«Общество всеобщего благосостояния», или социализм по-шведски

Из журнала «Вопросы философии», № 6, 1960 г., стр.68-84

«Общество всеобщего благосостояния», или социализм по-шведски

Л. Л. Головин, Н. В. Опарин

Миф о «скандинавской исключительности» и «шведском социализ­ме» становится все более популярным в пропагандистских сочинениях правых социал-демократов. Все чаще и чаще раздаются призывы загля­нуть в шведский «дом народа» и воочию убедиться, как капитализм, продолжая сохранять прогрессивный характер, избавляется одновре­менно от своих пороков и постепенно перерастает в социализм, стано­вясь «демократическим социализмом». Именно здесь, в шведском коро­левстве, «совершилось чудо», которое, как указывается в заявлении Северной рабочей конференции, состоявшейся в сентябре прошлого года в Мальмё (напомним, данная статья была написана в 1960 г. — прим. РП), в представлении «пионеров социалистического движения было лишь дерзкой мечтой».

«Социализм» шведских реформистов славословится (по понятным причинам) прежде всего в тех странах, где социал-демократы еще играют сколько-нибудь заметную роль. При этом всякий раз делается особый упор на относительно высокий жизненный уровень, на рост зар­платы и доли трудящихся при распределении общественного продукта, на так называемое «экономическое выравнивание», полную занятость на­селения и т. п.

По свидетельству объективных исследователей, население Швеции имеет самый высокий жизненный уровень в Европе. Это неоспоримый факт. (Сегодня уровень жизни в Швеции остается одним из самых высоких в Европе, но уже не самым высоким. По рейтингу уровня жизни в европейских странах за 2016 г. Швецию обогнали Швейцария, Германия, Дания. — прим. РП) И как всякое экономическое явление, он имеет вполне реальное основание и может быть объяснен. Нельзя забывать, что Швеция почти 150 лет не воевала и не переживала поэтому разрушительных для эконо­мики последствий войны и иностранного вторжения. Наоборот, в силу устойчивых традиций нейтрализма, наличия мощного торгового флота и развитой промышленности война приносила Швеции дополнительные до­ходы за счет торговли с воюющими сторонами. Большие природные бо­гатства (высококачественные железные руды, лес, дешевая гидроэлек­троэнергия), сравнительно низкая, вплоть до 1958 года, безработица, рост производства за счет капиталовложений, повышения производитель­ности и интенсификации труда (Последняя сопровождалась ростом количества несчастных случаев. Согласно дан­ным официальной статистики, за десятилетие — с 1947 по 1956 год — на предприятиях было зафиксировано 6 тысяч несчастных случаев со смертельным исходом. Это означает, что в среднем за один рабочий день от несчастных случаев умирали 2 рабочих. Пример­но 10 рабочих становились инвалидами. За этот же период не менее 30 тысяч рабочих стали инвалидами, потеряв трудоспособность от 10 процентов и выше, вплоть до полной инвалидности. Вот чем шведский рабочий заплатил за свой сравнительно высокий уро­вень жизни!), высокая международная конъюнктура в послевоенный период, от которой зависит экономика Швеции, — все это способствовало росту жизненного уровня.

Десятилетия интенсивной промышленной деятельности и развития торговых связей со многими странами мира привели к созданию много­численного, хорошо организованного и высококвалифицированного рабо­чего класса, научившегося умело отстаивать свои экономические требо­вания. Профсоюзы Швеции, объединяющие почти всех трудящихся стра­ны, имеют многолетний опыт борьбы с предпринимателями за экономиче­ские интересы трудящихся. Наконец, нельзя не учитывать того обстоя­тельства, что в послевоенный период для Швеции и шведской буржуазии сложились сравнительно благоприятные условия, в силу которых Шве­ция не испытывала экономического спада даже в годы кризисных явле­ний в экономике крупнейших капиталистических стран. В результате всех этих благоприятных условий Швеция в течение нескольких десятков лет превратилась из страны, ввозившей капитал, в государство-рантье.

Сравнительно высокий уровень жизни в Швеции является результа­том упорной борьбы рабочего класса, который оказывал сопротивление попыткам замораживания зарплаты и боролся за улучшение условий жизни и труда. Доходы семей увеличивались и за счет притока на про­изводство замужних женщин, а также за счет более широкого примене­ния потогонных систем заработной платы и сверхурочных работ. Важ­ным фактором улучшения условий жизни (во всяком случае, с внешней стороны) является расширение продажи в кредит, благодаря чему значи­тельная часть предметов длительного пользования появилась в домах мно­гих шведских трудящихся. Все это способствовало распространению кон­цепции «государства всеобщего благосостояния».

Однако по мере приближения к Швеции о социализме говорят все меньше и меньше, а в самой Швеции предпочитают пользоваться более гибкой формулой — «общество всеобщего благосостояния». Но, как говорил К. Маркс, «этикетка системы отличается от этикетки других товаров, между прочим, тем, что она обманывает не только покупателя, но часто и продавца» («Капитал», т. 2, 1951, стр. 358—359).

Что же на самом деле происходит в Швеции, каковы тенденции развития шведского общества, действительно ли там построен социализм и намерены ли вообще его строить социал-демократы? Чтобы ответить на все эти вопросы, необходимо знать идеологию шведской социал-демокра­тии, экономику страны и социальную структуру общества, политику СДПШ и ее планы на будущее.

Партия революции или партия реформ?

Созданная семьдесят лет тому назад Социал-демократическая рабо­чая партия Швеции (СДПШ) представляет собой классический образен реформистской партии, довольствующейся попытками мирного преоб­разования капиталистического общества в рамках буржуазного парла­ментаризма. И как реформистская партия, она в результате сложив­шихся особых исторических условий, бесспорно, имела ряд успехов. Из всех существующих ныне социал-демократических партий СДПШ, без сомнения, самая сильная. Она является самой большой партией в швед­ском рабочем движении (В 1959 году СДПШ насчитывала 800 тысяч членов.), занимает доминирующее положение в Цент­ральном объединении профсоюзов Швеции (ЦОПШ) и других массовых организациях страны, имеет почти половину мест в парламенте (риксда­ге) и около тридцати лет возглавляет правительство. Пользуясь широ­ким влиянием, СДПШ имеет сильные позиции не только в рабочем клас­се, но также среди служащих и средних слоев.

Несмотря на умеренную программу, принятую на учредительном съезде СДПШ и охарактеризованную лидером рабочего движения в юж­ной Швеции А. Даниэльссоном как компромиссная «маленькая и чис­тенькая программа реформ», шведские социал-демократы тогда еще ставили себе цель «полностью преобразовать экономическую организацию буржуазного общества и осуществить социальное освобождение рабочего класса». Под давлением массового движения за всеобщее избирательное право, 8-часовой рабочий день, свободу организаций и другие буржуазно­демократические свободы СДПШ выражала готовность заменить клас­совое общество социалистическим. Это давало ей возможность организа­ционно расти, увеличивать свою численность и влияние в рабочем дви­жении. В партии еще теплился революционный дух. Однако в ходе даль­нейшей ее эволюции все больше и больше сказывалось влияние буржуаз­ных экономистов и социологов. Бернштейнианский ревизионизм становил­ся руководящим началом.

После так называемого «демократического переворота» в 1918—1919 годах, когда социал-демократы впервые оказались в правительстве, программные требования СДПШ стали еще более туманными и умерен­ными и в основном свелись к пожеланиям известных улучшений суще­ствующих буржуазных порядков.

С «демократическим переворотом» меняется тактика и методы по­литической деятельности СДПШ. Если раньше она использовала массо­вую мобилизацию рабочих в поддержку требований о проведении ре­форм через парламент, то теперь она все больше и больше отказывается от этой тактики, подменяя ее компромиссными переговорами и реше­ниями.

