Как начинаются войны. Часть 1.

Между империализмом и войной существует неразрывная связь. Это положение марксизма, элементарное для сегодняшнего передового рабочего, понимают и признают даже идеологи буржуазии. При капитализме невозможны иные средства восстановления время от времени нарушенного равновесия, как кризисы в хозяйстве и войны в политике. Война нужна империалистам, поскольку она есть единственное средство для передела мира, для передела рынков сбыта, источников сырья, районов грабежа, захвата новых рабов. Современный империализм со стихийной силой вскрывает и углубляет все противоречия капиталистического общества, доводит до крайнего предела классовый гнёт буржуазии, обостряет до исключительного напряжения борьбу между союзами финансового капитала и их государствами, вызывает неизбежность малых и больших  империалистических войн.

Любая империалистическая война, большая или малая, есть продолжение политики империалистов насильственными средствами. Это означает, что каждой такой войне предшествует более или менее длительный период её подготовки под прикрытием дипломатических, военных, банковских и других тайн и манёвров. По окончании такой подготовки заправилам капитализма остаётся только «нажать кнопку» и найти подходящий повод для открытия военных действий.

Экономические корни империалистических войн подробно разобраны. Мы не будем специально останавливаться на них. Задача стоит рассмотреть саму механику организации, идейного прикрытия и развязывания военных столкновений. Эта задача важна для правильного понимания рабочими того, что разворачивается сегодня у них на глазах.

Люди не всегда могут правильно разобраться в этих событиях.

«Империалистическая война, ― писал Ленин, ― истерзавшая, измучившая человечество, породила такие острые, такие запутанные конфликты, что сплошь да рядом, на каждом шагу возникает положение, когда решение вопроса в пользу войны и мира той или иной группировки висит на волоске»[1].

В своих «Заметках по вопросу о задачах советской делегации в Гааге» Ленин настаивал, что необходимо

«…объяснять людям реальную обстановку того, как велика тайна, в которой война рождается»[2].

Был указан и путь для такого объяснения:

«Надо взять примеры теперешних конфликтов, хотя бы и самых ничтожных, и разъяснить на их примере, как война может возникнуть ежедневно из-за спора Англии и Франции относительно какой-нибудь детали договора с Турцией, или между Америкой и Японией из-за пустякового разногласия по любому тихоокеанскому вопросу, или между любыми крупными державами из-за колониальных споров или из-за споров об их таможенной или вообще торговой политике и т.д. и т.д.»[3].

Народам говорят, что войны начинаются по «случайности», по «року судьбы», по личному желанию политических деятелей. Задача в том, чтобы разоблачить эту ложь, сорвать покрывало «тайны» и вранья с тех манёвров, при помощи которых международный капитал запускает машину военного насилия. Это значит, разоблачить кровавую и грязную систему международного империалистического бандитизма, которая готовит гибель миллионам рабочих и трудящихся.

1. Международный подлог.

С подлога началась франко-прусская война 1870 г. Бонапартизм во Франции агонизирует и ищет спасения в победоносной войне и грабеже Пруссии. Не менее Наполеона III, но по другим причинам желает войны прусское юнкерство, переводящее хозяйство на буржуазный лад. Юнкерство заинтересовано в новых землях и внешних рынках для немецкого зерна. Правительству Бисмарка было нужно объединение Германии «железом и кровью» под прусской гегемонией, так как промышленной буржуазии нужен единый внутренний капиталистический рынок, без препон и границ. «Военные партии» обоих государств очень удачно хватаются за смехотворный вопрос о кандидатуре одного из германских принцев на испанский престол. Этот вопрос становится формальным поводом к войне, casus belli.

Однако под давлением Франции принц Леопольд Гогенцоллерн снимает свою кандидатуру на королевскую вакансию в Мадриде. Германский император Вильгельм I одобряет этот отказ, т.к. часть крупнейшего юнкерства не желает войны в ближайший год. Планы развязать войну снова рушатся.

Но французское правительство тут же предъявляет новое требование, домогаясь от Германии обязательства никогда более не допускать подобных кандидатур на испанский престол. Париж приказывает своему послу в Германии Бенедетти во что бы то ни стало добиться от Вильгельма торжественной гарантии на этот счёт. По дипломатическим канонам того времени это было равносильно оскорблению иностранной державы. Но Вильгельм снова не слушает свою партию войны во главе с Бисмарком и уклоняется от объяснений с французским послом. Они, император и посол, любезно прощаются на вокзале в Эмсе. Но в последнюю минуту Бенедетти снова попытался поднять вопрос о гарантиях. Вильгельм снова уклоняется от разговора и советует послу в дальнейшем говорить с прусскими министрами. Казалось бы, опасность войны миновала.

