О реакционных социально-политических взглядах Гегеля

Из журнала «Большевик», 1944 г., № 12, стр. 39-48

О реакционных социально-политических взглядах Гегеля

М. Митин

Великие победы Красной Армии над немецко-фашистскими войска­ми, военные действия наших союзников в Северной Франции и Италии, рост национально-освободительного движения в оккупированных нем­цами странах Европы — всё это приближает день окончательного разгро­ма гитлеровской Германии.

Военный разгром фашистской Германии должен сочетаться с пол­ным морально-политическим разгромом германского фашизма. Довести до конца морально-политический разгром фашизма — одна из актуаль­нейших задач современности. Как военный разгром должен привести к созданию условий, при которых германская агрессия никогда не смогла бы вновь поднять голову и опять ввергнуть мир в омут кровавых войн, так и в итоге морально-политического разгрома фашизма должны быть до конца выкорчеваны идеологические порождения гитлеризма — самой реакционной силы нашего времени, воплотившей в своей идеологии крайние тенденции германского империализма.

Искоренение так называемой «фашистской идеологии», расового изу­верства, разжигания национальной вражды и ненависти между народами, возведения фашистами в закон разбойничьей морали убийц и грабителей — требует одновременно и разоблачения истоков этой изуверской «идеоло­гии». Нельзя оставить неразоблачённым ни одно из крупных или мелких проявлений реакции, мракобесия в истории Германии, подготовлявших бла­гоприятную идеологическую среду для последующего расцвета фашист­ского варварства.

В этой связи приобретают особое значение указания работникам теоретического фронта, которые содержатся в редакционной статье «О недостатках и ошибках в освещении истории немецкой философии конца XVIII и начала XIX веков», напечатанной в № 7—8 журнала «Большевик».

Чудовищные злодеяния, творимые гитлеровской кликой, немецко-фашистской армией, оставили глубокий след в общественном мнении всего мира. Широкие народные массы, люди науки и культуры на всём земном шаре задают себе вопросы: как могло случиться, что такая стра­на, как Германия, став орудием гитлеровской шайки негодяев и извергов, превратилась в оплот варварства и зоологического человеконенавистни­чества? Как могло случиться, что в середине XX столетия, в век расцве­та науки и техники, Германия стала страной, именем которой гитлеров­ская банда творит такие преступления, перед которыми меркнет всё, что когда-либо было в мировой истории? Как могло, наконец, случиться, что немецкий народ так долго терпит господство растленной фашистской клики?

Ответ на эти вопросы мы находим прежде всего в правильном пони­мании агрессивного характера германского империализма и его наиболее разбойничьего выражения — гитлеризма.

Однако наряду с этим требуется и правильное понимание всего свое­образия исторического развития Германии, особенностей её идеологиче­ского развития.

Когда думаешь о своеобразии этого идеологического развития, бросается в глаза следующее явление: ни в одной стране Европы не получали такого широкого распространения, не были так сильны националистические и шовинистические взгляды, расовые бредни, как именно в Германии. Ни в одной стране Европы мы не видим такой печа­ти мещанской реакционности, филистерского сознания, двоедушия, ка­кая лежит на взглядах и на деятельности таких прославленных и пере­довых немецких мыслителей, как например Гёте, Канта, Фихте, Гегеля. Ни в какой другой стране Европы национализм, надменность, высокомерная кичливость и пренебрежительное отношение к другим народам не уко­ренились так глубоко, как в Германии.

Это неоднократно отмечали в своих работах Маркс и Энгельс, би­чуя немецко-прусскую реакцию. Это отмечалось и крупнейшими писа­телями России, Франции, Англии. Мериме и Мопассан, Толстой и Турге­нев, Чехов и Горький беспощадно клеймили немецкий национализм, пруссаческую заносчивость.

