Левые и коммунисты. О критериях «левых», предложенных М.В.Поповым

Вчера на главном рупоре российских левых – сайте «Красное ТВ» была опубликована статья М.В.Попова «Ленинские критерии левизны», которая сразу же привлекла к себе немалое внимание читателей. В принципе, это не удивительно.

Во-первых, название статьи содержит ссылку на Ленина, а это более чем серьезный авторитет, выше, по сути, и нет. Во-вторых, автор статьи и сам не последний человек, доктор наук, профессор философии и даже действительный член какой-то там Академии. В общем, величина немалая, к тому же достаточно популярная в левой среде. М.В.Попова сегодня можно смело назвать одним из идейных вдохновителей российских левых.

В-третьих, тема статьи  Попова достаточно интересная, поскольку все более обостряющиеся дискуссии в левой среде, расколы и конфронтации одних групп и объединения других, вызывают у читателей закономерное желание разобраться, что к чему, за кем, собственно, правда и за кем идти.

Последнее хороший признак, это как раз то, что нужно и чего всегда добивался В.И.Ленин – чтобы трудящиеся массы и особенно рабочий класс и его авангард – коммунисты, и в первую очередь, рядовые, научились разбираться в тонкостях идейных, тактических и организационных конфликтов, неизбежно происходящих в революционном движении.

Зачем Ленину это было нужно? Разве недостаточно, чтобы в теории копались лидеры, идеологи, выясняя между собой, кто прав, а кто ошибается?

Нет, Ленин считал это совершенно недостаточным, ибо трудовой народ и рядовые коммунисты это не бараны, которых ловкие проходимцы, задумавшие играть роль вожаков, могут вести куда хотят. Рабочие должны знать, куда они идут и зачем, они должны не просто верить своим руководителям, а точно знать сами, что идут правильным путем. Только в этом случае рабочий класс сможет контролировать своих лидеров, чтобы те ненароком не свернули куда-нибудь не туда. И только тогда рабочий класс действительно придет к тому, к чему исторически должен прийти – к уничтожению классов, к коммунизму. Вот потому сознательный рабочий и тем более коммунист необходимо должен стремиться разобраться в перипетиях ведущихся ожесточенных теоретических споров и четко для себя уяснить, позиция кого из оппонентов соответствует его рабочего класса, коренным классовым интересам, а чья позиция отражает интересы классового врага пролетариата — буржуазии.

Тем более важно это сегодня, в наше время, когда в нашей стране решается важнейший вопрос российского коммунистического движения – быть ему или не быть, сможет оно очиститься от пропитавшего его за последние десятилетия оппортунизма или и далее будет загнивать, помогая классу буржуазии угнетать и эксплуатировать трудовой народ России.

Позиция, занятая российскими левыми и коммунистами по отношению к событиям в Крыму и на Украине, четко и ясно показала полную неспособность наших левых и коммунистов твердо отстаивать интересы трудящихся масс населения и проводить сколько-нибудь самостоятельную политику, независящую от политики российской буржуазной власти. Фактическая поддержка нашими левыми и большей частью коммунистических организаций «своей» буржуазии, консолидация с самыми реакционными политическими силами страны, прикрытая для красоты марксистской фразой и демагогией о борьбе с фашизмом при полном отсутствии такой борьбы на деле, оказались для российского империализма как нельзя более кстати – рабочий класс, единственно способный остановить наступающую реакцию, оказался полностью дезориентирован, а значит, и абсолютно беспомощен перед лицом нарастающей угрозы, которую наши левачки и «коммунисты» просто не желают видеть.

То, что мы сегодня имеем в России (и на Украине), — это закономерный крах всего постсоветского коммунистического движения, которое за четверть века с момента разрушения СССР так и не смогло очиститься от позднесоветского ревизионизма и стать истинно коммунистическим. По своему историческому значению это аналог краха II Интернационала, о котором в свое время очень подробно писал В.И.Ленин. Наши российские левые и подавляющая масса якобы коммунистов во главе с самыми известными именами российского коммунистического движения в своем отношении к войне на Украине и резко обострившимся взаимоотношениям на международной арене, поступили точно так же, как и международная социал-демократия в 1914 году — ударившись в социал-шовинизм, встали на сторону российской буржуазии и тем самым предали российский рабочий класс.