Телеграфное сообщение об этих вокзальных переговорах очень быстро получили в Берлине ― Бисмарк, Мольтке и Роон, вся верхушка прусской партии войны. Ознакомившись с телеграммой, Бисмарк передал её своим друзьям. Телеграмма подействовала удручающе: шансы на войну падали. Между тем, на Бисмарка давило и буржуазное юнкерство, и крупные промышленники угля и стали, и железнодорожные предприниматели и банкиры. Германии требовалось не только объединение внутреннего рынка, но и захват новых районов за счёт Франции, новые месторождения угля и руды, новые земли для сельского хозяйства и прокладки дорог. А если повезёт в войне, то и деньги на развитие национальной тяжёлой промышленности.

В такой обстановке Бисмарк духом не упал. То, что случилось на самом деле на вокзале в Эмсе, «было недоразумением, мешающим настоящей политике». В своих воспоминаниях Бисмарк пишет:

«Тогда я взял у них из рук депешу и с карандашом в руках присел над ней у бокового столика. 5 минут работы ― и телеграмма приняла другой вид. Когда я теперь показал её Мольтке и Роону в новой редакции, они опять повеселели».

Однако Бисмарк сразу же оговаривается, что «не прибавил в ней ни одного слова». Он только «сократил» её и изменил формулировку текста таким образом, что

«…в новой редакции депеша приобрела характер последнего слова, между тем как в прежней формулировке она имела вид одного из эпизодов ещё продолжающихся переговоров»[4].

Эмская депеша, фальсифицированная Бисмарком, обошла всю мировую печать и выполнила в руках французской буржуазии свою провокационную роль. Но у правительства в Париже был живой участник переговоров в Эмсе, посол Бенедетти. При желании можно было разоблачить подделку Бисмарка. Вместо этого наполеоновская империя «с лёгким сердцем» (выражение тогдашнего премьер-министра Франции Э. Оливье) ринулась на войну (17 июля 1870 г.), чтобы через несколько недель (1 сентября 1870 г.) прийти к краху под Седаном.

3 августа 1914 г. Россия, Германия, Австрия и Сербия уже вступили в войну. Франция не спешит, заканчивая свою мобилизацию. Между тем, германский план кампании (т.н. «план Шлиффена») требует разгрома Франции до окончания мобилизации в России. В Берлине нервничают. Германский посол в Париже фон-Шен вручает премьеру Вивиани заявление такого содержания:

«Германские… власти удостоверили ряд характерно враждебных актов, совершённых французскими авиаторами на германской территории. Многие из этих авиаторов явно нарушили нейтралитет Бельгии, летая над территорией этой страны. Один из них пытался разрушить сооружения близ Везеля… ещё один бросал бомбы на железную дорогу близ  Карлсруэ и Нюрнберга. Я уполномочен и имею честь известить ваше превосходительство, что при наличии этих нападений германская империя считает себя на положении войны с Францией, по вине сей последней»[5].

Между тем в официальном сообщении германского штаба от 3 августа 1914 г. говорилось о полёте неприятельского самолёта над Везелем, но никаких бомбардировок ему не приписывалось. Что же касалось Нюрнберга и железной дороги, то в апреле 1916 г. городской магистрат удостоверял:

«Командованию… ничего не известно о том, чтобы когда-нибудь до или после начала войны были сброшены бомбы неприятельскими лётчиками на прогоне Нюрнберг ― Киссинген и Нюрнберг ― Анбах. Все утверждения на этот счёт и газетные сведения оказались ложными».

Впрочем, эти опровержения мало кого трогали: миф о французских лётчиках и бомбардировке железной дороги выполнил своё дело ― как формальный предлог к войне ― и по минованию надобности был сдан в архив истории.

2. Недалеко от фальшивок стоит и другой приём империалистов для прикрытия войны: превращение «мухи в слона» путём раздувания ничтожного инцидента до размеров крупного политического конфликта, который служит предлогом для нападения. В одних случаях буржуазия довольствуется раздуванием действительных фактов. В других, за отсутствием подходящих фактов (тем хуже для фактов), прибегают к услугам «сотворённой легенды». Здесь нужно вспомнить главный принцип фашистской пропаганды: чтобы в ложь проверили, она: а) должна быть грандиозной; б) должна повторяться каждый день с утра до вечера. Свежий пример тому: «эпидемия коронавируса».

Для иллюстрации возьмём два примера из практики американского империализма.

