Осквернённое электричество

Электрическая энергия – одна из величайших производительных сил, энергетическая основа современного общества. Но подобно тому, как любой предмет в руках садиста превращается в инструмент пытки, благородное электричество в руках капиталистических варваров уже давно из силы прогресса и процветания превращено в орудие издевательства и убийства.

1

В США с 1911 года издаётся одно любопытное периодическое издание – альманах министерства энергетики «Achronologial History of Electrical Development», что можно приближённо перевести как «История электричества». В № 42 за 1951 год есть небольшая статья, в которой подробно рассказывается о том, как создавалось и было использовано одно из «ключевых изобретений электротехнической индустрии» — электрический стул. На 62-странице с нескрываемой живодёрской гордостью авторы, некие Грехэм и Фойтс, пишут:

«2 марта 1889 года были безболезненно умерщвлены при первом электрическом эксперименте несколько собак, четыре телёнка и лошадь».

Из дальнейшего рассказа следует, что первый опыт окрылил дельцов-живодёров, и они поспешили осчастливить своим изобретением американскую общественность:

«В 1890 году в Нью-Йорке казнено первое человеческое существо».

Вот так, просто и буднично электрическая энергия была превращена в палача.

Рассмотрим это дело подробнее.

Применение электричества — нового вида энергии — в производстве и в быту приводило не только к увеличению мощности машин и росту производительности труда. Частью вследствие своей новизны для конца 19 века, а большей частью – из-за нежелания предпринимателей, внедрявших у себя на производстве электропривод, тратить прибыль на охрану труда рабочих и полноценную техническую учёбу, от поражения электричеством стали гибнуть люди. В список официальных причин увечий и смертей Федеральной комиссией по труду был внесён пункт: электрический разряд.

В апреле 1881 года, возвращаясь из госпиталя домой, нью-йоркский стоматолог А. Саутвик заметил, как один несчастный бездомный прикоснулся руками к оголённым проводам электрического уличного освещения, которые в то время проходили открыто, по изоляторам, установленным на стенах зданий. Несчастный несколько мгновений бился в конвульсиях, а затем упал на мокрый асфальт. К нему подбежал перепуганный Саутвик, пощупал пульс и убедился, что бродяга был мёртв. Доктора удивило то обстоятельство, что человек погиб очень быстро и без особых мук.

Через неделю Саутвик, как присяжный медэксперт окружного суда, приехал в суд на слушания какого-то дела. В суде он встретился с сенатором от штата Нью-Йорк неким Д. Макмилланом и рассказал ему о случае с бездомным. На вопрос сенатора о том, к чему клонит доктор, Саутвик предложил вынести в законодательное собрание штата предложение о замене казни через повешение казнью с помощью электрического тока. Такой способ спроваживать людей на тот свет, по мнению Саутвика, был наиболее гуманным и ближе всего соответствовал американской конституции. Макмиллан согласился с дантистом и пообещал вынести этот вопрос на ближайшую сессию законодательного собрания.

Через месяц записка Макмиллана «On the electric method of execution» («Об электрическом способе казни») попала в сенатский комитет по законодательству и тюрьмам. Там она пролежала до 1886 года[1]. Может быть, она лежала бы и дальше, но в дело вмешался знаменитый изобретатель и прожжёный делец Томас Эдисон. Он тогда вёл нешуточную конкурентную борьбу с фирмой Д. Вестингауза, которая отстаивала и внедряла всюду, где могла, трёхфазную электрическую сеть, в то время как Эдисон и его контора стояли горой за широкое использование постоянного тока. Поскольку капиталисты в своей драке не брезгуют ни одной, даже самой малой или самой грязной возможностью рекламы себя и своего товара, равно как не брезгуют они и любой дискредитацией своего конкурента, постольку Эдисон, знавший о записке Макмиллана, не придумал ничего лучшего, как доказать, что для умерщвления людей «его» постоянный ток подходит лучше, чем трёхфазный, предлагаемый Вестингаузом.

Как раз в это время, летом 1886 года, губернатором штата Нью-Йорк Д. Хиллом была назначена специальная комиссия по вопросам электрической казни, для которой Эдисон в заброшенном цеху железнодорожных мастерских в Уэст-Орандже устроил «показательные выступления». Для них было предварительно отловлено по 5-6 бродячих кошек и собак. Во время демонстрации «прогрессивного метода казни» помощники Эдисона одевали на несчастных животных медные ошейники с отходящим «нулевым» кабелем и бросали их на медный лист, находящийся под напряжением около 1000 вольт. От страшных мук у животных вылезали глаза, дымилась шерсть, горели когти и кончики лап. Поджарив на глазах почтенной сенатско-губернаторской комиссии полдюжины братьев наших меньших, Эдисон получил от «отцов штата» полное одобрение на разработку «подходящей для человека электрической машины казни». Сенаторы, в основном, добропорядочные протестанты и ревностные католики, пришли тогда к единодушному выводу, что электрический путь лишения жизни

«…заставляет человека в последние секунды пересмотреть свои грехи и показать, сколь тяжела за них расплата»[2].    