В силу указанных причин мы никак не могли обойти вниманием отмеченную выше статью Попова, поскольку она хорошо показывает, куда стала дрейфовать  одна из ведущих ветвей российского левого движения.

В своей статье М.В.Попов ссылается на В.И.Ленина, что, мол, тот под «левыми» понимал исключительно коммунистов — революционных марксистов, твердо и непреклонно отстаивающих коренные интересы рабочего класса, т.е. большевиков и их аналогов в компартиях других стран мира. Однако известное ленинское выражение, что большевики — самые левые из всех левых, «крайние левые», которое приводит Попов, уже говорит о том, что Ленин под левыми понимал отнюдь не только большевиков. В его время, как и сейчас, существовало немало партий и организаций, на словах выступавших за социализм, против эксплуатации и угнетения, однако на деле отражавших интересы эксплуататорских классов. Многие из этих партий начинали со вполне себе марксистских позиций, но потом с течением времени все более и более сдвигались на позиции буржуазии, в острые моменты классовой борьбы нередко поддерживая даже самых отъявленных реакционеров.

По нашему мнению, упоминая в названии своей статьи слово «левизна», Попову следовало бы объяснить своим читателям (не все из них хорошо разбираются в истории коммунистического движения), что у этого термина существует два значения. Первое — это левые политические силы вообще, и второе — это разновидность оппортунизма, так называемый «левый» уклон или «левый» оппортунизм. «Левые» оппортунисты прикрывают свою мелкобуржуазную сущность красивыми «левыми», марксистскими, очень р-р-революционными, фразами, а на деле, как и правые оппортунисты, проводят буржуазную политику в рабочем движении. Это мелкобуржуазное направление в левой среде получило название «левизна» или «левачество» и было очень опасным явлением в коммунистических партиях. Ленин назвал это направление «детской болезнью», посвятив ему целую брошюру «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» (ПСС, т.41), в которой вскрыл классовые  корни «левого» оппортунизма, его мелкобуржуазный характер и генетическую связь с правым оппортунизмом. В силу высокой распространенности данного явления в современной России обходить этот важнейший вопрос не следовало.

Но если это небольшой недочет статьи Попова, то дальше ошибки у товарища профессора идут куда серьезнее.

Попов, ссылаясь на неверно излагаемую им позицию Ленина, предлагает и сейчас уравнять «левых» и «коммунистов» в правах, заявляя, что это одно и то же.

С такой позиции «Рабочий Путь» согласиться никак не может.

Во-первых, ставить знак равенства между «левыми» и «коммунистами» недопустимо, несмотря на то, что между двумя этими понятиями и имеется определенная связь.  Однако связь эта диалектическая, а не механистическая, как, видимо, полагает Попов.

В формальной логике (логике механицизма), если А = Б, то и Б = А.

А диалектической логике (логике марксизма-ленинизма), если А = Б, то это совсем не значит, что Б будет равно А.

«Коммунисты» это действительно «левые», но не все «левые» являются «коммунистами».  «Левые» — это более широкое понятие, чем «коммунисты», это своего рода множество, в которое входит подмножество «коммунисты».

Во-вторых, уравнивание «левых» и «коммунистов» отрицает существующую в нашем обществе действительность — сложившееся за многие десятилетия понимание данных терминов.

Понятие «левый» уже устоялось в нашем обществе, как в обывательской среде, так и в марксистской практике и теории. К «левым» у нас в России относят все политические направления, которые выступают за социальное равноправие и улучшение жизненных условий трудящихся классов и слоёв общества. «Левые» это и социалисты, и социал-демократы, и социал-либералы, и анархисты, и коммунисты и пр. Такова существующая  реальность и переубедить миллионы людей в том, что они наблюдают десятилетиями, невозможно.

В третьих, мы полагаем, что активная пропаганда данной идеи Попова — уравнивание понятий «левые» и «коммунисты», может нанести серьезный вред рабочему и коммунистическому движению нашей страны.

Современный империализм накопил немалый опыт в борьбе против рабочего и коммунистического движения и научился отлично использовать новейшие технологии для обработки массового сознания трудящихся. Он прекрасно понимает, что одним из самых эффективных способов борьбы с рабочим движением является оппортунизм, который не добьется успеха, если не будет всеми способами изображать из себя революционный марксизм. Это с одной стороны.