В 1898 г. САСШ намереваются завладеть остатками испанских колоний, Кубой и Филиппинами. По сигналу правительства и банка Моргана американская печать начинает изо дня в день описывать в душераздирающих  красках «ужасы испанского насилия над кубинским народом» (вспомните истерику российских СМИ перед захватом Крыма и будущих ДНР и ЛНР в 2014 г.). Эти «ужасы» на самом деле были не лучше и не хуже, чем обычные приёмы колониальной эксплуатации, в том числе и американской.

Но для военного захвата Кубы  газетного воя оказывается недостаточно. Тогда 15 февраля 1898 г. в гаванском порту взрывается «по неизвестной причине» американский броненосец «Мэйн». Все стрелы были переведены на испанскую администрацию Кубы. Испанию обвинили в нападении на суверенную территорию САСШ. Но никаких доказательств причастности испанских властей к взрыву корабля так и не нашли. Больше того, американский президент и историк В. Вильсон подтвердил в своей «Истории американского народа», что никто из сопричастных испанским властям на Кубе или в Мадриде даже не был осведомлён о преступных планах взорвать «Мэйн»[6]. Но все шишки полетели в Мадрид.

Тут же разразилась победоносная для САСШ война, в результате которой, как заявил тогдашний президент САСШ Мак Кинлей,

«…Филиппины, Куба и Пуэрто-Рико доверены были нам (САСШ. ― прим. Е.Г.) промыслом божиим…».

Такой вот «божий промысел», взорвавший броненосец в нужное время в нужном месте.

1914 г. Упомянутый выше В. Вильсон, профессор истории  и пацифист, возглавляет Белый дом. На первые роли в американском хозяйстве выходят «Стандарт Ойл», «Тексако» и ещё несколько нефтяных компаний. Рокфеллер, Морган, Дюпон, Вандербильдт и другие нефтяные, стальные и химические короли всё больше прибирают к рукам правительство САСШ. Нужны новые нефтяные поля и новые удобные рынки для сбыта стали и продуктов нефти. Во имя этого правительство страны целый год вмешивается в дела «независимой» Мексики, чтобы спихнуть её президента Хуэрту. Этот Хуэрта не проявляет благосклонности к американским нефтепромышленникам и более расположен к англо-голландской «Датч-Шелл»[7]. Хуэрта ― один из акционеров «Шелл», да и сама компания не скупится на взятки мексиканским министрам.

Что делать? 9 апреля 1914 г. в мексиканском порту Тампико пограничники и таможня задерживают на несколько часов казначея и команду американского китобойного судна «Дельфин». Мексиканцы имели на это задержание все права, т.к. американская команда высадилась в порту без ведома и разрешения мексиканских властей. К тому же она высадилась в районе гражданской войны, где действовали комендантский час и особое положение.

Подозревая провокацию САСШ, правительство Хуэрты отпускает американский китобой, затем письменно и устно извиняется перед правительством САСШ, хотя мексиканские власти действовали на 200 % в рамках международного права. Получив официальные извинения от Мексики, президент Вильсон потребовал от конгресса одобрения на

«применение военных сил САСШ в форме и в пределах, необходимых для того, чтобы добиться от генерала Хуэрты и его сторонников полного признания прав и достоинства Соединённых штатов».

Конгресс, смазанный деньгами «Стандарт Ойл», тут же выдал президенту разрешение на неограниченное применение американской армии за границей. За этим последовала высадка американских войск на мексиканской территории и захват важнейшей гавани страны ― Вера-Крус и нефтеносного района. Так «достоинство» САСШ было удовлетворено. Коммерческие интересны американского нефтяного капитала ― тоже.

3. Ещё один приём империалистов и надуманный повод к войне — предъявить заведомо невыполнимое требование другому государству и затем начать войну против него, выставляя это же государство нарушителем мира и «законных требований».

24 октября 1909 г. во время свидания русского императора с итальянским королём в местечке Раккониджи был подписан русско-итальянский договор. Согласно ст. 5 этого договора[8]

«…Италия и Россия обязуются относиться благосклонно, первая — к интересам русских в вопросе о проливах, вторая — к интересам итальянцев в Триполитании и Киренаике».

Этот договор полностью развязывал руки итальянскому империализму в Северной Африке. Ещё раньше на основании секретной переписки 14–16 декабря 1900 г. и соглашения[9] между Италией и Францией от 1 ноября 1902 г. были признаны «обоюдные интересы обеих наций в Триполитанской Киренаике (совр. Ливия. — прим. Е.Г.) и в Марокко» и каждой из них взаимно гарантирована

«…возможность свободно расширять свою сферу влияния в вышеназванных областях в тот момент, который она сочтёт для себя удобным».

