как уже говорилось, большинство национал-социалистических избирателей рекрутировалось из мелкобуржуазных слоёв города и деревни. Все успехи национал-социализма как широкого движения вызваны тем, что ему удалось вовлечь мелкую буржуазию города и значительные слои крестьянства в фарватер своей политики. Это завоевание мелкобуржуазного избирателя партией фашистов, служащей финансовому капиталу, связано с разочарованием масс, с предательством и разложением старых, традиционных буржуазных партий, с размыванием их массовой мелкобуржуазной и полупролетарской базы, которая была привлечена в лагерь фашистов умелой социальной демагогией. Национал-социалисты включали в свой состав разнообразные классовые элементы — от принца Августа-Вильгельма Гогенцоллерна до отдельных групп безработных. Однако основное ядро НСДАП составляли мелкобуржуазные элементы: мелкие торговцы, хозяева небольших мастерских, содержатели пивных и закусочных, ремесленники, мелкие и средние служащие, трудовые и творческие интеллигенты, едва сводящие концы с концами, образованная молодёжь, не видевшая перед собой перспектив в своей стране. Все они возлагали огромные надежды на «Третью империю» Гитлера. Эти массы нищающей и разоряемой кризисом мелкой буржуазии наполняли национал-фашистские собрания, восторженно верили обещаниям гитлеровцев покончить с властью ростовщиков, с «рабством процента», ликвидировать универмаги, безработицу и т.д. Эти люди и составили основной массив городских национал-фашистских организаций.

Сходное положение было на селе. Среднее и бедное крестьянство тяжело страдало под ударами кризиса. Оно разорялось высокими налогами, падением цен и сокращением сбыта сельхозпродукции. Эти самые многочисленные слои немецкого крестьянства разуверились в политике националистов и аграрных (помещичье-кулацких) партий. Крестьяне жадно слушали обещания национал-фашистских агитаторов уничтожить налоговый гнёт, власть ростовщика и кулака, обеспечить крестьянским продуктам весь внутренний рынок Германии. И в значительной массе своей отдавали голоса национал-фашистам.

В пёстрой массе фашистских организаций встречались не только мелкие хозяева. Там были и безработные генералы, действующие офицеры, тайные советники, представители крупных банкирских домов и трестов, фабриканты, профессора, священники и т.д.

Где-то с 1928 г. нацисты уделяют всё больше сил и средств, чтобы проникнуть в рабочую среду. Для этого применяются производственные ячейки, плакаты и стенгазеты, перенятые у коммунистов, издание специальной массовой литературы для рабочего читателя. Открываются специальные курсы для фашистских функционеров, которых учат проникать и работать на предприятиях. Возникает целая система хорошо продуманных и щедро финансируемых мероприятий, которая должна была обеспечить рост влияния национал-социалистов в рабочих массах. Гитлеровцы с особой тщательностью изучают опыт работы компартии, в том числе и ВКП(б), и стремятся перенять её методы работы среди масс. Подражание коммунистам доходит до того, например, что гитлеровцы заимствуют у коммунистов мотивы всех популярных пролетарских песен. Часто было так, что марширующую колонну фашистов издали принимали за рабочую демонстрацию не только благодаря красным знамёнам, но и по боевой революционной мелодии, на которую ложились фашистские песни и гимны.

Как уже говорилось, национал-фашисты работали на предприятиях в наиболее благоприятной обстановке, т.е. при полной поддержке предпринимателей, которые охотно брали на работу членов НСДАП и во многом шли им навстречу. Достаточно было быть коммунистом, чтобы при первом же подходящем случае быть выброшенным с предприятия. Зато билет НСДАП был довольно прочной страховкой от безработицы.

Но несмотря на все благоприятные условия, национал-фашистам не удалось проникнуть в основные массы рабочего класса. Как правило, рабочие голоса, собранные фашистами на выборах, принадлежали тем рабочим, которые прежде голосовали за буржуазные партии (народную, немецких националистов, христианскую и др.). Или же рабочим мелких предприятий, имевших десяток-полтора рабочих, хозяева которых зачастую держали только национал-социалистов. Изрядную часть голосов фашистам дали германские безработные.

