Глава 10. Исторические вопросы — переоценка прошлого. Часть 4.

К оглавлению

Глава 10. Исторические вопросы — переоценка прошлого. Часть 4.

Сталин и «культ личности»

Начиная с Хрущёва, ревизионистские лидеры СССР последовательно осуждали Иосифа Сталина  за культивирование «культа личности», который, как они утверждали, значительно исказил внутреннюю жизнь партии, нанес большой урон советскому социальному развитию и препятствовал экономическому развитию. Когда Хрущёв в качестве первого секретаря ЦК КПСС выступил с докладом 14 февраля 1956 года на XX-м съезде партии, он не чувствовал себя достаточно сильным, чтобы нападать на Сталина открыто и прямо. Напротив, он был вынужден в высшей степени почтительно говорить о Сталине и о борьбе партии под его руководством: «Вскоре после XIX съезда партии», — сказал он, — «смерть вырвала из наших рядов Иосифа Виссарионовича Сталина. Враги социализма рассчитывали на возможность растерянности в рядах партии, раздоров в её руководстве, колебаний в проведении её внутренней и внешней политики. Однако эти расчеты провалились».[1]

Мы слишком хорошо знаем, что надежды империалистов опирались на реальность более прочно, чем хвастливые утверждения Хрущёва.

И далее: «Единство партии создавалось в течение многих лет и десятилетий, оно крепло в борьбе со множеством врагов. «Троцкисты, бухаринцы, буржуазные националисты и прочие злейшие  враги народа, поборники реставрации капитализма делали отчаянные попытки подорвать изнутри ленинское единство партийных рядов – и все они разбили себе головы об это единство».[2]

Нападки Хрущёва на Сталина в докладе были завуалированными и окутаны почти аллегорическим языком: «Это имело огромное значение для восстановления и всяческого укрепления ленинского принципа коллективного руководства …»

«ЦК решительно выступил против чуждого духу марксизма-ленинизма культа личности, который превращает того или иного деятеля в героя-чудотворца… Распространение культа личности принижало роль коллективного руководства в партии и приводило иногда к серьезным упущениям в нашей работе».[3]

Уже уничтожив Берию и нескольких других марксистов-ленинцев — путем внесудебной расправы, — Хрущёв почувствовал в себе смелость обвинять последнего в том, что он был империалистическим агентом, что являлось самым нелепым обвинением: «Особые надежды империалисты возлагали на своего матёрого агента Берия, вероломно пролезшего на руководящие посты в партии и государстве. Центральный Комитет решительно пресёк преступную заговорщическую деятельность этого опасного врага и его сообщников.[4] Это была большая победа для партии, победа коллективного руководства».

Если в выступлении, цитата из которого приведена выше, заменить имя Берии на имя Хрущёва, то это было бы очень близко к истине. Ибо правда в том, что Берия был марксистом-ленинцем, и империалисты настолько были далеки от того, чтобы возлагать на него свои особые надежды, что испытали злорадный восторг при известии о его физической ликвидации. С Хрущёвым дело обстояло по-другому. Империалисты возлагали «особые надежды» именно на этого архиревизиониста, «вероломно пролезшего на руководящие посты в партии и государстве», и их надежды оправдались. Этот лицемерный первосвященник капиталистической реставрации, этот низкопоклонник и льстец, этот двуличный дилер и интриган, выучившись у «троцкистов, бухаринцев, буржуазных националистов и прочих злейших врагов народа, поборников реставрации капитализма», которые сломали себе на этом шеи, выжидал время, чтобы поймать свой шанс, который пришел после смерти Сталина в марте 1953 года.

«Честность в политике есть результат силы», — заметил когда-то Ленин, — «лицемерие- результат слабости».[5]

О лицемерии и слабости Хрущёва, и его когорты ревизионистов, свидетельствует то, что его прямая атака на Сталина была предпринята в «секретном докладе» на XX-м съезде партии 25 февраля 1956 года. Так страшна была ревизионистской клике реакция советских людей на необоснованные и ничем не подкрепленные обвинения Хрущева в адрес Сталина, что он никогда не осмелился бы опубликовать его в СССР. Вместо этого текст доклада «просочился» в Государственный департамент США, предоставив возможность средствам массовой информации империалистических государств известить о нём советский народ. Для ревизионистов это оказалось очень мудрой предосторожностью, так как даже слухи о содержании «секретного доклада» Хрущёва на съезде привели в СССР к беспорядкам на предприятиях, демонстрациям и волнениям. В этой «секретной речи» Хрущёв выдвинул в адрес Сталина обвинение в том, что: «Культ личности приобрел такие чудовищные размеры главным образом потому, что сам Сталин всячески поощрял и поддерживал возвеличивание его персоны».[6]

Шло время, и, чем больше Хрущёв чувствовал себя в безопасности, тем становился смелее. Наконец, он на крайне нелепом языке, в резких и ядовитых выражениях, стал давать волю своим антисталинским тирадам. В беседе с делегацией Коммунистической партии Китая (КПК) от 22 октября 1961 года, он называл Сталина «убийцей» «преступником», «бандитом» и «идиотом». В своем выступлении в мае 1962 года на приёме советского правительства по случаю празднования 1 Мая Хрущёв назвал Сталина «игроком», «деспотом типа Ивана Грозного», «величайшим диктатором в истории России» и «дураком».

Смысл ругани Хрущёва, её реальное значение, может быть только таким: первое в мире социалистическое государство на протяжении почти трех десятилетий возглавлял «бандит», героическая борьба славной ВКП(б) в течение всего этого периода велась под руководством «дурака», великая Красная Армия разбила нацистскую военную машину и победила в борьбе с фашистами в Великой Отечественной войне под командованием «идиота», занимавшего пост верховного главнокомандующего, а наставником международного коммунистического движения в течение долгих 30 лет был «убийца», и что всё это время международный пролетариат и угнетенные массы во всем мире считали обычного «игрока» своим знаменосцем в борьбе против международного империализма и реакции. Китайские товарищи в то время правильно заметили, что, «посылая проклятия в адрес Сталина, Хрущёв тем самым наносит величайшее оскорбление великому советскому народу и Коммунистической партии Советского Союза, величайшее оскорбление Советской Армии, величайшее оскорбление диктатуре пролетариата и социалистическому строю, величайшее оскорбление международному коммунистическому движению и революционным народам всего мира, величайшее оскорбление марксизму-ленинизму».[7]

Далее китайские товарищи задали вопрос: «На какое же место ставит себя Хрущёв, который в период руководства Сталина принимал участие в партийном и государственном руководстве и который теперь, бия себя в грудь или стуча кулаком по столу, хриплым голосом поносит Сталина? На место ли сообщника «убийцы» и «бандита» или же на место тех, кто подобен «дураку» и «идиоту»?» (Там же.)

