Рабовладельческий строй

К.В. Островитянов
Лекция, прочитанная в Высшей партийной школе ВКП(б), 1945 г.

1. Возникновение рабства

Развитие производительных сил первобытнообщинного строя при­вело к возникновению рабства.

Первым условием возникновения рабства явился такой уро­вень производительных сил, который обеспечивал возможность получения прибавочного продукта. Земледелие и скотоводство, а также применение железных орудий повысили производитель­ность труда настолько, что стало возможным извлечение приба­вочного продукта.

Второе условие возникновения рабства — имущественное нера­венство. Чтобы содержать раба, нужно было иметь излишек пред­метов потребления, а чтобы заставить его работать, необходим был излишек средств производства. И то и другое имелось только у бо­лее богатых людей. Рост производительных сил, нашедший свое выражение в первом крупном общественном разделении труда — между пастушескими и земледельческими племенами, а также в развитии обмена и возникновении частной собственности, поро­дил имущественное неравенство — деление на богатых и бедных.

Рабство носило на первых порах патриархальный характер. Отличительная черта патриархального рабства состояла в том, что рабский труд еще не стал основой всего хозяйства. Раб был лишь подсобной силой, помощником хозяина. Последний вместе со своей семьей непосредственно участвовал в производстве. Эксплуатация раба носила в то время еще сравнительно ограни­ченный характер.

Превращение патриархального рабства в рабовладельческую формацию связано с дальнейшим ростом производительных сил.

Дальнейшее развитие производительных сил приводит к воз­никновению обработки металлов, к созданию железных орудий. Наступает время железного меча, плуга и топора. Развиваются ремесла.

В результате возникает второе крупное общественное разделе­ние труда — отделение ремесла от земледелия.

С отделением ремесла от земледелия было связано возникно­вение товарного производства, т. е. производства непосредственно для обмена.

Вместе с тем развилась торговля не только между племенами и внутри них, но и внешняя морская торговля. Развитие торговли в свою очередь привело к возникновению металлических денег.

Появилась новая экономическая сила, обладание которой да­вало и богатство и власть.

Результатом этого явилось третье крупное общественное раз­деление труда — выделился класс купцов.

С появлением денег и развитием товарно-денежного хозяйства возникло ростовщичество, а вместе с ним долговая кабала и разорение мелких производителей.

Рядом с богатством, заключающимся в товарах и рабах, появ­ляется новое богатство — земля. Земля превратилась в частную собственность, ее можно было продавать и закладывать. Быстро росли ипотека, отчуждение земли за долги и разорение крестьян.

Таким образом совершался процесс концентрации и централи­зации богатств в руках немногочисленного класса богатых, а вместе с тем возрастала масса бедноты.

Развитие товарно-денежных отношений явилось результатом роста производительных сил, роста общественного разделения труда.

Рост товарно-денежных отношений дал в свою очередь силь­ный толчок дальнейшему развитию рабства, в значительной сте­пени ускорил процесс превращения патриархального рабства в рабовладельческую формацию.

В этом отношении большую роль сыграл расширившийся ры­нок. Возможность продажи на рынке прибавочного продукта труда рабов, возможность превращения его в деньги толкала рабовла­дельца на путь расширения границ применения рабского труда и всемерного усиления эксплуатации рабов. Эксплуатация массы рабов стала основой существования новой рабовладельческой формации.

Первыми рабами были военнопленные. По мере того как раб­ство становилось постоянным, привычным явлением и росло иму­щественное неравенство, богатые начали превращать в рабов и своих соплеменников. Главным средством закабаления была за­долженность. Кредитор имел право превратить неисправного должника в раба, продать его и т. д.

Появление классов рабовладельцев и рабов, эксплуататоров и эксплуатируемых, рост имущественной дифференциации, деление на богатых и бедных означали возникновение внутри рода анта­гонистических классовых противоречий. Вместе с развитием то­варного производства растет стремление к приобретению богат­ства. Богатства одних племен вызывают жадность у других. Войны, которые раньше велись из мести или с целью расширения территории, теперь ведутся главным образом с целью грабежа и превращаются в своего рода промысел.

Все эти обстоятельства обусловливают разложение родового строя. Органы родового устройства постепенно теряют свой на­родный, демократический характер и превращаются в органы за­щиты собственности рабовладельцев, их господства над народом, в орудие угнетения рабов, в органы грабежа и порабощения со­седних племен. «Так как государство, — говорит Энгельс, — воз­никло из потребности держать в узде противоположность классов; так как оно в то же время возникло в самих столкновениях этих классов, то оно по общему правилу является государством самого могущественного, экономически господствующего класса, который при помощи государства становится также политически господ­ствующим классом и приобретает таким образом новые средства для подавления и эксплуатации угнетенного класса. Так, античное государство было, прежде всего, государством рабовладельцев для подавления рабов…»[1].

Государственное устройство в своей основе прямо противопо­ложно родовому устройству. Государственное устройство предпо­лагает установление власти, отделенной от народа и стоящей над ним. Эта власть осуществляется при помощи насилия и принужде­ния: «Постоянное войско и полиция, — говорит Ленин, — суть главные орудия силы государственной власти…»[2].

Для содержания государственной власти вводятся налоги, ко­торых не знал родовой строй. Авторитет государственной власти держится на насилии и принуждении. «Самый жалкий полицей­ский служитель цивилизованного государства, — говорит Эн­гельс,— имеет больше «авторитета», чем все органы родового общества, вместе взятые; но самый могущественный монарх и крупнейший государственный деятель или полководец эпохи ци­вилизации мог бы позавидовать тому не из-под палки приобретен­ному и бесспорному уважению, которое оказывают самому незна­чительному родовому старейшине»[3].

Фашистские историки пытаются возникновение классов и государства объяснить войнами, представить борьбу рас, стремле­ние сильных к эксплуатации слабых как движущее начало и ак­тивную силу истории. Смысл этого воспевания грубой силы заклю­чается в попытках оправдать захватнические устремления и гра­бительскую политику германского империализма.

Объяснение возникновения рабства войнами было блестяще разбито Энгельсом в его книге «Анти-Дюринг». В самом деле, война между племенами велась в течение всей истории перво­бытнообщинного строя. Однако превращать военнопленных в ра­бов начали лишь тогда, когда возникли предпосылки, необходи­мые для развития рабства: производительность труда поднялась настолько, что стало возможным получение прибавочного про­дукта и появилось имущественное неравенство. С этого момента война превращается в разбой, ставящий своей задачей захват не только богатства, но и рабов. Значит, не война породила классовое деление на рабов и рабовладельцев, а, наоборот, рас­слоение, возникшее внутри родовой общины под влиянием роста производительных сил и общественного разделения труда, создало потребность в рабстве, и война сделалась одним из важнейших способов приобретения рабов. Но наряду с этим были и другие способы, особенно задолженность, ростовщичество.

2. Возникновение античного рабства

Наивысшего развития рабство как самостоятельная формация достигло в древней Греции и Риме. Римская рабовладельческая держава в период своего могущества охватывала огромную терри­торию, включавшую в свой состав южную и западную часть Европы, Северную Африку и Юго-Западную Азию.

Как же совершился переход от патриархального рабства к ра­бовладельческой формации в древней Греции?

В Греции развитие рабовладельческого строя начинается при­мерно в VIII—VII вв. до н. э. До этого времени здесь сохраня­лось родовое устройство. Члены рода считались родственниками и имели общую организацию, управляемую избранным архон­том — главою рода. Земля считалась собственностью рода и рас­пределялась во временное пользование между его членами. Род солидарно отвечал за поступки своих членов и в то же время выступал их защитником.

Экономика Греции того периода характеризовалась ростом производительных сил, широким распространением железа, пере­ходом в области сельского хозяйства к более интенсивным садово-огородным культурам, развитием ремесел, растущим отделением ремесла от земледелия, все большим развитием торговли и море­ходства. Быстрый хозяйственный рост Греции сопровождался развитием денежной системы, в частности появлением монеты.

Вместе с тем все углублялось расслоение в греческом обще­стве. Усиливалась родовая знать, которая захватила в свои руки власть, в частности главный орган ее — Совет старейшин родов. В одной из древнегреческих комедий Евполида отмечается, что на важнейшие государственные посты избирались люди, которые затмевали всех других знатностью и богатством. Представители знатных родов играли также первую скрипку в народных собра­ниях. Эта старинная родовая знать носила название «эвпатридов».

В то же время масса членов родовых общин все более нищала и становилась объектом эксплуатации со стороны эвпатридов, торговцев и ростовщиков. Широкое распространение получила ипотека — заклад земли. Поля Аттики были покрыты столбами с надписями о закладе участка тому или другому землевладельцу или ростовщику. Должники вынуждены были теперь работать на кредиторов, обрабатывать их поля или превращаться в рабов.

Так наряду с богачами-землевладельцами (эвпатридами) обра­зовалась масса разоряющихся бедняков (фетов). Вместе с тем возникновение городов, развитие ремесла, торговли и ростовщи­чества привели к образованию новой общественной группы — рабовладельческой плутократии, которая стояла вне родовых организаций. В нее входили владельцы ремесленных предприятий (эргастерий), основанных на рабском труде, торговцы, ростов­щики и т. д. Эти люди вышли частью из метеков (иноплеменни­ков), частью из обедневших родов или родов, перешедших от земледельческих занятий к торговле.

Эти глубокие перемены, происшедшие в экономике и классо­вых взаимоотношениях древней Греции, привели к тому, что родовые связи не только потеряли свое былое значение, но и стали тормозом для дальнейшего роста производительных сил. В основе родового устройства раньше лежала общность происхож­дения, теперь же решающее значение приобрело отношение к средствам производства: обладание землей, рабами, денежными средствами и т. д.

Рост производительных сил и общественного разделения труда требовал расширения экономических связей за пределы рода и племени, а родовая ограниченность, традиционная враждебность к членам чужого рода и племени препятствовали этому расшире­нию. В сохранении родовых организаций были заинтересованы лишь эвпатриды, которые использовали их для закабаления фетов. Все остальные классовые группировки древней Греции были против них.

В VII—VI вв. до н. э. в результате ряда революционных пере­воротов родовые организации в древней Греции были сметены. Эти революционные перевороты связаны с именами Солона и Клисфена.

Солон в 594 г. до н. э. освободил мелких землевладельцев от тяжелого бремени долгов и отменил выработанное практикой право кредитора превращать неисправного должника в раба. Чтобы прекратить быстро растущую концентрацию земли в ру­ках эвпатридов, он установил земельный максимум, превысить который никто не имел права. При Солоне были даны права гражданства мелким ремесленникам и торговцам, не принадле­жавшим к афинскому народу. Было предоставлено право насле­дования имущества лицам, не состоящим в родовых организа­циях. Однако верховная собственность на землю и прочее недвижимое имущество сохранились за общиной или рабовладель­ческим государством. Эти экономические мероприятия были за­вершены перестройкой родовой конституции. Новая конституция имела в своей основе уже не родовое начало, а имущественное — обладание богатством. Кто больше имел, тому предоставлялось и больше прав. В результате этих реформ родовая знать была от­теснена на второй план. Наибольшее влияние приобрели богатые классы: торговцы, ростовщики, владельцы крупных эргастсрий, основанных на рабском труде.

Окончательный удар родовой аристократии был нанесен в 509 г. до н. э. Клисфеном. Клисфен уничтожил деление граждан по родовым филам и фратриям, разбив всю Аттику на 10 терри­ториальных округов. Он предоставил права гражданства многим чужеземцам и вольноотпущенникам. Родовые организации были сведены на положение частных союзов, лишенных политической власти.

Так в древней Греции возникло рабовладельческое государство в форме демократической республики. Однако демократия рас­пространялась только на рабовладельцев и свободных граждан. Что же касается рабов, то они были поставлены в положение полнейшего бесправия. Здесь ярко сказался классовый характер рабовладельческого государства как орудия порабощения рабов.

В революционной борьбе народа (демоса) с родовой аристо­кратией главной силой явилась масса мелких земледельцев и ре­месленников. Однако воспользовались плодами победы наиболее богатые классы. Правда, мелкие земледельцы получили некоторое временное облегчение, но главная их мечта — получение земли — не осуществилась. А начавшееся с устранением родовой органи­зации быстрое развитие рабовладельческого способа производства сопровождалось разорением мелких производителей, которые не в состоянии были выдержать конкуренции дешевого рабского труда.