Акт комиссии был оформлен надлежащим чином и передан на рассмотрение законодательному собранию. В 1888 году заксобрание принимает проект закона, устанавливающего казнь с помощью электрического тока как основной способ казни в штате Нью-Йорк. При этом по предложению группы сенаторов во главе с торговым воротилой Буллитом «для поучения живых и наглядности платы за грехи» в законопроекте было оговорено, что для наблюдения за казнью на электрическом кресле поблизости должен быть оборудован зрительный зал с большим окном, «достаточно удобный для 20–25 человек и для отправления обряда священника»[3].

Но если принцип казни более-менее определился, то с конкретным техническим средством ещё оставались вопросы. Этими вопросами, то есть, разработкой собственно электрической машины для законного убийства занялись сотрудники лаборатории Эдисона – Г. Браун и Ф. Петерсон. Это об их «художествах» писал «A Chronologial History of Electrical Development» на 62-й странице. Убив током за три месяца десяток собак, телят и старую лошадку, Браун и Петерсон написали обширный доклад в Судебно-медицинское общество штата Нью-Йорк[4], в котором от лица фирмы Эдисона рекомендовали принять на тюремно-полицейское вооружение электрическую машину в виде массивного кресла с медными обручами для рук и ног, кабелями и распределительным щитом. Среди альтернативных вариантов группа Эдисона предлагала стальной бак с электролитом, в котором можно было бы заживо «сварить» человека с помощью высокого напряжения, а также стол, состоящий из подвешенных кандалов и медной плиты – «сковородки», подключённой к мощному источнику тока.

Сенаторы штата были в восторге от всех изобретений, однако было необходимо выбрать и окончательно утвердить только одно. В итоге непродолжительных споров наиболее экономичным и удобным было признано кресло. 1 января 1889 года в штате Нью-Йорк вступил в силу «Закон об электрической казни»[5], окончательно устанавливающий техническое средство для умерщвления. Но «до полного ума» электрическое кресло довёл в 1890 году Э. Дэвис, работавший электриком в тюрьме города Оберн. Это его стараниями оно превратилось в промышленно освоенный и действующий электрический стул, конструкция которого в основных узлах сохранилась и поныне.

Почти весь 1889 года пишущие ханжи и буржуазные лицемеры восторгались «победой американской техники». Ещё бы: «Гуманнейшая в мире смертная казнь! Смерть наступает легко и незаметно, как сон»[6], — хором твердили они. Если верить этим «гуманистам», то не будь тюремной охраны, сотни людей, измученных жизнью в буржуазном раю, ежедневно выстраивались бы в очередь к этому «чуду техники» — чтобы, предпочтя его бытовому газу, прыжку с крыши, водам реки, петле или яду, безболезненно принять на нём желанную смерть.

Однако «гуманнейший» электрический стул оказался одним из тех блефов, на которых строится вся буржуазная демагогия. Для осуществления казни законом[7] было утверждено напряжение в 2000 вольт, так как при напряжении в тысячу вольт телята и собаки в экспериментах Брауна и Петерса умирали слишком долго. 2 киловольта для быстрого убийства подходили вроде бы лучше. Но первые же казни преступников показали, что для полного умерщвления человека, его приходилось держать под таким напряжением 5-10 минут, а иногда и дольше. Тюремные врачи, изучавшие поражение электрическим током, установили, что напряжение порядка 2 киловольт может быть безусловно смертельным для здорового организма только при более-менее длительном воздействии[8]. В 93% случаев о мгновенной смерти не могло быть и речи, так как здоровое сердце и нормальный организм начинали отчаянно сопротивляться высокому напряжению, и вместо быстрой гибели человек долго и жестоко мучился.

С 1895 года в печать США стали проникать сведения о том, что сплошь и рядом казнённые на электрическом стуле погибали не в «кресле» от прямого действия тока, а на столе, от ножа тюремного патологоанатома, производившего вскрытие немедленно после казни. Кроме того, прокурорские и судейские чиновники, депутаты, судебные приставы и почётные гости (были и такие!), присутствовавшие при казни на электрическом стуле, неоднократно показывали, что часто ток приходилось включать по нескольку раз, поскольку жертва бывала жива и после 3-4 удара. Для того чтобы ускорить развязку, палачи и тюремщики стали прибегать ко всякого рода ухищрениям для усиления и ускорения действия тока. Они клали мокрую губку на голову казнимого, под колпак главного электрода, смачивали губку раствором соли (пригодились идеи Эдисона об использовании электролитов!), увеличивали площадь медных оков-контактов, надеваемых на ноги и т.п.

