Правда о Ленском расстреле.

ленск расс1Часть 1

4 апреля этого года исполняется 105 лет со дня расстрела царскими войсками рабочих акционерного общества «Лензото»-«Лена-Голдфилдс». Это зверское преступление царизма и буржуазии, больше известное под общим названием «Ленский расстрел», послужило сильнейшим толчком к новому мощному всероссийскому подъёму революционной борьбы в Российской Империи, закончившемуся, как известно, сначала свержением царского самодержавия, а затем и переходом политической власти в руки российского рабочего класса.

Суть ленского «дела» и его современная фальсификация

Золотыми приисками Ленского товарищества совместно владели английские и русские капиталисты, крупные царские чиновники. Через питерского банкира Гинцбурга имела приличную долю акций в этой конторе и царская семейка. Иностранные и отечественные компаньоны «Лены-голдфилдс» ежегодно получали в общей сложности свыше 6 миллионов рублей чистой прибыли. На фоне экономического подъёма, который начался с  1910 года, алчная буржуазия и царизм выжимали из рабочей силы и недр Ленских приисков всё больше и больше золота. В компании «Лензото» царила самая жестокая эксплуатация рабочих, которая соединялась с их полным бесправием, граничившим с самым натуральным рабством.

Прииски находились в глухой тайге Восточной Сибири, в 1700 км от ближайшей железной дороги. Выбраться оттуда можно было только во время краткой навигации по рекам.

Условия труда рабочих определялись кабальным договором, а по сути — безграничным произволом администрации приисков.

Так, например, рабочие не имели права до окончания срока найма бросить работу, но при этом могли быть уволены в любое время за любой проступок и даже за косой взгляд.

Заработная плата не выдавалась на руки до полного расчёта, но даже при полном расчёте с рабочих удерживали изрядную часть уже заработанных денег. В счёт заработка рабочим выдавались продукты самого низкого качества, которые те обязаны были покупать, а с тех, кто покупать продукты в хозяйской лавке отказывался, при расчёте всё равно удерживали стоимость того, что рабочий не купил, «но должен был купить».

Рабочий день по договору был определён в 10-11,5 часов, но администрация на местах часто удлиняла его по своему усмотрению.

Рабочие находились в полной власти и зависимости от управляющих приисками и их ближайших подручных. К услугам администрации была вся местная государственная машина: полиция, жандармы, чиновники прокуратуры и фабричной инспекции, судьи, офицеры и генералы — все они находились на содержании у золотопромышленников. Ленское товарищество «Лензото» вело себя в своих огромных владениях, как жестокий феодальный князь. Управляющего промыслами Ленского товарищества Белозёрова называли королём тайги. Ленин писал о приисках, что они оставались одним из «таких уголков, где точно вчера было крепостное право».

Каторжные условия труда и быта рабочих, задержки выплат и большие удержания из заработанных денег, продажа некачественных продуктов втридорога, насилие и самоуправство администрации и полиции, всё это вызывало неоднократные волнения на Ленских приисках. В конце февраля 1912 года на одном из участков добычи, где положение рабочих было особенно тяжёлым, началась забастовка. Администрации прииска было выгодно в ответ на забастовку просто «закрыть» добычу и выгнать всех рабочих. Но для этого требовалось нарушить условия договора, срок которого истекал только в сентябре. Для того чтобы получить «законный» повод для массовых увольнений, администрация прииска сама стала провоцировать рабочих на протесты и выступления. Конкретным детонатором стачки послужила выдача рабочим тухлого конского мяса. Это было чересчур даже для самых смирных и забитых трудяг.

Возмущенные  рабочие объявили забастовку, выбрали из своей среды депутатов и послали их на все окрестные золотые прииски «Лензото». К 1 марта забастовал целый ряд приисков. Представители отдельных участков собрались вместе и решили создать общий стачечный комитет, который должен был превратить локальные забастовки во всеобщую стачку Ленских приисков. На всех приисках, участвующих в забастовке, были организованы местные стачкомы, а во всех рабочих бараках были избраны старосты. Организационное начало забастовки было положено.

Центральный стачечный комитет «Лензото» начал переговоры с администрацией. От имени правления переговоры с забастовщиками вёл окружной инженер Тульчинский. В результате переговоров ему удалось убедить меньшевистски настроенных рабочих делегатов прекратить забастовку. С этого момента Центральный стачком раскалывается надвое: большевистски настроенные члены стачкома протестуют против соглашательской позиции части делегатов и тут же разворачивают агитацию в массах против прекращения стачки.

Поскольку мнения рабочих и позиции местных стачкомов разделились, было решено устроить тайное голосование по вопросу о выходе на работу. Для этого утром 25 марта на одном из приисков были установлены бок о бок две пустые бочки, на которые были приклеены ярлыки: «пойду на работу» и «не пойду на работу». Голосующие рабочие опускали в бочки обе руки, в одной из которых был зажат камешек. Внутри бочки ладонь с камнем разжималась. Вскоре бочка с надписью «не пойду на работу» была заполнена доверху, а в бочке соглашателей нашли только 17 камней.

Итак, 27 марта стачка на приисках стала всеобщей. В ней участвовало свыше 6 тысяч человек. Под руководством большевистски настроенных рабочих забастовка проходила дружно и организованно. Буквально на глазах менялись люди. По свидетельствам очевидцев, в грязных бараках, где ещё вчера «ползали измождённые тени, а не люди», был наведён весь возможный порядок. Люди распрямились, умылись, перестали материться, начали обращаться друг к другу на «Вы». «В тысячах глаз читалось воодушевление, какое бывает у гордых воинов, идущих на бой за правое дело»[1].

Несмотря на мирный характер стачки, по требованию правления на прииски был направлен большой отряд солдат. Начальник жандармского отделения ротмистр Трещенков с провокационной целью арестовал нескольких членов стачечного комитета. Воинская часть, прибывшая на прииски, была в оперативном отношении подчинена жандармам. Поэтому Трещенков приказал военным «не останавливаться перед применением силы» к рабочим, если те попытаются выручить своих товарищей из-под ареста.

4 апреля 3 тысячи рабочих подписали заявление о том, что все они вышли на забастовку сознательно, без всякого подстрекательства или принуждения, и направились с этим заявлением к прокурору в Надеждинский прииск. Длинные вереницы рабочих потянулись к конторе прииска, сливаясь на дороге в одну чёрную ленту, растянувшуюся на 4 км. По одну сторону дороги был крутой обрыв в реку Бодайбо, а по другую — штабеля брёвен. О том, что рабочие собираются в этот день идти в Надеждинский, жандармы знали заранее. Поэтому на подступах к прииску были выстроены солдаты, которые полностью перекрыли дорогу, по которой двигались рабочие. К рабочим вышел их «старый знакомый» — инженер Тульчинский и начал уговаривать разойтись. Передние ряды рабочей колонны замедлили шаг, а затем остановили движение. Но трёхтысячная толпа, растянувшаяся на узкой дороге, продолжала напирать. Вместо того чтобы убрать с дороги солдат и дать колонне пройти, одна за другой прозвучали боевые команды: «Залп!», «Залп!», «Залп!».

ленск расст 4В то утро было убито и ранено более 500 рабочих. Новое кровавое злодеяние самодержавия вызвало волну возмущения по всей России. Начались массовые забастовки протеста. Во многих городах прошли революционные демонстрации. По требованию социал-демократических депутатов Госдума была вынуждена организовать следственную комиссию и заняться обсуждением событий на Ленских приисках. Министр внутренних дел Макаров, приглашённый для объяснений в Думу, закончил свои «объяснения» словами настоящего царского людоеда: «Так было, так будет».

ден расстр 3Огромное политическое движение рабочего класса было ответом на расстрел и наглые слова Макарова. Позже Ленин писал: «Ленский расстрел …явился точнейшим отражением всего режима 3-июньской монархии». Он указывает, что не борьба за отдельные права, а общее бесправие толкает рабочих на решительную борьбу с царизмом. «Именно это общее бесправие русской жизни, именно безнадёжность и невозможность борьбы за отдельные права, именно эта неисправимость царской монархии и всего её режима выступили из ленских событий так ярко, что зажгли массы революционным огнём»[2].