Хищники двух стран делили между собой беззащитную добычу и готовились её грабить. Италия могла приступать к захвату Триполи.

Дело оставалось за малым — за Турцией, т.к. Триполи была давнишней турецкой провинцией. Поэтому в ночь с 26 на 27 сентября 1911 г. итальянское правительство обращается к турецкому с телеграммой, из которой турки узнают, что «Триполитания и Киренаика находятся в состоянии беспорядка» и что там «царит опасная для итальянских подданных агитация». Для «спасения и защиты жизни итальянских подданных» правительство Италии

«…решило приступить к военной оккупации Триполитании и Киренаики».

В Стамбул сообщалось, что

«…Это решение — единственное, на котором Италия может остановиться, и королевское правительство ожидает, что императорское правительство даст соответствующие распоряжения, чтобы не встретилось со стороны местных турецких представителей никакого противодействия».

Для ответа Турции был дан срок 24 часа.

Турецкая буржуазия не была готова к войне в тот момент и не желала её. Наглость итальянского империализма турки «проглотили». Правительство составило миролюбивый и предельно вежливый ответ, в котором указывало на недопустимость агрессии и захвата Триполи. Неудовлетворённое турецким ответом итальянское правительство тут же объявляет, что

«…так как отношения мира и дружбы между обеими странами прерваны, то Италия считает себя находящейся с этого момента в состоянии войны с Турцией».

Очень остроумно реагировала на итальянскую провокацию Германия, союзник Италии. Император Вильгельм II в письме пожелал своему итальянскому другу успехов в триполитанской авантюре и откровенно заметил: «Когда делается гадость, надо, чтобы она удалась»[10].

28 июня 1914 г. раздался организованный русско-сербской «партией войны» «сараевский выстрел». В Сараево был убит австрийский принц Франц-Фердинанд. Австро-германская дипломатия приступает к сочинению грозного ультиматума Сербии. Обе партии войны, российская и германская, довольны: дело явно идёт к большой драке. Но оба правительства, русское и германское, не устают кричать о том, что они против войны, что выстрел в Сараево — это роковая случайность.

Но вот что любопытно. За две с лишним недели до ультиматума, 10 июня 1914 г., Чиршский, германский посол в Вене, телеграфирует в Берлин:

«Главной заботой здесь в настоящее время является формулировка соответствующих требований к Сербии».
«Если бы сербы, — продолжает посол, — приняли все поставленные требования, то это был бы для Бертхольда (австрийский министр иностранных дел. — прим. Е.Г.) чрезвычайно неприятный исход».

Австрийское правительство ломает себе голову над тем, какие можно было бы поставить Сербии требования, приемлемость которых была бы совершенно исключена.

На помощь приходит находчивый германский император. Он даёт правительству Австрии практический совет:

«Очистить Санджак (захваченный Сербией после войны 1912 г. с Турцией Ново-Базарский округ. — прим. Е.Г.)! Тогда свалка немедленно налицо!»[11].

Одновременно посол Чиршский получает указания из Берлина во что бы то ни стало форсировать конфликт на Балканах. «Все частные беседы фон-Чиршского, — вспоминал в своих мемуарах бывший австрийский министр иностранных дел Чернин, — сводились в то время к общему мотиву —“теперь или никогда!”»[12].

Посол Германии в беседах с австрийскими министрами подчёркивал, что Германия в данный момент готова поддержать Австрию всеми силами и средствами, но только на том условии, что Австрия «не проглотит сербскую пощёчину», т.е. заранее решит, что отвергнет любой ответ Сербии на австрийский ультиматум. Берлин толкал Австрию к скорейшему развязыванию войны под любым предлогом.

Уже 14 июля Чиршский успокоил своего императора и всю земельно-угольно-металлургическую верхушку, которая стремилась к войне:

«Нота (австрийский ультиматум Сербии. — прим. Е.Г.) будет средактирована так, что Сербия почти наверняка не сможет её принять».

Нота действительно была «средактирована» правильно и вручена. Сербское правительство приняло большую часть наглых и вызывающих требований Австрии, кроме тех, которые не могли быть приняты ни одним правительством в мире. Император Вильгельм, прочитав ответ Сербии, заметил, что если бы он получил такой ответ на ультиматум, то был бы полностью удовлетворён. Но нужно было не удовлетворение, а война. Австрийский кабинет уцепился за то, что Сербия не приняла ультиматум целиком, и повод к войне был готов.

4. Метод пограничных стычек, которые «случайно» начинаются, затем так же «случайно» разгораются» и переходят в организованную войну.

