На подступах к большой войне. Часть 10.

Часть 1,    часть 2,   часть 3,  часть 4, часть 5, часть 6, часть 7, часть 8, часть 9

Развитие советской теории будущей войны в 30-е годы (продолжение)

В истории советской военной мысли предвоенного периода едва ли кто из ведущих военных теоретиков так или иначе не затрагивал бы вопросы пролога и начала будущей войны. Почти все опубликованные работы в этом направлении вызывали оживлённые, а иногда и острейшие дискуссии на военных советах, в штабах и академиях.

Одним из тех, кто продолжил исследования Триандафиллова по теории глубокой операции и начальному периоду войны, был преподаватель академии им. Фрунзе комдив Г. Иссерсон.

В дискуссиях по характеру предвоенного периода он резко выступает против наследия Тухачевского с его концепцией армии вторжения. Иссерсон формулирует свою позицию по этому вопросу предельно ясно, опираясь на опыт германо-польской войны 1939 г. Суть этой позиции в том, что сам характер вступления государства в войну определяет основные линии, по которым война далее развивается, по крайней мере, в её первые недели.

Так как последующее развитие боевых действий вытекает из предыдущего хода войны, то тем самым характер вступления в войну может определить и развитие всей войны в целом – разумеется, если для этого будут созданы благоприятные условия в её дальнейшем ходе. При этом не должно возникать иллюзий, что удачное и стремительное начало войны автоматически делает её победоносной для одной из сторон. Но, тем не менее, чтобы получить полное и правильное представление о войне, нужно уяснить себе, как произошло её открытие.

В этом отношении германо-польская война представляла собой новое явление в военной истории.

Политический конфликт между Германией и Польшей усиливался условиями Версальского договора, по которому Восточная Пруссия была отделена от центральной Германии так называемым «Польским коридором». С конца 1938 года германский империализм активно раздувал тему «коридора» и «вольного города Данцига»[1], имея в виду разыграть карту притеснения этнических немцев, живущих этом «коридоре», со стороны польских властей и получить, таким образом, «casusbelli» – очередной «законный повод к защите германских подданных, языка и культуры», т.е. формальный повод к агрессии и захвату польских земель.

Напряжение этого конфликта нарастало долгие месяцы. С июня 1939 года уже назревает вооруженное столкновение. А с конца лета обе стороны открыто угрожают друг другу, говорят о неизбежности вооруженного выступления и готовятся к нему.

Но одно дело – бряцать оружием у границ и взаимно угрожать, а другое – взять и напасть основными силами своей полностью готовой армии. Состояние взаимных угроз может продолжаться долго, и история знала случаи, когда конфликт, уже переходивший в отдельные вооружённые стычки, удавалось на время отложить. Польское правительство, которое на все лады успокаивали английские и французские официальные лица, надеялось именно на такой исход напряжённых отношений с Германией – по крайней мере, в ближайшей перспективе.

Но 1 сентября германская армия с полностью развернутыми силами открыла военные действия, нанеся удар не только в районе «коридора», а перейдя границу Польши на всём протяжении. Этот факт был воспринят, как небывалая стратегическая внезапность.

Такая внезапность вермахта означала, что нельзя было определённо сказать, когда именно произошли мобилизация, сосредоточение и развёртывание – акты, которые по примеру прошлых войн, в частности, первой империалистической войны, «должны быть обязательно» обозначены определёнными рамками во времени.

Германо-польская война началась самим фактом вооруженного вторжения Германии на земле, в воздухе и на море. Она началась сразу, без обычных для практики прошлых войн предварительных этапов.

История столкнулась с новым явлением. После первой империалистической войны военная литература выступала с механистической теорией, по которой война открывается особо предназначенной для этого «армией вторжения». Под её прикрытием должны развернуться и вступить в борьбу главные силы страны. По этой схеме мобилизация и сосредоточение основной массы сил проводятся уже после фактического начала войны, т. е. примерно так, как это происходило в 1914 г. Да, сокращается время мобилизации и развёртывания, применяются новые средства войны, но суть начального периода остаётся прежней. Вступление в войну принимает, таким образом, эшелонный и привычный характер: сначала выступает армия вторжения, а затем массы главных сил первого эшелона и т. д.

Иссерсон резко критикует метафизическую теорию «армии вторжения». Немцы, говорит он, свели к нулю оперативную паузу между окончанием всей предвоенной подготовки и началом боёв. Они не стали делить свои вооружённые силы на эшелоны, а создали и ударили всем боеготовым эшелоном одновременно.

Что касается армии вторжения, то она неизбежно собирается в приграничной полосе за несколько недель, а иногда и месяцев до наступления. За это время противник успевает «просветить» её, установить её состав, дислокацию, вероятные намерения и сроки наступления. Таким образом, фактор неожиданности теряется даже тогда, когда армия вторжения за 2–3 недели собрала все свои силы в 50-километровой полосе вдоль границы и готова за 3–4 часа эту границу перейти. Больше того, поскольку такая армия некоторое время после сосредоточения «топчется на месте», постольку она сама становится удобным объектом для разгрома.

Как бы подтверждая слова Иссерсона, немецкий журнал «Общее военное обозрение» № 7 за 1939 г. в своей передовице писал:

«Стратегия завтрашнего дня должна стремиться к сосредоточению всех имеющихся сил в первые же часы и дни начала военных действий. Нужно, чтобы эффект неожиданности был настолько ошеломляющим, чтобы противник был лишён материальной возможности организовать свою оборону».[2]

Иными словами, вступление в войну должно приобрести характер концентрированного, молниеносного, оглушительного и подавляющего удара, использующего каждый ватт своей энергии. Для такого удара даже неприменимо положение, что он разворачивается в первые часы войны. Наоборот, в первые часы этот удар уже развернулся и ведёт себя примерно так, как ведёт себя огромная река при мгновенном прорыве широкой плотины.

Поэтому если уж мы собрались серьёзно воевать, т.е.:

– если высшие интересы – интересы рабочего класса, диктатуры пролетариата и мировой революции не получается защитить и обеспечить никаким иным путём;

– если все приемлемые для рабочего класса и его государства пути и предложения по урегулированию конфликта исчерпаны или отвергнуты буржуазией;

– если буржуазия сама уже готова напасть на пролетарское государство, либо приготавливает для этого силы и средства,

то возникает ситуация, когда становится возможным решительно отбросить гнилое международное (буржуазное) право и старую традицию, по которой, прежде чем ударить, надо предупреждать об этом врага. Всё, что нужно было сказать по поводу той или иной ситуации, уже ясно и прямо сказано дипломатией социалистического государства.

И поэтому:

«…война вообще не объявляется. Она просто начинается заранее развернутыми вооруженными силами. Мобилизация и сосредоточение относятся не к периоду после наступления состояния войны, как это было в 1914 году, а незаметно, постепенно проводятся задолго до этого. Разумеется, полностью скрыть это невозможно. В тех или иных размерах о сосредоточении становится известным. Однако от угрозы войны до вступления в войну всегда остается ещё шаг. Он порождает сомнение, подготавливается ли действительное военное выступление или это только угроза. И пока одна сторона остается в этoм сoмнeнии, другая, твёрдо решившаяся на выступление, продолжает сосредоточение, пока, наконец, на границе не оказывается развернутой огромная вооруженная сила. После этого остается только дать сигнал, и война сразу разражается в своем полном масштабе»[3].

Именно так началась германо-польская война. Она вскрыла совершенно новый характер вступления в современную войну, и это явилось, в сущности, главной оперативно-стратегической внезапностью для поляков. Классическое вхождение в войну было отвергнуто. Со стороны фашистской Германии не было никаких ультиматумов и сомнений. В то же время Варшава колебалась. И вышло так, что «…только факт уже открывшихся вовсю военных действий разрешил, наконец, сомнения польских политиков, которые своим чванством больше всего войну провоцировали, но в то же время больше всех оказались захваченными врасплох»[4].

На примере действий польского правительства и армии Иссерсон показывает, каких принципиальных ошибок нужно избегать социалистическому государству.

Во-первых, не следует сильно рассчитывать на помощь, верность и расторопность союзников.

