Прагматизм — философия империалистической реакции

От редакции РП: Публикуем очень интересную статью об одном из важнейших и основополагающих  направлений современной философии империалистической буржуазии — прагматизме, идеи которого сейчас широко распространены в нашем обществе.

Статья была опубликована в журнале «Вопросы философии», 1950, № 2, стр. 306-330. Автор — Ю. К. Мельвиль.

Выделение в тексте  жирным шрифтом — автора статьи, жирным курсивом — РП. Сопровождена многочисленными комментариями редакции РП.

Прагматизм — философия империалистической реакции

Среди многочисленных школ и школок современной американской философии, обслуживающей моно­полистический капитал, «теорети­чески» оправдывающей претензии американского империализма на мировое господство и способствую­щей поджигателям новой мировой войны, до настоящего времени наи­более распространённым направле­нием является прагматизм. Разрабо­танный Джемсом, Шиллером и ныне философствующим Джоном Дьюи, прагматизм вот уже полвека оказывает значительное влияние на духовную жизнь США и признаётся чуть ли не официальной филосо­фией «американского образа жиз­ни».

Ещё при появлении ранних писа­ний прагматистов В. И. Ленин в своём гениальном труде «Материа­лизм и эмпириокритицизм» разобла­чил махрово-идеалистическую сущ­ность этого «самоновейшего» фило­софского течения и заклеймил прагматистов как злейших врагов передовой науки, как сознательных проповедников реакции, мракобесия и фидеизма.

По своей классовой и политиче­ской сущности прагматизм является одним из наиболее реакционных те­чений буржуазной философии эпохи империализма. Страх перед народом, ненависть к пролетариату, демо­кратии и социализму, открытая враждебность к Советскому Со­юзу — характерные черты прагма­тизма.

Недаром главарь итальянских фашистов Муссолини признавал Джемса, наряду с Ницше и Маки­авелли, одним из идейных вдохнови­телей фашистской идеологии и объявил прагматизм «одним из крае­угольных камней фашизма».

Недаром прагматизм пользовался успехом и у «философов» гитлеров­ской Германии, которые не без ос­нования усматривали много общего между прагматизмом и идеологией нацизма.

Прагматизм — это философия силы, философия разнузданной им­периалистической агрессии и экс­пансии, философия обмана и преда­тельства, это философия империали­стических разбойников, не оста­навливающихся ни перед чем для сохранения господства капитала, для достижения мирового господства англо-американских империалистов.

Прагматизм — это теоретическое оправдание любых вероломных и насильственных методов подавления революционного движения пролета­риата, это обоснование приёмов и способов обмана и идейного по­рабощения народных масс.

Максим Горький хорошо понял «прагматический» склад мышления американских империалистов, когда в своём знаменитом памфлете «Один из королей республики» вложил в уста американского архимиллионера такие слова: «Мне нужно…, чтобы в стране был порядок. Правительство нанимает за небольшую плату раз­ных философов, которые не менее восьми часов каждое воскресенье учат народ уважать законы. Если для этого недостаточно философов — пускайте в дело солдат. Здесь важ­ны не приёмы, а только результаты…» (Один в один то, что происходит у нас сейчас! — прим. РП)

«Важны не приёмы, а только ре­зультаты» — это, по существу, и есть основной принцип прагматизма, если можно говорить о принципах этой абсолютно беспринципной и иезуитской философии, пытающейся скрыть идеализм и реакционность под маской «научности», а свой глу­боко антинародный характер — за­тушевать лживыми фразами о демо­кратизме. (Именно это мы сейчас и видим в республиках бывшего СССР: всякая чушь с умным видом выдается за последние достижения науки и третье десятилетие не стихает болтовня о демократии, в то время, как на деле этой демократии практически нет даже в ее куцей, урезанной буржуазной форме. — прим. РП)

В Англии прагматизм был пред­ставлен главным образом Шилле­ром, являющимся по сути дела анг­ло-американским философом; Шил­лер много лет прожил в США, где преподавал, издавал свои «труды» и умер в 1937 году.

По своему идейно-теоретическому содержанию «гуманизм» Шиллера ничем не отличается от прагматизма Джемса и «инструментализма» Дьюи, и с этой точки зрения о нём вряд ли стоило бы говорить спе­циально. Его писания, однако, пред­ставляют известный интерес потому, что Шиллер, в отличие от Дьюи, с самого начала выступил как откры­тый враг демократии, науки, разума, как вполне откровенный защитник политической и идеологической реакции, фидеизма и идеализма. Та­ким образом, его писания особенно наглядно показывают классовую роль прагматизма и действительную сущность этой философии. «Гума­низм» Шиллера вплотную подходит к идеологии фашизма, а сам Шил­лер в последние годы своей жизни выступал как воинствующий агрес­сор и открытый апологет фашизма.

Прагматизм — это философия наи­более реакционных кругов амери­канского и английского империализ­ма, то есть именно тех кругов, которые в последние десятилетия всё в большей и большей степени опре­деляют внутреннюю и внешнюю политику США и Англии. Не удиви­тельно поэтому, что в социальных теориях и политических идеях Шил­лера и Дьюи ясно отразились дей­ствительные тенденции англо-амери­канского империализма, стремления монополистов Уолл-стрита и Сити, мечты и тайные планы заправил ка­питалистического мира.

В ряде своих работ, опубликован­ных в период между первой и вто­рой мировыми войнами, Шиллер настойчиво расписывал тяжёлый кризис, переживаемый Британской империей. Коль скоро мировая ге­гемония Англии утрачена, заявлял Шиллер, нужно прежде всего при­знать тот факт, что на первое место вышла Америка. Но надо не сопер­ничать, а объединиться с нею и установить совместный контроль над миром. Тогда можно будет «поддер­живать нашу империю, пользуясь доброй волей Америки». Правда, при этом Англии придётся играть роль второй скрипки, но с этим нужно смириться и пытаться урвать воз­можно больше из-под носа своего старшего партнёра. Такова суть предлагаемого Шиллером выхода из положения. (Примерно так и было сделано, как мы знаем из истории второй половины 20-го и начала 21-го века. Шиллер в своей «философии» отразил классовые стремления английского империализма. — прим. РП)

Как известно, после второй миро­вой войны, когда английская эконо­мика и финансы попали в ещё большую зависимость от американ­ского капитала, когда от системы капитализма отпал ряд новых стран, а коммунизм сделал величайшие успехи во всём мире, линия на пре­вращение Англии в «младшего парт­нёра» США стала официальной программой консерваторов и факти­ческим содержанием внешней поли­тики лейбористов.

Шиллер не находит нужным скрывать, что попытка установить миро­вое господство США и Англии потре­бует ожесточённой борьбы. Представляя наиболее крайние агрессив­ные круги англо-американских империалистов, Шиллер совершенно отрицает сотрудничество народов и признаёт лишь один метод между­народной политики, который В. М. Молотов характеризовал как «метод насилия и господства, для которого все средства хороши».

Слабые должны подчиняться силь­ным, а сильные должны господ­ствовать над слабыми — таков един­ственный политический принцип, признаваемый Шиллером.

Идеолог американского фашизма Джеймс Барнхэм с исчерпывающей ясностью выразил суть этой полити­ки в своей книге «Борьба за земной шар». Барнхэм предлагает создать американскую империю мирового масштаба, «обладающую политиче­ской властью над миром, империю, созданную, по крайней мере, частич­но, путём насилия (возмож­но, путём войны, но обязательно путём угрозы войной), в которой одна группа народов будет распола­гать большей властью, чем дру­гая»[1].

Это не случайные высказывания отдельных лиц. Это основная линия американской политики. Государ­ственный секретарь США Ачесон в своей речи 16 марта 1950 года вы­разил эту линию в формуле, глася­щей, что «наша способность до­стигнуть своих целей не может определяться одним стремлением к миру, но что она должна поддержи­ваться силой»[2].

Истоки политики открытой силы — в самой сущности монополистиче­ского капитала, всегда несущего с собой, как показал Ленин, насилие и реакцию. Она существовала в виде скрытой тенденции ещё в то время, когда американский импери­ализм выступал в своём пацифист­ском и изоляционистском облачении. Поэтому и Шиллер не выдумал этот принцип силы, а просто перенёс его в свою философию из политической практики англо-американских импе­риалистов. Точно так же в наши дни Дьюи лишь санкционирует сущест­вующее положение вещей, когда в своей недавно вышедшей книге «Че­ловеческие проблемы» заявляет: «Мы отчасти и сами разделяем убеждение в том, что насилие, грубое физиче­ское насилие в конце концов — самое надёжное средство».

Эта идеология захвата и насилия, идеология политического гангстер­ства и военного разбоя, давно уже стала официальной доктриной аме­риканского империализма. Она рас­пространяется всеми средствами про­паганды — от церковных проповедей до голливудских кинофильмов, от ре­вю в кабаре Бродвея до университет­ских лекций, она изображается как выражение неотъемлемых свойств человеческой природы, якобы нашед­шей своё высшее воплощение в анг­ло-саксонской расе.

Профессор Чикагского универси­тета Моргентау в книге, носящей в высшей степени характерное загла­вие — «Политика силы против че­ловека науки», — утверждает, что «дух господства» является «опреде­ляющим принципом политической деятельности». Выражая действи­тельную сущность политики амери­канского империализма, он откровен­но заявляет: «Невозможно отказать­ся от стремления к господству».

Подобные «теории» не только фиксируют основные черты агрес­сивной политики правящих кругов США, — они развращают массы аме­риканского народа, прививают ему бредовые идеи американского гос­подства над миром, воспитывают американскую молодёжь в духе пре­зрения и ненависти к другим наро­дам.

Мировое господство в воображе­нии крайних англо-американских политиков и идеологов давно уже рисуется в виде мирового государ­ства или мирового правительства, подчиняющего своему безраздель­ному контролю все народы мира.

Разумеется, эту сумасбродную, реакционную идейку подхватывают и прагматисты. Шиллер ещё до второй мировой войны требовал «по­литической унификации мира». Он писал, что «мировое государство те­перь является теоретической воз­можностью и… его установление соответственно стало законным иде­алом»[3].

Первым же шагом к этому миро­вому государству должно быть, по Шиллеру, объединение европейских государств и образование Соединён­ных Штатов Европы, которые со­здали бы достаточно широкое «по­ле для торговли». (И это было сделано, как мы знаем. Американцы с помощью монополистического капитала крупнейших европейских стран сумели в конце 20 века добиться создания Евросоюза, фактически лишившего европейские страны национальной независимости. — прим. РП)

Шиллер жалуется, однако, что свободолюбивые европейские народы не так-то легко дадут себя загнать в ловушку Соединённых Штатов Ев­ропы, их не так легко убедить в необходимости пожертвовать своим суверенитетом во имя прибылей англо-американских банкиров!

Шиллеру совершенно наплевать на тысячелетнее прошлое европей­ских народов, на своеобразие их древних культур, на их исторические традиции, на их национальные осо­бенности и интересы.

Всё это для него лишь «национа­листические предрассудки», меша­ющие торговать, сужающие заман­чивое европейское «поле для тор­говли». Важны лишь бизнес, лишь прибыли англо-американских импе­риалистов, и совершенно незачем придавать значение национальным чувствам и национальному суверени­тету.

Шиллер говорит языком колони­затора, для которого все остальные народы, кроме его англо-саксонской расы, сливаются в одну одинаково безличную, серую массу, интересу­ющую его лишь постольку, посколь­ку она служит его корыстным целям. Космополитические идейки Шилле­ра, посредством которых он старает­ся доказать, что «миссия Америки» состоит в порабощении всех народов и в превращении всего мира в еди­ный англо-американский рынок, разоблачают философов прагматиз­ма как проводников политики агрес­сии.

Космополитизм в наши дни являет­ся главным идеологическим оружием американского империализма. Кос­мополитические агенты Уолл-стрита пытаются доказать «устарелость» национального суверенитета, они стремятся заглушить у европейских народов, попавших в кабалу к аме­риканским монополистам, чувство национального достоинства и патрио­тизма.