Ни в какой другой стране Европы мы не найдём таких крикливых, са­модовольных и ядовитых «теорий», как, например, философия Ницше или Шпенглера, открыто прославлявших расу господ, воспевавших «бе­локурую бестию» — то есть немцев, самой природой якобы предназначен­ных к тому, чтобы предаваться оргиям убийств, насилий, завоеваний. Вот почему крайне важно взглянуть и на прошлое идеологическое раз­витие Германии, до конца разоблачить реакционные социально-полити­ческие взгляды её философов, историков и экономистов, накопивших в различных областях немецкой идеологий яд шовинистической отравы. Тем более это необходимо сделать в отношении Гегеля, чьи реакцион­ные взгляды широко использовались и используются идеологами немец­кого империализма.

Как известно, гегелевская философия имела две стороны: диалекти­ческий метод и консервативную метафизическую систему. Диалектиче­ский метод Гегеля содержал в себе «рациональное зерно» — учение о развитии — и был прогрессивной стороной немецкой философии, её боль­шим достижением. Материалистическая диалектика Маркса, являясь единственной подлинно научной теорией, в корне противоположна идеа­листической диалектике Гегеля, и в этом отражается противоположность между пролетарским и буржуазным мировоззрением. Однако разработка Гегелем диалектического метода была в своё время прогрессивным явле­нием в развитии немецкой философии.

Но философия Гегеля имела, и другую сторону — идеалистическую догматическую систему, насквозь консервативную, которая находилась в резком противоречии с диалектическим методом.

В произведениях, посвящённых вопросам истории, права и государ­ства, реакционные взгляды Гегеля получили наиболее полное выражение: Гегель проводит в этих произведениях точку зрения немецкого нацио­нализма, прусский принцип господства германского народа над другими народами, выступает как апологет войны. Эти реакционные измышления Гегеля, послужившие после его смерти питательной почвой для правых гегельянцев, для всяких реакционеров в области философии и политики в течение второй половины XIX столетия, стали особенно превозноситься и распространяться уже в XX столетии, когда расцвёл германский разбойничий империализм.

I. Национализм Гегеля

Гегелевская философия истории представляет собой применение его системы абсолютного идеализма к рассмотрению истории человечества. Взгляды Гегеля на историю человечества являются типичной идеалисти­ческой философией исторического процесса. В основу развития всей ми­ровой истории положен мировой дух. Какими чертами или свойствами Гегель ни пытался наделять этот «мировой дух», само собой разумеется, что «мировой дух» оставался бездоказательным догматическим принципом, прямо связывающим это учение Гегеля с теологией. Гегель касается в своей «философии истории» многих конкретных явлений мировой исто­рии. Но чем ближе он хочет подойти к рассмотрению этих явлений, тем резче выступает наружу его мистификация истории, подмена конкретных процессов исторического развития мистическими переходами в развитии «мирового духа», бессодержательной болтовнёй о тех или иных сторо­нах исторического процесса.

Маркс и Энгельс, говоря о философии истории Гегеля, отмечали, что у него не только весь материальный мир превратился в мир мыслей, но и вся история превратилась в историю мысли.

Маркс писал:

«По мнению Гегеля, всё, что происходило, и всё, что происходит ещё в мире, тожественно с тем, что происходит в его собственном мыш­лении. Таким образом, философия истории оказывается лишь историей философии, и притом — его собственной философии» (Маркс и Эн­гельс. Соч. Т. V, стр. 363).

Гегель устанавливает четыре всемирно-исторических периода или кру­га в развитии мировой истории, называя их всемирно-историческими цар­ствами или мирами: восточный, греческий, римский и германский миры. Гегель вскрывает недостатки и противоречия в трёх предшествовавших германскому миру кругах исторического развития, а затем переходит к характеристике германского мира.

Германский мир, по Гегелю, венчает всю историю. «Восток знал, — пишет он, — и знает только, что один свободен, греческий и римский мир знает, что некоторые свободны, германский мир знает, что все свободны. Итак, первая форма, которую мы видим во всемирной истории, есть деспотизм, вторая — демократия и аристократия, третья — монархия». (Соч. Т. VIII. стр. 98—99).

