Парижская Коммуна 1871 г.

ПАРИЖСКАЯ КОММУНА 1871 г. — революцион­ное правительство, созданное пролетарской ре­волюцией 18/III 1871 г. в г. Париже и явившееся первым в истории правительством пролетарской диктатуры. Парижской Коммуной, в широком смысле слова, называют также самую револю­цию 18/III и последовавший за ней период, диктатуры пролетариата в Париже, т. е. с 18/III по 28/V 1871 г.

Непосредственно после 18/III власть в Па­риже перешла в руки «Центрального коми­тета республиканской федерации националь­ной гвардии» (см. Национальной гвардии цен­тральный комитет), а 26/III состоялись выбо­ры в Парижскую Коммуну, избрания которой уже давно добива­лась парижская демократия, помнившая ту ре­волюционную роль, которую Парижская Коммуна сыграла в го­ды буржуазной революции конца 18 в. Выборы происходили на основе всеобщего избиратель­ного права, без лишения буржуазии избира­тельных прав; в результате, наряду с избран­никами рабочих, ремесленников и трудовой интеллигенции, в Коммуну было избрано и около 20 представителей консервативной и ли­беральной буржуазии. Почти все они подали в отставку сразу же после своего избрания. 11/IV вышел в отставку последний предста­витель радикальной буржуазии в Парижской Коммуне — д-р Гупиль. В результате этих отставок, а так­же гибели на фронте нескольких членов и выну­жденного отсутствия двух других — избранных заочно Бланки и Менотти Гарибальди — в Парижской Коммуне образовалась 31 вакансия, для заполнения которых были организованы дополнительные вы­боры, состоявшиеся 16/IV. Всего Парижская Коммуна состоя­ла из 81 члена.

Парижская Коммуна не имела ни постоянного председателя ни постоянного секретаря (они выбирались на каждом заседании). Она имела в своем составе десять комиссий: исполнитель­ную комиссию, военную комиссию, комиссию внешних сношений, комиссию юстиции, комис­сию общей безопасности, комиссию финансов, комиссию труда, промышленности и обмена, комиссию продовольствия, комиссию общест­венных служб и комиссию просвещения. Во главе каждой комиссии стоял ответственный руководитель — «делегат».

21/IV исполнитель­ная комиссия была реорганизована и состави­лась из девяти «делегатов»: Клюзере (военный: делегат), П. Груссе (делегат внешних сноше­ний), Прото (юстиции), Риго (общей безопас­ности), Журда (финансов), Л. Франкель (тру­да и обмена), Вайянян (просвещения), Паризель (продовольствия) и Анриё (обществен­ных служб).

1/V, в связи с резким ухудшением положения на фронте, был избран Комитет общественного спасения (в составе 5 членов Коммуны), который получил неограниченные полномочия. 9/V, под влиянием новых военных неудач, он был переиз­бран. Но ни первый ни второй Комитеты об­щественного спасения не сумели создать необ­ходимого единства и твердости руководства. Причина этого заключается в самом составе Парижской Коммуны 1871 г. Члены Парижской Коммуны распа­дались на два лагеря — на «большинство», со­стоявшее из бланкистов (последователен Блан­ки) и неоякобинцев (революционных демокра­тов мелкобуржуазного направления), и «меньшинство», состоявшее из прудонистов (после­дователей Прудона). В отличие от Великой Ок­тябрьской социалистической революции в СССР, протекавшей под руководством одной партии, партии коммунистов, партии Ленина—Стали­на, руководство революцией 1871 г. во Фран­ции, руководство Коммуной «делили между собой две партии, из коих ни одна не может быть названа коммунистической партией» (Сталин, Вопросы ленинизма, 10 издание, стр. 91). Это отсутствие единой классовой пар­тии пролетариата, обусловленное его незрело­стью в тот период, явилось основной причиной поражения Парижской Коммуны 1871 г. и обусловило все ошиб­ки, ускорившие ее гибель: отказ от немедленно­го похода на Версаль после восстания 18/III, нерешительность в борьбе с контрреволюцией и ее агентами, недооценка важности установления связи с крестьянством, половинчатость мероприятий, направленных против буржуаз­ной частной собственности, отказ от захвата Французского банка и др.

Тем не менее, Ком­муна успела все же наметить и отчасти про­вести ряд мер, характеризующих ее как пер­вое в истории правительство рабочего класса. Главным делом Парижской Коммуны 1871 г. были слом старого, полицейско-бюрократического аппарата буржуаз­ной государственности, уничтожение буржуаз­ного парламентаризма и создание государства нового типа, основанного на принципах пос­ледовательно проведенной пролетарской демо­кратии.

Парижская Коммуна установила право отзыва изби­рателями своих депутатов, выборность и сме­няемость всех должностных лиц. Церковь была отделена от государства и школа от церк­ви. В области социально-экономической политики Парижская Коммуна 1871 г. провела ряд мер по линии охраны труда рабочих и служащих, борьбы с безработицей, защиты интересов квартиронанимателей, со­циального обеспечения стариков, нетрудоспо­собных и детей, борьбы за всеобщее светское, бесплатное и всестороннее образование, охраны памятников искусства и развития учреждений культуры и т. д. Она осуществила зачатки государственного и рабочего контроля над производством и издала декрет о передаче бездействующих предприятий, брошенных их хозяевами, в руки самих рабочих, занятых в этих предприятиях, что явилось первым, еще робким, шагом по пути экспроприации экспроприаторов.