С другой стороны, монополизация экономики привела к значительной пролетаризации некоторых ранее относительно привилегированных слоев общества. Угнетенными чувствуют себя уже не только пролетарии, но и мелкая и средняя буржуазия, служащие, интеллигенция и т.п. Представители этих слоев общества, пролетаризируясь, закономерно революционизируются, зачастую оставаясь в силу специфики своего общественного положения на классовых позициях мелкой буржуазии. В том числе и этим объясняется широкое распространение в современном обществе всяких новомодных околосоциалистических теорий и оппортунистических тенденций в коммунистическом движении, отличающихся особым желанием непременно ревизовать марксизм, как-либо его «обновить» и т.п.

На сегодняшний день фактически «левые», как мы выше уже говорили, это все те, кто выступает за переустройство существующего общества на более широких демократических принципах, за расширение политических и гражданских прав трудового народа, за улучшение его социального положения, т.е. за социально-ориентированное общество, которое они называют «социализмом», хотя разные части «левых» вкладывают в это понятие совершенно разное понимание. Получается, что левые — это и те, кто стоит на классовой позиции мелкой буржуазии, желающей сидеть между двух стульев — между буржуазией и рабочим классом, и «коммунисты», строго отражающие коренные классовые интересы рабочего класса.

Разграничение между «левыми вообще» и «коммунистами», как можно видеть, достаточно четкое — классовое. Собственно, точно такое же оно было и во времена В.И.Ленина. Спрашивается, кому выгодно смазать, стереть эту границу, сделать ее несуществующей, невидимой?

Ответ очевиден: только буржуазии. Просто «левые», т.е. мелкобуржуазная демократия, ратующая за свой мелкобуржуазный социализм, ей не опасны — из такого «социализма» всегда вновь вырастет капитализм. А вот коммунисты, твердо стоящие на позициях рабочего класса и выступающий за научный социализм, это буржуазии смерть, ибо, если один раз ей и удалось выбраться живой из диктатуры пролетариата, не факт, что у нее получится это и в другой раз. Как известно, разбитые армии хорошо учатся. И рабочий класс, бесспорно, сделает выводы из своего поражения. Потому важно не допустить никакой диктатуры пролетариата, никакого завоевания политической власти рабочим классом, и всякие попытки идти в этом направлении гасить в самом зародыше, разворачивая наиболее активных и сознательных представителей трудящихся слоев общества в сторону милого ее сердцу, безопасного мелкобуржуазного социализма.

К сожалению, Попов подобной постановкой вопроса — уравниванием «левых» и «коммунистов» очень помогает буржуазии. Значительная часть отмеченных им в статье критериев – есть  характерные черты идеологии коммунистов, но никак не современных левых, а другая часть критериев – отражает позицию некоторых левых, но к идеологии коммунистов никакого отношения не имеет. Попов хотел своим читателям все разъяснить, да в итоге и их запутал, и сам  запутался.

Судите сами. Пп.1-3, 6. Если под «левыми» здесь понимать коммунистов (революционных марксистов, ленинцев), то тогда у нас возражений нет. А вот если вести речь о современных левых, тогда все эти пункты ложные – современные левые разные, кто-то думает так, как полагает Попов, а кто-то – совсем иначе.

В пп.4,5, 7 все ровно наоборот – указанные Поповом тезисы настоящие коммунисты никогда не примут, а левые, т.е. оппортунисты, – без проблем.

Например, Попов пишет: «Левые признают, что организационной формой диктатуры пролетариата являются Советы». Левые с этим могут и согласиться, а вот коммунисты вряд ли. Настоящие коммунисты — диалектические материалисты, и они знают, по крайней мере, о трех формах диктатуры пролетариата – Парижской Коммуне, выделенной еще Марксом, Советах в СССР и народной демократии — форме, широко распространенной после Второй мировой войны в странах Восточной Европы и Азии, вступивших на путь социалистического строительства. Признавать для будущего развития общества только одну форму диктатуры пролетариата, заведомо отрицая другие, в том числе и новые, которые вполне могут появиться в новых условиях, это значит в корне отрицать марксизм и материалистическую диалектику. Создание  абсолютных схем, формы, в которую должно непременно вписываться будущее развитие человеческого общества, есть идеализм и метафизика, примитивная поповщина, мало чем отличимая от идеи божественной предопределенности всего сущего. Диалектический материализм, основываясь на объективных законах развития общества, предсказывает направление развития, его сущность, но форма, в которую будет облечена эта сущность, будет определяться только конкретными историческими условиями, которые будут существовать на тот момент времени, когда в полной мере проявится эта сущность.