Однако при всех этих ухищрениях буржуазных варваров и садистов ток убивал мгновенно только очень слабых или больных заключённых. Крепкие же люди буквально варились в собственной крови. Почётные гости иногда видели, как закипала кровь в венах, как волосы дымились и выпадали из-под колпака, как кровавый пар разрывал сосуды на голове и ногах.

22 августа 1927 года американская буржуазия убивала рабочих Сакко и Ванцетти. Тогда для того чтобы умертвить Сакко потребовалась ужасающая пытка напряжением 2100 вольт, длившаяся 9 минут. Ванцетти пришлось выдержать 7 минут под напряжением в 1950 вольт. По свидетельству тюремного врача, тела обоих мучеников пролетариата почернели и запеклись, как картофель. Было понятно, для чего американский фашизм со звериной ненавистью расправился с участниками рабочего движения: страна была охвачена забастовками и демонстрациями протеста, в массах крепли симпатии к большевизму и СССР. Нужно было ошеломить и запугать рабочих лидеров, нужно было показательной расправой деморализовать рабочие массы, показав им, что ждёт тех, кто посмеет поднять руку на священное право частной собственности.

Так или иначе, но после казни Сакко и Ванцетти всей демократической общественности стало очевидно, что электрический стул оказался орудием самой мучительной и зверской пытки, оставившей позади многие ужасы средневековой инквизиции. Практически из всех классов и слоёв населения США стали раздаваться голоса, требующие запрета «жёлтой мамы», «вафельницы», «табуретки».

Некоторые видные врачи США неоднократно требовали у властей разрешения произвести опыты, доказывающие, что казнимый на электрическом стуле человек (после 2-3 ударов) может быть возвращён к жизни при помощи средств, известных медицине и широко применяемых при оживлении поражённых током в несчастных случаях. Но власти неизменно и наотрез отказывали.

Мало того, все правительства, начиная от президентства Кливленда, всеми средствами препятствовали проникновению правды об электростуле в народ. Например, когда в № 78 газеты «Филадельфия ревьюер»[9] за 1924 год была опубликована фотография момента казни, сделанная тайком от палачей, тюремные власти США охватило подлинное бешенство. Фотокорреспондента и редактора газеты немедленно выбросили с работы, а сама газета, заплатив штраф в 65000 долларов, вскоре была закрыта. Капиталистические изуверы с яростью боролись и борются за своё звериное право убивать, они сознательно идут на то, чтобы модернизированная фашистская фемида была вооружена самым страшным в истории человечества орудием расправы с пролетариатом.

Некогда закрепив законом способ казни и его максимальное напряжение, 2000 вольт, буржуазное государство до сих пор не идёт на то, чтобы устранить электрический стул или хотя бы изменить технические характеристики «табуретки» так, чтобы не мучить осуждённых на смерть. Сенаторы и конгрессмены, с крокодиловыми слезами на глазах, неоднократно заявляли прессе, что для того, чтобы поднять напряжение казни хотя бы на один вольт, нужен целый законодательный акт, а может быть, и поправка к конституции.

Казалось бы, в чём проблема? – вы законодатели, вам и карты в руки. Но не всё так просто. Для того чтобы повысить напряжение казни и другие технические характеристики «жёлтой мамы» в новом законе, нужно было бы публично объяснять и признавать, что электрический стул до сих пор был не орудием казни, как, например, гильотина или винтовка, а орудием людоедской расправы и предварительной пытки. Надо было публично рассказывать, что смертная казнь как таковая часто происходит не на «табуретке», а на столе анатома. Наконец, надо было рассказать американскому народу, что в течение длительного времени это страшное преступление против человечности скрывалось за фальшивыми речами и официальным враньём о «безболезненности и быстроте умерщвления».

Всего этого боялся и боится господствующий класс частных собственников. Он знает, что волны протестов били и будут бить не только по электрическому стулу, но и по его хозяевам, которые направляют это орудие против передовой части рабочего класса, против трудящихся своей страны, доведённых нищетой, полуголодом и отчаянием до преступлений. Американские реакционеры хорошо понимали, что публичные разговоры о варварстве электрического стула — это риск его отмены под напором народного протеста и гнева, что это шаг назад от неограниченной фашистской диктатуры.

