Один из наших читателей попросил: «Напишите про социализм и цензуру. Многие сейчас считают, что при социализме неизбежна цензура и зажимание свободы слова». Выполняем его просьбу.
«При социализме неизбежна цензура и зажимание свободы слова».
Да, мы не раз слышали обиды буржуазных деятелей по этому поводу. Буржуазные идеологи предостаточно возмущались таким явлением, как цензура при социализме. Это очень смешно. Смешно смотреть, как они «искренне» негодуют на социалистическую цензуру — ведь при этом подразумевается, что в капитализме никакой цензуры нет. Да, вот такие невинные младенцы. Они, по видимому, только вчера родились, и понятия не имеют, что в буржуазном обществе действует тотальная цензура на все, что может подорвать основы буржуазного строя, и эта капиталистическая цензура не идет ни в какое сравнение с цензурой при социализме.
Иначе не может и быть. Любой господствующий класс охраняет свое господство. Именно для охраны своего господства он и создает государство. Государство охраняет власть господствующего класса посредством ряда принудительных мер. Цензура — одна из таких мер. С ее помощью господствующий класс старается подавлять и пресекать все, что угрожает его идеологическому господству.
Как мы уже сказали, по-другому просто не может быть. Классовые эксплуататорские общества не могут существовать без цензуры. Класс эксплуататоров всегда составляет меньшинство населения. Свое благополучие и процветание он строит на грабеже угнетенного им большинства, на паразитировании. Но для паразита, питающегося кровью жертвы, всегда есть опасность, что жертва попытается освободиться от своего мучителя, начнет борьбу с ним и победит в этой борьбе. И это для паразита страшнее всего. Возможная борьба угнетенных, возможное их восстание — вот главная опасность для эксплуататоров во все времена, главная угроза их спокойной, привольной жизни.
Поэтому эксплуататорский класс во все времена подавляет все, что может подвести угнетенных к решению о необходимости борьбы. Он старается задушить в зародыше даже мысль о том, что угнетенные могут воспротивиться его власти. Наоборот, он всячески старается внедрить в общество убеждение, что его власть вечна и незыблема. Что тот порядок вещей, при котором он господствует, — единственно возможный и справедливый, благодетельный для общества и установленный самим богом (или природой человека) на все времена. А любые попытки его изменить — несбыточны, преступны, вредны для общества и противны богам (либо природе человека).
Например, в рабовладельческом обществе государство рабовладельцев никогда бы не допустило, чтобы кто-нибудь открыто стал критиковать основы рабовладельческого строя. Если бы кто-нибудь стал писать или публично говорить, что рабы, например, — такие же люди, как все, что рабство несправедливо, что рабовладельцы обращаются с рабами жестоко и бесчеловечно, и стал призывать рабов к борьбе за свое освобождение, то такой человек немедленно был бы объявлен самым страшным преступником и врагом общества. И наоборот. Всячески внедрялись в общество противоположные идеи, идеи необходимости рабства, насаждалась апологетика рабовладельческого строя.
Поэты, писатели, философы и политические деятели в своих произведениях высказывали мысли, оправдывающие рабство. Например, рисовали рабов изначально неполноценными существами. Философ Аристотель писал, что некоторые люди рождены для рабства, что они с рождения намного ниже по своим умственным и нравственным качествам, а потому их участь — покоряться, быть рабами других людей, изначально более совершенных. Другие философы рисовали рабов хитрыми и ленивыми, доказывали, что к ним необходимо применять строгость, то есть оправдывали жестокость рабовладельцев. Они не подвергали сомнению право господина распоряжаться жизнью раба, право подвергнуть его пытке, принести в жертву, казнить мучительной смертью.
И все они внушали мысль, что рабовладельческий строй — единственно возможен, незыблем и вечен.
Позже, при феодализме, было то же самое. Яркий пример этому — крепостническая Россия. Господствующий класс, класс феодалов-помещиков, осуществлял свой идеологический диктат в основном через религию и церковь. Все попы во всех церквях на всех службах во всех своих проповедях учили одному: что помещики божьей милостью господа, а крестьяне божьей немилостью — их холопы, что порядок этот вечен, неизменен, установлен самим богом, и даже думать о том, чтобы его поменять, — великий грех.
В поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» мужик-пройдоха Клим, желая подольститься к барину-помещику, говорит то, что барину хотелось бы услышать о чувствах крестьян к помещикам, об их отношении к своему положению.