Попов, рассуждая о диктатуре класса, говорит, что «У каждого вида диктатуры при всех отклонениях и временных отступлениях есть определенная устойчивая форма проявления как организационная форма, адекватная для диктатуры именно данного класса, соответствующая ей и наилучшим образом обеспечивающая ее сохранение.», однако забывая добавить чрезвычайно существенное, что «определенная устойчивая форма проявления» диктатуры, как раз таки и обеспечивающая ее устойчивость, в разный период развития этой диктатуры и разные условиях ее реализации может быть различна. Нет такой формы для диктатуры класса, которая бы была устойчива и оптимальна во все времена и при всех условиях. Думать иначе это значит отрицать коренные положения материалистической диалектики, необходимо требующей конкретного анализа конкретной ситуации.

Историческая действительность полностью опровергает утверждения Попова, наглядно доказывая, что форм, к примеру, той же диктатуры буржуазии, по крайней мере, две – парламентская демократия и фашизм (открытая террористическая диктатура монополистического капитала), когда никакой буржуазной демократией и не пахнет. Это ведь реальность бытия, которую Попов почему-то замечать не хочет, хотя сам же говорит об «отклонениях и временных отступлениях». Эти «временные отступления» могут быть очень даже длительными. Причем тот факт, что они есть, уже доказывает, что форм диктатуры несколько, и в тех самых «отклонениях» и «временных отступлениях» они прекрасно выполняют свою функцию «устойчивости», ничуть не меньше обеспечивая сохранение диктатуры класса.

К сожалению, Попов не замечает противоречий в своих рассуждениях, он смело идет дальше к своей цели: «Имманентной, то есть внутренне присущей, диктатуре буржуазии организационной формой является парламентская демократия с выборами по территориальным округам.»

Знакомый тезис. Он не в первый раз звучит у Попова. Примерно о том же самом Попов на пару с Казенновым, тоже буржуазным профессором, писал в своей книге «Советы как форма власти»,  некоторые более чем спорные тезисы которой были в свое время нами разобраны в ряде статей на сайте «Рабочий Путь». Почему Попов выделяет избирательную систему по территориальным округам как «внутренне присущую» диктатуре буржуазии, он не поясняет ни здесь в рассматриваемой нами статье, ни в указанной выше книге. Видимо, предполагается, что читатель должен принимать это его утверждение на веру. А ведь избирательных принципов существует несколько, и некоторые из них неплохо действуют, в том числе и в условиях буржуазной демократии.

«Организационной формой диктатуры пролетариата является Советская власть, избираемая по фабрикам и заводам.» 

Попову, кажется, не дают покоя лавры Катона Старшего, все время поминавшего про бедный Карфаген. В редком своем выступлении уважаемый профессор обходится без того, чтобы опять не поднять ту же самую тему о Советах и производственном принципе, которую пятьсот раз уже жевали, разбивая все его любимые аргументы в пух и прах. Но он снова за свое, как будто и не было никакой обоснованной критики, как будто его со всей его идеалистической аргументацией не уложили на обе лопатки, доказав антинаучный, немарксистский, недиалектический характер его утверждений.

Кстати, сама по себе такая позиция – не замечать критику — достаточно показательна. Именно так вели себя меньшевики и эсеры в начале 20 века, воюя с большевиками, так же действовали и либералы с демократами в перестройку и в первое десятилетие после разрушения СССР, по сотому разу возвращаясь к одному и тому же уже многократно опровергнутому тезису. Прием, кстати, очень эффективный, опробованный Геббельсом. С его помощью удалось одурачить сотни миллионов людей. Теперь он взят на вооружение нашими российскими оппортунистами, которым хоть кол на голове теши, они все будут петь свои мелкобуржуазные песни.

Настоящие коммунисты поступают по-другому – они исправляют свои ошибки, а не упорствуют в них. А то, что это действительно ошибка, это многократно доказанный факт. В том числе, доказанный и нами.