Постепенно СДПШ отреклась от своих прежних идеалов. Пере­сматривались программы, но еще чаще пересматривался дух этих про­грамм. По существу, СДПШ в настоящий момент, как и все буржуаз­ные партии Швеции, является защитником существующего капитали­стического строя. Все то, что еще носило марксистский характер в про­граммных заявлениях СДПШ, отброшено в сторону. Мысль о социали­зации в ее первоначальной форме забыта. Концепция коренного изме­нения общества заменена попытками закрепить правящее положение партии популярными мероприятиями, находящими в какой-то степени отклик среди ее избирателей. Но и они уже не способствуют росту влияния СДПШ. Самого максимального успеха социал-демократы до­стигли в 1940 году, собрав 53,8 процента голосов избирателей. В 1942 го­ду им удалось собрать немногим более 50 процентов. В последующие выборные кампании количество голосов, подаваемых за социал-демокра­тов, колебалось в пределах 46—48 процентов. Эти данные лишний раз говорят о том, что влияние социал-демократов отнюдь не растет. (Цифры эти неуклонно снижались все последующие годы, вплоть до настоящего времени. В 1976 г. 42,7%, в 1991 — 37,7%,  в 2010 г. — 30,7%. На последних выборах 2014 г. СДПШ получила 31% голосов избирателей. Подробнее см. здесь. — прим. РП).

Какие же цели ставила перед собой СДПШ в своей ныне действую­щей программе[1], принятой после очередной ревизии на съезде в 1944 го­ду, и как эти цели осуществлялись?

«Влияние общества на производительные силы, участие трудящих­ся в собственности, плановость производства и равенство граждан, — говорится в «Общих принципах» этой программы, — вот чем руковод­ствуется социал-демократия в своих стремлениях. Таковы направляю­щие линии социалистического преобразования общества» («Program for var tid», S. 75, 82).

Насколько все это соответствовало практической политике социал-демократов, можно судить по содержанию той полемики, которая со­стоялась еще в 1948 году между лидером социал-демократов Т. Эрландером и лидером народной партии Улином. Эрландер, в частности, за­явил: «В старых бумагах я обнаружил текст одного из моих выступле­ний в 1930 году. Я говорил тогда, что разговор о том, что социализация и социализм предусматривают необходимость перехода частной соб­ственности в общественную, ничего не имеет общего с реальностью. Такое представление и теперь не редкое явление. Ведь решающее зна­чение имеет не тот факт, кто владеет предприятиями, а тот, как эти предприятия работают. Это мое мнение остается в силе и теперь. Социал-демократическая партия, г-н Улин, наверняка придерживается точно такого же мнения, что и я 18 лет тому назад».

Таким образом, рассуждают лидеры социал-демократии, нет ника­ких оснований посягать на частнокапиталистическую собственность, по­ка капиталисты справляются со своим делом.

Отвечая на вопрос сотрудника газеты «Стокгольмс-Тиднинген» К. Самуэльссона: «Что означает социализм в представлении социал-де­мократии?», — Т. Эрландер сослался на программу 1944 года, положения которой, как он сказал, по-прежнему остаются в силе.

«То единство, которое господствует (между буржуазными и соци­ал-демократической партиями. — Авт.) по поводу больших социальных реформ, — отрадное единство — не дает возможности говорить больше о принципиальных различиях, которые можно было бы назвать разли­чиями идеологического характера» («Stockholms-Tidningen». 14.2.1959).

Сотрудничество трудящихся и предпринимателей стало руководя­щим принципом лидеров шведской социал-демократии. Теоретический орган шведских социал-демократов «Тиден» заявляет в передовой статье:

«Как Арне Гейер (председатель Центрального объединения шведских профсоюзов. — Авт.), так и мы считаем необходимым подчеркнуть, что естественная цель экономики (под «экономикой» подразумеваются капи­талистические предприниматели. — Авт.) не противоречит идеям и цен­ностям рабочего движения… Наоборот, в ближайшие годы возникнет еще большая потребность во взаимодействии и сотрудничестве для до­стижения общих целей» («Tiden», № 1, 1958).

Трудно что-нибудь добавить к этим откровенным высказываниям лидеров шведской социал-демократии и их буржуазных «критиков». Они достаточно красноречиво говорят сами за себя. За дымовой завесой глубокомысленных рассуждений об общности интересов трудящихся и буржуазии скрывается апология современного капиталистического об­щества, идейное оправдание системы частного предпринимательства, стремление удержать массы в рамках движения за ограниченные эко­номические и социальные реформы.

И сколько бы шведские социал-демократы ни склоняли слово «со­циалистический», от этого не изменится капиталистическая природа шведской экономики, всего общественного строя современной Швеции. Не изменится прежде всего потому, что этого не позволят сделать те, в чьем распоряжении находится экономическая и политическая власть.

Кто является хозяином шведской экономики?

Социал-демократические лидеры обещали рабочим, что социализм в Швеции может быть осуществлен после того, как будет достигнуто большинство в риксдаге. Почти тридцать лет социал-демократические лидеры осуществляют руководство правительством. Но они не спешат выполнить свои обещания о социалистическом преобразовании об­щества. (КПРФ обещает российским трудящимся то же самое. Мол, ну и что, что мы все время, с самого разрушения СССР, входили в российский парламент? Вот если бы у нас было большинство в Госдуме, тогда бы мы… Только политическая практика показывает, что и тогда бы ничего иного, чем то, что имеет сейчас трудовой народ России, не было. Политика проводилась бы та же самая — антинародная, направленная на окончательное добивание и унижение страны и ее экономики, на сознательное и целенаправленное обнищание ее населения. Реформисты, даже с коммунистическими названиями, всегда только красиво обещают, но никогда из того, что обещают, не выполняют. — прим. РП)

Частная инициатива остается главной движущей силой всей швед­ской экономики. Предприятия государства, муниципалитетов и коопера­ции занимают в народном хозяйстве около 25 процентов как по стоимо­сти продукции и услуг, так и по количеству занятых работников. В про­мышленности государству принадлежит всего лишь несколько предприя­тий: железных рудников, металлургических заводов и предприятий лес­ной промышленности, — на которых работает, по данным Ежегодного статистического справочника за 1959 год, в общей сложности 18 376 ра­бочих и служащих против 870 890 человек, занятых во всей промышлен­ности. В обрабатывающей промышленности господствует частная соб­ственность. Правительственный контроль ограничивается наблюдением над железными дорогами, телефоном, телеграфом, радио и другими учреждениями общественного пользования. Мощные потребительские кооперативы, существующие в Швеции, являются твердыми сторонника­ми свободной конкуренции и не связаны формально ни с какой политиче­ской партией.

До сих пор частными остаются страховые компании, фонды кото­рых составляют миллиарды крон и обороты которых растут из года в год. В настоящее время общие фонды страховых компаний состав­ляют примерно 20 миллиардов крон, прибыли их превышают 100 милли­онов крон, и все эти богатства находятся в распоряжении буржуазии. В числе членов правлений страховых обществ можно встретить имена многих крупных капиталистов.

Концентрация промышленного и банковского капитала, всевластие монополий, господство финансовой олигархии, тесные связи с междуна­родным капиталом — все эти черты современного капитализма характер­ны для Швеции, как и для любой другой страны с высоким уровнем раз­вития капиталистического производства.

Процесс концентрации шведской промышленности начался еще до первой мировой войны, но особенно интенсивным он был в 40—50-х го­дах. В течение двадцати лет — с 1931 по 1951 год — общее число про­мышленных предприятий увеличилось на одну четверть, число занятых лиц — на 62 процента, а оборот капитала — на 337 процентов. При этом доля мелких предприятий по всем показателям постоянно уменьшалась, а доля крупных — резко возрастала. Этот процесс продолжается и в по­слевоенный период.