В Варшаве считали, что основные силы Германии будут связаны на западе выступлением Франции и Англии, что «польские интересы щедро оплатят французской кровью», поэтому исходили из того, что против Польши будет выставлено 20–25 немецких дивизий. Остальные будут на Западном фронте. План стратегического развёртывания Германии для войны на два фронта представлялся превратно и идеалистически. Точно так же оценивались в Польше и возможности германских ВВС и флота, точнее, недооценивались. Варшава твёрдо рассчитывала на помощь Англии воздушными и морскими силами, но получила из Лондона лишь запоздалые сожаления:

«…Бесследно прошли исторические уроки прошлого, уже не раз показавшие подлинную цену обещанной помощи Англии, которая всегда умела воевать только чужими солдатами»[5].

Во-вторых, из ложных представлений о противнике неизбежно следуют ещё более ложные выводы о собственных мерах по борьбе с ним.

Иногда в период роста угрозы нападения считают возможным обойтись в случае чего армией мирного времени (пример – Ирак в 1990–1991 гг.). Поэтому с общей мобилизацией не спешат, но при этом громко заявляют о ней – чтобы напугать противника. В случае с Польшей эффект получился обратным: гитлеровское командование верило своей разведке, но учитывало и заявления польского кабинета, поэтому сосредоточило против Польши больше сил, чем предполагалось по начальному плану.

Это означает, в-третьих, что решив воевать (атаковать или защищаться), нужно отбросить все сомнения, перестать играть в мобилизацию, а проводить её решительно, быстро и тайно. 

В польском генеральном штабе считали, что главный вектор агрессии со стороны Германии пойдёт на спорный Данциг и Данцигский «коридор», в самом крайнем случае немцы постараются захватить северо-западный район вокруг Познани, отторгнутый от Германии по Версальскому договору. Намерения противника в Варшаве совершенно не уяснили и пошли в стратегическом прогнозе самым простым механическим путём, сводя весь вопрос к тому, что было на виду, т.е. к текущему конфликту по Данцигу. О Силезском промышленном районе (95% польской добычи каменных углей, 10 цинковых и свинцовых заводов – 100% (108 тыс. тонн в год) цинка и свинца, азотные заводы, 50% всего польского производства азотных соединений), куда на самом деле последовал главный удар вермахта, генеральный штаб заботился очень мало. В целом, именно на западе Польши находилась почти вся её экономическая база и основные торговые пути в Западную Европу. Таким образом, не озаботившись переносом промышленности в центр или на восток (по причине планов войны против СССР) и не создав дублирующих производств (что практически невозможно при капиталистическом укладе хозяйства), поляки разворачивали армию в своём главном промышленном поясе и принимали войну не фронтом, а тылом.

Отсюда два вывода: а) внешняя, видимая часть конфликта ещё не означает и не исчерпывает его внутренней сути, и б) нельзя надеяться на одну экономическую базу, которая может быть уничтожена.

Что бы ни говорила официальная буржуазная пропаганда, войны не ведутся ради восстановления национального престижа, защиты этнически родственного населения, языка и культуры. Эти задачи присутствуют, но как задачи второго или третьего плана. Главные задачи империалистической войны лежат в хозяйственной плоскости. Данциг имел высокую экономическую ценность, но не сам по себе, а как часть целого хозяйства. А в польском штабе рассматривали его, как изолированную «ценность в себе», за которую и будет идти война. В итоге Польша попала в положение человека, который готовился защищать свою причёску, а получил удар в живот.

Наконец, на польской стороне считали, что Германия не сможет навалиться на Польшу сразу всеми предназначенными для этого силами. Немцам потребуется время на мобилизацию и развёртывание, а это значит, что в войне, по мнению поляков, должен быть, обязан быть начальный период, который и даст им возможность быстро захватить Данциг и даже Восточную Пруссию. В польских штабах не предполагали, что немцы смогут вступить в войну в тот момент, когда будет достигнута мобилизационная готовность, без пауз и «периодов». Это означало, что Польша проиграла начальный период войны ещё ранее, чем началась сама война.

Отсюда вывод: начало современной войны (как и восстание пролетариата) исключает нерешительность, паузы и раскачки.

Этот принцип непрерывности можно физиологически выразить так: когда принято решение в войне (о восстании), «тело» незаметно группируется заранее, а вот «кулаки» сжимаются не до замаха (чтоб не выдать себя), а практически в полёте, таким образом, чтобы к моменту удара по врагу «кулаки» были бы полностью сжаты и имели наибольшую энергию. Секунду назад противник не ждал нашего удара, а через секунду он уже сбит с ног и оглушён. Рабочий класс обязан овладеть искусством приготовления и нанесения таких ударов.

В этой связи часто возникает вопрос: но как немцам удавалось незаметно и быстро «сгруппироваться» – отмобилизоваться, сосредоточиться, и тут же ударить, не выказав своих ближайших планов?

Анализ доступных материалов показывает, что ничего особенно скрытного в действиях немецко-фашистских армий не было. Весь процесс сосредоточения вермахта к польским границам шёл довольно плавно, даже медленно. Концентрация и боевое развёртывание нарастали из недели в неделю, из месяца в месяц, тихо и незаметно. Силы постепенно накапливались то на одном участке границы, то на другом, то на третьем. В итоге весь процесс сосредоточения, если смотреть со стороны, не получает какого-то самостоятельного выражения во времени: он как бы поглощается рядом других, сопровождающих его событий, которые вольно или невольно стараются сделать более громкими и заметными.

Если ещё раз использовать физиологическое сравнение, то принцип скрытности германского сосредоточения можно описать так: если мы поочерёдно опустим свои пальцы в банку с холодной водой, а затем сразу же – в банку с водой горячей, то не составит труда установить приблизительную разницу в температуре. Одна вода будет для нас определённо холодной, вторая – определённо горячей.

Но если мы опустим пальцы в большой сосуд с водой, которая будет медленно нагреваться на очень слабом огне, то нам будет трудно установить постепенное изменение температуры. А почему? А потому, что повышение температуры этого большого объёма будет происходить очень медленно, и наши органы, не получая большого и резкого перепада температур, будут медленно и незаметно нагреваться и привыкать к повышению температуры воды. Большой объём воды в данном примере характеризует численный состав армии, разбросанной по большой площади, а медленный огонь характеризует принцип пополнения войск – малыми партиями людей и техники.

Ясно, что сосредоточение большой массы войск, сжатое в коротком времени и создающее исключительное напряжение в работе транспорта, становится хорошо заметным, бросается в глаза, превращается в доминирующее событие данного периода.

Но сосредоточение, растянутое во времени, производимое постепенно и последовательно, очень трудно поддаётся учёту, вернее, оно рассредоточивает и притупляет наблюдение. Именно такой характер и носило сосредоточение германских армий – как у польских границ в 1939 г., так и (с известными отклонениями) в 1941-м возле границ СССР.

Принципиальным моментом является тот факт, что сосредоточение вермахта не было одним единым актом, имеющим чёткие временные границы, который начинается и кончается в определённые, заранее рассчитанные часы и продолжительность которого может быть примерно высчитана противником.

Такое сосредоточение для удара приобретало глубокий характер. Его начала вообще никто со стороны не смог зафиксировать – поскольку конкретные приказы и план войны лишь несколько сдвигали общее направление сил, корректировали обычный процесс боевой подготовки и движения войск мирного времени. После отдачи секретных приказов внешне ничего не менялось и не происходило ничего, выходящего за рамки будничной деятельности войск. Поэтому продолжение, т.е. сам процесс такого сосредоточения, оставлял большие сомнения, подготавливается ли действительное вооружённое нападение, или же эти малозаметные движения войск – лишь только подкрепление повышенного дипломатического тона. Опасность такой ситуации состоит в том, что конец сосредоточения обнаруживается только самим фактом вооружённого удара.

Это означает, что «…современная война начинается ранее вооружённой борьбы»[6]. Это положение Иссерсона вполне согласовалось с позицией Шапошникова о том, что начало мобилизации (явной или скрытной, неважно) – есть начало самой войны.