Данный тезис Попова опять-таки ни что иное как метафизическая формула, не имеющая никакого отношения к исторической действительности, ибо как мы выше уже указывали, форм диктатуры пролетариата уже известно три. Вряд ли стоит сомневаться, что в будущем не появятся новые, соответствующие новым условиям.

Что же касается введенного автором ограничения на диктатуру пролетариата в форме Советов, которая, по его мнению, является диктатурой пролетариата только тогда, когда эти Советы избираются по фабрикам и заводам, то это не что иное, как следствие механистического подхода к рассматриваемому вопросу. Попов опять забыл о диалектике. Он не учитывает, что после завоевания пролетариатом политической власти он становится классом господствующим и сущность его коренным образом меняется, как меняется сущность и всех остальных общественных классов и слоев общества. После того, как средства производства переходят в собственность всего народа (народа, а не какой-то группы людей, работающей в определенном месте!), рабочий класс перестает быть эксплуатируемым и угнетенным. Точно также перестают быть угнетенными и все остальные трудящиеся слои населения. Мало того, бывшие господа – представители класса буржуазии, в условиях, когда они больше не владеют средствами производства и, следовательно, не могут присваивать труд других людей, вынуждены также переходить в ряды трудящихся. Их классовая сущность меняется в связи с изменением экономических условий их существования. Они перестают быть буржуа и становятся рабочими, служащими или интеллигенцией.

Что это означает? А то, что границы между трудящимися классами и слоями общества начинают стираться! Каждый трудящийся, в том числе и заводской рабочий, и служащий, и интеллигент является собственников всех средств производства в стране, и работает на этих средствах производства ради блага всего общества.

Можно ли в таких условиях искусственно отделять одну группу трудящихся – заводских и фабричных рабочих от других групп трудящихся, фактически лишая последних возможности управления страной? Ни в коем случае! Ибо такое отделение, да еще и особе привилегии в избирательной системе будут препятствовать дальнейшему процессу уничтожения классов и затормозят движение к коммунистическому обществу. Напоминаем, что задача диктатуры пролетариата как раз в том и состоит, чтобы в управление обществом были втянуты все его члены. Только тогда, когда это произойдет, мы и можем говорить о полном уничтожении классов и государства, т.е. о коммунизме.

Советы, избираемые преимущественно по заводам и фабрикам, полезны и необходимы только до тех пор, пока все средства производства или подавляющая их часть в стране не стали общенародной собственностью. В этом случае, когда экономическая власть еще не находится в руках победившего класса, применение такого избирательного принципа формирования государственной власти вполне обоснованно и является шагом на пути к построению коммунистического общества. А вот когда данный этап общественного развития уже пережит, преодолен, когда общество ушло вперед в своем развитии, то соответственно произошедшим изменениям должны меняться и формы общественного управления. Держаться старых форм это значит тормозить и мешать развитию общества, мешать переходу его в новое качественное состояние. Сталин эту диалектику понимал, а вот Попов не понимает.

Попов, приводя мысль Ленина из работы «Тезисы и доклад о буржуазной демократии и диктатуре пролетариата» на I конгрессе Коммунистического Интернационала 4 марта 1919 г., что:

«Старая, т.е. буржуазная, демократия и парламентаризм были организованы так, что именно массы трудящихся всего более были отчуждены от аппарата управления. Советская власть, т.е. диктатура пролетариата, напротив, построена так, чтобы сблизить массы трудящихся с аппаратом управления. Той же цели служит соединение законодательной и исполнительной власти при советской организации государства и замена территориальных избирательных округов производственными единицами, каковы завод, фабрика» (В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т. 37, с. 500)

 не видит главное – цели Советской власти, указанные Лениным, которые указаны четко – «сблизить массы трудящихся с аппаратом управления», т.е. вовлечь их в этот аппарат управления. Именно для решения этой задачи и требуется НА ТОТ МОМЕНТ ВРЕМЕНИ «замена территориальных избирательных округов производственными единицами, каковы завод, фабрика». А на другой момент времени будут требоваться ИНЫЕ способы достижения той же цели. Это и есть диалектика, уважаемый профессор Попов. А то, что вы предлагаете своим вечнодействующим производственным принципом – это метафизика, ибо ваш принцип это не что иное, как игнорирующая всякое развитие социалистического общества метафизическая формула, которую вы полагаете верной во все времена и при любых условиях.

