О некоторых чертах ленинского понимания закона единства противоположностей

Из журнала «Под знаменем марксизма» 1935 г., № 4, стр.142-153

О некоторых чертах ленинского понимания закона единства противоположностей

I

Проблеме закона единства противоположностей (Правильно будет говорить — «закон единства и борьбы противоположностей». Сейчас это стоит подчеркнуть, а в то время, вероятно, читатели понимали о чем автор ведет речь, и не путались. — прим. РП) Ленин уделял огромное внимание, ее разработке он придавал величайшее значение. Не только в его специально философских работах, но и в работах общеполитического порядка — в статьях, посвященных самым разнообразнейшим вопросам: экономическим, научным, культурным, статистическим, историко-партийным, литературным, — везде можно найти глубочайшие и богатейшие мысли, замечания об этом универсальном законе развития, о борьбе противоречий, о различных и многообразных формах перехода противоположностей, об абстрактных и конкретных противоположностях, о различных типах противоречий и т. д. В этом факте, в том, что Ленин со всей свойственной ему силой акцентировал на разработке именно этого вопроса, нашли свое выражение особенности эпохи наибольшего обострения противоречий капитализма, эпохи пролетарских революций и строительства нового, социалистического общества. При этом нужно учесть конкретную обстановку в России, в стране, в которой общие противоречия, свойственные всей мировой эпохе, нашли свое особенно острое и бурное выражение. Нужно также учесть богатейший опыт нашей партии, всю ее историю, сложнейшую стратегию и тактику партии в революционном движении, в собирании и организации масс, ее борьбу против оппортунистических течений и групп всех разновидностей.

Сам Ленин об этом неоднократно напоминал. В «Детской болезни «левизны» в коммунизме» он писал, что «большевизм проделал пятнадцатилетнюю (1903—1917) практическую историю, которая по богатству опыта не имеет себе равной в свете. Ибо ни в одной стране за эти 15 лет не было пережито даже приблизительно так много в смысле революционного опыта, быстроты и разнообразия смены различных форм движения легального и нелегального, мирного и бурного, подпольного и открытого, кружкового и массового, парламентского и террористического. Ни в одной стране не было сконцентрировано на таком коротком промежутке времени такого богатства форм, оттенков, методов борьбы всех классов современного общества» [1].

В этой борьбе Ленин оттачивал, отшлифовывал тончайший инструмент диалектики. Ни тени догматизма в его применении, ни намека на насильственное подчинение жизни абстрактному закону, искуснейшее мастерство и уменье обнажать самые сокровенные, скрытые от поверхностного взгляда тенденции действительности, давать четкое, до конца ясное и ничем не затуманенное, предельно выразительное определение своеобразия текущего момента со всеми вытекающими последствиями для партийной тактики, огромное чувство жизни и всей ее замысловатой «хитрости» — все это делает ленинские работы, и крупные и небольшие, неисчерпаемой сокровищницей материалистической диалектики. И когда предпринимается попытка показать некоторые черты ленинского понимания того или иного философского понятия, категории, закона, то исследователь прежде всего сталкивается с поистине решающей чертой: философский закон в ленинском понимании с максимальной точностью, насколько это позволяет вообще сила человеческого мышления, отражает и воспроизводит действительность; отсюда тысяча оттенков в понимании этого закона, его многообразнейших форм проявления, величайшая гибкость в его применении, отсутствие всякой мертвой схемы.

II

Ленин вслед за Марксом и Энгельсом понимал и разрабатывал закон единства противоположностей как суть, как ядро всеобщей теории развития.

Если собрать воедино и сопоставить ряд ленинских определений диалектики, то легко убедиться в том, что диалектику Ленин трактует прежде всего как учение о развитии через раздвоение единого и взаимопереход противоположностей. Вот несколько определений: «Диалектика есть учение о том, как могут быть и как бывают (как становятся) тождественными противоположности, — при каких условиях они бывают тождественны, превращаясь друг в друга, — почему ум человека не должен брать эти противоположности за мертвые, застывшие, а за живые, условные, подвижные, превращающиеся одна в другую» [2].

«Вкратце диалектику можно определить, как учение о единстве противоположностей. Этим будет схвачено ядро диалектики» [3].

«В собственном смысле диалектика есть изучение противоречия в самой сущности предметов: не только явления преходящи, подвижны, текучи, отделены лишь условными гранями, но и сущности вещей также» [4].

И наконец: «Развитие единого и познание противоречивых частей его есть суть (одна из «сущностей», одна из основных, если не основная, особенностей или черт) диалектики».