Теории об «устарелости» принци­па национального суверенитета, пла­ны создания «мирового правитель­ства» как панацеи от всех социаль­ных бед, проекты организации «Объединённой Европы» для поли­тического и экономического закаба­ления европейских народов амери­канскими монополистами — таковы некоторые формы идеологического обоснования стремлений империали­стов США и Англии к мировому господству. Такого рода идеи выдви­гают Трумэн и Черчилль, их про­пагандируют Дьюи и Сартр, Рэссел и Смэтс, их пытаются внушить мас­сам Ласки[4] и Шумахер. (Лейбористский идеолог Г. Ласки в сво­ей книге «Размышление о революции наше­го времени» утверждает, например, что су­веренное государство совершенно несовме­стимо в наше время с мировым рынком, по­чему принцип национального суверенитета должен быть отброшен.) (В конце 20-го века империалисты стали действовать хитрее, осознав, что открытые проповеди отказа от национального суверенитета и независимости не находят поддержки у народов Европы. Но они не отказались от своих намерений, а продолжили воплощать их в жизнь под демагогические разглагольствования о «защите национального суверенитета и независимости», положив тотальную ложь в основу своей политики. — прим. РП)

Растленная идеология современно­го космополитизма возникла не се­годня. Её зародышем были уже разоблачённые Лениным реакцион­ные проекты создания Соединённых Штатов Европы, возникшие в период первой мировой войны.

Американские и английские праг­матисты с давних пор выступали как воинствующие космополиты, как злейшие враги национальной незави­симости народов. Но если Дьюи пы­тается прикрыть агрессивные планы империалистов лицемерной болтов­ней о том, что отказ от националь­ного суверенитета якобы нужен для «эффективного формирования интер­национального разума», то Шиллер прямо выбалтывает действительную суть этих планов.

«…Восстановление британского торгового    превосходства…—    писал Шиллер в 1936 году в своей послед­ней книге «Будущее Британской им­перии через десять лет», — какое существовало в XIX веке, совершен­но исключено в мире, в котором каж­дое маленькое государство пытается стать самостоятельным любой ценой и каждое правительство занято уду­шением торговли при помощи тари­фов, квот и эмбарго».

Вот, следовательно, в чём дело! Уничтожение национального сувере­нитета европейских стран необходи­мо для того, чтобы восстановить британское превосходство. Полити­ческое объединение Европы должно привести к тому, что поток англий­ских товаров хлынет в европейские страны, парализует или уничтожит национальную промышленность этих стран и сделает Англию единствен­ным властителем на европейском рынке. (Что, как мы знаем, и произошло. Только эти товары, в значительной степени уничтожившие местную европейскую, а затем и постсоветскую, промышленность, идут не под флагом Англии, и даже не под флагом США, а под флагами развивающихся стран (Китая, стран ЮВА и пр.), чтобы скрыть истинных их владельцев — транснациональные корпорации, в первую очередь, англо-американские. Как видим, тенденции того, что произойдет, если не вести жесткую классовую борьбу с мировым империализмом, было очень хорошо предсказано большевиками еще в 1950 году.  — прим. РП) Утраченная ещё в конце про­шлого века промышленная монопо­лия Англии будет восстановлена. Европа превратится в колонию анг­лийского империализма, что, кстати сказать, даст ему возможность хо­зяйничать и в других частях мира.

Этот план откровенен до цинизма и примитивен до глупости. (Увы, эта глупость благодаря беспрецедентной поддержке оппортунизма, предавшего во всех отношениях мировое рабочее движение, сработала. Откуда и вывод, что борьба с оппортунизмом — есть сегодня главнейшее условие окончательной и бесповоротной победы рабочего класса над капиталом. — прим. РП)  Но он вы­ражает действительные стремления английских империалистов, истинные мотивы всех тех демагогических за­явлений современных космополитов об устарелости понятия «националь­ного суверенитета», захватническую сущность которых не раз уже разоб­лачали советские представители на международных конференциях. Он показывает подлинное значение про­ектов так называемой «Объединён­ной Европы», которые вынашивает махровый реакционер Черчилль вме­сте с империалистическими прави­тельствами США и Англии.

Однако история внесла существен­ную поправку в бредовые планы Шиллера. «Будущее Британской им­перии через десять лет» превзошло самые мрачные пророчества новояв­ленной Кассандры. Не только, как дым, рассеялись мечты о восстанов­лении британского господства, но сама Англия превратилась в одну из «маршаллизированных» стран За­падной Европы и в «поле для тор­говли» американскими сигаретами, тушенкой и жевательной резиной.

На востоке же Европы стойко охраняют свою национальную неза­висимость от всех происков аме­рикано-английских империалистов страны народной демократии, навсе­гда освободившиеся от империали­стического рабства. (Как оказалось, не навсегда. Оппортунизм помог капитализму уничтожить социализм. Но это временная победа империализма. Рост революционного движения во всем мире показывает, что впереди новые схватки и новые бои рабочего класса за свое окончательное освобождение. И их результат зависит от сознательности рабочего класс, его организованности и способности победить разлагающее влияние оппортунизма, главного помощника империалистической реакции. — прим. РП)

* * *

Если «метод насилия и господ­ства» является руководящим мето­дом внешней политики англо-амери­канского империализма, то не в меньшей степени применение откры­того насилия определяет отношение господствующих классов империали­стических стран к пролетариату сво­их собственных стран и к угнетён­ным массам колониальных и зависи­мых стран.

После разгрома во второй мировой войне германского и японского фа­шизма советским народом, поддер­жанным демократическими силами всех стран, фашизм переживает про­цесс возрождения в стране, ставшей мировым центром политической и идеологической реакции, в США.

Переход американского империа­лизма к открыто агрессивному, экс­пансионистскому курсу побуждает правящие круги США изыскивать чрезвычайные средства для того, что­бы сломить растущее внутри страны сопротивление этой авантюристиче­ской политике. Товарищ Сталин ука­зывал, что «ни одна капиталистиче­ская страна не может вести серьез­ной войны, не укрепив предваритель­но свой собственный тыл, не обуздав «своих» рабочих, не обуздав «своих» колоний. Отсюда постепенная фаши­зация политики буржуазных прави­тельств»[5].

Отсюда поход против коммунизма в современной Америке, отсюда пе­реход в наступление на элементар­ные демократические права трудя­щихся, переход «к внутренней фаши­зации политической жизни США, к распространению самых диких чело­веконенавистнических «теорий» и представлений»[6]. (Обратите внимание, что уже в то время советские обществоведы называли политическую систему  и политику США, как внутреннюю, так и внешнюю, фашистской. Позднее хрущевские ревизионисты стали этот факт скрывать от советских трудящихся, стараясь изобразить фашизм как явление, свойственное практически только гитлеровской Германии и Италии при Муссолини. В результате такой обработки сознания в понимании советских граждан фашизм приобрел этакий лубочный образ, очень схематичный, упрощенный и крайне далекий от реальности. Отсюда, возможно, и родились на свет антимарксистские концепции, ныне распространенные в среде российских левых типа «фашизма на экспорт», когда исходно предполагается заведомая глупость, что-де фашизма внутри страны нет, но он имеется во внешней политике страны. С таким тезисом активно выступает сегодня небезызвестный проф. М.В.Попов из ФРА, оппортунизм которого РП разоблачал не раз, в том числе посвятив не одну статью его меньшевистской концепции «фашизма на экспорт». — прим. РП)

Председатель Американской ком­мунистической партии Фостер в по­слании к пленуму Национального ко­митета компартии в марте 1950 года писал: «Одной из новых особенно­стей положения во всём капитали­стическом мире является возобновле­ние попыток восстановить фашизм, чтобы подготовиться к войне и при­остановить развитие социализма. Мы должны полностью осознать эту возрождающуюся фашистскую опас­ность в Соединённых Штатах и в мировом масштабе. Это решающая сторона военной программы амери­канского империализма»[7].

Антирабочий закон Тафта—Харт­ли, фашистский закон Маккарэна, террор так называемой комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, арест и привлечение к суду руководителей компартии, пре­следование прогрессивных обще­ственных деятелей, поощрение дея­тельности старых и создание но­вых, откровенно фашистских ор­ганизаций типа Ку-клукс-клана и «Американского действия», всесто­ронняя помощь реакционным и просто фашистским правительствам в подавлении демократического и национального движения, где бы оно ни происходило, бешеная гонка вооружений, дикая и злобная кам­пания клеветы на Советский Союз и страны народной демократии, агрес­сия в Корее и Китае, открытая, пря­мая подготовка новой мировой вой­ны — таковы проявления фашизации этой страны, в которой и раньше буржуазная демократия имела наи­более фальшивую и лицемерную форму.

Фашизация США — это не при­знак силы американского и мирово­го империализма. Это признак его слабости. Это признак того, что си­лы демократии во всём мире креп­нут с каждым днём, а силы реакции, будучи не в состоянии преодолеть их, пускаются на последние, край­ние меры, чтобы хоть немного отда­лить свой последний час.

Само собой разумеется, что поли­тическое наступление реакции на жизненные права трудящихся, на остатки буржуазно-демократических свобод сопровождается и соответ­ствующим идеологическим наступле­нием, сопровождается «философ­ским» обоснованием отказа от демо­кратии и свободы. И здесь, конечно, первое слово принадлежит верным сторожевым псам капитала — англо-американским прагматистам. Охра­на любыми средствами устоев капи­тализма — таков основной девиз и основная задача прагматизма.

Но эти устои в современном мире колеблются, и, как тревожно при­знаётся Дьюи, «социальная неустой­чивость достигла той точки, когда возникает опасность революции, если не будут приняты соответству­ющие меры».

Какие же меры должны быть приняты, с точки зрения этого про­фессионального защитника «амери­канского образа жизни»? Если от­бросить в сторону его многословные и насквозь софистические попытки затемнить истинный смысл своих рецептов «оздоровления» американ­ского капитализма, то окажется в конце концов, что Дьюи проповедует применение прямого насилия против всех, кто бы ни «пытался изменить принятые господствующей властью формы». (То же мы видим и сейчас в буржуазной России. Концепция «стабильности», подразумевающая неизменность именно этой, существующей в данную конкретную минуту политической и экономической системы, ставится во главу угла всей пропаганды идеологов действующей буржуазной власти. — прим. РП)

Дьюи соглашается с утвержде­нием палача итальянского народа Муссолини о том, что «демократия отжила свой век», и заявляет, что человек устаёт от свободы и «от все­го того бремени, которое связано с обладанием политической свобо­дой». Иначе говоря, он приходит к тем же выводам, к которым пра­вящие круги США пришли практи­чески; своим инструментализмом он освящает и оправдывает антинарод­ную политику американских импе­риалистов.

Но точно так же, как американские империалисты, проводя неуклонную фашизацию страны, без устали кри­чат о защите свободы и демокра­тии, так и Дьюи свою проповедь насилия пытается замаскировать ре­верансами в сторону статуи Свобо­ды, призывами к умиротворению со­циальных сил и традиционной лжи­вой болтовнёй о демократии.

В этом лицемерии состоит одна из характернейших, отвратительных черт американского фашизма, при­сущая всей американской буржуаз­ной идеологии. (Которую у нее переняли ее благодарные ученики — российские новоявленные капиталисты. — прим. РП) Реакционные правя­щие круги США, неуклонно прово­дя политику фашизации всей страны, лицемерно разглагольствуют о защите демократии. В отличие от германского и итальянского фашиз­ма американский фашизм упорно вы­ступает под маской демократизма. Эту особенность американского фа­шизма с бесподобным цинизмом вы­разил небезызвестный босс штата Луизиана Хью Лонг, который на во­прос, будет ли в США фашизм, от­ветил: «Безусловно, но мы будем на­зывать его антифашизмом». (Честнее не скажешь! И сразу понятно, что подразумевает под собой «антифашистская» война в Донбассе, которую с пеной у рта защищал тот же проф. Попов, «знаток» фашизма — самый настоящий фашизм, прикрытый по рекомендации Лонга демагогией об «антифашизме». Вот потому таких левых, усиленного помогающих империалистам и при этом называющих себя коммунистами РП с полным правом называет тем именем, которого они заслуживают — социал-фашисты. — прим. РП.)

Шиллер оказывает медвежью услугу прагматизму, открыто и во всеуслышанье объявляя себя убе­ждённым врагом демократии и сто­ронником фашистского режима.