3. Особенности восточного рабства

Маркс в предисловии к «Критике политической экономии», ха­рактеризуя различные способы производства, существовавшие в истории человечества, упоминает азиатский способ производства рядом с античным, феодальным и буржуазным. Он пишет: «В общих чертах, азиатский, античный, феодальный и современ­ный, буржуазный, способы производства можно обозначить, как прогрессивные эпохи экономической общественной формации»[4].

Некоторые историки и экономисты утверждают, что азиатский способ производства не является разновидностью рабства, а пред­ставляет собой разновидность феодализма. Такая точка зрения неправильна.

Энгельс в предисловии к своей работе «Положение рабочего класса в Англии» характеризует азиатский способ производства как разновидность рабства. Он говорит, что в азиатской и класси­ческой древности преобладающей формой классового угнетения было рабство.

Точно так же Ленин в своей лекции «О государстве» говорил: «Развитие всех человеческих обществ в течение тысячелетий во всех без изъятия странах показывает нам общую закономерность, правильность, последовательность этого развития таким образом, что вначале мы имеем общество без классов — первоначальное патриархальное, первобытное общество, в котором не было аристо­кратов; затем — общество, основанное на рабстве, общество рабо­владельческое. Через это прошла вся современная цивилизован­ная Европа — рабство было вполне господствующим 2 тысячи лет тому назад. Через это прошло громадное большинство народов остальных частей света. У наименее развитых народов следы рабства остались еще и теперь, и учреждения рабства, например, в Африке, вы найдете и сейчас. Рабовладельцы и рабы — первое крупное деление на классы»[5].

Таким образом, переход от первобытнообщинного строя к рабству — не историческая случайность, а общая закономер­ность развития. Правда, в ряде стран, в том числе и в России, рабство существовало главным образом в его наиболее примитив­ной форме — патриархального рабства — и не развилось в само­стоятельную экономическую формацию, как это было на Востоке или в древней Греции и Риме. Тем не менее рабство в той или иной форме было известно всем народам.

Маркс, выделяя азиатский способ производства как способ, предшествующий античному рабству, тем самым показывает дей­ствительную историческую последовательность в развитии рабства и подчеркивает, что азиатская форма рабства имела свои специфические черты, отличающие ее от античной.

Наиболее древними рабовладельческими государствами азиат­ского типа были государства древнего Востока — Египет, Ассирия, Вавилония, которые существовали уже за 5 тысячелетий до н. э. Важнейшим фактором, обусловившим своеобразный характер рабства в древнем Востоке, явилась ирригационная система.

Возьмем в качестве примера Вавилонию, какой она была 5 тысяч лет тому назад. В ту далекую эпоху Вавилония прохо­дила стадию разложения первобытнообщинного строя и образо­вания классового общества. Производительность сельскохозяйст­венного труда в Вавилонии в огромной степени зависела от регу­лирования ежегодных разливов рек Тигра и Ефрата. Эти разливы превращали Вавилонию в болото, заросшее тростником, где нахо­дили приют миллиарды москитов, ядовитые змеи и хищные звери. Малярия уносила много человеческих жизней. Но после того как разливы Тигра и Ефрата стали регулироваться при помощи сети каналов и дамб, эти реки превратились в фактор плодо­родия.

Создание ирригационной системы, прорытие каналов, устрой­ство насыпей — дамб — требовало при крайне низкой технике того времени объединенного труда громадного числа людей. Про­стую кооперацию труда многих людей, необходимую для устрой­ства ирригационной системы, в тех условиях можно было создать только на основе массовой эксплуатации рабского труда.

Ирригационная система с массовым применением рабского труда требовала централизованного управления. Это явилось од­ной из причин возникновения рабовладельческих государств на Востоке — восточных деспотий, основная задача которых заклю­чалась в подчинении массы эксплуатируемых рабов, а также в управлении ирригационной системой. Во главе восточного госу­дарства стоял царь, обладавший неограниченной властью, который опирался на родовую аристократию, эксплуатировавшую и угне­тавшую народные массы. Рабы составляли собственность рабовла­дельческого государства. Они воздвигали ирригационные соору­жения и занимались земледельческим трудом.

Специфическую особенность восточного рабства Маркс и Энгельс видели в отсутствии частной собственности па землю. Эту особенность они объясняли ирригационной системой земле­делия. Энгельс в письме к Марксу от 6 июня 1853 г. писал: «Пер­вое условие земледелия здесь (т. е. на Востоке. — К. О.) —это искусственное орошение, а оно является делом либо общин, либо провинций, либо центрального правительства. Правительства на Востоке всегда имели только три ведомства: финансов (ограбле­ние своей страны), войны (ограбление своей страны и чужих стран) и общественных работ (забота о воспроизводстве)»[6]. Земля, бывшая, как правило, государственной собственностью, находилась во владении общин. Часть общинных земель обраба­тывалась сообща, а другая часть дробилась на наделы, которые передавались отдельным семьям. Крестьяне примерно треть вре­мени работали на общинных полях при помощи общинного инвен­таря и скота, а остальное время — на своих наделах. Доходы от государственного земледелия, а также от налогов с наделов на­ходились в распоряжении царя и знати.

Создание ирригационной системы само по себе уже знамено­вало известный шаг в развитии производительных сил и техники. С другой стороны, оно вызывало спрос на целый ряд строитель­ных материалов: камень, дерево, металл, способствуя тем самым развитию соответствующих отраслей производства и росту товар­ных отношений.

Неизбежным спутником роста товарных отношений явилось расслоение рабовладельческого общества. На одном полюсе быстро росла богатая верхушка в лице родовой знати, а на другом — масса бедноты. Богатая знать постепенно отстраняла крестьян от работы на государственных, общинных землях, заменяя их труд трудом рабов и тем самым обрекая их на нищету. С другой сто­роны, она захватила в свои руки общинные земли и даже наделы крестьян. Массы крестьян разорялись и попадали в кабалу к бо­гатой знати.

Наряду с развитием государственного рабовладения росло применение рабского труда в хозяйствах, находившихся в собст­венности богачей. Развитие товарных отношений сопровождалось ростом торгового и ростовщического капитала. Вместе с тем воз­никло долговое рабство. Богатая верхушка использовала долговое рабство для закабаления массы крестьянской бедноты и превра­щения ее в рабов.

Такова картина развития восточного рабства в Вавилонии. С некоторыми изменениями эта картина имела место и в других восточных деспотиях.

Итак, специфическими чертами восточного рабства явились:

1) ирригационная система, обслуживаемая массой рабов, состав­ляющих собственность рабовладельческого государства;

2) госу­дарственная собственность на землю;

3) порабощение массы крестьянской бедноты при помощи долговой кабалы.

Эта система дополнилась эксплуатацией рабов в индивидуальном порядке со стороны богатой верхушки.

4. Сущность рабовладельческой эксплуатации

Во главе рабовладельческой организации производства стоит господин, рабовладелец. Его господство имеет в своей основе соб­ственность на средства производства и рабов. Он предоставляет рабам орудия и материалы для производства и заставляет их на себя работать. Рабы получают средства к жизни от своего госпо­дина. Зато весь продукт труда рабов, за вычетом той части, какая идет на содержание раба, присваивает в свою пользу рабо­владелец. Такова основа производственных отношений рабовла­дельческого строя.

«Собственник всех орудий производства, — говорит Маркс, — к которым относится земля, а при первоначальной форме рабства и сами непосредственные производители, прямо выжимает из ра­ботников весь прибавочный труд, который здесь представлен в прибавочном продукте»[7].

Отличительной чертой рабовладельческой системы хозяйства является то, что она низводит раба — эту главную производитель­ную силу — до положения орудия производства. Древние писатели так и называли раба говорящим орудием в отличие от животного и от неодушевленного орудия (сохи, заступа, молота и т. д.).

Раб, низведенный до положения орудия производства, питал глубокую ненависть к своему подневольному труду. Эту нена­висть он проявлял, во-первых, в том, что очень плохо работал, и, во-вторых, в том, что «с истинным сладострастием», по выра­жению Маркса, подвергал порче орудия труда. «Поэтому, — гово­рит Маркс, — экономический принцип такого способа производ­ства — применять только наиболее грубые, наиболее неуклюжие орудия труда, которые как раз вследствие своей грубости и неуклюжести труднее подвергаются порче. Поэтому в рабовладель­ческих штатах, расположенных у Мексиканского залива, до на­чала Гражданской войны были в ходу плуги старокитайской конструкции, которые рыли землю, как свинья или крот, но не делали борозды и не переворачивали пласта»[8].

Рабовладелец, чтобы заставить раба трудиться, прибегал к ме­тодам самого грубого физического воздействия. Рабы трудились под свист плети надсмотрщика, нередко их заковывали в кандалы и за малейшее упущение подвергали самым мучительным наказа­ниям и пыткам. Унизительный надзор сопровождал каждый их шаг во время работы. Так, например, рабам, запятым на мель­ницах, на шею надевалось специальное ярмо, чтобы они не могли поднести ко рту горсть зерна или муки. Ненависть рабов к угне­тателям со всей силой проявлялась в многочисленных восстаниях, которыми полна история античного мира.

Производительность рабского труда была очень низка. Труд раба был выгоден рабовладельцу лишь в силу его крайней деше­визны. Рабовладелец покупал раба в полную собственность. Он покупал его, по словам Маркса, «…так же, как он покупает свою лошадь. Теряя раба, он теряет капитал, который приходится возмещать новой затратой на невольничьем рынке»[9]. Покупая раба, рабовладелец стремится присвоить прибавочный продукт, который может быть создан его трудом. Поэтому молодые, силь­ные, знакомые с ремеслом рабы ценились выше старых, хилых или не знающих ремесла. Разумеется, рабовладелец, затративший средства на приобретение раба, стремился как можно скорее вернуть эти средства путем усиленной эксплуатации последнего.

В силу этого путь естественного выращивания рабов не полу­чил большого распространения. Рабовладельцу было невыгодно тратить средства на содержание детей рабов, пока они еще не способны создавать для него прибавочный продукт. Более выгод­ным способом приобретения рабов была война. Поэтому войны с целью захвата рабов получили чрезвычайно широкое развитие в древнем мире.

Путем войны добывалось огромное количество рабов. Удач­ные походы против окружающих Грецию и Рим народов прино­сили десятки тысяч военнопленных, которые превращались в рабов. А так как победители не могли использовать эти массы рабов для себя лично, то широкое развитие получила работор­говля. Работорговцы, как шакалы, следовали обычно за грече­скими и римскими армиями в надежде на добычу.

Точные данные о численности рабов в древнем мире отсут­ствуют. Однако бесспорно, что в древнегреческих городах коли­чество рабов исчислялось десятками тысяч и, во всяком случае, значительно превышало численность свободного населения.

Наличие рынка рабов и их дешевизна позволяли доводить эксплуатацию рабов до таких пределов, что на деле она превра­щалась в хищническое, беспощадное выматывание всех жизнен­ных сил, приводившее к преждевременному вымиранию целых поколений рабов.

Товарные отношения, как мы видели, играли немалую роль в развитии рабовладельческого общества. Тем не менее рабовла­дельческое хозяйство было в своей основе хозяйством натураль­ного типа. Большая часть продукции, производимой рабовладель­ческим хозяйством, потреблялась в нем самом. Потребности рабов полностью, а потребности рабовладельцев в значительной части, удовлетворялись продукцией собственного производства.

В основе рабовладельческой эксплуатации лежало «натураль­ное производство чужой рабочей силы посредством прямого физического принуждения». «При древнеазиатских, античных и т. д. способах производства превращение продукта в товар, а следовательно, и бытие людей как товаропроизводителей играют подчиненную роль, которая, однако, становится тем значительнее, чем далее зашел упадок общинного уклада жизни… Эти древние общественно-производственные организмы несравненно более просты и ясны, чем буржуазный, но они покоятся или на незре­лости индивидуального человека, еще не оторвавшегося от пупо­вины естественнородовых связей с другими людьми, или на непо­средственных отношениях господства и подчинения»[10].