Парижская Коммуна 1871 г. продержалась 73 дня — с 18/III по 28/V. Бежавшее из Парижа в Версаль пра­вительство буржуазно-помещичьей контррево­люции (правительство Тьера) уже 2/IV начало против Парижской Коммуны гражданскую войну, опираясь на поддержку всей буржуазии и обманутого крестьянства и на помощь со стороны импера­торского правительства Германии, выступив­шего в роли интервента. Вооруженной силой, на которую Коммуна могла опереться в борьбе с версальскими войсками, была Националь­ная гвардия.

Еще 29/III Парижская Коммуна упразднила постоянную армию и заменила ее вооружен­ным народом в лице Национальной гвардии. Большинство Национальной гвардии состав­ляли рабочие, но в ее рядах были и мелкобур­жуазные элементы, что не могло не отразиться на устойчивости и боеспособности некоторых из ее батальонов. Количеством же войск версальцы во много раз превосходили все, что могла им противопоставить Парижская Коммуна. 21/V версальцы во­рвались в Париж, но лишь 28/V, после семи­дневного геройского сопротивления коммунаров («майская неделя»), Парижская Коммуна была подавлена.

Подавление Коммуны сопровождалось неви­данным разгулом белого террора: рабочий де­мократический Париж потерял 70 тысяч человек. «Дело Коммуны — это дело социальной рево­люции, дело полного политического и эконо­мического освобождения трудящихся, это дело всесветного пролетариата. И в этом смысле оно бессмертно» (Ленин, Соч., т. XV, стр. 160). «Республика советов является… той искомой и найденной, наконец, политической формой, в рамках которой должно быть совершено эко­номическое освобождение пролетариата, пол­ная победа социализма. — Парижская Ком­муна была зародышем этой формы. Советская власть является ее развитием и завершени­ем» (Сталин, Вопросы ленинизма, 10 изд., стр. 33). (Подробно историю Парижской Коммуны см. в ста­тье Франция, Исторический очерк; там же см. литературу).

А. Молок. (Источник БСЭ, т.  к.190-192)

Выдержка о Парижской Коммуне 1871 г. из статьи «Франция», БСЭ 1 изд., т.58:

…серия военных и дипломатиче­ских провалов и нарастание революционного кризиса внутри страны подрывали Империю. Чтобы спасти свой пошатнувшийся трон, На­полеон III рискнул последней ставкой — объ­явлением войны Пруссии (15/VII 1870 г.). Уже в первый месяц военных действий «гнилость бонапартистского милитаризма выплыла на­ружу» (Маркс, Избр. произв., т. II, стр. 363), и Франция потерпела неслыханно быстрый разгром. Из двух французских армий одна, во главе с Базеном, была заперта в Меце, другая, предводитель­ствуемая самим императором, сдалась немцам после решительного поражения под Седаном (2/IX) (см. Франко-прусская война). Известие о Седанской катастрофе вызвало в Париже переворот 4/IX, низвергший Империю и про­возгласивший республику.

Сентябрьская республика

Уже в первом воззвании Генерального совета Интер­национала (23/VII) Маркс гениально пред­сказал, что «чем бы ни кончилась война Луи Бонапарта с Пруссией — похоронный звон по Второй Империи уже прозвучал в Париже». Он видел неизбежность революции, перераста­ние войны династической (Бонапартов и Гогенцоллернов) в войну гражданскую, которую поведет пролетариат.

4/IX толпа ворвалась в здание Законодательного корпуса и объяви­ла республику. Воспользовавшись неоргани­зованностью рабочих масс, буржуазия захва­тила власть, создав из 11 депутатов Законода­тельного корпуса т. н. «Правительство нацио­нальной обороны».

Во втором воззвании Генерального совета Интернационала (9/IX) Маркс отметил основную черту этого правительства — «страх перед рабочим классом». Во главе правитель­ства стоял реакционный генерал Трошю (см.).

Главной фигурой правительства был Тьер, ко­торого Маркс определил как «самое совершен­ное идейное выражение классовой испорчен­ности буржуазии». Еще в 1840 г. Тьер обвинялся в растрате казенных денег. Министром иност­ранных дел был Жюль Фавр, совершавший при Империи подлоги для получения чужого на­следства. Министр внутренних дел Эрнест Пикар был братом вора, которого он сделал редактором газеты. Они вместе участвовали в биржевых аферах. С первого дня своего существования это правительство прожженных мошенников составило план капитуляции перед Пруссией и использования прусской армии для «изле­чения Парижа «от геройского безумия» голо­дом и кровью» (Маркс, Гражданская война во Франции).

Подлинное лицо этого правитель­ства было скрыто патриотическим туманом, ох­ватившим массы вследствие продвижения нем­цев в глубь Франции и обложения ими Парижа (с 17/IX). Вначале общему настроению под­дался и такой революционер, как Бланки (не го­воря уже о мелкобуржуазных демократах типа Ф. Пиа), выдвинувший в своей газете лозунг поддержки Временного правительства и гра­жданского мира перед лицом неприятеля. По­этому и в провинции революционные элементы, дезориентированные вестями из Парижа, вы­пустили из рук захваченную ими кое-где власть (например, в Лионе, Лиможе, С.-Этьене). Одновре­менно в самом зародыше были задушены вспых­нувшие местами крестьянские движения, на­правленные против буржуазии и крупных фер­меров. Таким образом Временному правитель­ству удалось сразу упрочиться в центре и на местах. Однако уже к концу сентября нарастает оппозиция, вызванная реакционностью пра­вительства и его нежеланием поднять широкие массы на защиту страны.