Все эти определения бьют в одну точку. Диалектика как всеобщая наука о развитии в собственном смысле — в тесном смысле слова не может не быть «учением о единстве противоположностей», ибо источником развития и являются борьба и взаимопереходы противоположностей. «Развитие есть борьба противоположностей» (Ленин).

Когда Ленин пишет о развитии и набрасывает свои заметки о двух концепциях развития, то он указывает, что истинной, научной, правильной концепцией является такое понимание, которое исходит из закона единства противоположностей, из раздвоения единого и перехода одной противоположности в другую. В другом месте он указывает, что принцип развития в XX в. все признают. Но этот принцип понимается неправильно, грубо механистически, и здесь он опять пишет об истинной концепции развития и замечает, что если все развивается, то это значит, что все переходит в свою противоположность, так как развитие не есть простой рост, увеличение или уменьшение.

Стало быть, Ленин разрабатывает закон единства противоположностей в широком плане, именно как основу всей теории развития.

С другой стороны, Ленин разрабатывает этот закон как важнейшую проблему теории познания. Эту сторону нетрудно понять, имея в виду, что в марксистской философии диалектика и есть теория познания, что основной закон развития об’ективного мира не может не быть основным законом познания.

Закон единства противоположностей является тончайшим инструментом познания, который дает возможность в абстрактных понятиях отобразить действительность в ее самых глубоких и существенных связях. Ленин неоднократно указывает, что мы нашим мышлением не можем полностью охватить движение во всей его конкретности, что движение, как оно происходит в действительности, наши понятия, логические категории неизбежно угрубляют, упрощают:

«Мы не можем представить, выразить, смерить, изобразить (движения, не прервав непрерывного, не упростив, угрубив, не разделив, не омертвив живого. Изображение движения мыслью есть всегда огрубление, омертвление, — и не только мыслью, но и ощущением, и не только движения, но и всякого понятия.

И в этом суть диалектики. Эту-то суть и выражает формула: единство, тождество противоположностей» [5].

Иными словами говоря, суть диалектики и выражающая эту суть формула — единство, тождество противоположностей — состоит в том, что она несмотря на неизбежное огрубление движения дает единственно правильный, глубокий, истинный образ действительности.

Главное в том, что закон единства противоположностей настолько глубоко отражает самые существенные связи действительности, что вместе со всеми другими законами и понятиями диалектики он является вполне достаточным и единственным источником всякого научного знания и практического действия.

И именно это имеет в виду Ленин, когда пишет, что в «этом суть диалектики» и что эту суть выражает закон единства противоположностей.

Ленин много раз напоминает, что истинное знание состоит в познании предмета, в его необходимости, в его необходимом развитии. Но такое познание возможно только, когда устанавливаются и познаются источники развития, когда тот или иной предмет рассматривается как определенное конкретное единство и взаимопроникновение противоположностей.

Поэтому Ленин не случайно подчеркивает:

«Лассаль, так сказать, вбивает колотушкой в голову читателя ту гегелевскую мысль, что в абстрактных понятиях и в их системе нельзя иначе выразить принцип движения, как принципом тождества противоположностей».

Поэтому же, когда Ленин делает какое-нибудь замечание о том или ином понятии, он все время подчеркивает ту их существеннейшую и неот’емлемую в диалектическом материализме черту, что они должны быть гибкими, взаимосвязанными, что они должны переходить друг в друга. Подвижен, противоречив, гибок об’ективный мир, и поэтому понятия, его отражающие, «должны быть также обтесаны, обломаны, гибки, подвижны, релятивны, взаимосвязаны, едины в противоположностях, дабы обнять мир» [6].

И еще: «Всесторонняя, универсальная гибкость понятий, гибкость, доходящая до тождества противоположностей, — вот в чем суть» [7].

Обогатив наше познание о законе единства противоположностей как всеобщей теории развития об’ективной действительности на всестороннем анализе и обобщении эпохи империализма и пролетарских революций, Ленин поднял на высшую ступень разработку этого закона, показав тысячу его оттенков, подходов к действительности.

III

Ленин прежде всего борется и жестоко издевается над таким пониманием единства и борьбы противоположностей, которое абстрактно противопоставляет одну противоположность другой. Он неоднократно подчеркивает, что всякое явление, всякий процесс представляют собой живые явления и процессы, что ни в одном живом процессе, облеченном в плоть и кровь действительности, нет абстрактной противоположности противоречивых сторон. К этому вопросу он неустанно возвращается в ряде своих статей.