Пример — начало 1-й балканской войны в октябре 1912 г. Тогда, по выражению Ленина, стравленные «империалистическими лисицами» руководители балканского «курятника» готовы были броситься друг на друга. Не хватало только «приличного» повода для драки.

Империалисты Англии, Франции и Германии пошли путём организации пограничных вылазок. Македонские комитаджи, болгарские и сербские пограничники начинают стрельбы и манёвры. Банды болгарских уголовников под руководством Санданского и Чернопеева вместе с отрядами пограничников переходят границы Турции и других прилегающих государств и устраивают разбой[13]. На границе с Черногорией бандиты и пограничники разрушают целые турецкие поселения[14].

В ответ на это турецкие воинские части переходят в нескольких пунктах границы Болгарии и её союзников. Разыгрываются кровопролитные сражения (14 октября около Враньи, 15-го — у Ристоваца и у Мердара) при участии до 20 000 штыков[15]. Воюют уже не банды, а целые регулярные дивизии.

17 октября 1912 г. европейские империалисты добиваются своего. В один и тот же день Турция объявляет войну союзным государствам, а союзники — Турции. Пункт 2 турецкого объявления войны гласил:

«Идут ежедневные нападения (со стороны болгар и сербов. — прим. Е.Г.) на турецкие посты и позиции на всём протяжении границы».

А пункт 3 болгарско-сербского заявления о войне отмечал:

«Идут турецкие атаки, в нарушение международных правил, против болгарских и сербских аванпостов»[16].

В итоге пограничные стычки и рейды небольших банд послужили для обеих сторон достаточным «аргументом» для «вынужденного» вступления в войну. Видимо, буржуазия Турции, Болгарии и Сербии хорошо усвоила завет Бисмарка о том, что победоносные войны только тогда легко оправдать, когда эти войны являются вынужденными (точнее, выдаются за таковые).

5. Случай открытого захвата вооружённой силой города, порта, куска чужой территории. Словом, грабёж средь бела дня.

Граф Витте вспоминал, что 23 ноября 1896 г. было секретное совещание правительства под председательством Николая II. Обсуждался доклад русского посла в Константинополе Нелидова.

«Нелидов в этом заседании развивал ту мысль, что в ближайшем времени произойдут в Турецкой империи катастрофы, и в предупреждение того положения, в котором может очутиться Россия, следует захватить Верхний Босфор, вызвав, если окажется нужным, такие события, которые давали бы нам право и возможность это совершить»[17].

Предложение это не было новым. Верхушка землевладельческой аристократии, крупнейшие купцы, позже ― уральские и другие промышленники толкали на захват Босфора и Дарданелл Александра II и Александра III. Проекты захвата турецких проливов при дворе защищались генералами Обручевым и Куропаткиным. Помещикам и капиталистам России нужен был прямой и короткий путь в Средиземное море и на Балканы для вывоза хлеба, сельхозсырья, металла, угля, для завоевания себе рынков Южной Европы, Ближнего Востока и Северной Африки.

Витте, по его словам, на совещании высказывался категорически против константинопольской авантюры. Однако Николай II согласился с предложением Нелидова. По указанию царя были разработаны технические подробности захвата Босфора, вплоть до текста условной телеграммы Нелидова, которая должна была стать сигналом к началу военных действий. Был даже назначен дежурный чиновник министерства иностранных дел для немедленной передачи этой телеграммы военному и морскому министрам. Но затем под влиянием т.н. «английской партии» при дворе (великий князь Владимир Александрович, Победоносцев и другие влиятельные придворные ― акционеры английских банков и предприятий) проект захвата Босфора был отложен в сторону. Но время от времени это проект «всплывал» и подготовка по нему продолжалась (см. выступление царского министра иностранных дел Извольского 21 января 1908 г.; докладная записка царю от Сазонова от 23 ноября 1913 г.; совещание русского кабинета 21 февраля 1914 г. о «мерах подготовки возможного выступления на проливах»)[18].

Какие были последствия у всей этой подготовки царского правительства к захвату проливов? В августе 1914 г. начались трагикомические перипетии русско-турецких переговоров о военном союзе. Турецкое правительство неожиданно предложило русскому правительству свой союз против Германии и Австрии. Царское правительство в ответ упорно уклонялось от заключения такого союза. Почему? Ведь такой союз был чрезвычайно выгодным для народов России, поскольку затруднялись венные действия Германии на Балканах и в Чёрном море. Но союз с Турцией был чрезвычайно невыгодным для российского империализма. Российскому правительству было необходимо, чтобы Турция выступила против России в союзе с Германией, чтобы иметь «законный» повод к захвату проливов. Даже нейтралитет Турции не устраивал царизм. Русский (а за его спиной и французский) капитализм требовал себе проливы как ключ к рынкам Балкан, всего Восточного Средиземноморья и Передней Азии.