лен расс2Подчёркивая историческое значение кровавых событий в «Лензолото», Сталин писал в майском номере газеты «Звезда»: «Ленские выстрелы разбили лёд молчания, и — тронулась река народного движения. Тронулась! Всё, что было злого и пагубного в современном режиме, всё, чем болела многострадальная Россия — всё это собралось в одном факте, в событиях на Лене. Вот почему именно ленские выстрелы послужили сигналом забастовок и демонстраций»[3].

Всё. Краткое описание массового убийства на Лене дано, точные политические выводы сделаны. Можно было бы поставить точку в статье.

И всё же чем больше документов и материалов, имеющих отношение к этому делу, проходило через наши руки, тем яснее становилось, что точку ставить нельзя. На это имеются, минимум, две больших причины.

Дело в том, что современная буржуазная историография к событиям 1912 года притягивает за уши обстоятельства дня сегодняшнего. Она преподносит Ленские события как попытку рейдерского захвата приисков «Лензото» со стороны конкурентов-золотопромышленников. В этой связи рабочая забастовка рассматривается ее холуями-историками как забастовка, организованная рейдерами с целью «расшатать ситуацию» на приисках, сорвать производство, лишить хозяев прибыли на более-менее длительный срок и, наконец, прибрать «Лензото» к рукам. Законные хозяева приисков просто, мол, защищали свою собственность от конкурентов, рабочих под пули подставили эти нечестные конкуренты-рейдеры, а рабочие сами виноваты в том, что поверили этим рейдерам, согласились быть орудием в их руках и не оценили того счастья, которое имели при «старых» хозяевах. (Даже слепой увидит здесь явный намек на технологии «цветных революций», ставших популярной у современной империалистической буржуазии формой слива революционного рабочего движения.)

Видимо, эти «писуны» от истории толком не разбирались во всех обстоятельствах, связанных с расстрелом. Или сознательно утаивают их. Они «забывают» сказать о том, что в тот момент любого «рейдера», покусившегося на прибыльное производство, частично принадлежавшего царской семье, частично – хозяевам 1/4 всей британской экономики, частично – крупнейшим российским банкирам, мгновенно стёрли бы в порошок. Таковых сумасшедших капиталистов-«рейдеров» в России тогда просто не могло существовать. (Это примерно как сейчас попытаться забрать у известных лиц «Газпром».)

Далее буржуазные идеологи утверждают, что забастовка и расстрел на Ленских приисках есть следствия уголовно-бандитской затеи самих рабочих. Дескать, условия труда и быта в «Лензото» были нормальными для того времени, однако рабочие видели «живое» золото, много золота, которое уходило в казну. Они решили, что такое положение несправедливо, возбудились и организовали банду с целью присвоения всего добытого золота, которое содержалось на складах. Но этого рабочим показалось мало, и они вознамерились, как некогда вор и разбойник Пугачёв, забрать себе чужую производящую собственность в виде  приисков с наиболее высокой золотоносностью. На справедливую борьбу с таким бандитизмом и для восстановления законности были высланы правительственные силы. Бандиты-рабочие напали на эти силы, но в честном бою понесли тяжёлые и заслуженные потери. Чего теперь о бандитах плакать?

Эти позиции буржуазных фальсификаторов истории есть первая причина, по которой следовало бы внести ясность в Ленские события.

Но есть и наша позиция. При изучении материалов мы часто наталкивались на факты и обстоятельства, которые были как будто списаны с недавних заметок РП-Информ. Иногда мы говорили друг другу: «смотри-ка, вот ситуация, как сейчас на Сабетте» или «а вот подобное положение было на Орджоникидзевском руднике в конце 90-х» или «похожее дело было в прошлом году в «Макеевугле», когда Захарченко приказал арестовывать тех, кто не вышел на работу».

Мы против механических параллелей в истории. Каждая ситуация особенная, но при этом нужно видеть в целом ряду событий то общее, что их объединяет. Нынешним сознательным рабочим, а уж рабочим активистам и подавно, было бы глупо игнорировать полезный и конкретный опыт борьбы предшественников. Исторические материалы по Ленскому расстрелу не будут лишними и тем из нас, кто ведёт занятия с рабочими в кружках и секциях, поскольку без примеров из реальной жизни и быта рабочего класса царской России занятия по эпохе 1900-1917 гг., становятся сухими, тяжеловесными, не дающими глубокого понимания теоретического материала.

Наконец, нужно было учесть, что многие наши трудящиеся охотно повторяют за буржуазными идеологами официальную ложь и глупость о Ленском расстреле из-за её примитивности: справа — добрый царь и хорошие хозяева-капиталисты, а слева — уголовные отморозки-рабочие. Мы считаем, что за исковерканное мелкобуржуазной идеологией сознание трудящихся масс нужно бороться здесь и сейчас. Это всё наши люди, и других, сразу сознательных, политически образованных и готовых к революционной борьбе за социализм, у нас не будет.

Поэтому мы сочли необходимым пригласить наших читателей с собой — туда, где в начале 20 века разыгрался настоящий кошмар.

Добро пожаловать на Ленские прииски.

«Лензото»

«Лензото» – слово непривычное. Это сокращённое название Ленского золотопромышленного товарищества – старейшего предприятия этого профиля в Приленском крае. Его организовали в начале 50-х годов 19 века три иркутских купца, Кокорин, Баснин и Катышевцев. Начальный капитал «Лензото» составлял 41 тысячу рублей серебром.

К началу 70-х годов наиболее богатые золотые россыпи истощились, средств для дальнейшей разведки и разработки золота не хватало. Из Общества выбыл один из его основателей, Кокорин. Товарищество оказалось в затруднительном положении и вынуждено было брать деньги в долг. Этим воспользовалась группа петербургских банкиров во главе с Гинцбургом — «добрым другом» императрицы Марии Фёдоровны. Гинцбург скупал векселя[4] Баснина и Катышевцева, разорил их дотла и завладел всем предприятием «Лензолото». Оно было переименовано в Паевое общество «Лензолото Гинцбурга и Ко».  Через царскую семью и самого Гинцбурга «Лензото» оказалось тесно связанным с российским и европейским финансовым капиталом.

Шли годы, а внутри Паевого общества не прекращалась борьба за овладение всей добычей ленского золота. К 1896 году собственных средств «Лензото» было уже недостаточно для дальнейшего развития разведки и добычи. Поэтому Паевое общество было преобразовано в современное капиталистическое предприятие – акционерное общество. В самом АО наиболее влиятельной группировкой по-прежнему оставались Гинцбурги и банкирский дом Мейер и Ко, которым в совокупности принадлежало 65% всех акций. Для дальнейшей капитализации Ленских приисков Гинцбурги во всю используют свои связи при дворе и добиваются прямого царского распоряжения Государственному банку о «самом широком кредитовании указанного предприятия». Перед Гинцбургом распахнулась вся русская казна.

Постепенно «Лензото» становится самым крупным предприятием в Восточной Сибири. В 1897 году от богатого прииска Федосиевский была протянута железная дорога до города Бодайбо.

Однако в это же время царизм начинает активную политику захватов на дальнем Востоке и в Персии, и поэтому остро нуждается в деньгах. «Лензото» сильно задолжало Госбанку, отношения с ним стали для акционеров невыгодными, так как Госбанк поставил выдачу дивидендов и новых ссуд в зависимость от уплаты «Лензото» процентов по уже взятым ссудам и постепенного погашения основного долга. Акционеры начинают упорный поиск такого кредитора, интересы которого в отношении прибыли «Лензото» полностью совпадали бы с их интересами. Таким кредитором стали крупные английские финансисты, Уотт, Стирлинг, Дрисколл и Лэнг, совместно владевшие банком Ллойда, Английским банком и ещё рядом банков помельче. Эти люди пользовались большим влиянием в Зимнем дворце и в царском правительстве. Именно к ним не раз обращался царизм за большими кредитами на вооружение, постройку железных дорог, шахт и т.п.

После предварительной разведки британские финансисты убедились в реальности огромных прибылей от «Лензото» и поспешили на помощь Гинцбургу и компании. В 1908 году специально для финансирования «Лензото» в Лондоне образуется общество «Лена-Голдфилдс лимитэд». Так тесно переплелись интересы царской семьи, английских финансовых воротил и русских монополистов.