В «Очередных задачах советской власти» он пишет, что, с точки зрения многих, желающих считаться социалистами, вся оригинальность положения Советской России заключается в том, что «люди привыкли абстрактно противополагать капитализм социализму, а между тем и другим глубокомысленно ставили слово: «скачок» [8].

Но ничего нет легче, как такое абстрактное противопоставление капитализма социализму. Действительность гораздо замысловатее, хитрее, она складывается гораздо сложнее, чем это хотелось бы ученым. Абстрактное противопоставление капитализма социализму никакого реального, практического значения не имеет, ни к чему не обязывает. Ни в природе, ни в обществе нет чистых, абстрактных противоположностей. Реальные, действительные противоречия в обществе выражаются в определенных социальных отношениях, в борьбе определенных социально-экономических укладов; борьба за переход от капитализма к социализму точно так же проявляется в совершенно конкретных экономических и политических формах, обусловливаемых конкретной обстановкой, соотношением классов и тысячью других условий. Легко говорить о противоположности капитализма и социализма вообще, но как выглядит конкретное, живое, всамделишное, не книжное противоречие?!

В этой связи любопытно вспомнить спор, который был между партией во главе с Лениным и «левыми коммунистами» по кардинальным вопросам социалистического строительства, перехода от капитализма к социализму. «Левые коммунисты» знали, что задача состоит в переходе от капитализма к социализму, но дальше абстрактного противопоставления этих противоположностей они не шли. Каковы именно те реальные формы перехода, которые обеспечат победоносное строительство социализма, каковы основные конкретные противоречия, которые нужно решить для этой цели, — в этом был гвоздь момента; только четко и ясно решив этот вопрос, можно было наметить ясную перспективу, ясные пути. И Ленин, беспощадно вскрывая мелкобуржуазную сущность, скрывавшуюся за громкими фразами «левых коммунистов», отвергая их абстрактную, метафизическую постановку вопроса, дает образец конкретного анализа, указывает сложнейшую обстановку в России 1918 г., сложнейший переплет противоречий и выделяет важнейшие в тех условиях, решающие противоречия.

Ленин подробно анализирует элементы различных общественно-экономических укладов и перечисляет пять элементов: 1) патриархальное хозяйство, 2) мелкое товарное производство, 3) частнохозяйственный капитализм, 4) государственный капитализм и 5) социализм. Именно в этой пестроте, в переплетении различных типов общественно-экономических укладов Ленин видел своеобразие Советской России в тот период. Можно ли было в этих условиях ставить абстрактно вопрос о борьбе социализма против капитализма? Разве абстрактная постановка вопроса не была изменой диалектике, заменой ее серой, одноцветной мазней?!

Только после конкретного анализа социально-экономических укладов и установления того, какой из этих укладов преобладает в стране, Ленин ставит вопрос об основных, решающих в тот период противоречиях. «Между кем и кем идет эта борьба, — пишет Ленин, — если говорить в терминах экономических категорий вроде «государственный капитализм»? Между 4 и 5 ступенями в том порядке, как я их перечислил сейчас? Конечно, нет. Не государственный капитализм борется здесь с социализмом, а мелкая буржуазия плюс частнохозяйственный капитализм борются вместе, заодно, и против государственного капитализма, и против социализма. Мелкая буржуазия сопротивляется против всякого государственного вмешательства, учета и контроля, как государственно-капиталистического, так и государственно-социалистического». Не понимая этого, «левые коммунисты» обнаруживают свою мелкобуржуазность «именно тем, что не видят мелкобуржуазной стихии, как главного врага социализма у нас». «Левые коммунисты» — только на словах враги мелкой буржуазии, «а на деле ей только и помогают, ей только и служат, ее только точку зрения и выражают, воюя — в апреле 1918 года!! — против… «государственного капитализма»!» [9].

Этот эпизод в истории нашей партии, в ее борьбе против оппортунизма — прекрасный и яркий пример ленинской диалектики, ленинского проникновения в сущность действительности, конкретного применения диалектического закона единства и борьбы противоположностей.

В речи на I с’езде Совнархоза Ленин ставит вопрос об использовании специалистов и буржуазной культуры, о превращении всей суммы накопленных знаний в орудие строительства социализма. И опять он подчеркивает недостаточность «общих формул», «абстрактного противоположения» и пр.