Первое открытое выс­тупление рабочих против правительства прои­зошло еще 18/IX в Лионе. Вследствие вмеша­тельства Бакунина (см.) и его сторонников, оно потерпело поражение в виду плохой организа­ции и неясности целей движения. Такая же судьба постигла и восстания 31/X в Марселе, Тулузе и С.-Этьене, проходившие под знаменем революционной Коммуны.

В Париже прави­тельство, опасаясь дальнейшего роста револю­ционного движения, прямо вело дело к скорей­шей сдаче столицы и прекращению войны. С этой целью министр иностранных дел Ж. Фавр 22/IX пытался договориться с Бисмарком («свидание в Ферьере»), а Тьер был послан с просьбой о посредничестве ко всем монархи­ческим дворам Европы. Если эта сторона дея­тельности правительства оставалась неизвест­ной патриотически настроенной парижской массе, то его преступная небрежность в расхо­довании припасов осажденной столицы, не­желание использовать Национальную гвардию для серьез­ных военных операций, бездарное руковод­ство обороной Парижа становились предме­том все более резкой критики в революцион­ных клубах и левых газетах.

С начала октября в клубах выдвигается идея создания рядом с правительством или вместо него революцион­ной Коммуны, причем уже манифестации про­летарских батальонов 5 и 8/Х, руководимые Бланки и Флурансом (см.), пытались реализо­вать эту идею. В деле подготовки и организа­ции антиправительственных манифестаций, а также соответствующей обработки Национальной гвар­дии крупная роль принадлежала возникшему еще 4/IX объединению всех революционных элементов Парижа — Центральному комитету 20 округов, который был составлен главным образом из делегатов от наблюдательных комитетов, создан­ных почти в каждом округе для контроля над действиями правительственных органов. Революционная агитация проникала в Национальную гвар­дию через посредство ее «семейных» ротных, батальонных и легионных советов, красных клубов и избранных самими гвардейцами ко­мандиров, среди которых было немало бланки­стов.

Секции Интернационала, растерявшие большей частью своих членов в виду безра­ботицы и массового включения рабочих в ряды Национальной гвардии, переживали глубокий кризис и оставались в стороне от политических выступлений во все время осады. Руководство Генерального совета Интернационала в лице Маркса принимало все возможные меры (путем переписки, посылки Серайе с соответствующими инструкциями и пр.), чтобы разъяснить парижским пролетариям смысл событий и направить работу парижской сек­ции Интернационала по правильному пути (см. Интернационал 1-й и Маркс).

Поводом для наи­более крупного из этих выступлений — 31/Х — послужили поступившие накануне известия о предательской сдаче Базеном пруссакам Меца со всей заключенной в нем армией, об очеред­ной неудачной вылазке при Бурже и о прибы­тии в Париж Тьера, пропущенного через прус­скую линию, для получения полномочий на ведение переговоров с немцами. Пролетарские части Национальной гвардии, возглавляемые бланкиста­ми, захватили Ратушу и арестовали Временное правительство. Но колебания мелкобуржуаз­ного командного состава Национальной гвар­дии помешали закрепить первый успех, и Вре­менное правительство было освобождено по­доспевшими буржуазными батальонами. На­чавшиеся затем репрессии, все возраставшие трудности долгой осады, голод, холод и резкое увеличение смертности в Париже, при все бо­лее очевидной неспособности правительства до­биться перелома в военных действиях, заста­вили всю мелкую буржуазию резко откач­нуться влево. Полная неудача кровопролит­ной вылазки при Бюзанвале (21/1), предпри­нятой исключительно с целью создать «психо­логические предпосылки» для капитуляции, вызвала 22/1 новую вооруженную манифеста­цию против правительства, которая была расстре­ляна линейными войсками на площади Ратуши. Поражение революционеров 22/1 позволило правительству беспрепятственно подписать пе­ремирие с немцами (26/1) на условиях разору­жения парижского гарнизона (но не Национальной гвардии) и фортов, сдачи части фортов, уплаты 500 млн. контрибуции, прекращения военных действий во всей Франции до 1/III, когда специаль­но для этого созванное Национальное собрание должно было утвердить прелиминарные условия мира.

Выборы в Национальное собрание дали подавляющее большинство реакционно-монархическим эле­ментам «деревенщины» (кулацко-помещичий и консервативно-буржуазный блок) благо­даря, во-первых, давлению немцев в 43 окку­пированных ими департаментах и, во-вторых, благодаря тому, что осажденный Париж был отрезан от провинции, а на выборы была дана всего одна неделя. Из 600 депутатов 200 были явными монархистами. Собрание, открывшее свои заседания в Бордо 13/III, назначило гла­вой правительства монархиста Тьера и рядом провокационных декретов [перемещение столи­цы в Версаль, прекращение выдачи содержа­ния (30 су) парижским национальным гвардейцам, отмена отсрочек по квартирной плате и вексельного  моратория], а также принятием позорных усло­вий мира (уплата 5 млрд. фр. контрибуции и отторжение от Франции Эльзас-Лотарингии) толк­нуло всю мелкую буржуазию на союз с рево­люционным пролетариатом Парижа.