Не хуже царских политиков рассуждали и их политические «наставники» и «старшие компаньоны» ― банкиры лондонского Сити и хозяева тяжёлой английской индустрии. В 1919 г. вышла книга воспоминаний бывшего командующего британским флотом лорда Фишера. Там лорд откровенно признаётся в том, что замышлялось нападение на Германию до начала первой мировой войны. «Ещё в 1908 г. я предложил королю “to Kopenhagen the German fleet”»[19], т.е. во время мира внезапно напасть на германский флот в германских портах и базах, как это некогда англичане сделали с датским флотом, который стоял в своих водах на рейде Копенгагена.

От «больших» империалистов не отставали и «малые». Стоит вспомнить действия Болгарии в начале 2-й балканской войны, которую развязали из-за раздела и грабежа бывших турецких территорий. 25 февраля 1913 г. Сазонов, царский министр иностранных дел телеграфировал послу в Софии:

«Греческий министр иностранных дел жаловался, что Болгария пытается возможно распространить свою оккупацию и направляет войска в районы, занятые греками вокруг Салоник. Учащаются кровавые стычки между греками и болгарами. По сведениям нашего телеграфного агентства, болгары во вторник вечером атаковали Нигриту значительными силами. Сражение продолжалось в четверг и в пятницу, причём обе стороны понесли тяжёлые потери»[20].

Аналогичные события разворачиваются и на сербском фронте. При этом бои между сербскими, болгарскими и греческими войсками идут на фоне того, что эти государства являются официальными союзниками в войне против Турции. Когда бои за «турецкое наследство» между этими союзниками достигали наибольшего ожесточения, правительства Греции, Болгарии и Сербии выступали со скромными заявлениями насчёт «опасных течений, угрожающих прочности Балканского союза», делали друг другу «братские призывы». При этом все три государства энергично проводили скрытую мобилизацию и перегруппировку войск, чтобы посильнее вцепиться ― уже друг в друга. Мобилизация и вся подготовка прикрывалась заявлениями министров о том, что София, Белград и Афины

«глубоко убеждены в необходимости и плодотворности союза, который до сих пор давал столь благоприятные результаты»[21].

Как только раздел «турецкого наследства» более-менее закончился, союзники тут же кинулись грабить друг друга. 11 мая 1913 г. русское посольство сообщало в Петербург:

«По полученным сведениям, болгары, с одной стороны, перешли в наступление через Ангисту, с другой ― через Струму и заняли её, оттеснив греков. Афинский кабинет в большом беспокойстве просит Сербию о помощи»[22].

После длительных споров, угроз и неудачного арбитража наступило 17 июня. Во время заседания сербской скупщины (парламента Сербии) поступает телеграмма:

«В 2 часа болгары напали на сербские войска от Иштиба до Злетова, т.е. по всей линии Овечьего поля, а также и по линии других позиций»[23].

В тот же день выясняется, что «…болгары атаковали не только Сербский фронт, но и Греческий»[24]. Затем стало известно, что в зоне сербской оккупации произошла не стычка, а серьёзное сражение с болгарскими войсками. На слабые позиции союзной сербской армии болгары ночью внезапно двинули две свои армии, около 90 000 штыков и сабель[25]. По документам, которые были обнаружены позднее[26], установлено, что нападение на сербский район оккупации было организовано высшей военной кликой Болгарии ― царём Фердинандом, главнокомандующим Савовым и другими высшими чинами государства. Дело в том, что те бывшие турецкие территории, которые захватила Сербия, имели хорошие земли, удобные дороги и много бедных крестьян. На это и зарились хозяева крупнейших болгарских экономий ― полупомещики-полубуржуа. По выражению бывшего болгарского премьера Гешова, царь Фердинанд рассчитывал в своём преступном безумии поставить Европу и союзников перед свершившимся фактом захвата спорных территорий. Впрочем, имелись сведения[27], что такие же разбойные планы имелись и у сербского правительства (напечатанное 25 июня 1913 г. в газете «Мир» объявление войны Греции), и у греческого (намерение объявить войну Сербии с 14 июня).

В конечном итоге после недели боёв и потери 40 000 убитыми и ранеными «союзники», болгары, сербы и греки, констатировали (25.06 – 08.08.1913 г.), что они находятся в состоянии войны друг с другом, а отнюдь не в «союзных» и «братских» отношениях. А начиналось всё как союз трёх разбойников, грабящих бывшего разбойника.