Китайские товарищи задали ещё несколько вопросов: «Чем же отличаются проклятия Хрущёва в адрес Сталина от проклятий, которые шлют в адрес Сталина империалисты, реакционеры различных стран и ренегаты коммунизма? Откуда такая лютая ненависть к Сталину? Почему на него обрушиваются ещё более злобно, чем на врагов?»

«Выступая против Сталина», — сами ответили на поставленный ими выше вопрос китайские товарищи, — «Хрущёв фактически выступает с бешеной яростью против советского строя, против советского государства. В этом отношении его злопыхательство нисколько не уступает по языку таким ренегатам, как Каутский, Троцкий, Тито, Джилас, и даже намного превосходит их» (там же).

Поливая Сталина бранью, хрущёвцы в то же время осыпали похвалами политических представителей американского империализма, отметили китайские товарищи: «С одной стороны, они всячески обливают грязью великого марксиста-ленинца, пролетарского революционера, вождя международного коммунистического движения, а с другой — превозносят до небес главарей империалистов» (там же).

Они очень уместно — не в бровь, а в глаз — спросили: «Разве это случайное совпадение, а не естественный логический результат отхода от марксизма-ленинизма?» (Там же.)

Таковым было действительное политическое значение крайне резких нападок Хрущёва, его оскорбительных выпадов в адрес Сталина. Нападая на Сталина, он (Хрущёв) в действительности только очернял партию великого Ленина, родину социализма, советских людей, которые были первыми, кто совершил социалистическую революцию, кто добился огромных успехов в ожесточенных боях против международного империализма и внутренней контрреволюции; Революцию, которая выявила чудеса героизма и самоотверженности людей в деле социалистического строительства и добросовестное выполнение своего интернационального долга перед трудящимися всего мира.

В своей статье «О политическом значении брани» Ленин в своё время сделал замечание: «…брань в политике нередко прикрывает полнейшую безыдейность и беспомощность, бессилие, сердитое бессилие бранящихся».[8]

Это наблюдение чётко описывает хрущевских ревизионистов, которые, постоянно чувствуя за своими спинами преследующий их призрак Сталина, пытались прикрыть свою полную беспринципность, свою беспомощность и раздражающее их собственное бессилие путем обрушивания потоков ругани на Сталина. Хрущёв скатился до обычных оскорблений Сталина, даже не пытаясь обосновывать свои обвинения в адрес последнего. Такова была сила его ненависти к Сталину, что в своем выступлении на митинге советско-венгерской дружбы в Москве 19 июля 1963 года Хрущев сказал: «Ах, если бы Сталин умер десять лет назад».

Как известно, Сталин умер в 1953 году. Десять лет назад – значит — в 1943 году, в том самом году, когда славная Красная Армия начала свое контрнаступление против нацистского зверя в Великой Отечественной войне. Можно быть уверенным, что никто, кроме Гитлера и его приспешников, не хотел бы, чтобы Сталин умер именно тогда! Но, оказывается, хрущёвские ревизионисты заодно с Гитлером в тот роковой год, когда судьба войны, а с ней и судьба всего человечества, висели на волоске, желали смерти Сталина.

Ленин в предисловии к своей замечательной работе в защиту марксистской философии, «Материализм и эмпириокритицизм», сделал такое точное наблюдение в отношении ревизионизма: «… только ревизионисты приобрели себе печальную славу своим отступлением от основных воззрений марксизма и своей боязнью или своей неспособностью открыто, прямо, решительно и ясно «рассчитаться» с покинутыми взглядами. Когда ортодоксам случалось выступать против устаревших воззрений Маркса… это делалось всегда с такой определенностью и обстоятельностью, что никто никогда не находил в подобных литературных выступлениях ничего двусмысленного».[9]

Для хрущёвского ревизионизма была характерна именно такая двойственность — его отход от основ марксизма-ленинизма сопровождался страхом или неспособностью открыто и честно свести «счеты» с теми взглядами, от которых он отказался. Даже с приходом Горбачёва к власти ревизионисты в СССР, делая всё, чтобы добиться окончательного разрушения даже остатков социализма, неустанно продолжали ссылаться на имена Маркса и Ленина. Они вместо того, чтобы открыто взять в руки дубину против марксизма-ленинизма, нашли простой способ: и по сей день ограничиваются руганью в адрес «злоупотреблений» Сталина, обвиняя во всех, действительных и мнимых, несчастьях «культ личности» Сталина.

В этой главе мы твёрдо намерены опровергнуть ревизионистское утверждение о том, что Сталин был якобы очень тщеславным человеком, который не только создал «культ личности Сталина», но испытывал от него большое удовольствие, потому, что якобы считал себя сверхчеловеком, который знает всё, что он делал заявления без предварительного изучения фактов и вынуждал всех соглашаться с ним из чистого тщеславия. В ходе нашего исследования реального Сталина, в отличие от Сталина мифического, появляется образ чрезвычайно компетентного марксиста-ленинца, который ненавидел лесть и льстецов, который ненавидел культ личности и делал всё, чтобы остановить его формирование. Перед нами возникает великий пролетарский революционер, не страдающий ни самомнением, ни ложной скромностью, и горящий в жизни одним жгучим желанием — внести свой вклад в революционную борьбу пролетариата за социальное освобождение; человек, который никогда не открывал рта, не изучив предварительно самым внимательным образом вопрос, о котором пойдет речь. Также становится очевидно, что именно его недоброжелатели, именно хрущёвские ревизионисты, были виновны в создании «культа личности» Сталина. Но он никогда не обманывался и не отвлекался от пролетарской конечной цели, которую он поставил перед собой, чтобы услаждаться их лестью. Именно поэтому буржуазная интеллигенция — в частности, ревизионисты — испытывают в его адрес такую жгучую ненависть. В течение трех долгих десятилетий он мешал их попыткам направить международное коммунистическое движение по оппортунистическим каналам и ограничивал их свободу заразить рабочее движение буржуазной идеологией. Вполне естественно, что своим последовательным отказом возглавить живописный культ, созданный оппортунистической интеллигенцией, он вызвал такую неконтролируемую ненависть к себе со стороны ревизионистской клики, которая захватила руководство в КПСС после его смерти.

Как друзья, так и недруги Сталина свидетельствуют о его простоте и скромности. Вот как Энвер Ходжи, албанский лидер, описывает Сталина: «Сталин не был тираном, не был деспотом. Он был человеком принципиальным, справедливым, скромным, чутким и очень внимательным к людям, к кадрам, к своим сотрудникам».[10]

Анри Барбюс, французский писатель, рисует следующую яркую картину образа жизни Сталина: «Поднимаемся по лестнице. На окнах — белые полотняные занавески. Это три окна квартиры Сталина. В крохотной передней бросается в глаза длинная солдатская шинель, над ней висит фуражка. Три комнаты и столовая обставлены просто, — как в приличной, но скромной гостинице. Столовая имеет овальную форму; сюда подается обед — из кремлёвской кухни или домашний, приготовленный кухаркой. В капиталистической стране ни такой квартирой, ни таким меню не удовлетворился бы даже средний служащий. Тут же играет маленький мальчик. Старший сын Яша спит в столовой, — ему стелют на диване; младший — в крохотной комнатке, вроде ниши».