В виду не­минуемой борьбы с реакцией революционные деятели Парижа, главным образом бланкисты, стремятся еще в феврале консолидировать свои силы путем реорганизации ЦК 20 округов и наблюдательных комитетов на началах из­вестной партийной дисциплины и принятия «социал-революционной» программы. Руково­дителем движения сделался однако ЦК Национальной гвардии, зародившийся в начале февраля в целях предвыборной борьбы, а затем оформив­шийся в военно-политическую организацию 215 пролетарских и мелкобуржуазных батальо­нов (из общего числа 270). Пользуясь огром­ным авторитетом среди национальных гвардейцев и всего населения Парижа, ЦК Нац. гвардии предот­вращает угрозу столкновения с немцами, за­нявшими на один день часть Парижа, одновре­менно концентрирует в своих руках артилле­рию и военное снаряжение, смещает неподчинившихся ему командиров Нац. гвардии, организует свои военные секторы во главе с бланкистом-рабочим Дювалем и др. Большая часть этих мероприятий была ответом на ре­шительное наступление со стороны реакции, выразившееся в назначении монархических ге­нералов на командные посты в Париже, в за­крытии клубов и радикальных газет, стягива­нии к столице, при содействии Бисмарка, регулярных войск со всей Франции с целью разгрома очага революционного брожения.

ЦК Нац. гвардии противостоял тьеровскому правитель­ству и представлял собой в зародыше первое в истории рабочее правительство. Со второй по­ловины февраля создалось двоевластие, созре­ла обстановка перерастания буржуазной ре­волюции в пролетарскую. «Вооруж[енные] па­р[ижские] р[абоч]ие и — монарх[ическое] с[о]бр[а]ние. Конфликт неизбежен]», — характери­зует это положение Ленин (Ленинский сборник, XVI, стр. 285). Предвидя это перерастание, Маркс еще 9/IX — во втором воззвании Генерального со­вета — рекомендовал французским рабочим «основа­тельнее укрепить организацию своего собствен­ного класса. Это даст им новые, геркулесовы силы для борьбы за возрождение Франции и за наше общее дело освобождения пролетариата». Ана­лизируя в «Гражданской войне во Франции» положение Парижа перед 18/III, Маркс пока­зывает неизбежность пролетарской революции, разрушения буржуазного «политического и со­циального строя» и обосновывает возможность, перерастания буржуазной революции в социали­стическую: «И ныне этот же Париж по унизи­тельному приказу мятежных бордоских рабо­владельцев должен был или разоружиться и признать, что революция 4 сентября была не­больше, чем простой передачей власти из рук Луи Бонапарта в руки его соперников роя­листов, или же Парижу предстояло самоотвер­женно бороться за дело Франции, которую спасти от полного падения и возродить к новой жизни было можно только революцией, раз­рушением того политического и социального строя, который привел ко Второй Империи и сам под ее покровительством дошел до полного разложения» (Маркс, Избр. произв., т.II, стр. 380).

«Правительство национальной обороны» больше всего боялось пролетарской револю­ции: «Жюль Фавр признавался в письме [к Гамбетте], что они «защищаются» не от прус­ских солдат, а от парижских рабочих» (Маркс, там же, стр. 371). Согласно заранее выработанному правительством плану насту­пление войск на пролетарские кварталы, где укрепилась Нац. гвардия, для разоружения последней и ликвидации ЦК Нац. гвардии, было назначено в ночь на 18/III.

Парижская коммуна 1871 г.

Ночью 18/III Тьер отправил несколько пол­ков и полицейских отрядов отобрать пушки и митральезы, принадлежавшие Национальной гвардии. Рабочие подняли тревогу и вместе с примкнувшими к ним массами мелкой бур­жуазии дали отпор войскам. Солдаты, которым генералы Леконт и Клеман Тома приказа­ли стрелять в толпу женщин и детей, расстре­ляли самих генералов и начали брататься с рабо­чими. Париж весь день воздвигал баррикады. Тьер бежал с черного хода министерства ино­странных дел, приказав войскам и всем пра­вительственным учреждениям в тот же день переехать в Версаль, где уже собралось На­циональное собрание. Их свободно выпустили из Парижа. Это было первой крупной ошибкой ЦК Национальной гвардии, к которому перешла власть.

Он занял своими батальонами важней­шие правительственные здания и поднял над Ратушей — новым местом своих заседаний — красное знамя. Установившаяся таким образом в столице пролетарская диктатура была однако непрочной, поскольку по соседству существо­вало реакционное правительство, сохранившее в своих руках аппарат управления страной, а под стенами города стояли пруссаки, готовые в любой момент к интервенции. Поддержка же красного Парижа провинцией была недоста­точной, т. к. восстания, вспыхнувшие между 19 и 27/III в Марселе, Лионе, Нарбонне и мно­гих других городах, были разрозненны и ли­шены единого руководства, в силу чего они могли быть легко задавлены версальцами.