Ту же самую ошибку Попов совершает и далее. Рассмотрим предлагаемый им «анализ организационных форм» диктатуры буржуазии  и диктатуры пролетариата:

«Анализ организационных форм диктатуры буржуазии, в ее наиболее устойчивой модификации — буржуазной демократии, и диктатуры пролетариата в форме Советов показывает, что их устойчивость и функционирование обеспечиваются объективными основаниями, на которых строится формирование власти. Парламентская демократия как форма диктатуры буржуазии опирается при своем формировании на денежный ресурс капиталистов, на институт частнокапиталистической собственности, использует господствующую в обществе буржуазную идеологию, поскольку общественное бытие определяет общественное сознание. Пролетарская демократия опирается на объективную организованность рабочего класса в процессе труда на фабриках и заводах, которые превращаются в избирательные округа Советов. Речь при этом идет не о названии, а именно о форме организации власти, характерной для власти Советов, обеспечивающей диктатуру рабочего класса.»

Первое, что сразу бросается в глаза, это противоречия в логике. Теперь, оказывается, форм диктатуры буржуазии не одна, хотя выше Попов только что утверждал обратное, рассуждая об «имманентной, то есть внутренне присущей, диктатуре буржуазии организационной форме». Если форм диктатуры буржуазии не одна, но только одна из них «внутренне присущая», то откуда взялись другие формы диктатуры буржуазии, внутренне ей «не присущие»? Извне? Кто и почему тогда навязал эти «не присущие» формы диктатуре буржуазии?

Вот куда опять скатился Попов со своим метафизическим тезисом о «сущностной форме», который он мусолил еще в книге «Советы как форма власти» — в классический идеализм, в позорную поповщину! Осталось только логично продолжить, что «иные формы диктатуры буржуазии» навязываются ей некоей внешней силой, а внутри самого капитализма нет никаких причин для их появления и существования! И отрицание одного из важнейших положений диалектики, того, что каждый процесс или явление действительности само в себе содержит множество противоречий, которые и являются источником развития этих процессов и явлений, будет полным.

В том-то и суть, что иные формы диктатуры буржуазии, как например, фашизм, столь же для нее «имманентны», как и парламентская демократия, которая есть просто форма диктатуры буржуазии на первом этапе развития капитализма — капитализма прогрессивного, растущего, поднимающегося. А фашизм или открытая террористическая диктатура финансовой олигархии (части буржуазии) есть закономерная форма второго, последнего этапа капитализма, капитализма умирающего — монополистического капитализма или империализма.

Аналогичным образом необходимо будут и должны меняться и формы диктатуры пролетариата, как в процессе развития самой этой диктатуры, так и в связи с конкретными условиями ее начального становления в каждой конкретной стране. Подгонять действительность под раз и навсегда установленную схему есть не диалектика, а метафизика, это не марксизм, а ревизионизм, т.е. подделка либеральной идеологии под марксизм.

Теперь что касается непосредственной аргументации Попова, с помощью которой он пытается объяснить, почему форма парламентской демократии «имманентна» диктатуре буржуазии, а форма Советов, организованных на заводах и фабриках, — диктатуре пролетариата.

По парламентской демократии аргументы Попова следующие: «денежный ресурс капиталистов», «институт частнокапиталистической собственности», «господствующая в обществе буржуазная идеология».

По Советам на заводах и фабриках — «объективная организованность рабочего класса в процессе труда на фабриках и заводах».

Попов совершенно прав, указывая, что общественное бытие определяет общественное сознание. Жаль только он сам об этом забыл, когда выдвигал все эти «аргументы».

Разумеется, денежный ресурс и буржуазная идеология, господствующая в обществе, все это есть. Вот только все это не главные причины того, почему на первом этапе капитализма наиболее широкое распространение получает именно буржуазный парламентаризм. Главное — это товарное производство и рынок, тот самый всеобъемлющий рынок, который при капитализме  охватывает собой все и вся, в том числе человека – его рабочую силу. Без рынка нет капитализма. А для развития капитализма необходимо требуется свобода предпринимательской деятельности, из которой прямо вытекают все остальные буржуазные свободы, в том числе свобода политическая (избирать власть и быть избранным). Потому парламентаризм логичен в капиталистической системе отсчета.