Все колебания, шутки и игры заканчиваются в момент подписания секретного мобилизационного приказа правительства, и поэтому в мирное ещё время государство фактически начинает воевать. Вступают в силу законы военного времени. Отсюда – переход в СССР с 1939 г. на шестидневку, запрет на самовольный переход трудящихся с предприятия на предприятие, резкое ужесточение наказаний по уголовным статьям, перевод некоторых предприятий, организаций, штабов на круглосуточный режим и т.п. ограничения, характерные для военного времени, но существующие в мирное время

Но вот ещё вопрос: а куда смотрела разведка? На польском примере 1939 г. можно сказать, что спецбюро 2-го отделения генерального штаба свою работу вело хорошо, но хорошо – для времён Первой мировой войны. Оно постоянно следило за накоплением германских сил на всех прилегающих к Польше направлениях, отмечало каждый новый факт сосредоточения, периодически суммировало собранные факты …и делало из них неправильные выводы. Кроме того, скрупулёзной работы с докладами разведки не велось у главного потребителя развединформации – в польском правительстве, которое должно было решать, какое сообщение заслуживает доверия, а какое – нет. Польские разведчики иногда работали, что называется, «в стол», когда их донесения подолгу не изучались в Варшаве. В таком положении нечего было удивляться докладам пани Тышевской[7] за август 1939 г., из которых следовало, что на границах Польши незаметно накопилась огромная немецкая армия.

Но, кроме того, работу польской разведки объективно затрудняли и путали следующие обстоятельства, которые, кстати сказать, заставляли нервничать и советскую разведку в мае-июне 1941 г.:

– фактическая готовность всей военной системы Германии в мирное время;

– скрытно развёрнутые у польских границ штабы и узлы связи, которые начали полноценно управлять своими частями ещё за 10-15 дней до 1 сентября 1939 г.;

– короткие пути сосредоточения внутри Германии и широкое использование транспортной авиации, что позволяло за несколько часов незаметно подбросить к местам службы десятки тысяч человек;

– быстроподвижные мото-механизированные войска, которые могли в темноте перед утренней атакой пройти 80-100 км из глубины своей территории на границу и с ходу перейти её.

Именно в последние 2-3 ночи августа из мест своего расположения к польской границе было выдвинуто около 40% всех германских сил вторжения. Разведка попросту могла запутаться в перемещениях немецких колонн, и потому точный прогноз на ближайшие 2-3 суток разведчики давать не рисковали. Разведка оставляла своё политическое руководство временно слепым и одновременно боялась ввести его в заблуждение. В свою очередь, политическое руководство в Варшаве как будто желало оставаться слепым, надеясь на то, что серьёзно воевать всё-таки не придётся. А именно последние 50-70 часов перед атакой и оказались решающими для всего начального периода германо-польской войны.

Здесь Иссерсон очень близко подошёл к ситуации, которая сложилась на западной границе СССР с 21 на 22 июня 1941 г. Он предполагал, что советское руководство может оказаться в положении, когда первыми бить по скоплению немецких войск вроде повода нет, но и ждать, пока вермахт мгновенно (за несколько часов) резко усилится для атаки, тоже нельзя. Выход из такого противоречия он видел в атаке первыми, поскольку ущерб социализму от вторжения и ведения боёв на территории СССР многократно перекроет все и всякие «санкции» против Страны Советов из-за её якобы агрессивности. Изучение той конкретной обстановки, в которой германская армия готовилась к броску против Польши, позволяло сделать вывод о том, что возможный ущерб иностранному населению приграничной полосы шириной в 100-150 км, при первом ударе со стороны РККА может быть сравнительно небольшим. Тем более что для нападения на СССР вермахту негде концентрироваться, кроме как в восточных районах бывшей Польши и Румынии, а эти районы были сравнительно слабо развиты и мало заселены.

При всём этом Иссерсон предостерегает от механического переноса опыта польской кампании на возможное начало войны СССР с фашистской Германией:

«Германо-польская война была, разумеется, войной нового типа. Она, конечно, является частным случаем, ибо всякая война есть насквозь конкретный случай, происходящий всегда в особых, только ей свойственных условиях. Однако в каждой войне вскрываются явления, характерные и закономерные для войн данной эпохи»[8].

Ревизионистская военная наука к теориям Г. Иссерсона относилась двояко. Она делала акцент на его ранних разработках по мобилизации[9], практически не касаясь последней и важнейшей его работы – «Новых форм борьбы», написанной по итогам испанской, китайской и германо-польской войн и изданной в 1940 г. В другой своей книге «Эволюция оперативного искусства», вышедшей в 1937 г., Иссерсон утверждал, что проводя мобилизацию и развёртывание многомиллионных армий, ни одна страна не в состоянии к моменту начала военных действий сосредоточить в зоне боёв все войска одновременно. Поэтому, писал он, начало боевым действиям положит авиация, как наиболее мобильная часть армии:

«Наземные противники не обменяются ещё ни одним выстрелом, когда этот род войск в первые же часы… откроет свои действия по наиболее дальней траектории»[10].

Вслед за авиацией вступят в сражение подвижные соединения, составляющие основу армии прикрытия. В это время основная масса перволинейной армии будет ещё разворачиваться. Когда и эта масса вступит в сражение, в глубине страны покажутся силуэты второго, третьего и т.д. стратегических эшелонов. В конечном счёте, в результате такой «перманентной» мобилизации победит тот, кто выдержит мобилизационное напряжение, не истощит свои резервы и экономику.

Как видим, Иссерсон повторяет и развивает уже существовавшие идеи «классической» мобилизации. Прорыв в военной теории, сделанный Иссерсоном, происходит в конце 1939 г., после тщательного анализа германо-польской операции. Если в «Эволюции оперативного искусства» он выступает за обычный ступенчатый вход государства в войну, отрицает возможность сосредоточить к моменту вторжения все необходимые силы, то в «Новых формах борьбы» Иссерсон прямо заявляет об ограниченности такой позиции: Германия доказала, что можно ударить сразу всеми силами, без пауз, предварительно отмобилизовав и развернув их особым «медленно нарастающим» способом – «муравейником», когда вроде бы ничего не происходит, а через две недели, откуда ни возьмись, в нужном месте появляется целый «муравейник» – армия.

Ревизионисты старались не давать в военных училищах позднего СССР полное содержание теорий Иссерсона, в которых он призывает отказаться от «мобилизационного ступенчатого догматизма» и пересмотреть применение армий вторжения. Иссерсон считал необходимым взять для своей мобилизации некоторые ценные зёрна у вермахта (приёмы скрытного развёртывания, быстроту ночных перевозок, ночные переброски войск на самолётах гражданской авиации, залповую радиосвязь, штабы – «быстросборные конструкторы» из типовых отделов-блоков и т.п.) и переложить, приспособить их к условиям СССР.

Против внедрения в РККА ценного опыта хором выступали леваки-троцкисты, которые заявляли, что Красной Армии у фашистов учиться нечему. Они вели борьбу как раз против тех полезных мер, которые подметил Иссерсон, и прежде всего, против того, чтобы управление войсками стало максимально простым и ясным. Простота и ясность управления обеспечивалась большим комплексом мер (интенсивная боевая учёба, правильные планы, квалификация командиров, развитая связь, «интегральные» штабы и т.д.), но она же обеспечивала и быстрый манёвр огромными соединениями, что позволяло, в свою очередь, мгновенно наносить сильные удары всей этой массой.

Право-троцкистам – пораженцам эти теории Иссерсона были не по нутру. Они предлагали опыт польской кампании 1939 г. не принимать для анализа, так как это тревожит установившиеся представления о классически-незыблемых формах борьбы. Они предлагали рассматривать эту кампанию только лишь как частный случай оперативной «классики» и утверждали, что ничего нового не случилось. Большее, на что соглашались военные теоретики типа Свечина или Тухачевского, это бесстрастное описание событий и формальную фиксацию фактов.

Между тем, говорит Иссерсон, «…германо-польская война была первой войной новых форм борьбы». В ней «…были применены формы и способы борьбы, которые ещё ни разу не были испытаны в действии»[11]. Поскольку передовая часть советской военной науки выступала за теорию глубокой маневренной операции и требовала отказа от пассивной позиционной войны, постольку Иссерсон указывает на особенности польской кампании, имеющие прямое отношение к советской теории глубокой операции.