К 1910 году, после мощных денежных вливаний, вся золотопромышленность огромного Бодайбинского района сосредоточивается в руках «Лензото». К 1911 году Общество контролирует золотодобычу в двух горных системах – в Витимском и Олекминском горных округах общей площадью 38 642 десятины, или 42 279 га. На этом пространстве «Лензото» владело 433-мя приисками, из которых к 1912 году в разработке находились 52, а остальные были в резерве и ждали начала разработки. Интересно, что за аренду огромных государственных земель «Лензото» платило царской казне просто смешную ренту — от 10 до 20 копеек за десятину. Уплачивая эту мизерную ренту, оно получало невиданные барыши, выжимая их из своих рабочих.

К началу 1911 года «Лензото» по размерам своих капиталов обгоняет все золотопромышленные предприятия России и становится одним из крупнейших в мире. В то же время лондонская контора «Лена-Голдфилдс лимитэд» становится фактическим хозяином «Лензото». Англичане скупают у русских акционеров доли в «Лензото» и доводят своё участие в нём до 70%. Часть этих акций преподносится в дар царской семье, часть распределяется по символической цене среди членов русского правительства. При этом некоторые министры и ответственные сановники царского кабинета вводятся в состав правления «Лензото». Так, директор Государственного банка Бояновский был и акционером, и членом правления «Лензото», а министр торговли и промышленности октябрист Тимирязев вообще добровольно подал в отставку со своего поста и перешёл на службу в «Лена-Голдфилдс лимитэд». Привилегированными акционерами «Лензото» были граф Витте, новый министр торговли и промышленности Тимашев и сама вдовствующая императрица Мария Фёдоровна, мать Николая II. В карманы кучки акционеров текли миллионные прибыли. За период 1907-1910 гг. чистая прибыль «Лензото» составила более 14 миллионов рублей.

С лета 1909 года вокруг акций «Лензото» развернулись биржевые спекуляции. Через биржевых дельцов эти спекуляции велись крупными акционерами Общества с целью разорить мелких держателей и перехватить у них все акции.

Монополия

В общем, к 1912 году «Лензото» не только превратилось в крупнейшую золотопромышленную монополию, но и установило тотальный контроль над экономической и политической жизнью огромного Приленского края. Причём власть «Лензото» в тайге непрерывно возрастала по мере того, как вытеснялись его конкуренты в экономике. Подкупами и подачками прибиралось к рукам золотопромышленников всё местное начальство, от почтмейстера до губернатора. По указке хозяев и администрации «Лензото» смещались все неугодные должностные лица и замещались лицами, угодными Обществу. В 1911 году «Лензото» приняло на себя большую часть расходов местных земств и тем самым поставило их в полную зависимость от себя.

Полиция края покупалась оптом и в розницу: помимо больших подношений старшим чинам, дельцы платили всем полицейским дополнительное жалованье в размере 40-50 рублей в месяц; за счёт Общества полиции предоставлялись устроенные помещения, топливо, освещение, питание и другие виды довольствия. Позднее комиссия сенатора Манухина, которая по поручению Госдумы обследовала Ленские прииски после расстрела 4 апреля, вынуждена была подтвердить, что «полицейские чины фактически находились в подчинении приискового управления, от которого получали служебные приказания и награды»[5].

На содержании «Лензото» находилась вся инспекция горного надзора, мировые судьи, тюремщики и почти все местные попы.

Добавочное жалованье получали и воинские команды. Комиссией Манухина было установлено, что на содержание воинского гарнизона Бодайбо  с 1908 по 1912 гг. «Лензото» потратило 9767 рублей, а на содержание Киренского гарнизона было израсходовано 10200 рублей только за первое полугодие 1912 года. Отдельные денежные пакеты от «Лензото» получали все офицеры этих частей. Такие обстоятельства сыграют в скором будущем самую пагубную роль.

Дело дошло до того, что правление Общества попыталось напрямую командовать иркутским губернатором Бантышем. Этот чиновник был вовсе не против обильных подношений от приисков, но, тем не менее, просил дельцов «хотя бы соблюдать известные приличия». Но когда в ноябре 1911 года дело коснулось выделения солдат на длительные бесплатные работы в пользу «Лензото», дельцам было плевать на все и всякие «известные приличия». Посреди белого дня губернатору принесли большой пакет с деньгами прямо в присутствие, потребовали снять со службы до двух рот солдат, выдать им лопаты и отправить на один из новых приисков «для производства земляных работ». Бантыш возмутился такой наглостью правления, солдат дать отказался и в тот же день отправил доклад генерал-губернатору, из которого видно реальное положение и влияние ленских золотопромышленников. Губернатор писал, что «Лензото» «поит, кормит, учит, лечит, казнит и милует тысячи людей. Почти исключительно «Лензото» даёт деньги и на содержание правительственных чиновников… Стоит только тому или другому чиновнику перестать поддерживать отношение к «Лензото», и его возьмут измором, отоплением, электричеством и тому подобное»[6]. Фактически губернатор докладывал своему начальству о том, что в крае существует параллельная власть, которая гораздо сильнее власти официальной.

«Дети иркутских подонков»

Хотя головная контора Ленских приисков находилась в Лондоне, оперативное управление Обществом проводилось из Петербурга. Председателем российского правления Ленских приисков в 1912 году был М. Мейер, директорами правления – владельцы банкирского дома братья Гинцбурги, членами правления – главный государственный банкир Бояновский и крупный капиталист Лапин. Для непосредственного управления приисками было создано приисковое управление, которое подчинялось главному правлению в Петербурге. С 1902 года главноуправляющим приисками был назначен делец и авантюрист Белозёров. Царский горный чиновник Кржижановский в своём докладе губернатору Бантышу характеризует Белозёрова так: «Природный ум, сметка, нахальство, полное отсутствие нравственных качеств, дитя иркутских подонков, неоднократное выступление в роли альфонса – вот те отличительные черты, которыми обладал Белозёров»[7]. Эти качества Белозёрова высоко ценились в Петербурге. Главное правление «Лензото» выплачивало ему «скромное» жалованье в размере 150 тысяч рублей в год, а также премии за каждый пуд добытого золота. Всего с 1905 по 1909 годы Белозёров получил более 216 тысяч одних только «премиальных» рублей[8]. Помощником Белозёрова был А. Теппан – старый друг и приятель по службе в Компании промышленности. Теппан был «немец по происхождению и курляндский барон-крепостник по убеждению». Хороший инженер, досконально знающий царское горное законодательство. Теппану был положен оклад в 30 тысяч рублей и различные премии, за что с него потребовали «закрыть глаза на все безобразия и исполнять только лишь волю Белозёрова».

Управление всеми приисками было разделено на 3 дистанции – большие административно-технические участки. Во главе каждой дистанции стояли свои управляющие. Почти все они были «практиками», не имевшими элементарного горно-технического образования. Они выслужились из низших служащих благодаря собачьей преданности начальству. Инженеры среди управляющих дистанциями и приисками были редким исключением. (То же, что и сейчас повсюду в России, что в промышленности, что в с\хозяйстве.)

Сами прииски распределялись по трём дистанциям. Во главе первой и третьей дистанций стоял С. Черных по прозвищу «старый волк». В 80-х годах 19 века из-за грубого недосмотра Черных, который работал тогда смотрителем золотодобывающей шахты, погибло от отравления газами при взрыве более 50 каторжан-горняков. За это преступление Черных наказан не был. Черных был отъявленной сволочью. Много слёз пролили приисковые женщины из-за его бесчинств. В 1910 году по случаю приезда начальства Черных устроил пикник-оргию, после которого одна девушка-работница повесилась, не выдержав насилий и различных издевательств[9]. Но Белозёров очень высоко ценил Черных, которого считал другом и своим доверенным лицом.

Помощниками Черных были:

— заведующий Иосифо-Ивановским управлением А. Смит по прозвищу «Злая тигра». Постоянно матерился и бил рабочих. Мог ударить и женщину;

— заведующий Иннокентьевским управлением М. Патюков по кличке «Зуб». Также не мог общаться с рабочими без ругани и бесконечных штрафов.