Неизбежным спутником концентрации производства является банк­ротство мелких предприятий, не способных устоять в конкурентной борьбе против крупных отечественных и иностранных фирм. Характерно в этом отношении положение в текстильной промышленности Швеции: с 1950 по 1957 год число текстильных предприятий и цехов сократи­лось с 54 тысяч до 41 тысячи.

Правда, мелкие и средние предприятия еще занимают значительное место в шведской экономике. Их доля в общем обороте достигает 30 процентов. Однако экономическая самостоятельность этих предприя­тий является весьма призрачной.

В результате непрерывной концентрации производства акционерные общества превратились в доминирующую экономическую форму в хо­зяйственной жизни Швеции. На их долю приходится 50 процентов заня­тых рабочих и 60 процентов оборотного капитала страны. В наиболее важных отраслях народного хозяйства роль акционерных обществ еще выше. В фабрично-заводской промышленности и ремеслах акционерным обществам принадлежит почти 75 процентов оборотного капитала и свыше 70 процентов рабочей силы, в лесной промышленности — 64 про­цента оборотного капитала и 62 процента занятых рабочих.

Акции крупных акционерных компаний находятся в руках неболь­шой группы владельцев, составляющей 2,5 процента населения страны. Две трети всех акций сосредоточены в распоряжении группы, насчи­тывающей всего лишь 11 тысяч человек, каждый из которых имеет па­кет акций стоимостью свыше 100 тысяч крон (Harald Rubin­stein «Klasserna oeh demokratin», 1955, S. 133).

Широко распространенная система участия, тесные связи акционер­ных обществ друг с другом привели к тому, что решающие отрасли шведской экономики покрыты густой сетью договоров, контрактов и соглашений.

Быстрыми темпами идет концентрация и централизация банков­ского дела. В 1910 году в Швеции насчитывалось более 80 коммерче­ских банков. Через 45 лет их стало 16. Три крупнейших банка страны (Skandinaviska banken, Svenska handelsbanken, Stockholms enskilda bank) оказывают решающее влияние на экономику.

Сращивание промышленного и банковского капитала, характерное для высшей стадии развития капитализма, создало концентрацию вла­сти, играющей решающую роль в обществе. Мощные финансовые груп­пы не только господствуют в экономике страны. Их всевластие распро­страняется на все области политической жизни Швеции.

Первое место среди шведских монополий занимает известное во всем мире акционерное общество «Свенска куллагерфабрикен» («СКФ»). Оборот «СКФ» составил в 1957 году 1 674 миллиона швед­ских крон. Основная продукция этого концерна — шарикоподшипники. В самой Швеции «СКФ» имеет 16 дочерних предприятий. С концерном связаны 10 других акционерных обществ, владеющих 24 предприятиями. «СКФ» имеет 4 завода в Западной Германии, 6—в США, 2—в Англии, 5—во Франции, по одному — в Канаде и Голландии. Кроме того, фир­ма имеет 33 объединения по сбыту готовой продукции, осуществляющие свои торговые операции в шестидесяти странах мира (С.-Н. Негmansson «Koncentration och storforetag», 1959). Недаром реклам­ный плакат знаменитого шведского концерна изображает земной шар, вращающийся на подшипниках фирмы «СКФ».

Но даже такое грандиозное предприятие, как «СКФ», — только часть «империи Валленбергов», в которую входит 12 крупнейших акционер­ных обществ с оборотом более 6 миллиардов крон. Впрочем, и эти цифры не дают полного представления о частных владениях семьи Валленбергов, не говорят о том сравнительно небольшом количестве акций, которое иногда дает возможность контролировать большое предприятие, не гово­рят о том, что Валленберги могут дать импульс любому акционерному обществу, могут психологически оказать давление и повлиять на любое решение. «Быть, но не быть видимым» — этот девиз, провозглашенный одним из основателей «империи Валленбергов», «старым Маркусом», выполняется до сих пор неукоснительно.

Владения и интересы дома Валленбергов тесно переплетаются с ин­тересами многих монополистических объединений через сложную, мно­гоступенчатую систему участия, которая не всегда выступает на поверх­ность экономической жизни, а хранится до поры до времени в глу­бокой тайне. Приведем один пример. Долгое время считалось, что в портфеле акционерного общества «Провидентиа», входящего в «импе­рию Валленбергов», нет ни одной акции компании «Фастигхетс АБ Валвет». Но в 1959 году правление «Провидентиа» продало на 40 миллионов крон акций общества «Фастигхетс АБ Валвет». Оказалось, что интересы Валленбергов многие годы были связаны с деятельностью этой фирмы.

Не менее колоритной фигурой шведской экономики является Аксель Веннер-Грен, о котором популярный шведский журнал «ФИБ» не без оснований заявляет, что «он сам не знает, насколько он богат». В фи­нансовых кругах давно уже говорят, что Веннер-Грен «стоит» 500 мил­лионов крон, но люди осведомленные называют другую цифру: 4 мил­лиарда. Во всяком случае, налогооблагаемый доход Веннера-Грена за 1957 год зарегистрирован в сумме 4,5 миллиона крон. Он довольно часто продает и покупает предприятия или пакеты акций общей стоимостью от 40 до 70 миллионов крон. Объявления о его коммерческих операциях составляются в таком духе: «Аксель Веннер-Грен покупает почти всю мукомольную промышленность» или: «Веннер-Грен предлагает 75 мил­лионов крон за железные дороги Кубы».

Видное место в народном хозяйстве Швеции занимает концерн Акселя Юнсона, основу которого составляет пароходство. На предприя­тиях этого концерна занято 22 тысячи рабочих, его оборот превышает 1 миллиард крон; 40 морских судов общим водоизмещением 336 тысяч тонн составляют его мобильные силы, операции которых обеспечивают многочисленные предприятия самых различных отраслей промышленно­сти. В распоряжении Акселя Юнсона собственные рудники, которые дают руду для собственных металлургических заводов, изготовляющих металл, нужный судостроительным верфям, принадлежащим тому же Юнсону. Собственные нефтеперерабатывающие заводы дают топливо для пароходов и бензин для собственных автобусных линий. Собствен­ные предприятия вырабатывают и значительную долю тех товаров, ко­торые экспортируются Юнсоном на кораблях своего пароходства. Та­кая структура концерна обеспечивает стабильность и возможность экс­пансии. Концерн Юнсона почти не испытывает последствий конъюнктур­ных колебаний на рынке, он всегда в выигрыше.

Еще более могущественную «морскую державу» представляет собой семейство Брустрём. Ему принадлежат 100 морских судов водоизмеще­нием более 1 миллиона тонн. Это треть всего торгового флота Швеции. Семейство Брустрём имеет тесные деловые и родственные связи с Валленбергами, с Юнсоном и с Ветье — «цементным королем» Швеции, который держит в руках всю строительную индустрию страны.

Конъюнктурные трудности послевоенных лет как будто не суще­ствуют для шведских монополистов. По данным шведского конъюнктур­ного института, прибыли промышленных компаний и банков на протя­жении последних пяти лет неуклонно растут. В 1958 году прибыли 68 крупнейших акционерных обществ возросли по сравнению с преды­дущим годом на 14 процентов и составили 1 409 миллионов крон (за вы­четом описаний и налогов). Каждый рабочий, занятый в промышленно­сти, приносит своим хозяевам примерно 10 тысяч крон прибыли ежегодно.

Некоторые акционерные общества достигли рекордных результатов. Например, прибыли компании «Л. М. Эрикссон» увеличились по срав­нению с 1958 годом на 53 процента и составили в 1959 году 81,2 милли­она крон, «Хюскварна» — на 50 процентов, «Атлас Копко» — на 33 процента и т. д.