Шиллер, как и Дьюи, полностью соглашается с Муссолини и заяв­ляет, что «эра демократии кончает­ся». Он утверждает, что в современ­ных капиталистических странах демократия превратилась лишь в видимость, за которой скрывается подлинное господство капитала. Он приводит множество примеров, пока­зывающих, что правительства не же­лают считаться с мнением парламен­тов и что выборы в парламенты так организованы, что они не могут вы­разить действительную волю народа.

Не исключением, а, наоборот, наи­более типичным примером этого по­ложения является, по Шиллеру, пре­словутая «демократия» Америки. «Секрет американской демокра­тии, — цинично заявляет Шиллер, — состоит в том, что она фактически есть величайшая плутократия, кото­рую когда-либо видел мир, весьма искусно замаскированная демокра­тическими формами, которые предо­ставляют право голоса каждому, но разрешают ему (или ей) выбирать лишь между Твидлдумом — канди­датом одной большой партии и Твидлди — кандидатом другой, при­чём при выдвижении кандидата за финансовой силой остаётся послед­нее слово»[8].

Шиллер не считает нужным скры­вать, что буржуазная демократия является лишь замаскированной дик­татурой плутократии. Он возражает лишь против этой маскировки, кото­рую считает излишней и ненужной. «Критикуя» буржуазную демокра­тию, пытаясь доказать, что никакой демократии всё равно не существует, Шиллер стремится упразднить даже те урезанные и куцые демократиче­ские права, которые формально со­хранились ещё в некоторых капита­листических странах.

По существу, такой же характер носят и «критические» выпады Дьюи против американской демократии, когда он утверждает, что «сущест­вующая в данный момент система свобод является в то же время си­стемой стеснений или ограничений», или когда с наигранной откровен­ностью, признаётся, что он не знает, «что представляет собой в настоя­щее время демократия»! Цель всех этих выступлений одна — способство­вать установлению режима открытой диктатуры империалистов.

По Шиллеру, порочность буржу­азной демократии состоит не в чём ином, как в унаследованных от прошлого «старых метафизических догмах XVIII века о равенстве и свободе», в «догмах», которые импе­риалистическая буржуазия старается забыть, отбросить и заменить дог­мами о неравенстве людей и о необ­ходимости господства одних людей над другими.

С отвратительным цинизмом за­являет Шиллер, что «самым серьёз­ным препятствием, которое за­гораживает путь к улучшению общества, является идея свободы».

То же самое в своё время изрекали Ницше и Гитлер, то же самое, по существу, но лишь более замаскиро­ванно проповедует теперь и Дьюи вместе с сонмом других англо-аме­риканских философов и социологов[9].

Отношение Дьюи и Шиллера к «догмам XVIII века о равенстве и свободе» показывает то безмер­ное падение буржуазной идеологии, которое произошло в эпоху импери­ализма. Идеи равенства и свободы были тем знаменем, под которым революционная буржуазия Франции штурмовала старый феодальный по­рядок, а американская буржуазная республика боролась за свою неза­висимость. Если в Англии эти идеи и не служили лозунгом борьбы, то они, во всяком случае, формально провозглашались даже в XIX веке либеральными идеологами бур­жуазии. Но в конце XIX и в начале XX века империалистическая бур­жуазия заменила идеи свободы и равенства идеями господства и под­чинения. Понятие свободы становит­ся всё более опасным и ненавистным для буржуазии, которая основала своё благополучие на порабощении своих и чужих народов и сохраняет свою власть путём всё более откры­того насилия.

Прагматизм не только допускает и обосновывает самые коварные, беспринципные и насильственные приёмы, применяемые господству­ющими классами по отношению к народным массам, — он учит приме­нению этих методов и утверждает, что сильному всё позволено.

Его социальный идеал — это та­кое общественное устройство, при котором небольшая верхушка бес­контрольно распоряжается безро­потной, послушной и абсолютно бес­правной массой рабов. (Это и есть социальной идеал действующей российской власти. И она целенаправленно стремится воплотить его в действительности. — прим. РП)

Шиллер выступает с реакцион­нейшим проектом «возрождения аристократии», основанным якобы на «биологическом превосходстве» англо-саксов.

Нетрудно заметить, что социаль­ные теории Шиллера представляют собой чуть ли не буквальное вос­произведение идей духовного отца фашизма немецкого мракобеса Фридриха Ницше. Шиллер и сам не только не скрывает своей близости к Ницше, но, наоборот, открыто солидаризируется с ним. Он полно­стью принимает гнусный ницшеан­ский план взращивания «белокурой бестии», которая под именем «сверх­человека» должна господствовать над миром.

«Сверхчеловек», — заявляет Шил­лер, — вот термин Ницше для обо­значения идеального человеческого типа, который должен быть осу­ществлён… и мы можем принять этот принцип»[10].

Одной из характерных черт идео­логической реакции, охватившей ми­ровой оплот империализма — Сое­динённые Штаты Америки, — являет­ся возрождение ницшеанства. «Шестьдесят семейств», хозяйничаю­щих в Америке и стремящихся к то­му, чтобы властвовать во всём мире, образуют узкую, замкнутую касту, непроходимой стеной отгородив­шуюся от всего остального народа. Эта паразитическая верхушка мнит себя высшей породой людей, «сверх­человеками». Понятно, что ницшеан­ская идейка «сверхчеловека», ниц­шеанская теория морали, объявляю­щей, что сильному всё позволено, его проект создания новой аристо­кратии не могут не импонировать архимиллиардерам, управляющим судьбами капиталистического мира.

Не удивительно поэтому, что уже вскоре после первой мировой войны человеконенавистнические идеи Ниц­ше получили распространение не только в Германии, но и в США и в Англии. Примером тому может служить книжонка махрового реак­ционера Гувера «Американский ин­дивидуализм», в которой ницшеан­ство приспосабливается к «американ­скому образу, жизни» и объявляется, что черты ницшеанского «сверхчело­века» нашли своё воплощение в аме­риканских миллионерах.

В Англии воспроизведение ниц­шеанских идей в той или иной фор­ме встречается у различных реак­ционных социологов и философов. Так, например, лейбористский идео­лог Г. Ласки в своей книге «Вера, разум и цивилизация» совсем в сти­ле Ницше писал, что «массы вооб­ще не способны к власти, этим да­ром обладает лишь узкая элита». (Это мы тоже слышали в России. В том числе и от левачков, бесстыдно именующих себя марксистами-ленинцами («Прорыв» и т.п. — «научные централисты») — прим. РП)

Однако чаще всего пропаганда ницшеанства в Англии и США свя­зана с так называемой евгеникой, то есть «наукой» о человеководстве.

Одним из наиболее агрессивных английских евгенистов был и праг­матист Шиллер.

Вместе с другими евгенистами Шиллер выдвигает целую програм­му «оздоровления человечества», ко­торая представляет собой не что иное, как программу переустройства общества на чисто фашистский лад.

Таким образом, социально-полити­ческие теории прагматизма являют­ся бесстыдной апологетикой хищни­ческого монополистического ка­питализма, оправданием борьбы англо-американских империалистов за мировое господство, защитой по­литики силы, проповедью прямого подавления трудящихся масс.

Этой политической программе под­чинены и собственно-философские, логические и гносеологические по­строения прагматистов.

* * *

Прагматизм смыкается с наибо­лее реакционными философскими направлениями эпохи империализма, входящими в общее течение так на­зываемой «философии жизни», с во­люнтаризмом Ницше, с иррациона­лизмом Бергсона, с экзистенциализ­мом Хейдегера и Сартра. Он весьма близок к течению, получившему с конца XIX столетия большое распро­странение в буржуазной филосо­фии, — к махизму, старающемуся наиболее тонко протащить фидеизм и отравить буржуазных учёных и естествоиспытателей ядом идеализ­ма и агностицизма.

«Различия между махизмом и прагматизмом, — указывал Ленин, — так же ничтожны и десятистепенны с точки зрения материализма, как различия между эмпириокритициз­мом и эмпириомонизмом»[11].

По решению основного вопроса философии прагматизм представляет собой субъективный идеализм во­люнтаристского толка.

В современной буржуазной фило­софии волюнтаризм служит «теоре­тическим» обоснованием агрессии и экспансии, насилия и разбоя, поли­тики диктата и авантюризма, прово­димой империалистическими претен­дентами на мировое господство.

Захват и порабощение целых на­родов, пренебрежение к националь­ному суверенитету и грубейшее вмешательство во внутренние дела других стран, прямое давление, шан­таж, угрозы и насилие в качестве приёмов «тотальной дипломатии», полное закабаление Европы по пла­ну Маршалла, возрождение японско­го милитаризма и германского фа­шизма, вооружённая агрессия и кровавые злодеяния в Корее, пропа­ганда и подготовка новой мировой войны, антидемократическая внут­ренняя политика, переходящая в от­крытую фашизацию, — таковы основ­ные черты авантюристической, или, выражаясь «философским» языком, волюнтаристической, политики анг­ло-американского империализма.

Проникая во все области эконо­мической и социальной жизни, явля­ясь постоянным мотивом империали­стической пропаганды, политика силы, проводимая монополистиче­ским капиталом, естественно, долж­на найти своё выражение в идеоло­гии вообще, в философии в частно­сти. Здесь она и получает свою фи­лософскую интерпретацию в поло­жении о примате воли.

До недавнего времени сравни­тельно немногие буржуазные фило­софы решались на открытую аполо­гию грубого насилия. Обычно эта апология принимала более «фило­софскую» форму в учении о реша­ющем значении акта, действия, о волевом начале как высшем фило­софском принципе. Но во всех слу­чаях истоки волюнтаризма в совре­менной философии в конечном счёте восходят к тому или иному проявлению империалистической по­литики насилия и агрессии.

Так выход германского разбой­ничьего империализма на арену международной борьбы за мировое господство получил соответствующее теоретическое обоснование сперва в волюнтаризме Ницше, а затем в идеологии фашизма.

Так более «скромные» претензии итальянского империализма на гос­подство в области Средиземномор­ского бассейна теоретически под­креплялись философией активизма Джентиле. Так стремление амери­канского империализма сперва «к руководству» мировыми делами, а затем к открытому мировому господ­ству нашло своё философское выра­жение в прагматизме Джемса, «ин­струментализме» Дьюи, «гуманизме» Шиллера и иже с ними.

Элементы волюнтаризма неизбеж­но присутствуют во всякой субъек­тивно-идеалистической философии, наделяющей субъект способностью творить мир. Ленин указывал, что Мах весьма близок к волюнтаристи­ческому идеализму, хотя на словах иногда от него отрекается[12].

Гораздо резче выражен волюнта­ризм в прагматизме. Прагматисты утверждают: «Мы делаем истину и самую реальность, мы творим объ­ективный мир здравого смысла», мы создаём научные понятия, законы, теории в той мере, в какой они нуж­ны для осуществления наших целей, мы мыслим, не подчиняясь законам логики, но так, чтобы ход мышления привёл к желательному результату, и т. д. и т. п. Всё якобы зависит от нас, от нашей воли и нашего жела­ния действовать в соответствии с поставленной целью. (Не того же субъективно-идеалистического корня волюнтаризм Хрущева? — прим. РП)

Это не что иное, как распростра­нение на теорию познания того же принципа, который в социологии от­рицает закономерности общественно­го развития и пытается подчинить ход истории субъективному произ­волу. Это тот же принцип, который в политике проповедует неограничен­ное применение силы как основного метода достижения разбойничьих целей империалистов.

Политические принципы англо-американского империализма полу­чают своё философское выражение в положении прагматизма о «пластич­ной реальности». Это понятие лежит в основе взгляда прагматистов на мир и определяет характер реше­ния ими основного вопроса филосо­фии.

Мир, говорит Джемс, — это не мо­нолитная глыба. Мир пластичен, он поддаётся нашим усилиям, он при­нимает ту форму, которую мы при­даём ему в соответствии с нашими намерениями.

«Мир пластичен, — вторит Шил­лер, — и может быть формирован посредством наших желаний, если мы достаточно решительны, чтобы привести их в исполнение».