«В месяц он зарабатывает несколько сот рублей — скромный максимум партийного работника (полторы-две тысячи франков на французские деньги)»

«Это блистательный и четкий человек, — и это, как мы видели, простой человек. … У него нет 32 секретарей, как у Ллойд-Джорджа; секретарь у него один — товарищ Поскрёбышев. Сталин не подписывает того, что пишут другие. Ему дают материал, и он всё делает сам. Через его руки проходит всё. И всё-таки он успевает отвечать, — лично или через аппарат, — на все письма, какие ему присылают. В разговоре он прост и сердечен».

«…Сталин, говоря об осуществленных под его руководством работах, всегда относит все достижения на счет Ленина, тогда как значительная их часть принадлежит в действительности ему самому».[11]

Хотя Сталин пользовался государственной дачей, его образ жизни на ней был так же прост и скромен. Предоставим слово его дочери Светлане: «Так и на Ближней…Отец жил всегда внизу, и по существу, в одной комнате. Она служила ему всем. На диване он спал (ему стелили там постель)».[12]

Родившийся в России американский писатель Юджин Лайонс, в своей биографии Сталина так описывает простоту образа жизни Сталина и его приятные, дружественные манеры: «Сталин живет в скромной квартире из трех комнат … В повседневной жизни его вкусы остались простыми почти на грани грубости. Даже те, кто ненавидел его с отчаянной силой и обвинял в садистских жестокостях, никогда не обвиняли его в излишествах в личной жизни…»

«Тем, кто измеряет «успех» миллионами долларов, яхтами и любовницами, трудно понять власть, которой по вкусу экономия…»

«Не было ничего, даже отдаленно людоедского, в его внешности или поведении, ничего  театрального в его манерах. Простой, приятный, серьезный стареющий человек — очевидно, готовый быть дружелюбным с первым иностранцем, которого он допустил к себе за долгие годы. «Он глубоко симпатичный человек», — подумал я, когда мы сидели там, и подумал это с изумлением для самого себя».[13]

Сидней и Беатриса Уэбб, известные британские фабианцы, в своей непреходящего значения работе «Советский коммунизм: новая цивилизация», резко выступают против мифа о том, что власть Сталина была диктаторской: «Иногда утверждают, что всё государство… управляется по воле одного лица, Иосифа Сталина».[14]

«Первым долгом надо указать, что, в отличие от Муссолини, Гитлера и других современных диктаторов, Сталин по закону не облечен никакой властью ни над своими согражданами, ни даже над членами партии, к которой он принадлежит. У него даже нет той широкой власти, которую американская конституция вручает на четыре года каждому президенту. Сталин никоим образом не является высшим должностным лицом в СССР ни даже в коммунистической партии…Он даже не народный комиссар или член кабинета СССР. Он только Генеральный секретарь партии…»[15]

«Мы не считаем, что партия управляется волей одного лица, или, что Сталин такой человек, который стал бы добиваться или пожелал бы такого положения. Он сам определенно отрицал такую личную диктатуру в выражениях, которые, как бы мы ни относились к его искренности, вполне совпадают с нашим собственным, основанным на фактах, впечатлением».[16]

«Коммунистическая партия в СССР приняла для своей организации форму, которую мы описали… В этой форме нет места индивидуальной диктатуре. Единоличным решениям не доверяют и от них ограждаются. Для избежания ошибок, вытекающих из предубежденности, гнева, ревности, тщеславия и других проявлений неуравновешенности, … желательно, чтобы воля индивидуума постоянно контролировалась необходимостью получать согласие от равноправных коллег, которые откровенно обсудили вопрос и стали все вместе ответственными за принимаемое решение».[17]

«Сталин … вообще часто указывал, что он только выполняет решения Центрального комитета коммунистической партии».[18]

«Несомненно то, что наблюдения над деятельностью правительства СССР за последнее десятилетие будто бы под диктаторством Сталина показывают, что главнейшие решения его не выявляют той быстроты или своевременности и ещё менее того — безбоязненного упорства, которые часто выставляют как достоинство диктатуры. Наоборот, партия часто принимала решения после такого долгого обсуждения и после дискуссии настолько горячей и раздраженной, что это накладывало на данные решения печать медлительности и неуверенности… эти мероприятия по манере их принятия и по их формулировкам носили на себе печать коллегиального контроля».[19]

Для тех, кто не склонен верить свидетельствам Ходжи, Барбюса и Уэббов и обвиняет их в предвзятости, мы приведем выдержки из сочинений критиков Сталина, которые, тем не менее, подтверждают свидетельства, уже цитированные выше.

Джозеф Дэвис, посол США в Москве в 1936-1938 годах — в период московских процессов — говорит о Сталине вот что: «Я был поражен, когда увидел открытую дверь, … и г-н Сталин вошел в комнату, один … Он излучал теплоту, его манеры были почти обезоруживающе простыми…»

«Он встретил меня радушно с улыбкой и с большой простотой, но и с настоящим чувством достоинства … Его карие глаза были чрезвычайно любезны и теплы. Ребенок захотел бы сидеть у него на коленях, а собака захотела бы приласкаться к нему».[20]

Уолтер Беделл Смит, другой американский посол в Москве, с 1946 по 1949 годы, пишет о Сталине так: «Он не является, например, ни абсолютным диктатором, с одной стороны, ни узником Политбюро — с другой. Его позиция, я бы сказал, больше напоминает  председателя правления с правом решающего голоса».[21]

Другой рожденный в России американский корреспондент, Исаак Дон Левин в своей, далеко не дружественной, биографии Сталина пишет: «Сталин не ищет почестей. Он ненавидит помпезность. Он избегает появления в общественных местах. Он мог иметь все номинальные регалии великого государства на груди. Но он предпочитает оставаться на заднем плане».[22]

Американский писатель Луи Фишер, который тоже враждебно относится к Сталину, дает следующее описание сталинской способности слушать: «Сталин вдохновляет партию своей силой воли и спокойствием. Люди восхищаются его способностью слушать и его мастерством совершенствования предложений и проектов своих, очень умных подчиненных».[23]

На вопрос Юджин Лайонса: «Диктатор ли Вы?» Сталин ответил: «Нет, я не диктатор. Те, кто используют это слово, не понимают советской системы власти и методов коммунистической партии. Ни один человек или группа людей у нас не может диктовать. Решения принимаются партией и выполняются путем принятия соответствующих мер её органами, ЦК и Политбюро».[24]