К 1912 году основная деятельность «Лензото» была сосредоточена на приисках второй дистанции, которая вытянулась вдоль реки Бодайбо и по её притокам. Там были открыты большие запасы золотого песка и оборудованы 29 приисков. На второй дистанции работал и знаменитый Феодосиевский прииск, от которого протянули ветку железной дороги, в то время как на прииски первой и третьей дистанции вела труднопроходимая таёжная тропа, удобная для сообщения лишь зимой, когда эта тропа превращалась в таёжный «зимник».

Дороги на прииски – это важное обстоятельство ленского дела. Они также сыграют свою печальную роль в судьбе рабочих.

Во главе второй дистанции был поставлен В. Савинов. Этот негодяй заслуживает особого внимания, так как его методы ведения дел, да и сама личность его были типичными для всей администрации «Лензото». Жестокий самодур и развратник, ни чести, ни совести. Считал себя первым знатоком геологии в Восточной Сибири. В устройстве и разработке копей следовал раз и навсегда заведённому шаблону, новшеств и дельных предложений в технике и технологии не терпел. При закладке новых шахт игнорировал буровую разведку, с рельефом местности не считался. Старые ленские рабочие вспоминали: «придёт к месту, которое показалось ему подходящим, топнет ножкой, и бьётся новая шахта». Только на Феодосиевском прииске были брошены 3 шахты из-за таких «методов» выбора места.

Савинов открыто презирал рабочих и их труд, выдумывая абсолютно лишние работы. Например, заставлял кузнецов делать гвозди вручную из старых поковок, тогда как на складах ржавели горы новых готовых гвоздей. Материалов для ремонта не выдавал, требовал, чтобы рабочие вытаскивали и выпрямляли старые гвозди и шпильки. За своё зверское отношение к рабочим высоко ценился Белозёровым и был его первой опорой на приисках дистанции.

Вторая дистанция разделялась на четыре управления. Феодосиевским командовал Самохвалов, прислужник Белозёрова по кличке «Палач». Это был настоящий садист, рукоприкладчик и блядослов. Прокопьевское возглавлял инженер Кобылянский по прозвищу «Копыто»: избивал рабочих, как-то избил до полусмерти девочку-подростка за то, что она «не так» с ним поздоровалась. Его рабочие особенно ненавидели. Иннокентьевское управление досталось в руки Власову. Этот был самым развратным из всего белозёровского выводка. Насиловал молодых жён и дочерей своих рабочих. Наконец, в Андреевском управлении ворочал делами Цынберг. Этот рук не распускал и в насилиях замечен не был, но изводил рабочих придирками и штрафами. Такая вот подобралась милая компашка.

В распоряжении каждого управляющего был целый штат служащих рангом пониже: смотрители, нарядчики, старшие рабочие, становые, надворные и т.п. Таких служащих рабочие метко называли «кнуты». Над рабочими постоянно нависала огромная армия надзирателей и охранников, которых набирали из вольнонаёмных либо командировали прямиком из штатов полиции. В шахтах постоянно дежурили полицейские и охрана. Для того чтобы добиться от этих категорий служащих беспрекословного подчинения и верности, правление «Лензото» и местная администрация привлекали их к участию в прибылях, распространяя среди них мелкие акции.

Становится понятно, что попрание человеческого достоинства рабочего на Ленских приисках было возведено в абсолют. Рабочему со всех сторон давали понять, что он животное, что он стоит на низшей ступени социальной лестницы. Самый ничтожный служащий называл рабочего на «ты» и никогда не подавал руки. Самое грубое обращение с рабочими не вызывало никаких действий со стороны правления «Лензото». Алчные воротилы и администраторы Общества были глухи к самым насущным нуждам рабочих, равнодушны к их гибельному положению.

Жизнь и быт рабочих на приисках

К 1912 году на 36-ти хозрасчётных приисках числилось около 9 тысяч рабочих, из них 6655 человек были непосредственно заняты на золотодобыче. Ещё на 16-ти приисках, отданных в аренду мелким артелям, работало около тысячи старателей. Всего, с учётом рабочих железной дороги и пароходства, на Ленских приисках числилось 11 тысяч человек.

До 70-х годов 19 века основная масса рабочих на приисках была из местных жителей, ссыльных и каторжан. К началу 80-х годов процент ссыльных и каторжников в общей массе рабочих Товарищества доходил до 82: золотопромышленники предпочитали труд этих категорий, так как считали ссыльных и каторжан «более сговорчивыми» и дешёвыми рабочими. Справка: каторжане на Ленских приисках работали до середины 1905 года, когда последовало распоряжение генерал-губернатора Восточной Сибири «прекратить снабжение приисков каторжанами»[10].

С середины 80-х годов состав рабочих на приисках начал сильно меняться. В 90-е годы была построена Сибирская железная дорога, связавшая Сибирь с Европейской Россией. В период свирепого экономического кризиса 1900-1903 гг. огромные массы рабочих не находили применения своему труду в центральных районах страны. Они устремлялись «за лучшей жизнью» на окраины империи. Расслоение деревни, ускоренное столыпинской реформой, гнало на заработки десятки тысяч крестьян. В итоге к 1912 году больше 50% ленских приисковых рабочих были выходцами из Центральной России. Но среди рабочих оставались и ссыльные.

В таких условиях золотопромышленники не испытывали недостатка в рабочей силе. Избытком рабочих рук они пользовались для того, чтобы регулярно снижать заработную плату своим рабочим. В сохранившихся документах из переписки хозяев «Лензото» можно найти такие вот циничные заявления: «Раз наёмка на прииски является для известной части населения истым благодеянием, то можно этим обстоятельством воспользоваться для того, чтобы понизить (на 30%)  плату против существующей у нас теперь»[11].

Основная масса рабочих Ленских приисков была в возрасте от 20 до 40 лет. Это не случайно. Вынести суровый климат, а главное, необычайно тяжёлые условия труда и быта было под силу только здоровым и физически сильным рабочим. Но редко кто из них выдерживал более 3 годовых контрактов, поэтому текучесть кадров в «Лензото» была высокой. Значительное число рабочих были одинокими или «вынужденно одинокими», так как администрация всячески противилась приёму на работу семейных. Семейные были вынуждены оставлять детей и жену где-нибудь в округе и уже «холостыми» являться на работу. И всё же на многих приисках работали и жили семейные рабочие. К концу 1911 года  на дистанциях было около 2500 детей. Достигнув 12 лет, дети были обязаны идти работать вместе с родителями. Таково было условие «Лензото». В противном случае рабочего увольняли, а семью выгоняли в тайгу, на мороз. Платили за детский труд на 50-60% меньше, чем взрослым рабочим. За 1911 год от непосильного труда и болезней, связанных с опасными и вредными факторами золотодобычи, на Ленских приисках умерло и погибло 68 детей[12].

Появление на приисках рабочих из центральных губерний привело к росту числа грамотных, которых к 1912 году было уже более 40%.

Одновременно с количественным и качественным изменением состава ленских рабочих изменялись и их потребности и запросы. Прежний рабочий был готов работать за нищенскую плату, лишь бы ему не запрещали при этом заниматься «шурованием», т.е. самостоятельными поисками самородков и золотого песка, в расчёте на удачу. Новый рабочий, выброшенный из деревни или с фабрики, полагаться «на удачу» и «шуровать» не хотел, тем более что к тому времени крупные самородки и богатые золотые пески стали большой редкостью. Новый рабочий не желал мириться с произволом хозяев, с грабежом и унижениями. Он требовал нормальных условий своего труда и быта.

Договор

Да, рабочий требовал. Но встречал на Ленских приисках настоящую каторгу со всеми её крепостническими атрибутами. Приезжие рабочие попадали в кабалу «Лензото» ещё до официального трудоустройства. К моменту прихода в контору прииска несчастный человек успевал распродать всё своё нехитрое имущество, задолжать вербовщикам «Лензото» за дорогу и жильё, наголодаться и измучиться. Поэтому он был уже готов на любую работу, на любую определённость, которая давала копейки на хлеб и нары в бараке.

