Предисловие
Среди выдающихся дат, которыми отмечены исторические победы советского социализма, особенное значение имеет 9 Мая 1945 года — День Победы СССР в классовой войне над объединёнными силами мирового империализма с германским фашизмом во главе.
Каков был итог этой войны, коротко и ясно сказал Сталин: «Существует один главный итог, на основе которого возникли все другие итоги. Этот итог состоит в том, что к исходу войны враги потерпели поражение, а мы вместе с нашими союзниками оказались победителями. Мы окончили войну полной победой над врагами, — в этом главный итог войны»[1].
Что означала победа советского социализма в войне с мировой империалистической буржуазией? Эта победа означала «…прежде всего, что победил наш советский общественный строй, что советский общественный строй с успехом выдержал испытание в огне войны и доказал свою полную жизнеспособность». Победа в войне с фашизмом означала «…во-вторых, что победил наш советский государственный строй, что наше многонациональное советское государство выдержало все испытания войны и доказало свою жизнеспособность». Наконец, победа СССР над европейским фашизмом и японским милитаризмом означала «…что победили советские вооружённые силы, победила наша Красная Армия, что Красная Армия геройски выдержала все невзгоды войны, наголову разбила армии наших врагов и вышла из войны победительницей»[2].
Поскольку военно-историческая секция РП рассчитывала подготовить к 9 Мая материал именно «по специальности», на военную тему, постольку необходимо более подробно рассмотреть, какую оценку партия большевиков даёт Вооружённым силам советского социалистического государства после победы в войне.
В своей речи перед избирателями 09.02.1946 г. Сталин говорил: «Теперь все признают, как друзья, так и враги, что Красная Армия оказалась на высоте своих великих задач. Но не так обстояло дело шесть лет тому назад, в период перед войной. Как известно, многие видные деятели иностранной прессы и многие признанные авторитеты военного дела за границей неоднократно заявляли, что состояние Красной Армии внушает большие сомнения, что Красная Армия плохо вооружена и не имеет настоящего командного состава, что её моральное состояние – ниже всякой критики, что она, может быть, и пригодится для обороны, но для наступления непригодна, что в случае удара со стороны немецких войск Красная Армия должна развалиться, как «колосс на глиняных ногах». Такие заявления делались не только в Германии, но и во Франции, Англии, Америке.
Теперь мы можем сказать, что война опрокинула все эти заявления, как беспочвенные и смехотворные. Война показала, что Красная Армия является не «колоссом на глиняных ногах», а первоклассной армией нашего времени, имеющей вполне современное вооружение, опытнейший командный состав и высокие морально-боевые качества. Не нужно забывать, что Красная Армия наголову разбила германскую армию, вчера ещё наводившую ужас на армии европейских государств.
Следует отметить, что «критиков» Красной Армии становится всё меньше и меньше. Более того, в заграничной прессе всё чаще и чаще появляются заметки, отмечающие высокие качества Красной Армии, мастерство её бойцов и командиров, безупречность её стратегии и тактики. Это и понятно. После блестящих побед Красной Армии под Москвой и Сталинградом, под Курском и Белгородом, под Киевом и Кировоградом, под Минском и Бобруйском, под Ленинградом и Таллином, под Яссами и Львовом, под Веной и Берлином, — после всего этого нельзя не признать, что Красная Армия является первоклассной армией, у которой можно было бы поучиться многому».
Вполне понятно, что победа в Великой Отечественной войне не могла быть заслугой только и исключительно Красной Армии: за её победами стояла огромная подготовка советской страны к активной обороне. Её победы основывались на трёх пятилетках напряжённой работы по строительству социалистического хозяйства, давшего армии необходимые материальные средства для успешного ведения войны. За Красной Армией стоял прочный тыл, за ней стоял весь советский народ. И, главное, за армией стоял самый передовой общественный и государственный строй, важной и непременной частью которого она была.
Можно ли было СССР рассчитывать на победу в тяжелейшей войне с мировой буржуазией без предварительно проведённой индустриализации страны и коллективизации сельского хозяйства, без предварительного разгрома троцкистов и правых, которые «…систематически тянули партию назад и старались всяческими способами стащить её на «обычный» капиталистический путь развития»[3]? Ясно, что на победу над сильным и опасным врагом без решения этих задач рассчитывать было нельзя.
Победа в войне потребовала напряжения всех сил страны и народа. В войне участвовал весь хозяйственный, политический, военный, административный, идеологический и культурный аппарат государства, выступая как единое целое.
Каждое условие победы СССР в войне чрезвычайно важно. Но в короткой статье нельзя объять необъятное. Поэтому, учитывая вновь растущий интерес рабочих к военным вопросам, среди предпосылок победы советского народа над фашизмом стоит особо коснуться подготовки вооружённых сил ССР к будущей войне, а ещё более конкретно — военно-теоретической составляющей общего итога войны. Речь, таким образом, пойдёт о:
— марксистско-ленинском учении о войне и армии;
— советской военной доктрине конца 30-х годов и некоторых выводах из империалистических войн и конфликтов 1914 – 1940 гг.;
— идеалистических и механистических подходах к учению Макиавелли и Клаузевица о войне и, наконец,
— о крахе немецко-фашистской военной доктрины.
«Законы артиллерии» и законы истории
Марксистско-ленинское учение о войне и армии неотделимо от учения о диктатуре пролетариата и пролетарской революции, от теории и практики построения социализма. Ленин дал глубокий анализ войн империалистической эпохи. Он показал, что правильно понять существо войны можно только усвоив, что война есть не «акт божественного очищения человечества» и не «высшая степень активности абсолютного духа» и не «концентрированная воля гениального полководца», а историческое явление, прямо связанное с наличием классового общества.
Прежде чем кто-либо начинает рассуждать о той или иной войне, он обязан «…разобраться, из каких исторических условий данная война вытекала, какие классы её ведут, во имя чего. Не разобравши этого, мы все свои рассуждения о войне осудим на полную пустоту, на споры чисто словесные и бесплодные»[4].
Из этого ленинского определения следует, что всякая война есть продолжение политики господствующих классов воюющих стран, она есть продолжение государственной политики, которая переменила форму действия и перешла от относительно мирных способов, которыми не решаются внутренние и внешние противоречия, к способам насильственного решения этих противоречий. Война – это часть государственного целого, а целое – это и есть политика.
В самом деле, если мы внимательно посмотрим на те войны, которые ведутся сегодня, то мы увидим, что характер этих войн (например, в Сирии или в Донбассе) определяется характером вызвавшей их политики групп западной и российской империалистической буржуазии. Причём та политика, которую проводит американская или российская олигархия, отнюдь не прекращается с началом войны. Наоборот, она продолжает руководить войной на всех этапах её развития, во всех поворотах вооружённой борьбы государств.
В отношении войны как продолжения политики необходимо внести ясность. Ленин не раз ссылался на известное определение войны, которое дал К. Клаузевиц: «Война есть продолжение политических отношений при вмешательстве иных средств»[5]. Правда, Ленин расширил и уточнил его: «война есть продолжение политики иными (именно: насильственными) средствами»[6]. Но вместе с тем Ленин постоянно критикует Клаузевица с марксистских позиций. Эта критика постоянно ускользает от тех наших товарищей, которые сегодня берутся за военные вопросы: у них выходит (с постоянными ссылками на положительную ленинскую оценку отдельно взятого определения Клаузевица и на цитату из письма Энгельса к Марксу от 07.01.1858 г. по поводу книги Клаузевица «О войне»: «Манера философствовать странная, но по существу очень хорошо.»[7]), что классики в вопросах военной теории были последовательными сторонниками идей этого бывшего директора Берлинской военной академии.
А между тем гегельянец Клаузевиц рассматривал политику идеалистически, в частности, как политические отношения между отдельными личностями, королями и полководцами. Ленин же рассматривает политику в классовом обществе как взаимоотношения между классами, как их непрерывную борьбу. Поэтому в своей статье «Крах II Интернационала» он уточняет определение войны — как «…продолжение политики данных, заинтересованных держав – и разных классов внутри них – в данное время»[8]. Ещё более ясно Ленин показывает классовую сущность войны в лекции «Война и революция». Он приводит правильное определение Клаузевица, но добавляет, что «…Всякая война нераздельно связана с тем политическим строем, из которого она вытекает. Ту самую политику, которую известная держава, известный класс внутри этой державы вёл в течение долгого времени перед войной, неизбежно и неминуемо этот же самый класс продолжает во время войны, переменив только форму действия»[9].
Эти концентрированные марксистские положения, дающие ключ к тайне возникновения войны, легли в основу учения Ленина о сущности войн эпохи империализма. Анализируя первую мировую войну 1914 – 1918 гг., Ленин писал: «…для понимания современной войны мы должны, прежде всего, бросить общий взгляд на политику европейских держав в целом. Надо брать не отдельные примеры, не отдельные случаи, которые легко вырвать всегда из связи общественных явлений и которые не имеют никакой цены, потому что также легко привести противоположный пример. Нет, надо взять всю политику всей системы европейских государств в их экономическом и политическом взаимоотношении, чтобы понять, каким образом из этой системы неуклонно и неизбежно вытекла данная война»[10].
На что здесь указывает Ленин? Как раз на то обстоятельство, что война как общественное явление тесно связана с другими общественными явлениями. Она есть продукт развития капиталистического хозяйственного уклада. В своей работе «Империализм, как высшая стадия капитализма» Ленин вскрывает общие закономерности развития империалистической эпохи, крайнее обострение всех её противоречий, вытекающее из неравномерного развития мировой системы империализма. Он показывает неизбежность и крайнюю реакционность разбойничьих грабительских войн между мощными группами финансово-монополистической буржуазии разных стран. «Войны эти, — пишет Ленин, — являются продолжением той политики захватов, расстрелов целых народностей, неслыханных зверств, которые проделывали немцы и англичане в Африке, англичане и русские в Персии…»[11].
Вся первая империалистическая война была настоящей бойней для рабочего класса и остальных трудящихся воюющих государств, была войной капиталистических рабовладельцев, магнатов капитала, стремившихся переделить колонии и рынки, богатые источники сырья и плодородные земли. При этом империалисты стремились не просто вырвать друг у друга далёкие колонии, они стремились захватить окультуренные и хорошо освоенные территории в Европе, подчинив себе и ограбив соседей. Это была война гниющего капитализма, который, цепляясь за малейшую возможность, рассчитывал ослабить, «слить» революционную борьбу международного рабочего класса, пытался, таким образом, оттянуть, предотвратить свою надвигающуюся гибель.
Большевики во главе с Лениным вели беспощадную войну с оборонческой софистикой социал-предателей из II Интернационала, они разоблачали подлые приёмы Троцкого, Зиновьева[12], Каменева и прочих двурушников, которые пытались доказать, что классовые противоречия между буржуазией и пролетариатом «стираются» перед лицом войны, что во время войны классовая борьба должна быть свёрнута, что стачки рабочих во время войны есть преступление против нации и отечества. Гражданская война рабочего класса против национальной буржуазии объявлялась анархическим бунтом. Ленин же в своих работах того периода показал, что война гигантски ускоряет победу пролетариата и что политика классов не прекращается во время войны, а вырастает и обостряется до предела. Анализ обстановки внутри воюющих государств в период 1914 – 1917 гг. показывал, что в результате крайнего обострения всех внутренних общественных противоречий в этих странах появляется необходимость борьбы за превращение империалистической войны в войну гражданскую, т.е. борьбы за свержение капиталистического правительства и взятие пролетариатом всей политической власти.
Но при том, что война выступает в качестве катализатора и ускорителя социального переворота, не следует метафизически считать, что война сама по себе является решающей и определяющей предпосылкой революции (такое мнение часто проскакивает не только у буржуазных идеологов, которые все причины Октябрьской революции сводят к неудачной для царизма войне, но и у части молодых и старых товарищей, которые, не задумываясь, повторяют эту пошлость). Основой превращения империалистической войны в гражданскую и осуществления пролетарской революции является вся та политика, которая велась до войны, те классовые противоречия, которые существовали задолго до войны и продолжаются и усиливаются в её ходе. «Сама по себе» война не изменяет того генерального направления, в котором исторически развивается политика классов (их борьба), а лишь корректирует и ускоряет это развитие.
В самом деле, первая империалистическая война была на тот момент величайшим историческим кризисом и, как всякий кризис, она «…обострила глубоко таившиеся противоречия и вывела их наружу, разорвав все лицемерные покровы, отбросив все условности, разрушив гнилые или успевшие подгнить авторитеты»[13]. Империалистическая война, поэтому, явилась для социалистической революции могучим подспорьем, ускорившим её подготовку и осуществление.
Такое соотношение войны и революции, сам закон неравномерного развития капитализма в империалистическую эпоху, а также ленинское учение о возможности победы революции в отдельно взятой стране, всё это в совокупности «…даёт революционную перспективу пролетариям отдельных стран, развязывает их инициативу в деле натиска на свою, национальную, буржуазию, учит их использовать обстановку войны для организации такого натиска и укрепляет их веру в победу пролетарской революции»[14].
Империалистические войны есть войны за захват чужих территорий и национальных богатств. Они являются результатом обострения общих противоречий капиталистического строя, следствием постоянной необходимости возрастания капитала, постоянной гонки капиталистов за максимумом прибавочной стоимости. Идёт постоянная борьба за новые рынки сбыта и вывоза капитала – за передел ранее поделённого мира. «Бешеная борьба между различными группами капиталистов замечательна в том отношении, что она включает в себя, как неизбежный элемент, империалистические войны, войны за захват чужих территорий»[15]. При этом такие войны неизбежно ведут к взаимному ослаблению капиталистических стран, к ослаблению позиций капитализма вообще, к приближению пролетарской революции. В этом смысле первая империалистическая война сыграла в деле русской социалистической революции немалую роль. Какую?
В этом отношении существовало три обстоятельства внешнего порядка, прямо связанные с той войной. Первое – то, что социалистическая революция в России началась в период войны между двумя группами империалистических держав, которые, будучи заняты войной, «…не имели ни времени, ни средств уделить серьёзное внимание борьбе с Октябрьской революцией»[16]. Это дало возможность революции использовать противоречия между империалистами для укрепления и организации своих сил.
Вторым обстоятельством внешнего порядка было то, что затяжная империалистическая война измучила трудящиеся массы, которые хотели мира и самой логикой вещей были подведены к пролетарской революции, как к единственному возможному выходу из войны. Это обстоятельство позволило объединить революционный переворот с окончанием ненавистной войны и усилило симпатии к русской пролетарской революции у рабочих масс на Западе и угнетённых народов на Востоке.
Третьим обстоятельством, способствовавшим победе рабочего класса в России, послужило наличие относительно мощного рабочего движения в Европе, назревание революционного кризиса в ряде стран, в частности, в Германии. Такое положение дел обеспечило Октябрьской революции верных союзников в её борьбе против империалистической войны и против самих империалистов.
Из правильного анализа внутренних и учёта внешних обстоятельств и вытекала тактика большевиков, направленная на превращение империалистической войны в войну гражданскую, на осуществление социалистической революции.
В марксистско-ленинском учении о войне и армии особое место занимает вопрос о необходимости вооружения рабочего класса, о завоевании и удержании им политической власти с оружием в руках, о необходимости создания мощной вооружённой опоры диктатуры пролетариата – Красной Армии. Революция обязана умело защищать свои завоевания, а большевизм никогда не стоял на точке зрения пацифизма, абстрактной, ханжеской проповеди мира «вообще», борьбы против всякой войны вообще, не разбирая её классовой сути и социальных корней. «Большевики не были против всякой войны. Они были только против захватнической, против империалистической войны. Большевики считали, что война бывает двух родов.
Война первого рода – это война справедливая, незахватническая, освободительная, имеющая целью либо защиту народа от внешнего нападения и попыток его порабощения, либо освобождение народа от рабства капитализма, либо, наконец, освобождение колоний и зависимых стран от гнёта империалистов.
Война второго рода – это война несправедливая, захватническая, имеющая целью захват и порабощение чужих стран, чужих народов»[17].
Для эпохи империализма, с конца 19 века и по наши дни, характерны практически непрерывные захватнические несправедливые войны, которые ведёт мировая буржуазия.
А в чём состоят характерные особенности справедливой войны? Справедливые войны ведутся во имя освобождения угнетённых народов, для защиты их от внешнего нападения и попыток порабощения, идущих извне. Эти войны также несут в себе бедствия и разрушения, но, тем не менее, они являются прогрессивными общественными явлениями, так как приносили и приносят человечеству пользу, уничтожая (полностью или частично) старые, отжившие порядки, свергая насильников и эксплуататоров и освобождая народы, находившиеся под иностранным гнётом. История России знает немало освободительных справедливых войн. В них трудящиеся массы России отстаивали единство и целостность территории своей страны, они боролись против усиления классового гнёта, понимая, что иноземные захватчики будут ещё более страшными эксплуататорами и грабителями, чем свои, национальные грабители и эксплуататоры. Такими были войны под предводительством князя А. Невского против шведов, против польских панов и интервентов в начале 17 века. Справедливой была и освободительная война народа против наполеоновского нашествия.
Прогрессивными, национально-освободительными были войны, которые сопровождались разрушением феодально-крепостнических отношений в Европе. Такими были (примерно до 1795 года) войны победившей Великой французской революции, «…французских революционных народных масс против объединённой монархической, отсталой, феодальной и полуфеодальной Европы»[18].
В конце 18 – начале 19 вв. войны в Европе часто носили национально-освободительный характер. Эти войны, происходившие в эпоху молодого промышленного капитализма, отражали борьбу нового буржуазного общества со старым, крепостническим. Но и в эпоху империализма неизбежны национально-освободительные войны колониальных народов против гнёта иностранных империалистов. О таких войнах Ленин писал: «Не только вероятны, но неизбежны в эпоху империализма национальные войны со стороны колоний и полуколоний… Национально-освободительные движения здесь либо уже очень сильны, либо растут и назревают. Всякая война есть продолжение политики иными средствами. Продолжением национально-освободительной политики колоний неизбежно будут национальные войны с их стороны против империализма»[19].
В чём особенности национально-освободительных войн против империалистического господства? В том, прежде всего, что такие войны порождают восстания и войны против капиталистического рабства. В этом состоит главное отличие национально-освободительных войн империалистической эпохи от национально-освободительных движений эпохи промышленного капитала, которые велись во имя победы буржуазии и ради создания и укрепления буржуазных государств. Национально-освободительные войны конца 19 – первой половины 20 вв. приводили к ослаблению всей системы мирового империализма и к усилению кризиса капиталистического общества в целом. Поэтому национальные движения новейшей истории включались в борьбу международного рабочего класса за пролетарскую революцию.
Сталин, давая характеристику национально-освободительным движениям первой половины 20 века писал, что капиталистические монополии, неравномерное развитие ведущих капиталистических стран, империалистические войны ведут к объединению «…фронта революционно-пролетарского и фронта колониально-освободительного»[20]. Отсюда вывод, что войны при империализме неотвратимы «обычными» политическими средствами, а коалиция пролетарской революции в Европе с колониальной революцией на Востоке и единый фронт революции против мирового фронта империализма неизбежны.
Но с наибольшим основанием можно считать справедливыми и прогрессивными именно революционные войны, которые вёл и будет вести рабочий класс против национальной и международной буржуазии, осуществляя силой и оружием революцию и защищая с оружием в руках её завоевания и своё социалистическое отечество.
Тут затрагивается вопрос о роли насилия в истории. Эта роль громадна. Причём все господствующие эксплуататорские классы, без всяких ограничений используя насилие в своих интересах, отказывали в этом праве классам угнетённым и эксплуатируемым. Как в рабовладельческом царстве Хаммурапи, так и сегодня в России буржуазная власть проповедует недопустимость насилия во внутренней политике (для трудящихся масс, но не для себя!): как только в трудящихся массах крепнет понимание необходимости силовой революционной борьбы, сразу же весь сонм чиновников, идеологов, попов и социал-предателей начинает дружный вой о социальном мире, о «дикости» насилия, о пацифизме, пользе всяких реформ и т.д. Так господствующий класс идеологически защищает своё положение в обществе, консервирует отжившие и реакционные общественные отношения. Если же трудящие массы перестают верить в «классовый» мир и гармонию интересов и переходят к делу, против них тут же открывается ничем не ограниченное насилие со стороны господствующего класса буржуазии и его эксплуататорского государства. На это насилие, хочет того пролетариат, или нет, он вынужден отвечать насилием же.
Это значит, что все великие исторические вопросы решаются только силой, и эта сила не может быть иной, как только вооружённой силой. Для уничтожения капиталистического общества нужна вооружённая сила пролетариата, умеющая владеть современным оружием, военной техникой, обладающая военными знаниями. Эту мысль коротко и ёмко выразил Сталин ещё в далёком октябре 1905 года, на митинге в Тифлисе по поводу объявления царского манифеста: «Какая революция может победить без оружия и кто тот революционер, который говорит: долой оружие?.. Что нужно, чтобы действительно победить? Для этого нужны три вещи: первое, что нам нужно, — вооружение, второе – вооружение, третье – ещё и ещё раз вооружение»[21].
Ленин следующим образом оценивает задачи рабочего-большевика в периоды нарастания революционной ситуации: «Завтра у тебя отняли избирательный бюллетень, тебе дали в руки ружьё и великолепную, по последнему слову машинной техники оборудованную скорострельную пушку, — бери эти орудия смерти и разрушения, не слушай сентиментальных нытиков, боящихся войны; на свете ещё слишком много осталось такого, что должно быть уничтожено огнём и железом для освобождения рабочего класса, и если в массах нарастает злоба и отчаяние, если налицо революционная ситуация, готовься создать новые организации и пустить в ход столь полезные орудия смерти и разрушения против своего правительства и своей буржуазии»[22].
Эпоха империализма порождает не только захватнические и грабительские войны. Она неизбежно порождает и гражданские войны, «…которые во всяком классовом обществе представляют естественное, при известных обстоятельствах неизбежное продолжение, развитие и обострение классовой борьбы»[23]. Это положение в особенной мере относилось к РСФСР, как к первой стране победившего пролетариата, одно существование которой тут же предполагало нарастающее стремление буржуазии к её уничтожению. Причём одной из двух главных сил, предназначенных для уничтожения социалистической республики, были именно эксплуататорские классы внутри страны и некоторая часть одураченных ими крестьян России. Поэтому классовая война мировой буржуазии против молодой советской республики и приобрела в 1918 – 1921 гг. характер гражданской войны.
Развитие капиталистического хозяйства совершается неравномерно. Иначе и быть не может при расширенном товарном производстве. «Отсюда непреложный вывод: социализм не может победить одновременно во всех странах. Он победит первоначально в одной или нескольких странах, а остальные в течение некоторого времени останутся буржуазными или добуржуазными. Это должно вызвать не только трения, но и прямое стремление буржуазии других стран к разгрому победоносного пролетариата социалистического государства. В этих случаях война с нашей стороны была бы законной и справедливой. Это была бы война за социализм, за освобождение других народов от буржуазии»[24].
Поэтому для победившего в революции пролетариата и крестьянства гражданская война в России 1918 – 1921 гг. была самой законной и справедливой войной. Она была продолжением политики пролетарской революции и диктатуры пролетариата.
Связь политики и стратегии. Стратегия и тактика
В ходе гражданской войны партией большевиков были мобилизованы все силы страны, был сплочён весь рабочий класс и большинство трудового крестьянства, создана Красная Армия, в организации которой «…были великолепно осуществлены последовательность и твёрдость пролетарского руководства в союзе рабочих и трудящегося крестьянства против всех эксплуататоров»[25]. Именно в ходе гражданской войны большевики обосновали теоретически и доказали на практике необходимость создания регулярных и мощных вооружённых сил. На 8 съезде партии Ленин и Сталин решительно выступили против левацкой «военной оппозиции», которая защищала партизанщину в армии и вела борьбу – то явную, то скрытую – против создания регулярной Красной Армии, против единоначалия, дисциплины и организованной штабной работы. Именно в гражданскую проявилось самым наглядным образом единство политики и войны. Так, практически все решения 8 съезда были направлены к тому, чтобы обеспечить союз рабочего класса и крестьянства, так как настроения и колебания среднего крестьянства имели огромное значение для судеб войны, а значит, революции и всего социалистического строительства. Поэтому резолюции съезда, определившие политику партии в вопросе о взаимоотношениях с середняком, сыграли значительную роль в разгроме белых армий и иностранных интервентов.
Влияние политики на ход и исход гражданской войны в России было во много раз сильнее, чем в какой бы то ни было другой войне, происходившей до того времени. Именно политика партии большевиков, направлявшей в нужный момент на тот или иной участок войны материальные ресурсы (манёвр ресурсами) и дисциплинированные отряды коммунистов и передовых рабочих (манёвр кадрами), создавала решительный перелом в пользу Красной Армии на этих участках. И это несмотря на то, что противник на том или ином участке фронта оперировал силами, значительно превосходившими части Красной Армии и в количественном и в техническом отношении. Да, Белое движение и Антанта не смогли широко использовать против Красной Армии новые виды вооружения и техники, выдвинутые первой мировой войной, но, тем не менее, на многих участках фронта контрреволюционные силы, противостоящие армии молодой Советской республики, имели многократный перевес.
Но победа оказалась за рабочим классом и трудовым крестьянством. Основная причина этого заключалась в том, что политика партии большевиков в гражданской войне была продолжением той политики, которая требует от коммунистов теснейшей связи с массами, требует, чтобы коммунисты правильно отражали интересы трудящихся масс и добивались бы осуществления этих интересов.
И такая политика увенчалась успехом. По словам Сталина, гражданская война была периодом величайшей проверки силы и устойчивости партии коммунистов в широких массах рабочих и крестьян. «Разве не известно, что в результате гражданской войны оккупанты были выброшены вон из России, а контрреволюционные генералы были перебиты Красной Армией. Вот тут-то и оказалось, что судьбы войны решаются, в последнем счёте, не техникой, которой обильно снабжали Колчака и Деникина враги СССР, а правильной политикой, сочувствием и поддержкой миллионных масс населения»[26]. В этой же связи с трудящимися массами, в их поддержке была сила Красной Армии, которая вела борьбу за их полное освобождение от капиталистической и помещичьей эксплуатации. В этом был «секрет» победы революции в гражданской войне, который до сих пор никак не могут разгадать буржуазные идеологи и профессора. Непостижимо для их умирающего классового сознания то обстоятельство, что от армий, нанятых и подкупленных Антантой, Красная Армия отличалась тем, что воевала за свободу и независимость своей собственной страны, что интересы этой армии сливались с интересами народа, за который она проливала кровь, и с интересами того правительства, по директивам которого она воевала.
Большевики обосновали в теории и доказали на практике тесную связь политики рабочего класса и его военной стратегии, зависимость форм стратегии от характера войны. Первые яркие образцы такой связи были показаны в период гражданской войны.
Как большевики понимали стратегию? «Стратегия есть определение направления главного удара пролетариата на основе данного этапа революции, выработка соответствующего плана расположения революционных сил (главных и второстепенных резервов), борьба за проведение этого плана на всём протяжении данного этапа революции»[27]. Этот принцип являлся марксистским обобщением опыта классовых боёв, вооружённых восстаний пролетариата. Одновременно такое определение стратегии есть итог и теоретическое обобщение всего, что было дано марксизмом-ленинизмом в учении о войне.
Стратегия немыслима без общего плана действий. «План стратегии – это план организации решающего удара в том направлении, в котором удар этот скорее всего может дать максимум результатов… Определить направление главного удара – это значит предрешить характер операций на весь период войны, предрешить, стало быть, на 9/10 судьбу всей войны. В этом задача стратегии»[28].
Современные буржуазные формалисты и жулики – любители выхватывать цитаты из общего контекста, тут же могут придраться к этой формулировке: дескать, большевики в войне были метафизиками и придерживались шаблонного и неизменного плана, без всякого учёта реальных изменений обстановки. Они, мол, намечали какое-либо одно направление и били по нему без конца, а в итоге такой стратегии просто «заваливали врага трупами» и по ним двигались вперёд.
Таким буржуазным «аналитикам» давным-давно ответил Сталин – на примере плана разгрома Деникина: «…во время войны с Деникиным военная стратегия, наметив основное направление удара, тем самым на 9/10 определила характер всех дальнейших операций, вплоть до ликвидации Деникина»[29]. Стратегическое направление, говорит Сталин, это наиболее общий план и принцип данной большой операции: в случае с деникинской армией таким планом был фланговый охват этой армии и отрезание её от источников снабжения. Принципом этой операции был принцип изоляции армии Деникина как от других белых армий, так и от баз и войск интервентов. Именно такой подход обещал успех на южном фронте. А уж в ходе реализации этого стратегического плана война принимала самые многообразные оперативные и тактические формы, которых заранее никто точно рассчитать не мог.
В то же время план разгрома южного крыла контрреволюции, выработанный «персонально» для ведения войны против Деникина, был пригоден только для рамок этого участка войны и в данной конкретной обстановке: «Естественно, что стратегический план, годный для одного исторического периода, имеющего свои особенности, не может быть годным для другого исторического периода, имеющего совершенно другие особенности. Каждому историческому повороту соответствует необходимый для него и приноровленный к его задачам стратегический план.
То же самое можно сказать и в отношении военного дела. Стратегический план, выработанный для войны с Колчаком, не мог быть пригодным для войны с Деникиным, требовавшей нового стратегического плана, в свою очередь не пригодного для войны, скажем, с поляками в 1920 г., ибо как направления основных ударов, так и схемы размещения основных боевых сил не могли не быть различными во всех этих трёх случаях»[30].
Между стратегией и тактикой существует внутренняя неразрывная связь. Этой связью и определяется важнейшие задачи тактики и тактического искусства. Сталин пишет по этому поводу: «Тактика есть часть стратегии, ей подчинённая, её обслуживающая. Тактика имеет дело не с войной в целом, а с её отдельными эпизодами, боями, сражениями. Если стратегия старается выиграть войну или довести до конца, скажем, борьбу с царизмом, то тактика, наоборот, стремится выиграть те или иные сражения, те или иные бои, успешно провести те или иные кампании, те или иные выступления, более или менее соответствующие конкретной обстановке борьбы в каждый данный момент».
Отсюда следует основная задача тактики: «…определение тех путей и средств, тех форм и способов борьбы, которые более всего соответствуют конкретной обстановке в данный момент и вернее всего подготовляют стратегический успех. Поэтому действия тактики, их результаты должны быть расцениваемы не сами по себе, не с точки зрения непосредственного эффекта, а с точки зрения задач и возможностей стратегии»[31].
Между стратегией и тактикой существует многосторонняя взаимозависимость. Тактические успехи могут и должны облегчать выполнение стратегических задач. Но в то же время даже блестящие по своему непосредственному эффекту тактические успехи могут оказаться вредными или даже гибельными для всей кампании или операции, если они не соответствуют стратегическим возможностям. Иногда бывает так, что нужно пренебречь частным, тактическим успехом для того, чтобы обеспечить себе в будущем стратегический успех.
Тактика должна исходить из задач и возможностей стратегии. Поэтому задача тактического звена в руководстве (например, руководства марксистских кружков на местах) состоит в том, чтобы на основе указаний стратегии (руководства партии) и учёта опыта войны (борьбы рабочего класса) определить формы и способы ведения боя, которые больше всего соответствуют конкретной обстановке данного момента.
Понятно, что сами способы ведения войны, формы войны не всегда одинаковы. Они меняются в зависимости от уровня развития общества, прежде всего, от уровня развития производства. Во временя Дария война велась одним образом, во времена Франциска I – другим, молодая буржуазия руками новой армии и Наполеона воевала не так, как воевала буржуазия империалистическая в первую мировую войну. Всё многообразие исторических способов и приёмов войны предполагает, что само искусство войны в современных условиях должно состоять в том, чтобы, овладев всеми формами войны и всеми достижениями науки и техники в этой области, рабочий класс мог бы разумно их использовать, умело сочетать их или своевременно применять ту или иную из этих форм в зависимости от реальной обстановки.
Для правильного военного строительства, как и для правильного партийного строительства, имеет большое значение связь между способами ведения войны (классовой борьбы) и организационными формами армии (организации рабочего класса). Сталин так характеризует эту связь в её военном отношении: «Формы организации армий, роды их и виды войск приспособляются обычно к формам и способам ведения войны. С изменением последних меняются первые. При маневренной войне дело решает часто массовая кавалерия. При позиционной войне, наоборот, кавалерия либо не играет никакой роли, либо – второстепенную роль: тяжёлая артиллерия и авиация, газы и танки решают всё. Поэтому задача военного искусства состоит в том, чтобы обеспечить за собою все роды войск, довести их до совершенства и умело сочетать их действия»[32].
В стратегическом планировании, а особенно в оперативном искусстве и тактике большую роль играет ясность управления. Позиция большевиков в этом вопросе была однозначной: всякий приказ или распоряжение должны быть предельно понятны для исполнителей. Сталин, Фрунзе, Киров, Ворошилов и другие большевики, непосредственно руководившие на фронтах гражданской войны, часто были вынуждены отменять или переделывать приказы Троцкого, командиров-троцкистов и некоторых военспецов из-за их сложной формы и путаного, противоречивого содержания. «Удачно формулированные решения, – писал Сталин позднее, – отражающие цели войны или отдельного сражения, популярные в войсках, имеют иногда решающее значение на фронте как средство вдохновить армию к действию, поддержать дух и пр. Соответствующие приказы, лозунги или воззвания к войскам имеют для всего хода войны столь же важное значение, как первоклассная тяжёлая артиллерия или первоклассные быстроходные танки»[33]. Это положение очень актуально для сегодняшнего дня и хода политической организации рабочего класса. Путаница, сложный «птичий» язык статей и листовок наносят возрождающемуся рабочему делу не меньший ущерб, чем все провокации и запреты охранки.
В вопросе о ясности управления стоит условно отступить в сторону от военной линии и рассмотреть взаимосвязь лозунгов и директив в классовой борьбе и вооружённом восстании. Лозунг есть сжатая и ясная формулировка ближайших или отдельных целей борьбы. Лозунг находится в зависимости от целей борьбы данного исторического этапа или его отдельных стадий и эпизодов. В то же время лозунг пропаганды (например, «долой самодержавие!») одного исторического этапа (80-90 годы 19 века) может превратиться в лозунг агитации другого этапа (например, периода русско-японской войны и революции 1905 года). Позднее, перед Февральской революцией 1917 года, этот же лозунг агитации становится лозунгом действия, а в дни самой буржуазно-демократической революции он превращается в директиву, т.е. в прямой призыв-приказ к выполнению конкретных задач вооружённого восстания.
Смешивать лозунги с директивами, как это делали троцкисты и леваки, или лозунг агитации с лозунгом действия «…столь же опасно, сколь опасны, а иногда и гибельны преждевременные или запоздалые выступления»[34].
Оборона и наступление
Марксизм-ленинизм подчёркивает важность правильного понимания отношений наступления и обороны. В определении характера войны, как уже говорилось, марксисты исходят из реальной политики классов, которая привела к данной войне, которая и обусловила её наступательный или же оборонительный характер.
Однако это не означает, что та или иная война носит только и исключительно наступательный или только оборонительный характер. Наступательные войны не исключают в своём ходе оборонительных операций, а оборонительные войны даже предполагают наступательные операции и решительный натиск с целью разгромить и уничтожить зарвавшегося врага. Ещё в эпоху промышленного, домонополистического капитализма Маркс и Энгельс обращали внимание на это положение, которое очень существенно для понимания характера освободительных войн. В самом начале франко-прусской войны 1870-1871 гг. Маркс и Энгельс были на стороне объединившейся Пруссии, которая вела справедливую оборонительную войну против империи Наполеона III. Классики внимательно следили за подготовкой к войне Франции и Пруссии, тщательно подсчитывали силы противников и определяли, на чьей стороне перевес в живой силе и вооружениях. Выходило так, что Пруссия должна победить, если будет смело и решительно проводить свои военные действия. Поэтому Маркс и Энгельс считали, что, несмотря на то, что война для Пруссии была оборонительной, Г. Мольтке[35] должен был вести подготовку для решительного наступления, чтобы разгромить реакционную империю Наполеона III.
Против такой постановки вопроса резко возражал Кугельман и другие товарищи по Международному союзу рабочих. По поводу этих возражений Маркс писал Энгельсу 17.08.1870 г.: «…если какой-либо негодяй производит нападение на меня на улице, то я могу лишь парировать его удары, но не смею побить его, потому что превращусь тогда в нападающего. Отсутствие диалектики выпирает у всех этих людей из каждого слова»[36].
Точно так же рабочий класс и беднейшее крестьянство в гражданской войне, обороняясь от армий белогвардейцев и интервентов, не могли сводить войну только к оборонительным операциям и стратегии «измора», пассивной обороны и выжидания. Это неминуемо привело бы к военным поражениям и гибели диктатуры пролетариата. Только решительные наступательные операции обеспечивали победу Красной Армии на всех фронтах гражданской войны и, стало быть, оборону и защиту революции.
Ясно, что эти операции не отрицали и не исключали обороны на тех участках и на тех этапах войны, где это вызывалось обстановкой. Решительные наступательные операции только тогда приводили к победе, когда войска не ограничивались огульным продвижением вперёд, а старались вместе с тем закрепить освобождённые территории, перегруппировывали свои силы сообразно с изменившейся обстановкой, подтягивали тылы и подводили резервы. Всё это было нужно «…для того, чтобы гарантировать себя от неожиданностей, ликвидировать отдельные прорывы, от которых не гарантировано ни одно наступление, и подготовить, таким образом, полную ликвидацию врага»[37].
Ленин в своих выписках и замечаниях на книгу Клаузевица «О войне» специально отмечает выражение «на чужой земле защищать свою землю»[38], выписывая его на полях. Там же Ленин указывает на возможность в оборонительной войне вести борьбу на уничтожение противника на его территории. Это означало, что оборонительная война пролетариата не может и не имеет права сводиться только к обороне, так как самая сильная оборона – это активная оборона, т.е. так или иначе, наступление.
Яркий пример пассивной и проигрышной оборонительной стратегии – оборона французской армии в 1939 году во время немецко-фашистского наступления через Бельгию, севернее Арденн. Тогда военные действия французов, в общем, свелись к удержанию фортов, городов-крепостей и других мощных оборонительных узлов «линии Мажино». В то же время германские артиллерия и сапёры проделывали коридоры в минных полях, и подвижные танковые и мотомеханизированные части вермахта попросту обходили эти узлы обороны, а сами эти узлы либо захватывались парашютными десантами, либо, в конце концов, разбивались артиллерией и авиацией.
Немцы внимательно изучали советский опыт штурма «линии Маннергейма» – мощной эшелонированной обороны в советско-финскую войну 1939-40 гг. Советским командирам и штабам по итогам финской кампании стало ясно, как именно нужно штурмовать сильные укреплённые районы. Гудериан, Клейст, Гальдер и другие гитлеровские генералы пришли, в общем, к тому же выводу, что при пассивной обороне врага любые его крепости, доты и мощные укреплённые полосы проламываются и разбиваются: или штурмовыми группами, или «кувалдой» – тяжёлой артиллерией и авиацией. Весь вопрос – лишь во времени.
Именно здесь следует искать ответ на вопрос, почему советское политическое руководство с большим сомнением относилось к настойчивым предложениям Тухачевского, Егорова и других «великих стратегов» о строительстве в западных районах СССР огромных, протяжённых и чудовищно дорогих линий пассивной обороны. До середины 1940 года отдельные узлы таких линий строились, в частности, у Ленинграда, западнее Киева в районе Новоград-Волынска, но после окончания советско-финской войны и по итогам операции вермахта во Фландрии и северо-восточной Франции строительство было свёрнуто, а узлы законсервированы. Эти узлы сыграют свою небольшую роль в обороне летом-осенью 1941 года, особенно Киевский Укреп. Район, но будут довольно быстро обойдены с флангов и разбиты немецкой полевой артиллерией. Тактика сплошных бетонных линий неподвижной обороны оказалась устаревшей и совершенно непригодной для новой, современной мобильной войны.
Таким образом, довоенный проект строительства сплошной неподвижной полосы обороны на западе СССР был вредительским проектом, который – при своей реализации – нанёс бы народному хозяйству страны колоссальный ущерб: перед самой войной из экономики были бы вырваны и бесполезно закопаны в землю примерно 3,5 – 4 миллиарда рублей. Для сравнения: на эти деньги (в ценах 1940 года) можно было создать и полностью снабдить 5 новейших танковых армий с численностью танков и самоходов в 550 и 250 в каждой.
Почему рабочему классу нужна была армия?
Ещё в 1924 году в своей работе «Об основах ленинизма» Сталин, исходя из анализа противоречий империализма, обосновал неизбежность новых войн и опасность агрессии против СССР. В политическом отчёте ЦК ВКП(б) на 15 съезде (дек. 1927 г.) было указано, что частичная стабилизация капитализма не означает уничтожения противоречий капитализма, что из этой временной послевоенной стабилизации с необходимостью вырастает усиление кризиса капитализма и новое ещё более значительное обострение противоречий в мире. Относительная стабилизация капиталистического производства порождала кризис, а «…нарастающий кризис разваливает стабилизацию – такова диалектика развития капитализма в данный исторический момент»[39].
Обострение противоречий капитализма неизбежно приводило к росту вооружений, к организации новых военных коалиций империалистических держав, к подготовке новых войн за рынки сбыта и сырья. Относительная стабилизация капиталистического мира в период 1921 – 1928 гг., была, таким образом, временем собирания сил и подготовки к новой большой империалистической войне.
Международная обстановка, которая сложилась к 16 съезду ВКП(б) (июль 1930 г.), подтвердила прогнозы советского руководства относительно дальнейшего развития империализма. Мировой экономический кризис (1929 – 1933 гг.), который во много раз обострил все противоречия империализма, стал фактом. «Это значит, что опасность войны будет нарастать ускоренным темпом»[40].
В политическом докладе на 17 съезде партии (январь-февраль 1934 г.) Сталин отмечает, что внутренние и внешние противоречия в капиталистических странах дошли до такой остроты, что «…поставили на очередь войну. Дело идёт к новой империалистической войне, как к выходу из нынешнего положения»[41]. 17 съездом и 13 пленумом ИККИ эта опасность войны была зафиксирована, как прямая и непосредственная. Вся обстановка в капиталистическом мире к этому времени напоминала предвоенную обстановку 1914 года: подготовка ко второй империалистической войне шла во всех областях общественной жизни – в экономической, политической и особенно военной. Эта подготовка руководилась и направлялась соответственно с тем планом войны, который задолго до её начала разрабатывала правящая империалистическая верхушка ведущих государств. Поэтому в марте 1939 года 18 съезд партии большевиков со всей категоричностью заявил, что вторая империалистическая война стала фактом.
Как должно было поступать социалистическое государство, существующее в таких условиях, в капиталистическом окружении? Ясно, что одной из центральных задач была и оставалась задача укрепления и развития вооружённых сил.
В первой фазе развития социалистического государства (от Октябрьской революции до ликвидации эксплуататорских классов и коренных причин классовых различий в ходе 2 пятилетки, 1917 – 1937 годы) основными функциями государства было подавление свергнутых классов внутри страны и оборона от нападения извне.
Во второй фазе развития функция военного подавления эксплуататоров внутри страны отмерла, так как эксплуататорские классы (экономическая и социальная база эксплуатации) были уничтожены. В основном задачей социалистического государства внутри страны стала мирная хозяйственно-организаторская и культурно-воспитательная работа[42].
Если в первой фазе развития армия, карательные органы и разведка были развёрнуты внутрь страны против внутренней контрреволюции, то к 1934 году эти органы диктатуры пролетариата своё внимание всё больше и больше уделяли внешним врагам. Капиталистическое окружение не только оставалось, но и становилось всё более агрессивным. Это означало, что функция военной защиты социалистического отечества от нападения извне сохранялась полностью, следовательно, сохранялись и укреплялись РККА и ВМФ, НКВД и разведка.
В 1936 году была принята новая сталинская Конституция СССР. Этим был признан и юридически закреплён тот факт, что СССР вступил в новую полосу развития, в полосу постепенного перехода от социализма к коммунизму. У современных буржуазных провокаторов, начётчиков и талмудистов по этому поводу иногда возникает вопрос: если страна переходила к коммунизму, то нужно ли было сохранять те или иные важнейшие функции государства, такие как защита от внутренних и внешних врагов, строгое хозяйственное управление и т.д.? Ведь Маркс и Энгельс указывали, что по пути к коммунистическому обществу государство постепенно отмирает, «засыпает». Выходит, что раз большевики со Сталиным во главе перед войной быстрыми темпами укрепляли государство, значит, они были не марксистами, а отступниками, и исповедовали не большевизм, а старые имперские идеи о «Великой России».
Тут надо бы повторить слова Маркса о нападении и обороне: «…Отсутствие диалектики выпирает у всех этих людей из каждого слова». Маркс и Энгельс, исходя из предположения, что социализм одновременно победит во всех странах или в большинстве стран, считали, что государства при коммунизме не будет. Это так. Но поскольку после Октябрьской революции и до окончания второй мировой войны СССР находился в условиях капиталистического окружения, постольку была необходимость в сохранении и усилении государства. Сталин говорил, что все функции государства сохранятся «…если не будет ликвидировано капиталистическое окружение, если не будет уничтожена опасность военных нападений извне, причём понятно, что формы нашего государства вновь будут изменены, сообразно с изменением внутренней и внешней обстановки». Но государство «…не сохранится и отомрёт, если капиталистическое окружение будет ликвидировано, если оно будет заменено окружением социалистическим»[43].
Маркс и Энгельс считали, что при коммунизме не будет постоянной армии, что она будет заменена всенародной милицией. В «Эльберфельдских речах» Энгельс говорил: «В коммунистическом обществе никому не придёт в голову думать о постоянной армии. Да и зачем? Для охраны внутреннего спокойствия страны? …никому и в голову не придёт нарушить это внутреннее спокойствие»[44].
Чем Энгельс мотивирует мысль о том, что при коммунизме должна быть милиционная армия? Во-первых, постоянная армия отрывает от производства огромные массы здоровых сильных людей. Во-вторых, постоянная армия очень дорого обходится народу. В-третьих, легко научить людей владеть оружием и без отрыва от производства.
Такая постановка вопроса об армии относится к эпохе домонополистического капитализма и вытекает из той предпосылки, что социализм побеждает сразу в большинстве развитых стран. Действительно, при таком прекрасном положении дел отсутствовало бы враждебное капиталистическое окружение, и не было бы необходимости иметь регулярную армию для защиты от внешнего нападения.
Тут стоит отметить, что в соответствии с этой позицией классиков в программе партии большевиков, принятой на 8 съезде, было записано, что с уничтожением классов Красная Армия превратится во всенародную социалистическую милицию. Да, в те годы можно было предполагать, что не нужно будет постоянной армии для того, чтобы оборонять страну победившего социализма от капиталистического нападения и что с этой задачей справится социалистическая милиция. Некоторым основанием для такой позиции было то, что в период гражданской войны преобладающим вооружением были винтовка и пулемёт. Авиация, танки, мощная массированная артиллерия, радио, мины ещё не играли такой роли, какую они стали играть в конфликтах межвоенного периода 1932 – 1939 гг. Считалось, что оборона страны потребует гораздо меньше материальных средств и квалифицированных специалистов.
Ошибка насчёт регулярной армии была быстро исправлена. Но она исправлялась в два этапа. С 1923 года большинство стрелковых частей и некоторые другие роды войск РККА строились на смешанном принципе. Основой организации войск была территориальная система: та или иная воинская часть состояла из «скелета» — кадрового командования и штаба. В нужный момент такая часть быстро заполнялась военнообязанными резервистами, живущими в определенном радиусе от места дислокации этой части, и разворачивалась по штатам военного времени в боевую единицу.
Для периода 1923 – 1936 гг. такая организация Красной Армии была более-менее правильной. Но уже на 18 съезде Ворошилов говорил о недостатках такой системы: «Территориальная система, в случае мобилизации, предопределяла развёртывание наших стрелковых дивизий на численно небольших и, следовательно, слабых кадрах. Это означало, что большая часть стрелковых и некоторых других войсковых соединений в первый период по отмобилизовании были бы слабо организованными, и боевая способность этих войск была бы относительной»[45].
Поскольку обстановка внутри и вне страны к середине 30-х годов сильно изменилась, территориальная система перестала соответствовать новым задачам обороны СССР. Она была ликвидирована. РККА начала строиться только по кадровому принципу, который был закреплён и получил своё отражение в Законе СССР от 01.09.1939 г. «О всеобщей воинской обязанности». Таким образом, армия не только не переходила на милиционный принцип, совершенно губительный в тот период для революции, но усиливалась качественно и росла количественно. Страна начинала переход к коммунистическому обществу, но при этом от функции самой решительной защиты социалистического отечества большевики отказываться не собирались. Никакого противоречия с марксизмом в такой политике не было.
Новый этап в развитии советской военной науки
Грандиозные изменения в общественной жизни СССР не могли не вызвать изменений в советском военном искусстве. К 1937 году были выполнены два пятилетних плана, страна приступила к реализации плана 3-й пятилетки, вступив в полосу «…завершения строительства бесклассового социалистического общества и постепенного перехода от социализма к коммунизму…»[46].
Изменения были громадны. Но в то же время в порядок дня с предельной остротой был поставлен вопрос о предстоящей решающей схватке двух систем. А если так, то важно знать, из каких же конкретных предпосылок исходили советские военные теоретики в разработке форм и методов будущей войны. Что положил Генеральный штаб в основу военного планирования на ближайший и перспективный период?
Как уже говорилось, не стратегия управляет политикой, а политика управляет военной и всякой другой стратегией государства. Те советские военачальники высоких рангов, вроде Тухачевского, которые считали, что партия не имеет права вмешиваться в военные дела, а члены ЦК – сплошь валенки и дубы в военном деле, этой позицией показывали не собственные заблуждения, а свою твёрдую фашистскую, крайне реакционную классовую позицию и своё стремление к реставрации капитализма в СССР. Именно политика партии большевиков привела к тому, что к концу второй пятилетки вооружённые силы СССР были технически и организационно перестроены и не только достигли уровня армий наиболее передовых капиталистических государств, но и по отдельным показателям опережали эти армии. Ясно, что мировую буржуазию и её агентуру внутри СССР не мог не беспокоить этот факт.
Развитие вооружённых сил определяется состоянием и развитием производительных сил и типом производственных отношений в стране. В «Анти-Дюринге» Энгельс писал: «Ничто не зависит до такой степени от экономических условий, как именно армия и флот. Вооружение, состав, организация, тактика и стратегия находятся в прямой зависимости от данной степени развития производства и средств сообщения. Не «свободное творчество ума» гениальных полководцев совершало перевороты в этой области, а изобретение лучшего оружия и изменение в составе армий; влияние гениальных полководцев в лучшем случае ограничивались лишь приспособлением способа войны к новому оружию и новым бойцам»[47].
В другой своей работе[48] Энгельс предупреждал от доктринёрских изысканий новых форм и методов ведения войны без соответствующих экономических предпосылок для этого. Он подчёркивал, что только лишь одного захвата политической власти пролетариатом недостаточно для радикального изменения основ организации, тактики и оперативного искусства вооружённых сил: «Как производительность ткацкого станка не может быть учетверена без замены ручной движущей силы силой пара, т.е. без создания нового орудия производства, так же мало и в военном искусстве можно достигнуть новых результатов со старыми средствами. Лишь создание новых, значительно более мощных средств сделает возможным достижение новых, более грандиозных результатов».
Энгельс конкретизирует ряд условий того, чтобы освобождённый пролетариат создал свой особый и совершенно новый военный метод. Для этого, кроме взятия политической власти и обобществления основных средств производства, необходимо:
– как минимум, удвоение средств производства;
– многократное увеличение средней производительности труда рабочих на основе массового применения современных машин, что создавало бы предпосылки для значительного увеличения призывного контингента на случай войны;
– чтобы бойцы и командиры армии рабочего класса стали бы намного «…сильнее, ловчее и интеллигентнее»[49]. До создания всех этих условий, говорил Энгельс, «…революция вынуждена будет вести войну теми средствами и теми же методами, какими она вообще ведётся в наше время»[50], т.е. старыми методами.
В области техники и вооружения именно так и было в первые годы после победы Октябрьской революции, в гражданскую войну. Но что касается методов и приёмов ведения войны, то тут ситуация не всегда развивалась так, как предсказывал Энгельс: даже при старой технике и оружии, доставшимся советской власти от царизма, победившие рабочие и крестьяне смогли применить такие формы и методы ведения войны, какие были недоступны армиям капиталистического мира, в т.ч. и белым армиям.
Пример – 1 Конная армия. Попытки создания и использования крупных кавалерийских соединений имели место и в прошлом (конница Мюрата в наполеоновской армии), но никогда до создания 1 Конной конница не приобретала такой оперативной самостоятельности. 1 Конная армия часто действовала именно так, как в Великую отечественную войну будут действовать советские танковые армии: она, как полностью самостоятельная единица, вводилась в прорыв фронта и наносила глубокий проникающий удар противнику. Факторами успеха были: посильное для того времени оснащение конницы (пулемёты, броневики, артиллерия, бронепоезда), правильная форма объединения больших конных масс, умелое оперативно-тактическое взаимодействие конницы с общевойсковыми соединениями. Всё это в совокупности обусловило успехи красной конницы в гражданскую войну и нередко способствовало разгрому превосходящего по силе противника. Можно сказать, что 1 Конная армия на тот момент обгоняла своё время и была частью армии будущего – армии для маневренной войны с концентрированными ударами на всю глубину вражеской обороны.
Но всё же в опыте гражданской войны, в целом, оправдалось принципиальное положение, сформулированное Энгельсом. В основном и организация и формы ведения войны Красной Армией были неразрывно связаны с её вооружением, с общим невысоким тогда уровнем развития производительных сил страны, и радикально не отличались от форм и методов, которые применялись её противниками. Другое дело, что судьба гражданской войны была решена в последнем счёте не техникой, а правильной политикой, сочувствием и поддержкой миллионных масс населения, осознанием массами того, что воюют они за свои коренные классовые интересы.
После окончания гражданской войны многое изменилось. Были решены исторические задачи первых двух пятилеток – уничтожены эксплуататорские классы и причины, порождающие эксплуатацию человека человеком. Во всём народном хозяйстве стала господствовать социалистическая система производства. В разы выросли производительные силы советского общества. Общество состояло теперь из двух дружественных классов, рабочих и крестьян, грани между которыми, а также между этими классами и интеллигенцией, постепенно стирались.
К концу 2 пятилетки (1937 год) СССР вошёл в число передовых промышленных стран мира. Основные фонды страны выросли за это время в 4 раза. Общий объём промышленной продукции в 1937 году был на 20% выше, чем в Германии, на 45% выше, чем в Англии, и в 2,4 раза больше, чем во Франции. По плану 3 пятилетки к 1942 году объём промышленной продукции СССР должен был превысить совокупный объём таковой в Германии, Японии и Италии и приблизиться (примерно 96 – 97%) к общему объёму промышленной продукции США.
К концу 1941 года СССР должен был почти полностью обновить основные фонды своей промышленности, так как оборудование, созданное и частью закупленное в 1928 – 1936 гг., уже переставало удовлетворять темпам развития страны. К 1942 году, по расчётам Госплана и Наркомфина средняя производительность труда должна была составить 553% к уровню 1913 года. К началу 1941 года средняя производительность труда в промышленности составляла примерно 410% от уровня 1913 года. Это примерно 70% такого показателя для США на тот момент. Но стахановцы и передовики производства уже во второй год 3 пятилетки перекрывали по производительности труда все мировые рекордные показатели.
Значительно повысилась производительность труда и в советском сельском хозяйстве. За 15 лет, с 1923 по 1938 гг. продуктивность труда в колхозах по сравнению с единоличными хозяйствами выросла более чем в 3 раза. Планировалось, что в 3 пятилетке будет завершена комплексная механизация всего сельхозпроизводства, что вместе с расширением агрикультурных мероприятий должно было вывести СССР на первое место по производству сельскохозяйственной продукции.
Не забывали большевики и о развитии советского человека. За годы революции страна стала самой культурной в мире. К началу 1938 года различными системами образования было охвачено более 47 миллионов человек – 28% населения. На 18 съезде было решено, что к концу 3 пятилетки в городах должно быть всеобщее среднее образование, а в деревнях – всеобщее семилетнее при дальнейшей эволюции сельской школы в десятилетку. Предполагалось, что в 1942 учебном году контингент учащихся ВУЗов вырастет до 650 тысяч человек. Партия и государство заботились и о физическом развитии и здоровье населения. Эта забота дала большие плоды[51]: резко снизилась смертность и заболеваемость, увеличилась рождаемость. В стране сложилась мощная система физической культуры и спорта.
Всё это означало, что СССР стал обладать большими резервами сильных, здоровых, ловких и высококультурных бойцов.
Итак, ко второму году 3-й сталинской пятилетки в стране были, в общем, созданы все необходимые условия (экономические, политические, идеологические и культурные) для выработки «нового способа ведения войны», о которых говорил Энгельс. Это означало, что на базе выдающихся экономических и политических достижений в СССР перед вооружёнными силами открывались новые возможности защиты страны. В порядок дня вставал вопрос о новых формах организации, тактики и оперативного искусства – с учётом того, что производительные силы социалистического общества не стояли на месте, а непрерывно и быстро развивались.
В истории советской военной науки сложилось так, что конкретные отправные точки нового витка развития обороны страны дал непосредственно 18 съезд партии. Съезд подвёл промежуточные итоги достижений СССР и определил, в числе прочего, базу для выводов об изменении тех военных факторов, которые в совокупности с хозяйственными и политическими победами страны должны были коренным образом изменить лицо тактики и оперативного искусства вооружённых сил СССР.
Но база для анализа современного этапа военного строительства должна была наполняться живым фактическим материалом. Что это за материал? Это был опыт последних войн и вооружённых конфликтов в Европе и мире. Ниже будет дан более-менее подробный разбор некоторых моментов этого опыта, а пока что можно привести лишь один характерный пример.
В августе 1939 года советско-монгольские войска провели в восточной части МНР операцию на уничтожение частей японской армии. Советское командование, располагавшее у реки Халхин-Гол небольшим превосходством в танках при равных в целом силах с японцами, отказалось при выработке решения от общепринятых шаблонов и смело пошло на организацию окружения. Операция была блестяще выиграна, что доказало, что в соответствующих условиях окружение и уничтожение больших масс вражеских войск является задачей, посильной для РККА периода 1937 – 1939 гг. Потери Красной Армии в этой операции были относительно невелики, хотя темпы операции были очень высокими. Халхин-Гол показал, что концентрация на выбранном направлении наиболее подвижных сил, обладающих, одновременно со скоростью, и большой мощностью огня, в совокупности с нанесением удара по тылам противника даёт большой стратегический эффект. Этот опыт позволил уточнить советскую военную доктрину: основные задачи защиты СССР должны проводиться малой кровью своей армии, на предельно высоких темпах наступления, с мощным концентрированным ответом на удары противника и с переносом (или ведением) боевых действий преимущественно на его территории.
Эту часть военной доктрины социалистического государства до сих пор обсмеивают буржуазные и мелкобуржуазные военные «специалисты» – на том основании, что от неё пришлось существенно отступить в первые 2 – 2,5 года Великой отечественной войны. Эти деятели до сих пор не поняли, что военная доктрина государства – это не застывшее римское право, а наиболее общий план ведения будущей войны, в который с необходимостью вносятся коррективы по ходу самой войны.
Ценность и правильность сталинской военной доктрины состояла в том, что она, во-первых, была классовым документом, отражавшим интересы не государства «вообще», а именно социалистического государства — страны рабочего класса и всех других трудящихся СССР. Во-вторых, она ориентировала вооружённые силы страны Советов на победу в кампании или войне быстрыми и решительными действиями, без изнурительной затяжки, на перенос разрушительного театра войны за пределы СССР. Доктрина предписывала максимальное сохранение от гибели драгоценных жизней советских людей, территории и национального богатства СССР.
Критикуют перенос войны на сопредельные территории. Мол, это несправедливо. Это было в высшей степени справедливо. Во-первых, СССР ни на кого не нападал и не собирался. Во-вторых, СССР был базой мировой социалистической революции, которую нужно было хранить, как зеницу ока, лелеять, защищать и оберегать так же, как заботливые родители берегут своего младенца – своё будущее. Для любителей «общечеловеческих ценностей», защитников буржуазных прав человека и искателей внеклассовой «всеобщей» справедливости нужно сказать ещё прямее: да, на территориях, с которых на ССР мог напасть враг, тоже жили люди, там тоже были рабочие и трудовые крестьяне. Эти люди – классовые братья советских трудящихся, и очень жаль, что часть их могла попасть под удары наступающей Красной Армии. Но гибель или катастрофическое ослабление СССР в войне из-за поражения РККА и захвата буржуазией всей или большей части его территории в результате глубокого проникновения империалистических армий внутрь Советского Союза приводило к тому, что рушились позиции мирового пролетариата, и освобождение всего рабочего класса и трудового крестьянства Европы и мира откладывалось бы на неопределённый срок.
Это простое положение не понимают современные «критические критики сталинизма», зато очень хорошо понимали финансовые тузы, руководители и ключевые фигуры ведущих империалистических государств перед второй мировой войной. Гитлеровский план нападения на СССР отражал именно этот подход к уничтожению первого социалистического государства: глубокие проникающие удары по трём основным направлениям на общую оперативную глубину в центре от западной границы до линии Волги, что заведомо не позволяло бы Красной Армии в кратчайший срок перенести военные действия за пределы СССР и, тем самым, минимизировать ущерб населению и социалистическому народному хозяйству.
Этот же подход мировой буржуазии виден и во вредительских действиях замаскированной агентуры в высшем руководстве некоторых штабов и военных округов. Если с этой позиции анализировать быстрый развал Западного и части Киевского военных округов и проход сквозь них в оперативную глубину дивизий группы армий «Центр», то становится ясно, чего именно добивались от генерала Павлова или того же Кирпоноса их капиталистические хозяева: мировому фашизму нужно было с размаху нанести максимально возможный вред СССР с тем, чтобы он не смог бы оправиться от такого удара ни в политическом, ни в экономическом, ни, разумеется, в военном отношении.
Вот в чём, в самых общих чертах, был смысл советской военной доктрины в части скорейшего переноса войны за пределы СССР. И вот на чьей классовой позиции стоят те, кто сейчас хихикает над ней.
Ясно, что бывшие и нынешние критики большевизма и Сталина хотели бы, чтобы советская доктрина была калькой с людоедских буржуазных доктрин, согласно которым в жертву шкурным интересам горстки империалистов могут и должны приноситься целые народы, миллионы людей, народное хозяйство и культура огромных территорий.
Советская военная доктрина предполагала, что кадровая Красная Армия и РККА являются лишь передовым отрядом вооружённых сил. В решающий момент в ряды армии и флота должны были влиться миллионы советских людей, имеющих высокий уровень культуры и обладающих политехническими знаниями, достаточными для овладения сложной боевой техникой.
Советским военным теоретикам было очевидно (и события 1936 – 1940 гг. в Европе это подтвердили), что будущая война окажется ещё более тяжким бременем для народного хозяйства воюющих стран. Было очевидно, что для капиталистических государств война – это катастрофическое потрясение всей экономики, сокращение и так мизерного потребления широких трудящихся масс, голод и нищета для большинства населения, бешеные прибыли – для ничтожного меньшинства крупнейших финансовых магнатов. Едва успели включиться в новую мировую войну в 1939 г. Англия и Франция, крупные и развитые государства Европы, как резко повысились цены на их внутренних рынках, а также и в ряде нейтральных государств. Были введены карточки для населения, закрывались целые отрасли производства и разбухали другие отрасли, непосредственно работающие на войну. Был почти полностью дезорганизован внешний товарооборот (особенно во Франции), но при этом стремительно росли прибыли акционеров военно-промышленных трестов и крупных банков – «Шнайдера», «Круппа», «Блома-Фосса» и других.
В то же время Сталин мог уверенно и спокойно говорить об экономических перспективах СССР. Плановое социалистическое хозяйство, полное разрешение зерновой и животноводческой проблем, постоянное повышение благосостояния населения, рост общей материальной базы экономики, повышение производительности труда, накопление крупных государственных ресурсов, укрепление финансовой системы и золотого резерва, – всё это облегчало решение проблемы снабжения вооружённых сил и населения в военное время.
Новая военная доктрина учитывала создание и развитие новых производственных центров, приближённых к районам потребления, в том числе и к отдалённым районам страны, таким, как Дальний Восток. При новом военном планировании учитывалось строительство отдельных предприятий-дублёров и целых промышленных комплексов-дублёров на Урале, в Поволжье и других недоступных для врага районах – для того, чтобы устранить случайности в снабжении некоторыми промышленными продуктами с предприятий-«уникумов». Такой подход значительно повышал экономическую устойчивость и неуязвимость страны.
В 1938 году Оперативным управления Генерального штаба РККА была издана для служебного пользования «Сводка об эксплуатации основных дорожных и железнодорожных линий и узлов европейской части СССР»[52]. Кроме исторического материала о больших транспортных проблемах царской России и европейских государств в 1 мировую войну, «Сводка» давала представление о тех показателях развития транспорта, которые необходимо было включать в оперативные расчёты. Впервые в планы ведения войны вошли такие параметры, как освоение методов скоростного дорожного и железнодорожного строительства, рост мощности паровозов и плановое (в виде таблицы-прогноза) увеличение массы поездов.
Операторы Генерального штаба учитывали, что за 5 лет, с 1932 по 1937 гг., средний вес товарного поезда (брутто) вырос с 966 до 1199 тонн, а советские машинисты-кривоносовцы водят поезда весом в 5 и даже в 6 тысяч тонн без снижения технической скорости. Что здесь примечательного? Примечательно то, что впервые в мировой истории в строгом документе Генерального штаба прямо учитывалась выдающаяся производственная роль и возможности общественного явления новой эпохи – коммунистического движения стахановцев, разумеется, в свете подготовки и ведения обороны страны.
В стратегическое планирование вошли и ближайшие задачи по росту и реконструкции самих железных дорог. С 1934 года шла укладка вторых путей, электрификация наиболее напряжённых участков дорог, переоснащение крупных станций и узлов, внедрение автоблокировки составов, диспетчерской сигнализации и т.д. Делалось всё возможное для того, чтобы повысить важнейший стратегический показатель железных дорог – их пропускную способность.
После проведения широкомасштабных операций в МНР, а также освобождения Западной Украины и Западной Белоруссии советским военным теоретикам стало окончательно ясно, что автомобильный транспорт и гражданская авиация имеют огромное оборонное значение. Ускоренное развитие этих видов транспорта было необходимо как с точки зрения непосредственных нужд армии, так и с позиции подготовки квалифицированных кадров для обороны страны.
Защита СССР была немыслима без роста всех видов флота – гражданского речного, морского и океанского. Было признано, что большинство типов гражданских судов могут и должны использоваться в военном флоте. В этой связи Генштаб вышел с предложениями в ЦК ВКП(б) о расширении строительства судоремонтной базы и морских портов на всех бассейнах СССР.
Военная доктрина тесно связывала нужды обороны страны с целым рядом других народнохозяйственных проблем, решаемых в то время в стране. Так, например, 18 съезд партии постановил решительно повысить удельный вес в средствах производства всякого рода автоматов и полуавтоматов, расширить производство аппаратуры автоматического и телемеханического управления (1939 год, «отсталый» СССР!). В ходе военного планирования было решено, что такая техника, помимо своего значения в народном хозяйстве как средство облегчения и повышения производительности труда, должна найти непосредственное и широкое применение в РККА и ВМФ. На базе автоматов планировалось создавать комплексы боевого назначения. В этом отношении существующая зенитная артиллерия с её современными на тот момент приборами автоматического управления и автопилоты в авиации рассматривались лишь как первые и совершенно недостаточные шаги в автоматизации боя. Перед советской промышленностью уже к 1940 году была поставлена задача по созданию и доводке приборов, основанных на электронной автоматике – с тем, чтобы внедрять эти приборы для управления процессами разведки, слежения и стрельбы.
Колоссальное потребление топлива в будущей войне, сложность снабжения им, а также высокая уязвимость бензиновых моторов от традиционных средств поражения, а также от применения противником «дьявольских лучей» (имелось в виду применение приборов сильного оптического излучения, прототипов лазеров, работы над которыми велись в СССР, Германии и США), приводили советских военных теоретиков к необходимости предельно широкого использования в вооружённых силах дизелей, газогенераторов и иных двигателей на новых физических принципах.
В соответствии с решениями 18 съезда о значительном увеличении производства дорожно-строительной и специальной техники советская военная доктрина предполагала перенос в армию методов скоростного строительства и применения специальных машин, что должно было обеспечить инженерным войскам высокую производительность труда.
В ходе работы над новой военной доктриной НКО было выдано задание институту стали и сплавов и другим ведущим институтам в этой области на разработку специальных сортов стали. Эти сорта должны были позволить РККА решить в свою пользу вечное соревнование снаряда и брони: советская броня должна выдерживать попадания любых снарядов противника, а снаряды должны были, наоборот, пробивать и разрушать любую броню противника (разумеется, в сопоставимых величинах калибра снаряда и толщины листа).
Для многих будет новостью, но ещё в 1939-1941 гг. военной доктриной СССР предусматривалось расширение строительства и оборудования телевизорных центров и увеличение выпуска телевизорной аппаратуры. Инженерам и радиоконструкторам была поставлена задача по созданию и широкому внедрению телевизорной техники в дело охраны границ и наблюдения за полем боя[53].
Эти ближайшие и реальные перспективы развития военной техники определялись тем уровнем экономического развития, к которому подходил СССР в конце 30-х годов. Становилось реальностью «…создание новых, значительно более мощных средств, которые сделают возможным достижение новых, более грандиозных результатов»[54].
В течение ряда лет советская военная наука была свидетельницей военных действий, протекавших в самых разнообразных условиях: таковы были войны в Абиссинии и в Испании, борьба китайского народа с японской агрессией, операции РККА у озера Хасан в 1938 г. и на реке Халхин-Гол в 1939 г. и т.д. Изучение опыта этих войн приводило часть советских военных теоретиков и высших командиров к скороспелым выводам по отдельным оперативным и тактическим вопросам. Так, в Академии ГШ РККА нашлась группа специалистов во главе с М. Захаровым, которая усмотрела в действиях вермахта в Польше осенью 1939 года «новую эру» военного искусства, забыв о том, что новое в этой области может прийти лишь в итоге радикального изменения всей социально-экономической и политической базы той или иной страны.
Как бы ни старались сегодня выставить гитлеровцев гениями войны, факты говорили иное. При всей хорошей организации вермахта и высокой индивидуальной выучке солдат и командиров, решающую роль в быстром продвижении германских войск в Польше сыграли не особые оперативные методы обер-командования вермахта, а низкая сопротивляемость польской армии, что явилось следствием внутреннего развала польского государства и разложения вооружённых сил. Сомнения в наличии у немцев некоего особенного «секрета» побед возникали и при анализе событий на англо-франко-германском фронте в том же 1939 году. Там обе стороны были вынуждены применять методы, мало напоминающие пресловутый блицкриг. Танковые дивизии, хотя и обходили мощные узлы обороны, но всё же вязли во фланговых боях и распылялись, оставались без тылов, поэтому темпы наступления были невысоки. Правда, на фоне капитулянтских действий правительств Франции и Англии, не желавших, видимо, активной обороной сильно уж ослаблять вермахт и мешать Гитлеру готовиться в войне против СССР, германская армия выглядела самой боевой и сильной в Европе.
Два слова о темпах и особенностях операций
Советская военная доктрина требовала от РККА величайшей активности. Как уже говорилось выше, стратегическим планом обороны предполагалось, что всякое нападение на СССР будет отбито всей наличной мощью его вооружённых сил, причём военные действия будут вестись на уничтожение всей вторгнувшейся армии врага с перемещением военных действий на ту территорию, с которой он вторгся. Эта стратегическая цель может быть достигнута, согласно доктрине, только наступлением при условии решительного превосходства над противником.
Но каким же должно было быть соотношение активной и пассивной фазы в такой войне?
Опыт 1 мировой войны показывал, что от 60 до 75 % всей продолжительности войны стороны провели в оперативной пассивности, лишь отражая наступление противника или же ведя вялую позиционную войну (фактически, перестрелку).
Но и в активные периоды, когда где-либо развивалась наступательная операция, наступлением охватывался лишь небольшой участок фронта. Исключение составляли лишь действия австро-германской армии на фронте против России в июле-сентябре 1915 г., где наступление иногда велось на 50-60% длины фронта. На остальных фронтах в течение 80-90% времени активных периодов наступательные действия развивались не более чем на 30% всего протяжения фронта. Основная причина этого – недостаток сил для количественного и качественного перевеса на том или ином направлении и трудность материального обеспечения операций.
Учитывая негативный опыт первой мировой и исходя из того положения, что армия Советского Союза в будущей войне в отношении перевеса сил на нужном участке и в отношении снабжения войск будет находиться в неизмеримо лучших условиях, нежели её вероятные противники, советская стратегическая доктрина ставила вопрос о возможности наступательных действий не только на отдельных главных направлениях, но и на большей части линии фронта. При этом считалось необходимым довести активные периоды войны (наступление) до 70-80% всего времени военных действий, что должно было ускорить решительную развязку.
Наступление по широкому фронту вызвало возражения части военных теоретиков и практиков-командиров. В этой идее было явное противоречие с указаниями Ленина и Сталина о необходимости сосредоточения сил и средств на направлении главного удара. Сталин в «Основах ленинизма», развивая вопрос о стратегическом руководстве революцией, писал, что правильное использование резервов требует выполнения ряда условий, в числе которых одним из основных является «…сосредоточение главных сил революции в решающий момент на наиболее уязвимом для противника пункте, …когда наступление идёт на всех парах, когда подтягивание резервов к авангарду является решающим условием успеха[55]». Это положение полностью применимо к стратегии и к оперативному искусству. Но оно вовсе не исключало целесообразности и возможности при крупном перевесе сил или же в особенно удобной обстановке нанести вместо одного главного удара – два или даже наступления на широком фронте. В ходе такого наступления одно или несколько направлений, так или иначе, будут выделены как главные, а основные резервы будут группироваться там, где перспективы успеха наиболее вероятны.
В итоге споров было принято решение, из которого следовало, что в реальных условиях войны будет невозможно придерживаться какой-либо заранее избранной схемы, но всё же предпочтение следует отдавать одному главному удару. Когда при подготовке операции «Багратион» летом 1944 года командующий 2-м Белорусским фронтом К. Рокоссовский предложил, исходя из специфической обстановки района, наступать одновременно двумя главными ударами, Сталин несколько раз просил его дополнительно обдумать своё решение, настолько велика была степень риска. Наконец, решение командующего было утверждено: Ставка взвесила все возможные факторы наступления и пришла к заключению, что в данном случае нужно отступить от устава. Как оказалось, именно двойной главный удар в конкретных обстоятельствах позволил в итоге нащупать слабое место в обороне группы армий «Центр» и перебросить резервы в направлении южного главного удара для развития решительного успеха.
Новая военная доктрина предполагала, что оперативные паузы на отдельных направлениях должны лишь обеспечивать планомерность ведения операции во избежание огульности наступления. Считалось, что пассивными участками будут лишь те, где по условиям местности наступление нецелесообразно или где временный переход к обороне, вернее, отказ от наступления, диктуется оперативными соображениями.
Считалось, что в международных условиях, сложившихся к концу 30-х годов, масштабные наступательные операции Красной Армии станут возможными не только вследствие качественного и количественного превосходства РККА, но и в силу особых политических условий (моральная неустойчивость войск противника, неизбежные волнения рабочего класса в тылу, развёрнутое интернациональное партизанское движение, материальные затруднения и т.п.).
Было ясно, что ведение войны в новых формах предусматривает изменение организации войск. Ещё в период первой мировой и гражданской войн основой организации войсковых соединений была их пригодность к самостоятельному выполнению лишь оборонительных задач. А средства усиления, необходимые для наступления, придавались этим соединениям из резервов главного командования. В войнах и конфликтах 30-х годов наиболее сильные соединения организовывались с таким расчётом, чтобы иметь преимущества во встречном столкновении с противником. Но опять-таки для создания должного перевеса в наступлении они черпали дополнительные средства усиления из резервов главного командования.
Советской военной теорией такая тактика была признана неправильной. Планировалось, что в течение большей части будущей войны в грандиозных наступательных операциях РККА будет участвовать большинство дивизий и корпусов. Это предполагало, что весь штатный состав таких корпусов и дивизий должен соответствовать именно наступательным задачам. А это требовало значительного увеличения ударной силы общевойсковых соединений за счёт насыщения тяжёлой и лёгкой артиллерией, танками и иными средствами развития успеха. По сути, планировалось отказаться от такого традиционного соединения, как стрелковая дивизия, и превратить такие дивизии в моторизованные части, каждая из которых обладала бы ударной силой двух дивизий – пехотной и танковой, усиленных артиллерийским полком. При этом предполагалось в ближайшие годы полностью пересадить наступающих пехотинцев с автомобилей на БТРы.
Такая задача была согласована генеральным штабом в Политбюро и была признана вполне выполнимой в ходе 3 пятилетки.
Поскольку механизация наступления позволяла достичь самого высокого темпа, постольку предполагалось, что сокрушительность ударов и быстротечность отдельных операций должны были сильно возрасти. Это, в свою очередь, предполагало, что в капиталистических странах-агрессорах, которые будут вынуждены в короткий срок бросать на фронт против СССР все свои силы и резервы, сложится колоссальное военно-экономическое напряжение. Это напряжение в сочетании с крупными поражениями буржуазных армий должно было создать предпосылки мощных революционных взрывов в странах вероятных противников СССР. Если таковые выступления в тылу империалистических государств состоятся, то длительность отдельных операций и даже всей кампании может сократиться до нескольких месяцев.
Тем не менее, Генштаб не делал скоропалительных выводов о том, что будущая война станет молниеносной. Наоборот, генеральной линией в определении сил и средств для обороны была следующая линия:
– СССР будет навязана война, которая, скорее всего, станет комплексом войн со всё увеличивающимся (открыто или тайно) составом участников империалистической коалиции; таковая война по определению не может быть очень быстрой и потребует напряжения всех сил страны;
– необходимо исходить из того, что вооружённые силы капиталистических государств весьма значительны и сильны; даже если в результате внутренних противоречий и препятствий мировой финансовый капитал и не сможет одновременно бросить против СССР все свои силы, нужно быть готовыми к борьбе со всем капиталистическим миром, опираясь исключительно на свои внутренние силы.
Именно в этой связи, в положении «один против всех», приобретают своё значение массовые, сокрушительные и относительно скоротечные наступательные операции. Эти операции требовали самых новых методов организации и управления, новых оперативных и тактических форм, о которых частично и коротко сказано выше. Становилось ясно, что эти операции будут иметь целый ряд особенностей. Что это за особенности?
В наступлении:
- Ускорение сосредоточений и перегруппировок войск в связи с растущими возможностями социалистического транспорта.
- Новое решение проблемы противовоздушного прикрытия операций в связи с достижениями в области телевидения, телеуправления, автоматики и телемеханики, а также вследствие мощного развития ВВС РККА.
- Построенная на принципиально новых технических основах активная защита от химических и бактериологических средств, от применения которых, вероятно, не откажутся противники.
- Широкое использование многочисленных и малоуязвимых подвижных соединений в сочетании с мощной боевой авиацией.
- Поражение противника на данном участке одним наступательным ударом на всю его оперативную глубину.
- Широкое взаимодействие наступающих армий с партизанским движением в тылу противника. Для усиления и поддержки партизан широко применять авиадесанты.
В обороне:
- В тех случаях, когда отказ от наступления будет диктоваться замыслом операции и, следовательно, будет кратковременным, общее количество сил и средств оборонительной (сковывающей) группировки не должно сильно отличаться от состава ударной группировки. Это необходимо для быстрого превращения обороняющейся группировки войск в наступающую.
- На тех направлениях, где наступление нецелесообразно по причинам топографического характера, задача обороны должна решаться, в основном, автоматическим и телеуправляемым оружием (автоматические пушки, спаренные пулемёты и т.п.) с минимальным количеством обслуживающей живой силы. Такой подход не означает, что на таких участках обороны роль человека сведётся на-нет. С уменьшением количества бойцов и командиров должна прямо пропорционально расти их энерговооружённость и усложняться функции. Вырастает значение каждого человека. Так же, как в промышленном производстве внедрение новой усовершенствованной техники стирает грани между умственным и физическим трудом, повышая роль каждого рабочего-специалиста, так и в обороне отдельных участков должна была вырасти роль военных техников и инженеров. Удельный вес техников и инженеров в РККА должен, таким образом, постоянно расти.
Новая доктрина активной обороны предусматривала, что претерпит изменения вся система управления войсками – на основе применения новых и новейших технических средств. Дальнейшее развитие техники радио и электронных систем должно было внести большие перемены в дело оперативной и стратегической разведки. Предполагалось, что в деле разведки большую роль сыграют миллионы союзников СССР в тылу врага.
Тыл: проблема снабжения войск делилась на два направления. Первое – наличие сырья для промышленности и размеры производства. Планировалось, что к началу 1942 года, т.е. к завершению 3 пятилетки, общие размеры производства СССР позволят бесперебойно снабжать действующую армию, составляющую от 20 до 25% всего трудоспособного населения страны, а также тыл – без существенного снижения норм потребления основных продуктов. Второе направление – транспортные коммуникации. Весь транспорт страны должен быть объединён в единые автоматизированные системы, дублирующие друг друга. Комплексное использование транспорта для войны должно было стать отдельной и важной областью оперативного искусства, от которой в огромной степени зависит исход операции и войны в целом.
Так, в самых общих чертах, выглядели наброски советской военной доктрины в период её разработки в 1938 – 1940 гг. Что из её положений оказалось жизненным в условиях Великой отечественной войны, а от чего пришлось отказаться или существенно изменить, будет показано в следующих частях.
А. Яновский, военно-историческая секция РП
[1] Сталин. Речь на предвыборном собрании избирателей Сталинского избирательного округа г. Москвы 9 февраля 1946 г. Воениздат НКО СССР, стр. 9.
[2] Там же, стр. 11-12.
[3] И. В. Сталин. Речь на предвыборном собрании избирателей Сталинского избирательного округа г. Москвы 9 февраля 1946 г. Воениздат НКО СССР, стр. 19.
[4] В. И. Ленин, ПСС, т. 30, стр. 333.
[5] К. фон Клаузевиц, СС, т. 2, ГВИЗ, 1937, стр. 374.
[6] В. И. Ленин, ПСС, т. 18, стр. 197.
[7] К. Маркс и Ф. Энгельс, ПСС, т. 22, стр. 286.
[8] В. И. Ленин, ПСС, т. 18, стр. 249.
[9] В. И. Ленин, ПСС, т. 30, стр. 333.
[10] Там же, стр. 334.
[11] В. И. Ленин, ПСС, т. 30, стр. 339.
[12] «Троцкистская контрабанда под флагом учения Маркса и Ленина». КиО, № 1-2, 1931 г., стр. 5-6.
[13] В. И. Ленин, ПСС, т. 18, стр. 77.
[14] История ВКП(б), краткий курс, стр. 163-164.
[15] И. В. Сталин. Вопросы ленинизма, изд. 11, стр. 3
[16] Там же, стр. 78.
[17] История ВКП (б), краткий курс, стр. 161.
[18] В. И. Ленин, ПСС, т. 30, стр. 333,
[19] В. И. Ленин, ПСС, т. 19, стр. 182.
[20] И. В. Сталин. Вопросы ленинизма, изд. 11, стр. 17.
[21]Л. Берия. К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье. Изд. ПЛ, 1938 г., стр. 64.
[22] Ленин, ПСС, т. 18, стр. 276.
[23] Ленин, ПСС, т. 19, стр. 324.
[24] Ленин, ПСС, т. 19, стр. 325.
[25] Ленин, ПСС, т. 26, стр. 32.
[26] И. В. Сталин. Вопросы ленинизма, изд. 11, стр. 177.
[27] И. В. Сталин. Вопросы ленинизма, 11 изд., стр. 53.
[28] И. В. Сталин. К вопросу о стратегии и тактике русских коммунистов. Журнал «Коммунистическая революция» № 7, 1923 г., стр. 11.
[29] Там же, стр. 12.
[30] Там же, стр. 17.
[31] И. В. Сталин. К вопросу о стратегии и тактике русских коммунистов. Журнал «Коммунистическая революция» № 7, 1923 г., стр. 12-13.
[32] Там же, стр. 15.
[33] И. В. Сталин. К вопросу о стратегии и тактике русских коммунистов. Журнал «Коммунистическая революция» № 7, 1923 г., стр. 15.
[34] Там же, стр. 16.
[35] Гельмут Мольтке (старший) (26.10.1800 – 24.04.1891), военный теоретик и реформатор, начальник прусского генерального штаба, фактически главнокомандующий прусской армии в кампании 1870-1871 гг.
[36] К. Маркс и Ф. Энгельс, ПСС, т. 24, стр. 385.
[37] И. В. Сталин. Вопросы ленинизма, изд. 11, стр. 313.
[38] «Ленинский сборник», XII, стр. 417.
[39] И. В. Сталин. Политический отчёт ЦК 15 съезду ВКП(б).
[40] И. В. Сталин. Вопросы ленинизма, изд. 11, стр. 353,
[41] Там же, стр. 430.
[42] См. подробнее о функциях Советского государства Д.И. Чесноков «Советское социалистическое государство», 1952.
[43] Сталин. Вопросы ленинизма, изд. 11, стр. 606.
[44]МиЭ, ПСС, т. 3, стр. 277.
[45] К. Ворошилов. Речь на 18 съезде ВКП(б). Госполитиздат. 1939 г., стр. 10.
[46] 18 съезд ВКП(б), стен. отчёт, стр. 650.
[47] Ф. Энгельс. Избранные военные произведения, т. 1, стр. 6.
[48] Там же, стр. 31.
[49] Там же, стр. 30.
[50] Там же, стр. 31.
[51] См.: Государственный бюджет и контрольные цифры бюджетов АССР и местных бюджетов краёв и областей
РСФСР на 1935 год, Госфиниздат, М.: 1935, стр. 259.
Государственный бюджет Союза ССР за вторую пятилетку (1933 – 1937 гг.). Госфинизд-во, 1939, стр. 11, 74.
Докладная записка начальника ЦСУ СССР секретарю ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкову от 26.07.1952 г.
[52] ГШ РККА. ОУ ГШ. «Оперативный документ № 01263: Сводка об эксплуатации основных дорожных и железнодорожных линий и узлов европейской части СССР» ДСП. 1938. Фотокопия. ОИЛ ДОБ им. Н.К. Крупской, ф. СССР/854, оп.18534, д. 5647, п. 811.
[53] ВИЖ, № 1, 1940, стр. 30.
[54] Ф. Энгельс. Избранные военные произведения, т. 1, стр. 31.
[55] И. В. Сталин. Вопросы ленинизма, изд. 11, стр. 57.
С ПРАЗДНИКОМ ПОБЕДЫ, товарищи! (кк).bg
С праздником . Который стал пустой как новый год . А где найти теорию социал фашизма Сталина ? И его теорию ТРЕТЬЕГО ПЕРИОДА ? Которую Троцкий критиковал.
Это не теория Сталина, это выводы Коминтерна. Посмотрите здесь https://work-way.com/blog/2016/03/09/sotsial-fashizm/
«С праздником . Который стал пустой…».
Не ‘стал’, а ‘СДЕЛАЛИ’!!! Для полнота путинский бессмертный полк ДОБАВИЛИ. Где бараны несут портреты ГЕРОИ* ВОВ, которые под руководство Великому Сталину ПОБЕДА ЗАВОЕВАЛИ с ценой собственой жизни!
* И какая свинятина, товарищи — нигде портрет Сталина, а Мавзолей Ленина опакован, но зато прокурорша-сука-поклонская с икона-николашка-2-кровавого дефилировала…
На твои вопросы, т. Студент, товарищи из РП лучьше меня ответят. Я только отмечу: по путь оппортунистский ты пошёл. (кк).bg
С Днем Победы, товарищи, в Великой Отечественной войне, когда международная фашиствующая буржуазия обломала зубы о наше Социалистическое Отечество, что ускорило распад колониальной системы и дало мощный толчок развитию идей социализма в мире! Жаль, что истинный смысл праздника в настоящее время большинством граждан забыт. Есть лишь внешняя атрибутика, которая во многом навязана сверху искусственно, праздник становится похож на показушный фестиваль. Людям легче прикрепить себе георгиевскую ленту, либо наклеить наклейку на авто, чем реально помогать оставшимся в живых ветеранам, их вдовам и детям войны… Я никого не критикую, просто высказал свое мнение. Полагаю, что настоящая память о Великой Победе и наша благодарность ветеранам должна проявляться в реальных поступках по отношению к ним, а главное в деле возвращения в России социализма и построении коммунистического общества, которое и будет лучшим памятником для наших героических предков.
Вот именно, что главное — это борьба за социализм. А то ведь оппортунисты с радостью уцепятся за помощь ветеранам, подменив ею борьбу за пролетарскую революцию (буржуазный, социал-фашистский тезис «малых дел»).
Очень хороший материал.
Теперь буду делать так, чтобы его прочитало и ознакомилось с этой статьей как можно больше людей.
Мощно все «снаряды» текста легли в цель, если сказать лично обо мне. Как здорово, что есть такой сайт как РП, спасибо за возможность читать реально нужные статьи. Вот я, как человек без особого интереса к тактике и стратегии войны прочитал её просим на одном дыхании. Времени мало, читаю в перерыв на работе и на перекурах(я не курю, но грех не воспользоваться). Такой материал поможет объяснять окружающим, что такое был СССР на самом деле, а не в пересказе лживых либеральных СМИ.
Гордость за такую страну и её вождей переполняет грудь! А какой был народ!
Скажите, каким изданием ПСС Ленина пользовались авторы статей, потому что по 5 изданию ссылки не сответствуют тексту в самом издании.
Видимо, предыдущими изданиями. При подготовке печатного варианта этой статьи в виде брошюры или книге ссылки будут обновлены точно так же, как РП сделал это у Митина.