Рабовладельческое хозяйство покоилось «на непосредственных отношениях господства и подчинения». Производственные отно­шения рабовладельческого общества были «просты и ясны».

Однако было бы совершенно неправильно представлять себе рабовладельческое хозяйство как хозяйство, руководимое созна­тельной волей людей. В эпоху рабовладельческого общества люди не управляли сознательно народным хозяйством и не были госпо­дами своих собственных общественных отношений.

У Маркса есть глубокое замечание, проливающее яркий свет на этот вопрос. Маркс пишет, что в условиях рабовладельческого и феодального общества «…господство условий производства над производителями замаскировывается здесь отношениями господ­ства и порабощения, которые выступают и видимы как непосред­ственные движущие пружины производственного процесса»[11].

Господство производственных отношений над людьми в усло­виях рабовладельческого общества неизбежно вытекает из того, что в основе этого общества лежит не общественная, а частная собственность — собственность рабовладельца как на средства производства, так и на работника производства — раба.

Возникает вопрос: почему эксплуатация в условиях разложения первобыт­ного общества должна была принять форму рабства? Объяснение этого факта надо искать в уровне производительных сил, которого достигло человеческое общество на этой стадии своего развития.

Энгельс пишет: «…человек, бывший вначале зверем, нуж­дался для своего развития в варварских, почти зверских средст­вах, чтобы вырваться из варварского состояния»[12].

Труд раба был малопроизводителен и потому давал мало при­бавочного продукта. Чтобы увеличить количество извлекаемого из рабов прибавочного продукта, рабовладельцы прибегали к зверским методам насилия и принуждения.

С другой стороны, они старались всемерно увеличить коли­чество эксплуатируемых рабов. Хотя каждый раб в отдельности доставлял мало прибавочного продукта, общая сумма прибавоч­ного продукта благодаря эксплуатации массы рабов была велика и вполне обеспечивала рабовладельцу возможность переложения всей тяжести физического труда целиком на рабов.

Нельзя также забывать, что рабы до своего порабощения жили в условиях первобытнообщинного строя, не знавшего эксплуатации человека человеком. При этих условиях их можно было заставить работать на рабовладельцев только методами гру­бого насилия и внеэкономического принуждения.

Все это делало рабовладельческую эксплуатацию необходимой: ступенью общественного развития.

Система производственных отношений рабовладельческого об­щества на первых порах соответствовала уровню производитель­ных сил, достигнутому на высшей ступени варварства, и содействовала их развитию.

Как известно, рабовладельческий строй пришел на смену патриархальному рабству, при котором преобладало мелкое про­изводство крестьян и ремесленников. Маркс говорит, что «…форма свободной парцеллярной собственности крестьян, веду­щих самостоятельно свое хозяйство, в качестве преобладающей, нормальной формы… образует экономическое основание общества в лучшие времена классической древности…»[13]. Раб, как мы ви­дели, не был заинтересован в своем труде, между тем как мелкий свободный производитель был в нем заинтересован.

Почему же, в таком случае, мелкое производство, возникшее в эпоху разложения первобытнообщинного строя, должно было уступить место рабовладельческому способу производства? Каковы были те возможности и стимулы развития производительных сил, которые были заложены в рабовладельческой системе произ­водственных отношений?

Преимущества рабовладельческого способа производства перед первобытнообщинным и мелким хозяйством крестьян и ремеслен­ников заключались в следующем:

1. Концентрация в руках крупных рабовладельцев средств производства и громадного количества рабов давала возможность в гораздо большей степени развить простую и отчасти сложную кооперацию труда по сравнению с первобытнообщинным строем. Что же касается мелкого производства крестьян и ремесленников, то его основу составлял не общественный, а изолированный труд, исключающий какие-либо формы кооперации.
2. Крупная рабовладельческая собственность открывала до­вольно широкое поле для развития общественного разделения между городом и деревней, между умственным и физическим трудом. А разделение труда, создавая специализацию отдельных производителей, является фактором повышения производитель­ности труда, фактором роста производительных сил.
3. Одним из важнейших условий победы рабовладельческого способа производства над мелким крестьянским хозяйством яви­лась дешевизна рабов. Она объяснялась тем, что к услугам рабо­владельцев был обильный невольничий рынок, создаваемый по­средством войн и морских разбоев.

Благодаря наличию обширного невольничьего рынка рабовла­делец имел возможность хищнически эксплуатировать рабов, не заботясь о сколько-нибудь нормальном воспроизводстве их рабо­чей силы.

С другой стороны, как мы уже указывали, наличие обширного невольничьего рынка было причиной того, что рабовладельцы не были заинтересованы, как правило, в размножении рабов в своем собственном хозяйстве. Следовательно, содержание семьи раба не входило в издержки по воспроизводству рабочей силы. Между тем мелкий производитель должен был воспроизводить свою рабочую силу и содержать детей и престарелых. Это ставило его в нерав­ное экономическое положение по сравнению с рабовладельцем.

Дешевизна рабского труда, незаинтересованность раба в своем труде были причиной того, что развитие производительных сил рабовладельческого общества пошло не столько по линии подъема техники и изобретения новых орудий труда, сколько по линии использования преимуществ простой и отчасти сложной коопера­ции рабского труда.

Рабовладельческий способ производства, пришедший на смену первобытнообщинному, на первых порах способствовал развитию производительных сил. Период наиболее быстрого развития про­изводительных сил в древней Греции охватывает примерно VIII—VI вв. до н. э., когда патриархальное рабство превращалось в рабовладельческую формацию, а также первые этапы господства рабовладельческого способа производства. В истории римского рабовладельческого общества период наиболее быстрого развития производительных сил относится примерно ко II — I вв. до н. э.

5. Рабовладельческий строй и развитие ремесленного производства

Рабовладельческий строй имел развитое ремесленное произ­водство.

Различные источники, относящиеся к древнему Риму, указы­вают на обилие ремесленников самых разнообразных специально­стей. Среди них — ткачи, шерстопрядильщики, красильщики, ва­ляльщики, башмачники, сапожники, плотники, кузнецы, золотых дел мастера и т. д. Раскопки, произведенные в Помпее, также свидетельствуют о довольно развитом ремесленном производстве в рабовладельческом обществе. Здесь было обнаружено большое количество ремесленных мастерских различных специальностей — пекарни, дубильные, валяльные, папирусные, ювелирные мастер­ские и т. д. О том же говорит обилие найденных в Помпее пред­метов ремесленного производства — тут можно встретить желез­ные грабли, заступы, бронзовые доски, весы, медицинские инстру­менты, тарелки, лампы, тазы, стекла, бронзовые деньги и многое другое.

Ремесленные мастерские принадлежали либо богатым рабовла­дельцам, либо вольноотпущенникам. Последние обычно находи­лись на положении клиентов крупных рабовладельцев, т. е. лиц, зависимых от них. В ремесленных мастерских работали, как пра­вило, рабы, причем в рабовладельческих мастерских численность рабов достигала обычно двух-трех десятков человек. Демосфен оружейную мастерскую с 33 мастерами считает уже «немалым производством». Некоторые ремесленные предприятия достигали еще больших размеров и приносили громадные доходы своим владельцам. Римские источники упоминают об одном александ­рийце, который получал такой большой доход от папирусного производства, что, по его заявлению, мог бы за собственный счет навербовать целую армию.

В еще более широких размерах применялся труд рабов в строительном и горном деле, в добыче железа, серебра, золота и т. д. Благодаря эксплуатации сотен тысяч рабов были возве­дены такие грандиозные по тем временам сооружения, как ка­налы, пристани. Полибий свидетельствует о массовом применении рабочей силы рабов в серебряных рудниках близ Нового Карфа­гена: здесь было занято 40 тыс. человек, доставлявших Римскому государству ежедневно 25 тыс. драхм.

Добыча золота и серебра при низкой технике требовала колос­сального труда. По свидетельству Диодора, приходилось прово­дить шахты на большое количество стадий (стадия — мера длины, равная примерно 600 футам.- прим. РП), устраивать их разно­образным образом и вдоль и поперек. Эти ходы нередко упирались в подземные реки; тогда приходилось речную воду отводить в ка­налы, выкопанные по бокам рудника, или же при помощи водоот­ливного колеса выкачивать ее со дна на поверхность. Твердые скалы, встречавшиеся на пути проходки шахт, по свидетельству Плиния, преодолевались огнем и кислотами или же прорубались. Рабам приходилось на плечах выносить куски, достигавшие 150 фунтов, и в темноте передавать их друг другу. Свет видели только работающие в верхних рядах.

Многие рабовладельцы отдавали рабов в аренду особым под­рядчикам, которые их использовали для строительства общест­венных зданий, дорог, каналов, водопроводов, дворцов, для работы в рудниках, на плантациях и т. д.

Техника в ремесленных мастерских была довольно примитив­ной. Правда, в крупных мастерских применялась сложная коопе­рация, основанная на разделении труда. Так, ряд специальностей существовал в металлообрабатывающей, ткацкой, строительной, стекольной и других отраслях ремесленного производства. Все же в большинстве мастерских детального разделения труда не было; здесь преобладала простая кооперация. Обычно раб, работая рука об руку с другими рабами, выполнял все основные стадии изго­товления продукта. Однако при рабовладельческом строе приме­нялись и элементарные машины вроде, например, водяной мель­ницы, водоналивного колеса и др. Но машины эти в условиях рабовладельческого общества имели подсобное значение. Они, как правило, являлись двигателем и передаточным механизмом. Основные же процессы труда совершались рабами с помощью чрезвычайно грубых и примитивных ремесленных орудий.

В соответствии с той громадной ролью, которую играла война в рабовладельческом обществе, более значительного развития до­стигла военная техника: постройка осадных сооружений, корабле­строение и т. д. Открытия и изобретения в области различных наук, в частности механики, находили наибольшее применение в военном деле.

Широкое развитие получили также отрасли, связанные с удовлетворением потребностей рабовладельцев в предметах роскоши. Дешевая рабочая сила рабов затрачивалась на строи­тельство дворцов, театров, цирков, бань, триумфальных арок, водопроводов и т. д. Рабовладельцы предъявляли высокие требо­вания к качеству производимой продукции и ее художественному оформлению. Главной задачей рабовладельческого хозяйства было удовлетворение потребностей рабовладельцев. Только излишек продукции предназначался для продажи. Рабовладельцев интере­совала не столько стоимость, сколько потребительная стоимость производимой продукции.

Основную массу рабов рабовладельцы принуждали к труду ме­тодами грубого насилия. Наиболее же квалифицированных они старались заинтересовать в работе лучшими материальными усло­виями, «угождая влечениям их желудка», как говорил Ксенофонт, применяя похвалу в отношении честолюбивых натур и даже обе­щая свободу в награду за хорошую работу.

6. Рост рабовладельческих латифундий и разорение мелкого крестьянства.

Крестьянское движение

Для рабовладельческого общества характерно господство круп­ного землевладения, основанного на рабском труде.

В древнем Риме крупные землевладельцы захватывали обще­ственные земли, которые имел право арендовать всякий римский гражданин. Крупные землевладельцы стали фактическими собст­венниками этих земель. Кроме того, они всякими правдами и не­правдами захватывали также земли крестьян.

Римский писатель Ювенал в своих сатирах рисует яркую кар­тину захвата земель крупными землевладельцами. Если кре­стьянин не соглашался продать свой земельный участок, то круп­ный землевладелец пускал ночью скот на зеленеющие поля и таким путем принуждал непокорного к продаже земли. Результа­том захвата земель явилось образование крупнейших рабовла­дельческих латифундий, на территории которых нередко, по вы­ражению Сенеки, мог разместиться целый народ.

Описание крупного рабовладельческого сельского хозяйства нам оставил древнеримский писатель Катон, ярый поборник раз­вития земледелия, которое он считал основной отраслью народ­ного хозяйства. По его мнению, земледелие наиболее благочести­вое занятие, воспитывающее «храбрейших мужей и самых пред­приимчивых воинов».

Катон является сторонником развития садово-огородных куль­тур и скотоводства. Это объясняется тем, что в период господства рабовладельческого строя хлебопашество не было рентабельным, так как хлеб в большом количестве доставлялся из завоеванных провинций. Между тем экономические и естественные условия в Италии были очень благоприятны для развития садоводства, огородничества и скотоводства. Большой спрос на эти продукты предъявляли города. Крупнейшим потребителем продуктов жи­вотноводства была армия.