«Отцы! — сказал Клим Яковлич,
С каким-то визгом в голосе,
Как будто вся утроба в нем,
При мысли о помещиках,
Заликовала вдруг. —
Кого же нам и слушаться?
Кого любить? надеяться
Крестьянству на кого?
Бедами упиваемся,
Куда нам бунтовать?
Всё ваше, всё господское —
Домишки наши ветхие,
И животишки хворые,
И сами — ваши мы!
Зерно, что в землю брошено,
И овощь огородная,
И волос на нечесаной
Мужицкой голове —
Всё ваше, всё господское!
В могилках наши прадеды,
На печках деды старые
И в зыбках дети малые —
Всё ваше, всё господское!»
…
Вам на роду написано
Блюсти крестьянство глупое,
А нам работать, слушаться,
Молиться за господ!»
Именно так должны были думать и чувствовать крепостные крестьяне феодальной России. Помещики — благодетели, а глупые крестьяне, работая на них, должны быть счастливы, и молить бога за своих хозяев, и даже не помышлять сопротивляться их власти, которая идет от бога.
Тот, кто распространял в крепостническом обществе другую точку зрения, становился его кровным врагом. Исторические документы феодальной России полны упоминаний о том, как «за поносные речи» против бояр, помещиков или попов били кнутом, жгли огнем, резали языки и рубили головы.
Когда в феодальной России начинали разгораться крестьянские восстания, по стране гуляли так называемые «прелестные письма» — тогдашние прокламации, призывы к неповиновению и бунту против господ. Распространители и хранители таких «прелестных писем» приравнивались к бунтовщикам и опаснейшим врагам государства, подвергались пыткам и казни.
Писатель Радищев в своей знаменитой книге «Путешествие из Петербурга в Москву» разоблачил ужас и несправедливость крепостничества. За это его сначала осудили на смерть, затем заменили казнь каторгой.
Как мы видим, и при рабовладельческом строе, и при феодализме эксплуататорский класс жестко охранял свой идеологический диктат, подавлял все, что может его подорвать. То же самое происходит и при капитализме.
При капитализме, когда государство принадлежит классу буржуазии, все силы этого государства направлены только на одно — любой ценой сохранить власть буржуазии. Любой ценой подавить все, что несет угрозу капитализму и буржуазному господству. А основная угроза для буржуазии — это борьба угнетенных и ограбленных, борьба рабочего класса. Значит, надо не допустить этой борьбы, сделать так, чтобы рабочий класс не думал ни о какой борьбе, чтобы он покорно работал на капиталистов и не сопротивлялся. А для этого надо распространить в обществе буржуазную идеологию, идеологию покорности большинства меньшинству. И тут буржуазии не обойтись без цензуры. Цензура ей нужна, чтобы навязать обществу те идеи, которые ей выгодны и помогают укрепить свое господство, и одновременно для того, чтобы не допустить в обществе таких идей, которые представляют опасность для буржуазного строя.
У буржуазии есть все возможности осуществлять полную и тотальную цензуру. В ее руках капиталы и власть. И она их использует, не задумываясь. Власть — для того, чтобы пресекать распространение опасных идей путем запретов и угрозы наказания. Это цензура открытая, явная. Но есть другая цензура, еще более тотальная — цензура экономическая. Буржуазия осуществляет ее, используя свое экономическое могущество, свои капиталы. С помощью денег буржуазия ставит под свой контроль все идеологические институты — средства массовой информации, учреждения культуры, искусства, науки, образования. Она подкупает писателей, артистов, учителей, ученых, журналистов — словом, всех деятелей идеологической сферы, — подчиняет их себе и делает глашатаями своей идеологии.
Чтобы создать редакцию, издательство, театр, телевизионный канал, киностудию, построить школу или университет — нужны деньги. А деньги у буржуазии. И давая свои деньги, она никогда не допустит, чтобы на эти деньги была создана газета, или выпущена книга, или поставлен спектакль, в которых бы пропагандировались идеи, опасные для буржуазного строя. И создавая школу или институт, она, конечно, делает это не для того, чтобы учителя, которым она платит, преподавали учащимся что-либо вредное для нее. Совершенно наоборот. Она покупает и ставит себе на службу интеллигенцию, чтобы та стала рупором ее идеологии, чтобы она внедряла эту идеологию во все слои общества. И интеллигенция (точь-в-точь по пословице: кто платит, тот и заказывает музыку) охотно выполняет «заказ» своего хозяина. Буржуазная интеллигенция восхваляет капитализм, старается нарисовать его в заманчивом виде, внушить мысль, что, опять-таки, это наилучший, единственно возможный и единственно разумный строй, что альтернативы капитализму нет, и все попытки изменить его бесполезны и пагубны. А тех, кто об этом помышляет, она старается выставить безумцами, преступниками, фантазерами и дураками, ошельмовать и осмеять.