Перед нами, таким образом, уже знакомый тезис о том, что воля определяет собой всю реальность, что нет ничего, что не могло бы поддаться нашей активности и энергии.

Повторяя старую клевету идеоло­гов эксплуататорских классов, Джемс утверждал, что народ якобы представляет собой неспособную к исторической инициативе толпу, по­слушно следующую за «умами выс­шего порядка», за «политическими вождями», которые формируют и преобразуют эту инертную (и также «пластичную»!) массу «обыкновен­ных людей».

Магнаты монополий и их полити­ческие и дипломатические представи­тели давно уже рассматривают стра­ны и народы мира лишь как мате­риал для осуществления своих преступных целей. Они не желают считаться с волей народов и пы­таются по своему произволу распо­ряжаться судьбами наций и госу­дарств.

Характерный пример этого дают опубликованные «Документы и ма­териалы кануна второй мировой войны».

«Если обе стороны согласны в том, что мир не статичен, то следует по­пытаться на основе общих идеалов отдать должное этому признанию, направив всю имеющуюся энергию на достижение общей цели».

«Обе стороны», упомянутые в ци­тируемой фразе, — это не Шиллер и Джемс. Это лорд Галифакс и Гитлер, представители британского и германского империализма, об­суждавшие проблему очередного «эксперимента», или, говоря проще, нового передела мира, а приведён­ные слова были сказаны министром иностранных дел английского прави­тельства. Вот в чём состоит полити­ческий смысл тезиса о пластичности мира, и вот где нужно искать соци­альные истоки этого философского принципа.

Прагматический тезис о примате волевого начала в переводе на язык политики оказывается требованием «права великой державы активно действовать» в «нестатичном мире» и предполагает «активное вмеша­тельство в жизнь народов»[13].

Галифакс и Гитлер обсуждали лишь вопрос о методах, которые должны были быть применены, но самая возможность насильственного передела мира, законность грубей­шего вмешательства в жизнь наро­дов вопреки воле самих народов принимаются ими как нечто само собой разумеющееся.

Ведь «мир пластичен», он есть то, что «мы из него захотим сде­лать», он «охотно переносит челове­ческое насилие».

Так прагматическая философия смыкается с империалистической по­литикой и обслуживает послед­нюю.

Что касается собственно-философ­ского содержания данного тезиса прагматистов, то абсолютная пла­стичность мира, провозглашённая прагматистами, означает прежде всего отрицание объективной реаль­ности, существующей независимо от человека.

С точки зрения прагматизма весь мир находится в полной зависимости от человека, мир существует лишь постольку, поскольку он находится в каком-то отношении к субъекту. Мир вторичен, а субъект первичен. Таков философский смысл понятия «пла­стичности мира».

Никакой объективной, не завися­щей от субъекта реальностью внеш­ний мир, согласно прагматизму, не обладает. Прагматисты, как огня, боятся какой бы то ни было объек­тивной реальности, не зависящей от человека.

Дьюи объявляет, что «реаль­ность — это самый опасный из всех философских терминов», он предла­гает отказаться от понятия «объект» и заменить этот «скользкий термин» более удобным термином — «науч­ный материал».

Джемс в своё время из кожи лез вон, чтобы опровергнуть существова­ние объективной реальности, и при помощи самых невероятных софиз­мов «доказывал», что человек имеет дело в опыте не с действительной реальностью, а лишь с «объектами верования».  (Между прочим, именно здесь лежит философский корень заявлений, распространенных сегодня в России, что атеизм — это якобы тоже только вера. — прим. РП) «Прагматист, —   писал Джемс, — говоря о «реальности», принципиально разумеет то, что че­ловек действенно считает реаль­ностью, то, что человек признаёт за таковую в данный момент»[14].

Шиллер также совершенно не вы­носит ни малейшего упоминания о чём-то объективном. Чуть только скажут «объективная реальность» или даже «объективная ценность», как с ним буквально делаются кон­вульсии, его, как кошмар, пресле­дует объективная, материальная действительность.

Эта ненависть прагматистов к объективной реальности выражает философскую позицию воинствую­щих идеалистов, вслед за Беркли стремящихся любой ценой «уничто­жить» материю. В ней отражается страх идеологов обречённого клас­са перед действием неумолимых объективных законов действительно­сти, законов исторического развития и общественного прогресса, которые всё более приближают капитализм к часу его окончательного крушения, к торжеству коммунизма.

Стремясь во что бы то ни стало избавиться от материальной действи­тельности, прагматисты вопят о том, что объективная реальность, кото­рую признают все нормальные люди, не существует независимо от чело­века, что она есть лишь «прагмати­ческая конструкция», лишь выгодное прагматическое допущение, сделан­ное ради удобства постольку, по­скольку оно нам полезно.

Если задать прагматисту убийст­венный для всякого субъективного идеалиста вопрос: существовала ли земля до человека, то он будет из­виваться, как уж, чтобы избежать прямого и ясного ответа. (Это следует взять на вооружение в борьбе с распространенной ныне в России идеологией субъективного идеализма, проявляющей себя в разных формах, но имеющей один общий корень, который выше был назван автором статьи — отрицание объективной реальности. — прим. РП)

Прагматизм не может сказать ни одного нового слова против материа­лизма и лишь на разные лады пере­певает софизмы старых идеалистов. В этом отношении прагматизм ничем не отличается от других направле­ний современной субъективно-идеа­листической философии, как, напри­мер, махизма, точно так же заим­ствующего всю свою аргументацию у Беркли и Юма.

Не будучи в состоянии привести в опровержение существования объек­тивного мира ни одного сколько-нибудь серьёзного довода, они вынуждены строить свои «доказа­тельства» либо на нелепейших сло­весных фокусах либо просто на го­лословных утверждениях вроде сле­дующего перла Шиллера: «Нет мыс­ли без мыслящего, нет наблюдения без наблюдателя, нет даже (!) сно­видения без сновидца и нет объекта без субъекта». Так, сперва повторяя несколько тривиальностей вроде то­го, что «нет наблюдения без наблю­дателя», Шиллер пытается под шу­мок протащить основной тезис субъ­ективного идеализма. (Это распространенный метод демагогии субъективных идеалистов, о котором тоже следует всегда помнить марксистам в их идеологической борьбе с субъективными идеалистами. — прим. РП)

Для прагматизма, как одного из наиболее лживых направлений анг­ло-американской философии, сплошь построенного на обмане и фальсифи­кации, характерно стремление вве­сти в заблуждение простого человека при помощи таких фраз, которые звучат как будто вполне в духе «здравого смысла», то есть материа­листически, но в которые прагмати­сты вкладывают махрово-идеалисти­ческое содержание. (Еще один способ демагогии, тоже не забывать о нем! — прим. РП)

Когда прагматисты говорят о практическом изменении мира, об активном «деланье реальности», то может показаться, что в этом поло­жении заключена известная рацио­нальная мысль. Не случайно Дьюи так любит ссылаться на Бэкона, ко­торый призывал человека к подчи­нению природы. Но эти ссылки на знаменитого английского материалиста построены на мошенническом трюке, посредством которого Дьюи пытается скрыть свой идеализм и возвысить свою скудоумную филосо­фию. На самом деле прагматизм проповедует грубейший субъектив­ный идеализм, он пропитан идеали­стическим мракобесием волюнта­ризма.

Как философия, рассчитанная на обман народных масс, прагматизм не может ограничиваться одной лишь проповедью авантюризма, обращённой к империалистическим хищникам. Он пытается приучать массы к покорности и пассивности, к отказу от революционного дей­ствия и классовой борьбы. Этому назначению и служит идеалистиче­ское положение прагматистов о том, что для изменения реальности доста­точно лишь изменения суждения о ней. Рабочий класс не должен стре­миться к революции и практическо­му преобразованию общественного строя. Достаточно лишь изменить своё мнение о капиталистических порядках, достаточно лишь уверо­вать в «американский образ жизни», в «процветание» и в гармонию клас­совых интересов. Ведь существует то, во что мы верим, развязно про­поведуют прагматисты, так давайте же считать американскую долларо­вую демократию осуществлением истинной демократии, американскую свободу линчевания и гангстеризма истинной свободой и… забудем о революции.

Реальность факта, говорит Шил­лер, зависит от нашего желания признать его фактом, а его содер­жание — от нашего истолкования его, то есть от оценки.

Так идеалистическая философия прагматистов служит своим импе­риалистическим хозяевам. Она стре­мится одурачить трудящиеся массы, свести их с пути классовой борьбы на путь социальных иллюзий и ре­формистских мечтаний. «Никакой факт, — заявляет Шиллер, — не есть факт до тех пор, пока он не принят в качестве факта»[15]

Таким образом, и существование факта и его содержание, согласно прагматизму, всецело определяются нами, нашими интересами, желания­ми и субъективными склонностями. Шиллер утверждает, что «факт» как известный момент опыта всегда субъективен, произволен и зависит от той цели, ради которой он при­знан фактом. Он якобы не есть нечто действительно объективное, но пол­ностью определён соображениями интереса, выгоды, удобства. «Факт всегда до известной степени подде­лан»,— говорит Шиллер.

Эта «теория» нужна тем, кто за­интересован в подделке фактов, в искажении действительных и непре­ложных фактов, в сокрытии правды от народа. Поэтому прагматическое понимание фактов представляет со­бой перевод на философский язык тех методов обмана, которые широко применяются наиболее реакционны­ми империалистическими кругами самых реакционных империалистиче­ских стран.

Нынешняя американская пропа­ганда вся основана на самом зло­стном и бессовестном искажении действительности и извращении фак­тов. За немногими исключениями нет ни одной современной буржуазной газеты, ни одного журнала, ни од­ной радиопередачи или выступления представителя правительства, кото­рые не содержали бы чудовищного искажения фактов в пользу импе­риализма и ещё более чудовищного извращения фактов в целях клеве­ты на Советский Союз, на демокра­тические страны и на демократиче­ское движение вообще. (То же самое мы видим и теперь в России — идеологи буржуазии переврали все, до чего смогли дотянуться. — прим. РП)

Вся современная империалистиче­ская пропаганда представляет собой монополию по производству лжи, обмана и клеветы.

Англичане любили говорить когда-то, что «факты — упрямая вещь». Теперь прагматическая философия и империалистическая пропаганда стремятся отучить рядового амери­канца и англичанина от самого это­го понятия. Факты из «упрямых ве­щей» в руках империалистических идеологов и политиков превратились в очень мягкие, «пластичные» вещи, которые «охотно переносят челове­ческое насилие».

«Общественное мнение, — пишет австралийский журналист А. Мендер в своей книге «От шести вечера до полуночи», — почти лишено воз­можности выносить какой-либо при­говор на основании достоверных фактов. В наше время газеты поль­зуются фактами лишь как сырьём для пропаганды. При помощи про­извольного отбора, обработки, изъ­ятия и раздувания фактов, путём искажения перспективы или при по­средстве сенсационных заголовков и редакционных комментариев сооб­щаемые «известия» преподносятся таким образом, чтобы внушить чита­телю именно ту определённую идею, которая желательна владельцу газе­ты»[16]. (Собственно, это и есть то, что высокопарно называется «масс-технологии» или «технологии манипуляции массовым сознанием». Более подробно о них см. в соответствующей части раздела «Литература». — прим. РП)

Выступления англо-американских политиков и дипломатов как на меж­дународных совещаниях, так и перед общественностью своих стран стро­ятся на самом циничном передёрги­вании фактов, на самом беззастен­чивом извращении действительного положения вещей.

Известно, что в США происходит неуклонное наступление на демокра­тические права трудящихся, что пре­словутая американская «свобода», всегда бывшая лишь номинальной, сейчас превратилась в вывеску, при­крывающую полнейший произвол монополий, фактическое бесправие трудящихся и растущую фашиза­цию страны.

Всё это не помешало президенту Трумэну демагогически заявить в своём послании ко второй сессии конгресса, что «сейчас мы пользуем­ся большей личной свободой, чем когда-либо раньше».

Факты опровергают это утвержде­ние мистера Трумэна? Но ведь «фак­ты зависят от той интерпретации, ко­торая им дана».