«Из всех социалистов, — говорил он, — которые об этом писали, не могу припомнить ни одного известного мне социалистического сочинения или мнения выдающихся социалистов о будущем социалистическом обществе, где бы указывалось на ту конкретную практическую трудность, которая встанет перед взявшим власть рабочим классом, когда он задастся задачей превратить всю сумму накопленного капитализмом богатейшего, исторически неизбежно необходимого для нас запаса культуры и знаний и техники, — превратить все это из орудия капитализма в орудие социализма. Это легко в общей формуле, в абстрактном противоположении, но в борьбе с капитализмом, который не умирает сразу и тем более бешено сопротивляется, чем ближе к смерти, это задача величайшего труда» [10].

Ленин со всей страстностью пролетарского революционера всегда и везде бичует книжный подход к тому или иному величайшему практическому вопросу. Он низводит с высот холодных и безжизненных абстракций на грешную землю и требует конкретного решения вопроса. В «общей формуле», в «абстрактном противоположении» понятна задача превращения накопленных буржуазией знаний в орудие социализма. Но ведь буржуазия не сдается, не умирает сразу, ее специалисты саботируют, они «полны тысячью буржуазных предрассудков, связаны незаметными для них тысячами нитей с умирающим, разлагающимся… буржуазным обществом» и т. д. Поэтому задача эта чрезвычайно трудна, и нужно понимать ее не абстрактно, а во всей ее сложности.

Приведем еще одно замечательное место из Ленина, прекрасно иллюстрирующее ленинское понимание закона единства противоположностей. В статье «Итоги дискуссии о самоопределении» он резко выступает против трактовки ирландского восстания 1916 г. как путча. Он выступает против вульгарного и политически ошибочного взгляда противников самоопределения наций, согласно которому «жизненность мелких наций, угнетенных империализмом, уже исчерпана, никакой роли против империализма сыграть они не могут, поддержка их чисто национальных стремлений ни к чему не поведет и т. п.» (Ленин). Это была чисто педантская, доктринерская, метафизическая точка зрения, не учитывавшая всей сложности классовой борьбы в эпоху империализма, игнорировавшая национальные движения и абстрактно противополагавшая две противоположности: империализм и пролетариат. Революция этим доктринерам представлялась не как живое явление, а как игра в солдатики, как чистая борьба двух половинок, как игра двух противоположностей. «Кто называет такое восстание путчем, — писал Ленин, — тот либо злейший реакционер, либо доктринер, безнадежно неспособный представить себе социальную революцию, как живое явление.

Ибо думать, что мыслима социальная революция без восстаний маленьких наций в колониях и в Европе, без революционных взрывов части мелкой буржуазии со всеми ее предрассудками, без движения несознательных пролетарских и полупролетарских масс против помещичьего, церковного, монархического, национального и т. п. гнета, — думать так, значит отрекаться от социальной революции. Должно быть, выстроится в одном месте одно войско и скажет: «мы за социализм», а в другом другое и скажет: «мы за империализм» и это будет социальная революция! Только с подобной педантски смешной точки зрения мыслимо было обругать ирландское восстание «путчем» [11].

Можно было бы привести еще десятки примеров, показывающих, как Ленин борется против абстрактного понимания живых противоречий, против одноцветной, серой мазни вместо живой, богатой, гибкой, блещущей всеми красками жизни — диалектики. Но и приведенных примеров достаточно, чтобы убедиться, что неот’емлемой чертой ленинского понимания закона единства противоположностей является не абстрактное, мертвое противоположение противоречивых сторон, противоположностей, а такое его понимание, которое исходит из многообразных, конкретных форм его проявления, из учета различных противоположностей, их переплетения и необходимости выделять основные, решающие, конкретные противоречия.

IV

Однако ленинское понимание и разработка закона единства противоположностей далеко не исчерпываются установлением и многократным подчеркиванием того важнейшего принципа, что ни в природе, ни в обществе нет абстрактных противоположностей.

С точки зрения Ленина, недостаточно констатировать известное единство противоположностей, недостаточно установить, что такое-то явление, такой-то процесс есть единство противоположностей, будь даже установлены и схвачены конкретные, живые противоположности. Главное — в уменьи найти переход одной противоположности в другую, формы перехода противоположностей, своеобразие перехода, тенденции развития противоположностей.

Проблема перехода противоположностей — поистине альфа и омега ленинского понимания закона единства противоположностей. Трудно найти замечание об этом законе, конкретную политическую статью, где бы Ленин не возвращался к этой стороне дела, где бы он не говорил о важности уменья видеть живые переходы, их многообразнейшие формы и т. д. И если вспомнить ту характеристику, которую Ленин дал пятнадцатилетнему пути (1903—1917 гг.) развития большевизма, то, что он говорил о богатстве форм классовой борьбы в России, о тысячах оттенков, о быстроте и разнообразии смены различных форм движения, если вспомнить последующую историю борьбы Советской России, то легко себе представить, какое богатство мыслей и идей мы находим в работах Ленина, анализировавшего все эти формы борьбы, своеобразие каждого момента, определявшего на каждом, большом и малом, историческом повороте стратегические и тактические позиции партии.