При найме на прииск с рабочим заключался особый договор на срок с момента подписания до ближайшего 10 сентября. Договор с «Лензото» был для рабочих «котом в мешке»: они не только не участвовали в выработке текста, но часто вообще не знали о его содержании. Рабочих приглашали в контору, выкладывали на стол договор, показывали, где ставить подпись и быстро прятали договор в сейф. Под чем подписался работяга – иди гадай. Текст договора нигде не вывешивался публично, как того требовали даже царские законы. (Сейчас примерно так и делается практически на всех более-менее крупных предприятиях.)

По истечении срока договора «Лензото» было обязано рассчитаться с рабочими и дать им бесплатный проезд на пароходе от Бодайбо до Киренска. Оттуда до Иркутска рабочие должны были добираться сами.

Срок окончания договора был ловушкой для рабочих. К 10 сентября замерзали реки, и выехать из промыслового района было практически невозможно. К тому же  к этому дню сворачивались работы в артелях на мелких приисках, рабочие высвобождались до апреля следующего года, и поэтому у них просто не оставалось никакого иного выхода, как продлевать свой контракт с «Лензото», чьи предприятия работали круглый год. Но при этом администрация «Лензото» пользовалась безвыходным положением рабочих и предлагала такие условия нового договора, какие считала нужными. Заключение договора по 10 сентября было важным средством для снижения зарплаты и ухудшения условий труда и быта рабочих.

Когда на приисках работала думская комиссия Манухина, рабочие требовали переноса срока договора на весну. «Лензото» категорически отвергло это требование и согласилось лишь на перенос даты расторжения с 10 на 1 сентября.

Согласно преамбуле договора рабочие «обязаны были исполнять всякую работу, как на приисках, так и в разведочных партиях, куда бы их не назначило промысловое управление»[13]. При найме в Бодайбо рабочие должны были идти пешком до места работы и обратно в среднем по 25 вёрст в день, получая только суточное питание в виде 2,5 фунта ржаных сухарей и холодную воду. «Копытных», т.е. денег за большие переходы на место и обратно, не платили вообще.

В договоре указывалось, что в тех местах постоянной работы, где отсутствовало жильё, рабочие должны были строить себе временные жилища «во внерабочий период». В случае заболевания рабочего дни болезни ему не оплачивались. Отдых в «летний период, с 1 апреля до 1 октября», предоставлялся рабочему «по усмотрению администрации, но не более двух дней в месяц». (В сегодняшней России кое-где уже имеются отдельные элементы «райских» условий, подобных ленским. Теперь понятно, к какому эталону стремятся современные российские капиталисты.)

Раз в месяц рабочим в счёт зарплаты выдавались различные товары и продукты из лавок «Лензото», а также деньги «в размере по усмотрению приискового управления». Полный расчёт деньгами производился только по окончании срока договора.

Ясно, что такой договор был выгоден только хозяевам «Лензото». Рабочего он ставил в абсолютно беззащитное положение. Одно только обязательство рабочего исполнять всякую работу и не отказываться от перевода с одного места на другое давало администрации огромную власть: «недовольных и дерзких» всегда можно было перевести с более-менее сносной работы на плохую, часто даже вредную или опасную работу, или отправить рабочего в сильный мороз на дальние прииски, отстоящие от прежнего места работы на сотни таёжных вёрст, куда он гарантированно не дойдет. Этот пункт договора был не просто способом расправы с неугодными рабочими. Это был фактически завуалированный способ казни. Если в  пути «неудобный» рабочий погибал, то считалось, что он сам виноват, не уберёгся, никто за него администрацию никогда не наказывал.

Договор предусматривал обязательный труд в системе «Лензото» жён рабочих и ответственность мужей за их невыход на работу. Насчёт обязательности детского труда уже говорилось выше. Положение женщин и детей было крепостническим и совершенно бесправным. К этому вопросу мы ещё вернёмся.

Если рабочий рассчитывался зимой, т.е. после 10 сентября, он лишался бесплатного проезда до ближайшего города. То же касалось и рабочих, рассчитанных «по своей вине», причём эта «вина» определялась самой администрацией прииска или дистанции.

По договору рабочий день был установлен: с 1 апреля по 1 октября – 11,5 часа; с 1 октября по 1 апреля – 11 часов. Но фактически всеми правдами и неправдами рабочий день увеличивался. По правилам внутреннего распорядка дистанций[14] на 1911-1912 гг. первый сигнал на работу давался в 5 часов утра, а работы начинались в 6 утра. За полчаса до начала работ рабочие должны быть на сборном пункте. На ходьбу до места работы, спуск в шахту, а также на ожидание наряда в шахте рабочие тратили 2-3 часа в день. За эти часы денег им не платили. Существовала целая система сверхурочных работ, которая увеличивала рабочий день до 14-16 часов.

По договору на 1911-1912 год количество рабочих дней составляло 312, но фактически рабочие отработали 327 дней. Администрация приисков сплошь и рядом назначала работу в праздничные дни – в виде наказания за «проступки» рабочих.

Зарплата

Договор предусматривал две системы оплаты труда – сдельную и подённую. Большинство рабочих получали подённую плату, чернорабочие от 1,35 до 1,50 руб., а специалисты – от 1,50 до 2,75 руб. 2,75 в день – вроде бы немало. Но, во-первых, 2,75 руб. получали единицы, например, слесари высшего разряда. При этом высшие разряды рабочим присваивались мастерами «по своему разумению». А во-вторых, эта плата была номинальной, которая числилась только на бумаге. Реальная заработная плата сводилась к грошам, на которые можно было существовать впроголодь.

При установлении тарифов на сдельные работы «Лензото» исходило из средней подённой ставки забойщика – 1,50 руб. Смысл этой расценки заключался в том, чтобы стимулировать «старание» рабочих, но при этом не давать им возможности зарабатывать выше установленного уровня. Заработок рабочих сильно зависел от свойств породы и добросовестности подсчёта выработки. На сухой и тёплой породе можно было выработать больше нормы. Но такая порода была редкостью. Обычно работы проводились по вечной мерзлоте или с большим притоком подземных вод. Тогда приходилось оттаивать породу и постоянно откачивать воду. При встрече со скалой нужно было рвать её динамитом. Часто встречался плавучий грунт, в котором разработка золота велась очень сложными и трудоёмкими приёмами. Всё это делало заработок горняков крайне нестабильным.

Сдельщина открывала администрации приисков огромные возможности для злоупотреблений при замере «уроков» и подсчёте дневного заработка шахтёров.

Но и этот скудный заработок не попадал в руки рабочих. В «Лензото» существовала самая  широкая система штрафов и удержаний. Штрафовали рабочих буквально за всё: за самовольную отлучку с прииска, за прогул, за грубость, а чаще всего штрафовали без всякого серьёзного основания. Служащие приисков имели право штрафовать рабочих на сумму до 25 рублей единовременно. При среднемесячном заработке в 42 рубля и с учётом удержаний за еду и жильё один такой штраф означал, что целый месяц рабочий трудился на капиталиста, как древний раб, только за дрянную еду и нары. Если же на рабочего накладывалось несколько штрафов в месяц, то их общая сумма часто превышала заработок, и поэтому при расчёте за год некоторым рабочим фактически выдавали деньги лишь за 9-10 отработанных месяцев.

Пример «штрафного» произвола приводит в своих показаниях депутат Центрального забастовочного комитета И. Кудрявцев: «Придя однажды к себе в забой, я застал там другую артель рабочих. Желая выяснить, почему смотритель шахты перевёл нашу артель в другой забой, я пошёл к нему в «смотрительскую». Но «зуб» просто меня выгнал из помещения, и нам пришлось идти работать в другой забой. В конце месяца я захотел сверить свои записи относительно выработки с записями смотрителя. На этот раз «зуб» не ругался и показал свои записи. Смотрю в конце листа пометка: «штраф 3 рубля – за ругань». – Когда это я тебя ругал? – спрашиваю смотрителя. – А помнишь, когда ты уходил в прошлый раз от меня, то ты что-то бормотал себе под нос. Наверно ругал меня, — пояснил мне в назидание смотритель».