Арво Туоминен, финский политик — ревизионист, будучи настроен враждебно по отношению к Сталину, тем не менее, находит в себе силы признать сталинскую скромность и с удивлением признает контраст между реальным и мифическим Сталиным в следующих словах: «В своих речах и работах Сталин всегда уходил на задний план, говоря только о коммунизме, о советской власти и партии, и подчеркивая, что он в действительности лишь представитель идеи и организации, не более того…»

«Я никогда не замечал никаких признаков тщеславия в Сталине».[25]

И ещё: «Во время моих долгих лет в Москве я никогда не переставал удивляться контрасту между (реальным) человеком и раздутым до невероятных размеров его созданным образом. Этот среднего роста, слегка рябой кавказец с усами был абсолютно далек от стереотипа диктатора. Но, в то же время, пропаганда провозглашала его сверхчеловеческие способности».[26]

Маршал Георгий Жуков пишет о Сталине так: «Лишённый позерства, он подкупал собеседника простотой общения».[27]

Светлана, дочь Сталина, с её пресловутой способностью верить всякого рода клевете в адрес ее отца, тем не менее, отвергает обвинения в том, что он был лично ответственен за создание «культа» его личности. Описывая поездку с ним из Крыма в Москву на поезде в 1948 году, она вспоминает: «На станциях мы выходили гулять по перрону. Отец прогуливался до самого паровоза, приветствуя на ходу железнодорожников. Пассажиров не было видно — поезд был специальный, на перрон никто не выходил… Это было печально, зловеще, тоскливо. Кто придумывал всё это? Кто изобретал все эти хитрости? Не он. Это была система, в которой он сам был узник, в которой он сам задыхался, от безлюдья, от одиночества, от пустоты».

«Когда мне приходится теперь, в наши дни, читать и слышать, что мой отец при жизни сам себя считал чуть ли не богом, — мне кажется очень странным, что это могут утверждать люди, близко знавшие его…. богом он себя не воображал…»[28]

Она рисует картину глубокого горя служащих на даче Сталина сразу же после его смерти: «Все эти люди, служившие у отца, любили его. Он не был капризен в быту, наоборот, он был непритязателен, прост и приветлив с прислугой…»

«И все снова заплакали — мужчины, женщины, все…»

«…Никто ни перед кем не демонстрировал ни своей скорби, ни своей верности. Все знали друг друга много лет.

«Никто здесь не считал его ни богом, ни сверхчеловеком, ни гением, ни злодеем. Его любили и уважали за самые обыкновенные человеческие качества, о которых прислуга судит всегда безошибочно».[29]

Тем, кто говорит, что Сталин, по причинам тщеславия, самомнения и субъективно получаемого от этого удовольствия, создал свой «культ личности», мы отвечаем, что Сталин неоднократно осуждал и высмеивал «культ личности», как противоречащий марксизму-ленинизму. Ниже мы воспроизводим его, сделанные в течение более чем двух десятилетий, высказывания по этому вопросу.

В июне 1926 года в ответ на приветствия железнодорожников Сталин высказался следующим образом: «Должен вам сказать, товарищи, по совести, что я не заслужил доброй половины тех похвал, которые здесь раздавались в мой адрес. Оказывается, я и герой Октября, и руководитель компартии Советского Союза, и руководитель Коминтерна, чудо-богатырь и всё, что угодно. Всё это — пустяки, товарищи, и абсолютно ненужное преувеличение. В таком тоне говорят обычно над гробом усопшего революционера. Но я ещё не собираюсь умирать. Я, действительно, был и остаюсь одним из учеников передовых рабочих железнодорожных мастерских Тифлиса».[30]

21 декабря 1929 года он послал ответ «Всем организациям и товарищам, приславшим приветствия в связи с 50-летием т. Сталина», который свидетельствует о его скромности и беззаветной преданности делу мирового пролетариата: «Ваши поздравления и приветствия отношу на счет великой партии рабочего класса, родившей и воспитавшей меня по образу своему и подобию. И именно потому, что отношу их на счет нашей славной ленинской партии, беру на себя смелость ответить вам большевистской благодарностью. Можете не сомневаться, товарищи, что я готов и впредь отдать делу рабочего класса, делу пролетарской революции и мирового коммунизма все свои силы, все свои способности и, если понадобится, всю свою кровь, каплю за каплей».[31]

В начале марта 1930 года Сталин написал свою статью «Головокружение от успехов», в которой он, наряду с другими вопросами, учитывая добровольный характер колхозного движения, подверг критике отклонения от линии партии в реализации политики коллективизации. Эта статья оказала особенно благотворное влияние на победу миллионных масс крестьянства в процессе коллективизации, исправив ошибки некоторых излишне ревностных чиновников в области коллективизации. Ему справедливо воздали должное за его инициативу. Со свойственной ему скромностью Сталин переадресовал все похвалы на этот счет Центральному Комитету партии. Вот, что он писал в своем «Ответе товарищам колхозникам» в апреле 1930 года: «Иные думают, что статья «Головокружение от успехов» представляет результат личного почина Сталина. Это, конечно, пустяки. Не для того у нас существует ЦК, чтобы допускать в таком деле личный почин кого бы то ни было».[32]

В августе 1930 года, в своем «Письме товарищу Шатуновскому» он осуждает личную преданность, как «пустую и ненужную интеллигентскую побрякушку».

«Вы говорите о Вашей «преданности» мне. … Я бы советовал Вам отбросить прочь «принцип» преданности лицам. Это не по-большевистски. Имейте преданность рабочему классу, его партии, его государству. Это нужно и хорошо. Но не смешивайте её с преданностью лицам, с этой пустой и ненужной интеллигентской побрякушкой».[33]

В декабре 1931 года, во время разговора с немецким писателем, Эмилем Людвигом Сталин говорит о роли выдающихся личностей в истории следующее: «Что касается меня, то я только ученик Ленина и цель моей жизни – быть достойным его учеником».

«Марксизм вовсе не отрицает роли выдающихся личностей или того, что люди делают историю. …И великие люди стоят чего-нибудь только постольку, поскольку они умеют правильно понять эти условия, понять, как их изменить. Если они этих условий не понимают и хотят эти условия изменить так, как им подсказывает их фантазия, то они, эти люди, попадают в положение Дон-Кихота»..

«Нет, единолично нельзя решать. Единоличные решения всегда или почти всегда – однобокие решения. Во всякой коллегии, во всяком коллективе, имеются люди, с мнением которых надо считаться. Во всякой коллегии, во всяком коллективе, имеются люди, могущие высказать и неправильные мнения. На основании опыта трех революций, мы знаем, что приблизительно из 100 единоличных решений, не проверенных, не исправленных коллективно, 90 решений – однобокие» .