ЦК Нац. гвардии еще более ослабил шансы ре­волюции на успех, не воспользовавшись своим военным перевесом для похода на Версаль, захвата правительства и разгона Националь­ного собрания. «В своем упорном нежелании продолжать гражданскую войну, начатую раз­бойничьим нападением Тьера на Монмартр, Центральный комитет сам сделал на этот раз роковую ошибку: надо было немедленно идти на Версаль — Версаль не имел тогда достаточ­ных средств к обороне — и раз навсегда покон­чить с конспирациями Тьера и его помещичьей палаты» [Маркс, Гражданская война во Франции, в кн.: Архив Маркса и Эн­гельса, т. III (VIII), стр. 31]. Вместо этого он вступил в переговоры с соглашательски настроенными мэрами и депутатами Парижа о проведении 26/III выборов в Коммуну. Уме­ренность выдвинутой им программы (избрание Коммуны, уничтожение полицейской префек­туры, право Нац. гвардии самой выбирать своих начальников, провозглашение республики за­конной формой правления, отмена декретов о квартирной плате и платежах по векселям) по­казывает, что он не осознал в начале револю­ции своей роли и всей остроты начавшейся гра­жданской войны. Тьер, наоборот, воспользо­вался затяжными переговорами для реоргани­зации и пополнения своей армии, главным образом воен­нопленными, возвращенными из Германии Бис­марком, имея в виду овладеть революционным Парижем при помощи новой осады.

В Париже свободно выходила буржуазно­-республиканская и реакционная пресса, буше­вавшая против революции 18/III и ЦК Нац. гвардии. Банк 22/III отказал ЦК в неболь­шой сумме денег. Агент Тьера адмирал Сессе организовал 22/III контрреволюционную де­монстрацию, во время которой были убиты 2 нац. гвардейца и ранено 7. Эта попытка контр­революционного переворота толкнула ЦК Нац. гвардии на решительные действия и создала перелом в его политике: он отказался от усту­пок мерам, тверже подступил к банку, аре­стовал главнокомандующего, пьяницу Люлье, выпустившего из Парижа войска и военное иму­щество. Последние прокламации ЦК Нац. гвардии полны революционной решительности и содержат ряд социалистических лозунгов. В процессе развертывавшейся с каждым днем гражданской войны он начал ясно понимать, что совершил большую ошибку, ограничив свои задачи подготовкой выборов в Коммуну и по­торопившись передать ей власть. Но первые ре­шающие дни Коммуны для мобилизации революционных сил и быстрого разгрома растерявшегося врага были потеряны, что в значительной сте­пени определило исход ее дальнейшей борьбы.

Выборы, по соглашению с мэрами и депута­тами, были проведены 26/III на основе всеоб­щей подачи голосов, но на составе Коммуны это отразилось незначительно (17 умеренных бур­жуа на 85 членов) в виду того, что верхи бур­жуазии бежали из Парижа в Версаль, причем с первых же дней работы Коммуны все уме­ренные элементы отсеялись и были заменены на дополнительных выборах 16/IV пролетар­скими и мелкобуржуазными революционера­ми. Партийный состав Коммуны отличался пе­стротой, отразив различные течения револю­ционно-демократической и социалистической мысли, но к середине апреля наметилось деле­ние на бланкистское большинство и прудони­стское меньшинство. Отсутствие единой дис­циплинированной рабочей партии, вооружен­ной передовой теорией и определенной про­граммой, обрекало Коммуну на фракционные споры и борьбу, препятствуя во многих слу­чаях принятию правильных и своевременных решений, а также их энергичному проведению в жизнь. Тем не менее важнейшие задачи про­летарской диктатуры Коммуна с самого на­чала осуществила в основном правильно.

28/III она приступает к работе и уже 29/III издается декрет об уничтожении постоянного войска и замене его вооружением всего народа; декре­том 1/IV о максимальном окладе для служащих в 6.000 фр. в год и последующими постановле­ниями о выборности и сменяемости чиновни­ков, в том числе и судейских, была разрушена независимая от народа бюрократия, государ­ственный аппарат перестал быть предметом торговли, он не давал никаких привилегий, чиновники стали ответственными перед наро­дом и легко сменяемыми. (Вот как на практике реализуется действительно «ответственная власть» и как избавляются от коррупции! — прим. РП)

2/IV провозглашает­ся отделение церкви от государства, отмена бюджета культов и национализация церков­ных имуществ. Уничтожением полиции и жан­дармерии, реорганизацией суда, нотариата, судебно-административных учреждений Ком­муна довершила «слом» всего буржуазного аппарата угнетения.

Разбитую государствен­ную машину Коммуна заменила учреждениями «принципиально иного рода» (Ленин). Бу­дучи сама составлена из выборных, сменяемых и ответственных перед избирателями членов, объединяя в своих руках функции законода­тельной, исполнительной и судебной власти и являясь таким образом не парламентом, а рабо­чим органом, Коммуна напоминает Советы. Об этих величайших мероприятиях Коммуны Маркс писал 17/IV 1871 Кугельману: «Как бы ни кончилось дело непосредственно на этот раз, новый исходный пункт всемирно-исторической важности все-таки завоеван» (Маркс и Эн­гельс, Письма, 4 изд., стр. 291). Коммуна показала пример всему последую­щему рабочему движению, как начинать под­линно пролетарскую революцию: не пользо­ваться готовой государственной машиной буржуа­зии, а разбить и заменить ее. Именно это основ­ное дело, совершенное Коммуной, дало Марксу основание определить ее как диктатуру проле­тариата, как первое в истории правительство рабочего класса: «Коммуна и явилась именно определенной формой такой республики…, ко­торая должна была устранить не только монар­хическую форму классового господства, но и самое классовое господство» (Маркс, Граж­данская война во Франции, Избр. произв., т. II, стр. 388). И ниже: «Ее настоящей тайной было вот что: она была, по сути дела, правитель­ством рабочего класса, резуль­татом борьбы производительного класса про­тив класса присваивающего, она была откры­той, наконец, политической формой, при кото­рой могло совершиться экономическое освобо­ждение труда» (там же, стр. 392).