Первой особенностью кампании стал постоянный маневренный характер борьбы. Все основные операции в Польше прошли подвижно, на высоких скоростях, и только локальные бои иногда принимали оборонительный характер. Что же обеспечило высокий темп операции? Иссерсон называет ошибочной и механистической точку зрения, по которой характер современной войны определяется исключительно соотношением географического пространства и численности армии. Так, фронт в Испании застыл, стал позиционным, хотя имел длину в 1500 км, на которой действовала армия в 500 тысяч человек. А фронт в Польше нигде серьёзно не стабилизировался, хотя всё время сужался и стал под конец войны длиной в 400 км, на котором были развёрнуты две миллионные армии.

Казалось бы, чем короче фронт и чем больше силы сторон, тем скорее война должна превратиться в позиционную. Такого вывода требовала «классическая» стратегия. А на практике выходило иначе. Это означает, что корни маневренной или позиционной войны скрываются не только и не столько в длине фронта и массе войск. Эти корни – в средствах борьбы, в формах и способах применения этих средств. Да, для маневренной войны нужны объективные условия – географическое расположение фронта, характер местности и правильное развёртывание армии перед нападением. Но все эти условия имелись и в Испании, однако же там война быстро выродилась в позиционную. Это означало, что объективные возможности ещё нужно превратить в реальную действительность. Это превращение как раз происходит с помощью современных средств борьбы.

Если налицо объективные предпосылки к маневренной войне с высоким темпом, то война может стать таковой лишь при наличии у нас:

– сильной авиации, захватывающей господство в воздухе уже в первые часы боёв;

– мощных подвижных соединений (танковых и моторизованных с большим количеством «своей» пехоты и артиллерии), быстро прорывающихся в глубину;

– смело атакующей пехоты, эшелонированной в глубину и имеющей постоянную поддержку крупной артиллерией, танками и самолётами-штурмовиками, словом, всеми средствами, которые обеспечивают ей пробивную силу удара.

Но и этих средств недостаточно, чтобы война (при наличии объективных условий) стала маневренной. Необходимо, чтобы все эти средства были хорошо организованы и действовали совокупно. А главное – чтобы все эти средства получили новое глубокое применение – новую теорию, выраженную в оперативном плане – и чтобы формы и способы борьбы «…из эпохи отжившей линейной стратегии перешагнули в новую эпоху глубоких форм борьбы. Только при всех этих условиях и в особенности при последнем условии, имеющем решающее значение, война может получить маневренный характер и превратиться в беспрерывное вращение маневренного вала вплоть до решающего исхода»[12].

Это означает, что для маневренного характера войны, до предела сокращающего её длительность (а значит, сохраняющего людские силы и материальные средства СССР как базы мировой революции), нужно иметь одновременно и объективные возможности для ведения такой войны, и нужные материальные средства.

Что нового внесли немцы в характер операций в Польскую кампанию? На первый взгляд, ничего. Германское наступление, приведшее за 16 суток к полному разгрому польской армии и государства, было обычным концентрическим наступлением по внешним линиям с целью охвата и окружения противника по частям. Такие операции широко известны и применялись в XVIII и XIX вв. тогда, когда части одной армии могли с разных сторон атаковать противника, занимающего по географическим условиям внутреннее положение (пример такой удачной операции – совместное наступление 11-й германской армии Макензена и 1-й болгарской армии против Сербии в 1915 г., или разгром армии Врангеля в Таврии осенью 1920 г.; пример неудачной концентрической операции – наступление 1-й (Самсонов) и 2-й (Ренненкампф) русских армий в Восточной Пруссии в 1914 г., окончившееся поражением каждой из этих армий в отдельности).

При этом многие операции, проведённые в 1914–1918 гг. по внешним линиям, на окружение противника, не дали результата, потому что взаимодействие раздельных групп войск, наступавших с разных направлений, не могло быть достигнуто, а находившийся во внутреннем положении противник сохранял преимущество и мог бить раздельные группы наступавших по частям.

Поэтому чем дальше друг от друга находились наступающие группы одной армии, тем слабее становилось их взаимодействие. Это наводило многих военных теоретиков на мысль, что окружение как вид операции должно отмереть. Но германо-польская война показала, что на одном и том же театре военных действий, где в 1915 г. совместное концентрическое наступление германской и австрийской армий не достигло результата и не привело к окружению русской армии, – в сентябре 1939 г., примерно в том же положении, но уже в новых условиях и с новыми средствами борьбы, окружение и разгром полькой армии были достигнуты. Авиация и моторизация армии, средства радиосвязи сделали наступление раздельных групп войск с разных направлений к общей цели возможным и эффективным.

Основная причина этого заключалась в том, что скорость современных средств борьбы изменила прежнее значение пространства. Темп вырос в разы. Риск разделения армии на отдельные группы сохранялся, но значительно снизился, поскольку высокая скорость и хорошее качество управления позволяют быстро объединить такие группы в решающем месте. Отсюда видим и «секрет» быстрого развёртывания отдельных групп вермахта: такое развёртывание стало мало зависеть от расстояний и от площади того места, где необходимо быстро собраться. Для успеха нужны были быстрые машины, радио и хорошая организация управления.

С другой стороны, Польская кампания показала, что тот, кто рассчитывает на преимущества пассивной обороны, будет сильно наказан. Он более ограничен в пространстве, его давят с разных сторон, его операционная база сужается, а коммуникации становятся всё более тонкими. Авиация сковывает его манёвр и наносит большой урон. Обороняющемуся всё труднее даётся выигрыш времени, ему тяжело удерживать отдельные группы противника, наступающего с разных сторон, пока не будет разбита одна из таких групп. Не удаётся разгром противника по частям – единственная возможная тактика окружённого.

Обороняющийся попадает в почти безнадёжную ситуацию, когда ввязывается в затяжные бои на одном направлении, в то время как противник получает возможность решать свои задачи на всех остальных направлениях. Именно втягивание одной стороны в затяжные бои на каком-либо одном участке позволяет другой стороне сужать фронт, сближать свои группы и, наконец, полностью окружить противника в плотном кольце. Конечно, для таких действий на внешних линиях немцам нужно было превосходство в силах и средствах и более высокое искусство управления войсками.

До осени 1939 г., как правило, фронт борьбы равномерно выдвигался вперёд, и пехота очищала от противника оставленную позади территорию. В германо-польскую кампанию фронт выносился вперёд отдельными глубокими ударами танковых и механизированных соединений на разных направлениях, оставляя позади себя ряд очагов борьбы. Картина войны приобретала странный и необычный вид глубокого «многоярусного» сражения: на первом ярусе, у Поморья и в Познани, ландвер вёл бои за захват этих областей; вторым ярусом было окружение польских войск у Кутно; третий ярус – окружение Варшавы; четвёртый – бои у Люблина; пятый ярус – выход вермахта на линию Львов – Брест-Литовск – Белосток, к границам СССР. Такое ведение глубокой операции привело к целой системе окружений и боёв: одни бои уже завершались, другие – шли, третьи – только завязывались.

Война как бы потеряла единый фронт и превратилась в систему сражений на окружение и уничтожение, которые разыгрывались в самых разных местах на большом пространстве. Эти формы войны означали полное раскрошение армии противника на кусочки. Войска и средства борьбы больше не применялись в одной линии приложения, на одном векторе, а в соответствии со своими возможностями и скоростями использовались сразу во всей глубине польской территории, от границы с Германией до границы с СССР. Армия получила глубокое оперативное применение.

В общих чертах такое применение войск предполагал в своих работах Триандафиллов. Но в конце 20-х – начале 30-х его идеи дифференцированной войны (когда нет одного главного удара, когда армию противника разрезают на части и когда танковые соединения пронизывают его страну насквозь) не получили развития. Вызывала споры и вредительское сопротивление идея о внезапных ударах всеми силами, без заранее собранных армий вторжения, первых и вторых эшелонов и т.п. Заслуга Иссерсона как раз и состояла в том, что он рассмотрел эти реализованные идеи в операциях германо-польской войны, признал устаревшими линейные тактические приёмы, сделал в своих работах ставку на самые современные средства войны. Он прямо и ясно заявил, что для будущей войны РККА должна не только обзавестись новейшими техническими средствами, но и резко повысить качество управления войсками, довести военное искусство до возможных вершин. Красная Армия должна быть самой наступающей армией в мире, а для этого нужно было овладеть всеми новыми формами борьбы, которые появились в связи с появлением новых материальных средств борьбы. Всякая косность, лень, успокоенность, подмена напряжённой и непрерывной боевой учёбы  – формальными сборами и отчётами, уход от скрупулёзного военного планирования и решения сложнейших задач современной операции,  – всё это способствует превращению армии рабочего класса в дорогую и малополезную модель армии, пригодную разве что для парадов мирного времени.