«Никогда, ни при каких условиях, наши рабочие не потерпели бы теперь власти одного лица. Самые крупные авторитеты сходят у нас на нет, превращаются в ничто, как только им перестают доверять рабочие массы, как только они теряют контакт с рабочими массами. Плеханов пользовался совершенно исключительным авторитетом. И что же? Как только он стал политически хромать, рабочие забыли его, отошли от него и забыли его. Другой пример: Троцкий. Троцкий тоже пользовался большим авторитетом, конечно, далеко не таким, как Плеханов. И что же? Как только он отошел от рабочих, его забыли».[34]

В своем «Письме к товарищу И.Н.. Бажанову» в феврале 1933 года он писал: «Уважаемый тов. И.Н. Бажанов! Письмо Ваше о переуступке мне второго Вашего ордена в награду за мою работу – получил. Очень благодарен Вам за теплое слово и товарищеский подарок. Я знаю, чего Вы лишаете себя в пользу меня, и ценю Ваши чувства. Тем не менее, я не могу принять Ваш второй орден. Не могу и не должен принять не только потому, что он может принадлежать только Вам, так как только Вы заслужили его, но и потому, что я и так достаточно награжден вниманием и уважением товарищей и – стало быть – не имею права грабить Вас. Ордена созданы не для тех, которые и так известны, а главным образом – для таких людей-героев, которые мало известны и которых надо сделать известными всем. Кроме того, должен Вам сказать, что у меня уже есть два ордена. Это больше чем нужно, – уверяю Вас. Извиняюсь за поздний ответ.

С ком. приветом — И. Сталин

Р.S. Возвращаю орден по принадлежности».[35]

В сталинском разговоре с полковником Робинсом в мае 1933 года мы находим такой диалог:

«Робинс. Я считаю для себя большой честью иметь возможность Вас посетить.

Сталин. Ничего особенного в этом нет. Вы преувеличиваете.

Робинс (смеется). Самым интересным для меня является то, что по всей России я нашел всюду имена Ленин – Сталин, Ленин – Сталин, Ленин – Сталин вместе.

Сталин. Тут тоже есть преувеличение. Куда мне с Лениным равняться?»[36]

Когда в 1938 году некоторыми подхалимами «из лучших побуждений» было предложено издать книгу для детей под названием «Рассказы о детстве Сталина», Сталин обрушился на них, требуя запретить эту книгу: «Я решительно против издания «Рассказов о детстве Сталина». Книжка изобилует массой фактических неверностей, искажений, преувеличений, незаслуженных восхвалений. …Главное состоит в том, что книжка имеет тенденцию вкоренить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личностей, вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория «героев» и «толпы» есть не большевистская, а эсеровская теория… Советую сжечь книжку».[37]

Вот наше последнее (не в смысле – имеющееся, а в смысле – возможное в рамках главы) доказательство по данному вопросу. Во второй половине 1950 года делегация из 4-х человек от Единой Коммунистической партии Индии, состоящая из М. Басавапуннайя, Чандры Раджешвара Рао, Аджойя Гоша и Ч. А. Данге, встретилась с делегацией ВКП (б) из 4 человек, во главе со Сталиным, и включавшей в себя также Молотова, Маленкова и Суслова. В связи со статьей о роли Сталина, которая появилась 8 июля 1950 года в «Народной Демократии» — еженедельном органе Коммунистической партии Индии (марксистской), товарищ Басавапуннайя привёл такие свидетельства скромности Сталина, его феноменальной памяти, огромной готовности помочь братским партиям и обращений к их руководителям с уважением, на основе равенства: «Сталин сказал: «Товарищи, вы просили нас помочь вам разобраться в некоторых вопросах, связанных с коммунистическим движением в Индии. Наши знания о современной Индии находятся не на должном уровне, и мы заявляем, что основывали наши взгляды на нашем старом анализе Индии и на нашем общем понимании исторического и диалектического материализма».

«После некоторого предварительного обмена мнениями Сталин попросил нашу делегацию подготовить два проектов, один из них касался нашей партийной программы, а второй — тактической линии на тот момент».

«Сталин спросил нашу делегацию, есть ли у КПИ своя программа партии. Мы застеснялись, потому что у нашей партии в Индии не было программы как таковой, и она руководствовалась принимаемыми время от времени текущими резолюциями. Потом Сталин напомнил нашей делегации о нашем Проекте программы, направленном в центр Коминтерна в 1928 году. Кроме напоминания нам о нашем забытом «Проекте программы», Сталин сказал нам, что он в архиве Коминтерна, который был распущен после распада Третьего Интернационала в 1943 году, и должен быть доступен. Сталин попросил своих помощников открыть запертый архив Коминтерна отыскать в нём наш проект программы 1928 года. Он был найден и доставлен в нашу делегацию для чтения с возвращением в архив. Мы все были под сильным  впечатлением от того, как Сталин мог помнить этот индийский проект 1922 года, спустя более чем два десятилетия, когда все члены нашей делегации уже почти забыли о таком документе».

Товарищ Басавапуннайя завершил свою статью следующей цитатой из речи Сталина, произнесенной им на XIX-м съезде КПСС 14 октября 1952 года, которая свидетельствует о пролетарском интернационализме, не только пропагандируемом, но и действующем на практике под руководством Сталине: «Товарищи! Разрешите выразить благодарность от имени нашего съезда всем братским партиям и группам, представители которых почтили наш съезд своим присутствием или которые прислали съезду приветственные обращения, за дружеские приветствия, за пожелания успехов, за доверие.

Для нас особенно ценно это доверие, которое означает готовность поддержать нашу партию в её борьбе за светлое будущее народов, в её борьбе против войны, в её борьбе за сохранение мира.

Было бы ошибочно думать, что наша партия, ставшая могущественной силой, не нуждается больше в поддержке. Это неверно. Наша партия и наша страна всегда нуждались и будут нуждаться в доверии, в сочувствии и в поддержке братских народов за рубежом.

Особенность этой поддержки состоит в том, что всякая поддержка миролюбивых стремлений нашей партии со стороны любой братской партии означает вместе с тем поддержку своего собственного народа в его борьбе за сохранение мира. Когда английские рабочие в 1918–1919 годах, во время вооруженного нападения английской буржуазии на Советский Союз организовали борьбу против войны под лозунгом «Руки прочь от России», то это была поддержка, прежде всего, борьбы своего народа за мир, а потом и поддержка Советского Союза. Когда товарищ Торез или товарищ Тольятти заявляют, что их народы не будут воевать против народов Советского Союза, то это есть, прежде всего, поддержка рабочих и крестьян Франции и Италии, борющихся за мир, а потом и поддержка миролюбивых стремлений Советского Союза. Эта особенность взаимной поддержки объясняется тем, что интересы нашей партии не только не противоречат, а, наоборот, сливаются с интересами миролюбивых народов. Что же касается Советского Союза, то его интересы вообще неотделимы от дела мира во всем мире.