Известно, что в Соединённых Штатах ведётся бешеная гонка во­оружений, ширится разнузданная пропаганда и подготовка новой ми­ровой войны. Многочисленные фак­ты, подтверждающие эту подготов­ку, были приведены А. Вышинским в речи на Генеральной ассамблее ООН осенью 1949 года.

Однако американский представи­тель Остин в своём ответном вы­ступлении, голословно отрицая про­водимую в США подготовку к вой­не, даже не пытался опровергнуть хоть один из приведённых А. Вы­шинским фактов. Как заметил тов. Вышинский, «Остин просто пропу­стил все эти факты мимо ушей». Согласно прагматическому рецепту, Остин отказался признать существо­вание «неприятных фактов», он сде­лал вид, что их нет. Ведь «ни один факт не есть факт, пока он не при­знан таковым». А Остин, разумеется, не желает признавать факты, разоб­лачающие агрессивную политику США.

Огульно отрицая твёрдо установ­ленные и неопровержимые факты, англо-американские представители, когда им это выгодно, не останав­ливаются перед фабрикацией самых невероятных нелепиц, выдавая их за «факты».

Нет буквально ни одной между­народной конференции, на которой советским представителям не прихо­дилось бы разоблачать беззастенчи­вую фальсификацию фактов, при по­мощи которой англо-американские дипломаты пытаются оправдать аг­рессивную, враждебную миру и на­родам всего мира политику своих правительств. И нет ни одного вы­ступления англо-американского по­литика, которое не давало бы образ­цов прагматического «понимания» фактов. (Точно так же и сейчас в России — нет ни одного выступления российских политических или общественных деятелей, или даже журналистской статьи, за исключением некоторых, буквально единичных, коммунистических медиа-ресурсов, где бы не корежились и извращались факты. — прим. РП)

Прагматизм, философия агрессив­ной империалистической буржуазии Англии и Америки, даёт «философ­ское обоснование» и «теоретическое оправдание» этой практике. В то же время он даёт своего рода руко­водство по идеологическому воздей­ствию на массы, слегка прикрытый философской терминологией набор правил и приёмов для обмана, лжи и насилия. (Вот она — методологическая база «масс-технологий» — прагматизм! — прим. РП) Тлетворное влияние этой философии сказывается в развраще­нии умов и пропаганде полной бес­принципности.

* * *

Прагматизм как субъективный идеализм волюнтаристического тол­ка, подобно другим наиболее реак­ционным течениям современной фи­лософии, проповедует иррациона­лизм и самый грубый алогизм.

Иррационализм и мистика всегда были таким идеологическим ору­жием, которое использовалось ре­лигией и реакционной философией для борьбы с наукой, разумом и познанием мира. В эпоху же импе­риализма, по существу, вся бур­жуазная философия вступила на путь иррационализма.

Борьба буржуазных идеологов против марксизма логически завер­шается борьбой с наукой, разумом и логическим мышлением вообще. (Именно так! Это сейчас мы видим воочию в России — еще недавно самой материалистической и передовой стране мира, с лучшим в мире образованием и наукой. Как последний пример, теология. Эта позорная для человека 21 века поповщина, официально признана в России наукой! — прим. РП)

В США, ставших международным центром реакции, всякая передовая мысль рассматривается как выступ­ление против американизма, подле­жащее преследованию, гонению, травле.

Но одними полицейскими мерами нельзя задушить свободную мысль. Поэтому на помощь полиции гони­тели разума мобилизуют все сред­ства идеологического воздействия: прессу и растленное буржуазное ис­кусство, продажное радио, развра­щающее кино и пошлую рекламу. Империалистическая пропаганда на­сильственно вторгается во все сферы духовной жизни человека, на­стигает его в школе и на работе, на улице и дома, и всюду она пресле­дует одну цель: оболванить чело­века, отравить его сознание, лишить его способности здраво осмысливать действительность, внушить ему ту­пую покорность капиталу.

Но монополисты с Уолл-стрита не только стремятся к тому, чтобы на­род не умел мыслить, но и сами от­казываются от логического мышле­ния.

Цели, преследуемые империалисти­ческой политикой, враждебны инте­ресам народов, враждебны демокра­тии, направлены против мира и ведут к новой войне. Понятно поэто­му, что англо-американские дипло­маты и политики не могут не прибе­гать ко лжи, обману, софистике, искажению смысла слов и соглаше­ний. Самые грубые и притом созна­тельно используемые логические пе­редержки постоянно применяются там, где нужно «обосновать» абсо­лютно неправомерные требования, отказаться от выполнения своих обязательств, настаивая на выполне­нии обязательств другими, и т. д., и т. п.

Если же логика противоречит ин­тересам Уолл-стрита, если, стремясь обосновать свои бредовые идеи о «мировой миссии» американизма, они впадают в разительную нелогич­ность, то тем хуже для логики. Тогда долой логику, долой логическое мы­шление! Американский профессор Дакин прямо заявил, что «здоровый человек редко даст запугать себя логикой».

Американские реакционеры боятся логики, науки, знания. Они боятся ясного, логического мышления, боят­ся разума и ведут с ним остервене­лую борьбу, объявляя разум источ­ником всех зол. (И это мы тоже сейчас видим повсеместно. Иногда даже начинает казаться, что либо ты сошел с ума, либо с миром происходит что-то не то. И очень стыдно становится за нашу интеллигенцию, которая сумела докатиться до такого позора, когда в массе своей перестала быть носителем научного знания и действительной образованности, превратившись в апологетов бескультурья и невежества. В первую очередь это касается учителей, вузовских преподавателей и так называемой творческой интеллигенции, среди которых встретить человека с действительно научным, материалистическим мировоззрением уже, видимо, не представляется возможным. — прим. РП)

Вполне понятно, что крестовый по­ход против разума, который ведёт империалистическая реакция в стра­нах империализма, должен получить соответствующее теоретическое обос­нование. Эту задачу и выполняют самые реакционные направления буржуазной философии эпохи импе­риализма.

Первыми начали поход против ра­зума архиреакционные философы империализма Ницше и Бергсон. Непосредственно к ним примыкает Джемс и вслед за ним все остальные прагматисты. Ницше с чисто прус­ским цинизмом сразу же объяснил политическое значение этого похода: «Рабочих наделили логикой, и они стали бунтовать». Надо, следова­тельно, лишить массу наёмных рабов способности логически мыслить, и тогда будет легче удержать их в по­виновении. (Вот вам и причина уничтожения лучшего в мире советского образования — безграмотными невеждами, неспособными сопоставить одно с другим, легче управлять. — прим. РП.)

Суть «критики» разума со сторо­ны Ницше и Бергсона состояла пре­жде всего в отрицании познаватель­ных, функций интеллекта; они объ­являли, что интеллект предназначен вовсе не для истинного познания мира, а для действия, для приспо­собления организма к окружающим условиям. Что касается познания, то, согласно Бергсону, оно якобы возможно путём мистической интуи­ции, а, по Ницше, вообще невозмож­но, так как мир якобы ложен.

Прагматисты пошли по стопам Ницше и Бергсона.

О познании как об отражении объективной реальности, с точки зрения прагматизма, бессмысленно и говорить. Прагматисты утверждают, что приспособление к среде, овладе­ние материалом опыта и есть то, что можно называть познанием.

Разоблачая идеалистическую сущ­ность рассуждений Маха, отрицав­шего объективность времени и про­странства и утверждавшего, что они суть лишь ощущения ориентировки, способствующие проявлению биоло­гически целесообразных реакций при­способления, Ленин указывал, что «человек не мог бы биологически приспособиться к среде, если бы его ощущения не давали ему объективно-­правильного представления о ней»[17].

Жульничество прагматистов в дан­ном вопросе состоит в том, что, го­воря о приспособлении к среде, они отрицают абсолютно необходимое условие этого приспособления — бо­лее или менее правильное отражение её свойств в сознании человека, отрицают они и объективную реаль­ность самой этой среды!

В соответствии с субъективным идеализмом прагматистов среда вы­ступает не как нечто реально суще­ствующее, а как нечто всецело субъ­ективное.

Эта сторона философии прагма­тизма особенно обстоятельно выпя­чивалась Дьюи, взгляды которого полностью воспринял и Шиллер. Согласно Дьюи и Шиллеру, вся жизнь человека складывается из ря­да «ситуаций». Оказавшись в той или иной жизненной ситуации, чело­век стремится найти наиболее благо­приятный выход из неё; он ставит перед собой какую-то определённую, но всегда частную цель и стремится осуществить её теми средствами и «инструментами», которые в данный момент могут оказаться наиболее подходящими. При этом он совер­шенно не должен заботиться о со­гласовании применяемых им «ин­струментов» с использованными в других «ситуациях», равным образом как он не должен задумываться о прошлых или будущих «ситуациях». В области теории в одном случае можно быть детерминистом, если это удобно, а в другом — индетерми­нистом, сейчас быть «наивным реа­листом», а через пять минут — со­липсистом, в одном вопросе призна­вать объективность законов природы, а в другом объявлять их выдумками и фикциями п т. д. и т. п.

В области политики инструмен­тальный метод, разумеется, также получает широчайшее применение. Следуя этому методу, во время из­бирательной кампании можно вы­ступать, как это делал Трумэн, с миролюбивыми обещаниями, а после избрания на пост президента отбро­сить все эти фразы и проводить политику развязывания новой вой­ны, политику ликвидации демокра­тических прав трудящихся и под­держки самой махровой реакции. («Больше социализма, больше социализма!» — орал Горбачев, ведя советский народ к капитализму. Хрущев тоже вел советский рабочий класс к коммунизму, а привел — к Перестройке. Верить надо делам, а не словам — об этом тысячи раз твердили большевики. — прим. РП)

Именно такие методы политики правящих кругов США теоретиче­ски оправдываются и рекомендуются «инструментализмом». С точки зре­ния прагматизма, вся предвыборная программа — это тоже не более как «инструмент», использованный для того, чтобы наиболее успешно осу­ществить цель, выдвинутую избира­тельной «ситуацией». Если эта программа оказалась полезной для решения «проблемы» подставить ножку своему конкуренту и самому пройти в президенты, то тем лучше.

Но затем «ситуация» изменилась; перед президентом Трумэном встали новые задачи: удержаться на своём посту и оправдать доверие магнатов монополистического капитала. И эту задачу он решает при помощи совсем других «инструментов». Поэтому предвыборные обещания отбрасыва­ются или откладываются на четыре года, до новых выборов.

Вот эти-то приёмы американских дельцов и политиков прагматизм и переносит в теоретическую область, рекламируя их как «инструменталь­ную» или «волюнтаристическую» ло­гику, как прагматический метод.

Так же и в практической жизни. Предприниматель во время забастов­ки может обещать рабочим повыше­ние зарплаты, сокращение рабочего дня и т. д., а когда угроза прекраще­ния работы минует, — отказаться от выполнения обещанного. (И это имеется! У капиталистов — сплошное вранье и обман. — прим. РП)

С другой стороны, инструмента­лизм требует, чтобы рабочие никогда не выходили за рамки данной «си­туации». Организованная политиче­ская борьба рабочего класса за своё освобождение от капиталистического рабства категорически запрещается инструментализмом Дьюи. В каждом конкретном случае, в условиях того или иного конфликта данная группа рабочих может ставить перед своим хозяином тот или другой вопрос: об увеличении зарплаты, об улучшении техники безопасности и т. д. Но ра­бочие обязаны всегда держаться в границах только данной узкой «си­туации». Они не имеют права делать какие-либо обобщения и переходить от частных экономических требова­ний, возникших в данной «ситуации», к общеклассовым политическим тре­бованиям, они не имеют права вы­двигать более отдалённую, конечную цель своей борьбы, так как такая по­становка вопроса, по Дьюи, произ­вольна и «ненаучна».

Дипломированный лакей амери­канского империализма, Дьюи, как и его хозяева, ничего не имеет про­тив того, чтобы безработный бродил в поисках работы. В этом случае он будет решать проблему, которую поставила перед ним данная «ситуа­ция», — отсутствие у него работы. Но Дьюи запрещает размышлять и пытаться связывать безработицу с господством монополий, с порочно­стью капиталистической системы и делать отсюда политические выводы.