Иссерсон выступал за острейшую критику и самокритику в военной теории, он говорил, что малейший застой в этой области отбрасывает назад обороноспособность страны.

Не мудрено, что хрущёвцам работы Иссерсона по новым формам борьбы не нравились. Ведь наиболее общая идея этих работ заключалась в том, что классовые интересы международного пролетариата стоят выше всех и всяких других интересов. Это означало, что армия СССР – это не только и не столько орудие защиты одного социалистического отечества. Для этой армии не подходила политика мира любой ценой и «лишь бы не было войны». Красная Армия, по Иссерсону, вообще не может быть армией мирного времени, по крайней мере, до уничтожения буржуазного окружения. Пока это окружение существует, РККА реализует наступательную политику диктатуры пролетариата и всегда находится на войне с буржуазией. Мирного времени в отношении к империалистам у неё нет.

Отсюда – необходимость в быстром и непрерывном развитии советского военного искусства, в непрерывном качественном усилении войск, в непрерывном совершенствовании управления боем и операцией. Армия должна быть гибкой и подвижной, она должна уметь быстро распадаться на связанные части, быстро перемещаться в пространстве и так же быстро, как ртуть, собираться в большие ударные группы в нужном месте в нужный момент. Красная Армия должна уметь вести все формы борьбы, а её командование должно непрерывно вырабатывать из практики новые эффективные приёмы и методы.

Иссерсон был сторонником того, чтобы учения войск вести непрерывно, постоянно вводить в них новые задачи, которые никто до сих пор не решал, решать эти задачи в условиях, предельно близких к боевым, в любой местности, в любую погоду и любой сезон. По его замыслам для успешного проведения политики рабочего класса вся Красная Армия по уровню боевой подготовки и оснащённости должна превратиться в отборные (или специальные) части армии вторжения. Он, как и ранее Триандафиллов, понимал армию как профессиональную, но не в буржуазном смысле, а в самом широком рабоче-крестьянском, чтобы вся масса красноармейцев и командиров была большевистской, грамотной, изобретательной, смелой, способной быстро и «дёшево» решать любые военные задачи. Иссерсон считал, что преступно механически оценивать силу армии по количеству войск. Да, армия диктатуры пролетариата массовая, но при этом высококачественная. Она обязана добиваться побед не валом, но мастерством и малым числом жертв. Там где буржуазной армии требуется миллион солдат, Красной Армии должно быть достаточно 30-50% этого числа.

Ясно, что не только контрреволюционерам, но и многим генералам – государственникам, особенно в 60-е – 80-е годы, такой подход к подготовке армии был, что называется, поперёк горла. Если для первых, подготавливающих гибель социализма и реставрацию, идеи Иссерсона об основах победоносных войн с мировой буржуазией были неприемлемы классово-политически, то для вторых, может, и честных, но малограмотных в политике и классово несознательных, его требования казались тираническими, лишними и избыточными, особенно на фоне победы СССР в ВОВ. Ведь, по сути дела, Иссерсон требовал строго судить победителей за просчёты и ошибки, отказаться от спокойной жизни, забыть о почивании на лаврах, о своих прошлых заслугах, и не вылезать из чёрной работы в войсках, штабах, библиотеках – в противном случае генералы становятся дорогостоящими дармоедами, предателями и врагами рабочего класса, интересы которого они обязаны защищать и обеспечивать.

К такому отношению к своим служебным обязанностям были готовы далеко не все – разумеется, на том фоне, когда высшее руководство страны не ставило задач, связанных с решительным продолжением дела мировой революции. Получалось так, что Советская Армия в 60-е – 80-е непрерывно росла в качестве вооружений и до известных пределов – количественно, но при этом в общей тенденции она постепенно превращалась в армию мирного времени, в том смысле, что основная масса офицеров и солдат становилась всё менее пригодной для современной сложной и быстрой войны. Война для многих профессиональных военных становилась отвлечённым понятием, делом страшным и пугающим, которого всеми силами надо избегать. Боевой опыт для военного становился, скорее, исключением, чем всеобщим и обыденным делом. Само собой, в СА были отдельные части, имевшие высокую боевую готовность и ценность для современной войны, однако, военная служба всё чаще рассматривалась офицерами не как непрерывный тяжёлый труд и обязанность жертвовать собой ради страны, а мещански, как сытное и почётное военизированное дело.

Труды Иссерсона изучались в военных училищах и академиях позднего хрущевско-брежневского СССР, в том числе и «Новые формы борьбы». При том, что эти работы не редактировались механически, путём выбрасывания кусков текста, учебные программы были составлены так, чтобы уйти от понимания классовых задач Красной Армии, – и в этой связи упростить и вульгаризовать идеи Иссерсона. В учебных программах военных училищ Иссерсону было отведено всего два часа (а Свечину — 24), на которых рассматривали не связный контекст, а те части текста, в которых были готовые тактические решения (скрытность, отсутствие пауз, странные манёвры и т.д.). В частности, опыт Польской кампании 1939 г. рассматривался узко по-военному, как набор полезных тактических приёмов, или даже исторических фактов для курсовой работы. Не указывалось на то обстоятельство, что мировой империализм в той войне выработал ряд приёмов борьбы, чрезвычайно опасных для диктатуры пролетариата, чем ещё раз подтвердилась марксистская истина об обострении классовой борьбы между растущим социализмом и дряхлеющим капитализмом. В этой связи хотя и говорилось о  том, что вооружённым силам социалистического государства требуется постоянно идти на шаг впереди лучших армий буржуазии, обгонять их в стратегии, тактике и вооружении, но в войсковой практике слова с делами часто расходились. И уж совсем ни слова не говорилось о том, что Советская Армия должна быть проводником революционной политики рабочего класса и его большевистской партии, т.е. быть самой наступающей армией. Акцент делался на пассивной обороне страны – в полном соответствии с теориями бывшего царского генерала Свечина, который считал, что для пролетарской революции вполне достаточно территории России, а дальше ей двигаться незачем.

Говоря о развитии советской теории начального периода войны, нельзя забыть другого теоретика, Е. Шиловского, который в 1932–1933 гг. написал несколько статей, посвящённых начальным операциям. Позиция Шиловского состояла в том, что вместо отдельных столкновений в сравнительно узкой пограничной полосе, в будущей войне ожесточённая борьба «…развернётся с первых часов военных действий… по фронту, в глубину и в воздухе»[13]. Шиловский раньше Иссерсона обратил внимание на возможность удара сразу и всеми силами, без пауз и особенных армий вторжения, но дальше в своих исследованиях он не пошёл, ограничившись догадками и предположениями. Эту же мысль развивал и М. Тихонов в своей статье «Начальный период современной войны». Тихонов считал, что старые пограничные стычки, которые не оказывали когда-то большого влияния на ход мобилизации, приобретут в будущем первостепенное значение: «Не только отмобилизованные армии противника, не только ход первых операций, но даже и исход всей войны в известной степени может зависеть от боевых действий начального периода»[14].

Общим политическим недостатком теорий Шиловского и Тихонова являлось то, что они рассматривали войну независимо от соотношения классовых сил, независимо от интересов и возможностей социалистического государства. Правильные идеи о скрытом развёртывании в мирное время и ударе всеми силами сразу у них становились абсолютом, универсальной отмычкой, дающей победу в любой войне в любых обстоятельствах. Защищая стратегию сокрушения противника, эти военные специалисты вольно или невольно стояли на буржуазно-шовинистической позиции «величия империи»: все достижения военной практики и науки они понимали не как инструмент освобождения рабочего класса от буржуазного рабства, а «чисто» по-военному, как инструмент разгрома и подчинения чужих стран «во славу своего отечества».

К чему же в итоге пришло развитие советской военной теории в 30-е годы? Большинство военных деятелей и теоретиков сошлось на том, что под начальным периодом войны нужно понимать короткий отрезок времени от объявления войны до начала первых крупных операций с участием главных сил. Доктрина Иссерсона о том, что войну вообще не будут объявлять, что главные силы будут сразу же брошены в бой, и поэтому никакого «отрезка времени» в запасе не будет, была принята к сведению, как теорема, которую нужно было ещё доказать.