Понятно, что наша партия не может оставаться в долгу у братских партий, и она сама должна, в свою очередь, оказывать поддержку им, а также их народам в их борьбе за освобождение, в их борьбе за сохранение мира. Как известно, она именно так и поступает. После взятия власти нашей партией в 1917 году и после того, как партия предприняла реальные меры по ликвидации капиталистического и помещичьего гнета, представители братских партий, восхищаясь отвагой и успехами нашей партии, присвоили ей звание «Ударной бригады» мирового революционного и рабочего движения. Этим они выражали надежду, что успехи «Ударной бригады» облегчат положение народам, томящимся под гнетом капитализма».[38]

Возникает вопрос: если Сталин не был создателем  и движущей силой «культа личности», то кто тогда инициировал его, кто его создал и увековечил? Ответ на этот вопрос таков: не кто иной, как ревизионисты — такие, как Хрущёв, Карл Радек, Микоян и многие другие, которые просочились во власть и обладали влиянием в КПСС и советском правительстве. И частично они делали это для того, чтобы скрыть свои ревизионистские позиции (потому что, извлёкши уроки из полного поражения и разгрома троцкистско-бухаринской оппозиции, ревизионисты, будущие реставраторы капитализма, сочли разумным громогласно исповедоваться в своей преданности партии и, особенно, в преданности её заслуженно уважаемому руководителю). А частично они предавались этому низкопоклонству для того, чтобы дискредитировать Сталина и возложить на него в будущем вину за все реальные и мнимые несчастья, утверждая, что он один руководил всем и задавал тон всему, что его «диктаторское поведение» подавляло всякое инакомыслие, «демократические нормы» и т.д. Никто не был более льстивым и более отвратительным низкопоклонником, чем Никита Хрущев, который, пожалуй, сыграл ведущую роль в создании сталинского «культа личности» — этого культа, который ни Сталин, ни кто-либо из его поистине марксистско-ленинских сторонников в Политбюро никогда не поощрял.

О том, откуда «культ личности» ведёт свои истоки, дает интересную и достоверную информацию советский ревизионистский историк Рой Медведев в ставшей классикой антисталинизма книге: «К суду истории. Генезис и последствия сталинизма». Он пишет: «В первом номере газеты «Правда» за 1934 год была на двух полосах помещена огромная статья К. Радека, в которой он прямо-таки упивается восхвалениями в адрес Сталина». Бывший троцкист, который долгие годы возглавлял оппозицию Сталину, неожиданно пишет о нём, как о самом верном ленинском ученике, образце для партии, её плоти от плоти, крови от крови, настолько же дальновидном, как Ленин, и т.п. « Это была, по-видимому, первая большая статья в нашей печати, специально посвященная восхвалению Сталина. Весьма характерно, что эта статья Радека была вскоре выпущена как брошюра огромным для того времени тиражом в 225 тысяч экземпляров» (с. 294).[39]

Все знают, кто такой Карл Радек, и чем он кончил. На втором московском процессе он сознался в своих преступлениях, и был осужден за терроризм и за подготовку реставрации капитализма в СССР.

Хрущёв, с его антисталинскими вспышками, которые сочетались в нём с полным пересмотром основ марксизма-ленинизма, запустил на XX-м съезде партии процесс реставрации капитализма в СССР, но при этом в сталинские годы был самым горячим пропагандистом «культа личности Сталина». Вот несколько примеров. Хрущёв закончил свое выступление на Московской конференции партии в январе 1932 года (где он впервые употребил термин «вождь» по отношению к Сталину) такими словами: «Московские большевики, сплотившиеся как никогда вокруг ленинского Центрального Комитета и вокруг «вождя» нашей партии, товарища Сталина, бодро и уверенно идут к новым победам в боях за социализм, за мировую пролетарскую революцию».[40]

Человек, которого он в своем «секретном докладе» и последующих выступлениях грубо именует «идиотом» и «дураком», оказывается, согласно тому же Хрущёву, во время 17-й партийной конференции в январе 1934 г., был «гениальным вождем» (см. L Pistrak, там же, с. 160)!

Во время процесса над Каменевым и Зиновьевым — первый московский  процесс в 1936 году — Хрущёв, который был тогда секретарем Московского комитета партии, сказал: «Несчастные пигмеи! Они подняли руку на великого человека, нашего мудрого вождя товарища Сталина! Товарищ Сталин, ты поднял великое знамя марксизма-ленинизма высоко над всем миром и понес его вперёд. Мы обещаем тебе, товарищ Сталин, что московская партийная большевистская организация — верный сторонник сталинского ЦК — ещё больше усилит сталинскую бдительность, искоренит троцкистско-зиновьевские остатки, и сплотит ряды партии и беспартийных большевиков ещё сильнее вокруг сталинского ЦК и великого Сталина».[41]

В ноябре 1936 года на VIII Всесоюзном съезде Советов, Хрущёв предложил назвать новую Конституцию «сталинской Конституцией», потому что, как он утверждал: «…от начала до конца она написана самим товарищем Сталиным».[42]

Отметим попутно, что ни Молотов, который был главой правительства, ни Жданов, секретарь ленинградского комитета партии, не ссылались на какую-то особую роль Сталина в написании этой Конституции. В той же речи именно Хрущёв впервые ввел в оборот термин «сталинизм»: «Наша Конституция — это марксизм-ленинизм-сталинизм, завоевавший одну шестую часть земного шара».[43]

Выступая на массовом митинге 200.000 человек в Москве в январе 1937 года во время второго московского процесса (среди прочих, над Пятаковым и Радеком), Хрущёв заявил: «Поднимая руку на товарища Сталина, они подняли её на все лучшее, что есть у человечества. Ибо Сталин — это надежда, Сталин — это ожидания, он — маяк, который ведёт всё прогрессивное человечество. Сталин — наше знамя, Сталин — наша воля, Сталин — наша победа!»[44]

«Не кто иной, как он (Хрущёв) сам, не раз пел дифирамбы Сталину, называя его «близким другом и соратником великого Ленина» (137-1), «величайшим гением, учителем и вождем человечества» (137-2), «великим Маршалом Победы» (137-3), «другом народа в своей простоте» (137-4), «родным отцом» (137-5)».[45] (В этом абзаце все цитаты, взяты из передовой статьи «Жэньминь жибао» и «Красного Знамени», цитированной выше.)

По случаю 50-летия Сталина в декабре 1929 года Микоян потребовал: «…Пойдя навстречу законным  требованиям трудящихся, наконец, начать работать над его биографией и сделать её доступной для партии и для всех трудящихся в нашей стране» («Известия», 21 декабря 1929 г., цитируется в L Pistrak, там же, с. 164).[46]

Микоян повторил это требование и 10 лет спустя, по случаю 60-летия Сталина в декабре 1939 года.