Одиннадцать банков, зарегистрированных на бирже, увеличили свои прибыли с 273,5 миллиона крон в 1958 году до 295,3 миллиона крон в 1959 году («Ny Dag». 12.3.1960).

Источник этих прибылей один — прибавочный труд наемных рабо­чих. Эксперт Центрального объединения профсоюзов Швеции по эконо­мическим вопросам Пер Хольмберг писал в журнале «Статсанстэлльд», что производительность труда рабочих шведской промышленности уве­личилась только за один 1958 год на 5 процентов. Вот откуда идут бас­нословные прибыли монополистических объединений.

Уместно будет добавить, что, кроме прямых прибылей, крупные предприниматели стараются оставить в своих руках львиную долю дохо­дов за счет так называемых издержек производства, расходов на содер­жание административного аппарата, различных представительств, на амортизацию оборудования, ремонт зданий и т. п. Как правило, эти «издержки» значительно превышают действительные потребности, а иногда даже и стоимость производства. Эти ухищрения владельцев частного капитала помогают им скрывать от налогообложения значи­тельную часть прибылей. Впрочем, они не останавливаются даже и пе­ред прямым сокрытием своих прибылей. По свидетельству налогового инспектора Е. Гласа, многие годы работавшего в одной из крупнейших промышленных областей страны, монополии ежегодно скрывают от государственных финансовых органов не менее 2 миллиардов полученных ими прибылей и не уплачивают налог на эти прибыли. По другим дан­ным, предприниматели скрывают больше — около 3 миллиардов крон в год. Истина, по-видимому, лежит где-то посредине. Государственные органы не очень решительно борются с теми, кто преуменьшает в своих декларациях действительные размеры прибылей. Если вскрывается со­знательное преуменьшение прибылей, на виновного налагается штраф в сумме 300 крон (!). (Аналогичная практика и в России. За практически любые экономические преступления крупных капиталистов только пожурят, но никогда не посадят. История с Сердюковым памятна всем российским гражданам. Она стала визитной карточкой действующей власти. — прим. РП)

Таковы приемы и методы обогащения магнатов финансового капи­тала Швеции. Громадные богатства, сосредоточенные в их руках, по­зволяют им занимать ключевые позиции в экономике страны.

Известный шведский социолог Курт Самуэльссон, подтверждая, что финансовая олигархия — реальность, писал недавно в «Стокгольмс-Тиднинген»:

«Руководство экономикой представляет не какую-либо разнооб­разную толпу, как это может показаться из перечня всех крупных пред­приятий, а сравнительно небольшую и достаточно однородную группу шефов предприятий и крупных владельцев капитала, «семейств» с огром­ными промышленными владениями — и соответствующими долями в не­движимом имуществе и доходах — под своим контролем. …Если просмат­ривать должности в правлениях, то встречаешь одни и те же имена, но лишь в некоторой комбинации. Если посмотреть, кому принадлежит окончательное решение, натыкаешься на одно и то же лицо или неболь­шую группу людей».

Эта совершенно объективная характеристика финансовой олигархии находит свое подтверждение в практической деятельности любого акцио­нерного общества Швеции. Приведем лишь несколько примеров.

На собрании пайщиков акционерного общества «Электролюкс», со­стоявшемся 12 мая 1954 года, уже известный нам А. Веннер-Грен благо­даря наличию подавляющего большинства акций этой компании распо­лагал 54 725 голосами из 57 423. На собрании пайщиков акционерного общества «Л. М. Эрикссон» 29 человек представляли 1 083 852 голоса, из них на долю трех пайщиков пришлось около 1 миллиона голосов.

По данным справочника «Шведские акционерные общества», 31 че­ловек из числа членов правления и директоров «Скандинавского банка» занимали 350 руководящих постов в 274 акционерных обществах (пред­седатели правлений, заместители, исполнительные директора и т. д.). 25 лиц из руководящего состава «Шведского торгового банка» занимали 274 руководящих поста в 214 акционерных обществах. Представители «Эншильда банкен» — 15 членов правления и директоров — занимали 193 руководящих поста в 145 акционерных обществах. Эти три крупней­ших банка — обладатели 816 руководящих постов в 633 акционерных обществах. Восемь директоров имели в общей сложности 217 мандатов в правлениях банков, промышленных предприятиях, страховых обще­ствах и т. д. Братья Якоб и Маркус Валленберги занимают в настоящее время 68 руководящих постов в правлениях акционерных компаний, про­мышленных предприятий и страховых обществ. Цементный король Шве­ции Эрнст Ветье занимает 42 поста, судовладелец Дан-Аксель Брудстрём — 30 и т. д.

Нужны ли более веские доказательства того, что собственники круп­нейших капиталов являются в то же время и управляющими своих пред­приятий, что подлинным хозяином шведской экономики является моно­полистический капитал!

(В настоящее время в Швеции располагаются  штаб-квартиры 50 транснациональных корпораций (ТНК), крупнейших мировых монополий. В их числе всем известные ABB, Atlas Copco, Oriflame, Saab AB, Saab Automobile AB, Scania, Volvo, Volvo Trucks, Ericsson, TELE2, AB Electrolux, TetraPak, Alfa Laval, SKF, H&M. Высокий уровень жизни шведов не в малой степени обязан сверхприбылям, получаемым этими корпорация с эксплуатации всей планеты. — прим. РП)

Уничтожается ли экономическое неравенство?

Проповедники теории «социального партнерства» и классового мира не устают доказывать, что Швеция — это страна, где их идеи уже вопло­щены в жизнь и где быстро стираются различия между отдельными со­циальными группами. Нет ничего ошибочнее этого представления. При всем своеобразии жизненного уклада шведов по сравнению, скажем, с другими капиталистическими странами Западной Европы, где классо­вые различия сильнее бросаются в глаза, в шведском обществе нетрудно обнаружить социальные группы, типичные для любой высокоразвитой капиталистической страны и резко различающиеся по размерам собствен­ности, доходов и по уровню жизни.

При внимательном изучении условий жизни в «обществе всеобщего благосостояния» оказывается, что оно не избавило от бедности многих. Об этом говорят и пишут люди, которых никак нельзя заподозрить в стре­млении извратить современную шведскую действительность, представить ее более мрачной, чем она есть на самом деле.

«Несмотря на общий рост жизненного уровня, наблюдавшийся за последние десятилетия, — писал недавно Бертиль Баггер Шёбек в жур­нале «Свенск спарбанкстидокрифт»,— в Швеции все еще существует бед­ность и в значительно больших масштабах, чем это многие себе пред­ставляют, — особенно среди одиноких матерей, лиц, частично или полно­стью потерявших трудоспособность, а также среди пожилых и в много­детных семьях» («Stockholms-Tidningen». 10.2.1960).

Социальные несоответствия в шведском обществе вынуждены при­знавать и буржуазные социологи. Так, в сборнике «Бунт против государ­ства благосостояния» отмечается:

«Мы, как и многие другие, считаем нашу страну «образцом социального обеспечения». Однако это светлое представление омрачается темными пятнами: беспомощные, терпящие лишения нервнобольные, больные старики, одинокие матери, рост алко­голизма и преступности. Если в первые годы после 1945 года все это мы относили за счет войны, то как быть с объяснениями теперь, спустя 13 лет после ее окончания?» («Revolt mot valfarsstaten», 1958).

Даже министр внутренних дел Швеции Руне Юханссон в своем докла­де на конгрессе полицейских работников в июле 1959 года был вынужден также признать, что «в государстве благосостояния преступность необык­новенно быстро растет: в 1957 году по сравнению с 1950 годом случаи нарушений законов увеличились на 60 процентов, число краж — на 75 про­центов, взломов — в два раза, краж автомашин — в три-четыре раза. Большой процент падает на молодежь».