Инструментализм, таким образом, является философией, призванной разоружить рабочий класс, лишить его всякой перспективы, свести его борьбу к «борьбе за пятачок», вну­шить ему мысль о невозможности и ненужности политической организа­ции, о несбыточности социализма, внедрить в его сознание идею незыб­лемости и нерушимости капиталисти­ческой системы.

Конечно, Дьюи не выдумал все эти отвратительные уловки прагма­тизма. Он лишь подхватил те приёмы развращения рабочего класса, кото­рые издавна применялись англо-аме­риканской буржуазией вместе с обур­жуазившимся руководством проф­союзов. Он лишь «философски» обо­сновывает эти приёмы, возводит их в ранг «научных» истин, превращает их в тщательно продуманный метод деморализации рабочего класса. Вот почему американские коммунисты вместе со всеми прогрессивными си­лами Америки совершенно справед­ливо считают одной из важнейших теоретических задач разоблачение и разгром растленной философии Дьюи, этого заклятого врага трудя­щихся.

Свою логическую интерпретацию методы буржуазной американской политики получают в «инструмен­тальной логике» Дьюи и в ничем от неё не отличающейся «волюнтари­стической логике» Шиллера.

Человек, утверждают Дьюи и Шил­лер, начинает мыслить лишь тогда, когда он оказывается в затрудни­тельной «ситуации», когда его при­вычки не могут далее руководить его действиями. Тогда в его действии на­ступает перерыв, он должен остано­виться, обдумать положение, при­нять решение и действовать дальше.

Таким образом, «необходимая предпосылка всякого акта мысли — это чтобы «ситуация» казалась проблематичной…, мы мыслим лишь тогда, когда мы находимся в затруднении и не можем придумать ничего лучшего»[18] или, как говорит Дьюи: «Мышление начинается в си­туации, которая вполне справедливо может быть названа «развилочной ситуацией», т. е. двусмысленной си­туацией, представляющей дилемму и предлагающей альтернативу». Роль мышления, собственно, и сво­дится Дьюи лишь к преодолению трудности, к устранению препят­ствия, возникшего на пути к осуще­ствлению цели.

Прагматическое извращение про­цесса мышления имеет своей целью уничтожить мышление как отраже­ние объективной действительности, лишить человека способности пра­вильно познать мир и изменить его. Поэтому прагматизм отрицает и спо­собность интеллекта к обобщениям, к познанию общих законов природы и общества. Прагматисты смертель­но боятся познания законов объек­тивной действительности. Из всех сил они стараются ограничить сферу их применения лишь единичными случаями, лишь условиями данной ситуации.

Но ненависть философов империа­листической буржуазии к разуму столь велика, что, даже превратив мышление в возню с частными, еди­ничными случаями, они стараются свести на нет и это его ничтожное значение.

Так, Шиллер в своей ненависти к мышлению объявляет, что «мысль есть ненормальность». Он уверяет, что мышление далеко не всегда себя оправдывает, что человек проявит здравый смысл, мысля не постоянно, а от случая к случаю, что нужно мыслить как можно меньше…

Значение мышления, разглаголь­ствует Шиллер, сильно преувеличено; на самом деле, утверждает он: «Мы можем большую часть времени весь­ма удобно обходиться, мысля очень немного». Это только «устарелые фи­лософы склонны думать, что человек должен мыслить всё время и обо всех вещах».

Простой человек будет думать о своём рабском положении в странах капитала, о причинах нищеты мил­лионных масс, о причинах кризиса и безработицы, об истоках кровавых империалистических войн, о путях и средствах революционного освобож­дения от гнёта капитала, о стране победившего социализма, о величай­шей правде учения марксизма-лени­низма. Он будет размышлять и пере­станет подчиняться. Вот что пугает Шиллера и ему подобных. Так пусть же, вопят прагматисты, он не мыслит вообще. Пусть мыслит от случая к случаю, и чем меньше, тем лучше…

Что Шиллер и Дьюи не только не одиноки в своей ненависти к мышле­нию, но выражают типичный для современной буржуазной философии взгляд, свидетельствует хотя бы вы­сказывание такого столпа английской философии, как Б. Рэссел. «Мышле­ние, —  уверяет этот философствую­щий поджигатель войны, — не есть одна из естественных активностей человека, оно есть продукт нездо­ровья, как высокая температура при болезни».

Политический смысл этих выпа­дов философов империализма против мышления состоит в том, чтобы раз­венчать разум, лишить широкие на­родные массы способности мыслить и превратить их в нерассуждающих слуг капитала.

Охаивая интеллект, отрицая позна­вательную способность мышления, прагматисты отбрасывают логику и провозглашают право мыслить ало­гически, иррационально.

Джемс откровенно заявляет, что его философия не может иметь с ло­гикой ничего общего, он делает похвальное признание, говоря, что под влиянием французского мистика и реакционера Бергсона он «счёл се­бя в конце концов вынужденным от­казаться от логики, отказаться от неё открыто, честно, раз и навсег­да»[19]. (Очень любопытно название той работы, в которой Джемс высказывает свои идеи — « Вселенная с плюралистической точки зрения». Тот самый плюрализм, которым советскому рабочему классу всю плешь проели идеологи буржуазной контрреволюции в Перестройку, тесно связан с прагматизмом. Вот они где корни-то перестроечных гнилых идеек! — прим. РП) В противоположность Джемсу, Дьюи, как и всегда, виляет и хитрит. Он пытается облечь свой отказ от логического мышления в более «на­учные» формы, посвящая много пух­лых «трудов» разработке так назы­ваемой «инструментальной логики».

Шиллер же превознося до небес «волюнтаристическую логику» праг­матизма, прямо заявляет о её абсо­лютной несовместимости с нормаль­ной человеческой логикой.

Суть «волюнтаристической логики» Шиллера, от которой ничем, кроме фразеологии, не отличается «инстру­ментальная логика» Дьюи, состоит в отрицании каких бы то ни было пра­вил и законов мышления, в отрица­нии логической необходимости и ло­гической последовательности мыш­ления, в отрицании обязательности вывода, доказательства, умозаклю­чения. Шиллер видит в логике сво­его злейшего врага. «Мы можем вы­бросить всю формальную логику, — заявляет Шиллер, — объявив её про­сто чепухой». Полное искоренение формальной логики «есть революци­онное достижение человеческой мыс­ли»[20]  — изрекает этот обскурант.

Достаточно одного — двух приме­ров, чтобы стал ясным теоретиче­ский и политический смысл борьбы прагматистов против логики. Преж­де всего Шиллер обрушивается на формальную логику за то, что она признаёт устойчивость значения по­нятий. Эта определённость совершен­но не устраивает прагматистов, и Шиллер заявляет, что «значение тер­минов не может быть фиксировано». Оно-де всецело зависит от обста­новки, от личного намерения того, кто эти понятия применяет. Понятия «похожи на хамелеонов»: они, со­гласно Шиллеру, постоянно меняют свои значения, и уловить их «истин­ный смысл» невозможно. В каждом суждении они якобы значат не то, что в другом. (Вот эта технология подмены понятий тоже повсеместно применяется сейчас буржуазными идеологами. — прим. РП).

Отрицание относительно устойчи­вого значения слов и понятий исклю­чает возможность правильного логи­ческого мышления. Оно ведёт к пол­нейшему произволу в употреблении понятий, к подмене значения слов, к их произвольному толкованию и т. д. При таких условиях логическое мыш­ление становится невозможным. Мышление становится алогическим, иррациональным. Но это как раз и нужно Шиллеру и его империалисти­ческим хозяевам.

Вся одурманивающая народные массы пропаганда, все фальшивые провозглашения демократии и свобо­ды — всё это широко использует бес­стыдную игру словами. «Свобода», «демократия», «равные возможно­сти», «помощь» и т. п.— все эти по­нятия в употреблении англо-амери­канских империалистов означают со­всем не то, что понимает под ними нормальный простой человек. (Важно, чтобы это понял рабочий класс, трудящиеся массы, тогда буржуазия не сможет больше их так легко одурачивать и заставлять действовать против их собственных классовых интересов. — прим. РП)

Весь мир знает, что такое фашизм. Сотни миллионов людей страдали под гнётом немецкого, итальянского, японского фашизма. Четыре года со­ветский народ, поддержанный всеми демократическими силами мира, вёл борьбу с фашистскими ордами и раз­громил фашизм.

А спустя полтора года государ­ственный секретарь США Бирнс на заседании Совета министров ино­странных дел при обсуждении того пункта мирного договора с Италией, где говорилось о запрещении фашист­ских организаций, заявил, что он вообще не знает, что такое фашизм, что ему неясен смысл слов «фашист» и «фашистская организация». (И сейчас многие наши левые, постоянно рассуждающие о фашизме, на деле не способны разглядеть его перед самым своим носом!  — прим. РП)

Известно, что США совершили вопиющий акт агрессии против Ко­рейской народно-демократической республики, что в Корее ведут воен­ные действия регулярные американ­ские войска, флот и авиация, что американские бомбардировщики зверски бомбят города и сёла, уби­вая тысячи мирных жителей. Но правительство США называет эту агрессивную войну «полицейской миссией», пытаясь таким образом ввести в заблуждение свой народ и народы всего мира.

В Совете безопасности делегация США внесла резолюцию о «локали­зации конфликта». Резолюция фак­тически предусматривает расшире­ние американской агрессии против корейского народа. Как указал со­ветский представитель, «представи­тель США и его английский коллега пытаются завуалировать агрессив­ную суть этих предложений разгово­рами о «локализации конфликта». Однако этот термин употребляется ими для того, чтобы прикрыть стрем­ление правительства США усилить свою агрессию в Корее… Зловещие значения терминов «локализация конфликта» и «пасификация» хоро­шо известны из истории англо-аме­риканского империализма»[21].

Употребляя общеизвестные поня­тия, американские империалисты в полном соответствии с прагматиче­ской логикой вкладывают в них пря­мо противоположный смысл, пыта­ясь прикрыть ими свои грязные дела. (Этот метод именовать крайне негативное и отрицательное явление (например, военную агрессию и др.)  словами с нейтральным либо даже положительным значением — «гуманитарная помощь», «миротворческая операция» и т.п. — используются империалистами всех стран теперь повсеместно. — прим. РП)

Несмотря на чудовищную абсурд­ность, логика прагматизма делает своё дело. Она узаконивает и теоре­тически оправдывает империалисти­ческую практику логического шулер­ства, беспринципной игры в понятия, бессовестного надувания масс.

Другим «пороком» формальной логики, согласно Шиллеру, являет­ся то, что она, оказывается, запре­щает логические противоречия и вдобавок требует соблюдения извест­ных правил в ходе рассуждения. Че­ловек же, по Шиллеру, может мыс­лить и рассуждать так, как это ему выгодно, не считаясь с тем, что его могут обвинить в непоследовательно­сти или противоречивости. «Обвине­ние в противоречивости,— заявляет он, — не внушает страха научному (!) рассуждению, активно занятому фак­тами».

Шиллер требует «права мыслить любым способом, который окажется наиболее полезным и наиболее бла­гоприятным для достижения цели. Рассуждение будет правильным не потому, что оно соблюдает известные произвольные условности… но по­тому, что оно ведёт к поставленной цели». (Принцип «цель оправдывает средства» во всей своей красе! — прим. РП)

Что касается Дьюи, то, формально не отрицая логику, он подсовывает в качестве «инструментальной логики» такое понимание логики, которое со­вершенно растворяет её в софистике. «В широком смысле, — заявляет он, — всякое мышление, которое за­канчивается каким-либо выводом (безразлично, правильным или лож­ным), является логическим». В более же важном и практическом смысле Дьюи рекомендует понимать логиче­ское мышление как такое, которое «может дать наилучшие результаты при данных условиях».

Достаточно обратиться к любому политическому документу правитель­ства США или Англии, равно как и к выступлению американских или английских политиков, чтобы увидеть прагматическую логику в действии. «Логика для применения» Шиллера, как и «инструментальная логика» Дьюи, — это логика озверевших им­периалистических разбойников, не брезгующих абсолютно ничем, чтобы осуществить свои бредовые, челове­коненавистнические планы и цели.