Но парламентаризм никогда и нигде не является истинной властью при диктатуре буржуазии!!! Это декорация политической власти и не более того. Задача буржуазных парламентов не разрабатывать законы и даже не принимать их, а только придавать им легитимность, видимость коллективного решения якобы народных представителей. Реальная политическая власть при диктатуре буржуазии принадлежит крупному капиталу, от имени которого действует буржуазное правительство, состав которого всегда определяется кулуарно, не публично и, разумеется, не демократично. Именно поэтому классики марксизма называли буржуазные парламенты «говорильнями», подчеркивая их иллюзорный характер и отсутствие у буржуазных парламентов реальной государственной власти.

А вот тот факт, что Попов воспринимает буржуазный парламент как действительный аппарат государственного управления, пытаясь каким-то образом даже вывести его «имманентность» для буржуазной диктатуры, да еще пишет, что отменой выборов по производственным округам  «фактически был сделан шаг в сторону перехода от советской, пролетарской демократии к демократии парламентской, буржуазной, предполагающей формальное равенство и игнорирующей имеющееся неравенство.»  еще раз доказывает, насколько профессор падок на форму и крайне невнимателен к содержанию. Ведь тот же самый по форме, но наполненный реальным содержанием (т.е. реально располагающий политической властью) парламент, все равно по какому принципу избранный (по территориям, или по производственным округам), будет на порядок демократичнее любого буржуазного парламента как раз потому, что он станет работающим органом, а не декорацией.

А уж любой советский парламент тем более! Попов, вероятно, забыл, что в СССР не было присущего буржуазному государству разделения властей,  и советские парламентарии (депутаты трудящихся) не были профессиональными политиками, они работали на своих рабочих местах, там же где работали и до своего избрания в органы государственной пролетарской власти. А потому заявлять, что переход к выборам по территориальным округам якобы урезал реальную демократию в стране, что выборы по территориальным округам оторвали  «органы власти от трудовых коллективов» и сделали «практически невозможным отзыв оторвавшихся от народа депутатов», это значит рассчитывать на тех, кто просто не в курсе дела, кто наивно полагает, что Советская власть это аналог нашей Госдумы, где депутаты каждый божий день просиживают штаны в зале заседаний и ни за что получают огромные деньги.

Нельзя оторваться от народа и трудового коллектива, работая ежедневно в этом самом трудовом коллективе!

Что же касается отзыва депутатов, что и тут профессор Попов словчил. Ведь он отлично знает, что никаких препятствий для отзыва депутатов при переходе к избирательному принципу по территориальным округам не было – каждый депутат у рабочих был как на ладони – они же с ним ежедневно работали вместе и знали, кто чего стоит. А потому изначально избирали тех, кто наиболее достоин. Сам же Попов пишет: «Пролетарский характер органов власти… теперь обеспечивался лишь сохранявшимися элементами их связи с классом через выдвижение кандидатов от трудовых коллективов, через периодические отчеты их перед трудящимися, через регулирование их социального состава партийными органами…».

Какие «периодические отчеты», когда депутаты каждый божий день своей собственной работой отчитывались перед своими товарищами? Когда они были доступны рабочим в любую секунду? И это Попов смеет называть «элементами связи с классом»? А что тогда есть вообще «связь с классом»? Разве она может быть большей, чем эта? Вот этой самой тесной и постоянной связью избранных депутатов с рабочим классом, при которой трудящиеся могли выбрать в депутаты действительно наиболее достойных рабочих, и определяется меньшее количество депутатов, не оправдавших доверие своих товарищей, а вовсе не тем, что депутатов при новой выборной системе нельзя было отозвать.

Упрек же Попова в якобы практической невозможности отозвать депутатов просто несостоятелен по двум причинам. Во-первых, эта «практическая невозможность» существует только в голове нашего уважаемого профессора, поскольку историческая реальность СССР наглядно показывает, что отзыв депутатов имел место, и цифры не столько уж маленькие – сотни депутатов. Во-вторых, в основе упрека лежит изначально абсурдное утверждение, что большую демократию мы имеем тогда, когда имеется больший процент отозванных депутатов, поскольку из этого утверждения прямо вытекает, что если все депутаты будут никуда не годны и их всех придется отзывать, значит демократия у нас будет на недосягаемой высоте, что, разумеется, есть полнейшая чушь.