На грустные размышления наводят данные, приводимые в февраль­ском номере журнала «Перспектив». По свидетельству этого журнала, в Швеции на каждые три года последнего десятилетия приходится в сред­нем 1 223 случая самоубийств. Причем самоубийством кончают люди в лучшие годы своей жизни: женщины — в возрасте 20—24 лет, мужчины — 20—39 лет. Журнал отмечает, что «все возрастающее количество случаев самоубийства является тихой, но убедительной критикой общества».

В одном из декабрьских номеров шведской газеты «Ню Даг» за 1959 год опубликовано письмо пенсионера, в котором он просит позна­комить читателей с его месячным бюджетом. Бесхитростное письмо и скрупулезные подсчеты расходов подкупают своей правдивостью и по­казывают, что не так уж легка жизнь граждан «общества всеобщего благосостояния», если они получают доход, не превышающий 5—7 ты­сяч крон в год, а таких в Швеции половина.

Автор письма сообщает, что его пенсия со всеми надбавками состав­ляет 327 крон в месяц, то есть около 4 тысяч крон в год. На расходы по содержанию квартиры (квартплата, топливо, электричество, газ) ухо­дит 170 крон, на питание — 92 кроны, на остальные расходы остается 65 крон в месяц. Это позволяет купить газеты, мыло, спички, починить обувь и оплатить некоторые мелкие приобретения. Автор письма не за­бывает включить в расходную часть своего бюджета даже такие затра­ты, как расходы на приобретение конвертов, марок и туалетной бумаги. И после всех подсчетов выясняется, что, имея 327 крой месячного дохода, человек может купить пару чулок или электрическую лампочку только за счет сокращения расходов на питание. Автор письма добавляет, что он не курит, не потребляет пива и спиртных напитков, не имеет радио и телефона.

Письмо пенсионера в редакцию газеты «Ню Даг» — убедительный человеческий документ, свидетельствующий о том, что «существенное выравнивание доходов», намеченное программой Социал-демократиче­ской партии Швеции, — только декларация, далекая от жизни, от реаль­ной действительности.

Об этом же говорят и цифры официальной буржуазной статистики.

По данным Статистического ежегодника за 1959 год, в Швеции на­считывается около 4 миллионов лиц, получающих доходы в форме зара­ботной платы, предпринимательской прибыли, ренты, пенсий и т. п. Как же распределяются эти доходы среди различных категорий шведского общества? Какова дифференциация населения Швеции в зависимости от уровня доходов? Скупые цифры статистического справочника дают на эти вопросы довольно определенный и убедительный ответ.

Годовой доход от 30 до 100 тысяч и выше получает небольшая груп­па, составляющая 1,5 процента от общего числа лиц, получающих доходы. Почти 2 миллиона 600 тысяч лиц получают доходы до 10 тысяч крон в год, причем более половины этой группы располагает годовым дохо­дом, не превышающим 5 тысяч крон. Для сравнения укажем, что, по расчетам шведских экономистов, прожиточный минимум средней швед­ской семьи составляет 12 тысяч крон в год.

Разве не ясно, что экономическое равенство граждан шведского королевства — химера, что различия в доходах отдельных групп населе­ния столь же разительны, как и в любом другом капиталистическом го­сударстве! И вряд ли можно объяснить эти контрасты различной сте­пенью участия в процессе создания национального богатства, различны­ми способностями. Причина этой дифференциации — прежде всего в размерах собственности, находящейся в распоряжении отдельных лиц.

По последним данным, налогооблагаемое имущество распределяет­ся следующим образом: 3 процента населения владеют половиной этого имущества, 27 процентов — второй половиной, а 70 процентов не имеет вовсе налогооблагаемого имущества. Положение примерно такое же, что и сорок лет тому назад.

Статистический ежегодник дает следующую картину зависимости доходов от размеров собственности: 30 тысяч человек, владеющих соб­ственностью от 80 тысяч крон до миллиона и выше, получают годовой доход от 30 до 100 тысяч крон и более. Эта группа населения является и собственником почти всех акций шведских акционерных обществ. В крупных, ведущих компаниях, контролируемых на бирже, 91,5 про­цента акций принадлежит лицам с подовым доходом более 50 тысяч крон. Десятки тысяч богачей, получающих громадные доходы, накапливающих деньги, акции, недвижимое имущество, и миллионы рабочих, служащих, крестьян, будущее которых обеспечено только их каждодневным тру­дом, — таковы социальные контрасты Швеции.

«Полная занятость» и скрытая безработица

В послевоенный период социал-демократическое правительство неод­нократно выступало с заверениями о сохранении полной занятости. В про­граммном заявлении правительства 6 ноября 1957 года говорилось, что «здоровая экономика для каждого и для всей страны предусматривает сохранение полной занятости Правительство считает своей главной за­дачей сохранение и стабилизацию полной занятости и ограничение мест­ной и сезонной безработицы».

Это были обещания. А действительность показывает, что безработи­ца продолжает оставаться постоянной угрозой для трудящихся. В янва­ре 1959 года безработица, по официальным данным, достигла небывалой цифры за последние десятилетия — 73 тысяч человек. Правда, в марте 1959 года она сократилась до 45 тысяч человек, но это только по офици­альным данным. Многие тысячи безработных мужчин и женщин по раз­личным причинам не учитываются статистикой, большая часть из них потому, что они не застрахованы по безработице.

Положение на рынке труда не дает оснований для утверждений о том, что проблема безработицы полностью снята с повестки дня. И дело даже не в том, что на бирже труда постоянно числится несколько десят­ков тысяч безработных. Оказывается, скрытая безработица в несколько раз превышает число зарегистрированных безработных. Большой интерес представляют в связи с этим данные правления шведской биржи труда, полученные в результате опроса в мае 1958 года. В течение недели — с 10 по 16 мая — на бирже труда было зарегистрировано 34 тысячи без­работных, а фактически в это время искали работу 136 тысяч человек. Таким образом, зарегистрированные на бирже труда составляли всего четвертую часть безработных. Действительная безработица оказалась гораздо выше, чем учитывает официальная статистика. Многие безра­ботные не регистрируются, считая, что непосредственный контакт с пред­принимателем дает больше шансов получить работу, нежели ожидание в очереди на бирже труда.

Из общего количества лиц, числящихся на работе, по данным прав­ления биржи труда, было занято от 16 до 35 часов в неделю 688 тысяч человек, а от 1 до 15 часов в неделю — 251 тысяча. Разве это не скрытая безработица?

Особенно трудно определить действительную безработицу среди жен­щин, поскольку они в официальной статистике считаются домашними хо­зяйками, а также потому, что они не всегда обращаются на биржу труда даже в случае крайней необходимости получить работу. Кроме того, около 300 тысяч женщин (из 800 тысяч занятых в народном хозяйстве) используется на работах с неполной рабочей неделей.

(Ситуация с занятостью в Швеции не только не улучшилась с тех пор, она значительно ухудшилась. По данным 2017 года в Швеции зарегистрировано было от 350-500 тыс. безработных при количестве занятого населения в стране около 5 млн. чел., т.е. 7,5-10,5 %. Это в среднем по стране. Безработица среди молодежи выше в разы — 17,7-27,8%. Это называется «общество всеобщего благосостояния»? Почти треть самой активной и работоспособной части общества — молодежь выброшена за борт, не востребована, не нужна! — прим. РП)

Что скрывается за фасадом правовой и политической демократии

Социал-демократические пропагандисты не жалеют сил для того, чтобы доказать, будто в условиях шведской монархии всем подданным предоставлена «правовая и политическая демократия». Действительно, в нынешней программе СДПШ записано:

«Правовая и политическая де­мократия является не только оружием социал-демократии в борьбе за экономическое преобразование общества. Она является самой целью, так как представляет собой неотъемлемую часть того демократического по­рядка, того содружества свободных и равноправных граждан, которое является целью стремлений социал-демократии».