Прагматическая логика — это ло­гизированное иезуитство, ставящее своей задачей любыми средствами не только оправдать реакционные и агрессивные цели англо-американ­ского империализма, но и способ­ствовать их достижению.

Прагматическая логика — свиде­тельство и выражение полного ма­разма и гнилостного распада совре­менного буржуазного мышления.

«Коронной» проблемой прагма­тизма является проблема истины. Именно по вопросу понимания исти­ны прагматисты шумели больше всего.

Являясь одним из самых реак­ционных направлений философии XX века, прагматизм не мог пройти мимо этой важнейшей философской проблемы без того, чтобы не дать ей своего архиреакционного истолко­вания. Более того, он превратил её в прагматическую проблему по пре­имуществу, введя понятие истины в самое определение прагматизма.

«…Прагматизм представляется: во-первых, известным методом, во-вто­рых, известной генетической теорией истины»[22], — объявил основатель прагматизма Джемс. Суть прагмати­ческой «теории» истины состоит прежде всего в отказе от объектив­ной истины, в объявлении всякой истины субъективной и только отно­сительной. (И этот субъективно-идеалистический маразм теперь широко распространен в нашем обществе. «У каждого свое мнение», слышим мы чуть ли не от каждого второго. Причем люди, так заявляющие, даже не задумываются над глупостью того, что они повторяют вслед за буржуазными пропагандистами. А ведь, казалось бы, все очень просто — что стоит твое мнение, если оно ничтожно, потому что не соответствует истине? — прим. РП)

Подобно тому, как «независимая реальность» для прагматизма — это то, что мы считаем реальностью, так и истина — это то, что мы называем истиной, это те суждения об опыте, которые мы решаем при­знать истинными.

В качестве определяющего при­знака истины прагматисты указыва­ют на успешность данного суждения. Если суждение ведёт к удовлетворе­нию интереса, способствует достиже­нию цели, полезно для осуществле­ния намерения, то оно признаётся истинным.

С другой стороны, суждение ока­жется ложным и будет оценено как заблуждение, если оно окончится неудачей, приведёт к неуспеху того намерения, ради которого оно вы­сказывалось.

Истинность идеи, таким образом, — это не что иное, как её полезность. «Мы можем тогда сказать о ней, или что «она полезна, ибо она истинна», или что «она истинна, ибо она полез­на». Обе эти фразы имеют одно и то же значение…»[23].

Таким образом, согласно прагма­тизму, истинность идеи зависит от последствий её применения, и друго­го содержания, кроме этих послед­ствий, она не имеет.

Это и понятно, так как задача прагматизма вовсе не в том, чтобы подчеркнуть полезность истины, по­лезность истинного знания, а в том, чтобы уничтожить истину, подменив её полезностью.

Материализм никогда не противо­поставлял истину пользе. Наоборот, начиная с Бэкона материалисты ука­зывали на пользу, которую приносит человечеству истинное знание.

Французские материалисты возве­личивали знание потому, что считали его полезным человечеству.

Современные буржуазные филосо­фы являются идеологами умирающе­го капитализма, строящего авантю­ристические планы мирового господ­ства. Они не считают теперь истину полезной, потому что они выступают против народа и защищают интересы реакционного класса, который толь­ко путём лжи, извращения истины и насилия может удерживать своё господство и отодвигать час своей неизбежной гибели.

Ещё К. Маркс указывал, что для учёных приказчиков буржуазии дело идёт «не о том, правильна или непра­вильна та или другая теорема, а о том, полезна она для капитала или вредна, удобна или неудобна»[24].

Для идеологов и политиков амери­канского империализма важна не истина. Для них важно, чтобы идеи, прививаемые народу, были полезны кучке монополистов, стремящихся к мировому господству, чтобы они пре­вращали народные массы в бездум­ных исполнителей разбойничьих пла­нов господ империалистов. Лишь те идеи для них «истинны», которые полезны для осуществления их пре­ступных целей. Они готовы объявить и объявляют истиной любую ложь, любую антинаучную, шовинистиче­скую, расистскую, мистическую идею, которая работает на них, помогает им осуществлять их преступные агрессивные планы.

И вот эту-то реакционную, бес­принципную практику наёмных слуг империализма прагматизм пытается осветить философской теорией и ци­нично объявляет самой сущностью истины. Отрицая объективную исти­ну, утверждая, что мы «делаем истину» в соответствии с нашими интересами, что в наших идеях и теориях нет никакого объективного содержания, прагматисты стремятся опровергнуть материализм, уничто­жить науку как истинное знание о мире, утвердить агностицизм и от­крыть двери «религиозным истинам».

Прагматизм не оригинален в своём стремлении уничтожить объектив­ную истину. Вся субъективно-идеа­листическая философия империализ­ма стремится подменить её тем или иным эрзацем, устраивающим идео­логическую реакцию. Но та конкрет­ная форма, которую приобрела фаль­сификация проблемы истины в фи­лософии прагматизма, связана с особенностями преимущественно «американского образа жизни», глав­ной движущей пружиной которого является погоня за наживой, выго­дой, успехом.

Принципу успеха прагматизм под­чиняет всю практическую и теорети­ческую деятельность человека, равно как и его нравственное сознание. Успех и польза для прагматизма полностью исчерпывают всё содер­жание понятия истины.

Прагматисты постоянно твердят о практике, о действии, о практических последствиях, которыми проверяется истина.

В. И. Ленин отмечал, что некото­рые махисты прибегают к критерию практики, и указывал на то, что «этот критерий можно толковать и в субъ­ективном и объективном смысле»[25].

«Для материалиста, — указывает Ленин, — «успех» человеческой прак­тики доказывает соответствие наших представлений с объективной при­родой вещей, которые мы восприни­маем»[26].

Успешность наших теорий, идей, гипотез свидетельствует о том, что они верно отражают действитель­ность и поэтому помогают человеку овладеть ею и, используя открытые законы природы, поставить природу на службу человеку.

Прагматист же рассматривает практику только как проявление ак­тивности человека, он отказывается видеть тот материальный предмет, на который эта деятельность направ­лена.

Поэтому и результат практическо­го действия расценивается прагма­тистом субъективно, то есть лишь как осуществление поставленной цели, как достижение личного успеха.

«Для солипсиста, — отмечает Ленин,— «успех» есть все то, что мне нужно на практике»[27].

Прагматизм жульнически исполь­зует материалистическую терминоло­гию, извращая её смысл, подменяя единственно научное понимание практики, познания и истины таким «значением», которое исключает и действительную практику, и позна­ние, и истину.

Значение познания и истины праг­матизм сводит к удовлетворению це­лей капиталистического дельца. Зна­ние, наука, истина превращаются прагматизмом из могучих факторов общественного прогресса в «инстру­менты» для осуществления низмен­ных побуждений американских моно­полистов.

Если подобное «прагматическое» понимание истины, вырабатываю­щееся у американского бизнесмена в ходе его деляческой практики, пол­ностью соответствует политической практике правящих кругов агрессив­ных империалистических государств и в первую очередь США, то в этом нет ничего удивительного. Ведь, как цинично заметил политический босс города Канзаса знаменитый гангстер Том Пандергаст, «политика — это такое же деловое предприятие, как и всякое другое». Гангстер, делец и политик — это лишь три обличия, в которых выступает монополистиче­ский капитал. Магнаты Уолл-стрита рассматривают политику и войну как бизнес, сулящий ещё большую экс­пансию и новые сверхприбыли. На­ёмные слуги американского империа­лизма в своих методах ничем не от­личаются от гангстеров, в то время как банды гангстеров «работают» в тесном контакте с законными моно­полиями и политическим аппаратом американской правительственной и партийной системы. (Это явление тоже в российском обществе налицо. Оно ярко проявилось еще в Перестройку, доказав единую классовую сущность уголовных преступников и капиталистов. — прим. РП)

Такова социальная база прагма­тизма, этого империалистического макиавеллизма, освящающего наси­лие и обман и превращающего в фи­лософские принципы вероломные ме­тоды, применяемые империалистиче­ской реакцией.

Прагматическая теория истины представляет собой клубок лжи, со­фистики и обмана. Она раскрывает абсолютное теоретическое убожество и крайнюю реакционность этой фи­лософии, обосновывающей веролом­ные планы безудержной агрессии американского империализма, пыта­ющегося ввергнуть мир в третью ми­ровую войну.

* * *

Ленин указывал, что вопрос о при­чинности имеет особенно важное зна­чение для определения философской линии того или другого новейшего «изма», что «субъективистская ли­ния в вопросе о причинности есть философский идеализм…, т. е. более или менее ослабленный, разжижен­ный фидеизм»[28].

Отрицая объективную реальность внешнего мира, прагматисты вместе с махистами и всем сонмом субъек­тивных идеалистов отрицают и объек­тивную необходимость и причинную связь в природе. Отвергая прин­цип причинной связи, как важней­ший принцип научного объяснения мира, прагматизм пытается уничто­жить науку и опровергнуть возмож­ность научного предвидения, основывающегося на призна­нии объективной закономерности материальной действительности.

Весьма характерно, что для этой цели Шиллер широко использует «достижения» идеалистической био­логии вейсманизма-морганизма. В вейсманистском извращении дар­винизма Шиллер находит «теорети­ческую» опору для опорочивания науки и подкрепления реакционного утверждения о невозможности пред­видения. «Несмотря на царствование естественного «закона», — «иронизи­рует» Шиллер,— мир как-то умуд­ряется порождать непредсказуемое новое, «случайные изменения» дар­винизма».

Путём ссылок на лженаучные био­логические теории, путём повторения заезженных доводов Юма и Беркли, наконец, посредством простых голо­словных утверждений Шиллер стре­мится опровергнуть возможность научного предвидения.

Политический смысл этих рассуж­дений совершенно ясен. Вопрос о предвидении занимает особо важное место не только в философии Шил­лера, но и во всём прагматизме, бо­лее того — во всей современной реак­ционной философии империалистиче­ской буржуазии.

И это вполне понятно. Вопрос о предвидении касается прежде всего будущей судьбы человечества, судь­бы всех народов мира.

Предвидение будущего для импе­риалистической буржуазии — это предвидение её неизбежного конца. И чем ближе стрелка часов истории приближается к роковому часу, тем отчаяннее и громче становятся крики о том, что будущее непознаваемо, что предвидение невозможно. Идео­логи умирающего капитализма боят­ся взглянуть в будущее, ибо оно не­сёт им гибель. Они хотят закрыть глаза на то, не видеть чего уже невоз­можно. В то же время они стремятся лишить демократические силы мира перспективы в их борьбе против им­периалистической реакции, внушить им мысль о напрасности, бесцельно­сти и ненужности этой борьбы, растлить их сознание, воспитать безраз­личие к острым социальным пробле­мам, привить чувство пассивности и покорности.

Если будущее непознаваемо, если предвидение невозможно, то вся борьба за лучшее будущее человече­ства лишается своей конечной цели и теряет всякий смысл. Нельзя бороть­ся, не зная, за что ты борешься, что ждёт тебя впереди, каков будет ре­зультат борьбы.

Тогда можно жить одним се­годняшним днём, заботиться о мел­ких, будничных делишках, не думать о будущем и решать лишь те пробле­мы, которые возникают в данной частной «жизненной ситуации», то есть как раз выполнять те теоретиче­ские и практические предписания, ко­торые даёт прагматизм.

Тезис о невозможности научного предвидения составляет поэтому один из фундаментальных принципов праг­матизма, вытекающих из самой сущ­ности этой философии империалисти­ческой реакции.

Не будучи в состоянии опроверг­нуть положение марксистской тео­рии о неизбежности пролетарской революции, Дьюи огульно отрицает самую возможность предвидения будущего. Дьюи в принципе до­пускает лишь постепенное, медлен­ное изменение социальной организа­ции, причём отказывается даже ука­зать, какими путями пойдут эти изменения. «На этот вопрос, — заяв­ляет он, — нельзя ответить посред­ством рассуждения. Эксперименталь­ный метод означает эксперимент, и ответить на вопрос можно лишь пу­тём опыта».

По Шиллеру, также будущее со­вершенно непознаваемо. Мы, уверяет Шиллер, ничего не можем знать и предвидеть. Мы не можем «извлечь из прошлого никаких абсолютных гарантий, касающихся течения собы­тий в будущем».