Монархия, утверждает Гегель, имея при этом в виду прусскую монархию, — «самая совершенная форма государства». «Монархическое устройство вполне соответствует требованиям разума; все другие формы государства стоят на низшей ступени развития и осуществляют эти тре­бования в менее совершенной форме» («Философия духа», стр. 343).

Германский мир, создавший, по мнению Гегеля, такую монархию представляет собой коренной поворотный пункт в истории, «бесконечную положительность своей внутренней сущности, начала единства божественной и человеческой природы» (Гегель). Герман­ское царство олицетворяет, по Гегелю, «объективную истину и свободу»; оно является выражением «северного начала германских народов». В германском мире «царство мысли воплощается в действитель­ности. Противоположность между государством и церковью исчезает, дух находит себя в светской жизни и организует её как органическое в себе наличное бытие. Государство уже не стоит ниже церкви и уже не подчинено ей; церковь лишается своих привилегий, и духовное начало уже не чуждо государству. Свобода нашла себе опору, своё понятие о том, как осуществить свою истину. В этом состоит цель всемирной исто­рии…» (Гегель. Соч. Т. VIII, стр. 103—104).

Так воспевает Гегель германский мир, германскую нацию.

Авторы позднейших расистских измышлений о превосходстве германской нации над другими народами, всех последующих изуверских пангерманских теорий вплоть до современного фашистского варварства могли черпать и черпают в реакционнейших построениях Гегеля материал для пропаганды своих взглядов. От националистических положе­ний Гегеля, через Шопенгауэра и Шпенглера, Трейчке и Ницше, Отмара Шпанна и Розенберга, до Гитлера с его библией людоедов «Моя борьба», по сути дела, тянется одна нить.

Возвеличивая и восхваляя германский народ, как «венец историче­ского развития», Гегель одновременно с этим проявляет настоящую прусскую спесь и националистическое пренебрежение к другим народам.

Об англо-саксах Гегель в «Философии истории» пишет: «В их рели­гии, равно как и в их правовых понятиях, не было ничего глу­бокого. Убийство не считалось преступлением и не наказывалось; иску­плением за него являлось денежное взыскание». (Соч. Т. VIII, стр. 332). Характеру китайского народа, по мнению Гегеля, чуждо всё духовное, ему чужды свободная нравственность, моральность чувства и истинное искусство. Индусы, по Гегелю, — народ коварный, хитрый, склонный к об­ману, грабежу и раболепству.

Крайне реакционный характер носят рассуждения Гегеля о славян­ских народах. Он пишет: «В Восточной Европе мы находим огромную славянскую нацию, обитавшую на западе вдоль Эльбы до Дуная… Однако вся эта масса исключается из нашего обзора потому, что она до сих пор не выступала как самостоятельный момент в ряду обнаружений разума в мире» (Соч. Т. VIII, стр. 330).

Третируя с таким высокомерием и пренебрежением другие народы, Гегель зато при этом всячески превозносит Германию.

«В Германии, — пишет он, — свобода являлась знаменем до новей­шего времени, и даже союз государей, во главе которого стоял Фридрих II, возник из любви к свободе» (Соч. Т. VIII, стр. 332).

Характеристика Фридриха II как столпа свободы достойна других реакционных измышлений Гегеля. Известно, что Фридрих II — это под­линное олицетворение прусской реакции. Сам прусский солдафон, Фри­дрих II усиленно насаждал солдафонство и был ярым душителем свобо­ды, реакционнейшим монархом. С большой силой нарисовал Маркс в сво­ей статье «Пруссаки-канальи» облик этого «героя» Гегеля, а также и современных фашистов.

«Всемирная история, — писал Маркс, — не знает второго короля, це­ли которого были бы так ничтожны! Да и что могло быть «великого» в планах бранденбургского курфюрста, величаемого королём, действующе­го не во имя нации, а во имя своей вотчины и стремящегося к тому, что­бы на территории этой нации закруглить и расширить свои владения!..»