В своих философских конспектах Ленин прямо заявляет, что «самое важное» в законе — это переход. Приведем некоторые выдержки: «Обычное представление схватывает различие и противоречие, но не переход от одного к другому и это самое важное» [12].

«Не только единство противоположностей, но переходы каждого определения, качества, черты, стороны, свойства в каждое другое [в свою противоположность?]» [13].

«Если все развивается, значит все переходит из одного в другое» [14].

«Переходы», «взаимопереходы», «переливы» — вот что подчеркивает с особенной силой Ленин, когда говорит о законе единства противоположностей.

Да это и понятно, ибо сущность развития состоит в переходе одной противоположности в другую, одной формы движения в другую. Без перехода противоположностей нет подлинного развития, т. е. развития, понимаемого как изменение, как говорил Энгельс.

В об’ективной действительности нет абстрактных переходов. Переход одной противоположности в другую может иметь очень много форм, и забвение этого неизбежно приводит к выхолащиванию закона единства противоположностей. Возьмем проблему перехода от капитализма к социализму, на которой Ленин по вполне понятным причинам часто и подробно останавливается.

«…Люди, — пишет он, — привыкли абстрактно противополагать капитализм социализму, а между тем и другим глубокомысленно ставили слово: «скачок» (некоторые, вспоминая обрывки читаемого у Энгельса, добавляли еще более глубокомысленно: «скачок из царства необходимости в царство свободы») [15]. Но достаточно ли констатировать: «переход», «скачок»? Ведь в живой действительности нет абстрактных «скачков», а есть вполне конкретные формы перехода, которые определяются тысячами условий.

«О том, — продолжает Ленин, — что «скачком» учителя социализма называли перелом под углом зрения поворотов всемирной истории, и что скачки такого рода обнимают периоды лет по 10, а то и больше, об этом не умеет подумать большинство так называемых социалистов, которые про социализм «читали в книжке», но никогда серьезно в дело не вникали» [16].

И Ленин показывает реальную возможность различных форм перехода, обусловливаемых различными историческими моментами:

«Настоящий интерес эпохи больших скачков состоит в том, что обилие обломков старого, накопляемых иногда быстрее, чем количество зародышей (не всегда сразу видных) нового, требует умения выделить самое существенное в линии или цепи развития. Бывают исторические моменты, когда для успеха революции всего важнее накопить побольше обломков, т. е. взорвать побольше старых учреждений; бывают моменты, когда взорвано достаточно, и на очередь становится «прозаическая» (для мелкобуржуазного революционера «скучная») работа расчистки почвы от обломков; бывают моменты, когда заботливый уход за зародышами нового, растущими из-под обломков на плохо еще очищенной от щебня почвы, всего важнее» [17].

Говоря о том, что переход от капитализма к социализму неизбежен, Ленин предупреждает, что нельзя рисовать себе этот переход во всех странах однообразными, серыми красками.

«Все нации придут к социализму, — пишет он, — это неизбежно, но все придут не совсем одинаково, каждая внесет своеобразие в ту или иную форму демократии, в ту или иную разновидность диктатуры пролетариата, в тот или иной темп социалистических преобразований разных сторон общественной жизни. Нет ничего более убогого теоретически и более смешного практически, как «во имя исторического материализма» рисовать себе будущее в этом отношении одноцветной сероватой краской: это было бы суздальской мазней, не более того» [18].

И главная трудность в том, чтобы отыскать конкретные, соответствующие обстановке и условиям формы перехода. Об этом Ленин пишет и в «Детской болезни, «левизны» в коммунизме» и в статье «О значении золота…» и во многих других. В «Очередных задачах советской власти» Ленин замечает, что найти форму перехода — это самая главная и самая трудная задача.

В «Детской болезни «левизны» в коммунизме» Ленин пишет, что «главное — конечно, еще далеко — далеко не все, но главное — уже сделано в привлечении авангарда рабочего класса, в переходе его на сторону соввласти, против парламентаризма, на сторону диктатуры пролетариата, против буржуазной демократии. Теперь надо все силы, все внимание сосредоточить на следующем шаге, который кажется — и с известной точки зрения действительно является — менее основным, но который зато более практически близок к практическому решению задачи, именно: на отыскании форм перехода или подхода к пролетарской революции».