Все это, как было уже сказано, распространяется на всю идеологическую сферу общества — СМИ, культуру, искусство, образование и пр. Буржуазные газеты, даже самые «оппозиционные», максимум что могут себе позволить — это критиковать то или иное отдельное общественное явление, того или иного политика. Но они никогда не затрагивают основы капитализма, никогда не говорят о необходимости или возможности изменить строй. Наглядный пример — наши либералы, которые не упустят случая, чтобы покритиковать Путина, но ни единого слова никогда не скажут, что Путин отнюдь не случаен, что любой политический деятель на его месте был бы точно таким же и проводил бы точно такую же политику, ибо причиной всему — капитализм.
Герои буржуазных книг, фильмов и пьес по большей части решают свои личные мещанские проблемы. О борьбе за права угнетенных, за освобождение рабочего класса и создание справедливого общества не напишет ни один буржуазный писатель, не поставит фильм ни один буржуазный режиссер. Даже если вдруг кому-то из прогрессивных писателей и придет в голову такая мысль, то ему буржуазия просто не даст на это денег! А много ли можно сделать при капитализме без денег?
Если же герой буржуазного искусства и переживает какие-либо бунтарские чувства, то бунтует он, как правило, против своей личной обездоленности, борется лично за себя, как сейчас принято говорить — «за свою семью», но никогда за других людей и за все общество в целом! Утвердив себя, отомстив тем, кто его оскорбил и унизил, разбогатев или став знаменитым, он вполне доволен и считает, что добился своей цели. Кстати, таких финалов в буржуазных фильмах и книгах бесчисленное множество. Это, конечно же, неслучайно. «Хеппи-энд» должен внушать мысль о «справедливости» капитализма, о том, что при нем якобы любой, кто достоин этого, кто хорошо потрудился, может достичь того, что пожелает, а желать кроме богатства и высокого общественного положения больше-то и нечего, ведь это самое лучшее, что может существовать на белом свете.
Но это цензура как бы скрытая, неявная. Есть и прямая цензура. О ней рассказывают сами работники СМИ, ежечасно ощущая ее на себе. Редактор любого более-менее популярного периодического издания каждое утро получает от «хозяина» так называемый «темник» — список тем, которым должны быть посвящены материалы сегодняшнего номера. Выйти за рамки этих тем и написать что-то свое, действительно волнующее сегодня общество, непозволительно. Разговор будет короткий — мгновенное увольнение с работы. Вот и «кормят» своих читателей буржуазные журналисты «новостями» из жизни зарубежных монархов или популярных поп-звезд, рассказывают о проблемах геев и лесбиянок, обсуждают спортивные новости и происшествия, информируют о росте и падении биржевых индексов и тому подобной ничтожной чепухе, но ни словом не обмолвятся о важнейших проблемах и событиях нашей сегодняшней капиталистической жизни.
Так обстоят дела с цензурой при капитализме. Как видим, цензура при капитализме есть, и еще какая! И служит эта цензура одной цели — увековечить порабощение рабочего класса буржуазией, увековечить капитализм.
А как обстоят дела с цензурой при социализме?
Социализм — это государство рабочего класса, государство диктатуры пролетариата. И задача этого государства — охранять власть рабочего класса, не позволить никому отнять у него власть, не позволить ее ослабить или подорвать.
У рабочего государства будет своя армия, своя милиция. И если враги попытаются вооруженной силой разрушить рабочее государство, то оно, конечно, этого не позволит, оно ответит вооруженной силой.
Ну, а если враги будут пытаться уничтожить социалистический строй идеологически? Мы уже знаем, что это возможно, — горбачевская Перестройка отлично показала, как это происходит на деле. Неужели рабочее государство должно это позволить? Нет, оно обязано дать отпор. Рабочий класс, защищая свою власть от врагов, не будет и не должен сидеть сложа руки, глядя на то, как его враги нагло используют это страшное оружие — идеологическую диверсию.