Прежде чем рассмотреть вопрос о том, как на практике осуществ­ляется «правовая и политическая демократия», следует напомнить, что на бумаге демократия существует во всех буржуазных государствах. И тот факт, что в Швеции формально допускаются буржуазно-либераль­ные свободы, нередко превращающиеся в фикцию, вовсе не говорит о каких-то заслугах шведской социал-демократии, ибо они, эти свободы, были завоеваны задолго до того, как социал-демократы стали представ­лять большинство в риксдаге.

Но посмотрим все же, кто управляет «демократическим государ­ством»; кому принадлежат руководящие посты в государственном аппа­рате; кто руководит вооруженными силами; кто судит; кто администри­рует.

Королевская власть в Швеции — это, так сказать, внешняя форма, за которой нетрудно рассмотреть обыкновеннейшее буржуазное госу­дарство. Руководящие посты в государственном аппарате страны при­надлежат небольшой, но могущественной кучке людей, передающей эти посты по наследству вместе с богатствами. Так называемая «сословная циркуляция», о которой много говорят в буржуазной печати, является мифом.

По официальным данным, опубликованным в 1954 году специальной комиссией, возглавлявшейся Стен-Стюре Ландстрёмом, состав работни­ков различных министерств в 1947 году представлял почти ту же карти­ну, что и в 1917 году. От социальной группы III, включающей в себя ра­бочих, мелких чиновников, средних и мелких крестьян, в составе мини­стерств было всего три человека. (В шведской официальной статистике принято делить все население по социальному и экономическому положению на три основных группы: господствующие классы и слои общества — дворянство, буржуазия, буржуазная интеллигенция, составляющие 6 процентов всего населения,— относятся к социальной группе I; средние слои, включая зажиточных крестьян, составляющие 37 процентов населения, относятся к социальной группе II; рабочие, мелкие и средние крестьяне и мелкие чиновники, составляющие в целом 57 процентов населения, относятся к социальной группе III.) На каждую сотню служащих в пра­вительственных учреждениях в 1947 году приходился один представи­тель из социальной группы III. Представители высших сословий в 1917 го­ду составляли 45 процентов, в 1947 году — 54 процента. В среднем за все четыре десятилетия примерно три четверти должностей в государствен­ных учреждениях были заняты представителями социальной группы I. Не удивительно, что на основе изучения социальной структуры государ­ственных учреждений Ландстрём приходит к следующему выводу: «Огромное преимущество социальной группы I сохраняется. Оно даже несколько возросло в 1947 году по сравнению с предыдущими тремя де­сятилетиями».

Даже такие учреждения, как главное управление почтовой связи, главное управление телеграфной связи и главное таможенное управле­ние, формируются преимущественно за счет представителей высших со­циальных слоев, а представители социальной группы III составляют в них всего лишь 13,4 процента. Количество представителей социальной группы III в органах судопроизводства и в министерстве юстиции на­столько мизерно, что они даже не фигурируют в статистических данных.

Вывод Стен-Стюре Ландстрёма о том, что «социальная структура шведского общества послевоенного периода во многом схожа со струк­турой до периода демократии и парламентаризма», вполне обоснован.

Исследования буржуазных ученых Швеции показывают, что боль­шинство студентов высших учебных заведений — это дети ученых, пред­принимателей и крупных чиновников. На протяжении многих лет соци­альный состав студенчества почти не меняется в пользу средних слоев и рабочего класса. В результате этого воспроизводятся одни и те же социальные группы, отличающиеся разным уровнем образования, обще­ственным положением, связями и традициями. Не удивительно, что в составе государственных учреждений подавляющее большинство мест прочно занято представителями высших социальных слоев: дворянства, крупной буржуазии, буржуазной интеллигенции, — составляющих числен­но ничтожную часть населения Швеции.

Комиссия Ландстрёма установила, что за десятилетие с 1936 по 1946 год в университетах и высших учебных заведениях обучалось 58 процентов представителей социальной группы I, около 36 процентов — представителей социальной группы II и лишь 6 процентов — социальной группы III. Нелишним будет напомнить, что отношение этих групп к общему населению Швеции обратно пропорционально. Не произошло серьезных изменений в пользу трудящихся и в последующие годы. Про­фессор Лундского университета Куенсель, возглавлявший в 1951 году комиссию по очередному исследованию состава студентов высших учебных заведений, констатировал, что «сыновья и дочери рабочего класса представлены значительно меньше, чем раньше». Большинство студентов являлись выходцами из семей академиков, предпринимателей и крупных чиновников.

Справедливость этого заключения подтверждается более поздними данными. Так, профессор Хэрнквист в своих исследованиях в 1956 году установил, что в высшие учебные заведения поступают от социальной группы III всего лишь 3 процента, от социальной группы II — 7 процен­тов («Fackforeningsrorelsen», № 11. 1959). Таким образом, в период правления социал-демократов никаких изменений в этом отношении не произошло. Монополия в области образования является одним из средств, с помощью которого экономически господствующий класс дер­жит в своих руках весь государственно-административный аппарат, всю политическую жизнь страны. Почти все посты в правительственном аппа­рате принадлежат представителям высшей социальной группы. Спраши­вается, может ли общество, в котором на долю самого большого клас­са — рабочего класса приходится ничтожный процент студенчества и не­значительная часть руководящих государственных постов и того влияния, которое отсюда вытекает, представлять какую-то высшую форму демо­кратии? Конечно, нет!

Таковы лишь некоторые факты шведской действительности, свиде­тельствующие об иллюзорности и фальши правовой и политической де­мократии, якобы существующей в «обществе всеобщего благосостояния».

«Программа нашего времени»

Объективный анализ социального строя, тенденций экономического развития Швеции и политики шведских социал-демократов показывает, что сегодня шведское общество так же далеко от социализма, как и в период политического господства буржуазных партий.

Современная Швеция является типичным буржуазным государством. Все слои трудового народа Швеции эксплуатируются крупным капита­лом, который присваивает все большую и большую часть результатов их труда. Монополистическому грабежу подвергаются не только рабочие и служащие, но также мелкие и средние хозяйства в земледелии и мелкие предприниматели в области ремесла, промышленности и торговли.

Власть крупного капитала распространяется не только на производ­ство. Она охватывает все области жизни общества: финансы, торговлю, транспорт и связь, культурную и политическую жизнь. Представители крупного капитала занимают руководящие посты в армии, полиции, пра­вовых органах и органах управления страной; государственный аппарат подчинен интересам крупного капитала. Крупный капитал доминирует в пропагандистском аппарате благодаря своему почти полнейшему моно­польному положению в технических ресурсах пропаганды (издательства, газеты, кино, радио и т. д.).

Таким образом, намеченная в свое время социал-демократами «со­циализация» осталась пустым обещанием, власть монополистов не толь­ко не ограничивается, но даже растет, экономическое и социальное нера­венство не уничтожается. Что же намерены предпринять в этих условиях лидеры шведских социал-демократов? Может быть, шведская социал-демократия пересматривает свою тактику для более быстрого и успеш­ного осуществления своих социалистических идеалов? Увы, нет! Швед­ские социалисты собираются пересмотреть свою программу, чтобы убрать из нее все, что еще напоминает о марксизме, о классовой борьбе, о рево­люционном преобразовании буржуазного общества. (Помните заявление Зюганова в программе у Шевченко? «Марксизм? Мы исчерпали эту тему!» — прим. РП) Достаточно хотя бы бегло ознакомиться с проектом новой «принципиальной» программы со­циал-демократической партии Швеции, чтобы убедиться в этом.

В проекте новой программы шведских социал-демократов нет даже упоминания о Марксе и марксизме. Вытравлен из нее и дух революци­онной борьбы за переустройство буржуазного общества. Программа не выдвигает никаких конечных целей социалистического движения. Исклю­чена формулировка об исторической задаче рабочего класса, имеющаяся в нынешней программе. Борьба за политические свободы по смыслу про­граммы приемлема лишь в той мере, в какой она помогает осуществить экономические требования трудящихся.