Националистическое превознесение германского мира, которым проникнуты взгляды Гегеля на мировую историю, глубоко проникло в фи­лософию и литературу Германии.

Национализм немцев, ненависть к другим народам, в частности к французам и англичанам, проявились в ряде литературных произведений, вышедших в Германии во времена Гегеля. Энгельс в одной из своих ран­них статей о книге писателя Арндта так характеризует взгляды немецких германофилов. «Всё это миросозерцание было философски несостоятель­но, ибо под его углом зрения весь мир был создан ради немцев, а сами немцы давно достигли высшей ступени развития. Неметчина была отри­цанием, абстракцией в гегелевском смысле… она хотела толкнуть нацию вспять в германское средневековье или даже в чистое древнее тевтонство из Тевтобургского леса» (Маркс и Энгельс. Соч. Т. II, стр. 70):

Насколько сильно было в Германии влияние националистических идей, насколько шовинистическое зелье продолжало действовать и рас­пространяться, свидетельствует данная Марксом и Энгельсом характе­ристика немецких или «истинных» социалистов.

«Он (то есть немецкий или «истинный» социализм. — М. М.) провоз­гласил немецкую нацию образцовой нацией, а немецкого мещанина — образцом человека. Каждой его низости он придавал сокровенный, воз­вышенный социалистический смысл, превращавший её в нечто ей совер­шенно противоположное… За весьма немногими исключениями всё, что циркулирует в Германии в качестве якобы социалистических и коммунистических сочинений, принадлежит к этой грязной, развращающей ли­тературе». (Маркс и Энгельс «Манифест коммунистической пар­тии», стр. 63. 1939).

II. Гегель и прусская монархия

Реакционные социально-политические взгляды Гегеля получили своё наибольшее развитие в его «Философии права», которую он написал, бу­дучи общепризнанным прусским государственным философом. На протя­жении многих лет он читал в Берлинском университете лекции по фило­софии права, которые привлекали в то время внимание всего «высшего общества» Пруссии. Прусский министр «духовных дел, народного просве­щения и здравия» барон фон Альтенштейн, приглашая Гегеля в 1817 году в Берлин и предоставляя ему кафедру в университете, ясно понимал, что философия Гегеля должна сыграть роль «лучшего, спокойного, глубоко действующего целительного средства против мятежного и губительного смятения умов». И Гегель не обманул надежд министра. В своих лекциях по философии права он стал петь дифирамбы прусскому государству, освящать своей философией абсолютного духа прусскую монархию.

«Философия права» — одно из наиболее консервативных и реакци­онных произведений Гегеля. Оно принадлежит к тем произведениям не­мецкого философа, в которых, по выражению Энгельса, консервативная сторона гегелевской системы непомерно разрослась.

Своеобразное положение Германии в начале XIX века, отсталость её экономики, безраздельное политическое господство феодального дво­рянства, политическая слабость буржуазии, смертельный ужас напуган­ных французской революцией господствовавших классов перед народ­ным движением — всё это получило идеологическое отражение в геге­левской философской системе и особенно в его «Философии права».

Прусскую монархию, к ногам которой Гегель положил силу своей философской мысли, и немецкие порядки Маркс характеризовал как та­кие, которые стоят «ниже уровня истории… ниже всякой критики». «Германия, — указывал Маркс в 1844 году, — это убожество по­литической современности».

Противоречие между диалектическим методом и реакционной кон­сервативной системой, проходящее красной нитью через всю философ­скую систему Гегеля, получает в «Философии права» своё законченное выражение. Характеризуя «Философию права», Энгельс писал: «Вот по­чему мы в конце «Философии права» узнаём, что абсолютная идея дол­жна осуществиться в той ограниченной сословным представительством монархии, которую Фридрих-Вильгельм III так упорно и так безрезуль­татно обещал своим подданным, т. е., стало быть, в ограниченном и уме­ренном косвенном господстве имущих классов, приспособленном к тогдашним мелкобуржуазным отношениям Германии» («Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии», стр. 13. 1940).