Но всё же считалось, что в будущем этот начальный период будет насыщен борьбой авиации. Осталась на плаву и старая идея об армиях вторжения, которые следовало заблаговременно развернуть в приграничных полосах и бросить в бой с целью захвата стратегической инициативы, прикрытия своей мобилизации и срыва развёртывания у противника. Достижение всех стратегических целей начала войны прочно связывалось с массовым применением авиации и танко-механизированных войск. Было признано категорически необходимым с первых же часов завоевать господство в воздухе.

Однако идеи Триандафиллова и Иссерсона об отсутствии оперативных пауз всё же были отражены в ряде нормативных документов, где речь шла о создании технически оснащённых армий вторжения  в мирное время. Это предусматривало, что 80–90% всех подготовительных мероприятий, связанных с сосредоточением и развёртыванием этих особенных войск, будут вынесены из начального периода войны в мирный предвоенный период, а с началом войны СССР фактически будет лишь завершать развёртывание своих главных сил. Таким образом, предполагалось, что сроки вступления главных сил в решающее сражение резко сократятся, а значит, сократится и продолжительность начального периода.

Как видим, от идеи оперативных пауз, решающего приграничного сражения и ступенчатости ввода армии в войну к концу 30-х гг. отказаться не смогли, хотя и было стремление свести сроки пауз и ввода к минимуму. Такое положение дел, с учётом опыта Польской кампании, потребовало в 1940–1941 гг. экстренных мер по конкретизации и корректировке советской военной доктрины.

Недостатки и коррективы

С сентября 1939 г. взгляды советских военных теоретиков на будущую войну существенно корректируются опытом германо-польской и франко-германской войн. Как уже говорилось, наиболее поучительной, с большим элементом новизны, была польская операция вермахта, которая позднее позволила правильно понять оперативные приёмы фашистской Германии в войне против Франции в 1940 г.

Из крупных военных специалистов, кроме Г. Иссерсона, ход и итоги польской кампании тщательно изучал профессор Академии Генерального штаба С. Красильников. В своей работе «Наступательная армейская операция»[15], написанной по итогам этой кампании, он исходит из неизбежности военной агрессии капиталистических государств против СССР. При этом начальный период войны не будет уже её подготовительным этапом. Таким этапом будет предвоенный, который может быть более или менее длительным, и в течение которого проводятся все мероприятия, которые раньше органически входили в начальный период войны.

Красильников не соглашается с Иссерсоном в том, что война с ходу приобретёт характер столкновения главных сил, и считает, что хотя в начальный период войны будут идти интенсивные операции с участием авиации, флота и наземных войск, всё же это будут столкновения не главных сил, а армий прикрытия/вторжения. В то же время Красильников оговаривается, что начальный период непосредственно и постепенно перерастёт в период главных операций, а грань между этими периодами будет стираться – до полного диалектического единства начальных и основных операций войны.

Польская кампания показала, отмечает Красильников, что упреждение в сосредоточении и развёртывании главных сил армии приобрело во много раз большее стратегическое значение, чем это было в 1914 г. Тогда собственное запаздывание с сосредоточением и развёртыванием войск для боя можно было как-то компенсировать за счёт уступок своей территории, относя позиции развёртывания в глубину страны. Каждые 20–25 км такого переноса давали выигрыш примерно в сутки. Теперь же это отодвигание назад уже не позволяет беспрепятственно сосредоточить и развернуть свою армию. Опыт последних войн показывал, что моторизованные армии противника способны преодолевать в короткий срок такие огромные пространства, что, отказавшись от борьбы у границы (или же от удара на опережение), можно сразу лишиться огромных территорий, возможно, главных промышленных и сельскохозяйственных районов своей страны.

Следовательно, чтобы обеспечить себе возможность сосредоточить и развернуть армию, нельзя уклоняться от больших приграничных сражений, по крайней мере, нельзя пятиться назад без тяжёлых задерживающих боёв. Если напали на нас, то надо с первых секунд войны навязывать агрессору самые жестокие бои в воздухе, на земле и на море для того, чтобы захватить оперативно-стратегическую инициативу. Этой ожесточённой борьбой за инициативу и будет заполнен весь начальный период войны.

Красильников в целом  правильно схватывает новые явления войны, проявившиеся в польскую кампанию. Но он, как говорилось выше, сомневается в возможности начинать войну сразу главными силами, которые  полностью отмобилизованы и развёрнуты в мирное время. Да, Красильников соглашался с очевидным – с тем, что в польской и французской кампаниях немецко-фашистское руководство развязывает боевые действия без объявления войны, используя скрытно отмобилизованные, сосредоточенные и развёрнутые для вторжения войска, но он считает эти войска армией вторжения, а не основными силами.

В НКО и Генеральном штабе РККА понимали, насколько опасно такое положение для СССР. Но для того, чтобы быть готовыми ко всем военным неожиданностям, одного понимания новых форм войны было недостаточно. Требовалось срочно повысить боеспособность Красной Армии и привести в соответствие изменившейся обстановке всю систему мобилизации страны.

7 мая 1940 г. Указом Президиума ВС СССР К. Ворошилов был освобождён от должности Народного комиссара обороны и назначен на должность заместителя Председателя СНК СССР и председателя Комитета Обороны при СНК. Народным комиссаром обороны был назначен маршал С. Тимошенко[16], бывший командующий Киевским ОВО. При назначении был подведён промежуточный итог работам по реформированию РККА. Этот итог, с выводами и планом дальнейших мероприятий, приводится в нескольких важных документах, которые будет полезно рассмотреть.

В тот же день, 07.05.1940 г. был составлен «Акт о приёме НКО СССР т. Тимошенко С.К. от т. Ворошилова К.Е.»[17]. Акт этот для Ворошилова малоприятный, но главное, это был очень тревожный документ, в котором комиссия ЦК и НКО перечисляет массу накопившихся «прорывов» и недостатков в обороноспособности страны.

«Действующее положение о НКО, утверждённое Правительством в 1934 г., устарело, не соответствует существующей структуре и не отражает современных задач, возложенных на НКО…» – так, с самого начала, с первого раздела «Организация и структура центрального аппарата», начинается перечень наиболее важных моментов, подлежащих срочному исправлению.

Ревизия НКО показала, что работа центрального аппарата ведётся чрезвычайно запутанно и бюрократически. Многие оперативные решения, которые требуют срока в 2–3 дня, в НКО СССР не могли «разродиться» и за месяц – и это при том, что речь шла о мирном времени. В условиях военного времени сроки принятия решений резко сокращаются, а громоздкая и запутанная машина центрального аппарата НКО к такому режиму работы была категорически не готова.

Комиссия отметила, что в Красной Армии до сих пор нет твёрдой системы нормативных документов. В войсках действуют примерно 1080 различных уставов, наставлений и руководств, из которых более 60% требуют обновления и полной переработки. Устарели и влекут за собой постоянное снижение боевой подготовки основные уставы – полевой, внутренней службы, боевые для родов войск и т.д. Вместе с большим количеством старых и прямо вредных документов в армии отсутствовали самые основные документы: наставление по вождению крупных соединений (армий), наставление по атаке и обороне укрепрайонов, наставление по действиям в горах.

Далее конспективно приведём самое существенное в Акте, держа в голове колоссальную вредительскую работу военных право-троцкистов, а также ту роль, которую выявленные недостатки сыграют в 1941-1942 гг.