Вилла Катона представляла собой крупное предприятие, в ко­тором под одними масличными и виноградными культурами было занято 340 югеров (85 га). К вилле прилегали также пастбища и пашня. Катон дает подробные указания, как рационально органи­зовать обработку почвы под различные виды садово-огородных культур, как ее вспахивать, удобрять и т. д. Большое внимание Катон уделяет правильному уходу за скотом и, в частности, со­держанию его в чистоте. Иными чертами характеризуется отноше­ние рабовладельцев к рабам. Раб, по мнению Катона, должен есть, пить и одеваться лишь в той мере, в какой это необходимо для создания прибавочного продукта. Поэтому зимой рабы должны получать хлеба меньше, а летом, когда начинаются поле­вые работы, больше. Катон рекомендует один раз в год давать рабу новую тунику, плащ и деревянные сандалии, отбирая ста­рую одежду, которую можно использовать для лоскутных одеял.

Вследствие дешевизны рабского труда рабовладельцы мало заботились о развитии техники. Их главные усилия были направ­лены на такую организацию труда рабов, которая могла бы обе­спечить максимум прибавочного продукта. С другой стороны, незаинтересованность раба в работе на своего хозяина делала проблему организации труда одной из самых сложных проблем рабовладельческого строя.

Поэтому в античной литературе мы встречаем подробнейшие указания относительно организации труда и содержания рабов. Так, например, Варрон не рекомендует «…приобретать много рабов одинаковой национальности, ибо большой частью это бы­вает причиной домашних беспорядков». Катон дает самые под­робные указания о необходимом количестве рабов и распределе­нии их по специальностям в зависимости от размера участка и вида культуры. Так, для оливковой плантации в 240 югеров тре­буется 13 рабов разной специальности, а для виноградника в 100 югеров — 15 рабов. «Рабы — пахари и виноградари должны представлять две различные группы и в свою очередь не сме­шиваться с чернорабочими. В каждой специальной группе не должно быть более десяти человек рабов… ибо за таким числом рабов всего легче было присматривать при работе… Если поля занимают большое пространство, то группы рабов надо распре­делять по различным их районам и так разделять между ними работу, чтобы они работали не в одиночку и не попарно, ибо, когда они так рассеяны, за ними трудно присматривать; однако» каждая группа не должна превышать десяти человек, чтобы при слишком большой толпе отдельные рабы не старались свалить работу на других. Такое определение числа не только возбуждает соревнование, но и позволяет замечать нерадивых рабов»[14].

«Начальников,— пишет Варрон, — надлежит поощрять награ­дами и стараться, чтобы они имели пекулий[15] и рабынь для сожительства, от которых у них были бы дети. Таким образом их связь с имением укрепится»[16].

Наряду с крупным рабовладельческим земледелием существо­вало многочисленное мелкое крестьянство. Борьба между круп­ным рабовладельческим сельскохозяйственным производством и мелким крестьянским хозяйством заполняет всю историю рабо­владельческого общества, начиная с его зарождения и кончая ги­белью. «Недавно, — писал Маркс Энгельсу, — я снова проштуди­ровал римскую (древнюю) историю до периода Августа. Внутренняя история явно сводится к борьбе мелкой земельной собственности с крупной, разумеется, в той специфически видо­измененной форме, которая обусловлена рабством»[17].

Мелкое крестьянское хозяйство являлось укладом в рабовла­дельческом обществе.

Мелкие производители — крестьяне — играли важную роль во все время развития рабовладельческого строя. Рабовладельческое производство могло получить значительное развитие лишь благо­даря притоку дешевой рабочей силы рабов, получаемой главным образом путем войн. Главной военной силой был мелкий произ­водитель — крестьянин и ремесленник. Между тем развитие рабовладельческого производства сопровождалось разорением мелких производителей, что объяснялось прежде всего конкурен­цией дешевого рабского труда. Благодаря дешевизне рабского труда рабовладельцы могли доставлять на рынок большое коли­чество дешевого хлеба и других продуктов сельского хозяйства. При этих условиях для мелкого землевладельца производство хлеба на продажу становилось невыгодным. Крестьяне, кроме того, несли на себе всю тяжесть войн и как солдаты, и как пла­тельщики государственных налогов. Наоборот, выгодами от войн пользовались богатые рабовладельцы. Они занимали все важные и влиятельные должности в войсках, они ведали распределением добычи (главным образом земли и рабов), они управляли завое­ванными провинциями и т. д. Разоряющийся мелкий земледелец вынужден был прибегать к услугам ростовщиков. Это довершало упадок его хозяйства.

Таким образом, все соединилось против мелкого земле­дельца — конкуренция крупного рабовладельческого земледелия, тягость громадных налогов и постоянных войн, гнет ростовщиче­ского капитала. Крестьянство быстро разорялось: мелкий земле­делец терял землю за долги, а нередко даже сам бросал ее из-за невыгодности ее обработки. Его участок переходил к крупному землевладельцу.

Положение разоряющегося крестьянства было чрезвычайно тяжелым. Консул Тиберий говорил, что крестьянам живется хуже, чем диким зверям, так как звери имеют нору и логовище, между тем как крестьяне, умиравшие, сражаясь за Италию, не имеют ничего, кроме воздуха и света. Лишенные крова, бродят они с женами и детьми по стране.

Не удивительно поэтому, что крестьянство восставало против своих поработителей.

Одним из ярких проявлений борьбы между крупным и мелким земледелием является движение мелких земледельцев, возглав­лявшееся братьями Гракх. Народный трибун Тиберий Гракх стремился воссоздать среднее и мелкое землевладение. С этой целью он предлагал издать закон, по которому одна семья не могла владеть более чем 1000 югеров (250 га) общественных зе­мель, а также свыше 100 голов крупного скота и 500 голов мел­кого скота. Остальная часть общественных земель должна быть разбита на мелкие участки размером в 30 югеров и сдаваться в аренду мелким крестьянам без права их продажи. Крупные землевладельцы, всадники — представители торгового и ростов­щического капитала, богатые сенаторы были против этого проекта. Зато в массах разоряемого крестьянства он вызвал волну энту­зиазма. При помощи мелких земледельцев и ремесленников Тибе­рию Гракху удалось провести свой законопроект и наделить частично землей мелких земледельцев. Было отобрано у крупных землевладельцев и распределено среди крестьян около 400 тыс. га, т. е. около одной седьмой части общественных земель. Однако рабовладельцы, напуганные движением плебса, организовались и с удесятеренной силой начали борьбу против Тиберия Гракха. На улицах Рима произошла жестокая схватка между оптиматами (рабовладельческой знатью) и популярами (демократами). Попу­ляры были разбиты, Тиберий Гракх был убит.

Но борьба между оптиматами и популярами на этом не закон­чилась. Вскоре она вспыхнула с новой силой. На этот раз во главе популяров встал брат убитого Тиберия — Кай Гракх. Избранный в 124 г. народным трибуном, Кай Гракх провел аграрный и хлеб­ный законы. Аграрный закон по существу воспроизводил закон, внесенный в свое время Тиберием Гракхом. Хлебный закон обя­зывал государство продавать хлеб римским гражданам по цене ниже рыночной. Однако и эта победа плебса была кратковремен­ной. Хлебный закон, облегчая положение римской бедноты, вы­звал приток хлеба из провинций, что ухудшило и без того тяже­лое положение мелких земледельцев. И на этот раз оптиматам удалось разбить популяров и восстановить свое господство. Ты­сячи популяров были убиты, казнены и утоплены в водах Тибра. Сам Кай Гракх, не желая попасть в руки врагов, приказал своему рабу лишить его жизни.

В результате разгрома крестьянского движения с новой силой начались рост крупных латифундий, захват общественных земель в частную собственность и разорение мелких земледельцев. Крестьяне, лишенные не только средств производства, но и средств существования, все более пролетаризировались. Основным источником существования этих люмпен-пролетариев, сотнями тысяч скоплявшихся в городах, были подачки богачей, государст­венная помощь и продажа голосов политическим партиям. Осо­бенно это относится к тем люмпен-пролетариям, которые жили в Риме.

Скопление в городах громадного количества нищих людей, не занятых производительным трудом, представляло серьезную угрозу рабовладельческим классам.

Рабовладельцы старались предотвратить эту угрозу полити­кой подачек и подкармливания пролетариев. Количество пролета­риев, получавших бесплатно хлеб, достигало в некоторые периоды 800 тыс. человек. Одним из коренных отличий римского пролета­риата от современного является то, что первый жил за счет об­щества, тогда как современный пролетариат содержит общество своим трудом.

7. Противоположность между городом и деревней в условиях рабовладельческого строя

Одной из прогрессивных сторон рабовладельческого способа про­изводства явилось то, что он породил довольно значительное раз­витие общественного разделения труда. Это прежде всего отно­сится к разделению труда между городом и деревней.

Города возникают еще в период перехода от первобытно­общинного строя к рабовладельческому. «Недаром, — говорит Энгельс, — высятся грозные стены вокруг новых укрепленных городов: в их рвах зияет могила родового строя, а их башни до­стигают уже цивилизации»[18]. Сначала города были укрепленными местами, где окружающее их население находило защиту от не­приятеля, а также политическими и административными цент­рами. Так, в городах древнего Востока сосредоточивались органы, занимавшиеся управлением государства, ведавшие сбором налогов с подвластного им населения, регулировавшие общественные ра­боты, связанны с ирригационной системой земледелия. По мере отделения ремесла от земледелия и развития обмена города по­степенно становились хозяйственными, экономическими центрами, средоточием ремесел, торговли, ростовщичества.

Отличительной чертой городов рабовладельческого общества было то, что население их не порывало с земледелием. Так, на­пример, большая часть территории Вавилона, громадного города, была занята полями, огородами, садами. По словам Маркса, «…история Азии — это своего рода нерасчлененное единство го­рода и деревни (подлинно крупные города могут рассматриваться здесь просто как государевы станы, как нарост на экономическом строе в собственном смысле)»[19]. Точно так же крупнейшие города античного рабовладельческого общества — Афины, Рим и др. — располагали большими земледельческими участками. В этой связи большой интерес представляет следующее замечание Маркса: «История классической древности — это история городов, но горо­дов, основанных на земельной собственности и на земле­делии…»[20].

Однако ведущая роль в экономике городов принадлежала не сельскому хозяйству, а ремеслу, торговле, ростовщичеству. Города Греции и Римской империи были средоточием политической жизни и экономическими центрами, где довольно широко разви­вались ремесленное производство, внутренняя и внешняя, в част­ности морская, торговля, где находились меняльные конторы, зародыши будущих банков. Города были также центрами военной силы. Господствующими классами в них были крупные землевла­дельцы — рабовладельческая знать, а также представители торго­вого и ростовщического капитала.

В деревне же, с одной стороны, находились крупные виллы и латифундии рабовладельцев, хозяйство которых велось на основе эксплуатации рабов, а с другой — многочисленные хозяйства мел­ких производителей крестьян.

Между городом и деревней в условиях рабовладельческого строя существовало антагонистическое противоречие. Город в лице господствующих в нем крупных земельных собственников, владельцев латифундий, а также в лице представителей торгового и ростовщического капитала нещадно эксплуатировал крестьян­ство, выжимая из него все соки. Рабовладельческое государство облагало крестьян бесчисленными налогами: поземельным, лич­ным и др. Средства, собранные путем налогов, притекали в го­рода, где расходовались на содержание государственного аппарата, на общественные предприятия, содержание армии и ведение войн. В города стекались огромные богатства, создаваемые трудом ра­бов и мелких производителей, а также награбленные в многочис­ленных войнах и походах. Здесь эти богатства проживались знатью. Город в лице торгового и ростовщического капитала за­кабалял крестьянство. Земельные участки разоряющихся крестьян были заложены и перезаложены ростовщикам; крестьяне вынуж­дены были до ⁵/₆ всего урожая выплачивать ростовщикам или же продавать в рабство себя и своих детей. Одной из наиболее же­стоких форм эксплуатации крестьянской деревни рабовладельче­ским городом была откупная система, особо распространенная в Римской империи. Наконец, древние города были центрами культуры той эпохи. В них были сосредоточены роскошные дворцы, храмы, театры, цирки, произведения искусства, литера­туры, науки. В то же время крестьянская деревня прозябала во мраке невежества и бескультурья, погибала от голода и нищеты.