Настоящей пыткой для рабочих была система выдачи зарплаты. Было установлено, что рабочие получали её не только деньгами, но частью в виде талонов и предметов первой необходимости. Рабочие не имели возможности свободно распоряжаться своими деньгами и были вынуждены брать в магазинах и лавках «Лензото» только то, что там предлагалось. При этом рабочие не только теряли до 1/3 своего заработка, но и попадали в полную зависимость от хозяев приисков. Всё продовольствие и все товары в округе находились в руках «Лензото», которое продавало их рабочим по ценам, которые в 2-2,5 раза превышали цены на эти товары в европейской части России. Так, если в дорогой Москве пуд муки 2 сорта стоил 2 рубля, то на Ленских приисках его продавали по 4,40 руб. За пуд соли с рабочих брали 2 рубля 40 копеек вместо обычных 40 копеек. За 16 кг сахара рабочий был вынужден платить 10 рублей – вместо 5 рублей 20 копеек. За один паршивый дальневосточный лимон на приисках просили 5 рублей, в то время как в Москве за 5 рублей можно было купить целое ведро абхазских лимонов.

При всём этом нужно помнить, что рабочие были вынуждены втридорога платить за порченные и гнилые товары, не имея возможности от них отказаться. «Не возьмёшь, всё равно запишем в книжку, как будто взял», — так заявляли рабочим служащие, ведавшие отпуском товаров[15]. Администрация приисков следила за тем, чтобы рабочие не покупали продукты у местных лавочников. Лавки этих торговцев под предлогом борьбы со спекуляцией краденым золотом были окружены заборами и охранялись стражниками. Если рабочего ловили на том, что он заходил в такую лавку, его немедленно увольняли.

Для того чтобы ясно представлять себе, в каких видах выплачивалась зарплата на приисках, рассмотрим данные персональной выплаты за 1911-1912 гг.:

  • — выплачено припасами — 43,9 %;
  • — выплачено талонами — 2,9 %;
  • — выплачено деньгами — 28,6 %;
  • — осталось от зарплаты — 24,6 %.

Первые три позиции ясны. А что такое «остаток от зарплаты»? Это немалая сумма, которую «Лензото» постоянно недодавало своим рабочим. Дело в том, что по договору «Лензото» оставляло за собой право производить полный расчёт с рабочими не ранее, чем 10 сентября. Если рабочие были вынуждены оставаться работать ещё на один год, то они юридически не получали окончательного расчёта, а значит, не получали и положенного в этом случае остатка от зарплаты за прошедший год. Таким путём «Лензото» много лет подряд переносило свою задолженность рабочим из одного года в другой. (Метод удержания заработных плат рабочим, от которых они страдают в современной России (несвоевременная выплата и т.п.), как видим, очень старый.)

Нередко эта задолженность просто «списывалась» под различными предлогами (плохое поведение рабочего, неопрятный внешний вид, частые болезни, невыход на работу беременной жены и т.п.), и рабочие вообще не получали этих денег. Становится очевидно, что по совокупности всех этих обстоятельств приисковые рабочие получали такую реальную зарплату, которой едва хватало, чтобы не свалиться от голода[16].

О «райских» условиях труда

Работа в шахтах «Лензото» велась непрерывно в течение всего года, днём и ночью. Условия труда в шахтах были ужасными, меры по технике безопасности и охране труда отсутствовали напрочь. Механизация была самая примитивная. Откатка породы производилась вручную, рабочие катили тачки прямо по неровной выработке.

Спуск и подъём из шахты проходили по стремянкам без перил. Рабочие часто соскальзывали с таких лестниц и падали на головы своих товарищей. Опасность труда росла из-за недостаточного освещения выработок: глубокий ствол кое-как освещали 1–2 лампы. Шахтный ствол был общим для людей, материалов и инструментов. Достаточно было уронить при спуске или подъёме топор, лом, кайло и т.п., чтобы тяжело ранить или убить тех, кто находился ниже.

Освещение и оборудование самих забоев также было плохим. Здесь помимо экономии на лампах, топливе и прочих приспособлениях играли роль и другие соображения. В шахтах иногда попадались золотые самородки. Рабочий, нашедший такой самородок, был обязан сдать его администрации по твёрдой цене – 3,60 руб. за золотник, если вес найденного золота не превышал 1,4 кг, и по 1 рублю за золотник, если самородок был тяжелее 3 фунтов. Частные скупщики платили за самородки больше. И вот для того, чтобы помешать рабочим искать самородки, «Лензото» заставляло их работать в полутьме. (Какие заботливые хозяева! Одно слово — эффективные собственники.)

Крепились шахтные выработки слабо, поэтому шахтёрам постоянно угрожал обвал. В выработки лилась подземная и поверхностная вода, из стен били настоящие водопады. Работать в таких условиях можно было только в непромокаемых костюмах, но «Лензото» или вовсе не выдавало их, либо выдавало дырявые и поношенные. Так что рабочие после 1-2 часов в лаве были совершенно мокрыми.

Так как золотоносная порода часто залегала в вечной мерзлоте, её приходилось отогревать кострами из дров и угля. Механической вентиляции забоев почти нигде не было, а естественной тяги для проветривания выработок не хватало. Поэтому рабочие часто угорали. Для того чтобы отдышаться, нужно было периодически подниматься на поверхность. Но многих угоревших шахтёров приходилось поднимать наверх при помощи грузовой бадьи, поскольку они были едва живы и сами двигаться не могли.

Очень много рабочих отравились при ведении взрывных работ в шахтах. Твёрдые горные породы рвали динамитом. И здесь «Лензото» экономило и выдавало очень плохие сорта «грязной» взрывчатки. После взрывов рабочие шли на место проверить результаты или работать и падали в обморок, или начинали кашлять от взрывных газов до кровавой пены[17]. Часто травились до мучительной смерти сами взрывники, которые собирали взрывпатроны голыми руками: яд проникал через кожу и отравлял кровь. Многие рабочие тяжело болели, но «Лензото» не придавало этому значения. (Английский капитал не будет беречь колониальных рабов. Как, собственно, и свой доморощенный капитал во главе с царем-батюшкой, хозяином Ленских приисков.)

На шахтах не было ни раздевалок, ни сушилок. Рабочие работали в той одежде, в которой приходили из дому. Зимой, когда мороз быстро сковывал потную и мокрую одежду, рабочему нужно было, придя в казарму, оттаивать 30-40 минут возле печки, и только после этого пытаться снять с себя одежду. От такого регулярного обмерзания был обеспечен ревматизм или сильное воспаление лёгких.

Обычным явлением на приисках были несчастные случаи. За 1910-1911 гг. горный надзор зарегистрировал 896 случаев на 5442 рабочих, т.е. более 160 случаев на 1000 человек. Показатель чудовищный даже для войны. (А это и есть война. Классовая и непримиримая, которая во многом гораздо страшнее войны прямой и откровенной. В последней хотя бы сразу понимаешь, кто твой враг и в кого стрелять. А здесь еще немало усилий надо приложить, чтобы понять, отчего приходиться мучаться. Многие грамотные и образованные рабочие в России вон до сих пор не поняли.)

Медпомощь рабочим была поставлена из рук вон. В 1910 году на Ленских приисках работал всего один врач, который обслуживал 4 больницы и 4 фельдшерских пункта, разбросанных друг от друга на десятки километров. Отношение к больным рабочим и членам их семей со стороны администрации и медперсонала было просто вызывающим. Часто в медицинской помощи отказывали заболевшим детям и женщинам, и никто из руководства приисками на это внимания не обращал. Иными словами, настоящей медицинской помощи для рабочих в «Лензото» не было.

Быт

По договору все рабочие «Лензото» имели право на жилую площадь в казармах. Это жильё по условиям найма должно быть сухим, светлым, тёплым, чистым. Каждому холостому рабочему полагалось не менее 14,5 кубометров жилого объёма, а семье «из 4-х человек – не меньше 29 «кубов». Для хозяйственных нужд «Лензото» обязывалось построить и оборудовать отдельные помещения. Горный надзор обязывал администрацию приисков оборудовать все рабочие казармы хорошей вентиляцией. Договором «железно» устанавливалось, что холостые и семейные рабочие будут размещаться раздельно. Так было на бумаге.