В «Философии права» Гегель защищает монархию, сословный строй, бюрократически полицейское государство. Совершенно в духе Меттерниха он воюет против парламентаризма, ругает печать, которая-де стре­мится к «общему разложению». Он выступает перед нами в своей «Фи­лософии права» как типичный немецкий филистер, не могущий поднять­ся выше жалкого политического уровня тогдашней Германии.

Государство, по Гегелю, — это «действительность нравственной идеи», это—«земнобожественное существо». Существование государ­ства есть «шествие бога в мире». Государство, по мнению Гегеля, — это целое, без остатка поглощающее личность; точно так же, говорит он, «как индивидуум становится лицом только благодаря частной собствен­ности, так и личность становится тем, чем она есть, только через госу­дарство».

В «Философии права» Гегель ратует за имущественные владения, за «испытанный начальнический и государственный смысл» чиновников и полиции в качестве гарантии прочности и устойчиво­сти государства. Бюрократическая опека, чванливый чиновнический взгляд на народ, на массы, как на быдло, переплетаются и сочетаются у Гегеля со страхом немецкого дворянчика и бюргера перед народом (пе­ред «чернью», по выражению Гегеля) и перед революционными действи­ями, прообразом которых явилась французская революция конца XVIII столетия, особенно когда она путём якобинского террора разделывалась со своими врагами.

С большой ненавистью говорил Гегель в своей «Философии права» о парламентаризме, о законодательной власти, в которой должен быть представлен народ, чтобы якобы отстаивать и осуществлять свои инте­ресы против нарушителей — монархов. Думают, что «народ лучше всё понимает, что служит его благу», а между тем, утверждает Гегель, народ меньше всего знает, чего он хочет.

В своих взглядах на народные массы Гегель отнюдь не был одинок. Его единомышленником был и Гёте, который писал:

«Ничто не внушает большего отвращения, чем большинство, так как оно состоит из немногих сильных вожаков, из плутов, кото­рые приспособляются, из слабых, которые ассимилируются, и из массы, которая ковыляет за ними, не зная и в отдалённой степени, чего она хо­чет» (Цитировано по статье Энгельса «Немецкий социализм в стихах и прозе» Маркс и Энгельс. Соч. Т. V, стр. 149).

Мысль о том, что правительство как таковое есть злонамеренная и враждебная народу власть, перед которой нужно быть настороже и ис­кать защиты в конституции, также, по мнению Гегеля, исходит от «чер­ни». В общественном мнении, считает Гегель, смешивается существен­ное с несущественным, здравый человеческий рассудок с ничтожной бол­товнёй, истина с бесконечным заблуждением. Гегель признаёт, что обще­ственное мнение хотя и заслуживает внимания, в то же время способно вызвать к себе лишь «презрение».

Изложив эти взгляды Гегеля по вопросу об общественном мнении, Куно Фишер невольно при этом вспоминает Бисмарка, указывая, что он как никто презирал общественное мнение и его предрассудки, и, вместе с тем, весьма считался со многими требованиями общества.

Таковы были реакционные взгляды, развиваемые Гегелем в «Фило­софии права» и в «Философии истории».

Понятно, почему Гегель был объявлен в прусской монархии Фрид­риха-Вильгельма III государственным философом.

Важно здесь отметить, что и во времена Гегеля находились в Герма­нии передовые мыслители (правда, их было очень мало), которым был глубоко чужд «пруссаческий дух» реакционных воззрений Гегеля. Среди этих передовых людей был и Генрих Гейне. Сильно ненавидевший реакци­онное пруссачество, Гейне дал немало ярких и резких характеристик так называемой «прусской идеологии». В 1832 году в своих «Французских де­лах» он писал;

«О, эта Пруссия, как умеет она пользоваться своими людьми!.. Ге­гель должен был оправдывать рабство, существующий порядок, как ра­зумное».