Отделение ремесла от земледелия и города от деревни явилось основой значительного развития обмена, развития торгового и ро­стовщического капитала в рабовладельческом обществе.

8. Развитие обмена и денег. Роль торгового и ростовщического капитала в рабовладельческом обществе

Хозяйство рабовладельческого строя в основном было хозяйством натурального типа. Однако это не исключало значительного раз­вития товарно-денежных отношений как в древней Греции, так и в древнем Риме.

Обмен, как мы видели, возникает еще в условиях первобытно­общинного строя.

На первых порах он носит случайный характер.

Энгельс связывает этот временный случайный обмен с особым искусством в изготовлении каменных орудий, что могло породить временное разделение труда. Это разделение труда в производстве орудий на первых этапах существования первобытного общества, по словам Энгельса, было исключительным случаем. Обмен про­изводился между родами и племенами.

Допустим, у одной родовой общины имеется излишек камен­ных топоров, а у другой — шкур. Топоры обмениваются на шкуры:

1 топор = 3 шкурам.

Это первая или случайная форма обмена.

На этой стадии развития в обмен поступали лишь случайные излишки продуктов.

На стадии случайного обмена люди не имели еще достаточ­ной практики в обмене и потому меновые отношения товаров складывались более или менее случайно.

По мере развития первого крупного общественного разделения труда — выделения пастушеских, скотоводческих племен — обмен становится все более и более регулярным явлением.

Теперь уже часть продуктов начинает производиться спе­циально с целью обмена.

Одни племена, например скотоводческие, начинают специали­зироваться главным образом на производстве скота, кожи, мо­лочных продуктов и т. д., в то время как земледельческие пле­мена — на производстве хлеба и других сельскохозяйственных продуктов, племена, населяющие берега больших рек, — на рыб­ной ловле и т. д.

Это еще не значит, что хозяйство племени теряет свой нату­ральный характер. Оно по-прежнему почти все свои потребности удовлетворяет собственным производством. Однако главное свое внимание пастушеские племена сосредоточивают на скотоводстве, земледельческие — на производстве хлеба, рыбацкие — на ловле рыбы.

Поскольку эти продукты оказываются у названных племен в избытке, они начинают на них выменивать те продукты, кото­рых им недостает, но которые имеются в избытке у других пле­мен. Так, скотоводческие племена выменивают недостающие продукты на скот, земледельческие — на зерно, рыбацкие — на рыбу.

Теперь уже в обмене участвуют не два товара, а множество товаров.

Если представитель одного племени выносит на продажу то­пор, то ему представители других племен предлагают — 30 кг зерна, 1 овцу, 10 стрел, 3 шкуры и т. д.

30 кг зерна

1 топор приравнивается   …………………          10 стрелам

3 шкурам

Это уже более высокая ступень обмена — развернутая форма обмена.

На этой стадии практика обмена расширяется, и меновые от­ношения товаров все более определяются величиной их стоимости.

Таким образом, обмен первоначально носил характер непосред­ственного обмена одного продукта на другой.

Подобного рода обмен существовал и у североамериканских индейцев.

«Дикие народы этой страны,— говорит Лафито, — постоянно торгуют одни с другими. Их торговля имеет то общее с торговлей древних, что она представляет непосредственную мену припасов на припасы. Все они имеют нечто такое, чего другие не имеют, и торговля обращает все эти вещи от одних к другим. Таковы: зерновой хлеб, гончарные изделия, меха, табак, одеяла, лодки, дикобразы, дикий рогатый скот, домашняя утварь, амулеты, хлопчатая бумага, словом, все, что только находится в потребле­нии для поддержания человеческой жизни»[21].

Однако дальнейший рост меновых отношений обнаружил не­достаточность непосредственного обмена товаров на товар.

Допустим, владелец топора желает выменять его на зерно, а владелец зерна не нуждается в топоре, а нуждается, допустим, в стрелах. Потребительная стоимость топора в данном случае ме­шает обмену его на зерно, мешает тому, чтобы стоимость топора выразилась в зерне.

То, что это не выдуманное нами противоречие, а реальный факт, с которым постоянно приходилось встречаться первобытным людям, — свидетельствуют путешественники, изучавшие жизнь первобытных людей.

Путешественник Камерон описывает, с каким трудом ему уда­лось выменять для себя лодку на берегу Танганьики. Ему нужна была лодка, но владелец лодки потребовал уплаты за нее слоно­вой костью. У Камерона не было слоновой кости. После соответ­ствующих поисков он нашел Магомета Ибн-Салиба, имеющего слоновую кость, но он желал ее обменять только на сукно. Ока­залось, что сукно есть у Магомета Ибн-Гариба, который желал обменять его на проволоку. Проволока, к счастью, оказалась у Камерона. Он обменял проволоку на сукно, на сукно выменял слоновую кость, которую обменял, наконец, на лодку.

Сколько пришлось Камерону совершить лишних меновых сде­лок, чтобы получить, наконец, долгожданную лодку!

В этих затруднениях, связанных с непосредственным обменом товара на товар, ярко обнаруживается недостаточность разверну­той формы обмена. Понятно, что эти затруднения становятся тем более общественно значимыми, чем больше развивается общест­венное разделение труда и растет товарное хозяйство. Поэтому конечная причина развития форм обмена заключается не в не­удобствах той или иной формы, а в самом развитии производства товаров.

В результате из массы товаров выделяется один товар, на ко­торый начинают обмениваться все другие товары.

Мало-помалу складывается обыкновение обменивать на рынке всякий товар на скот.

Этому способствует тот факт, что скотоводческие племена вели кочевой образ жизни. Кочуя с места на место, они имели возмож­ность чаще других соприкасаться с другими племенами и завя­зывать с ними меновые отношения.

С другой стороны, самый скот представляет собой довольно по­движный товар, который легко может быть передаваем от одного племени к другому.

Прямой обмен исчезает. Товар-скот оказывается особенным товаром, который все берут наиболее охотно.

Возникает всеобщая форма обмена:

                                               2 топора

                                               4 ножа

                                               20 стрел                                     приравниваются    1 овце.

                                               60 кг зерна

                                               6 шкур

Теперь каждый товаропроизводитель, прежде чем купить какой-либо нужный ему товар, должен сначала обменять свой то­вар, допустим, на скот, а затем уже на скот выменять то, что ему нужно.

Постепенно скот начинает выполнять роль денег.

Так, скот является деньгами в древней Греции и Риме. В поэмах Гомера рабыня приравнивается к 4 быкам, а медный треножник — к 12.

В некоторых местах роль денег играли ракушки и другие предметы.

С переходом к обработке металлов и железным орудиям возни­кает ряд новых отраслей внутри земледелия, как-то: маслоделие, виноделие и другие, а также целый ряд новых ремесел, среди ко­торых важнейшими были ткачество и обработка металлов.

В результате происходит второе крупное общественное разде­ление труда — отделение ремесла от земледелия. Отделение ре­месла от земледелия, в свою очередь, ведет к дальнейшему разви­тию обмена. Возникает товарное производство, т. е. производство товаров специально с целью продажи.

Обилие местных эквивалентов все более начинает затруднять обмен. Вместе с тем и роль денег все более начинает закрепляться за металлами.

В Греции веков за восемь до нашей эры появились железные деньги. В Риме еще в V—VI вв. до н. э. были только медные деньги.

В силу каких же причин металлы вытесняли из роли де­нег все другие товары?

Металлы покупались не менее охотно, чем скот, потому что металлические орудия представляли весьма необходимые для су­ществования предметы. В то же время металлы обладают мно­гими преимуществами, благодаря которым они гораздо удобнее в роли денег.

Во-первых, они легче делятся на куски малой стоимости, чем скот, который нельзя делить на части, не убивая его.

Во-вторых, вещество металлов однородно, и отдельные куски их обладают одинаковыми качествами, тогда как другие товары — в том числе скот — этим достоинством не обладают.

В-третьих, металлы лучше сохраняются.

В-четвертых, металлы занимают меньше объема и имеют меньше веса при одинаковой стоимости с другими товарами.

Впоследствии железо и медь сменяются серебром и золотом. Все преимущества металлов в серебре и золоте выражены осо­бенно сильно: и делимость, и однородность вещества, и сохра­няемость, и незначительность объема и веса при большой стоимости.

С возникновением денег появилась новая экономическая сила, обладание которой давало и богатство и власть.

«Был открыт, — говорит Энгельс, — товар товаров, который в скрытом виде содержит в себе все другие товары, волшебное средство, способное, если это угодно, превращаться в любую за­манчивую и желанную вещь. Кто обладал им, тот властвовал над миром производства»[22].

Появление денег дало толчок дальнейшему развитию тор­говли. Торговля большей частью была сосредоточена на городских рынках. Вокруг рынков обычно располагались ремесленные ма­стерские. На рынок сходились ремесленники со своими товарами: обувью, оружием, гончарными изделиями и т. п., крестьяне с продуктами сельского хозяйства, овощами, виноградом, зерном и т. д. Большую роль в развитии торговли играли храмы. Так, на­пример, на о. Делос торговля производилась под покровительством и охраной храма: устраиваемые празднества в честь Аполлона сопровождались организацией ярмарок.

Значительного развития в Греции и Риме достигла внешняя торговля. Греция ввозила в большом количестве хлеб, скот, рыбу, кожу, лес, слоновую кость и т. д. и вывозила ремесленные изде­лия — оружие, предметы роскоши, виноградные вина, оливковое масло и т. п. Одной из важнейших отраслей торговли была тор­говля рабами. Римская империя, в частности Италия, вела в ши­роких размерах торговлю с восточными странами. Главным объектом ввоза были предметы роскоши.

Рост торговли сопровождался значительным развитием денеж­ного обращения. В качестве денег фигурировали серебро и зо­лото — сначала в виде кусков металла, а затем в виде монет.

Какова же была роль товарно-денежных отношений в разви­тии рабовладельческого способа производства?

Торговля все более и более превращает продукты в товары и делает целью производства меновую стоимость.

На основе массовой эксплуатации рабского труда рабовла­дельцы присваивали большое количество прибавочного продукта и известную часть этого продукта продавали на рынке, чтобы купить необходимые для них предметы потребления и прежде всего предметы роскоши.

Характеризуя влияние торговли на развитие производства, Маркс писал: «Конечно, торговля будет оказывать большее или меньшее влияние на те общества, между которыми она ведется; производство она все более и более будет подчинять меновой стоимости, потому что наслаждение и пропитание она ставит в большую зависимость от продажи, чем от непосредственного потребления продукта. Этим она разлагает старые отношения. Она увеличивает денежное обращение»[23].

Таким образом, удовлетворение потребностей рабовладельца все в большей степени зависело от продажи прибавочного про­дукта и тем самым все более толкало рабовладельца на расшире­ние применения рабского труда.

Этим самым торговля содействовала развитию рабовладельче­ского способа производства. Другим результатом воздействия то­варно-денежных отношений на рабовладельческий способ произ­водства было усиление имущественной дифференциации среди свободного населения, рост крупного рабовладельческого земле­владения, рабовладельческих латифундий за счет разорения крестьян и ремесленников.

Правда, этот процесс нельзя отнести целиком за счет развития товарно-денежных отношений. Огромную роль в разорении мел­ких производителей играло внеэкономическое насилие, бремя войн и государственных налогов. Тем не менее товарно-денежные отношения в очень значительной степени стимулировали и уси­ливали этот процесс.

Товарно-денежные отношения, развивающиеся на базе частной собственности, всюду разлагают натуральное хозяйство, по­рождают конкуренцию между товаропроизводителями и тем са­мым вызывают среди них дифференциацию.

В условиях рабовладельческого строя товарно-денежные отно­шения содействовали вытеснению рабским трудом труда свобод­ных и в промышленности и в сельском хозяйстве вследствие более Низкой стоимости продуктов рабского труда по сравнению с тру­дом свободного человека. Последняя объяснялась:

1) крайней дешевизной рабов,

2) хищнической эксплуатацией рабского труда и

3) преимуществами простой и отчасти сложной кооперации труда массы рабов.