Учение Маркса о великих уроках Коммуны в вопросе о государстве было извращено в эпоху 2-го Интернационала Плехановым, Каут­ским и другими оппортунистами. Только Ленин в борьбе с этими оппортунистическими извра­щениями и в борьбе с анархизмом восстановил Марксово учение, продолжил и развил его дальше на опыте русской революции, открыв советскую власть как форму пролетарского государства. Защищая Советы, как правитель­ство революционных рабочих и крестьян, Ленин писал в апреле 1917: «Эта власть — власть того же типа, какого была Парижская Коммуна 1871 года. Основные признаки этого типа: 1) источник власти — не закон, пред­варительно обсужденный и проведенный пар­ламентом, а прямой почин народных масс снизу и на местах, прямой «захват», употре­бляя ходячее выражение; 2) замена полиции и армии, как отделенных от народа и противопо­ставленных народу учреждений, прямым во­оружением всего народа; государственный по­рядок при такой власти охраняют сами вооруженные рабочие и крестьяне, сам во­оруженный народ; 3) чиновничество, бюрокра­тия либо заменяются опять-таки непосред­ственной властью самого народа, либо по мень­шей мере ставятся под особый контроль, пре­вращаются не только в выборных, но и в сменяемых по первому требованию на­рода, сводятся на положение простых уполно­моченных» (Ленин, Соч., т. XX, стр. 94—95).

Центральное управление осуществлялось де­сятью комиссиями, а с 20/IV — 9 делегация­ми, составленными из членов Коммуны, при­чем во главе каждой из них стоял делегат с функциями министра. Окружные муниципаль­ные управления также возглавлялись членами Коммуны. Различные ведомства, государствен­ные и муниципальные учреждения (почта, те­леграф, палаты сборов и пр.), дезорганизован­ные версальцами, были восстановлены и пере­строены вопреки саботажу высших и средних чиновников. Над деятельностью акционерных предприятий государственного значения (французский банк, железные дороги) был учрежден контроль. Принятием ряда мер к обеспечению Парижа продовольствием Коммуна успешно боролась с попытками версальцев осуществить полную блокаду столицы. В области народного обра­зования проводился принцип обязательного и бесплатного обучения, отделения школы от церкви, доступности всех культурно-просве­тительных учреждений — музеев, библиотек, театров — широким массам.

Свержением Вандомской колонны (решено 15/IV, приведено в исполнение 16/V), которая служила «символом шовинизма и национальной вражды» (Энгельс), Коммуна подчеркнула начало новой исторической эры, а рядом других действий [во главе Комиссии труда и обмена стоял вен­герский рабочий Франкель (см.), польские эми­гранты руководили обороной] и деклараций —  свой интернационализм.

Менее ярко успела, проявить себя Комму­на в сфере социально-экономического законода­тельства, с одной стороны, в виду кратковре­менности существования и всепоглощающей необходимости оборонять Париж от Версаля, с другой — в виду теоретической незрелости всей рабочей массы и ее вождей, зараженных мелко­буржуазными прудонистскими идеями, блан­кистскими теориями и якобинскими тради­циями 1793 г. Однако и социально-экономиче­скую деятельность Коммуны, мероприятия, проведенные ею, могло осуществить только ра­бочее правительство, — и с каждой дальней­шей неделей существования Коммуны все бо­лее четко вырисовывался их социалистический характер. Она не могла в условиях своего су­ществования реконструировать все хозяйство, но начала действовать в этом направлении: «Отдельные меры, предпринимавшиеся ею, мог­ли обозначить только направление, в котором развивается управление народа посредством самого народа» (Маркс, Гражданская вой­на во Франции, Избранные произв., т. II, стр. 397).

Она прежде всего облегчила положе­ние трудящихся масс за счет буржуазии. В ин­тересах сохранения блока с мелкой буржуази­ей, которая решительно примкнула к пролета­риату 18/III, Коммуна декретом 17/IV рассро­чила на 3 года платежи по векселям, устранив возможность злоупотреблений со стороны дол­жников. Благодаря этому декрету тысячи мел­ких предприятий были спасены от банкротства. Другой вопрос, волновавший широкие массы, — о квартирной плате — был решен еще 29/III в интересах квартиронанимателей путем аннули­рования их задолженности домохозяевам за 9 месяцев. Коммуна прекратила аукционную продажу заложенных в ломбарде вещей и дек­ретировала 6/V бесплатную их выдачу по за­логам, не превышающим 20 фр. В связи с пла­ном ликвидации ломбарда в Коммуне ставился и вопрос о социальном страховании, «способ­ном защитить рабочего от капиталистической эксплуатации».

Несравненно более важный шаг в сторону освобождения труда от гнета капи­тала был намечен декретом 16/IV о взятии на учет и передаче рабочим товариществам всех бездействовавших мастерских и фабрик, оста­вленных хозяевами. Это мероприятие высоко оценил Энгельс, определив его как промежу­точное звено при переходе к социализму. Так, в письме к Бебелю 20 [—23] янв. 1886 г. Энгельс писал: «Мое предложение требует внедрения… кооперативов в существующее производство. Им надо будет дать землю, которая в противном случае эксплуатировалась бы капиталистиче­ским способом, подобно тому как Парижская Коммуна требовала, чтобы рабо­чие на кооперативных началах взяли в свои руки фабрики, приостановленные хозяевами… Что при переходе к коммунистическому хо­зяйству нам придется в широких размерах при­менять в качестве промежуточного звена ко­оперативное производство, — в этом Маркс и я никогда не сомневались» [Архив Маркса и Энгельса, т. I (VI), стр. 329].