Если всякий идеализм по существу своему агностичен, то прагматизм представляет собой агностицизм по преимуществу. Ещё основатель праг­матизма Джемс, вслед за бесчис­ленными попытками идеалистов опровергнуть достоверность научного познания мира, в тысячный раз объ­являл о невозможности познания. «Быть может, — вещал Джемс, — мы находимся в мире так же, как собаки и кошки в наших библиотеках; они видят книги и слышат разговор, не чуя во всём этом никакого смысла»[29].

Если всякий идеализм представ­ляет собой разбавленный фидеизм, то прагматизм ведёт к поповщине прямо и непосредственно.

Ленин специально указывал на эту черту прагматизма. «Прагматизм, — писал Ленин, — высмеивает метафи­зику и материализма и идеализма, превозносит опыт и только опыт, при­знает единственным критерием прак­тику, ссылается на позитивистское течение вообще, опирается специаль­но на Оствальда, Маха, Пирсона, Пуанкаре, Дюгема, на то, что наука не есть «абсолютная копия реально­сти», и… преблагополучно выводит изо всего этого бога в целях практи­ческих, только для практики, без вся­кой метафизики, без всякого выхода за пределы опыта…»[30].

Отмечая, что в теории познания различия между махизмом и праг­матизмом ничтожны и десятистепен­ны, Ленин ставил в один ряд «…Уорда, неокритицистов, Шуппе, Шуберта-Зольдерна, Леклера, праг­матистов и т. д.»[31], указывая, таким образом, что наиболее близки к праг­матизму так называемые имманенты — эти «самые отъявленные реак­ционеры, прямые проповедники фи­деизма, цельные в своем мракобесии люди. Нет ни одного из них, — отме­чал Ленин, — который бы не подводил открыто своих наиболее теорети­ческих работ по гносеологии к защи­те религии, к оправданию того или иного средневековья…»[32].

Прагматизм идёт ещё дальше, ещё глубже опускается в трясину попов­щины. Он не только подводит к фи­деизму, он включает фидеизм и ми­стику в самую гносеологию.

Беспросветный агностицизм праг­матизма — это вернейший путь к ре­лигии, к подчинению знания вере.

Для этой же цели используется прагматистами и их пресловутая «теория» истины.

Раз «религиозные идеи имеют цен­ность для действительной жизни, — объявлял ещё Джемс,— то, с точки зрения прагматизма, они будут ис­тинны, в меру своей пригодности для этого»[33].

Но прагматисты не ограничивают­ся проповедью одной только религии. Эти апостолы маразма и разложения не брезгуют самыми отвратительны­ми идеологическими отбросами, они хватаются за самые гнусные и реак­ционные идеи, они привлекают на службу империализма духовидение, столоверчение, спиритизм.

В самое понятие опыта прагма­тизм включает сны, иллюзии, галлю­цинации наряду с «многообразием религиозного опыта». Он принципи­ально отрицает разницу между опы­том медиума, религиозного фанатика и естествоиспытателя. (И это сейчас встречается, причем на полном серьезе подается как «научное знание». Точно «апостолы маразма и разложения». — прим. РП)

«Опыт, — заявляет Дьюи, — вклю­чает сны, душевные потрясения, бо­лезнь… двусмысленность, ложь и за­блуждение, он включает… магию и суеверия, так же как науки».

И Джемс и Шиллер постоянно на­ходились в первых рядах англо-аме­риканских духовидцев; и тот и дру­гой поочерёдно долгое время за­нимали «высокий» пост президента спиритического «Общества для пси­хических исследований» и множество своих «трудов» посвятили проблеме общения с загробным миром.

В своём спиритическом рвении Джемс и Шнллер, разумеется, не яв­ляются исключением. Спиритизм, ма­гия, астрология и хиромантия — все эти продукты полного распада и вы­рождения буржуазной культуры по­лучили широчайшее распространение после второй мировой войны в меж­дународном центре политической и идеологической реакции — в США. (А теперь, к сожалению, и в России… — прим. РП)

Мистика и средневековое мракобе­сие — это необходимые принадлеж­ности «американского образа жиз­ни». Ежегодно американцы тратят на одну только астрологию более 200 миллионов долларов. В США, как и в ряде стран Европы, регуляр­но собираются съезды и конферен­ции астрологов, хиромантов и магов.

Дело подготовки специалистов по одурачиванию простых людей по­ставлено в США на широкую ногу. В Нью-Йорке имеется «Американский колледж астральной науки», с кото­рым соперничает специальный «Кол­ледж магов» в Сан-Франциско. В Иллинойсе функционирует так на­зываемая «Школа астрологии и ок­культных наук», которая готовит хи­романтов, медиумов, астрологов и прочих посредников между здешним и потусторонним миром.

Маги и спириты — это один из от­рядов целого легиона наёмных слуг монополистического капитала, при­званных обрабатывать общественное мнение и развращать сознание масс. Наряду с голливудскими режиссёра­ми, радиообозревателями «Голоса Америки», продажными журналиста­ми, сочинителями бульварных рома­нов, содержателями вертепов и фи­лософами прагматизма они делают своё чёрное дело.

Эта армия шарлатанов и мошен­ников имеет своей целью не только лёгкую наживу за счёт невежествен­ных и доверчивых людей. Её соци­альной функцией является насажде­ние невежества и суеверия, увод простого человека от вопросов дей­ствительной жизни и политики, пере­ключение его интересов в область сверхъестественного и потусторон­него.

Спиритический бред Джемса и Шиллера преследует вполне реаль­ные, земные цели. Рассуждая о «бренности мира», об «иллюзорно­сти этой жизни», прагматисты реко­мендуют простому человеку войти в спиритическое общение с «иными» мирами или, на худой конец, погру­зиться в мир сновидений, иллюзий и галлюцинаций, которые якобы «по­вышают ценность жизни». (А вот они и наркотики, и компьютерные игры и т.п. — иллюзии и галлюцинации, заменяющие реальную действительность. Все что угодно, но только чтобы не видеть мир таким, какой он есть! — вот лозунг идеологов современного империализма. — прим. РП)  Ведь, как с наглым цинизмом заявляет Шил­лер, «король, который ежедневно двенадцать часов видел бы себя во сне нищим, ничем не отличается от нищего, которому каждый день по двенадцать часов снилось бы, что он король». (Экая прелесть! Одним вершки, а другим — корешки! Знаем, слышали. Это все та же идеология сытых, забывших, что на голодный желудок плохо спится… Прагматизм может временно одурачить рабочие массы, но не навсегда. — прим. РП)

Пусть трудящиеся во сне грезят о лучшей жизни, а наяву остаются покорными рабами — вот о чём меч­тает философ монополистического капитала, вот какой удел хотела бы уготовить народным массам обез­умевшая от жадности и страха импе­риалистическая буржуазия!

В прагматизме проявилась ещё одна черта современной буржуазной идеологии: её глубокий песси­мизм.

Страх перед будущим, неуверен­ность в настоящем, сознание обре­чённости и неизбежной гибели пре­следуют идеологов и философов им­периалистической буржуазии. Служа целям идеологического развращения и одурманивания масс, пессимизм выражает в то же время подлинное умонастроение духовно оскудевшего, изжившего себя класса.

Представители этого умирающего класса мечутся между религией и расизмом, мистикой и порнографией, всё более опускаясь на дно той по­мойной ямы, в которую превратилась современная буржуазная культура. (Правильно, это действительно настоящая помойная яма! — прим. РП)

Они не только несут в массы ду­ховный дурман, — они сами нужда­ются в нём, ибо жизнь, действитель­ность, история против них.

Как и многие писатели и филосо­фы империалистической буржуазии, прагматисты не могут преодолеть страха и тревоги, которые охваты­вают их при мысли о будущем. Пес­симистическая струя проходит через все работы прагматистов: философ­ские, логические, политические. Их обращение к мистике, спиритизму и сновидениям — это одно из проявле­ний того «искейпизма», который так характерен для упадочной литерату­ры и искусства Америки и Англии наших дней. (Имеется в виду эскапизм. — прим. РП)

Но чем более безнадёжно положение умирающего класса, чем ближе его конец, чем более крепнут силы, которые уничтожат его, тем ожесто­чённее его сопротивление, тем от­чаяннее хватается он за последние средства и пускается на самые безумные авантюры. Отсюда в фило­софии современной империалистиче­ской буржуазии то соединение безна­дёжного пессимизма с воинствующей агрессивностью, то сочетание упадни­чества с авантюризмом, которые так характерны для прагматизма.

Но никакие отчаянные попытки империалистов и их философствую­щих лакеев не спасут обречённого капитализма и прогнившей буржуаз­ной цивилизации. «Мы живём в та­кой век, когда все дороги ведут к коммунизму» (В. Молотов). Народы мира окончательно сбросят с себя гнёт империализма, и тогда прагматизм вместе с другими «фило­софскими» отбросами растленной буржуазной культуры окажется там, где ему надлежит быть, — на мусор­ной свалке истории.

Ю. К. Мельвиль

[1] Цит. по кн. Дж. Сельдес. КТО аме­риканцев, стр. 278—279. Издательство ино­странной литературы. 1948.

[2] Газета «Правда» от 19 марта 1950 года.

[3] F. С. S. Schiller. Cassandra or the Future of the British Empire, p. 78. London. 1928.

[4] Лейбористский идеолог Г. Ласки в сво­ей книге «Размышление о революции наше­го времени» утверждает, например, что су­веренное государство совершенно несовме­стимо в наше время с мировым рынком, по­чему принцип национального суверенитета должен быть отброшен.

[5] И. В. Сталин. Соч. Т. 10, стр. 282.

[6] А. Жданов. О международном поло­жении, стр. 19—20. 1947.

[7] Газета «Правда» от 24 марта 1950 года.

[8] F. С. S. Schiller. Cassandra or the Future of the British Empire, p. 82—83. (Tвидлдум и Твидлди — братья-близнецы из популярной в Англии сказки Л. Каррола «Алиса в Зазеркалье». — Ю. М.)

[9] Так, американский социолог Огбэрн пи­сал в журнале «Этике»: «Наши разговоры о свободе, о демократии — дань старым богам. Излишняя свобода направлена во вред об­ществу. Права отдельных групп населения должны быть урезаны».

[10] F. С. S. Schiller. Must Philosophers disagree?, p. 119. London. 1934.

[11] В.И. Ленин. Соч. Т. 14, стр. 327.

[12] См. В. И. Ленин. Соч. Т. 14, стр. 180.

[13] «Документы и материалы кануна второй мировой войны». Т. 1, стр. 18, 20, 23—24. Госполитиздат. 1948.

[14] М. Эбер. Прагматизм. Приложение. Ответ Джемса, стр. 122—123. СПБ. 1911. (Разрядка моя. — Ю. М.)

[15] F. С. S. Schiller. Logic for Use, p. 449. New York. 193 C.

[16] А. Meндер. От шести вечера до полу­ночи, стр. 49. Издательство иностранной ли­тературы. 1947.

[17] В. И. Ленин. Соч. Т. 14, стр. 166.

[18] F. С. S. Schiller. Logic for Use, p. 87. New York. 1930.

[19] У. Джемс. Вселенная с плюралисти­ческой точки зрения, стр. 117. Изд-во «Кос­мос». М. 1911.

[20] F. С. S. Schiller. Must Philosophers disagree?, p. 119.

[21] Газета «Правда» от 5 августа 1950 года.

[22] У. Джемс. Прагматизм, стр. 46. Изд-во Шиповник». СПБ. 1910.

[23] У. Джемс. Прагматизм, стр. 125.

[24] К. Mapкс. Капитал. Т. I, стр. 13. Госполитиздат. 1949.

[25] В. И. Ленин. Соч. Т. 14, стр. 278.

[26] Там же, стр. 127.

[27] Там же.

[28] В. И. Ленин. Соч. Т. 14, стр. 142.

[29] У. Джемс. Вселенная с плюралистиче­ской точки зрения, стр. 170.

[30] В И Ленин. Соч. Т. 14, стр. 327.

[31] Там же, стр. 330.

[32] Там же, стр. 199.

[33] У. Джемс. Прагматизм, стр. 50.