А вот «овраги». Типичные рабочие казармы Ленских приисков были одно– или двухэтажными деревянными зданиями возрастом от 10 до 20 лет, построенными без фундамента, прямо на грунте. Поэтому 2-3 ряда брёвен со временем оказывались утопленными в землю, из-за чего стены, полы, потолки и окна были кривыми. Когда искривление стен двухэтажных домов доходило до критического угла, здания рушились, иногда прямо на живущих в них людей. Все жилища были в сквозных щелях, которые постоянно расширялись. Чтобы не замёрзнуть в –40 или –50 С рабочим приходилось делать «ледяную штукатурку» — обмазывать наружные стены мокрым снегом[18].

Внутри казарма выглядела так. Вдоль стен в несколько ярусов тянулись нары. Между  ними кое-где были маленькие каморки для семейных, похожие на большие ящики, в которых дворники хранят мётлы и лопаты. Стены этих каморок до потолка не доходили, а дверной проём завешивался какой-нибудь старой тряпкой. Дверей не было. Так как на крышах казарм лежал «утеплитель» из моха и земли, то через щели в потолке постоянно сыпалась всякая грязь. Поэтому над каморками приходилось подвешивать ситцевый «потолок», немного защищавший людей от комков земли и мха.

Внутри каморки для семейных устраивались две нары с наваленным на них прелым тряпьём. Над нарами прибивались полки для имущества или штыри для детской колыбельки. В общем коридоре на одних нарах длиной 1,5 метра и шириной около полуметра размещался и «жил» холостой рабочий, или, как их называли на приисках, «сынок». Часто бывало и так, что в коридоре на одних нарах по соседству с «сынком» размещалась целая семья. Те семейные рабочие, которые жили в «ящиках»-каморках, считали себя счастливцами: они были хоть немного прикрыты от посторонних глаз.

Для того чтобы хоть как-то помочь мужу в содержании семьи, жена часто брала на своё попечение какого-нибудь «сынка» и за 10-15 копеек в день готовила ему пищу или стирала. Эти отношения в скотских условиях барака не могли не сказаться на семейном укладе. Для рабочих казарм обычными были отвратительные сцены ревности, когда оскорблённый муж на глазах у всех избивал жену и «сынка», который «её совратил». Иногда в ярости рабочие выгоняли своих жён из барака на лютый мороз, и женщины гибли. Под горячую руку попадали и дети, которые пытались защитить от отца свою несчастную маму. Доходило и до поножовщины. Когда в 1912 году началась забастовка, одним из главных требований рабочих было немедленное расселение семейных и холостых по разным казармам.

Отапливалась рабочая казарма одной плитой, которая стояла посреди общего коридора. Мощности плиты не хватало на всю казарму, да и вреда от неё было иногда больше, чем пользы. Зимой тепло держалось лишь в радиусе 2-3 метров вокруг плиты, а у нар и в каморках было настолько холодно, что сапоги с мокрыми подошвами под утро примерзали к полу. Летом от плиты, на которой происходила непрерывная готовка пищи и стирка, в казарме было невыносимо жарко и душно. Плита была «хозяйственным центром» казармы, это была общая кухня, прачечная, сушилка. На плите всегда стояли котелки с пищей, рядом в вёдрах вываривалось бельё. Вокруг плиты на перекладинах и верёвках сушились детские пелёнки, портянки, мокрая шахтёрская роба. Стояла постоянная вязкая вонь, густые испарения от плиты соединялись с едкими испарениями от человеческих тел. Под ногами бегали и ползали дети. Взрослые, мужчины и женщины, семейные и холостые, больные и здоровые, пьяные и трезвые, — все находились в постоянной тесноте, скованности, сутолоке и шуме. Тяжёлая атмосфера давила и нервировала людей, которым было невозможно где-либо укрыться. О нормальном человеческом отдыхе в казарме нечего было и думать.

На лето, чтобы хоть немного отдохнуть и спастись от зловония, духоты, клопов и тараканов, рабочие выбирались из казарм в так называемые «балагашки» — лёгкие дощатые сараи, построенные возле казарм.

На приисках пышно расцветала антисанитария. Находясь постоянно в грязи, рабочие «Лензото» не могли регулярно пользоваться баней. Все приисковые бани были малы и открывались два раза в месяц на два-три дня. За это время рабочие старались отправить туда жён и детей, а сами часто оставались толком немытыми по месяцу, а то и по два. Сами бани были устроены примитивно и содержались по-варварски, так, как будто в них обмывают трупы, а не живых людей. В раздевалку типичной ленской бани входили прямо с улицы. Тамбура не было. Зимой сильно задувало из щелей и окон. Полы проваливались, в паровом отделении висели оголённые электрические провода. Печи коптили. Ни о каких правилах личной гигиены не могло быть и речи. Попадая после долгого ожидания в такую баню, рабочий не радовался, а досадовал, проклиная всё на свете. Надо ли говорить, как в таком положении страдали женщины.

О положении женщин на Ленских приисках уже кое-что было сказано. Напомним, что согласно п. 12 договора, рабочие на прииски должны были являться одни, без семей. Семьи они могли привозить только с разрешения управления приисками. При этом если женщина или девушка получала право проживания на прииске, то она сразу же попадала в самое настоящее рабство.

Сразу же по приезде на прииски молодые и более-менее привлекательные женщины отбирались администрацией и распределялись по домам разных служащих в качестве приходящей прислуги. Быть в положении прислуги у служащих «Лензото» означало, что женщиной будут пользоваться так же, как пользовались крепостными крестьянками феодалы. Жён и дочерей рабочих развращали, заставляли принимать участие в пьянках и оргиях, превращали в содержанок, сексуальных рабынь. Женщин насиловали, отдавали на забаву начальству или дружкам, издевались, как хотели. Такое чудовищное положение было обусловлено договором о найме, где говорилось, что все приисковые женщины и девушки были «обязаны работать прислугой или исполнять другую работу по усмотрению управления». Отцы, мужья и братья не могли защитить своих женщин, не могли отменить ленское феодальное право. Они топили свои оскорблённые чувства в дешёвой водке, а ещё в бессильной ярости дрались вечерами, словно бы вымещая друг на друге свою боль.

Если женщина отказывалась вступать в половые отношения со своим работодателем, или если на защиту её чести вставал муж или брат, всей семье  угрожал немедленный расчёт и выселение с приисков, или в «лучшем» случае перевод на самые тяжёлые, грязные и опасные работы.

Когда на приисках работала комиссия Манухина, ему было подано более 50-ти заявлений от женщин и девушек, которые рассказывали следователям о том, что их силой заставляют сожительствовать с тем или другим начальником из «Лензото». Женщины жаловались на гнусные приставания и постоянные оскорбления, «воспроизвести которые совершенно  невозможно».

Женщины, которые в силу возраста, внешнего вида или по другим причинам избежали участи прислуги, были обязаны в течение трёх дней с момента прибытия на прииск выйти на работу. Как таковой найм этих женщин отсутствовал, всё было организовано намного проще: утром в казармы приезжал «обходной» — приисковый стражник, собирал всех женщин и объявлял им, куда они сегодня пойдут работать. Администрация прииска абсолютно не считалась с тем, насколько тяжела или вредна работа для женского здоровья. Женщин просто выгоняли из казарм и гнали, как скот, туда, куда считали нужным. За отказ от работы женщину и её детей немедленно выгоняли с прииска, а мужа вечером того же дня увольняли.

Подготовили: М. Золин, М. Иванов

Продолжение.