Особенно интересный и богатый материал дают статьи Ленина периода от Февраля к Октябрю, в период, когда стояла проблема перехода от буржуазно-демократической революции к социалистической.

В своих «Письмах издалека», указывая на то, что наступает момент, когда рабочий класс, проявивший чудеса героизма в борьбе против царизма, должен сейчас проявить чудеса героизма и организованности для своей победы, для победы пролетарской революции, Ленин тщательно анализирует своеобразие обстановки и прежде всего требует от марксистов понимания этого своеобразия перехода к пролетарской революции:

«Если мы хотим быть марксистами и учиться из опыта революций всего мира, мы должны постараться понять, в чем именно своеобразие того переходного момента и какая тактика вытекает из его об’ективных особенностей».

Только установив своеобразие момента, положение Временного правительства, силу и организованность буржуазии и прочие условия, Ленин выдвигает «лозунг момента». «Лозунг момента, — пишет он, — организация», — организация зародышей пролетарского государства, власти, пролетарской милиции и т. д. Но и здесь Ленин предупреждает от шаблонизации задачи организации:

«К этой своеобразной задаче пролетариат подошел и будет подходить разными путями. В одних местностях России февральско-мартовская революция дает ему почти полную власть в руки, — в других он, может быть, «захватным» путем станет создавать и расширять пролетарскую милицию, — в третьих, он будет вероятно добиваться немедленных выборов на основе всеобщего и т. д. избирательного права в городские думы и земства, чтобы создать из них революционные центры и т. п., пока рост пролетарской организованности, сближение солдат с рабочими, движение в крестьянстве, разочарование многих и многих в годности военно-империалистского правительства Гучкова и Милюкова не приблизит час замены этого правительства «правительством» Совета Рабочих Депутатов» [19].

Эта замечательная черта ленинской гибкости, уменье подмечать самые тончайшие особенности и извилины в развитии действительности, находить тысячу разнообразных форм перехода, ненависть к какому бы то ни было шаблону — все это чрезвычайно характерно для ленинского подхода к любому вопросу. Не станем больше приводить примеров, но напомним только ленинскую постановку вопроса о двух путях развития капитализма, о формах перехода власти к советам — о мирном и насильственном переходе, — в 1917 г., о своеобразных формах перехода различных классовых групп и прослоек на сторону пролетарской революции и т. д. Везде и всегда задачу анализа конкретных условий, при которых совершается этот переход,— везде и всегда эту задачу Ленин выдвигает на первый план, со всей силой ее подчеркивает. Именно поэтому философское понятие или закон приобретают у Ленина такое богатство оттенков, такое многообразие проявлений.

Нет сомнения, что известные всем ленинские замечания в его философских тетрадях, в которых он все время делает упор на гибкость понятий и законов, на их живую «многосторонность и т. д., являются результатом не только «чистых» философских размышлений, но и прямым выводом из богатейшего конкретного анализа живых явлений политики, экономики культуры, классовой борьбы, партийной тактики. Примеры, которые выше приведены, убедительно доказывают нам это. Именно из конкретного анализа действительности возникали такие ленинские формулы, как например определение диалектики «как живого, многостороннего (при вечно увеличивающемся числе сторон) познания с бездной оттенков всякого подхода, приближения действительности», как его определение о «всесторонней», универсальной гибкости понятий, гибкости, доходящей до тождества противоположностей, и т. д.

Поэтому Ленин такое огромное внимание уделял проблеме конкретного анализа в диалектике, поэтому он писал, что дальнейшее развитие науки о диалектике должно идти на основе изучения образцов диалектики «в области отношений экономических, политических, каковых образцов новейшая история, особенно современная империалистическая война и революция дают необыкновенно много» [20]; поэтому Ленин всегда разоблачал метафизические, антидиалектические корни различных оппортунистических теорий, сталкивал их с конкретным диалектическим анализом живых явлений. Диалектика, не включающая конкретный анализ, неизбежно превращается в свою противоположность — таков тезис марксизма. Этот тезис Ленин неустанно пропагандировал.

V

Едва ли можно дать более яркое по силе, по резкости определение значения в диалектике конкретного анализа, чем это сделал Ленин в своем замечательном афоризме об уменье находить решающее звено в цепи событий и задач.

«Недостаточно быть революционером, — писал он, — и сторонником социализма или коммунистом вообще. Надо уметь найти в каждый момент то особое звено цепи, за которое надо всеми силами ухватиться, чтобы удержать всю цепь и подготовить прочно переход к следующему звену, при чем порядок звеньев, их форма, их сцепление, их отличие друг от друга в исторической цепи событий не так просты, и не так глупы, как в обыкновенной, кузнецом сделанной цепи» [21].