В конце концов, книга «Иосиф Сталин: Краткая биография», написанная шестью авторами — Александровым, Глатионовым, Кружковым, Митиным, Мочаловым и Поспеловым — была опубликована в 1947 году. И всё же Хрущёв в своей «секретной речи» утверждал, что Сталин написал её лично, чтобы прославить себя: «Одним из наиболее характерных примеров самовосхваления Сталина и отсутствия у него даже элементарной скромности было издание его «Краткой биографии»…»

«Эта книга является примером самой развратной лести».[47]

Дело в том, что Сталин не любил лести и в полной мере осознавал, что создатели «культа личности» не приведут ни к чему хорошему. По словам финского ревизиониста Туоминена, когда Сталин был проинформирован о том, что в 1935 году его бюст был выставлен на видное место в Третьяковской галерее – самой значительной художественной галерее в Москве, он воскликнул: «Это прямой саботаж!»[48]

По словам Леона Фейхтвангера, Сталин считал, что «вредители», с целью его дискредитации, поощряют «культ личности».

«Сталину, очевидно, докучает такая степень обожания, и он иногда сам над этим смеется».

«Сталин выделяется из всех мне известных людей, стоящих у власти, своей простотой. Я говорил с ним откровенно о безвкусном и не знающем меры культе его личности, и он мне также откровенно отвечал».

«Да, он считает возможным, что тут действует умысел вредителей, пытающихся таким образом дискредитировать его».[49]

Сталин высмеивал «культ личности», который раздувался в то время, предложив под Новый год в 1935 году саркастический тост, записанный Туоминен: «Товарищи! Я хочу предложить тост за нашего Патриарха, жизнь и солнце, освободителя народов, архитектора социализма (он отбарабанил все употреблявшиеся в то время в его адрес эпитеты), Иосифа Виссарионовича Сталина, и я надеюсь, что это первое и последнее выступление, посвященное этому гению на этом вечере» (Туоминен, цит. соч., с. 162).[50]

Сталин никогда не был одурачен лестью, сыпавшейся на него со стороны интеллигенции и чиновников, занимавших влиятельные должности в СССР и в коммунистических партиях других стран. Мы слишком хорошо знаем, как те самые люди, которые после его смерти начали обвинять его в создании «культа личности», в свое время объявляли его чуть ли не создателем вселенной! Отказываясь принять такую лесть, он ссылался на неё в «Экономических проблемах социализма в СССР», говоря об учебнике «Основы марксистской политической экономии», который тогда находился в стадии подготовки, он заявил: «Впрочем, ввиду недостаточного уровня марксистского развития большинства компартий зарубежных стран, такой учебник мог бы принести большую пользу также и немолодым кадровым коммунистам этих стран (c. 186)».[51]

И когда Ярошенко, который выдвинул ряд ошибочных представлений по вопросам политической экономии, и которого Сталин критиковал за это, попросил возложить на него задачу составления книги по политической экономии социализма, добавив, что у него будет возможность раскрыть в ней «марксистскую, ленинско-сталинскую теорию политической экономии социализма, теорию, которая превратит эту науку в действенное орудие борьбы народа за коммунизм» (слова Ярошенко, сс. 214-215). Сталин ответил так: «Просьбу товарища Ярошенко — поручить ему написать «Политическую экономию социализма» – нельзя считать серьезной, хотя бы потому, что от нее разит хлестаковщиной» (215). (Там же, с. 85-86.)

Он также обратился к вопросу: «Должна ли быть в учебнике отдельная глава о Ленине и Сталине, как основателях политической экономии социализма?» На что ответил сам: «Я думаю, что главу «Марксистское учение о социализме, создание В.И. Лениным и И.В. Сталиным политической экономии социализма» следует исключить из учебника. Она совершенно не нужна в учебнике, так как ничего нового не дает и лишь бледно повторяет то, что более подробно сказано в предыдущих главах учебника».[52]

Это — действительное свидетельство революционного руководства Сталина, его неизменной защиты марксизма-ленинизма и интересов международного пролетариата. И даже Хрущёв в своем «секретном докладе» был вынужден сделать следующее замечание:

«Вопрос осложняется тем, что всё то, о чём говорилось выше, было совершено при Сталине, под его руководством, с его согласия, причем он был убеждён, что это необходимо для защиты интересов трудящихся от происков врагов и нападок империалистического лагеря. Всё это рассматривалось им с позиций защиты интересов рабочего класса, интересов трудового народа, интересов победы социализма и коммунизма. Нельзя сказать, что это действия самодура. Он считал, что так нужно делать в интересах партии, трудящихся, в интересах защиты завоеваний революции. В этом истинная трагедия!»[53]

И с тех самых пор ревизионисты не могут до конца определиться насчёт своего отношения к Сталину. Каждый раз, когда они пытаются пересмотреть его роль, они, против собственного желания и намерений, вынуждены высказывать ему высшую похвалу. Ревизионистские наскоки на Сталина приводят на ум замечание Маркса в предисловии к «Восемнадцатому брюмера Луи Бонапарта». Маркс тогда заметил, что когда Виктор Гюго совершает резкие личные нападки на Луи Бонапарта, он «ограничивается едкими и остроумными выпадами против ответственного издателя государственного переворота. Самое событие изображается у него, как гром среди ясного неба. Он видит в нём лишь акт насилия со стороны отдельной личности. Он не замечает, что изображает эту личность великой вместо того, чтоб изобразить малой, приписывая ей беспримерную во всемирной истории мощь личной инициативы».[54]

Только через несколько месяцев после хрущевского «секретного доклада», 30 июня 1956 года ЦК КПСС принял специальное постановление под названием «О преодолении культа личности и его последствий». Это постановление гласит: «Находясь длительный период на посту генерального секретаря ЦК нашей партии, И.В. Сталин вместе с другими руководящими деятелями активно боролся за претворение в жизнь ленинских заветов. Он был предан марксизму-ленинизму, как теоретик и крупный организатор возглавил борьбу партии против троцкистов, правых оппортунистов, буржуазных националистов, против происков капиталистического окружения. В этой политической и идейной борьбе Сталин приобрел большой авторитет и популярность. Однако с его именем стали неправильно связывать все наши великие победы».[55]

В январе 1959 года руководство КПСС вернулось к вопросу о Сталине в третий раз и опубликовало ещё одну его версию — в разделе «Сталин и его деятельность» — название, которое должно было быть включено в Большую Советскую энциклопедию. Примечание издателя к этому разделу утверждает: «Это, возможно, первая авторитетная переоценка роли Сталина после XX-го съезда КПСС».[56] Эта, «первая авторитетная переоценка» превратилась в два заключительных пункта под общим заголовком «Имя Сталина неотделимо от марксизма-ленинизма». И они, эти пункты, гласили: «Сталин в течение долгого времени занимал руководящие должности в Центральном Комитете Коммунистической партии. Вся его деятельность связана с реализацией великих социалистических преобразований в советской стране. Коммунистическая партия и советский народ помнят и уважают Сталина. Его имя неотделимо от марксизма-ленинизма, и было бы грубым искажением исторических фактов распространить ошибки, допущенные Сталиным в последний период своей жизни, на все долгие годы его деятельности в качестве руководителя партии и государства».