Этот пример хорошо показывает, как неустойчивы и зыбки союзы капиталистов и их правительств, когда дело касается дележа награбленных богатств, дележа рынков, сырья, плодородной земли, путей перевозки, районов вывоза капиталов и т.д. Но главной жертвой таких «союзов» и войн всегда бывают рабочие и трудящиеся, которых правительства гонят воевать ради прибыли кучки магнатов.

6. Факт вооружённого нападения. Здесь, как говорится, карты на стол. Но бывает и так, что самого факта нападения ещё нет, но проводится мобилизация. Здесь нужно кое-что разъяснить.

Мобилизация есть война. Это положение военной науки действовало в течение XX века. Иногда оно действует и сейчас. В условиях экономики и техники капитализма было достаточно пустить в ход механизм мобилизации, чтобы война стала неизбежной, неотвратимой. Развернуть назад всеобщую мобилизацию нельзя.

Мобилизация бывает общей и частичной. Она бывает скрытой и открытой. Мобилизации прошлого века были всякого типа, общая открытая и частичная скрытая. И наоборот. В нынешних условиях общих мобилизаций буржуазия может и не проводить: для малых войн ей достаточно скрытых частичных мобилизаций. Или «малых» мобилизаций, когда приводятся в боевое положение отдельные воинские части и отдельные группы призывников. Такие действия, как правило, делаются очень скрытно и быстро.

В прошлом веке, когда правительства объявляли мобилизацию любого типа, в соседних государствах понимали, что война неизбежна. Отсюда ― исключительное внимание правительственных и хозяйственных кругов к иностранным мобилизационным декретам. Отсюда же ― борьба в этих кругах за объявление мобилизации у себя. Иногда такая борьба доходила до прямой уголовщины. Яркий пример ― поведение русского генерального штаба накануне «последней» империалистической войны. Характеристику этого поведения мы находим в «Воспоминаниях» генерала Сухомлинова, бывшего военного министра, а также в «Дневнике» русского министерства иностранных дел.

24 июля 1914 г., ровно за неделю до германского объявления войны, царский совет министров решает объявить мобилизацию четырёх военных округов и обоих флотов, Черноморского и Балтийского[28]. Было ясно, что мобилизация Балтийского флота не могла иметь никакого отношения к конфликту между Австрией и Сербией. Она была не чем иным, как подготовкой войны с Германией[29]. Поэтому мобилизацию на Балтике нужно было как-то объяснять, чем-то прикрывать.

29 июля Германия реагировала на мобилизацию в России резким протестом. По получении немецкого протеста состоялось срочное совещание Сазонова с Сухомлиновым и Янушкевичем, начальником генерального штаба.

«По всестороннем обсуждении положения, ― гласил протокол совещания, ― оба министра и начальник генерального штаба пришли к заключению, что ввиду малого вероятия избежать войны с Германией необходимо своевременно всячески подготовиться к таковой, а потому нельзя рисковать задержать общую мобилизацию впоследствии путём выполнения ныне мобилизации частичной. Заключение совещания было тут же доложено по телефону государю императору, который изъявил согласие на отдачу соответствующих распоряжений. Известие об этом было встречено с восторгом тесным кругом лиц, которые были посвящены в дело».

Почему частичная мобилизация противоречит общей? Потому что при частичной уже заняты все каналы и механизмы мобилизации, но ставится под ружьё только часть населения. Развернуть дело к полной мобилизации по ходу частичной ― означает перегрузить государство и его экономику и создать всеобщий хаос и неразбериху. Здесь часть противоречит целому.

Однако вечером того же дня Николай взял назад своё согласие на полную мобилизацию. Перед этим он обменивался телеграммами с германским кайзером, который предложил своё посредничество в улаживании австро-сербского конфликта. Кайзер Вильгельм II уверил Николая, что Германия не хочет войны в Европе. Но Вильгельм хитрил, добиваясь того, чтобы Германия обогнала Россию и Францию в общей мобилизации. С другой стороны, российский империализм требовал от самодержавия захватов на юге, новых рынков, земель и грабежа. С третьей стороны, британский империализм прилагал все силы для втягивания России в войну с Германией. С четвёртой стороны, на Николая давила «немецкая партия», в которую входила его жена, Гришка Распутин и другие влиятельные особы, заинтересованные в том, чтобы Россия всё шире открывалась для германских капиталов.

На следующий день утром Сазонов упрашивает[30] Кривошеина (наиболее влиятельного из царских министров) переубедить Николая и уговорить его вернуться ко вчерашнему решению. Сухомлинов, Янушкевич и Сазонов собираются на квартире у Янушкевича и по телефону «уламывают» Николая. Сазонов вскоре отправляется на аудиенцию к царю и уговаривается с Янушкевичем немедленно позвонить ему, как только Николай даст согласие на полную мобилизацию.