Исходным пунктом социально-экономической программы шведских социал-демократов является положение о трансформации капитализма в современных условиях, о демократизации буржуазной собственности.

«Законодательным путем, а также в забастовочной борьбе, — сказано в проекте программы, — единовластие частных владельцев капитала было сломлено, и большинство народа смогло увеличить свою долю в расту­щем продукте производства. Благодаря развитию государственного, ком­мунального и кооперативного предпринимательства были созданы раз­личные формы демократизации права собственности… Таким образом, в ряде стран (в первую очередь имеется в виду Швеция. — Авт.) на смену обществу, где господствовали массовая бедность, необеспеченность и острые классовые противоречия, пришло общество благосостояния» («Program for var tid», 1959).

Авторы проекта программы не могли, разумеется, пройти мимо таких фактов современной действительности буржуазной Швеции, кото­рые невозможно не заметить и нельзя опровергать. Но критика капита­лизма дается осторожно. И цель этой критики не в том, чтобы вскрыть непримиримые противоречия буржуазного общества, а в том, чтобы сгладить их, доказать возможность их устранения без коренных социаль­но-экономических преобразований. В проекте программы признается не­равномерность распределения собственности и доходов. Признается, что на производстве царят недемократические, авторитарные порядки, что массы зависят от власти тех, кому принадлежит экономическая власть, то есть от крупных собственников. Составители новой программы социал-демократической партии вынуждены признать, что дискриминация огром­ного большинства населения в области образования, а следовательно, и в отношении движения по общественной лестнице, до сих пор имеет ме­сто. «Свобода выбора профессии и жизненного пути по своим способно­стям и склонностям все еще ограничена для большинства людей»,— гово­рится в проекте программы. В ней с сожалением отмечается, что до сих пор женщины Швеции неравноправны с мужчинами в отношении усло­вий и оплаты труда[2].

«В обществе благосостояния, — говорится в проекте программы,— незначительное число людей все еще господствует в преобладающем сек­торе частной экономики… Все большее число владельцев акций становит­ся пассивными получателями дивидендов, в то время как незначитель­ное количество владельцев больших состояний или руководителей круп­ных предприятий, финансовых учреждений и отраслевых организаций сосредоточило в своих руках значительную экономическую мощь».

Это — откровенное признание того, что за годы социал-демократического прав­ления монополии не утратили своего господствующего положения в эко­номике «общества всеобщего благосостояния».

Еще более откровенно в проекте новой программы признается на­личие классовых антагонизмов в шведском обществе, которое в изображении буржуазных пропагандистов выглядит весьма идиллическим.

«Все еще остающиеся классовые барьеры и социальные различия мешают раз­витию общности и солидарности между разными группами населения».

И дальше:

«Внешние проявления демократии и демократические обще­ственные организации содействовали укреплению солидарности между людьми, но оказались неспособными создать у всех людей чувство дей­ствительной общности и совместного участия в общественной жизни».

Можно было бы привести еще немало подобных высказываний, в которых более или менее откровенно признается, что в шведском «обще­стве всеобщего благосостояния» «сохраняются многие первоначальные черты капитализма». При этом оказывается, что это именно те черты, ко­торые определяют социальную сущность шведского общества, где эко­номическое и политическое господство монополий осуществляется, можно сказать, в классической форме.

Какие же выводы делают из этого анализа авторы проекта новой про­граммы? Об этом можно судить по содержанию второго раздела «Общих принципов», в котором сформулированы цели социал-демократической партии.

«Преобразовательная деятельность социал-демократии имеет целью устранить несоответствия, характерные для существующего общества, и решать возникающие в ходе развития новые проблемы с социалистиче­ских позиций».

Начало весьма многообещающее, хотя уже и здесь речь идет не о борьбе за создание нового общественного строя, а об устране­нии недостатков существующего, то есть буржуазного, общества. Линия на реформистское усовершенствование современного капиталистического общества отчетливо выступает как генеральное направление социал-де­мократической политики. И обещание проводить эту политику «с социа­листических позиций» не меняет дела, точно так же, как и уверения в том, что социал-демократия стремится «осуществить идеалы, на которых она базируется с самого своего возникновения».

Цель социал-демократической политики, как она сформулирована в проекте программы,— создание общества, основанного на принципах ра­венства и свободы. Но что понимают авторы проекта под словом «равен­ство», какой смысл вкладывают они в это абстрактное понятие? Оказы­вается, что «требование равенства означает требование равных возмож­ностей для всех и равного отношения ко всякому, какую бы работу он ни вел, какое бы положение ни занимал. Требование равных возможно­стей означает прежде всего право и возможность развиваться в соответ­ствии с личными склонностями по избранному самим человеком пути». Но ведь это же чистая абстракция! Формальное равенство существует в любом современном капиталистическом государстве, и без осуществле­ния коренных преобразований в отношениях собственности, без завоева­ния политической власти требование равных возможностей остается пу­стой фразой. Как может реализовать свои «равные возможности» чело­век, не имеющий ничего, кроме собственных рук, всецело зависящий от предпринимателя? Как может он рассчитывать на успех в соревновании с теми, кто имеет богатство, образование, связи, политическое влияние?

«Социал-демократия выступает против такого порядка, при кото­ром право собственности дает людям ничем не контролируемую власть». Но социал-демократия не выступает против самой частной собственно­сти, которая составляет экономическую основу господства монополий. Об этом в проекте программы говорится ясно и недвусмысленно: «Со­циал-демократия хочет в каждом конкретном случае определить, какие формы предпринимательской деятельности и собственности лучше всего служат материальному прогрессу и благосостоянию людей… Она хочет стимулировать частное предпринимательство в тех областях, где оно по­кажет, что сможет соединить эффективность и прогрессивность с ответ­ственностью перед потребителями, перед своими рабочими и служащими и перед обществом».

Социал-демократия не желает быть связанной «тра­диционными представлениями о существующем разграничении между задачами, стоящими перед обществом и перед частными лицами в эконо­мической области». «Традиционные представления» о задачах «частных лиц» в экономической области — это, конечно, марксистские представле­ния, в которых нет места «добрым» капиталистам, по-отечески относя­щимся к своим рабочим и наживающим несметные богатства за счет «воздержания». Зато им нашлось место в социал-демократической кон­цепции общества всеобщей свободы и равных возможностей. Авторов проекта программы не смущает то обстоятельство, что в первом разделе «Общих принципов» они утверждали по поводу мотивов частного пред­принимательства нечто прямо противоположное:

«Большие массы рабо­чих и служащих, занятых в частном хозяйстве, зависят от решений, которые принимает незначительное меньшинство, руководствуясь в первую очередь своими личными интересами».

Признав частное предпринимательство естественным элементом «общества всеобщего благосостояния», авторы программы не могут не признать и конкурентную борьбу как средство, стимулирующее появле­ние более эффективных методов производства и даже распределения. А вслед за этим они вынуждены допустить и целесообразность капита­листической концентрации производства, правда, считая важным уста­новление демократического контроля над монополиями, которые дели­катно называются в проекте программы «крупными единицами». Кстати сказать, авторы проекта избегают таких слов, как «буржуазия», «моно­полии», «эксплуатация», «прибыль», «классовая борьба». Теория «соци­ального партнерства», влияние которой явственно ощущается во всех построениях авторов программы, исключает такие понятия. Орган Цен­трального объединения профсоюзов Швеции газета «Стокгольмс-Тиднинген» с плохо скрываемым торжеством писала по этому поводу:

«При сравнении прежней и новой программы видно, что архаические положе­ния устранены, старый марксистский лексикон исчез, идеология сотруд­ничества программно оформлена» («Stoekholms-Tidningen». 18.12.1959).