«Империалистическая реакция начала кампанию против «сталинизма», который она сама и придумала, на самом деле — это кампания против революционного движения.

«Выпады ревизионистов против «сталинизма», по сути, являются формой борьбы против основных положений марксизма-ленинизма».[57]

Мы уже знаем, что это не кто иной, как Хрущёв и другие скрытые ревизионисты, при жизни Сталина инициировали и развивали «ошибочную практику связывания всех наших великих побед с его именем». Более того, это делалось вопреки часто выражаемым пожеланиям Сталина. Мы также знаем, что «выпады ревизионистов против «сталинизма», которые «по сути, являются формой борьбы против основных положений марксизма-ленинизма», были делом рук хрущёвских ревизионистов, и никого иного. Троцкистская и империалистическая кампания против «сталинизма» заканчивалась ничем, до тех пор, пока триумфальный ревизионизм хрущёвского толка после XX-го съезда партии не решил встать на чашу весов защиты и оправдания этой империалистической кампании. В одном, однако, мы можем согласиться с авторами приведенной выше «первой авторитетной переоценки», а именно — суть кампании против «сталинизма» заключается в том, что она является «формой борьбы против основных положений марксизма-ленинизма», вне зависимости от того, ведёт ли её троцкизм, империализм или ревизионизм, хоть современный, хоть хрущёвский. Мимоходом заметим, что в то время как ревизионисты постоянно говорят об «ошибках, допущенных Сталиным в последний период его жизни», они никогда не упоминают о том, в чём конкретно состояли эти ошибки, не говоря уже о том, чтобы потрудиться обосновать свои обвинения.

Свидетельством революционного руководства Сталина, его неизменной защиты марксизма-ленинизма и интересов международного пролетариата является также то, что спустя более чем тридцать лет после начала совместной ревизионистско-империалистической кампании поношений и клеветы в адрес Сталина на территории, теперь уже бывшего, СССР по-прежнему существует огромное количество людей, которые с любовью берегут память о Сталине, которые дорожат и гордятся в высшей степени славной деятельностью Сталина на службе его социалистической Родине и международному пролетариату. В конце 1987 года советский журнал «Октябрь», который шел в первых рядах распространителей двойной реакционной политики перестройки и гласности, был вынужден опубликовать 16 страниц писем читателей, страстно защищающих Сталина как оплот социализма и решительно осуждающих хрущёвский ревизионизм как контрреволюционный: «Сталин и Ленин — это две опоры-близнеца нашей социалистической идеологии. Удалить хотя бы одну из них означает нанести непоправимый ущерб делу коммунизма».

«Это то, что идеологи сионизма и империализма ясно видели, вырабатывая свою стратегию борьбы с социализмом. Поняв, что их ставка на Гитлера не удалась, они решили поставить всё на пятую колонну — и не ошиблись».

«Можно утверждать, что XX-ый съезд партии (когда в 1956 г. Хрущёв начал кампанию по десталинизации) заложил основы демократизации советского общества. Но я думаю, что было наоборот. Деятельность Хрущёва и писателей, которые поддерживали его, таких, как Солженицын и Твардовский, означала контрреволюцию. И если это не было ясно в 1956 году, то сегодня это очевидно».[58]

И когда в августе 1987 года журнал «Октябрь» опубликовал комментарий Юрия Буртина, его редактора,[59] на посмертное издание антисталинского стихотворения Твардовского «По праву памяти», это вызвало волну писем, наполненных страстной защитой Сталина, в том числе такие: «Поэма для вас была лишь предлогом, чтобы начать убийственные нападки на нашу советскую историю 1930-х и 1950-х годов … наши люди отказываются продолжать плевать на имя Сталина ради эстетического наслаждения отдельных снобов», — написал И. Перов, 23-х лет, из Кишинева.

«Спросите у рабочих и крестьян, что они думают о Сталине … если вы попытаетесь убедить их, что система льгот для высших эшелонов партии началась при Сталине, они скажут, что это чушь, и каждый здравомыслящий человек знает, что эти привилегии выросли при любимом (вами) Хрущёве».[60]

Другое письмо продолжает: «Если бы Вы были честным человеком и истинным патриотом, Вы бы признали, что, несмотря на клеветническую кампанию против Сталина, доверие к нему, к его делу и вера в его праведность не только жива, но и возрождается у нового поколения».

«Сторонники Хрущёва захватили контроль над центральным аппаратом и удалили реальных сторонников социализма, истинных революционеров как «сторонников культа личности»,[61] — говорится ещё в одном.

Мы закончим эту статью следующим высказыванием Сталина, взятым из его речи от 23 октября 1927 года, когда он выступил на заседании объединенного пленума ЦК и ЦКК ВКП(б): «Тот факт, что главные нападки направлены против Сталина, этот факт объясняется тем, что Сталин знает, лучше, может быть, чем некоторые наши товарищи, все плутни оппозиции, надуть его, пожалуй, не так-то легко, и вот они направляют удар, прежде всего, против Сталина. Что ж, пусть ругаются на здоровье.

Да, что Сталин, Сталин человек маленький. Возьмите Ленина. Кому не известно, что оппозиция во главе с Троцким, во время Августовского блока, вела ещё более хулиганскую травлю против Ленина. Послушайте, например, Троцкого: «Каким-то бессмысленным наваждением кажется дрянная склока, которую систематически разжигает сих дел мастер — Ленин, этот профессиональный эксплуататор всякой отсталости в русском рабочем движении» (см. «Письмо Троцкого Чхеидзе» в апреле 1913 г., (c. 172)).

Язычок-то, язычок какой, обратите внимание, товарищи! Это пишет Троцкий. И пишет он о Ленине.

Можно ли удивляться тому, что Троцкий, так бесцеремонно третирующий великого Ленина, сапога которого он не стоит, ругает теперь почем зря одного из многих учеников Ленина – тов. Сталина?

Более того, я считаю для себя делом чести, что оппозиция направляет всю свою ненависть против Сталина. Оно так и должно быть. Я думаю, что было бы странно и обидно, если бы оппозиция, пытающаяся разрушить партию, хвалила Сталина, защищающего основы ленинской партийности».[62]

В свете вышесказанного ясно, что Сталин не был виновен в насаждении «культа личности». Практика такого культа существовала абсолютно вопреки его желаниям, и занимались ею скрытые ревизионисты — те самые люди, которые потом начали осуждать его за «культ личности» во время и после XX-го съезда КПСС. Таким образом, их ненависть к Сталину не могла быть вызвана «культом личности», который в любом случае был их же собственным творением. Тогда чем же была вызвана эта их ненависть?

Ответ на этот вопрос можно найти в экономической основе классовой борьбы — предмете, с которым мы будем иметь дело в следующей главе.

К оглавлению