Дело для гитлеровцев осложнялось тем, что демагогические лозунги, которые имели огромную притягательную силу для мелкой буржуазии (отмена процентного рабства, уничтожение торговых сетей, отмена налога на землю и т.д.), были непригодны для воодушевления и фашистской мобилизации основных рабочих масс. Ещё меньше энтузиазма в рабочей среде вызывали туманные положения «истинного немецкого социализма» вроде «общее благо выше блага личности» и т.п. При этом рабочие ясно видели практическую работу гитлеровцев на своих предприятиях, которую не могла прикрыть никакая демагогия. Рабочие, бригадиры и мастера, направленные на завод или фабрику от НСДАП, срывали забастовки, создавали группы штрейкбрехеров, доносили в полицию на сознательных рабочих, оказывали предпринимателям всякую помощь в их борьбе против пролетарских организаций. Эта деятельность фашистов повседневно доказывала рабочим массам, что национал-фашисты являются агентами капиталистов на производстве.

НСДАП была орудием германского финансового капитала. Но нужно уточнить, что особенно большое влияние на национал-социалистов имели магнаты Рура, хозяева германской угольно-металлургической промышленности во главе с Круппом и Тиссеном. Конторы Круппа и Тиссена были наиболее тесно связаны со штабом НСДАП, в этих конторах Гитлер и гитлеровцы получали основные руководящие указания. Наконец, с 1930 г. именно со счетов Круппа и Тиссена национал-фашисты снабжаются огромными средствами.

Гитлеровский национал-фашизм не был единственным отрядом германского фашизма. В стране в период с 1918  по 1932 гг. не осталось ни одной группы крупного капитала и землевладения, которой были бы чужды фашистские идеи и тенденции. За эти годы фронт германского фашизма протянулся от Гитлера и  Гугенберга до «рабочих социалистов» Брюнинга и Зеверинга, а от них — до Вельса и Тарнова, представлявших «левое» крыло социал-демократии. На платформе спасения немецкого капитала от революции стояли и юнкерский «Стальной шлем», и партии центра, и весь германский социал-фашизм со своей военной организацией «Рейхсбаннер». Разница между этими звеньями фашизма состояла только в темпах и приёмах осуществления этой программы.

Национал-фашизм был наиболее агрессивным отрядом германского фашизма, который сумел собрать вокруг себя большие мелкобуржуазные массы. Для этого он переработал и усовершенствовал все методы и приёмы работы всех националистических и других реакционных организаций германской буржуазии и юнкерства. Специальностью национал-фашизма, его чертой стали массовые собрания, умело инсценированные, с оркестрами, парадами штурмовых батальонов, с бьющими по нервам эффектами. Надо признать и то, что гитлеровцы располагали лучшими в Германии ораторами-демагогами. Обладая огромными средствами, которые текли из рук Тиссена, Круппа, Феглера и других тузов промышленности, национал-социалисты развернули свою деятельность с невиданным размахом.

5

Что же сулила трудящимся Германии «Третья империя» Гитлера?

На этот вопрос отвечала «Гессенская программа» национал-фашистов. В сентябре 1931 г. гессенские гитлеровцы разработали «проект первого объявления населению после падения нынешних властей и преодоления коммуны» (этот секретный документ передал гессенскому с-д правительству один из участников совещания, на котором вырабатывался этот проект, порвавший с национал-социализмом). По проекту вся власть на местах передаётся руководству штурмовых батальонов:

«Всякое распоряжение штурмового отряда, кем бы из командного состава оно ни было отдано, должно быть немедленно выполнено. Сопротивление будет, как правило, караться смертью».

В 24 часа всякое оружие населения должно быть сдано штурмовым батальонам. Всякий, у кого будет найдено оружие после этого срока, расстреливается на месте. Рабочие, служащие, чиновники обязаны продолжать свою работу. Сопротивление этому, попытки стачки или саботажа караются смертной казнью. Новые чрезвычайные декреты, как и старые, оставленные в силе, должны безоговорочно выполняться. Отказ в подчинении этим декретам влечёт за собой смертную казнь.

По «Гессенской программе» вводилась принудительная трудовая повинность всего населения, начиная с 16 лет. От неё освобождались только члены штурмовых отрядов и чиновники. Только выполняющие трудовую повинность получают продовольственные карточки. Все жизненные припасы должны были находиться в распоряжении командования штурмовых батальонов и выдаваться их уполномоченным по первому требованию и без всякой компенсации. Не выполняющим это требование грозила смертная казнь. Была предусмотрена организация специальных полевых судов для населения.

Такова была программа расстрелов и виселиц, которую фашисты готовили революционному пролетариату.