Все остальные тезисы и аргументы Попова по вопросу о «производственном принципе» и «ошибке Сталина» уже разбирались нами в статьях, например, здесь  и здесь, потому мы приводить их в настоящей статье не будем.

Еще одна серьезная ошибка Попова, которую он допустил в рассматриваемой нами статье и которую необходимо отметить, чтобы у наших читателей не возникло путаницы в головах после столь скороспелых и необдуманных заявлений солидного профессора, это его замечание о классовой природе государства: «Но уже при Сталине… в Центральном Комитете постепенно стало накапливаться антирабочее большинство, которое своим оппортунизмом, перераставшим в ревизионизм, шло к тому, чтобы после смерти Сталина изменить классовую природу государства.»

По Попову, оказывается, классовая природа государства меняется без всяких проблем всего лишь изменением состава ЦК правящей политической партии, т.е. заменой конкретных личностей в политическом руководстве страны, а вовсе не тем, какому общественному классу принадлежит в стране политическая власть. Жаль Ленин этого не знал! Он бы тогда копья не ломал, стараясь свергнуть самодержавие. Надо было просто царя заменить на нового, правильного. Братец-то его, Саша, прав был, оказывается! Именно так выходит по Попову.  К сожалению, уважаемый профессор не разъясняет читателям, зачем после перестройки российской буржуазии потребовалось другое государство — Госдума и все остальное, если «классовоизмененное государство» тогда уже было наготове.

Примерно того же рода ошибка в п.7. Попов «открывает» там новый экономический закон социализма. Оказывается, при социализме действует не закон стоимости, а закон потребительной стоимости, причем, заметьте, в условиях нетоварного производства!

Приводим дословно: «Левые признают нетоварный непосредственно общественный характер социалистического производства. В основе социалистического производства лежит не закон стоимости, а закон потребительной стоимости, который заключается в обеспечении полного благосостояния и всестороннего развития всех членов общества.»

То, что второе предложение у Попова противоречит первому, он даже не подозревает. Вообще говоря, если производство нетоварное, то у него по определению не может быть никакой стоимости – ни меновой, ни потребительной, ни прибавочной, поскольку нет товара. Потребности есть, а вот стоимости, увы, нет! Маркс разъяснял это так подробно, что подробнее уже некуда. Но Попов, видимо, не знаком с Марксом, он как настоящий буржуазный ученый предпочитает Гегеля. Но Гегель про товар и стоимость ничего не писал, и Попову все пришлось изобретать самому, и тут уж что получилось, то получилось, не обессудьте, дорогие читатели.

В обосновании своего сверхоригинального тезиса Попов приводит аж три замечательные цитаты Ленина, но вот то, что они полностью опровергают его тезис, укладывая Попова на обе лопатки, он не понимает. Хотя, может, Попов их не читал? И это просто привычка такая – ссылаться для солидности на классика? Жаль, что не читал, цитаты, надо сказать, отменные. Четко и ясно показывают, что при социализме производимая на социалистических предприятиях продукция не является товаром, следовательно, не может иметь и потребительской стоимости.

Еще подробнее этот вопрос пояснял И.В.Сталин в «Экономических проблемах социализма в СССР», см. «Замечания по экономическим вопросам, связанным с ноябрьской дискуссией 1951 года», пункт 3 «Вопрос о законе стоимости при социализме». Но Сталин Попову не указ – Попов уже устал его поправлять, этот вождь советского народа столько «наворотил», что наша профессура до сих пор разгребает, да все никак разгрести не может.

Правда, каким-то странным образом Сталину удавалось строить социализм, а у нашей многомудрой профессуры все больше получалось его разрушать, но этот вопрос лучше не поднимать, а то так неизвестно до чего можно договориться и совсем левых запутать. Они только-только возомнили себя коммунистами, передовыми борцами за дело рабочего класса, авангардом, так сказать, трудящихся, как им усиленно объяснял всю свою статью Попов, а тут такие коварные вопросы…

Не надо. А то еще буржуазия обидится…

Л.Сокольский, «Рабочий Путь»