Своими дек­ретами 20—28/III о недопущении ночного тру­да в пекарнях и 27/IV о запрещении штрафов и вычетов из зарплаты Коммуна стала реши­тельно на путь государственного вмешатель­ства в отношения между трудом и капиталом в интересах труда.

Стремясь улучшить условия труда, Комму­на предоставляет рабочим луврских мастер­ских и Национальной типографии право не­посредственного участия в управлении их пред­приятиями, меняет контракты на поставку обмундирования Нац. гвардии на новые, бо­лее благоприятные для рабочих и предусма­тривающие минимум их зарплаты, организу­ет при 20 мэриях Парижа регистрацию спро­са и предложения рабочей силы вместо по­среднических контор, составлявших раньше монополию назначавшихся полицией пред­принимателей. Комиссия труда и обмена во главе с Франкелем (см.) разработала все эти мероприятия в тесном контакте с рабочими организациями (синдикатами, секциями Ин­тернационала, федеральной палатой Интерна­ционала) и часто по инициативе последних.

В плену прудонистской идеологии целиком находилась финансовая комиссия, которая под руководством Журда (см.) допустила ряд гру­бых ошибок. Совместно с делегатом при Фран­цузском банке Беле Журд отстаивал в Коммуне принцип неприкосновенности капиталистиче­ской собственности, из страха нарушить бюд­жетное равновесие крепко держался за старую и неблагоприятную для масс систему налогов, педантично проводил режим экономии, неза­висимо от соображений революционной целе­сообразности. На совести финансовой комис­сии и особенно Беле лежит также крупнейшая ошибка Коммуны — оставление в неприкосно­венности Французского банка, в котором хранилось ценностей на сумму около 3 млрд. франков и который выдал Тьеру на борьбу с Коммуной около 258 млн. франков, в то время как Коммуна получила оттуда только 15 млн. Таким образом, сидя на сундуках золота, Коммуна вечно нужда­лась в средствах на самые насущные потреб­ности. «Это было и политически крупной ошиб­кой. Банк в руках Коммуны имел больше зна­чения, чем 10.000 заложников». Завладей она им, «это заставило бы всю французскую бур­жуазию оказать давление на версальское пра­вительство в интересах мира с Коммуной» (Энгельс, Введение к «Гражданской войне во Франции» Маркса, в кн.: Маркс, Избран­ные произведения, т. II, стр. 353).

За деятельность военного руководства и Ко­миссии общественной безопасности отвечали гл. обр. бланкисты. Комиссия общественной без­опасности, несмотря на энергичную деятель­ность бланкистов Риго и Т. Ферре (см.), не су­мела поставить на должную высоту борьбу с контрреволюцией, шпионажем и вредитель­ством, взрывавшими Коммуну изнутри. В воен­ном ведомстве, засоренном версальскими аген­тами, хаотически сталкивались компетенции военного делегата [до 30/IV Клюзере (см.), до 9/V Россель, затем Делеклюз (см.)], воен. ко­миссии, ЦК Нац. гвардии и других комитетов. Плохая постановка интендантства и артилле­рии резко понизила обороноспособность Пари­жа. Национальная гвардия была ослаблена ее неудачной реорганизацией, проведенной Клю­зере, и отходом мелкой буржуазии после пер­вых военных поражений. Первые военные опе­рации Коммуны были плохо организованы и кончились неудачей. Несмотря на героизм ра­бочих — национальных гвардейцев — и предан­ность военных руководителей [Домбровский, Врублевский (см.), Лa-Сесилиа], версальские войска с боями приближаются к воротам Па­рижа, овладевая с начала мая рядом важных фортов и позиций (Исси, Кламар, Ванв). Еще ра­нее, чем выяснился огромный перевес версальцев под Парижем, были окончательно подавлены революционные восстания в провинции, раз­новременно вспыхивавшие между 1 и 30 ап­реля в Марселе, Лиможе, Гренобле, Лионе, в отдельных пунктах департаментов Сены и Марны, Ньевра и др.

Настроения беднейшего крестьянства были в течение всего времени бла­гоприятны Коммуне, но последняя, находясь в кольце блокады, не имела возможности их использовать. «Помещичьи депутаты знали — и именно этого они опасались больше всего, — что три месяца свободного сообщения комму­нального Парижа с провинциями принесли бы общее восстание крестьян, и отсюда их забо­та о том, чтобы установить вокруг Парижа по­лицейскую блокаду» [Маркс, Гражданская война во Франции, в кн.: Архив Маркса и Энгельса, т. III (VIII), стр. 55].

Коммуна, изолированная от всей Франции, героически защищаясь, все ярче развертывает свою рабочую политику: усиление нажима на предпринимателей в пользу рабочих, рекви­зиция квартир бежавшей буржуазии, а в от­дельных округах — и меблированных комнат для вселения бедноты, фактическая конфиска­ция ряда бездействующих мастерских, продажа церковных имуществ, решение наложить воен­ную контрибуцию на «лавочников», бежавших из Парижа, попытка части членов Коммуны организовать захват Французского банка. Вразрез с принципами буржуазного демократизма Ком­муна назначает мировых судей, притом иногда из рабочих, проводящих в своих решениях чисто классовую линию, составляет обвини­тельные жюри для суда над заложниками из одних нац. гвардейцев, закрывает в три приема все буржуазные газеты.