Ленин сам никогда не сходил с почвы конкретного анализа. Забвение конкретного анализа при применении диалектики, как правило, имеет своим последствием отождествление диалектики с софистикой, с метафизикой.

Закон единства противоположностей, как, разумеется, и все другие законы диалектики, без конкретного анализа неизбежно превращается в игру противоположностей, или стирающую всякие грани между противоположностями, или заменяющую живое развитие противоречий мертвой и абстрактной схемой по образцу «Die erste Kolonne marschiert, die zweite Kolonne marschiert». Ленин это очень ярко доказывает на примере Юниуса (Р. Люксембург). Люксембург отрицала возможность национальных войн в эпоху «разнузданного империализма» и считала, что всякая национальная война неизбежно должна превратиться в империалистическую. На этом основании она стирала всякие грани между этими двумя противоположностями, софистически их отождествляла.

И Ленин, выступая против этой вредной теории, доказывает, что этот софизм оказался возможен благодаря отсутствию конкретного анализа этих противоположностей и их соотношения в эпоху империализма.

«Разумеется, — пишет Ленин, — основное положение марксистской диалектики состоит в том, что все грани в природе и обществе условны и подвижны, что нет ни одного явления, которое бы не могло, при известных условиях, превратиться в свою противоположность. Национальная война может превратиться в империалистическую и обратно. Пример: войны Французской революции 1789 г. начались как национальные и были таковыми. Эти войны были революционны: защита великой революции против коалиции контрреволюционных монархий». И, далее, Ленин указывает, что когда Наполеон создал империю, поработившую ряд национальных государств, тогда из национальных войн получились империалистические, породившие в свою очередь национально-освободительные войны против империализма Наполеона.

И Ленин делает выводы:

«Только софист мог бы стирать разницу между империалистской и национальной войной на том основании, что одна может превратиться в другую. Диалектика не раз служила — и в истории греческой философии — мостиком к софистике. Но мы остаемся диалектиками, борясь с софизмами не посредством отрицания возможности всяких превращений вообще, а посредством конкретного анализа данного в его обстановке и в его развитии» [22].

За этим следует конкретнейший анализ конкретной обстановки и выводы, которые из него вытекают.

В «Письмах о тактике», в которых дается «оценка момента» и намечаются задачи рабочего класса в революции, Ленин сразу резко ставит вопрос о конкретном анализе, о соотношении «общих» и «конкретных» задач.

«Марксизм, — пишет он, — требует от нас самого точного, об’ективно проверимого учета соотношения классов и конкретных особенностей каждого исторического момента. Мы, большевики, всегда старались быть верными этому требованию, безусловно обязательному с точки зрения всякого научного обоснования политики.

«Наше учение не догма, а руководство для действия», — так говорили всегда Маркс и Энгельс, справедливо издевавшиеся над заучиванием и простым повторением «формул», способных в лучшем случае лишь намечать общие задачи, необходимо видоизменяемые конкретной экономической и политической обстановкой каждой особой полосы исторического процесса» [23].

С какой силой Ленин бичевал меньшевиков в эпоху революции 1905 г. за то, что они выводили конкретное положение о тактике социал-демократов не из тщательного, конкретного анализа своеобразия обстановки в России, а из общей фразы об общем характере революции! «Разве же это не подделка? Разве это не явная насмешка над диалектическим материализмом Маркса?» — писал тогда Ленин.

С какой страстностью, с каким сарказмом бичевал Ленин Плеханова за его «общий», абстрактный подход при выработке программы РСДРП (перед вторым с’ездом партии)!

Проект программы борющейся партии Плеханов умудрился составить так, что все рассуждения его сводились к рассуждениям о капитализме вообще, о задачах вообще. Абстрактный подход, отсутствие конкретного анализа Ленин определяет как специфически меньшевистскую методологию, как характерный признак оппортунизма, дающего рабочему классу не боевую, конкретную программу, а расплывчатую проповедь. Поэтому Ленин резко оценивает проект программы Плеханова: «Это не программа практически борющейся партии… это скорее программа для учащихся».

Поэтому же язык плехановского проекта — «не язык революционной партии, а язык «Русских ведомостей», его термины — это не термины борьбы, а «термины статистического сборника» [24].

Сравнивая резолюции III с’езда РСДРП и конференции меньшевиков, показывая, что первые дают истинный лозунг борьбы, а вторые — не что иное, как «лакмусовая бумажка», Ленин опять это выводит помимо всего из меньшевистской методологии, из принципиальной ее враждебности конкретному анализу:

«Резолюция с’езда берет старые и вечно новые мысли марксизма (о буржуазном характере демократического переворота) как предисловие или первую посылку для выводов о передовых задачах передового класса, борющегося и за демократический и за социалистический переворот. Резолюция конференции (меньшевиков. — М. Р.) так и остается при одном предисловии, жуя его и умничая по поводу него» [25].

В этом Ленин видит гносеологические методологические корни меньшевизма. Не случайно товарищ Сталин определил деборинскую школу как школу меньшевиствующего идеализма. Для меньшевиствующих идеалистов характерно пренебрежение конкретным анализом, умерщвление живой жизни, отрыв теории от практики.

Красной нитью во всех ленинских работах проходит требование конкретного анализа. В конкретном анализе действительности, в уменье всегда, в любой обстановке, в самом сложном переплете событий, на любом — большом или малом — повороте истории схватить новое, своеобразное и на этом строить свою повседневную практическую борьбу — в этом Ленин видит коренной признак большевистской диалектики, продолжение лучшей традиции основоположников марксизма. В этом Ленин также видит секрет того, почему трудящиеся массы всегда получали и получают от своей большевистской партии не расплывчатые, а боевые, конкретные, истинные лозунги борьбы.

Именно поэтому Ленин с такой силой подчеркивал, что только тот — настоящий пролетарский революционер, только тот — настоящий коммунист, кто может из общей цепи развития выделить то решающее звено, овладение которым решит всю совокупность задач.

Разве не боевой, конкретной, важнейшей — методологической — директивой звучат слова Ленина, обращенные ко всем коммунистическим партиям мира:

«Задача состоит… в том, чтобы уметь приложить общие и основные принципы коммунизма к тому своеобразию отношений между классами и партиями, к тому своеобразию в об’ективном развитии к коммунизму, которое свойственно каждой отдельной стране и которое надо уметь изучить, найти, угадать» [26].

Наша партия и работы товарища Сталина дают замечательные образцы конкретного анализа, уменья находить решающее звено, образцы подлинного мастерства диалектического всестороннего учета явлений в любой области: в политике, культуре, экономике, философии, литературе и пр.

Мы так подробно остановились на этом вопросе потому, что нельзя понять ленинской разработки материалистической диалектики вообще, некоторых черт ленинского понимания закона единства противоположностей в частности, если не видеть, не понимать того поистине решающего обстоятельства, что гранитной основой ленинской разработки является богатейший конкретный анализ действительности, уменье видеть диалектику жизни так же легко, как легко истинный великий поэт черпает для своих вдохновенных поэтических творений все краски жизни.

М. Розенталь

[1] Ленин В.И. Собр. соч. Т. XXV, стр. 175.

[2] Ленинский сборник IX, стр. 51.

[3] Там же, стр. 259.

[4] Ленинский сборник XII, стр. 183.

[5] Там же, стр. 193.

[6] Ленинский сборник IX, стр. 121.

[7] Там же, стр. 53.

[8] Ленин В.И. Собр. соч. Т. XXII, стр. 466.

[9] Там же, стр. 513 и 514. «О «левом» ребячестве и о мелкобуржуазности».

[10] Ленин В.И. Собр. соч. Т. XXIII, стр. 41—42.

[11] Ленин В.И. Собр. соч. Т. XIX, стр. 267, 269. Разрядка моя. — М. Р.

[12] Ленинский сборник IX, стр. 113.

[13] Там же, стр. 259.

[14] Ленинский сборник XII, стр. 185.

[15] Ленин В.И. Собр. соч. Т. XXII, стр. 466.

[16] Там же.

[17] Там же.

[18] Ленин В.И. Собр. соч. Т. XIX, стр. 230.

[19] Ленин В.И. Собр. соч. Т. XX, стр. 39—40.

[20] Ленин В.И. Собр. соч. Т. XXVII, стр. 187. «О значении воинствующего материализма».

[21] Ленин В.И. Собр. соч. Т. XXII, стр. 466.

[22] Ленин В.И. Собр. соч. Т. XIX, стр. 181.

[23] Ленин В.И. Собр. соч. Т. XX, стр. 100.

[24] Ленинский сборник II, стр. 72.

[25] Ленин В.И. Собр. соч. Т. VIII, стр. 49. Разрядка моя. — М. Р.

[26] Ленин В.И. Собр. соч. Т. XXV, стр. 327.