«После этого, ― говорит Янушкевич, ― я уйду, сломаю мой телефон и вообще приму все меры, чтобы меня никоим образом нельзя было разыскать для преподания противоположных приказаний в смысле новой отмены общей мобилизации»[31].

Сазонов после часового разговора с царём всё-таки убедил его в «германском коварстве и вероломстве» и вырвал у него новое согласие на полную мобилизацию.

«Передав высочайшее повеление ожидавшему его с нетерпением генералу Янушкевичу, министр, ссылаясь на утренний разговор, прибавил: «Теперь вы можете сломать телефон”».

Узнав об этом, в Берлине были вынуждены подготовить ноту с объявлением войны России. Через неделю посол Пурталес вручил её Сазонову[32]. В ноте указывалось, что в результате произведённой Россией

«…мобилизации всей совокупности своих сухопутных и морских сил… Германская империя оказалась перед серьёзной и непосредственной опасностью. Если бы императорское правительство не приняло мер к предотвращению этой опасности, оно подорвало бы безопасность и самое существование Германии» и т.д.

Так было обставлено начало империалистической войны. На словах все были за мир и обвиняли друг друга в агрессии. На самом деле разбойники уже сцепились в драке за новый передел мира.

Конец 1 части

Подготовил: Е. Глумов

Продолжение.

[1] Ленин, ПСС, т. 36, изд. 5, стр. 328.

[2] Ленин, ПСС, т. 33, изд. 5, стр. 409.

[3] Ленин, ПСС, т. 45, изд. 5, стр. 321.

[4] O. Von Bismark. Gedanken und Erinnerungen. B. II, S. 78-93.

[5] Un livre un ministère un affaires étrangères français jaune («Жёлтая книга французского министерства иностранных дел») № 147, 1914 г. (копия).

[6] W. Wilson. A. History of American People. N.Y. Harpers, 1902, t. V, p. 270 (репринт).

[7] См.: С. Ниринг, Д. Фримен. Дипломатия доллара. Л.: Нева, 1926, стр. 74.

[8] См.: Материалы по истории франко-русских соглашений за 1910-14 гг. М.: 1922, стр. 298.

[9] См.: Ключников, Сабанин. Международная политика новейших времён в договорах, нотах, декларациях. М.: 1925, вып. 1-й, стр. 395.

[10] Жорж Луи. Заметки посла. М.: 1925, стр. 35.

[11] К. Каутский. Как возникла мировая война. М.: 1924, стр. 90-91.

[12] О. Чернин. В дни мировой войны. М.: 1923, стр. 26.

[13] Wagner. Vers la victorie avec les armêes bulgares. P., 1913, p. 99, 212, 213.

[14] Lauzanne. Au ehevat de la Turquie. P., 1913, p. 35-36.

[15] Barhy. Les victories serbes. P., 1913. P. 37.

[16] Jahrbuch das Völkerrachts, B. II. H. I., 1914, № XII и XIII.

[17] Витте. Воспоминания. Царствование Николая II, т. I. стр. 88-92.

[18] См.: сборник «Константинополь и проливы», изд. НКИД. М.: 1925 г., вып. I и II. Также см.: М.Покровский. Три совещания в сб. «Империалистическая война», стр. 103-111. Сб. «Раздел Азиатской Турции по секретным документам бывшего министерства иностранных дел». М., 1924 г., стр. 56.

[19] «Мемуары германского кронпринца». М.: 1923 г., стр. 9.

[20] «Оранжевая книга» № 136. 1919 г.

[21] Jahrbuch des Völkerrechts, № XLIII.

[22] «Оранжевая книга» № 173.

[23] Там же, № 272.

[24] «Зелёная книга румынского министерства иностранных дел» № 167, 1913 г.

[25] «Оранжевая книга» № 167, 1913 г.

[26] Гешов. Балканский союз. Воспоминания и документы, т. II, 1915 г., стр. 67-70. Гешов. Преступное безумие и анкета о нём (статья).

[27] Enquete dan les Balkans. P. 1914, p. 189, 204.

[28] «Красный архив», т. IV. Начало войны 1914 г. Подённая запись б. министерства иностранных дел, стр. 8.

[29] См.: Покровский. Как возникла мировая война. Сб. «Империалистическая война», стр. 144-152.

[30] «Красный архив», т. IV, стр. 22.

[31] Там же, стр. 29-30.

[32] «Оранжевая книга», № 76, 1914 г.