Появление торгового и ростовщического капитала в еще боль­шей степени ускорило процесс вытеснения рабским трудом труда свободных.

Торговый капитал в условиях докапиталистических формаций извлекает прибыль путем неэквивалентного обмена, путем по­купки товаров ниже их стоимости и продажи по ценам, превы­шающим стоимость.

Таким путем торговый капитал присваивал прибавочный про­дукт, а нередко и часть необходимого продукта крестьянина и ремесленника.

Торговый капитал присваивал также значительную часть при­бавочного продукта рабовладельцев, извлекаемого ими путем эксплуатации рабов. Рабовладельцы вынуждены были отдавать часть своего прибавочного продукта торговому капиталу в обмен за предметы роскоши и другие средства потребления, которые не производились в их собственных имениях. Это присвоение торго­вым капиталом прибавочного продукта рабовладельцев облегча­лось благодаря недостаточной развитости товарного производства. Рабовладельцы, продавая часть получаемого ими прибавочного продукта на рынке, стремились не столько к получению меновой стоимости, сколько к приобретению необходимых для них средств потребления, среди которых наиболее важное место занимали предметы роскоши.

Кроме того, располагая массой дешевых, хищнически эксплуа­тируемых ими рабов, они привыкли не считаться с трудовыми затратами как при производстве, так и при продаже продукции.

Торговец в отличие от рабовладельца жил за счет торговли, он понял великую силу денег и стремился извлечь как можно больше меновой стоимости. Наряду с торговлей и торговым капи­талом в древнем мире значительного развития достигли кредитно-­ростовщические операции. Этому способствовал ряд условий, в частности торговля деньгами.

Как известно, в древнем мире правом чеканки монет пользо­вались многочисленные мелкие государства, города и храмы. Вследствие этого в древней Греции наблюдалось большое разно­образие денежных единиц. Вот почему большое значение приоб­рела деятельность менял — торговцев деньгами, обменивавших одни монеты на другие. По мере накопления денег менялы начали заниматься ростовщичеством. Из их среды выделялись более бога­тые, которые создавали крупные меняльные конторы. Эти конторы выдавали ссуды под залог, принимали на хранение вклады, производили переводные операции и т. д.

Широкое распространение в древнем мире получил ипотечный кредит, т. е. залог земли в обеспечение возврата ссуд.

Развитие внутренней и в особенности внешней торговли по­родило коммерческий кредит.

Особо благоприятные условия для развития ростовщического капитала сложились в древней Римской империи. Здесь ростов­щический капитал нашел благоприятную почву, во-первых, благодаря наличию большого количества мелких земледельцев, разорявшихся в результате роста рабовладельческих латифундий, во-вторых, благодаря широко практикуемой откупной системе.

Римское государство за плату давало на откуп частным ли­цам — откупщикам сбор налогов с населения завоеванных про­винций, а также эксплуатацию государственных рудников и дру­гих предприятий. В результате откупщики становились всесиль­ными сатрапами, распоряжавшимися жизнью и имуществом населения отданных им на откуп провинций. Они не останавли­вались перед самыми жестокими мерами, перед кровавыми рас­правами, чтобы выколотить из населения провинций как можно больше денег — бесконечно больше, чем сами откупщики упла­тили государству. Ростовщик запутывал в свои сети и рабовла­дельцев, хозяев крупных латифундий. Чтобы покрыть долги, рабовладелец усиливал эксплуатацию рабов. В случае несостоя­тельности рабовладелец вынужден был отдавать ростовщику в уплату за долги свои громадные имения со всем мертвым и живым инвентарем, в том числе и рабами.

Противоречие между должниками и кредиторами значительно способствовало развитию рабовладельческого строя. Маркс указы­вал, что в античном мире классовая борьба разыгрывается пре­имущественно в форме борьбы между должником и кредитором и в Риме кончается гибелью должника-плебея, который заме­щается рабом.

Несмотря на значительное развитие товарно-денежных отно­шений, они все же не играли самостоятельной роли в том смысле, что сами по себе они были недостаточны, чтобы создать новый способ производства или вызвать переход от одного способа про­изводства к другому.

Разлагая натуральное хозяйство, торговля содействовала воз­никновению нового рабовладельческого способа производства и его развитию.

«Но как далеко заходит это разложение старого способа про­изводства, это зависит прежде всего от его прочности и его внутреннего строя. И к чему ведет этот процесс разложения, т. е. какой новый способ производства становится на месте старого, — это зависит не от торговли, а от характера самого старого способа производства. В античном мире влияние торговли и развитие ку­печеского капитала постоянно имеет своим результатом рабовла­дельческое хозяйство; иногда же в зависимости от исходного пункта оно приводит только к превращению патриархальной системы рабства, направленной на производство непосредствен­ных средств существования, в рабовладельческую систему, на­правленную на производство прибавочной стоимости»[24].

С другой стороны, способ производства определяет те границы, в которых могут развиваться товарно-денежные отношения.

Рабовладельческий способ производства ставил довольно узкие границы для развития товарно-денежных отношений, так как он базировался на натуральном присвоении рабочей силы рабов путем внеэкономического принуждения.

Как мы видели, главным источником пополнения рабочей силы была война, разбой. Маркс писал, что разбой обходится без по­средства процесса обращения, представляя собой натуральное присвоение чужой рабочей силы посредством прямого физиче­ского принуждения.

Юридическая зависимость раба от рабовладельца и внеэконо­мическое принуждение препятствовали превращению рабочей силы раба в товар. Раб не был собственником своей рабочей силы и поэтому не имел права ее продавать. Он сам и его рабочая сила составляли собственность рабовладельца. Поэтому товарное производство в условиях рабовладельческого строя не могло по­служить базой для развития капиталистических отношений.

9. Противоположность между умственным и физическим трудом в древнем мире

Большую роль в развитии рабовладельческого строя сыграло об­щественное разделение труда в форме отделения умственного труда от физического.

Массовое применение рабского труда создало возможность для освобождения господствующих классов рабовладельческого обще­ства от физического труда.

По мере развития рабовладельческого способа производства физический труд все больше перекладывался на рабов. Это дало возможность рабовладельцам заняться умственным трудом. У ра­бовладельцев постепенно развилось глубочайшее презрение к физическому труду, как к занятию, недостойному свободного человека. Отсюда характерная черта рабовладельческого строя — разрыв между умственным и физическим трудом.

Поскольку рабовладельческий строй не мог вступить на путь сколько-нибудь значительного развития техники, так как базиро­вался на подневольном рабском труде, постольку и умственная жизнь господствующих классов сосредоточилась не столько на вопросах производства, техники и т. п., сколько в области поли­тики, философии и искусства. О древнегреческом искусстве и эпосе Маркс писал, что до сих пор они «…продолжают до­ставлять нам художественное наслаждение и в известном отноше­нии служить нормой и недосягаемым образцом»[25]. Но греческое искусство, — продолжает Маркс, — «…неразрывно связано с тем, что незрелые общественные условия, при которых оно возникло, и только и могло возникнуть, никогда не могут повториться снова»[26].

Основой этого пышного расцвета древнегреческого искусства и науки служил, как мы уже отмечали, подневольный, отупляю­щий труд десятков и сотен тысяч рабов. По словам Энгельса, «…пока человеческий труд был еще так малопроизводителен, что давал только ничтожный избыток над необходимыми жизнен­ными средствами, до тех пор рост производительных сил, расши­рение обмена, развитие государства и права, создание искусства и науки — все это было возможно лишь при помощи усиленного разделения труда, имевшего своей основой крупное разделение труда между массой, занятой простым физическим трудом, и не­многими привилегированными, которые руководят работами, за­нимаются торговлей, государственными делами, а позднее также искусством и наукой. Простейшей, наиболее стихийно сложив­шейся формой этого разделения труда и было как раз рабство»[27]. В дальнейшем своем развитии отрыв рабовладельцев от произво­дительного труда породил среди них паразитизм.

Огромные массы прибавочного продукта, выколачиваемые из рабов, богатства, награбленные в многочисленных войнах против варваров, как презрительно римляне называли иноплеменников, полный отрыв рабовладельцев от производительного труда — все это создало идеал праздной жизни, полной утонченных наслажде­ний, породило страсть к наживе, ослепительную роскошь, оргии и разврат. Паразитизм до такой степени овладевает господствую­щими классами, особенно к концу существования рабовладельче­ского строя, что и умственный труд рабовладельцы все более перекладывают на рабов.

Все это говорило уже о явных признаках загнивания рабовла­дельческого строя. Праздность и паразитизм разъедали его, как ржавчина разъедает металл.

10. Разложение рабовладельческого строя

Рабовладельческий строй двинул вперед развитие производитель­ных сил по сравнению с первобытнообщинным строем, которому он пришел на смену.

Перечислим главнейшие достижения рабовладельческого строя:

во-первых, прогресс сельскохозяйственного производства, некоторое улучшение орудий и приемов в области земледелия и скотоводства;

во-вторых, значительное развитие ремесленного искусства (зарождение множества новых ремесел и развертыва­ние существовавших раньше), известное улучшение ремесленных орудий;

в-третьих, значительное развитие общественного разделе­ния труда и обмена;

в-четвертых, прогресс в области науки и осо­бенно расцвет искусства.

«Только рабство, — говорит Энгельс, — сделало возможным в более крупном масштабе разделение труда между земледелием и промышленностью и таким путем создало условия для расцвета культуры древнего мира — для греческой культуры. Без рабства не было бы греческого государства, грече­ского искусства и греческой науки; без рабства не было бы и Римской империи. А без того фундамента, который был заложен Грецией и Римом, не было бы и современной Европы. Нам ни­когда не следовало бы забывать, что все наше экономическое, политическое и интеллектуальное развитие имеет своей предпо­сылкой такой строй, в котором рабство было в той же мере необ­ходимо, в какой и общепризнано. В этом смысле мы вправе ска­зать: без античного рабства не было бы и современного со­циализма»[28].

Однако возможности развития производительных сил, зало­женные в рабовладельческом способе производства, были очень ограниченны. Рабовладельческий строй не смог вступить на путь сколько-нибудь значительного развития техники в силу тех про­тиворечий, которые существовали в самой системе рабовладель­ческой эксплуатации.

Противоречие рабовладельческого строя заключалось в том, что рабство, открывая известные возможности для развития про­изводительных сил, вместе с тем по мере своего распространения все более и более превращало труд в глазах рабовладельцев в позорящее дело, недостойное свободного человека, разлагало самого производителя, порождало паразитизм среди господствую­щих классов рабовладельческого общества и тем самым убивало стимулы для дальнейшего подъема производительных сил. «Раб­ство, — говорит Энгельс, — там, где оно является господствующей формой производства, — превращает труд в рабскую деятель­ность, т. е. в занятие, бесчестящее свободных людей. Тем самым закрывается выход из подобного способа производства, между тем как, с другой стороны, для более развитого производства рабство является помехой, устранение которой становится на­стоятельной необходимостью. Всякое основанное на рабстве про­изводство и всякое основывающееся на нем общество гибнут от этого противоречия»[29].

По мере развития рабовладельческого строя рабовладельцы все более и более отходили от непосредственного руководства про­изводством, перекладывая его на управляющих и надсмотрщиков, которые большей частью вербовались из тех же рабов. Рабы же не были заинтересованы в развитии производства. Последнее обстоятельство отмечали древние писатели еще в условиях патриархального рабства. Так, в «Одиссее» говорится: «Раб нера­див; не принуди господин повелением строгим к делу его, за работу он сам не возьмется охотой».

Эта нерадивость раба со все возрастающей силой давала себя знать в дальнейшем по мере того, как труд раба превращался в основу рабовладельческого строя, а эксплуатация принимала все более хищнические формы.

Касаясь жалоб на неплодородие полей, Колумелла объясняет это незаинтересованностью рабов в своем труде. Он говорит, что указанные явления вызваны вовсе не недостатками климата, а тем, что обработку полей мы предоставили худшим рабам, словно отдав ее в наказание палачу, тогда как лучшие из наших предков сами занимались ею с величайшим старанием.

Обострение борьбы между рабовладельцами и рабами привело к тому, что рабы массами убегали от своих господ и все чаще вы­ступали вооруженными отрядами против рабовладельцев.

Все это подрывало основу рабовладельческой системы эксплуатации.