В центре экономической программы национал-фашистов стояло требование инфляции, с помощью которой тяжёлая индустрия и крупнейшее юнкерство должны были освободиться от своих миллиардных долгов по зарплате, налогам, социальным отчислениям. На совещании промышленников и банкиров в Берлине в октябре 1931 г. «главный экономист» фашистской партии В. Функ обосновывал экономические планы национал-социалистов. Говоря о необходимости инфляции, он открыто заявил:

«Общественные предприятия сумеют тогда использовать снижение себестоимости, вызванное радикальным снижением заработной платы. Экспорт также чрезвычайно усилится, так как он будет форсироваться без оглядки на жизненный уровень. Гитлер сумеет выколотить резиновой дубинкой из марксистов их убеждение, что собственность является кражей».

Эти и подобные заявления и программы гитлеровцев показывали немецким трудящимся, какие «блага жизни» их ждут в «Третьей империи».

Но может быть национал-фашисты добивались освобождения Германии от грабежа и цепей Версальского мирного договора? Добивались, но не в пользу немецкого народа, а в пользу германских и не германских монополий. Хорошо известно, как действовал германский империализм в этом вопросе в 1933–1945 гг. Но интересно увидеть, как орудовали гитлеровцы во внешних делах до прихода к власти. В 1930–1932 гг. Гитлер даёт десятки интервью французским, английским и особенно охотно — американским агентствам новостей. В них Гитлер разъясняет буржуазии этих стран, что исторической миссией национал-социализма является спасение Германии и всей Европы от большевизма. Националистическую фразеологию национал-социалистов, сообщает Гитлер, нужно рассматривать, прежде всего, под этим углом зрения. Гитлеровцы не намерены расторгать существующие международные договоры Германии. В апреле 1932 г. Гитлер даёт большое интервью корреспонденту американской газеты «Вашингтон пост», в котором неоднократно повторяет, что нацисты не намерены аннулировать Версальский договор или план Юнга.

На Западе понимают, что Германия рано или поздно выйдет из этих договоров, что Гитлер говорит только о ближней перспективе, нескольких ближайших годах. Но это устраивает пока что обе стороны: Германия пока не готова отбросить свои колониальные обязательства перед союзниками, а САСШ, которые начинают играть ведущую роль в европейских делах, хотят и дальше грабить немецкий народ. Но монополии и банки САСШ уже не хотят дальнейшего ослабления Германии и усиления Англии за счёт французских интересов. Банки САСШ заинтересованы в вывозе капиталов в Европу, т.е. в тесном союзе между французской металлургией и германской угольной и химической промышленностью. В плане борьбы с СССР необходимо усиление всей немецкой тяжёлой промышленности, в которую монополии САСШ полным ходом вкладывают свои капиталы. Англия стремится усилить противоречия между Францией и Германией, чтобы защитить свою тяжёлую индустрию и её рынки на континенте. САСШ были заинтересованы в антагонизме между Англией и Францией при некотором усилении Германии, чтобы обеспечить себе господство на мировом и европейском рынках. Таким образом, ко всем существующим послевоенным противоречиям капитализма в 20-е гг. добавилось ещё одно острое противоречие — между капиталистами САСШ и Англии.

На этом фоне эмиссары Гитлера разъезжают по Франции, Англии, Италии в 1930–1931 гг. и дают буржуазным кругам Антанты успокоительные заверения по поводу своих планов внешней политики. Национал-социалисты доказывали, что готовы служить англо-американскому и французскому капиталу, но за сходную плату. Гитлер был уверен в то время, что ценой включения Германии в антисоветский фронт он выторгует некоторые уступки от держав-победительниц. Это означало, что гитлеровцы вовсе не собирались положить конец версальскому грабежу Германии по приходе к власти. Они были намерены исполнять все выплаты и репарации перед западными монополиями так же добросовестно, как и правительство Брюнинга. Ведь изрядная часть этих выплат и репараций возвращалась и попадала прямиком в карманы хозяев тяжёлой промышленности Германии. Плюс кредит Германии в 800 миллионов марок, оплаченный, в основном, американскими банками — это также кое к чему обязывало.

Таким образом, общий итог политической программы гитлеровцев заключался в следующем:

• — истребление революционного авангарда германского рабочего класса;
• — неограниченное господство белого террора;
• — невиданное до сих пор ухудшение положения трудящихся;
• — инфляция и каторжная трудовая повинность;
• — включение Германии в антисоветский фронт;
• — сохранение на шее немецкого народа цепей Версальского договора и плана Юнга.