И там же;

«…я смотрел с беспокойством на прусского орла, и между тем, как другие восхищались тем, как смело он глядит на солнце, я тем более останавливал своё внимание на его когтях. Не доверял я этому пруссаку, этому долговязому ханжествующему герою в штиблетах, с огромным же­лудком и огромною пастью, и с капральской палкой в руках, которую он обмакивает в святую воду, прежде чем ударить ею. Не нравилась мне эта философско-христианская солдатчина, эта смесь белого пива, лжи и песка. Противна, глубоко противна была мне эта Пруссия, эта чопорная, лицемерная, ханжествующая Пруссия, этот Тартюф между государства­ми» (Гейне. Соч. Т. IV, стр. 16, 14).

Философская реакция, получившая такое сильное выражение в про­изведениях Гегеля, вызывала отвращение у молодого Маркса и Энгельса. Они развернули глубокую критику этих взглядов Гегеля в процессе фор­мирования идей материалистического понимания истории и научного ком­мунизма.

Маркс подверг «Философию права» Гегеля уничтожающей критике. Его работа «К критике гегелевской философии права» (введение) и не­законченная рукопись «Из критики философии права Гегеля» представ­ляют собой значительные этапы в развитии молодого Маркса. В преди­словии к «К критике политической экономии» Маркс указывал, что в результате критического пересмотра гегелевской философии права он пришёл к основным выводам материалистического понимания истории.

Остроумно и глубоко разоблачает Маркс гегелевскую защиту прус­ской монархии и наследственных прав короля. Гегель нам изображает, говорит Маркс, не патриархального, а современного нам короля. «Его естественное определение сводится к тому, что он является телес­ным представителем государства, и что он является королём по праву рождения, или что королевское достоинство принадлежит ему по праву наследства».

Цитируя эти положения Гегеля, Маркс едко высмеивает их. Говоря о «естественном», «по праву рождения» присущем королю достоин­стве, Маркс пишет: «Последняя особенность обща королю с лошадью. Подобно тому, как лошадь рождается лошадью, так и король рождает­ся королём» (Маркс и Энгельс. Соч. Т. I, стр. 618).

Гегелевское утверждение сословного строя, в частности, прав дво­рянства, принадлежащих и им по праву рождения, Маркс развенчивает в следующих строках: «…дворянство так гордится своей кровью, своим происхождением, историей образования своего тела. Это — то зоологическое миропонимание, которое в геральдике име­ет соответствующую ему науку. Мистерией дворянства является зоология» (Маркс и Энгельс. Соч. Т. I, стр. 631).

Высмеивая защищаемое Гегелем право корпораций и существования сословий, Маркс указывает, что «этим Гегель окончательно опустился до средневековой точки зрения».

Критикуя реакционные взгляды Гегеля в вопросах государства и права, Маркс писал:

«Гегель тут опускается почти до прислужничества. Мы его видим здесь всецело заражённым жалкой спесью прусского чиновничьего мира, который в своей канцелярской ограниченности с надменным през­рением относится к «доверию к себе» субъективного мнения народа». («Архив Маркса и Энгельса». Книга III, стр. 244).

III.  Гегель — апологет войны

Гегель восхваляет войны и подвергает критике имевшие хождение в XVIII веке теории вечного мира между государствами. Война, по мне­нию Гегеля, — крайне благодетельное явление в жизни общества. Из войны государства и нации выходят укреплёнными. Война сохраняет нравственное здоровье народов, предохраняет народы от гниения, она связана с самой «природой вещей». Война является хорошим средством для того, чтобы устранить или ликвидировать недовольство и внутренние противоречия, которые накопляются в государстве.

Рассуждения Гегеля о необходимости войн с особым жаром были подхвачены и всемерно раздувались многими реакционными империали­стическими идеологами.