Обострялись также противоречия между крупными землевла­дельцами и крестьянами, между кредиторами и должниками. Крестьяне под влиянием конкуренции рабского труда, под бреме­нем войн, налогов и ростовщичества разорялись и превращались в люмпен-пролетариев.

Таким образом, рабство, обеспечившее на первых порах из­вестный прогресс в области производительных сил, в своем даль­нейшем развитии постепенно становилось тормозом всякого про­гресса.

Разорение крестьянства означало также подрыв военной мощи рабовладельческого общества. В результате подрыва экономиче­ской и военпой мощи рабовладельческого общества войны, кото­рые велись с окружающими варварами главным образом с целью добычи рабов, из наступательных стали оборонительными. Источ­ник дешевой рабочей силы иссяк.

Начался общий упадок производства — результат недостатка рабочей силы. Прежде всего пострадало земледелие. В латифун­диях началась замена земледелия скотоводством, которое требо­вало меньше рабочих рук. Но затем пришло в упадок и ското­водство. Пастбища, вытеснившие пашню, превратились в пу­стоши. Крупные рабовладельческие хозяйства пришли в упадок. Рабский труд становился все более невыгодным, латифундии пе­рестали приносить доход.

Как мы уже указывали, малопроизводительный рабский труд был выгоден благодаря его дешевизне и массовой эксплуатации, позволявшей использовать преимущества простой и, отчасти, сложной кооперации. Сокращение притока рабов, естественно, делало невозможным их массовое применение и лишало рабо­владельцев тех преимуществ, которые им давала кооперация раб­ского труда. С другой стороны, рабы вздорожали, в силу чего исчезло второе преимущество рабского труда — его дешевизна. Это привело к тому, что мелкое хозяйство вновь стало единствен­ной окупающей себя формой.

В то же время обеднение крестьянства заставляло крупных рабовладельцев переходить от денежной арендной платы, которую немногие крестьяне в состоянии были уплачивать, к натураль­ной — из части урожая. Крупные рабовладельческие латифундии одна за другой разбивались на мелкие парцеллы, которые сдава­лись в аренду разоренным крестьянам, за что те уплачивали ⁵/₆, а иногда и ⁹/₁₀ собранного продукта. Парцеллы часто сдавались в аренду бывшим рабам, которые прикреплялись к своему участку и платили оброки землевладельцу. Так возник колонат — слой мелких крестьян, которые вели свое самостоятельное хозяйство на государственной или частновладельческой земле за установ­ленную сумму повинностей.

Различия между колонами-крестьянами и колонами-рабами постепенно стирались. Возник класс зависимых крестьян. Это были зачатки феодализма в недрах рабовладельческого строя.

Упадок сельского хозяйства в свою очередь подорвал ремес­ленное производство, для которого деревня была частью источ­ником сырья и жизненных средств, частью рынком. С другой сто­роны, ремесленное производство, так же как и сельское хозяйство, испытывало недостаток в рабах.

Разложение рабовладельческого строя сопровождалось огром­ным разрушением производительных сил: ремесло и земледелие пришли в упадок, торговля замерла, численность населения уменьшилась, города все более утрачивали свое былое экономиче-ское и политическое значение. Земледелие становилось главным занятием населения.

Рабовладельческая система эксплуатации изжила себя не только экономически, но и политически. Политическим результа­том господства рабовладельцев было крайнее обострение классо­вой борьбы рабов против рабовладельцев. Этим и был нанесен последний, решающий удар рабству.

История рабовладельческого строя богата восстаниями рабов против рабовладельцев как в Греции, так и в Риме. Необходимо отметить сицилийское восстание, вспыхнувшее в 30-х годах II в. до н. э., когда рабы под предводительством Ахея и Клеона овла­дели крепостью Энной и рядом городов Сицилии и держались в течение нескольких лет, успешно обороняясь от римских войск. Наиболее мощным восстанием рабов, потрясшим до основания здание Римской империи, было спартаковское, вспыхнувшее в 73 г. до н. э. Спартак создал мощную армию в 120 тыс. человек, которая нанесла ряд серьезных поражений римским войскам и навела страх на господствующие классы Римской империи. Од­нако и это восстание было подавлено рабовладельцами с неслы­ханной жестокостью. Шесть тысяч крестов с распятыми на них рабами были установлены победителями по обе стороны дороги, ведущей от Капуи до Рима.

Восстания рабов переплетались, а подчас сливались с восста­ниями разоряемых крестьян и колонов. Эти восстания усилились к концу существования рабовладельческого строя.

Однако ни класс рабов, ни класс мелких производителей — крестьян и ремесленников — не мог быть носителем нового спо­соба производства. Идеал рабов заключался в возврате к патриар­хально-родовым отношениям. Восстания рабов носили стихийный, неорганизованный характер. Не было и не могло быть руководя­щей силы, которая возглавила бы и организовала это движение.

Огромное революционное значение этих восстаний заключа­лось в том, что они в корне подорвали основы рабовладельческого строя. Каждое восстание рабов, принимавшее массовый характер, приводило к расстройству рабовладельческого хозяйства, основан­ного на эксплуатации рабского труда. Кроме того, и после по­давления восстаний рабовладельцы недосчитывали обычно очень большого количества рабов, что не могло не наносить ущерба эко­номической мощи рабовладельческого строя.

Другим результатом восстаний рабов явился подрыв полити­ческой и военной мощи рабовладельческого строя, дезорганиза­ция тыла рабовладельцев, вынужденных вести бесчисленные войны с окружающими их варварами и переходить все больше и больше от нападения к обороне.

Одновременно с ростом разложения Римской империи и ослаб­лением ее внутренней мощи участились нападения воинствен­ных германских племен.

Все это подготовило гибель рабовладельческого строя. В этих условиях завоевание Рима варварами явилось только внешним выражением уже совершившегося крушения некогда грозной и могучей Римской рабовладельческой державы.

Однако гибель рабовладельческой формации и переход к феода­лизму еще не означали полного уничтожения рабства. В разные периоды в разных странах сохранялось рабство, достигая по временам значительных размеров в форме так называемого планта­ционного рабства.

11. Экономические воззрения греков и римлян

Экономические воззрения греков и римлян отражают производст­венные отношения рабовладельческого общества. Это особенно ярко обнаруживается в высказываниях древних писателей о рабстве.

Не зная никакого другого общественного строя, древние счи­тали рабство естественным и неизменным законом природы. Так, замечательный мыслитель древности Аристотель учил, что при­рода создает одних людей для свободы, других для рабства. Философ-идеалист Платон в своем изображении идеального го­сударства считает невозможным обойтись без рабов.

По словам Платона, занятия ремеслами унижают людей; ре­месленники должны быть лишены политических прав. Ксенофонт утверждает, что физический труд бесчестит гражданина, уродует тело, не оставляет досуга ни для занятий общественными делами, ни для беседы с друзьями. «Вся наука хозяина, — говорит Ари­стотель, — сводится к уменью пользоваться своим рабом».

Идеал древних — извлекать все необходимое непосредственно из труда своих рабов, без помощи обмена. Этот идеал отражал натуральный в своей основе характер рабовладельческого произ­водства. Но рабовладельческое хозяйство в то же время знало общественное разделение труда. Поэтому в литературе рабовла­дельческого общества встречаются нередко мысли о разделении труда. Древние писатели ценили разделение труда главным об­разом потому, что оно способствовало улучшению качества про­дуктов, повышению их потребительной стоимости.

Древние писатели не могли пройти и мимо товарно-денежных отношений, торговли и ростовщичества, игравших важную, хотя и подчиненную, роль в развитии рабовладельческого строя. Так, Аристотель утверждал, что существуют две науки — экономия и хремастика. Первая изучает богатство как совокупность потреби­тельных стоимостей, вторая изучает богатство в денежной форме. К хремастике Аристотель относит торговлю и ростовщичество. Истинное богатство, по Аристотелю, состоит из потребительных стоимостей. Если приобретение потребительных стоимостей имеет свои границы, то стремление к приобретению денежного богатства не знает границ. В товаре Аристотель различает «естественную пользу предмета», т. е. его потребительную стоимость, и «искус­ственную пользу предмета», т. е. меновую стоимость. Аристотель подверг глубокому для своего времени анализу обмен товаров н пришел к мысли, что в основе обмена лежит равенство. Дойти до мысли о том, что в основе равенства товаров лежит труд, Аристо­тель не смог. Это объясняется условиями рабовладельческого строя, в которых жил Аристотель.

В обществе, где труд презирался, где он считался занятием, недостойным свободного человека, не могла возникнуть идея труда как основы равенства обмениваемых товаров. «Гений Ари­стотеля, — говорит Маркс, — обнаруживается именно в том, что в выражении стоимости товаров он открывает отношение равен­ства. Лишь исторические границы общества, в котором он жил, помешали ему раскрыть, в чем же состоит «в действительности» это отношение равенства»[30].

В древней литературе можно встретить также высказывания и по вопросу о торговле. Торговый капитал эксплуатировал и про­изводителей и потребителей. Антагонизм интересов торгового ка­питала и других классов общества выступал очень ярко. Отсюда враждебное отношение большинства древних писателей к тор­говле и торговцам. Платон утверждал, что купцы, привыкшие лгать и обманывать, могут быть лишь терпимы в государстве как неизбежное зло, что для гражданина торговать — преступление. Он требовал ограничения прибыли для купцов. Цицерон же счи­тал мелочную торговлю гнусным делом и допускал только круп­ную торговлю.

Можно найти в литературе древнего мира и нападки на ро­стовщичество. Аристотель, например, считает, что рождение денег из денег противно природе. Но все же ростовщичество было заня­тием более уважаемым, чем торговля. Последняя требовала в те времена много предприимчивости и связана была с большим риском. Воспитанные в безделии, знатные рабовладельцы не обла­дали необходимой для торговли энергией. Ростовщичество же было гораздо более легким и не менее прибыльным делом, и ари­стократы охотно им занимались. Помпей, Сулла, Антоний, даже патриоты Брут и Кассий не стеснялись давать ссуды за громад­ные проценты — 48—70% в год. Борьба эвпатридов с демокра­тами в Афинах, борьба патрициев с плебеями в Риме была по преимуществу борьбой кредиторов с должниками.

Большое место в античном мире занимала политика. Стрем­ление к политической деятельности Аристотель даже считал от­личительной чертой человека. «Человек, — говорил он, — есть по самой природе своей животное политическое».

Между различными группировками господствующих классов, а также между рабовладельцами и мелкими производителями существовали многообразные противоречия. Сюда надо отнести противоречия между городом и деревней, между кредиторами и должниками, между крупным и мелким землевладением. Все эти противоречия рабовладельческого общества проявлялись в поли­тической борьбе.

Как мы уже отмечали, большую роль в развитии рабовладель­ческого способа производства играла борьба между крупным и мелким земледелием.

Рост крупных рабовладельческих латифундий сопровождался разорением мелких земледельцев — крестьян.

В условиях рабовладельческого строя часто вспыхивали крестьянские восстания. Эти восстания находили свое отражение в идеологии общества и в экономической мысли, в частности. Разоряемое крестьянство выдвигало требования ограничения крупного рабовладельческого земледелия и передела земель.

В этом заключалась суть реформы, за которую боролись и сложили свои головы братья Гракхи.

Однако все эти восстания не могли предотвратить процесса разорения крестьянства и превращения его в люмпен-пролета­риат. Идеалы крестьян и колонов не шли дальше борьбы за огра­ничение крупного землевладения и укрепление мелкого крестьян­ского производства путем прежде всего наделения его землей.

Основным противоречием рабовладельческого способа произ­водства было противоречие между рабовладельцами и рабами. И вся многообразная политическая борьба среди свободного насе­ления, которая заполняет собой историю рабовладельческого строя, велась в конечном счете за участие в дележе прибавочного продукта рабского труда.

Рабы представляли низший, совершенно бесправный слой об­щества, вещь, с которой рабовладелец мог делать, что угодно, вплоть до лишения жизни. Положение рабов было хуже положе­ния домашних животных. Мы видели, что Катон, проявлявший такую заботу о надлежащем содержании скота, не распространял ее на говорящий скот — рабов.