Пропаганда буржуазного образа жизни, стяжательства, потребительства, эгоизма, обывательщины, мракобесия, разврата, ложь и клевета на социалистический строй — это оружие пострашнее автомата, и гибель советского социализма это показала отлично.
Поэтому, если победивший рабочий класс откажется давать отпор буржуазной пропаганде, это будет равносильно тому, что он без борьбы и без всякого сопротивления отдаст власть своим врагам. А для того ли он ее завоевывал, оплачивая свободу своей кровью? Чтобы вновь попасть в рабство к буржуям? Нет уж. Интересы трудящихся, подавляющего большинства населения, и их свобода тысячекратно важнее интересов единиц, мечтающих снова паразитировать на других.
Цензура при социализме обязана быть, это часть классовой борьбы трудящихся с остатками эксплуататорских классов. Мы знаем, что при социализме классовая борьба обостряется до предела. Буржуазные элементы изо всех сил сопротивляются диктатуре пролетариата, стараются не допустить полной победы социализма, стремятся подорвать социалистический строй. Им охотно помогает в этом буржуазия других стран, тех, которые еще не перешли к строительству социалистического общества. В таких условиях рабочий класс не может отказаться от цензуры, поскольку подобный отказ был бы предательством по отношению к трудовому народу страны.
Пока в обществе будет существовать классовая борьба, пока не будут полностью уничтожены классы, цензура будет существовать. И осуществлять ее будет не только социалистическое государство, но и все социалистическое общество в целом. Так осуществлять, чтобы подлому врагу некуда было укрыться, негде спрятаться от всевидящего ока трудового народа, который больше не желает лезть в капиталистическую петлю.
По поводу «зажима свободы слова» при социализме можно сказать следующее.
Заткнуть рот классовому врагу, чтобы он не мог гадить словом, это правильное и единственно верное решение, как мы только что показали выше. Но враг хитер: он частенько выдает себя за друга, за самого что ни на есть защитника интересов трудового народа. И если такой враг, пробравшись на какое-то ответственное место, заняв важную государственную должность, вместо того, чтобы действовать на благо всего общества, развивая и поощряя участие трудящихся в искоренении каких-либо общественных недостатков, напротив, использует свое должностное положение, чтобы запретить критику, выгораживая какого-нибудь карьериста, хапугу или разгильдяя, то в этом случае как раз и можно говорить о зажиме свободы слова. Вот с таким зажимом свободы слова нужно бороться беспощадно и таких скрытых врагов выявлять непременно, ибо навредить делу социализма они могут немало.
К примеру, журналист пытается через СМИ разоблачить злоупотребления или даже преступления какого-нибудь местного начальника или партийного работника. Это значит, что он борется с теми, кто подрывает социализм, он защищает власть и свободу трудового народа. И если ему мешают, запрещая критиковать «высокое начальство», то это есть зажим свободы слова, а те, кто зажимает, действуют против социализма, против интересов трудящихся.
А вот другой пример. Какой-нибудь буржуазно настроенный интеллигент побывал, скажем, за границей, в буржуазном государстве, и посетил публичный дом. И после этого, вернувшись в Россию, начинает в газетных статьях и телепередачах вовсю пропагандировать «прелести» публичного дома — как там все комфортно и цивилизованно, на какой высоте там сервис и пр., непринужденно внушая советским гражданам, что и им бы неплохо внедрить у себя подобную «цивилизованность». Понятно, что такую пропаганду рабочая власть должна пресечь максимально быстро, чтобы этот деятель не мог больше продолжать рекламировать «прелести» общества, торгующего людьми, как вещами. Если этому деятелю нравится быть шлюхой, отдаваясь первому встречному за деньги, пусть себе едет в свою «цивилизацию», а женщины социалистического общества себя уважают, им такая сомнительная «свобода» совсем без надобности. И мужчинам при социализме не нужна фальшивая любовь за деньги, они ценят искренние и истинные отношения и чувства, ибо только так человек и может ощущать себя Человеком, нужным другим и любимым ими.
И пусть обиженный интеллигент кричит о том, что это цензура и «зажим», что нет свободы слова. Рабочий класс не боится таких криков — его поддерживают миллионы трудящихся социалистической страны. Рабочий класс не для того берет власть и приносит огромные жертвы, чтобы потакать каждому прихвостню буржуазии. Истерические выкрики ущемленных в своих амбициях пробуржуазных граждан он как-нибудь переживет и пойдет своей дорогой дальше — к светлому коммунистическому будущему.
Анна Тропинина