В «Философии права», где Гегель рассматривает также вопрос о взаимоотношениях между государствами, мы находим откровенное оправдание вероломства и коварства в международной политике. Наруше­ния в охватываемой государством широкой области отношений, говорит Гегель, «могут совершаться легко и в изобилии». Какие нарушения сле­дует считать неисполнением трактатов или оскорблением чести государ­ства, «остаётся само по себе неопределённым» (Гегель). Каждое государство может вкладывать в любое такое нарушение свою «честь» и свою «бесконечность», особенно тогда, когда во главе государства стоит сильная индивидуальность, недовольная длительным миром и готовая искать для себя материал в области внешней политики.

В своём верноподданническом усердии философски оправдать прус­скую внешнюю политику Гегель открыто и цинично выразил суть этой вероломной и коварной политики. Ефрейтор Гитлер и фабрикант шампанского Риббентроп в этой области имели в Германии предшественни­ков не только в лице Фридриха II, канцлера Бисмарка, полоумного Виль­гельма II; они могли найти и в идеологической истории Германии философию, которая освящала подобное вероломство при помощи хвалёной «немецкой философии абсолютного духа».

Для германского капитализма в доимпериалистической стадии наиболее популярной была философия Канта. Признанной философской си­стемой в литературе и на кафедрах Германии было неокантианство. В течение второй половины XIX столетия Гегель был как бы забыт. С кон­ца же XIX столетия с наступлением эпохи империализма роль господ­ствующей и наиболее авторитетной философии в Германии стало оспа­ривать возникшее движение за возврат к Гегелю, за переход от Канта к Гегелю, движение неогегельянства. И это не случайно.

Интерес к философии Гегеля с начала XX века возрос потому, что идеологам германского империализма потребовалось подновлённое философское оружие. В модернизированной философии Гегеля они пытались обрести это философское оружие. Абсолютный идеализм Гегеля, его консервативная система, национализм и шовинизм, прославление совре­менной Гегелю прусской монархии — всё это было крайне симпатично уму и сердцу националистических кругов германского империализма, весьма привлекательно и для возникшего — после первой мировой вой­ны — фашизма.

В центре философских и социологических воззрений неогегельян­ских «теоретиков» стоял вопрос о нации. Национализм против демокра­тизма, национализм против либерализма, национализм против коммуниз­ма — таков был лейтмотив неогегельянских философов, прокладывавших идеологически путь Гитлеру. Они доказывали вопреки ненавистному им марксизму, что история не есть история борьбы классов, а история борьбы наций, борьбы «народных духов», «национальных духов». Этот излюбленный мотив перепевался ими на тысячи ладов.

Гегель — святой отец, породивший эти идеи; Гегель — основоположник «национальной идеи», идеи «немецкой сильной государственности»; поклонимся же в ноги Гегелю — вот что стало звучать с университетских кафедр, со страниц философских журналов и книг. Так прусский госу­дарственный философ первой четверти XIX века — Гегель — вновь стал знаменем определённых кругов реакционной империалистической бур­жуазии.

Чем был вызван этот особый интерес к философии Гегеля с начала XX столетия? Что явилось причиной сильного оживления гегельян­ского или, точнее сказать, неогегельянского движения в ряде стран За­падной Европы, особенно в Германии и Италии? Почему забытая во вто­рой половине XIX века философия Гегеля вновь стала занимать почётное место в университетах Германии, почему произведения Гегеля стали вновь усиленно издаваться, комментироваться, изучаться?

Изменившееся в Германии отношение к Гегелю было особенно разительно после той «критической» работы в отношении гегелевской философии с точки зрения идеализма, только более мелкого и пошлого, которая была проделана в книгах Тренделенбурга, Бахмана, Шопенгауэ­ра, Гартмана, после беспредельного господства неокантианства в офи­циальной философской литературе и в университетах.

Неогегельянское движение стало развиваться в самом конце прошлого столетия. Уже перед войной 1914—1918 годов интерес к филосо­фии Гегеля обнаружился довольно сильно. В Германии и в некоторых других странах Европы начали появляться книги и статьи, в которых ав­торы пытались философски обосновать необходимость перехода от нео­кантианства к неогегельянству.