Тяжелый труд без отдыха, под плетью надсмотрщика, чрез­вычайно скудная пища, жалкие клетушки и мрачные подземелья, заменявшие жилища, и в результате преждевременная старость и смерть — таков был удел рабов.

Поэтому восстания рабов заполняют собой всю историю рабо­владельческого строя, превращаясь по временам в настоящие войны рабов против рабовладельцев, потрясавшие до основания Римскую империю.

Однако законы развития рабовладельческого способа произ­водства не создавали и не могли создать предпосылок для того, чтобы рабы явились тем классом, который выступил бы с идеей более передового способа производства.

К сожалению, в исторических памятниках, относящихся к древнему миру, имеется очень мало указаний на те идеалы и цели, которые преследовали рабы, восставая против своих пора­ботителей.

Целью наиболее мощного восстания рабов-спартаковцев было освобождение рабов от оков рабства и возврат к тем условиям производства, из которых они насильственно были вырваны рим­ским завоеванием.

Спартак поставил перед собой задачу выведения рабов из Ита­лии па родину.

Конкретных данных о хозяйственных порядках, которые уста­навливали у себя рабы во время восстания в захваченных ими районах, почти нет. Можно сказать только одно, что при дележе захваченной добычи и в отношениях между собой они проводили принцип равенства.

В исторических источниках есть указание на попытки увлечь рабов более высокими идеалами создания нового государства, основанного на свободе и братстве. Такую конечную цель выдви­нул вождь Пергамского восстания рабов в Малой Азии — Аристоник. Свое будущее государство, основанное на свободе и братстве, он назвал государством солнца, граждан этого государ­ства гелиополитами, т. е. гражданами солнца.

Однако дальше этой крайне общей и неопределенной идеи дело не пошло.

Да и самые эти идеи равенства и братства были скорее воспо­минанием о прошлом, о первобытнообщинном строе, чем прогно­зом или предчувствием будущего, более совершенного обществен­ного строя, не знающего эксплуатации человека человеком.

Громадное прогрессивное значение революционных восстаний рабов заключалось не в тех положительных идеалах, которые они перед собой ставили, а в том, что они низвергли рабовладельче­ский строй и тем самым расчистили дорогу для развития более прогрессивного феодального способа производства.

Экономические воззрения рабовладельцев в период возникно­вения рабовладельческого строя и его прогрессивного развития сыграли положительную роль, явились одним из необходимых факторов расцвета древнего мира.

В период разложения и упадка рабовладельческого способа производства, когда назрела потребность в переходе к феода­лизму, рабовладельческая идеология с ее взглядом на раба, как на вещь, с ее глубоким презрением к труду, как занятию, недо­стойному свободного человека, стала величайшим тормозом.

Для победы нового, более прогрессивного способа производства необходим был пересмотр рабовладельческой идеологии. В те вре­мена идеология неизбежно принимала религиозную форму.

Поэтому пересмотр рабовладельческой идеологии осуществился в возникновении новой религии — христианства.

Как мы видели, рабовладельческое общество зашло в тупик. Рабовладельцы превратились в паразитов, относящихся с глубо­ким презрением ко всякому труду; рабы с ненавистью относились  к труду как подневольному занятию; крестьяне разорялись и превращались в люмпен-пролетариат, влачащий нищенское суще­ствование за счет подачек со стороны рабовладельцев.

Выход из этого тупика был невозможен ни путем оживления умирающего рабства, к чему стремились рабовладельцы, ни с по­мощью возврата к родовому строю и общинному владению зем­лей, к чему стремились рабы, ни путем увековечения мелкого крестьянского производства, к чему стремилось разоряемое крестьянство.

«Где же был выход, где было спасение для порабощенных, угнетенных и впавших в нищету — выход, общий для всех этих различных групп людей с чуждыми или даже противоположными друг другу интересами? И все же найти такой выход было необ­ходимо для того, чтобы все они оказались охваченными единым великим революционным движением.

Такой выход нашелся. Но не в этом мире. При тогдашнем положении вещей выход мог быть лишь в области религии… Но вот появилось христианство, оно всерьез приняло воздаяние и кару в потустороннем мире, создало небо и ад, и был найден вы­ход, который вел страждущих и обездоленных из нашей земной юдоли в вечный рай»[31].

Поэтому первоначально христианство возникает как религия рабов, разоряемых крестьян и люмпен-пролетариев.

В противоположность рабовладельческой идеологии, исходив­шей из того, что одни являются от рождения господами, а другие рабами, христианство провозгласило равенство этих людей.

Хотя это равенство было обещано не в земной жизни, а в за­гробной, тем не менее оно отражало стремление к действитель­ному социальному равенству трудящихся и обремененных.

Первые христиане были организованы в общины, которые имели общие трапезы и помогали друг другу, живя в значитель­ной степени за счет пожертвований и подаяний.

В идеологии первоначального христианства нашла свое отра­жение психология люмпен-пролетария, привыкшего жить за счет подачек, хлебных раздач и пособий.

Это сказалось на отношении первых христиан к труду. Хри­стиане призывались к тому, чтобы не заботиться о земных благах, а жить как птицы небесные, которые не сеют, не жнут.

Выступив на историческую сцену как религия трудящихся и обремененных, христианство скоро превратилось в религию гос­подствующих классов нового нарождающегося феодального спо­соба производства. Господствующие классы нашли в христиан­ской религии, в ее проповеди смирения, непротивления властям предержащим (ибо «несть власти аще как от бога») надежное орудие обмана и эксплуатации трудящихся, отвлечения их от классовой борьбы.

С другой стороны, для победы и развития нового способа про­изводства необходимо было преодолеть то презрение к труду, ко­торое господствовало в рабовладельческом обществе в период его разложения.

По мере превращения христианства из религии рабов и люм­пен-пролетариев в религию господствующих классов меняется от­ношение к труду. Блаженный Августин громит праздных мона­хов, которые свою праздность пытаются оправдать ссылкой на слова Христа о птицах, которых питает отец небесный.

Он говорит, обращаясь к монахам, что нечего ссылаться на птиц небесных, так как у них нет полных житниц, а «вы хотите иметь праздные руки и полные хлеба амбары».

Августин считает нерушимой евангельской заповедью — кор­миться ручным трудом. Выше всего Августин ставит земледель­ческий труд и с осуждением относится к торговле. Взгляды Августина отражали тот факт, что в результате крушения рабо­владельческого строя торговля захирела, города опустели, земле­делие стало основным занятием населения.

Таким образом, христианское учение в период разложения рабства и возникновения феодализма сыграло свою прогрессив­ную роль, содействуя переходу общества от рабства на более высокую ступень — к феодализму.

12. Фальсификация фашистами истории рабовладельческого общества

Гитлеровский империализм, стремясь к порабощению мира, свои идеологические установки заимствовал из идеологии рабовладель­цев. Идеал Гитлера был — превращение Германии в мировую рабо­владельческую державу по типу Римской империи.

Старая идея рабовладельцев о прирожденных господах и ра­бах составляла содержание фашистской расовой теории. «Высшая северная» германская раса должна была превратить в рабов всю Европу, весь мир — такова была цель Гитлера.

Так же как в свое время рабовладельцы, фашисты воспевали насилия и войны, которые они считают естественным состоянием человечества.

Гитлер, по свидетельству Раушнинга, прямо говорил: «Жизнь есть война. Всякая борьба, которую мы ведем, есть война. Война является естественным состоянием человека».

Точно так же практика рабовладельческих завоевателей во многом напоминает практику фашистских агрессоров.

Однако грабежи и разбои рабовладельцев бледнеют перед раз­боем и зверствами фашизма.

Имеется и разница между идеологией и практикой рабовла­дельцев античного мира и идеологией и практикой современного фашизма. Около двух тысяч лет отделяет нас от рабовладельче­ского способа производства. В свое время в период разложения первобытнообщинного строя рабовладельческий строй явился не­обходимым этапом развития общества. Но теперь это давно про­шедшая ступень общественного развития.

Как возникновение, так и гибель рабовладельческого строя фашисты объясняют при помощи всеспасающего рецепта — расо­вой теории.

Если возникновение и расцвет рабовладельческой культуры имеют своим источником арийскую северную расу, то гибель ра­бовладельческого общества объясняется вырождением этой расы. Так, Гюнтер утверждает, что гибель Афин произошла благодаря исчезновению северной расы среди верхушки рабовладельческого общества, вследствие гибели ее представителей в войнах, а также вследствие сознательного предупреждения рождаемости.

Причины гибели рабовладельческого общества, указываемые фашистами, не имеют ничего общего с действительностью.

Рабовладельческий строй погиб, как мы видели, вследствие того, что он в ходе своего развития превратил труд в позорное дело, недостойное свободного человека, господствующие классы — в паразитов, убил всякий стимул развития производства у ра­бов — этой основной производительной силы рабовладельческого общества, а массы крестьянского населения превратил в люмпен-пролетариат.

Обострение противоречий рабовладельческого общества при­вело к резкому усилению борьбы рабов против рабовладельцев и тем самым к подрыву экономической основы рабства. Революция рабов нанесла решающий смертельный удар, от которого погибла Римская рабовладельческая держава. Такова действительная при­чина гибели рабовладельческого строя.

Как известно, гибель рабовладельческого строя еще не озна­чала исчезновения рабства. В разных странах и в разные периоды рабство продолжало сохраняться. Рабство явилось одним из мето­дов первоначального накопления капитала.

Наибольшего развития в период зарождения капитализма раб­ство достигло в Южных штатах Америки. Огромный толчок раз­витию рабства в Америке дал рост хлопчатобумажной промыш­ленности. Плантационное рабство в Америке, возникнув в период первоначального накопления, в дальнейшем стало тормозом для развития производительных сил и было сметено. Все прогрессив­ное, передовое человечество приветствовало отмену рабства в Америке — этот пережиток глубокой древности. Иначе подходят к оценке этого явления фашисты.

По свидетельству Раушнинга, Гитлер по вопросу об Америке говорил, что американцы вступили в фазу расового и политиче­ского упадка начиная с войны за независимость, когда Южные штаты были побеждены. Кадры великой социальной иерархии, опиравшиеся на идею рабства и неравенства, были разрушены и с ними якобы было разрушено будущее великой Америки.

Здесь Гитлер с непревзойденным цинизмом расценивает от­мену рабства в Америке как фактор ее разложения, он мечтает вернуть Америку к временам рабства.

Между тем именно отмена рабства и отсутствие в Америке феодально-крепостнических пережитков открыли перед ней ши­рокую перспективу экономического развития и обусловили ей первое место по уровню и темпам развития производительных сил в ряду всех капиталистических стран мира.

Так фашистские мракобесы фальсифицируют историю, выбал­тывая свои сокровенные мысли о восстановлении рабства во всем мире.

[1] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 171.
[2] В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 33, стр. 9.
[3] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинение, т. 21, стр. 171.
[4] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 13, стр. 7.
[5] В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 39, стр. 70.
[6] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 28, стр. 221.
[7] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 25, ч. II, стр. 368.
[8] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 23, стр. 208. Примечание.
[9] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 23, стр. 276.
[10] К. Маркой Ф. Энгельс. Сочинения, т. 23, стр. 89.
[11] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 25, ч. II, стр. 399.
[12] К. Маркой Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 186.
[13] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 25, ч. II, стр. 371.
[14] «Античный способ производства в источниках». Изд. ГАИМК, 1933, стр. 27—28.
[15] Предоставление рабам для эксплуатации части имущества, за которую они должны платить определенную дань своему господину. — К. О.
[16] «Античный способ производства в источниках», стр. 21.
[17] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 28, стр. 368.
[18] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 164.
[19] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 46, ч. I, стр. 470.
[20] Там же.
[21] Н. И. 3ибер. Очерки первобытной экономической культуры. Госиздат Украины, 1923, стр. 351.
[22] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 166.
[23] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 25, ч. I, стр. 363.
[24] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 25, ч. I, стр. 364—365.
[25] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 12, стр. 737.
[26] Там же, стр. 738.
[27] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 186.
[28] Там же, стр. 185—186.
[29] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 643.
[30] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 23, стр. 70.
[31] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 22, стр. 483.

Источник:

К.В.Островитянов. Избранные произведения в 2-х т., т.1. «Политическая экономия досоциалистических формаций», Издательство «Наука», М., 1972 г., стр. 173-213