[1] И.Н. Кудрявцев. Ленский расстрел. Воспоминания участника., стр. 46-47. Киев, Изд. «Украинский рабочий», 1934.
[2] Ленин. Соч., т. 18, стр. 87.
[3] Сталин. Соч., т. 2, стр. 238.
[4] Ф. Михалевский. Политическая экономия, стр. 204-205. М. изд. Московский рабочий, 1928.
[5] Делопроизводство сенатора Манухина по расследованию обстоятельств и причин забастовки на Ленских промыслах; ЦГАОР, ф. 1186, д. 113, л. 362.
[6] Там же, д. 118, л. 201.
[7] Там же, д. 111, л. 69.
[8] И.В. Липаев. Очерки Витимо-Олекминской тайги., стр. 26. Иркутскгориздат., 1936.
[9] М.И. Лебедев. Воспоминания о ленских событиях 1912 года., стр. 40. М., Изд-во социально-экономической литературы, 1962.
[10] Каторга и ссылка. 1925, № 07 (20), стр. 19.
[11] Делопроизводство сенатора Манухина по расследованию обстоятельств и причин забастовки на Ленских промыслах; ЦГАОР, ф. 1186, д. 92, л. 27.
[12] Там же, л. 42.
[13] Делопроизводство сенатора Манухина по расследованию обстоятельств и причин забастовки на Ленских промыслах; ЦГАОР, ф. 1187, д. 28, л. 443.
[14] Ленские прииски. Сборник документов под ред. П. Поспелова, стр. 155-157.  М. 1937.
[15] П. Баташев. Ленский расстрел. Воспоминания председателя бюро стачечного комитета, стр. 82. изд. 2-е, Соцэкгиз,  М., 1936.
[16] Делопроизводство сенатора Манухина по расследованию обстоятельств и причин забастовки на Ленских
промыслах; ЦГАОР, ф. 1187, д. 28, л. 219.
[17] Г. Черепахин. Годы борьбы. Воспоминания старого большевика, стр. 57. «Молодая гвардия», 1956.
[18] Там же, стр. 64.

Правда о Ленском расстреле.: 15 комментариев Вниз

  1. «Каторжные условия труда и быта рабочих, задержки выплат и большие удержания из заработанных денег, продажа некачественных продуктов втридорога, насилие и самоуправство администрации и полиции, всё это вызывало неоднократные волнения на Ленских приисках. В конце 1912 года на одном из участков добычи, где положение рабочих было особенно тяжёлым, началась забастовка. »

    В конце 1912-го года???? Расстрел был в апреле! А апрель никак не является концом года!

      1. Забастовка была объявлена на Андреевском прииске 29 февраля. Скорее по тексту имелось ввиду именно конец февраля 1912 г.

        1. Товарищи, разумеется, в конце февраля 1912 года. Спасибо за замечание и просим извинения за неточность. Однако, действительно, стачечные события на Ленских приисках 4 апреля 1912 г. не закончились.

      2. Бывает. Еще ляп ниже тоже был, вот:

        > С лета 1919 года вокруг акций «Лензолото» развернулись биржевые спекуляции.

        Но это же придирки. Ресурс поддерживается усилиями 5-6 авторов, которые готовят качественные БОЛЬШИЕ статьи фактически ежедневно. А поскольку главная мысль статьи явно не в датах, а во вскрытии причин и опровержения буржуазных подлогов, на второстепенные огрехи можно (и нужно) закрывать глаза.

        P.S. Cбоку есть вкладка «Связаться с редакцией» на этот счет ;)

  2. У вас с головой все в порядке? Опечатка — это не ложь. Ложь — это сознательный обман. А здесь вообще нет обмана, здесь даже не ошибка — описка.
    Нет у нас корректора, нету! Ясно вам? Мало кто готов работать бесплатно. А нам платить нечем за работу. Тем более что мы не можем доверить такую работу первому встречному — наисправляет еще в интересах буржуазии…
    Мы проверяем тексты, я лично проверяю, например, перед публикацией. Но я не профессиональный корректор и не могу заметить все опечатки. Как и мои товарищи.
    Описки, на которые указывают читатели, вы в том числе, мы тоже не можем все исправлять — тексты у нас часто большие, и искать по ним довольно сложно. Возможно проблему позволит решить дополнительная программа на сайте. Но у товарищей пока нет времени ее поставить.

    1. > Возможно проблему позволит решить дополнительная программа на сайте. Но у товарищей пока нет времени ее поставить.

      И не надо ставить, упаси боже. Даты она в любом случае не поправит, а вот тексты с оригинальной орфографией тех лет — обязательно «подкорректирует».
      Я на планшете до сих пор плююсь от этой автокоррекции и от того, что нет возможности ее отключить (порой по три раза коротенький пост приходится исправлять).

  3. Вчера что-то подобного начитался относительно шведско-российской фирмы «Аскона» на сайтах отзывов работников.

    Правда, видел отзывы только менеджеров да начальника ПЭО (планово-экономического отдела), если мне не изменяет память.

    Но и эти отзываются плохо. Страшная эксплуатация. Те что писали — пишут про то, что живут там, работая и по выходным. Штрафуются за всё подряд. Продавцов в магазинах прессуют касательно внешнего вида, заставляют звонить по телефону и предлагать товары, писать какие-то отчёты постоянно, что-то учить, а так же отчитываться за то, почему вошедший в магазин человек не купил ничего — буквально о каждом!

    Упомянутый мной выше начальник ПЭО пишет, что он был приглашён из Иркутска в Ковров(!). Ему дали место жительства, отличное от того, про которое говорили. После увиденного бардака он решил уволиться спустя некоторое время — так его выселили спустя два часа, если мне не изменяет память, после того, как он заявление написал и неважно, что он в другом городе — никого не волнует.

    Про отношение — пишут, что отношение, как к скотам.

    Тут были материалы про то, что на предприятиях иностранных компаний к российским рабочим относятся именно так — здесь, видимо, тоже самое.
    Хоть управляющие и русские по национальности, но эксплуатируют так же.

    Мне видится, что западно-европейский и американский капитализм в течение 20 века времени зря не теряли: пока в СССР строили Социализм, они там развивали, как сказал Владимир Ильич, «научную систему выжимания пота», стараясь как можно более «рациональней» организовать производство — рациональней для получения прибыли, а не для пользы всему обществу, в том числе и рабочим.

    И теперь, после уничтожения СССР, эту «систему», во-первых, привозят сюда иностранные капиталисты, а, во-вторых, внедряют «отечественные».

  4. Объясните факт, что 1925 году, следуя заветам Ленина о концессиях, соввласть сдала компании «Лена Голдфилдс» в аренду золотые месторождения Восточной Сибири. и Доля соввласти в концессии была всего 7 процентов. …Это же был грабеж России, разве не так?

    1. Нет, не так. Россия — это кто? По нашему, это ее трудовой народ, рабочие и крестьяне. А по Вашему, есть какая-то абстрактная сущность, никак не связанная с трудовым народом, которую Вы называете Россией. Вы беспокоитесь о пользе для этой абстракции, а нам важно, идет ли действие Советской власти, власти рабочих и крестьян, на пользу самим рабочим и крестьянам. Концессии в тот момент времени им были необходимы. Что касается данной конкретной концессии, то мы выясним, что там с ней было конкретно, и сообщим читателям.

      1. Кроме 7 % всего объема добычи золота, компания «Лена Голдфилдс» была обязана построить в СССР заводы и комбинаты в Сибири, на Алтае и на Урале, и обеспечить их полностью современным оборудованием. Чем эта сделка плоха, если капиталист строит рабочему государству то, что ему требуется, и получает за свое оборудование даже не деньги, а только возможность добыть сырье на территории страны? Это значительно выгоднее прямой закупки за границей заводов. История с этой компанией в итоге вышла интересная — ее СССР вышвырнул из страны за шпионаж и несоблюдения договора концессии, а за уже поставленное компанией оборудование рассчитывался в рассрочку на 20 лет по фиксированной сумме. Суперсделка! Сейчас бы любой капиталист, провернув такое, считал себя королем бизнеса.
        Так что трудовой народ не грабили, страну — тем более. А что наглым капиталистам нос утерли, так и поделом.
        Источник информации, например, здесь — http://www.pseudology.org/Mazoxin/Koncessii.htm

    2. Борис 15.08.2017 в 21:08 Писал: «Объясните факт, что 1925 году, следуя заветам Ленина о концессиях, соввласть сдала компании «Лена Голдфилдс» в аренду золотые месторождения Восточной Сибири. и Доля соввласти в концессии была всего 7 процентов. …Это же был грабеж России, разве не так?»

      нет, не так

Наверх

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован.

С правилами комментирования на сайте можно ознакомиться здесь. Если вы собрались написать комментарий, не связанный с темой материала, то пожалуйста, начните с курилки.

*

code