Большое развитие неогегельянское течение получило в Германии уже во время войны 1914—1918 годов и в послевоенные годы, но особенно в период непосредственно предшествовавший приходу фашистов к вла­сти. Иоганн Пленге, Герман Геллер, Шпенглер, Отмар Шпанн, Рихард Кронер, Мейнеке, Биндер и многие другие стали развивать неогегельянские «идеи». В 1930 году создаётся «Гегельбунд» — так называемое ме­ждународное объединение гегельянцев. Теории нации и государства яв­ляются наиболее важными категориями, особо привлекающими внима­ние неогегельянцев.

Реакционную интерпретацию Гегеля в работах «неогегельянцев» мо­жно свести в основном к двум принципам: 1) модернизирование Гегеля на расистский лад, 2) использование реакционных взглядов Гегеля, вы­раженных в его «Философии права» и «Философии истории», для обос­нования хищнической, захватнической политики германского империа­лизма.

Для характеристики крайне реакционного, шовинистического харак­тера неогегельянства важно отметить, что это движение сыграло опре­делённую роль в идеологическом обслуживании войны 1914—1918 годов и завоевательных устремлений германского империализма. Война 1914 года в писаниях этих так называемых философов трактуется как решаю­щая веха на пути «обновления человечества», и Гегель провозглашается её идеологом.

Пленге в изданной во время прошлой войны, в 1916 году, книге под весьма характерным названием — «1789 и 1914» — рассматривал эту вой­ну не более не менее как «немецкую» «социалистическую революцию» в противовес французской революции 1789 года. «Гегель, — писал Плен­ге, — был великим, многое предупредившим и внутренне убеждён­ным предшественником идей 1914 г.»

Геллер в книге «Политическая идейная критика современности» пи­сал: «Первым, кто учил немцев уважению к пониманию государственной основы и государственного могущества, был Гегель».

Мейнеке писал: «В настоящей истории идеи «Staatsraison» возвы­шаются как три смежные вершины — Маккиавели, Фридрих Великий и Гегель».

Какое характерное сочетание имён! Олицетворённое политическое двурушничество, лицемерие, коварство, низость и подлость в сочетании с теорией государственного права Гегеля, — чем это не «идейное» пред­восхищение фашизма!

Биндер на I конгрессе неогегельянцев, состоявшемся в 1931 году, говорил: «Достаточно ясно Гегель высказался о нравственном оправдании войны».

Выступая тогда за насильственное аннулирование Версальского мира, поддерживая фактически подготовку фашистов к захвату власти и разжи­гание новых войн, Биндер ссылался на Гегеля.

«Несомненно правильно, когда Гегель замечает, что не может быть между государствами высшего третейского суда или посредников… что недоразумения между государствами, поскольку отдельные воли не на­ходят никакого соглашения, «могут быть разрешены только при помощи войны».

Таков букет высказываний фашиствующих философов и философ­ствующих фашистов, прославляющих «национальную и государственную идеологию Гегеля».

Вот почему так важно подвергнуть критике реакционные стороны гегелевской философии, разоблачить, как эти реакционные стороны ис­пользуются идеологами германского империализма.

В Великой отечественной войне Советского Союза против немецко-фашистских орд проявились особенности советского государства, позво­лившие развернуть в небывалых масштабах материальные и морально-по­литические силы народов СССР, выковать самую мощную в мире, зака­лённую армию, объединить народы СССР в один могучий боевой лагерь. В нынешней войне проявилось не только превосходство советского го­сударства, превосходство нашей армии и нашего оружия. В войне выяви­лось морально-политическое превосходство человека социалистической эпохи, нового человека, рождённого Великой Октябрьской социалисти­ческой революцией, воспитанного советским строем и большевистской партией, человека, чьи силы, мужество, самоотверженность и любовь к родине затмевают самые прославленные примеры в истории человечества. Всем этим народы Советского Союза обязаны вдохновляющей и органи­заторской роли великой партии большевиков, руководствующейся самым передовым научным мировоззрением, самой передовой общественной теорией — учением Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина.