Наука и развитие производительных сил

Из журнала «Вопросы философии», 1954 г., № 3, стр. 46-61

 Наука и развитие производительных сил

Акад. С. Г. СТРУМИЛИН

Что такое наука

Содержание многогранного понятия «наука» не укладывается в слиш­ком сжатые определения. Говорят, например, и даже пишут в энциклопе­диях, что наука — это совокупность знаний о реальной действительности. Такое лаконичное определение не совсем верно, ибо оно отождествляет науку с ее плодами. Наука действительно дает нам знания, подобно тому как в металлургическом процессе выплавляется железо, но смешно было бы сказать, что металлургия — это и есть выплавленное из металлургиче­ских печей железо. Наука — это и процесс выработки знаний и сама сово­купность знаний, проверенных практикой, представляющих объективную истину.

Если спросить себя, из какой «руды» вырабатывается совокупность знаний, то придется признать, что материалом для науки служит суммар­ный опыт человечества на всем протяжении его истории; опыт как в обла­сти форм сознания, в активном претворении отражения объективного мира в логически стройную систему суждений и умозаключений, так и в сфере производственной практики людей, в которой эти суждения и умозаключе­ния либо получают свое подтверждение и признание либо отбрасываются, как негодный шлак.

Общественная практика служит, однако, для научной теории не толь­ко тем оселком, на котором проверяется ее пригодность выполнять свое назначение; само назначение научных теорий определяется обычно вполне реальными потребностями общественной практики: потребности скотовод­ства стимулировали возникновение арифметики, земледелие и строитель­ство побудили к созданию геометрии, развитие торгового мореплавания обусловило возникновение звездной астрономии и т. д.

Отвечая в своих разветвлениях на подобные конкретные запросы различных отраслей производства, наука в целом служит самой важной потребности народного хозяйства — потребности в развитии производи­тельных сил.

Было бы глубоким заблуждением рассматривать научную мысль в качестве первоисточника технического прогресса и последовательного ро­ста производительных сил человека. В исторической смене причин и след­ствий не наука определяла пути хозяйственного процесса, а как раз наобо­рот, — этот последний не только ставил перед ней очередные задачи, но и создавал материальные предпосылки для успешного их разрешения. Однако исторический процесс — это непрерывная цепь, в которой причи­ны и следствия постоянно меняются местами и вчерашние следствия ста­новятся причиной в следующем звене той же цепи.

Можно сказать, что люди подлинной науки всегда выступают пионе­рами новых путей развития техники. Они всегда избирали в своих иска­ниях непроезжие дорожки и непроторенные пути. Оставаясь авангардом научной мысли, они не могли безнаказанно отрываться от практики. За­бежавшие далеко вперед светочи науки порой безвременно угасали на дымных кострах обскурантов, но еще чаще проторенные ими новые тропы зарастали бурьяном забвения до тех пор, пока не оказывались  — уже в новых условиях — на столбовой дороге хозяйственного развития.

Исторический опыт убеждает нас в том, что даже плодотворнейшие научные идеи и технические открытия оказываются надолго обреченными на бесплодие, пребывая как бы в состоянии анабиоза, если для широкого их восприятия, признания и освоения не созрели еще материальные и социальные предпосылки. Известно, например, что гениальное открытие Коперником вращения Земли вокруг Солнца в течение многих веков отвер­галось всем христианским миром средневековья как богопротивная ересь. Но можно напомнить и другие примеры. В крепостной России первая в мире паровая машина непрерывного действия была создана выдающимся механиком-самородком И. И. Ползуновым в 1765 году, то есть на 20 лет раньше, чем в промышленной Англии, а первый токарный станок с суп­портом Андрея Нартова был закончен не позднее 1729 года — на 68 лет раньше, чем в Англии. Однако в условиях подневольного крепостного труда подобные машины остались без всякого применения, в то время как в условиях Англии XVIII века те же машины, заново сконструиро­ванные прославленными изобретателями Джемсом Уаттом и Генри Маудслеем, завершили собой промышленную революцию.

Практическая значимость достижений науки определяется в конеч­ном счете не столько их глубиной и оригинальностью, сколько уровнем развития производительных сил и характером экономического базиса.

В античном обществе, например, открытие греческим ученым Героном еще за 120 лет до нашей эры движущей силы пара не получило ника­кого признания. Даровой труд рабов исключал потребность в паровых двигателях, предполагающих массовое товарное производство и матери­альную заинтересованность работника в продуктах своего труда. Ученый мир игнорировал двигатель Герона в течение долгих 16 столетий, как не стоящую внимания забаву. И лишь в XV веке, когда стал разлагаться феодализм и началось развитие капитализма, гениальный итальянец Лео­нардо да Винчи снова поставил перед собой задачу создания парового двигателя. Но и его усилия остались безрезультатными. В 1630 году анг­лийский ученый Рамсей, а затем в 1690 году французский физик Папен предложили новые варианты паровых двигателей на отсталой базе цехо­вой организации ремесла и одиночных мануфактур. Эти изобретения не привлекли к себе общественного внимания. Только в XVIII веке в про­мышленной Англии развивающееся крупное мануфактурное производство породило настоятельную потребность в мощных механических двигателях. Кузнец Ньюкомен и стекольщик Кодлей строят в 1711 году свою первую паровую машину, годную лишь для подъема воды из шахт. Механик-самоучка Джемс Уатт упорно совершенствует ее с 1769 по 1785 год. Дру­гой механик, Роберт Фультон, применяет ее на первом пароходе в 1807 го­ду. Еще один рабочий, бывший кочегар Джордж Стефенсон использует ее на первом паровозе в 1825 году. Так блестящая научная идея Герона обрела почву для своей реализации лишь 19 веков спустя после своего зарождения — уже на заре эпохи капитализма.

Из приведенного примера видно, что иной раз научная инициатива ученых на много веков опережает реальную потребность в ней общества. И в этом случае о ее потенциальной значимости можно лишь догадываться. Но и в условиях созревшей уже народнохозяйственной потребности науч­ная мысль обнаруживает всю свою мощь лишь в производственной прак­тике. И тогда — в качестве уже коллективного продукта науки, техники и труда — научная мысль, овеществленная, скажем, в паровой машине, ста­новится одним из самых мощных факторов производства. А вместе с тем и сама наука, позволившая овладеть энергией пара, выступает как движущий фактор истории, который, открыв новую эру в паросиловом механическом производстве, обусловил тем самым огромный подъем миро­вого капиталистического хозяйства, а затем и новый, еще небывалый в истории расцвет науки.

Некоторые из недалеких критиков такую высокую оценку науки отвер­гают в качестве идеалистической ереси, подобно тому, как отвергается известный идеалистический афоризм: «Идеи правят миром». Но эти критики — плохие марксисты, если они забывают, что теория становится материальной силой, как только она овладевает массой. Кроме того наука, как уже отмечено, — это не только сумма знаний, но и про­цесс по добыче знаний и исследованию объективных закономерностей природы и общества.

Нельзя попросту отождествлять науку с теми или иными идейными продуктами ее, В числе их можно, конечно, назвать и те голые научные идеи, которые только еще бродят в головах ученых. Но это еще незавер­шенная продукция научного труда или полуфабрикат, получаемый лишь в начальной стадии познавательного процесса, именуемого наукой. В дальнейших его стадиях плоды науки появляются уже в овеществлен­ном виде рукописей, книг, географических карт, звездных каталогов и геологических буровых скважин, химических анализов и бактериологи­ческих культур, ботанических гербариев и зоологических коллекций, почвенных разрезов и археологических раскопок, архитектурных маке­тов зданий и механических моделей машин, инженерных проектов и экономических расчетов их эффективности, всеобъемлющих мате­риалов статистических переписей и всеохватывающих перспективных планов народнохозяйственного развития. Однако современная передовая наука не ограничивает своих задач таким лишь половинчатым овеще­ствлением теоретических достижений. Она требует практического их внедрения в окружающую действительность, всемерно содействует этому внедрению. И с этой, более широкой точки зрения плодами науки в зна­чительной степени следует признать, например, не только те или иные физические теории, но и такие чудесные их воплощения, как кинофильмы и люминесцентное дневное освещение, радиоприемники и телевизоры; плодами производства и науки становятся и все наши машины и орудия, домны и шахты, фабрики и заводы, облегчающие наш труд в обществен­ном производстве.

Исторические корни науки

Как известно, зачатки науки возникли много раньше, чем появились первые магистры и доктора наук в пышных средневековых мантиях и диковинных головных уборах, по сей день еще сохраняющихся кое-где в буржуазных храмах науки. Когда видишь эти красочные, словно петуши­ное оперение, традиционные одеяния жрецов науки на некоторых совре­менных ученых, невольно вспоминаются не менее причудливые жрече­ские одеяния шаманов при исполнении ими своих профессиональных функций. Повидимому, жрецы всех культов первым делом стремились поразить воображение профанов своим внешним видом. Собирая дань с простодушной паствы якобы в жертву богам, они обманывали не только эту паству, но и самих «богов», используя жертвы богам себе на потребу. Недаром же народ грубо, но метко назвал их жрецами по основному заня­тию — от слова «жрать».

Однако одним обманом долго не проживешь. К жрецам обращались за помощью в болезнях и повседневных нуждах. Но чтобы успешно враче­вать болезни, недостаточно симулировать общение с богами в бесноватой пляске у ложа больного; чтобы предугадать будущее, недостаточно гада­ний на кофейной гуще. Вот почему шаманы всех времен и рангов, основ­ной профессией которых была эксплуатация богатейших рудников чело­веческого невежества, монополизировали в своей узкой касте и все доступ­ные им зачатки научных знаний. Уже древнейшие знахари и ведьмы, как это явствует из самих названий, происходящих от слов «знать» да «ве­дать», промышляли не только волхвованием да заговорами, но и лекар­ственными травами — средствами народной медицины. Очень долго поль­зовались для своих шаманских целей научными достижениями, строго засекречивая их в своем узком кругу, профессиональные жрецы самых различных культов. Именно в этой среде получил свое начало и тот, ныне основательно забытый цикл особо таинственных «оккультных наук» Во­стока, который в новом влечении к мистике не прочь возродить у себя закатная мысль буржуазного Запада.

С течением времени, однако, все труднее становилось удержать по­длинную науку в замкнутом кругу прислужников теологии. Без широкого применения она не могла развиваться, а развиваясь, неизбежно теряла свою секретность и, ускользая из рук теологов, становилась все более свет­ской, не зависимой от церкви. Уже в средние века обнаружилось к тому же, что подлинная наука не мирится с догмами теологии, начисто отвергая все ее мистерии и таинства. Из монастырских келий наука перебралась в университеты. Правда, и эта средневековая университетская наука еще не далеко ушла. Астрономия еще не вполне вылупилась из астрологии. Коперник, как известно, совмещал занятия астрономией с обязанностями католического священника, а Кеплер, сформулировавший законы движе­ния планет, зарабатывал себе на жизнь астрологическими гороскопами. Таким образом, оба они в силу условий своей эпохи поддерживали на практике те суеверия, с которыми боролись в теории. Химические науки еще не поднялись над уровнем алхимии, бьющейся над призрачными про­блемами о жизненном эликсире и философском камне, способном все пре­вращать в чистое золото. Чего было больше в подобных исканиях — со­знательного обмана или наивных заблуждений, — сказать теперь трудно. Но наука стала уже ареной открытой борьбы истины с заблуждениями. Это «соревнование» протекает и доныне в форме самой острой борьбы материализма против идеализма и мистики. Освобождение наук от вну­тренних противоречий и привносимой со стороны фальши требует времени и труда. Наука еще витала в абстракциях, и производственные эффекты ее на этом этапе развития были еще ничтожны.

Лишь в буржуазном обществе, с внедрением машин, когда, по выра­жению Маркса, самый процесс производства превращается в технологиче­ское приложение науки, наука стала неотъемлемым фактором произ­водства.

Но «науку», в лице инженеров, изобретателей и профессоров бур­жуазного общества, где все продается, можно еще купить, запатентовать и присвоить, обратив таким образом и ее, как и средства производства, в монопольную собственность буржуазии и орудие эксплуатации труда. Понятно, что в этом обществе жрецы науки, изготовляя свой товар на по­требу буржуазии, препарируют и подают свою «науку» с такой философ­ской приправой апологетической лжи и обмана, какая вполне достаточна для классового ее использования против трудящихся.

Наукообразная ложь лишь прикрывает и приукрашивает современ­ные процессы эксплуатации труда. Настоящей основой самой возможности капиталистической эксплуатации является, как известно, монополия соб­ственности буржуазии на средства производства вообще. Поскольку же процесс производства превращается в технологическое применение науки, то монополия собственности буржуазии распространяется и на такой фактор, как наука. Орудия труда в этом процессе отделяются капиталом от труда и противостоят ему как орудия эксплуатации. Но то же, по сви­детельству Маркса, происходит с наукой в капиталистической промыш­ленности, «которая отделяет науку, как самостоятельную потенцию про­изводства, от труда и заставляет ее служить капиталу» (Соч. Т. XVII, стр. 398).

Таким образом, рассматривая содержание науки за весь период ее развития в антагонистическом обществе, мы видим в ней постоянный симбиоз противоборствующих начал истины и заблуждений с изрядной дозой прямого обмана и корыстной лжи. Но все модификации лжи и обмана, от наивного шаманства до изощренной апологетики капитализ­ма, по самому их существу чужеродны науке. Они привносятся в науку лишь в корыстных интересах господства привилегированного меньшин­ства над большинством человечества. И с ликвидацией эксплуататорских классов они полностью изгоняются из науки.

И орудия труда и наука в социалистическом обществе становятся уже общим достоянием всех трудящихся и служат всему обществу. Наука внедряется в производство не чужими руками приказчиков бур­жуазии, а дружными усилиями самих трудящихся, их интеллигенции, строителей и конструкторов, инженеров и агрономов. Здесь все трудящие­ся, у станков и за тракторами, становятся такой же рабочей интеллиген­цией, уверенно продвигаясь вперед по пути культурно-технического подъема.

Результаты, какие обещает нам эта протекающая на наших глазах культурная революция, неисчислимы. Однако уместно все же будет напо­мнить о таком факте. В самом начале первой пятилетки наши плановики установили, что производительность труда, а вместе с тем и сдельный заработок рядовых рабочих у станка, окончивших семилетку, при прочих равных условиях и одинаковых орудиях труда, то есть исключительно за счет лучшего их использования, повышаются в среднем на 67% по сравне­нию с рабочими того же возраста и стажа, но без всякого образования. Элементарный расчет показал, что каждый миллиард рублей, расходуе­мый на школьное образование в СССР, повышает объем народного дохода страны в силу указанного прироста производительности примерно на 6 миллиардов рублей. Таков эффект даже школьной науки, внедряемой в рабочую среду. Без расширенного воспроизводства знаний в этой среде невозможно успешное внедрение в производство все новых и неизмеримо более продуктивных достижений творческой науки и техники, вплоть до электронной лампочки в приборах современной автоматики и телемехани­ки, исключающих невежественное с ними обращение. В оплодотворении труда наукой, во всех технологических ее применениях мы открываем воз­можность повышать производительную силу труда не только на десятки процентов, но и в десятки раз.

Даже в антагонистическом обществе можно только тормозить рост науки, препятствовать распространению ее в массах, но невозможно оста­новить ее стихийное движение вперед. Практика общего производствен­ного процесса в своем развитии повелительно требует и сама содействует росту соответствующих отраслей знания. И процесс научного познания проходит на своем историческом пути те же ступени развития, какие про­шли и все другие важнейшие отрасли общественного труда. Ныне моно­полистический капитал, мобилизовав современную буржуазную науку, вооружил ее в своих трестовских институтах и заводских лабораториях таким оборудованием и аппаратурой, что можно уже говорить о «фаб­ричном» производстве научных открытий и изобретений, от пенициллина до атомных бомб.

Совсем иначе связана с общественным производством материальных благ наиболее высоко организованная и технически оснащенная советская наука. Ее связи с производством завязываются не в частнохозяйственных интересах отдельных монополий. Здесь не только отдельные, так называе­мые прикладные дисциплины, а и вся система наук в целом призвана обслуживать строительство коммунизма в СССР. Планы научно-исследо­вательских работ академий наук СССР органически связаны с проблема­ми социалистического хозяйства. Для подготовки очередных хозяйствен­ных мероприятий Академия наук ежегодно организует научные экспеди­ции в целях комплексного изучения и использования производительных сил и природных ресурсов нашей страны. Советские ученые принимают живое участие в полевых исследованиях и геологических разведках, организуют пробное обогащение бедных руд и выплавку из них метал­лов в полузаводских условиях, осуществляют научную экспертизу це­лесообразности и экономической эффективности проектируемых в стране крупнейших строительств. Не говоря уже о том, что в действу­ющих производственных предприятиях научный — конструкторский и ин­женерно-технический — труд занимает ведущее по своему значению место.

Из орудия обмана и эксплуатации труда наука при социализме пре­вратилась в орудие освобождения масс от эксплуатации и вместе с тем становится все более полноценным фактором общественного производства и неиссякаемым источником роста производительной силы труда.

Наука и надстройка

Классики марксизма-ленинизма весьма метко разграничивают в рам­ках каждой общественной формации такие основные ее элементы, как 1) производительные силы общества, 2) соответствующие им производ­ственные отношения, представляющие собою экономическую осно­ву, реальный базис, каждой формации, и 3) возвышающиеся на этом бази­се юридическую и политическую надстройки. Базису, по Марксу, соответ­ствуют и определенные идеологические формы общественного сознания — юридические, политические, религиозные, художественные и философские. По определению И. В. Сталина, «надстройка — это политические, право­вые, религиозные, художественные, философские взгляды общества и соответствующие им политические, правовые и другие учреждения» («Марксизм и вопросы языкознания», стр. 5).

Ни в одном из этих определений надстройки не упомянута наука в целом. Естественно возникает вопрос: можно ли только по смежности с философскими взглядами отнести и всю науку к числу надстроек? С тем или иным решением этого вопроса связаны немаловажные практи­ческие последствия. Известно ведь, что надстройка возникает вслед за базисом, активно содействует ему укрепиться и доконать старый базис и исчезает с ликвидацией своего базиса. Таковы ли, однако, признаки и судьбы науки?

Не возникает сомнений, что, скажем, при господстве буржуазии все ее защитные учреждения в качестве боевых надстроек над базисом слу­жат только ее классовым интересам и разделяют судьбу этого класса. Но взгляды общества, разделенного на антагонистические классы, — это пестрый и противоречивый конгломерат. Крупп и Маркс или Рябушинский и Ленин были современниками. Но их взгляды были диаметрально про­тивоположны. Очевидно, говоря о взглядах классового общества, сле­дует иметь в виду господствующие в нем взгляды, то есть идеологию класса, находящегося у власти.

В условиях классовой борьбы идеология отживающих классов на­кладывает свой отпечаток и на научное мышление. Можно не сомневать­ся в том, что такая элементарная истина, как «дважды два — четыре», если бы только она задевала чьи-либо классовые интересы, стала бы предметом «научных» дискуссий и политической борьбы в классовом обществе! Элементарная бдительность обязывает нас вскрывать проявле­ния классового влияния в любой из наук в буржуазном обществе, беспощадно обнажая и отметая все элементы псевдонаучной, реакционной фальши. Но наличие таких идеологических элементов в науке в условиях господства отживающих классов отнюдь не дает еще права рассматривать эту науку в целом лишь как защитную идеологическую надстройку над эксплуататорским базисом.

Признав науку лишь одной из идеологических надстроек над эконо­мическим базисом сменяющейся формации, нам пришлось бы сделать и все выводы из того факта, что надстройка живет недолго, что она ликви­дируется и исчезает с ликвидацией данного базиса. Таким образом, фео­дальное общество должно было бы отмести античную науку, буржуазия — зачеркнуть феодальную науку, а нам, в СССР, надлежало бы уже упразд­нить у себя все достижения науки от Ньютона и Ломоносова до наших дней. А между тем, как известно, этого не случилось.

В советской школе и доныне преподают, изучая и развивая, не только научные достижения таких ученых, как Эйнштейн, Менделеев и Дарвин, но, обращаясь к далекому прошлому, извлекают и оттуда такие немеркну­щие научные ценности, как закон сохранения вещества Ломоносова (1756 год), закон всемирного тяготения Ньютона (XVII век), бессмерт­ное, по оценке Энгельса, творение Коперника о вращении Земли вокруг Солнца (1512 год) и многие другие, вплоть до логики Аристотеля и гео­метрии Эвклида античной древности (III век до нашей эры), которые, пережив уже свыше двух тысячелетий и все смены классовых обществен­ных формаций, вошли в золотой фонд науки, овладение которым входит в обязательный минимум всех школьников СССР.

Ф. Энгельс еще в 1872 году предвидел возможность при достаточно высоком уровне производительной силы труда и разумном его разделении «предоставлять каждому достаточно досуга, чтобы можно было из исто­рически унаследованной культуры — науки, искусства, форм общежития и т. д. — воспринять все то, что действительно имеет ценность, и не только воспринять, но и превратить это из монополии господствующего класса в общее благо всего общества и способствовать дальнейшему его разви­тию» (Соч. Т. XV, стр. 13).

Бесспорно, однако, что подлинное искусство, как и истинная наука, не может быть привязано лишь к какой-либо одной общественной форма­ции. Вспомните хотя бы, сколько различных формаций пережили на своем веку бессмертные творения Гомера!

Отстаивая идеалы прогрессивного человечества, коммунисты готовы в борьбе за них использовать все идеологические и материальные ресурсы, включая и мощь истинной науки и привлекательность подлинного искус­ства. Чтобы удовлетворять высоким требованиям нового общества, наука и искусство при социализме должны быть свободны от всякой сектант­ской исключительности, тормозящей приобщение к ним всего передового человечества.

В нашей стране справедливо клеймят позором не только людей, спо­собных на преклонение перед иностранными «авторитетами» науки и культуры, но и тех, кто игнорирует действительные достижения, ибо та­кое пустое зазнайство лишь снижает наши темпы продвижения к ком­мунизму. «Нельзя не осуждать, — говорил по этому поводу совсем недавно А. И. Микоян, — тех товарищей, которые, под предлогом борьбы с низко­поклонством перед иностранщиной, игнорируют зарубежный опыт, пере­стали им интересоваться, его изучать, использовать то, что нам полезно» (газета «Правда» от 25 октября 1953 года).

В недавней дискуссии по вопросу о науке правильно отмечалось, что задача рабочего класса, свергнувшего капитализм, состояла не в том, чтобы огульно принять или отмести унаследованную от капитализма науку; задача состояла в том, чтобы отделить подлинно научное содержа­ние от антинаучных идеологических извращений и фальсификаций науч­ного знания. А для решения таких вопросов требуется конкретный подход к содержанию каждой науки в отдельности.

В любой из них могут оказаться элементы заблуждения и еще чаще сознательной фальсификации научных истин в интересах обслуживания устоев отмирающего общественного строя. И вместе с тем в каждой науке следует отличать такие подлинно научные элементы, которые воору­жают нас знанием законов природы и общества. Таким образом, следует прежде всего отличать подлинную науку от лженауки, от тех мировоз­зренческих привесков и включений лженауки, которую всегда привлекали на вооружение господствующие паразитические классы с тем большим усердием, чем ближе подводила их история к неизбежной гибели. Эти наукообразные элементы апологетической лжи присущи различным отраслям наук стран капитализма в весьма различных пропорциях; в науках о природе их меньше, в общественных — гораздо больше, а в такой специфически мировоззренческой области, как буржуазная фило­софия, социология, юриспруденция, эстетика, они господствуют почти безраздельно.

Где властвует буржуазия, там и в самых точных науках о природе, вроде современной биологии, атомной физики и звездной астрономии, изобилуют элементы метафизики, агностицизма, индетерминизма и от­кровенной поповщины. Пресловутые гены вейсманистов, изолированные от всякого воздействия среды, витают у них в качестве каких-то призрач­ных «недотыкомок». Наделенные «свободой воли» атомы, не находя себе определенного пристанища в пространстве, беспорядочно мечутся, обре­таясь в нескольких местах сразу. Еще меньшие частицы материи, наты­каясь друг на друга в общей суматохе, то и дело «уничтожаются». А це­лые звездные миры почему-то «разбегаются» куда попало. И это назы­вается науками о природе!

Но, с другой стороны, не все общественные «науки» на всем протя­жении господства буржуазии — сплошная антинаучная апологетика. Из­вестно ведь, что для построения научного социализма марксизм исполь­зовал путем критического освоения не только французский утопический социализм, но и английскую буржуазную политэкономию и немецкую идеалистическую философию.

Нельзя забывать и о том, что в антагонистическом обществе не вся наука находится в плену у классовых заправил и далеко не вся продажна и лжива. Борьба за свободу научного мышления красной нитью прохо­дит через всю историю культуры. И в прежние времена было немало та­ких бесстрашных борцов за научную истину, которые готовы были голову сложить за ее торжество в борьбе с фарисействующим шаманством. Их можно найти ныне даже в странах самого агрессивного империализма. Когда бесчестные жрецы «науки» становятся торговцами смертью, из­готовляя с помощью науки орудия массового умерщвления, люди высо­кой культуры не могут не протестовать против такого чудовищно пре­ступного использования науки. И не случайно все чаще возвышают они свой голос протеста на всех международных конференциях и конгрессах мира. Вместе с тем все яснее становится то принципиальное отличие, ко­торое отделяет подлинную науку, призванную служить народу и всему человечеству на всех этапах его развития, от тех ее классовых извраще­ний, которые возникают лишь временно над каждым антагонистическим базисом в качестве специальной защитной его надстройки, создаваемой против интересов народа и уже поэтому подлежащей ликви­дации после того, как рушится подпирающий ее базис.

Уметь отсечь все реакционное в науке — важнейшая задача маркси­стов в их борьбе с идеологическими надстройками буржуазии. В любой научной области необходимо строго отличать подлинную науку от лже­науки, от тех буржуазных ее надстроечных извращений, какие хотелось бы назвать шаманством в науке.

Если апологетическая лженаука в качестве защитной надстройки служит идеологическим оружием борьбы отживающих классов против передовых, то подлинная наука, выступая против лженауки, становится боевым идеологическим оружием передовых сил общества против всей реакционной идеологии загнивающих формаций.

Наука и производство

Многогранная система наук изучает конкретно в своих подразделе­ниях самые различные объекты специальными методами для разреше­ния различных теоретических и прикладных задач. Общей для всей си­стемы наук является в области теории задача познания объективных за­кономерностей Вселенной, а в области практики — использование этих закономерностей и в идеологической борьбе с духовной реакцией за луч­шие идеалы социальной правды, и в культурном строительстве народов, и в материальном производстве всего общества.

Принято думать, что производство связано только с так называемы­ми прикладными науками, а «чистая» наука витает где-то в облаках аб­стракций, в полном отрыве от всего земного, в силу чего ей, очевидно, и приписывается эта пресловутая чистота. Однако это — глубокое за­блуждение. Теория в отрыве от практики, как цветок, вырванный из почвы, увядает и засыхает. Но социалистической науке не угрожает подобная участь. Несмотря на возрастающую специализацию, наши науки все теснее кооперируются, взаимно обогащаясь на общей службе социалистическому хозяйству. Организационно эта кооперация нашла уже свое отражение и в системе учреждений Академии наук СССР. Напомним, что в дореволюционной Академии имелись только гумани­тарное и естественно-историческое отделения и лишь в советский период там выросло огромное отделение наук технических. И если еще недавно прикладные науки третировались некоторыми из «теоретиков» как науки второго сорта, то ныне их роль в той кооперации труда, где техника является важнейшим приводом от научной теории к хозяйствен­ной практике, становится все очевиднее.

План научно-исследовательских работ Академии наук СССР состав­ляют, как известно, сами ученые. Согласованный с текущими потребностями отдельных ведомств и прокорректированный в связи с общими требованиями народного хозяйства в Госплане, этот план служит по утверждении правительством народнохозяйственным задачам страны. Таким образом, не одни прикладные дисциплины, но и вся наука в це­лом ставится у нас на службу хозяйству.

Твердых границ между теоретическими и прикладными науками нет. Любая наука может в том или ином случае непосредственно включиться в производство, получив хозяйственное использование. Задачам разведки полезных ископаемых служит ныне не только геология, но и биохимия и геофизика. Микробиология культурами азотобактера удобряет землю. Химия создала всю химическую промышленность. Физика открыла широ­кие перспективы обеспечения производства всеми видами энергии, до внутриатомной включительно. А ныне даже такой ее раздел, как электро­ника, включается непосредственно в производство в качестве регулятора автоматики всей промышленности грядущего коммунизма.

Важно отметить, что ныне на службу социалистическому хозяйству привлекаются не только представители отдельных наук — геологи, почво­веды, — а коллективы ученых различных специальностей в целях комп­лексного освещения всех сторон изучаемого объекта. Академия наук СССР располагает широкими возможностями почти любых комбинаций наук в составе таких коллективов.

Рассматривая тот или иной раздел науки в отрыве от других, не все­гда можно предугадать возможности производственных его применений. От первых опытов расщепления атома до овладения внутриатомной энер­гией — не близкий путь. Из замкнутого круга в системе наук нельзя вы­рвать ни одного звена без ущерба для всей системы в целом. И в полной мере оценить роль науки в производстве мы сумеем лишь тогда, когда мо­билизуем на производственные задачи планомерно и комплексно всю си­стему наук и двинем ее вперед не мелкими партизанскими отрядами, а единым фронтом всех частей и родов научного оружия.

В подразделениях этого фронта обычно отличают общественные на­уки от наук о природе. Однако при такой систематике из цикла наук вы­пали бы, например, все философские и математические науки, охватыва­ющие одновременно и общество и природу. Но и науки о природе слиш­ком многообразны, чтобы вместить их в одну рубрику, пренебрегая даже такими качественными их различиями, которые определяются гранью между живой и мертвой природой. А с учетом и других скачков от про­стейшего к сложному система наук в самой сжатой схеме представляется нам в следующих разделах.

Предмет изучения в этом круге наук существенно меняется — от аб­страктных понятий и простейших элементов, как величина, движение, ато­мы и молекулы, до наиболее сложных тел, организмов и сообществ. Но общества слагаются из отдельных лиц, организмы и тела — из молекул и атомов, движение неотделимо от вещества, а без понятия «величин» и логики суждений и умозаключений вообще не родится ни одна из наук. Этим утверждается их внутренняя цепная связь. А для уяснения их связи с производством приведем более детальное расчленение общего цикла наук по важнейшим их подразделениям.

Вот самый краткий их перечень.

I. Математические науки

1.Арифметика. 2. Алгебра. 3. Геометрия. 4. Тригонометрия. 5. Анали­тическая геометрия. 6. Теория вероятностей. 7. Дифференциальное исчис­ление. 8. Интегральное исчисление. 9. Вариационное исчисление. 10. Век­торное исчисление. 11. Тензорное исчисление. 12. Теория множеств и пр.

Математика — наиболее абстрактная из наук. Ее формулы в своих буквенных выражениях обнимают любые величины — и сколь угодно боль­шие, и бесконечно малые, и постоянные, и переменные, и реальные, и мни­мые. Располагая значительным выбором представлений о пространстве, математика вполне последовательно изложит вам и геометрию Эвклида, и геометрию Лобачевского, и геометрию Римана. В первом случае вам придется признать при этом, что сумма углов треугольника всегда равна 2 d, во втором — что она всегда меньше 2d, в третьем — что она все­гда больше 2d. И какое бы из этих пространств ни явилось пред­метом изучения, это не изменит формальных выводов математики. Этот формализм таит в себе известную опасность скатиться в идеализм, о чем писал в свое время В. И. Ленин, имея в виду физико-математические те­чения, но отнюдь не умаляет огромной роли математики во всех техниче­ских применениях науки в производстве. И не только высшей, но и самой элементарной. Ведь без арифметики на заводе и геометрии в поле не только инженер и агроном, но и рядовой производственник ныне никак не обойдется.

II. Механические науки

Имеют практическое приложение как: 1. Теория упругости. 2. Сопро­тивление материалов. 3. Гидромеханика. 4. Гидравлика. 5. Аэродинамика. 6. Строительная механика. 7. Механическая технология. 8. Машиноведе­ние и др.

Связь этого разделения наук с соседними — математикой и физикой — тесна и неразрывна. Весь этот раздел наук связан непосредственно с про­изводством. Эта связь очевидна.

III. Физико-химические науки

Физика имеет практическое применение как: 1. Энергетика. 2. Тепло­техника. 3. Светотехника. 4. Телемеханика. 5. Электротехника. 6. Радио­техника и т. д. Химия с ее подразделами, в частности, с физической хи­мией — 1. Термохимия. 2. Фотохимия. 3. Электрохимия — имеет практи­ческое приложение в качестве химической технологии.

Физику и химию объединяет общий предмет изучения — вещество. Но сближение этих наук видно уже из появления таких новых дисциплин, как «физическая химия» и «химическая физика» заведомо гибридного происхождения. С механикой этот раздел наук связывается через физи­ку, с астрономическими науками — через астрофизику и астрохимию, с геологией — через геофизику и геохимию. Теснейшим образом связан он многими узами непосредственно с производством.

IV. Астрономические науки

1.Космогония. 2. Астрономия теоретическая. 3. Астрометрия. 4. Не­бесная механика. 5. Астрофизика. 6. Астрохимия. 7. Космография. Имеют практическое приложение как: 8. Актинометрия. 9. Метеоритика. 10. На­вигация. 11. Аэронавигация. 12. Служба времени и пр.

Тела небесные, казалось бы, слишком удалены от нас, чтобы непо­средственно служить нашему общественному производству. И все же на­ука заставляет их служить ему — и в сельском хозяйстве, где так важен учет поступления солнечной энергии (актинометрия), и в мореплавании, и в аэронавигации, и повсюду, где работа регулируется временем.

V. Геолого-географические науки

1.Геофизика. 2. Геохимия. 3. Геология. 4. Минералогия. 5. Гидрогео­логия. 6. Аэрология. 7. География (физическая). 8. Геодезия. 9. Почвове­дение. Имеют практическое применение как: 10. Мерзлотоведение. 11. Гидротехника. 12. Топография и пр.

Науки о земле раскрывают перед нами все ее богатства: в недрах — несметные запасы полезных ископаемых, на поверхности — все ресурсы плодородия почвы, ее обводнения и орошения; эти науки обслуживают прогнозами погоды и сельское хозяйство и воздушный транспорт.

VI. Биологические науки

1.Биология. 2. Биохимия. 3. Палеонтология. 4. Микробиология. 5. Бо­таника. 6. Зоология. Имеют практическое приложение как: 7. Агрономия. 8. Агрохимия. 9. Агротехника. 10. Лесоводство. 11. Зоотехника. 12. Вете­ринария и пр.

Науки о живой природе служат самым непосредственным образом в каждом совхозе и колхозе и земледелию и животноводству, радикально повышая их продуктивность.

1. Науки о живой природе служат и промышленности, освещая процес­сы брожения в виноделии и винокурении (микробиология), улучшая вы­печку хлеба возможностью использования ферментов и энзимов (биоло­гия), и т. д. И даже такая, казалось бы, далекая от производства наука, как палеонтология, изучающая жизнь давно вымерших организмов, помо­гает геологическим поискам полезных ископаемых.

VII. Антропологические науки

1.Антропология. 2. Эмбриология. 3. Анатомия. 4. Физиология. 5. Пси­хология. Имеют практическое применение в связи с медициной, в частно­сти, ее разделами: 6. Патология. 7. Терапия. 8. Хирургия. 9. Психиатрия. 10. Гинекология. 11. Фармакология. 12. Гигиена и санитария и пр.

Сокращая заболеваемость и смертность людей, науки о человеке вместе с тем значительно повышают и эффективность этой важнейшей из производительных сил. Широкое внедрение у нас этого раздела наук за советский период, несомненно, явилось одним из источников такого пока­зательного факта, как сокращение смертности в СССР по меньшей мере вдвое и увеличение средней продолжительности жизни и труда наших со­граждан минимум на 12 лет. Правда, для этого нам пришлось раз в десять умножить врачебный персонал. Но все же, если учесть, что на каждого врача приходится ежегодно до 15 спасенных жизней, а за всю практику, хотя бы лет за 20, — до 300, то мало будет сказать, что его профессио­нальный труд окупается сторицей.

VIII. Общественно-исторические науки

а) Историко-гуманитарные:

1.Этнография и этногенезис. 2. Археология и история материальной культуры. 3. История стран и народов. 4. Правоведение и история права. 5. Языковедение. 6. Литературоведение. 7. Искусствоведение. 8. Военные науки.

б) Социально-экономические:

1.Политическая экономия. 2. История экономических учений. 3. Исто­рия народного хозяйства. 4. Экономгеография. 5. Народнохозяйственное планирование. 6. Экономика отраслей труда. 7. Наука о финансах. 8. Ста­тистика. 9. Бухгалтерия.

Науки о базисе и надстройках общества многочисленнее других и да­леко не исчерпываются приведенным перечнем. Все они весьма далеки от техники производства, но тем больше их воспитательная роль и органи­зующее воздействие на производителей. Одни из них еще в школе дисци­плинируют и развивают мысль будущих производителей, будучи враждеб­ными всякой инерции и рутине. Другие, например, учение о государстве и праве, служат при социализме организации и охране общественного труда. Третьи — науки о планировании и финансах, статистика и бухгалте­рия — служат распределению и учету трудовых ресурсов по всей стране и хозяйственному расчету в каждой производственной ячейке.

Особое место в системе наук принадлежит таким философским дис­циплинам, как: 1) история философии, 2) диалектический материализм, 3) исторический материализм и 4) логика. Их можно поставить и во главе всей системы наук и в заключительном их звене, обобщающем и венчаю­щем всю эту систему. Они связывают в высшем своем единстве не только всю систему наук, но и все их в совокупности с тем экономическим основанием, возвышаясь над которым наука развивается тем успешнее, чем последовательнее служит ему всеми своими рычагами. Широкое вне­дрение навыков диалектического мышления в нашей стране служит неис­сякаемым источником новых творческих достижений не только в научной теории, но и в производственной практике стахановского труда.

Итак, даже самый беглый обзор организации, объектов изучения и текущих задач системы наук в СССР убеждает нас в том, что не отдель­ными своими разделами, а в целом социалистическая наука служит одним из важнейших факторов общественного производства в нашей стране.

Наука и производительные силы

Утверждение, что наука является важным фактором производства, теперь уже бесспорно.

«В «Кратком курсе» сказано: «Орудия производства, при помощи кото­рых производятся материальные блага, люди, приводящие в движение орудия производства и осуществляющие производство материальных благ благодаря известному производственному опыту и навыкам к труду, — все эти элементы вместе составляют производительные силы общества» («История ВКП(б). Краткий курс», стр. 114—115). Попробуем расшифро­вать содержание двух основных элементов: «орудия труда» и «люди», — из которых складывается понятие производительных сил.

Что такое «орудия труда»? Это прежде всего техника — машины и инструменты. Однако «природа не строит машин, паровозов, железных дорог», — говорит Маркс. «Все это — созданные человеческой рукой орга­ны человеческого мозга; овеществленная сила знания». И даже самый процесс производства Маркс называет «экспериментальной наукой, мате­риально-творческой и предметно-воплощающейся наукой». С развитием крупной индустрии в ней наряду с машинами участвует все больше таких мощных агентов, как пар и электричество, производительность которых сама, по Марксу, «зависит от общего состояния науки и от степени разви­тия технологии или от применения этой науки к производству». Вот поче­му, следуя за Марксом, можно сказать, что степень развития орудий тру­да вместе с тем «является показателем того, до какой степени обществен­ные знания вообще — наука — превратились в непосредственную произво­дительную силу» («Из неопубликованных рукописей К. Маркса». Жур­нал «Большевик» № 11 —12 за 1939 год, стр. 61, 63 и 65).

А теперь напомним, чем определяется производительная сила труда. «Производительная сила труда, — писал Маркс, — определяется много­сложными обстоятельствами, между прочим средней степенью искусства рабочего, уровнем развития науки и степенью ее технологического при­менения, общественной комбинацией производственного процесса, разме­рами и эффективностью средств производства и, наконец, природными условиями» (Соч. Т. XVII, стр. 46). Весьма показательно, что в этом пе­речне факторов, определяющих собой производительную силу труда, названы уже не только средства производства, включая, конечно, и ору­дия труда, но и уровень науки, причем эта потенция производства постав­лена даже впереди вещественных фондов производства со включением орудий труда. Приведенные здесь «обстоятельства» не исчерпывают, однако, всех факторов, определяющих производительную силу труда людей. В другом месте в числе факторов и условий, от которых «произ­водительная сила труда должна зависеть главным образом», Маркс называет и плодородие земли, и приобретенные навыки, и разделение труда, и укрупнение производства, и концентрацию капитала, и машины, и всякие другие изобретения, посредством которых наука заставляет силы природы служить труду (см. Соч. Т. XIII, ч. 1-я, стр. 122).

Таким образом, отправляясь от орудий труда и людей с их опытом и навыками, мы должны будем признать, что в числе элементов, опреде­ляющих производительную силу труда — и не между прочим, а главным образом, — приходится назвать «общее состояние науки», или «уровень развития науки», и все ее применения, посредством которых она застав­ляет силы природы служить труду. Очень важно при этом отметить, что наука не только содействует росту производительных сил, но и сама при известных условиях превращается в «непосредственную производитель­ную силу».

Можно даже сказать, при каких условиях происходит это превраще­ние. В процессе производства научной продукции необходимо различать следующие три стадии ее готовности. На первой, зачаточной, стадии научные идеи, не вышедшие еще за рамки чисто идеологических форм сознания, могут служить лишь оружием идейной борьбы соревнующихся мировоззрений и классов. На второй, подготовительной, стадии эти идеи получают уже предметное опосредствование — в учебных пособиях, схе­мах и моделях, в лабораторной и полузаводской их проверке в действии — и уже становятся признанной потенцией производства. И только на третьей, заключительной, стадии их реализации внедренные в производство, то есть овеществленные уже в орудиях труда и опыте производителей, они получают окончательное подтверждение своей истин­ности и из потенциальной силы превращаются в действующую производи­тельную силу общества.

Нам могут возразить, что наука, использованная для построения но­вых машин, — это уже не наука, а орудие труда. Но ведь металл, из кото­рого, строятся эти машины, не перестает быть металлом и в составе орудий труда. Точно так же и научные идеи, без которых не сконструируешь ма­шину, не прекращают своего существования, будучи реализованными в тех или иных орудиях труда. Если бы наука переставала существовать с момента внедрения ее в производство, она не выполняла бы своего основ­ного назначения. Однако, анализируя элементы, образующие орудия тру­да, мы легко обнаружим и материальную слагаемую, и живой труд рабо­чих, и научные идеи, заложенные в их конструкции. Но если материалы и труд, овеществленные в машине, лишь воспроизводят себя в стоимости продукции этой машины, то заложенные в ней творческие идеи науки со­здают дополнительный эффект: они увеличивают количество продукта на единицу труда, позволяя использовать и даровые силы природы.

Еще менее позволительно было бы забыть об участии в общественном производстве тех элементов науки, которые суммируются в форме навыков мышления и профессионального искусства уже не в орудиях труда, а непо­средственно в головах самих производителей. Напомним, например, сле­дующее высказывание Маркса: «Степень искусства наличного населения составляет всегда предпосылку всего производства, следовательно главное накопление богатства; важнейший сохраненный результат прежнего труда, существующий однако в самом живом труде» («Теории прибавоч­ной стоимости». Т. III, стр. 229. 1936). Сокровища науки, накопленные трудом поколений исследователей всех времен, становятся общим достоянием человечества. Каждое научное открытие стоит их авторам многих лет труда при полном напряжении творческих сил. Но открытие гения могут затем легко усвоить даже тупицы. Те истины, над обоснова­нием которых бились целую жизнь такие умы, как Эвклид, Коперник или Дарвин, успешно усваиваются ныне миллионами школьников. Но школь­ники — это будущие производители. И эта легкость, с какой усваиваются ранее достигнутые с величайшим трудом плоды творческой науки, позво­ляет нам рассматривать науку как даровую силу в производстве. Она мо­жет быть реализована в производстве только в соединении с трудом и сама по себе, как даровая сила, не повышает стоимости его продукции, но умножает ее количество. Именно поэтому наука является одним из источников, за счет которого растет производительная сила труда.

Воздействуя одновременно и на орудия труда и на обслуживающих их людей, внедренная в производство наука обеспечила нам огромную экономию живого труда. Приведем несколько примеров.

С заменой примитивной сохи плугом, лошадей — тракторами, а серпа и цепов — комбайнами затраты живого труда на 1 тонну зерна в челове­ко-днях значительно уменьшились: в 1850 году они составляли 117 дней, в 1913 году — 71 день и в 1937 году в колхозах — 10,2, а в совхозах — не свыше 7—7,5 дня. Таким образом, менее чем за одну сотню лет мы сократили затраты труда из расчета на каждую тонну хлеба не менее чем на 107 дней, что приблизительно составляет общую ежегодную экономию в 14 миллиардов дней.

В производстве металлов наука и техника тоже не стояли на месте. В частности, в черной металлургии затраты живого труда на тонну чугуна за последние 100 лет сократились в 50 раз, а по стали и прокату — значи­тельно больше. По одному лишь доменному производству эта экономия превышает 70 часов на каждую тонну, а на всю продукцию к 1953 году эта экономия составила по всем цехам черной металлургии до 4,5 миллиарда дней.

В производстве пряжи и тканей благодаря современной машинной технике затраты труда по сравнению с ручным производством снизились у нас уже к 1940 году по ткачеству в 80, по прядению — более чем в 100 раз. На каждом метре суровой ткани это дает свыше 26 часов эко­номии труда, а в сумме на всю продукцию тканей из хлопка (5,3 мил­лиарда метров в 1953 году) — свыше 17,5 миллиарда трудодней.

Но особенно эффективна экономия труда при механизированном транспорте. Возчик с одной лошадью может перевезти, как известно, не свыше 8 тонно-километров в день, или 1 тонно-километр в час. А советские железные дороги уже в 1940 году перевозили по 169 тонно-километров за каждый человеко-час труда. При конной тяге для такого же объема труда потребовалось бы минимум 530 миллиардов человеко-часов, или около 250 миллионов рабочих и столько же лошадей. И экономия в живом труде, которую мы получаем ныне за счет механизации, уже намного превышает 66 миллиардов человеко-дней, или 248 миллионов годовых работников.

Конечно, в этом заслуга не только науки и техники, воплощенных в орудиях труда и навыках рабочих. Но не следует забывать, что «маши­на, — по свидетельству Маркса, — является наиболее могущественным средством увеличения производительности труда, т. е. сокращения рабо­чего времени, необходимого для производства товаров…» (Соч. Т. XVII, стр. 443). А в каждой машине как раз наиболее осязательно отражается творческая роль и даровая сила науки.

Необходимо также помнить, что эта даровая сила науки реализуется только в полном и неразрывном единении с трудом. Это значит, что в пол­ной мере мы овладеем ею только в коммунистическом обществе. С подъе­мом культурно-технического уровня рабочего класса и крестьянства до уровня работников инженерно-технического и агрономического труда, с ликвидацией существенного различия между умственным, и физическим трудом такая мощная потенция производства, как наука, станет наконец общим достоянием всего трудящегося человечества. В рамках всех анта­гонистических формаций наука, оставаясь привилегией и объектом спеку­ляции верхушки шаманствующих жрецов науки и их хозяев, не могла рассчитывать на всенародное распространение. В странах капитала она и доныне пребывает в тупике. А между тем эффективность науки, превра­щающейся при своем применении в производстве в непосредственную про­изводительную силу, как раз прямо пропорциональна объему внедряемых знаний, умноженному на глубину их усвоения и широту распространения среди трудящихся масс.

Выводы из этой, казалось бы, весьма элементарной истины способно сделать только плановое, социалистическое хозяйство.

В настоящее время советский народ под руководством Коммунисти­ческой партии решает великие задачи создания в стране достатка, а за­тем и изобилия предметов народного потребления. Путь к достижению этой цели идет через развитие производительных сил, через подъем производительности труда в сельском хозяйстве, через преодоление отста­вания ряда его отраслей.

Советской науке, в частности агрономической науке, в решении этих задач принадлежит выдающаяся роль. Тесная связь науки с социали­стическим производством, творческое ее развитие и применение — важ­нейшее условие выполнения советской наукой той роли, которую она призвана играть в социалистическом обществе.