Эта программа должна была спасти германский капитализм от революции и обеспечить монополиям неограниченную эксплуатацию всех трудящихся страны.

6

Не будет лишним ещё раз сказать, что все успехи национал-социализма тесно связаны с германской социал-демократией. Напомним, что в бурные послевоенные годы социал-демократия стояла у колыбели национал-социализма, она непосредственно выходила и выкормила его. Палач германской революции социал-демократ Носке был организатором и руководителем контрреволюционных офицерских отрядов, этой кузницы будущих гитлеровских штурмовиков. Именно под крылом «рабочего социалиста» Эберта возникали и беспрепятственно развивались многочисленные фашистские группы и организации. Социал-демократия заботливо выращивала первые ростки фашизма, оберегала его от ударов рабочего класса и спасла от разгрома после путча Каппа и после мюнхенского путча Гитлера. Во всей истории немецкой с-д не найти ни одного случая, когда её министры и чиновники карали бы фашистских убийц и бандитов, попадавших к ним в руки.

В борьбе за спасение германского капитализма социал-демократия показала, что она может не хуже фашиста Муссолини проводить белый террор и топить в крови пролетарские восстания. Только с её помощью капитализм в послевоенной Германии устоял на ногах и спасся от разгрома.

Когда национал-социализм укрепился и перешёл в наступление, когда угроза фашизма с каждым днём приобретала всё большее значение, с-д бросилась всеми силами прикрывать и маскировать это наступление фашизма, она постаралась парализовать революционную активность масс в борьбе с фашизмом.

Нельзя забывать, что германской с-д принадлежит заслуга запрета Союза красных фронтовиков — единственной боевой пролетарской организации, давшей отпор террору национал-фашистов. Разгул и бандитизм штурмовых батальонов не смог бы принять широких размеров, если бы боевой Союз пролетариата не был запрещён.

Выше указывалось, что с-д правительство запрещало и штурмовые отряды гитлеровцев и конфисковывало у них большие запасы оружия. Но как это делалось? Социал-демократическая полиция с большим искусством отводила удар от национал-фашизма всякий раз, когда обнаруживала тайные склады оружия. Новые пулемёты, винтовки и гранаты изымались, но тут же таинственным образом превращались в груды ржавого металла, в металлолом. С-д газеты так и писали, что полиция обнаружила склад с мушкетами едва ли не времён Фридриха II, что это «ископаемое» оружие никакой угрозы трудящимся не несёт. Через некоторое время таким же таинственным образом часть конфискованных новейших пулемётов, винтовок и другого оружия оказывалась в других тайниках гитлеровцев, которые уже прятались надёжнее.

Запретив штурмовые батальоны, с-д правительство, во-первых, помогло Гитлеру освободиться от тех отрядов, которые стали неудобными, т.к. в них имелись люмпен-пролетарские и пролетарские элементы. Такие отряды часто высказывали недовольство и вообще были ненадёжными. Во-вторых, на бумаге запретив штурмбанны, с-д правительство помогло гитлеровцам легализоваться, сделать большой шаг для участия в правительстве. Недаром Брюнинг и Зеверинг в своих последних речах указывали на полную готовность сотрудничать с национал-социалистами, если последние проявят лояльность к существующему порядку.

Национал-фашисты убили и искалечили сотни германских рабочих. С 1923 по 1931 гг. фашистами было убито 323 и ранено 740 рабочих. С 1930 по конец 1932 гг. не проходило ни дня, чтобы национал-фашисты не нападали на рабочих. При этом с-д печать старательно выгораживала гитлеровцев, освещая эти нападения как «коммунистические бесчинства», виновниками которых являются коммунисты. Эта печать оказывала постоянную поддержку партии Гитлера и участвовала в бешеной травле коммунистов.

Сентябрьские 1930 г. выборы в рейхстаг показали, что классовые противоречия в Германии обострились. Они же показали нарастание революционного подъёма масс, которые объединялись вокруг компартии. С другой стороны, стало окончательно ясно, что национал-фашизм стал центром притяжения всех боевых сил контрреволюции. Перед германской буржуазией остро встала задача любой ценой парализовать движение и активность рабочего класса.