Ведь не секрет, что с начала 20 века и по сей день электрический стул часто использовался для политической расправы с передовыми рабочими и прогрессивными интеллигентами, с «врагами американского образа жизни», с «коммунистическими ведьмами». Электрический стул был нужен реакционной буржуазии, не только американской, но всей вообще, так же, как церковь, СМИ, школа, — для запугивания народа и для расправы над инакомыслящими, к которым сегодня причисляются не только коммунисты, но и все борцы за демократизацию общества.

Известно, что ФБР неоднократно устраивало грязные полицейские провокации против рабочего класса США, среди которых дело Сакко и Ванцетти – лишь более-менее заметное дело. Трудно сказать, сколько рабочих было арестовано и убито буржуазным судом и тюрьмой за 100 лет. Сведения о казнённых на электрическом стуле не содержат классового положения убитого, а по краткому описанию преступлений очень тяжело судить о том, совершал ли тот или иной рабочий уголовное преступление, или же его дело было состряпано прокуратурой для того, чтобы обезглавить конкретный рабочий коллектив, профсоюз, марксистский кружок или заводскую кассу взаимопомощи.

Ещё одним громким делом, прямо связанным с электрическим стулом и вызвавшим  волну протеста во всём мире, было дело супругов Розенберг – американских коммунистов, обвинённых в шпионаже в пользу СССР. Приговор верховного суда США по подложному обвинению в «антиамериканской деятельности», вынесенный супругам в апреле 1951 года, гласил: смерть. Вердикт суда должен был утвердить президент, но Трумэн, рассчитывавший на поддержку демократов, от этого дела увильнул[10]. Два года длилась международная кампания за спасение жизни Розенбергов, в ходе которой было подано семь прошений о помиловании. Все они были отклонены верховным судом, но последнее слово всё же оставалось за президентом. Сменивший Трумэна генерал Эйзенхауэр[11], старый подонок, садист и верный пёс монополий, быстро подмахнул смертный приговор, и 19 июня 1953 года Юлиуса и Этель Розенберг заживо сожгли на «табуретке» в тюрьме Синг-Синг[12].

Зверская казнь Розенбергов, и особенно изуверское убийство Этель, женщины и матери двоих детей, показала, что пока в США заправляет финансовый капитал, а у власти стоят эйзенхауэры, гуверы и томасы, сенат и конгресс даже не заикнутся о том, чтобы отменить казнь на электрическом стуле. Более того, уже с конца 40-х годов американская реакция откровенно тоскует по средствам расправы с трудящимися, ещё более страшным, чем «табуретка». Именно в это время в США появляются официальные сторонники создания собственных, американских майданеков и освенцимов (например, нацист и генерал Макартур, министр обороны Форрестол, вице-президент Пендергаст и т.п. сволочь). Именно тогда газеты и журналы «первой демократии мира» начинают открыто пестреть заголовками статей и заметок, в которых рассказывается об изобретении в тех или иных углах страны специальных аппаратов в помощь полиции и тюремщикам – аппаратов для «чтения мыслей», приборов, «определяющих правдивость показаний подследственного», различных электрических «машинок правды», причиняющих человеку невыносимую боль. Все эти чудеса техники, по мысли восторженных авторов статей, должны были «поднять борьбу с антиамериканским мышлением на новый уровень» и тем самым сохранить устои свободного мира.

Ниже мы попробуем рассказать об одном из таких «чудесных аппаратов» и о том, к чему привело его использование – конечно, во имя «спасения устоев свободного мира».

2

В 1925 году студент Стэнфордского университета Леонард Килер создал установку, в которой совместил обычный электрокардиограф, офигма-манометр (определитель кровяного давления), пневмограф (записывающий амплитуду и частоту дыхания) и гальванометр (измерявший электрическую проводимость кожи). Изобретатель-недоучка сразу же пошёл в местную газету и отделение полиции, где и заявил, что обладает чудесным электрическим прибором, который может определить, говорит человек правду или лжёт.

Из полицейского участка Килера откровенно послали, а вот редактор местной газеты «The Palo-Alto Pioneer» посоветовал студенту заплатить доллар 40 центов и дать объявление о том, что изобретена машина, измеряющая силу любви.

Объявление было напечатано, и к удивлению Килера дело двинулось. Местная, а затем и общекалифорнийская газетная реклама (в частности в «Sun» и «San Francisco Chronicle») стала навязчиво рекомендовать молодым американцам, прежде чем вступать в брак, проверить с помощью «полиграфа» (такое название автор дал своей установке) силу взаимных чувств. Такой поворот событий изменил отношение полиции к изобретению Килера. Полиграф явно пришёлся ей по вкусу. Псевдонаучный характер идеи придавал всему прибору видимость источника объективной информации. В течение 2-3 лет в полицейских участках и тюрьмах Сан-Франциско и Лос-Анжелеса была выработана целая система работы с аппаратом. Следуя этой системе, прежде чем посадить обвиняемых на аппарат Килера, их, так сказать, «готовили», нарушая равновесие нервной системы, а иногда нарушая и основные физиологические процессы. Чем более испуган и взволнован был человек, тем сильнее плясали стрелки измерителей. Для такой «подготовки» широко применялась «обработка преступника» ярким светом, ультра– и инфразвуком и т.п. издевательства.

В итоге за огромные заслуги в деле фабрикации дел на «врагов Америки» к 1950 году Килер из бедного студента превратился в преуспевающего профессора криминалистики. За 25 лет в США более 17 тысяч обвиняемых сидели за его аппаратом. Из них 600 человек попали в тюрьму и на электрический стул только лишь на основании показаний полиграфа. Сколько из них было невинных – вопрос, но то, что на формальном основании фашистами были убиты десятки «неудобных» людей, — это вполне очевидно.

Фашистская лженаука в большой чести у реакционной буржуазии. В 1947 году некий Линц, называвший себя учеником Килера, предложил улучшенный вариант полиграфа, способный определять будущие политические убеждения детей. Для этого был разработан список из 50 вопросов, которые полиграфмэн должен был задавать ученикам начальных школ, которых должны были периодически сажать за полиграф. Лишь мощные протесты родителей остановили это людоедское намерение властей. Но не исключено, что «метода» Линца жива и в ближайшее время будет применяться (или уже применяется) в российских и украинских школах.

Буржуазия использует все технические средства для преследования и уничтожения неугодных ей людей. Чтобы не говорить об этом «вообще», приведём конкретный случай[13], который произошёл в 1950 году в небольшом калифорнийском городе Темекула, округ Риверсайд.

Суть дела такова. Вечером в дом семьи Суглоу ворвалось несколько подростков в белых костюмах и колпаках Ку-клукс-клана. Они были вооружены пистолетами. Подростки перевернули весь дом, загнали женщину с детьми в зал, а затем потребовали от хозяйки отдать им драгоценности и облигации военного займа. Женщина отказалась и сорвала колпак с одного из налётчиков. Узнав в нём сына окружного прокурора, она пригрозила тут же позвонить его отцу. В ответ на это прокурорский сынок трижды выстрелил ей в живот. Затем были убиты двое детей, после чего шайка малолетних извергов скрылась.

Семья Суглоу была  типичной американской белой семьёй. Правда, незадолго до трагедии глава семейства Джонатан Суглоу после колебаний и сомнений вступил в независимый профсоюз дорожников и в местное отделение организации сторонников мира. После этого у него резко испортились отношения с начальством, а также с «господом богом»: настоятель окружной церкви не допустил семью Суглоу к исповеди и перестал здороваться. В дом начали поступать многочисленные письма и открытки с угрозами. На некоторых вместо подписи стояли 3 буквы «К».

Через 2 часа после группового убийства на месте преступления была полиция, врачи, журналисты и зеваки. Страшная новость распространилась по всему округу. При этом всё негритянское население, как по команде, исчезло с улиц: негритянки носились по всему городу и загоняли домой своих детей, мужей, братьев. Негритянское население по своему горькому опыту знало, что при любом серьёзном или остром событии среди белых – убийстве, пожаре, воровстве, насилии или драке – неграм нельзя показываться на глаза белой администрации и большей части белых жителей – мужчин. Могли беспричинно арестовать, избить или пристрелить.

Ещё через два часа по результатам тщательного осмотра полиция установила возможный круг подозреваемых: огромное количество улик говорило о том, что преступление совершили неопытные подростки. Кроме того, преступление такого рода было не первым за последние 2-3 года и носило в себе характерные черты копирования гангстерских фильмов.

Так или иначе, но закончив работу на месте убийства и сделав некоторые выводы, следователь отозвал в сторону начальника местной полиции и заявил ему о том, что, скорее всего, одним из убийц является сын окружного прокурора Чарли Перри. А это значит, что в деле не должно быть огласки, так как прямые обвинения следствия в адрес сына прокурора могут стоить должности и погон обоим чиновникам. Тем более что начальник полиции выдвигал свою кандидатуру в окружные судьи. После краткого совещания было решено убрать с места все улики, опечатать дом и найти козлов отпущения среди негров.

Всю ночь полиция отлавливала чернокожих мужчин по ориентировке: они должны быть не слишком крупными, в возрасте от 16 до 40 лет. Отловили 15 человек. Их развезли по трём участкам и, предварительно избив, заперли в камерах. Этой же ночью членами местной организации Ку-клукс-клана были повешены трое негров на ивах возле городского пруда.

Было неспокойно и в доме окружного прокурора Перри, который, кстати сказать, возглавлял штаб организации Ку-клукс-клана в округе Риверсайд. Там спешно упаковывали чемоданы Чарли с тем, чтобы поскорее отправить его в колледж, подальше от греха и Темекулы.

Наутро, как ни в чём не бывало, полицейские и прокурорские следователи приступили к допросам «подозреваемых». Сначала негров обвинили в том, что это они прошедшим вечером повесили своих соплеменников у пруда. Пока из несчастных выбивали самооговор, начальник полиции направил к пруду для расследования на месте одного наименее опытного и нерасторопного полицейского. У пруда, само собой, не было ни любопытных, ни корреспондентов местных газет. Полисмен за 5 минут осмотрел место преступления, распорядился снять и увезти трупы и поехал в участок писать дежурный рапорт.

Если внимательно присмотреться к американской судебно-полицейской машине, то заметно, что она очень любит заканчивать уголовные дела «чистосердечным признанием». Ведь как бы тщательно ни подбирался состав суда присяжных, всё же опытный адвокат почти всегда может найти среди 12 достопочтенных джентльменов двух-трёх, которые своим мнением могут повлиять на решение жюри не в ту сторону, которая нужна хозяевам суда и прокуратуры. Решение-то должно быть единогласным, без единого голоса против.

С другой стороны, окружная буржуазия или заправилы штата могут и не угадать с людьми и включить в состав жюри человека с остатками совести, чести и гуманизма.  Или какого-нибудь юриста-самоучку, который, однако, способен поставить в тупик любого прокурора своими точными и неожиданными вопросами. И тогда пиши пропало: в нужный момент жюри заколеблется и желаемого приговора, например, рабочему активисту или демократическому журналисту не будет. Ясно, что буржуазный карательный молох так или иначе доконает подсудимых, но для этого нужно время, дополнительные силы прокуратуры и полиции, средства, новое расследование, объяснительные записки начальству, словом, одни неудобства для карателей.

Другое дело – чистосердечное признание вины. Тогда прокуратуре не приходится плыть по бурным водам переменчивого боя с защитой. В этом случае судилище идёт как по маслу, и у прокуроров и судьи есть уверенность попасть домой к вечернему пудингу.

В деле об убийстве Суглоу обвинению нужно было решить два основных вопроса: первый —  во что бы то ни стало добиться «чистосердечного признания», и второй – отвести всякое подозрение от семьи прокурора Перри. Если эти вопросы удастся решить, тогда, кто бы ни пытался доказать судебно-следственную подтасовку, громоздкая судебная машина уже провернёт свои тяжёлые колёса и закроет «объективное дело» тем приговором, который устраивал бы власть. А во-вторых, и начальнику полиции, и следователю нужно было делать карьеру, а в случае отправки дела на доследование могли бы вылезти досадные улики, изобличающие прокурорского сынка и его подельников. И тогда – прощай место судьи и возможная политическая карьера.

Поскольку всем основным фигурам следствия было известно, что ни один из арестованных негров к делу не причастен, было решено применить к ним метод досудебной обработки, известный как «третья степень». Для начала всех арестованных перевезли в один участок на Форрест-сайд: там было больше камер, толще стены подвала, да и вообще он был оборудован гораздо лучше всех других полицейских участков. По приезде всех полупомешанных от избиений и страха людей избили ещё раз. После этого всех допросили. По результатам допроса отобрали группу наиболее слабых физически и душевно, тех, кто не смог внятно отчитаться о своих действиях в тот вечер, когда убили миссис Суглоу и её детей. Всего набралось 11 человек. Перед тем, как подвергнуть эту группу «обработке», начальник полиции распорядился заменить все деревянные дубинки на резиновые. Конечно, никто не мог предъявить претензии полиции за увечья и переломы, которые получали от деревянных дубинок рабочие при разгоне демонстраций и митингов. Но совсем иначе обстоит дело при обработке людей, которые должны предстать перед судом. Перед судом было необходимо сохранить товарный вид подсудимых, так как в противном случае у защиты и у присяжных могут возникнуть неудобные вопросы к следствию – в плане грубого нарушения процедуры дознания. А от доказанного нарушения процедуры до развала обвинения – один шаг.

Поэтому для «соблюдения приличий» арестованных людей били только резиновыми палками и по строго определённым местам. К месту удара немедленно прикладывался компресс со льдом. От этого чудовищно распухшие головы и изуродованные руки и ноги не имели ни синяков, ни кровоподтёков. В перерывах между допросами и избиениями негров буквально накачивали касторовым маслом, чтобы вызвать воспаление печени, понос и обильную рвоту.

Всё это приводило к тому, что жертва, умело избитая по последнему слову фашисткой «науки», даже оправданная судом, через некоторое время погибала от болезней или же на всю жизнь оставалась калекой.

Между тем, часики для полиции Темекулы тикали: на вторые сутки непрерывных издевательств один из заключённых повесился в камере на подтяжках. О самоубийстве подозреваемого было необходимо сообщать в отделение ФБР. Конечно, ворон ворону глаз не вынет, но межведомственная грызня могла привести к замене проштрафившихся полицейских начальников, так как на эти хлебные места охотников всегда довольно. Поэтому поторопившись «найти негров–убийц», полиция города рисковала попасть в большую неприятность. Дело надо было решать сразу, быстро, до приезда оперативников из ФБР, и только «чистосердечным признанием». Но ни один из задержанных молодых людей в убийствах не признавался. «Третья степень» калечила негров одного за другим, но нужных результатов не давала.

Отчаявшись найти выход своими скромными силами, следственные органы городка обратились за помощью к полиции штата.

Разобравшись в обстановке, начальник следственного управления Сан-Франциско приказал перевезти отобранных 11 человек в «спецлабораторию» окружной тюрьмы в Сан-Диего. Там в одном из подвальных блоков была оборудована специальная комната для допросов. Одного из несчастных арестованных привели туда сразу же по приезде – время было дорого. Его усадили в жёсткое кресло, от которого шёл пучок проводов к стоящему рядом пульту. На руки и ноги одели стальные кольца. Таким же кольцом стиснули шею, прижав затылок к металлической плите. По рассказу одного из оставшихся в живых, лаборатория представляла собой комнату, заполненную приборными панелями, мощными прожекторами, трубками с цветным газом и ещё многими приборами, назначение которых было непонятно этому человеку.

Через некоторое время к глазам прикованному узнику подносился прибор, похожий не бинокль. Периодически из объективов прямо в глаза ударял мощный луч света, и тогда казалось, что в глаза забивают гвозди и начинает разрушаться мозг. Человека доводили до потери сознания, а затем обливали водой и делали перерыв на 5-10 минут. Затем, строго по инструкции, начиналась обработка ультра– и инфразвуками. От звуковых колебаний нужной частоты в груди возникала тупая грызущая боль. Людям казалось, что кто-то щипцами вырывает внутренние органы. Наконец, начинаются перебои в работе сердца. Тогда пытку прекращали и проводили реанимацию. После реанимации и прихода в сознание жертву сажали за полиграф Килера.

На человека надевали обручи с медными пластинками и проводами, проверяли пульс и давление. Затем начиналась настройка полиграфа. Для этого следователи задавали арестованному несколько нейтральных вопросов типа: «Вы сегодня хорошо спали?» или «Сейчас февраль, не так ли?» и т.п. Затем начиналось основное исследование, сверяемое по показаниям точных приборов. Все отклонения стрелок фиксировались на лентах красным карандашом. Затем специальная комиссия по совокупности «кардиограммных лент» и по величине отклонений определяла, виновен тот или иной подозреваемый или нет. На каждого из одиннадцати негров было потрачено около 15 минут машинного времени полиграфа. В результате «непогрешимый» аппарат и комиссия определили виновность семи человек. Трое были признаны «условно невиновными», а один парнишка, замордованный едва не до смерти, был отбракован полиграфологами, как «материал, непригодный для анализа».

Чем закончилась эта история? В марте 1950 года состоялся суд над неграми, арестованными по подозрению в убийстве семьи Суглоу. Процесс проходил в здании окружного суда. Обвинение представлял прокурор округа Перри, отец малолетнего убийцы Чарли. Из протокола суда следует, что свою речь этот господин начал с выражения благодарности изобретателю полиграфа, высшего достижения американской криминалистики. Прокурор заявил:

«Я буду краток, ибо нет нужды задерживать внимание уважаемых присяжных заседателей. К счастью для нас американская наука снабдила правосудие аппаратом, показания которого полностью устраняют все сомнения относительно виновности или невиновности подсудимых. Гениальное изобретение неотвратимо привело к торжеству закона. Было арестовано десять человек. Но среди них могли оказаться и невиновные. И вот, смотрите», — прокурор протянул присяжным пачку бумажных «кардиограмм», записанных полиграфом, — «у семи из десяти при вопросе: «Вы убили семью Суглоу?», стрелка прибора скакнула до деления, означающего полное признание. У трёх остальных она не дотянула до этой черты. Их можно считать невиновными. Показания полиграфа объективны и равносильны чистосердечному признанию. Убийцы должны быть наказаны».

После выступления адвоката присяжные удалились в комнату для совещаний. Через полчаса они представили суду свой вердикт: виновны. На основании показаний электрического прибора и вердикта присяжных суд отправил семерых арестованных на «табуретку». Так в общих чертах закончилось дело Суглоу.

Сведения об этом скандальном деле просочились в газету «Sun» в июле 1974 года, в самый разгар уотергейтского скандала, незадолго до отставки президента Р. Никсона. Возможно, именно это обстоятельство, сложно переплетаясь со множеством местных калифорнийских обстоятельств, сделало возможным проведение журналистского расследования, которое, в свою очередь, привело к обширной публикации в газете всей этой истории[14]. По давности дела ФБР, которому было поручено провести дополнительное расследование, пришло к выводу не о преступлении судейско-полицейских чиновников, убивших семерых невинных и искалечивших ещё восьмерых, а лишь о досадной судебной ошибке. Фашистское государство не пожелало наказать убийц.

Эпилог

Когда статья была закончена, один из наших постоянных критиков задал такой вопрос: зачем писать весь этот ужас и запугивать рабочих? Ведь они сегодня и так запуганы и деморализованы. Нужно наоборот, подбодрить их, рассказав людям, например, о достижениях сталинского СССР и т.п. А тут – электрический стул, садисты из охранки, тюрьма… Хорошо ли это?

Ответ может быть таким: меньше всего рабочий класс нуждается в розовых очках и доброй няне. Историческая правда, которую нам иногда удаётся отыскивать, говорит о том, с каким озверевшим и опасным врагом имеет дело пролетариат. Чтобы успешно бороться с ним, нужно многое о нём знать, в том числе и то, что могут сделать палачи с каждым из нас, с каждым сознательным рабочим, с любым борцом-антифашистом.

С другой стороны, именно знание и понимание зверино-лютейшей людоедской сути реакционной буржуазии должно настраивать рабочих на высокий тонус в борьбе, на тактически грамотное ведение протестных акций, на военную решительность и на строгое соблюдение конспиративных правил. Не расслабляться и не отворачиваться, когда буржуазия и её псы бьют и мучают рабочего, а всегда считать, что если подняли руку на одного – значит, подняли руку на всех, на весь рабочий класс.

Понимание ужасов фашистского застенка должно не пугать рабочих, а дополнительно стимулировать к объединению и организации в классовой борьбе. Другого оружия против фашистов нет – только организованная партией масса и массовое действие, наступление на капитал.

Когда в 1905 году в Баку полиция арестовала троих рабочих из механических мастерских, то остальные рабочие мастерских собрали возле городской тюрьмы почти весь фабрично-заводской пролетариат города. Когда к ним вышел обер-полицмейстер и заявил, что троих бунтовщиков всё равно не выпустят, бакинцы стали ловить и сажать в подвал всех полицейских и чиновников, которых находили на улицах. Кроме того, рабочие пообещали разрушить тюрьму и заявили обер-полицаю, что если с голов их арестованных товарищей упадёт хотя бы волос, будут избиты до полусмерти все захваченные полицаи, а если товарищей будут мучить и бить, тогда полицаев утопят в море.

И что вы думаете? Через сутки арестованных рабочих выпустили.

М. Иванов 

[1] W.W. Malloy (ed.). Treaties, Conventions, International Acts, Protocols and Agreements  the United States, 1776 – 1909. Washington, D.C., 1910/2002, vol. 1, p.187.

[2] M. Cunliff. An American Haritage History of Presidency. American Heritage Publishing Co., Inc., 1968. p. 93.

[3] «North American Review», September. 1898/1984 (ed.), p. 311.

[4] A.Schlesinger. Political and Social History of the US, 1829-1925. Macmillan Company. NY. 1925, p. 243.

[5] R. Hofstadler. The American Political Traditoin. Vintage Books, NY, 1958, p. 82.

[6] «The New York Times», Now. 7, 1889.

[7] R. Hofstadler. The American Political Traditoin. Vintage Books, NY, 1958, p. 83.

[8] The Journal of the American Medical Association, 9, 1894, p. 41.

[9] «National journal», May 27, 1972, vol.4, No 22, p. 89.

[10] S. Roberts. The Brother. The untold story of the Rosenberg Case.  USA, NY: Random House, 2001. p. 356.

[11] D. Eisenhower. The White House Years, The Mandate for Change, 1953-56. NY, 1963, p. 39.

[12] Jenkins J. P. Julius Rosenberg and Ethel Rosenberg // Britannica

[13] The Sun, Mar. 36. 1952, p.2-3, SF

[14] «The Sun», 41 1974, CA/reprint Library of Congress, f.2143, pp.329.