Концентрация экономической мощи в частных руках несовместима с демократическими принципами равенства, заявляют лидеры швед­ских социал-демократов. Но где же требования борьбы против всевла­стия монополий, обобществления производства, содержащиеся в сущест­вующей программе? Их нет и в помине. В качестве радикальных методов оздоровления капитализма, подчинения деятельности капиталистов инте­ресам общества выдвигаются каучуковые, нечетко сформулированные ре­цепты воздействия на частное предпринимательство путем уравнения прав в области управления производством. Социально-экономическая программа шведских социал-демократов означает отступление от преж­них и без того скромных требований, означает капитуляцию перед моно­полистическим капиталом.

О дальнейшей эволюции шведских социал-демократов вправо свиде­тельствуют и те положения проекта программы, в которых говорится об идеологических основах партии, о ее политике в области идеологической жизни общества. Если в прежней программе был пункт об отделении церкви от государства, о передаче собственности церкви обществу, то в проекте новой программы нет ни слова об отделении церкви, о конфиска­ции ее имущества. Зато появился пункт о свободе соблюдения всех рели­гиозных обрядов.

Внешняя политика шведских социал-демократов, основу которой со­ставляет принцип традиционного нейтралитета, осталась без изменений. Социал-демократы поддерживают идею равенства народов и необходи­мость помощи слаборазвитым странам со стороны государств с более высоким уровнем развития экономики. Залогом мира между народами, говорится в программе, является всеобщее разоружение.

В программе содержится большая доза антикоммунизма. И здесь шведские социал-демократы отдали дань времени: какая же «социали­стическая» партия откажется от критики коммунизма!

Буржуазные круги Швеции по достоинству оценили труд составите­лей проекта новой «принципиальной» программы социал-демократиче­ской партии.

Орган либералов «Дагенс нюхетер» пишет:

«Своей новой програм­мой шведская социал-демократия делает еще один шаг в сторону от марксизма и принципиальных традиций социализма… Программа едва ли дает ясное освещение того, что партия конкретно собирается делать» («Dagens nuheter». 23.12.1959).

Орган Правой партии газета «Свенска дагбладет» в номере от 2 ян­варя 1960 года отмечает, что проект новой программы СДПШ «Програм­ма нашего времени», по существу, исходит из необходимости «законсер­вировать общественный строй, явившийся результатом социал-демокра­тического правления в течение нескольких десятилетий»,

* * *

Анализ социально-экономической структуры шведского общества приводит любого объективного исследователя к тому выводу, что «госу­дарство всеобщего благосостояния» — обычное буржуазное общество, в котором господствующее положение занимает монополистический капи­тал. Социальные завоевания — высокая занятость, широкая система пенсионирования, сравнительно высокий жизненный уровень — вовсе не следствие «демократизации капитала» и трансформации буржуазного об­щества, а результат длительной и упорной борьбы трудящихся.

Социал-демократическая партия Швеции находится в плену рефор­мистских представлений о целях рабочего движения и не стремится к коренным, революционным преобразованиям шведского общества. Идея о создании «сообщества граждан, сотрудничающих между собой на осно­ве свободы и равенства», сформулированная в программных документах СДПШ, приобретает утопический характер, поскольку частная собствен­ность остается незыблемой основой современного шведского общества.

Несмотря на явный отход лидеров социал-демократии от марксизма, от подлинно социалистических принципов, коммунисты, прогрессивные силы Швеции поддерживают социал-демократов в практической деятельности за осуществление реформ, направленных на улучшение эко­номического положения трудящихся, за ограничение власти монополий, за демократизацию общественной жизни. Коммунисты считают СДПШ рабочей партией и сотрудничают с ней в борьбе против попыток буржу­азных партий отнять социальные завоевания трудящихся. Политика един­ства действий коммунистов и социал-демократов на предприятиях и в профсоюзах приносит свои плоды и завоевывает все большее признание в массах.

Однако, поддерживая социал-демократов в практической деятельно­сти по осуществлению реформ, полезных для народа, коммунисты вместе с тем выступают против иллюзий, порождаемых реформистскими концеп­циями «демократизации капитала» и «социального партнерства», вскры­вают эксплуататорский характер «общества всеобщего благосостояния». И можно надеяться, что рабочее движение перешагнет границы, которые воздвигают на его пути лидеры социал-демократии.

[1] В настоящее время СДПШ вновь собирается пересмотреть свою программу. В партии’уже обсуждается проект новой «принципиальной» программы, представлен­ной комиссией, избранной на последнем съезде СДПШ в 1956 году. В состав комис­сии входят: Т. Эрландар- Т. Нильссон, Г. Стрэнг, Р. Эденман и Н. Чельгрен (члены комиссии), К. Бьёрк, Н. Эрикссон, X. Юханссон, О. Цеттерберг и Я. Мер (заместители членов комиссии). Кроме того, в работе комиссии принимали участие: А. Альстер- даль, С. Асплинг, К. Г. Мальстрем, К. Э. Уднер, У. Пальме, Г. Рен и Р. Стернер. В предисловии к проекту новой программы указывается, что ее составители кон­сультировались с Э Вигфорсом, который является автором еще действующей про­граммы, принятой в 1944 году.

[2] Согласно данным, опубликованным в «Стокгольмс-Тиднинген» от 24 ноября 1959 года, средняя заработная плата женщин-работниц, занятых в государственных учреждениях, составляет 75 процентов от средней заработной платы мужчин, выполняющих ту же самую работу, в торговле — 70 процентов, в промышленности — 69 процентов, а заработная плата женщин, занятых в административно-управленческом аппарате и на государственной службе, составляет всего половину заработной платы мужчин.

* * *

От редакции РП: За все время нахождения у власти СДПШ все широко известные капиталистические монополии Швеции — ABB, Volvo, Saab, Electrolux, IKEA, Nordea и др. никогда не были национализированы. Один из буржуазных политологов — С. Липсет по этому поводу даже сказал, ярко отразив классовую сущность реформистов:

«Парадоксально, что так называемые буржуазные партии — либералы, центристы и консерваторы — за первые три года правления (1976—1979) национализировали больше промышленных предприятий, чем социал-демократы за предыдущие 44 года. Но вернувшись к власти в 1982 г., социал-демократы занялись приватизацией.»

После разрушения в 1991 году СССР и реставрации в советских республиках капитализма СДПШ стала резко сворачивать «шведский социализм». Он больше не требовался. В отсутствии постоянной «коммунистической угрозы» уступать трудящимся капиталистам не имело смысла. Социал-демократическое правительство резко ограничило участие государства в экономике страны, упразднило государственные монополии и отказалось от регулирования значительной части отраслей — сельского хозяйства, энергетики, сферы телекоммуникаций, почтовых услуг и общественного транспорта и др. Отменило все сельскохозяйственные субсидии. Продало половину атомных электростанций в стране немецкой корпорации. Передало в частные руки часть телефонной компании, некоторые учреждения образования и здравоохранения.

Естественно, что такая политика, явно направленная на обеспечение интересов крупного капитала, а следовательно, против интересов трудящихся масс, не могла не вызвать серьезного недовольства в стране, а значит и отчуждения трудящегося населения от СДПШ. Произошло резкое падение членства в партии — уходить оттуда стали толпами. Если в 1990 году в партии состояло более 1 млн. человек – 12% населения страны (основная масса — члены профсоюзов, являвшиеся коллективными членами партии), то в 2014 году в СДПШ осталось около 120 тысяч человек, в основном пенсионеры. Молодежь Швеции, треть которой не имеет работы, больше не верит обещаниям социал-демократических болтунов. Она требует реальной демократии, реальных прав и свобод, которых СДПШ и буржуазная демократия дать не могут.