Выполняя этот заказ хозяев, социал-демократия выдвигает теорию «меньшего зла», стремясь удержать массы от борьбы против диктатуры буржуазии, стремясь облегчить фашизму осуществление его задач. Сущность этой теории такова. Рабочим внушалось, что из двух зол им надо выбрать меньшее. Да, правительство Брюнинга-Гинденбурга очень плохое, говорили социал-демократы. Оно правит страной без парламента, проводит чрезвычайные декреты, поддерживает капиталистов, ликвидирует социальное страхование, взвинчивает налоги. Всё это так. Но несравненно большим злом является угроза прихода к власти Гитлера. Поэтому, чтобы не допустить победы национал-социализма, социал-демократия и рабочие должны терпеть и быть толерантными к правительству Брюнинга.

И с-д «терпит» во имя этой высокой цели правительство, которое проводит фашистскую диктатуру и готовит всё необходимое для её перевода к открытому, террористическому виду. С-д поддерживает каждое мероприятие «не самого плохого» правительства Брюнинга и тем расчищает дорогу национал-социализму.

Само это правительство также не просуществовало бы и месяца, если бы оно не опиралось на безоговорочную поддержку «рабочих социалистов». Причём эти «социалисты» поддерживали диктаторские и террористические мероприятия Брюнинга и компании не за страх, а за совесть. Они помогли правительству провести всю программу монополистического капитала, который стремился переложить издержки кризиса на плечи трудящихся масс путём постоянного сокращения зарплаты, беспощадной урезки социального страхования, роста налогов и т.д. «Рабочие социалисты» оказали неоценимые услуги национал-фашизму, когда парализовали активность рабочих масс, раздробили силы рабочего класса, помогли правительству затравить компартию и шаг за шагом ликвидировать в Германии остатки парламентаризма и свобод.

С-д политика «меньшего зла» получила одобрение широких кругов немецкой буржуазии. Эта предательская политика с-д встретила горячую поддержку и со стороны Троцкого и троцкистов. Троцкий и его сторонники вместе с с-д газетой «Форвертс» травили компартию Германии за её решительную борьбу против правительства Брюнинга. Конечно, Троцкий не говорил немецким рабочим, что революция в Германии невозможна, т.к. ещё не победили революции во Франции и Англии. Но Троцкий объявил всё немецкое крестьянство реакционным и настроенным против рабочих, дескать, у пролетариата в Германии союзника быть не может, значит, революция заранее обречена. Именно он убеждал немецких рабочих, что во имя спасения от прихода к власти Гитлера «можно сблокироваться с самим чёртом и его бабушкой». Уже в 1930–1932 гг. протянулись первые тайные ниточки от гитлеровской верхушки к Троцкому. Позже он и его окружение будут взяты на учёт в гестапо как очень ценные агенты борьбы с СССР и европейским революционным движением.

Политика с-д не проходила ей даром. В 1929–1932 гг. не было ни одних выборов, где бы она не теряла голоса. Но с другой стороны, то, что с-д теряла своё влияние в рабочих массах, было очень на руку фашистам, это соответствовало общей политике буржуазии. Во-первых, часть голосов разочарованных масс переходила к национал-фашистам. И это объективно укрепляло партию Гитлера. Во-вторых, в глазах германской буржуазии повышалось значение национал-фашизма, укреплялась тенденция допущения фашистов к власти. И это непосредственно вело гитлеровцев в правительство. Мавр в лице германской социал-демократии сделал своё чёрное дело по разложению и подрыву рабочего класса в 1918–1932 гг. и теперь этот мавр должен уйти.

Однако с-д уходить не хотела. Уловив новый поворот хозяйской политики в сторону партии Гитлера, с-д осенью 1931 г. выступила с рядом заявлений, доказывающих, что германские монополии вполне могут и дальше рассчитывать на полную лояльность социал-демократии. Брейтшейд, Тарнов и ряд других вождей с-д заявили, что правительство Брюнинга—Гитлера всё же лучше, чем правительство «просто Гитлера», что оно является «меньшим злом». В качестве прикрытия блока центра и гитлеровцев с-д вожди выдвигают новую «теорию», что влияние национал-фашистов в массах упадёт, если их допустить к власти. Газета «Форвертс» от 22.11.1931 г. прямо предлагала проделать такой «эксперимент»:

«Партия, которая, пребывая в оппозиции, растёт, как грибы после дождя, может быстро свернуться, как только она будет освещена солнцем государственной власти. Если бы национал-социалисты несли за последние 13 лет хотя бы десятую долю той ответственности, которую несла социал-демократия, то вероятно от них не осталось бы и следа».