Ухудшение военного положения Коммуны, усиление активности версальских агентов в Париже (взрыв порохо­вого завода на авеню Рапп, заговор «трехцвет­ных повязок») вызывают Коммуну на ряд мер строгости: введение личных карточек для всех граждан, многочисленные аресты саботажни­ков и вредителей, организация высшего воен­ного суда, срытие особняка Тьера.

Эти меро­приятия однако не превратились в систему террора и даже не всегда доводились до конца, за что упрекал Коммуну уже Энгельс. Их последовательному проведению препятствова­ли довлевшие еще над многими членами Ком­муны предрассудки буржуазного пацифиз­ма, фракционные раздоры в Коммуне и некоординированность в работе различных ее делегаций. Отсюда требование рабочих орга­низаций создать высший руководящий орган диктатуры в виде Комитета общественного спасения, избираемого Коммуной и перед нею ответственного. Это требование было проведено в жизнь с 1/V решением якобинско-бланкист­ского большинства вопреки упорной оппози­ции прудонистского меньшинства, отказав­шегося даже участвовать в выборах в Коми­тет общественной безопасности. Вследствие этого новый орган лишен был достаточного авторитета, и, будучи к тому же неудачно со­ставлен, не справился со своими задачами. 9/V Коммуна его распускает и избирает новый Комитет общественной безопасности в составе 3 бланкистов и 2 якобинцев, причем значи­тельно расширяет его полномочия и ограничи­вает собрания своего пленума 3 разами в не­делю.

Недовольные сосредоточением всей вла­сти в руках «большинства», 22 члена «меньшин­ства» 16/V объявили о своем выходе из Комму­ны и апеллировали к своим избирателям, которые однако совместно с федеральной палатой Интер­национала заставили их вернуться обратно. Но пленум Коммуны 21/V, на котором единство бы­ло внешне восстановлено, оказался последним. Известие о внезапном проникновении версаль­ских войск в Париж через предательски откры­тые ворота Сен-Клу заставило членов Коммуны разойтись по своим округам для руководства баррикадными боями на улицах. Несколько позже, гл. обр. по вине военного делегата Делеклюза, распадается и единство военного командования.

Несмотря на героизм коммуна­ров, их жен и детей, отстаивавших каждую баррикаду, исход кровавой уличной борьбы был предрешен переходом в руки версальцев (бла­годаря содействию немцев) Монмартрских вы­сот (25/V), господствующих над Парижем. Со­противление коммунаров было окончательно сломлено после взятия 28/V их последнего оплота — кладбища Пер-Лашез.

Массовые рас­стрелы рабочих независимо от пола и возраста, начатые версальцами с самого вступления их в город, принудили Коммуну прибегнуть к ответным репрессиям в виде казни 70 залож­ников, в том числе архиепископа Дарбуа. Поражение революции и дикая классовая месть победителей обошлись побежденному проле­тариату в 30 тыс. убитых и казненных, 50 тыс. арестованных, 13,5 тыс. присужденных к раз­личным наказаниям. Рабочие организации бы­ли разгромлены.

Историческое значение борьбы коммунаров было понято еще передовыми рабочими — совре­менниками Коммуны в Германии, Англии и Италии. Решающим образом содействовал это­му пониманию К. Маркс, написавший в пользу Коммуны «несколько сот писем во все концы света». В процессе революции и после ее пора­жения Маркс развил гигантскую деятельность, чтобы помочь героическим пролетариям Пари­жа. Социальное и политическое содержание рево­люции 18 марта было гениально вскрыто Марк­сом в «Гражданской войне во Франции», опубликованной в июне 1871 в качестве манифеста 1-го Интерна­ционала. Предвидя с самого начала поражение революции, Маркс тем не менее приветствовал ее как «славнейший подвиг нашей партии».

Для Маркса и Энгельса опыт Коммуны, хотя и несовершенный и ограниченный, был ценен потому, что она была первой попыткой дикта­туры пролетариата, как переходной формы к созданию бесклассового социалистического об­щества. Эти мысли, извращенные и преданные забвению реформистами 2-го Интернационала, были развиты и углублены Лениным, показав­шим тесную преемственную связь между Ком­муной и Октябрьской революцией. Опыт Ком­муны как положительный (слом буржуаз­ной государственной машины, создание госу­дарства нового типа), так и отрицательный (ряд допущенных ею грубых ошибок, главным образом снисходительность к врагу) был ши­роко использован Лениным при разработке учения о революции и диктатуре пролетариата, а также при повседневном руководстве клас­совой борьбой пролетариата и для строитель­ства советского государства. Отсюда понятен исключительный интерес к изучению Комму­ны в Союзе ССР, выразившийся в подборе богатейшей коллекции печатных и письмен­ных источников по истории Коммуны в Ин­ституте Маркса—Энгельса—Ленина, в появле­нии многочисленных специальных и общих тру­дов советских историков о Коммуне, в переводе на русский язык основной мемуарной литера­туры коммунаров и некоторых важнейших ис­точников.

О. Вайнштейн.

Из журнала «Смена» № 531, июль 1949 г.:

Знамя парижских коммунаров