Но уже через пару недель, в декабре 1932 г., «Форвертс» заявляет о полном согласии с-д терпеть «чистое правительство» Гитлера:

«Если бы существовала уверенность, что национал-социалисты, находясь у власти, будут уважать те правила демократии, при помощи которых они пришли к власти, то мы все были бы готовы допустить их к власти скорее сегодня, чем завтра».

Дальше в подлости и предательстве социал-демократам ехать было некуда.

Хорошо видно, что с-д и фашизм разными методами выполняли одну и ту же задачу — разгром классовых рабочих организаций, поддержку и укрепление капитализма. Это и делало их близнецами. Это, однако, не означало, что между ними не было различий и разногласий, что их методы и интересы во всём сходились. Между с-д и национал-социалистами существовали разногласия, но это — разногласия частного порядка. Это конкурентные стычки между двумя фракциями, стремящимися к сохранению капитализма и борющимися против пролетарской революции. Одним из таких противоречий как раз и был вопрос об «идеологии» для рабочих масс. Фашисты считали, что потуги с-д наряжаться в марксистские одежды играют на руку действительным марксистам. Поэтому нужно покончить с фразами о марксизме, классовой борьбе, интернационализме и оставить самое необходимое — «социализм», который должен быть «национальным, сверхклассовым социализмом», оставляющим частную собственность в руках эксплуататорских классов и обещающим рабочим некое «третье царство».

В 1929–1932 гг. с-д по-всякому старалась доказать буржуазии преимущества своих методов работы по ослаблению пролетариата. Но когда через год монополии решили положительно вопрос о приходе фашистов к власти, с-д ничего реального против этого не сделала. Для германской с-д, как и для её хозяев, было только одно абсолютное, величайшее зло, по сравнению с которым бледнело всё остальное. Таким «наибольшим злом», против которого с-д пошла на всё, была угроза пролетарской революции, угроза диктатуры пролетариата.

В свете этой угрозы и нужно рассматривать всю политику с-д, этого «левого» крыла германского фашизма. Таким образом, с 1919 г. против немецких рабочих и коммунистической партии был выстроен единый фашистский фронт, от Зеверинга, Каутского, Брейтшейда и Троцкого до Гитлера, Гугенберга, Стиннеса и Круппа.

Заключение

Марксисты против исторических аналогий и параллелей. Такие параллели — дело опасное, потому что всякое событие имело свои конкретные обстоятельства, место и время. Копировать прошедшее нельзя

Другое дело — опыт. Опыт прошлого, если его правильно понимать, подтверждает, что в определённую историческую эпоху действуют одни и те же главные, свойственные этой эпохе, общественные законы. Германский фашизм и фашизм нынешний — это явления одной эпохи заката капитализма, эпохи войн и революций. Это одно и то же явление, но в разные этапы этой эпохи. Отсюда — некоторые различия по форме и методам, но не по классовому существу. Но даже некоторые формы старого и нового фашизма совпадают, это мог отметить внимательный читатель. Стало быть, полезный опыт от истории германского фашизма состоит в том, чтобы взять сущность старого фашизма и на этой базе лучше увидеть, что у нового точно та же сущность. Та, что изложена старыми гитлеровцами в своей «Гессенской программе» и других программах.

В 1933 г. немецкий рабочий класс проиграл бой с буржуазией. Чем это для него обернулось, известно: 13 лет чудовищного кошмара, миллионы жертв, невиданные зверства и варварство. Не следует думать, что нынешних трудящихся всё это минует — по той причине, что нынешний фашизм более «мягкий» и постепенный. Не минует, вопрос лишь в конкретных формах и сроках. В этом и состоит главная историческая «аналогия» фашизма.

Но в то же время фашизм — не приговор. Опыт показывает, что там и тогда, где и когда немецкие рабочие шли за своими большевиками, они выигрывали бои и схватки. Опыт французских рабочих 1938–1939 гг. показал, что когда трудящиеся наваливаются на фашизм всем миром, он дрожит и прячется в норы. Отсюда — ещё одна историческая «аналогия»: для победы над нынешним фашизмом по-прежнему нужны организованные рабочие на базе большевизма; а во-вторых, нужны усилия всего народа против сил реакции. Эти силы реакции — ничто перед революционным народом. Это есть третья и главная историческая «аналогия».

Подготовил: М. Иванов