Главными проблемами организации РККА комиссия считала следующее:

• штаты армии переполнены небоевыми единицами, в которых остро нуждается народное хозяйство;
• штатное и табельное хозяйство запущено;
• действует множество приказов НКО, актуальных для 1934–1937 гг., но вредных для 1939–1940 гг.;
• контроль исполнения решений правительства и приказов НКО организован плохо;
• живое руководство боевой учёбой войск часто подменялось перепиской и получением бумажных отчётов;
• нет оперативного плана войны – в связи с операциями в Западной Украине и Белоруссии, резким изменением обстановки на Кавказе, ввиду изменения состава войск на Дальнем Востоке;
• Генеральный штаб не имеет точных данных о состоянии войск, прикрывающих границы;
• руководство оперативной подготовкой высшего комсостава запущено, оно подменялось планированием и отдачей директив; занятий высшего уровня не проводилось; контроль за оперативной подготовкой командиров в округах практически отсутствовал; НКО катастрофически отстал в разработке вопросов оперативного использования войск в современной войне; твёрдо установленных взглядов на использование танков, авиации и десантов нет, но есть постоянные шатания и хаос;
• подготовка основных театров военных действий к войне крайне слабая во всех отношениях;
• дорожная сеть не обеспечивает быстрого сосредоточения и маневра войск;
• система связи НКО сильно отстаёт, а строительство широкой полевой связи сорвано совершенно – из-за поздней подачи заявок на стройматериалы и отказа в выдаче их; в Политбюро об этом факте не доносилось, в результате чего округа остаются без секретной кабельной связи;
• западные военные округа не имеют достаточной аэродромной сети; самолёты в случае войны могут скопиться на нескольких больших аэродромах;
• нет единого плана инженерной подготовки округов, поскольку этот план вытекает из оперативного плана, которого нет;
• нет порядка эксплуатации существующих укрепрайонов – по той же причине;
• нет указаний НКО и Генштаба о строительстве новых укрепрайонов, которые должны использоваться как сильный тыловой рубеж;
• новые укрепрайоны не имеют нужного вооружения, хотя арсеналы переполнены всем необходимым;
• точного учёта личного состава РККА нет; мероприятия по стрелковым дивизиям нового штата затянуты и не закончены; они существуют по старым, вредительским штатам;
• в 1936–1939 гг. западные особые ВО были перенасыщены кадрами, не знающими русского языка, что затруднило боевую учёбу на этих важнейших стратегических направлениях; внутренние ВО с задачей общего дообразования и военного обучения призывников не справились; слабая классово-политическая сознательность и военная подготовка таких кадров может сказаться в устойчивости обороны, в пораженческих и капитулянтских настроениях в первый период войны;
• нет положений о прохождении службы рядового и младшего комсостава; нет положений об управлении полками, дивизиями и бригадами; нет важнейшего положения о полевом управлении войск; положение о войсковом хозяйстве устарело и не работает, что увеличивает риск остаться на войне без тыла;
• нет нового мобилизационного плана;
• переучёт военнообязанных не проводился с 1927 г. (в Германии – 2 раза в год); учёт военнообязанных ведётся в полном беспорядке;
• нет плана очерёдности при мобилизации, что привело в 1939 г. к перегрузке первых дней мобилизации, заторам, остановкам и т.п.; планы размещения мобилизованных войск нереальны, 35-40% войск размещены только на бумаге; снабжение мобилизованных не отработано до конца;
• учёт транспортных средств и порядок бронирования организованы отвратительно;
• в военнообязанных запаса числится 3 миллиона 155 000 совершенно необученных людей, которые по бумагам военкоматов числятся резервом 1 категории, который после двухнедельных курсов должен быть готов к боям на фронте; плана обучения этой массы нет;
• некомплект комсостава к 1940 г. составил 21% от штатной численности; качество подготовки командиров низкое, особенно в узловом звене взвод-рота, где 68% командиров имеют лишь краткосрочную подготовку;
• подготовка комсостава в военных училищах поставлена плохо; учебные программы старые и некачественные, которые часто проводят реакционные идеи; организация обучения плохая, нагрузка слабая, почти всюду – отрыв теории от практики в форме слабой полевой практической учёбы; занятия проводятся по преимуществу в классах, полигонов и учений мало, перекос в программах в сторону общих предметов в ущерб военным и слабая марксистско-ленинская политическая подготовка;
• периодические аттестации комсостава не проводятся; военные звания часто присваиваются по принципу кампанейщины, без выявления деловых и классово-политических качеств командира, без оценки боевой подготовки всей части; старшие звания часто присваивались командирам, которые имели объективным служебным потолком роту или батальон;
• учёт комсостава плохой и не учитывает командиров, имеющих боевой опыт; в назначении комсостава не участвуют начальники родов и служб, вследствие чего командиры имеют слабую общевойсковую подготовку, не знают управления танками, авиацией, связью, артиллерией, разведкой и т.п.;
• для полного развёртывания РККА не хватает 95 000 командиров запаса; планов по восполнению этого дефицита нет;
• огромные недочёты в боевой подготовке; в течение 6–7 лет ежегодные приказы НКО о задачах боевой подготовки писались под копирку, повторяя одно и то же; но и эти планы ни разу не были выполнены, а за невыполнение никого не наказывали; отсюда катастрофическое положение с командирами взводов и рот, которые в большинстве воевать не умеют; слабая тактическая подготовка во всех видах боя и разведки, особенно в мелких подразделениях;
• полевая выучка войск низкая; не умеют выполнять то, что требуется в боевой обстановке;
• слабая выучка по взаимодействию родов войск; пехота не умеет взаимодействовать с артиллерией, артиллерия – с танками и пехотой, танки – с пехотой, авиация – с наземными войсками; маскировке и лыжному делу войска не обучены; управление огнём не отработано;
• войска не обучены штурмовым действиям, устройству укреплений и форсированию рек.

Причины провалов и недостатков:

• неправильное обучение и воспитание войск; войска тренируются условно, без создания обстановки, предельно приближённой к боевой; занятия проходят вне конкретных театров военных действий;
• войска учатся не тому, что нужно на войне; мало полевых занятий и длительных напряжённых учений; не воспитывается выносливость, закалка, умение и желание быстро и точно выполнить приказ, несмотря ни на какие трудности; процветает ложный демократизм и гуманизм;
• учебные программы для войск устарели и не обеспечивают требуемого уровня подготовки;
• НКО и особенно Управление боевой подготовки РККА вопросами по своему назначению не занималось.

Состояние родов войск:

• пехота подготовлена слабее всех остальных родов войск; для ведения современной маневренной войны пехота РККА не годится, командный состав слабый и имеет некомплект; на вооружении пехоты очень мало миномётов и автоматов;
• ВВС: материальная часть (самолёты) отстаёт по скоростям, мощности, вооружению и прочности от самолётов передовых буржуазных армий; Главное Управление ВВС (Рычагов, Смушкевич) не определяло развитие современных самолётов и не стремилось внедрять новые типы в войска, а приспосабливалось к интересам Наркомата авиационной промышленности; по этой причине в ВВС нет массовых пикирующих бомбардировщиков, современных истребителей и штурмовиков; внедрение на самолётах пушек тормозится и отстаёт; части ВВС имеют некомплект самолётов в 10%, а 24% имеющихся машин – устаревшие и требуют замены; аэродромная и эксплуатационная часть отстаёт от роста ВВС и нормальной боевой работы авиации не обеспечивает; организация ВВС устарела и требует перехода к крупным соединениям; лётный состав плохо подготовлен в бомбометании, стрельбе и полётам в плохих метеоусловиях, а также ночью; штурманская подготовка в ВВС отвратительная; организация лётной работы низкая, дисциплина лётного состава хромает, управление воздушным боем устаревшее, развития тактики воздушной войны нет, обстановка застыла на уровне конца 20-х годов;
• ВДВ: двойственность подчинения (пехота и ВВС) снижает качество управления и боевой подготовки частей; в организации ВДВ необходимо уйти от мелких частей к крупным десантным соединениям; в системе Осоавиахима мало внимания уделяется парашютному спорту;
• автобронетанковые войска: массированного и правильного применения танковых войск нет; танковые части оторваны от механизированных, хотя те и другие могут хорошо действовать лишь в единстве; после разгрома организации Тухачевского НКО ударился в танковом вопросе в другую крайность и начал излишне осторожничать в количестве; в итоге основных (средних) танков в войсках стало недостаточно, а удельный вес механизированных войск в РККА стал низким; современные толстобронные танки с мощной пушкой внедряются крайне медленно; танковый парк, который подвергся интенсивной боевой эксплуатации (Халхин-Гол, поход в Западную Украину и Белоруссию, война с белофиннами), требует ремонта, который при наличии достаточной ремонтной базы, затягивается из-за отсутствия запчастей; в то же время заводские склады завалены этими запчастями; ремонт машин в полевых условиях не налажен; эксплуатация танков и автомобилей идёт безграмотно, варварским способом, отчего до 30% машин постоянно требует ремонта; тракторный парк артиллерийских тягачей мал, хотя заводы в состоянии удовлетворить недостаток в тягачах.
• артиллерия: парк полевых орудий сильно отстаёт по числу орудий крупных калибров для взлома сильно укреплённой обороны; по 152-мм гаубицам и пушкам дефицит 25%, по 203-мм гаубицам – 55%, по 280-мм гаубицам – 85%; по зенитным автоматам обеспеченность всего 5,6%; по боеприпасам есть обеспеченность на 15–45 дней войны (по типам выстрелов); по специальным выстрелам – на неделю войны; артиллерия обеспечена приборами управления и биноклями на 35%; артиллерийские склады не обеспечивают нормального хранения боеприпасов; из-за недостатка хранилищ весной 1940 г. на открытом воздухе находилось около 14 600 вагонов вооружения и боеприпасов, тогда как многие войсковые склады загружены хламом, сеном, мебелью, иным невоенным материалом.
• стрелковое вооружение: широкое внедрение в войска автоматического тормозилось изо всех сил; винтовками системы Мосина армия обеспечена на 108% без резерва.
• минно-миномётное вооружение: значения минно-миномётному вооружению НКО не придавал; в итоге пехота РККА оказалась с дефицитом миномётов в 70%  и без теоретических знаний по их применению; не отработано применение противопехотных и противотанковых мин; опыт спец. частей НКВД в этом вопросе преступно игнорировался;
• инженерные войска: отстают даже от общего низкого уровня других родов войск; инженерные части обеспечены машинно-техническими средствами на 40-60%; новейшие средства боевой инженерной техники имеются только в опытных образцах; несмотря на неоднократные распоряжения, вплоть до решений Политбюро, командование этими войсками не занималось вопросами технического оснащения и делало ставку на топор и лопату; переправочных средств недостаточно, особенно для танков; по колючей проволоке войска обеспечены на 6%; вопросы минного заграждения и разминирования развития не получили;
• войска связи: имеют на вооружении много устаревших аппаратов и радиосредств; внедрение новой техники связи идёт медленно и в недостаточных объёмах; скоростная секретная радиосвязь на электронных принципах не развивается; организация войск связи и их численность не обеспечивают развёртывания и работы в военное время; отсталость техники связи и плохая организация связи;
• химические войска: ситуация принципиально та же, что и в войсках связи.
• конница: состояние и вооружение удовлетворительные; есть слабость и недоработанность в организации горных кавалерийских частей.
• разведка: наиболее слабый участок работы НКО; толково организованной разведки и систематического поступления информации об иностранных армиях не имеется; отрыв разведывательной работы от Генерального штаба и подчинение её Наркому обороны привели к слабому руководству разведывательной службой, к снижению её качества; НКО не имеет в лице Разведупра органа, обеспечивающего Красную Армию данными об организации, состоянии, вооружении, подготовке и развёртывании иностранных армий; на 01.05.1940 г. Наркомат Обороны такими разведданными не располагал; предполагаемые театры военных действий и их подготовка не изучены; Разведупр частично превратился в аристократический клуб, выдающий информацию, списанную из иностранных газет и журналов;
• ПВО: вопросы ПВО находятся в запущенном состоянии ввиду отсутствия твёрдой организации, руководства и ответственности за её подготовку; положение о ПВО, утверждённое в 1932 г., устарело и тянет всё дело ПВО назад; вооружение ПВО устаревшее и недостаточное, основа вооружения – пушки Лендера образца 1915 г.; самое больное место ПВО – обеспеченность современными приборами управления огнём; подготовка сил ПВО недостаточна и направлена на борьбу с устаревшими типами самолётов; практики борьбы с современными скоростными самолётами нет; обеспечение прожекторами недостаточное, вследствие чего многие части ПВО способны отражать воздушные налёты только днём; служба ВНОС организована плохо, подготовлена слабо, вооружена недостаточно, своевременного обнаружения самолётов противника не обеспечивает; средства радиоперехвата (РУС и РЕДУТ) имеются только в отдельных образцах; НКО не выполнил постановление правительства об усилении приграничной ПВО; руководство пунктами ПВО слабое; при существующем состоянии система ПВО страны не обеспечивает должной защиты от воздушного нападения;
• устройство и служба тыла (здесь комиссией отмечен наивысший процент нарушений и преступлений, поэтому на тыловых вопросах остановимся особо): руководство организацией тыла и подготовкой начсостава тыла и тыловых учреждений отсутствует; с 1937 г. не проводилось ни одного учения службы тыла, хотя приказом НКО было установлено, что ни одни войсковые учения не проводятся без участия тыла, приказ полностью саботировался; начальники отдельных служб подчинены не начальнику тыла, а командиру части или начальнику штаба, а это привело к тому, что командование не имеет времени заниматься каждой службой в отдельности, не руководит тылом и не контролирует его; мобилизационная заявка 1937–1938 гг., поданная в КО СНК, – нереальная и мобилизации промышленности не обеспечивает; фактически плана мобилизации промышленности в стране нет; в этой связи нет и плана подачи боевого имущества и довольствия на военное время; план вооружения и снабжения на 1940 г. по вине Главного управления Красной Армии в войска не спущен, это не дало возможности отработать обеспечение войск на военное время; качественный и количественный учёт всех видов довольствия поставлен плохо и не даёт возможности правильно определить обеспеченность войск; мобилизационные фонды продовольствия и фуража, израсходованные зимой 1939–1940 гг., не восстановлены, а на Камчатке, Сахалине и в МНР они и вовсе отсутствуют; в некоторых отдалённых гарнизонах отмечены случаи голода, тогда как на центральных складах управлений тыла округа, армии и т.д. был избыток всех необходимых продуктов; в связи с попытками массового хищения продовольствия и другого имущества необходимо было уточнить дислокацию всех мобфондов; финансовые сметы на 1-й месяц войны устарели и требуют пересмотра; Постановление СНК и ЦК ВКП(б) № 0318 от 09.08.1935 г. о приведении в порядок войскового хозяйства и снабжения армии не выполнено из-за саботажа; учёт и отчётность по имуществу не налажены; в боевых операциях 1939–1940 гг. армейский и войсковой тыл работали отвратительно; кадры военных снабженцев и хозяйственников не созданы; организация и система обозно-вещевого, продовольственного и квартирного обеспечения РККА мирного времени совершенно не приспособлены для военного времени; введённые в 1936 г. помощники старшин (каптёры) и писаря вскоре были сокращены; военная обстановка заставила восстановить эти должности в 1939 г., когда учёт имущества был запутан во всех низовых звеньях армии; действующие нормы снабжения имеют перекосы; одни нормы (санхозимущество) занижены, другие (спецодежда и т.п.) завышены; боевые операции 1939–1940 гг. показали, что НКО и Генштаб были не готовы к войне в вопросе сухарей и концентратов, произошла недооценка этих продуктов; мобилизационные фонды размещены неблагополучно; по мясу и жирам дислокация мобфондов построена в зависимости от наличия больших холодильников, а не по дислокации войск; особенно плохое размещение фондов отмечено в Забайкальском ВО; отсутствие чёткого руководства по учёту продовольствия и фуража в военное время привело к большому перерасходу этого довольствия в период войны с Финляндией; войска не были  своевременно обеспечены вещевым имуществом по зимнему плану 1939–1940 гг.; отпуск имущества частям затянулся до января 1940 г., при этом вопросы обеспечения тёплыми вещами (ушанки, перчатки, валенки, куртки и т.д.) не были проработаны и не были поставлены НКО перед промышленностью; такой подход стал одной из причин потерь личного состава от обморожений в войне с белофиннами; опыт войны показал, что военные советы и начальники снабжения не знают действительной обеспеченности и потребности в вещевом имуществе; поэтому части отправлялись на фронт либо необеспеченными, либо наоборот, обеспеченными сверх нормы по завышенным заявкам и бросали имущество при наступлении; хранение вещевого имущества поставлено преступно плохо; были случаи хищения, порчи и незаконной выдачи имущества; обращение с обмундированием плохое, ремонт не организован, отчего имущество не выдерживает даже укороченных фронтовых сроков носки; во время больших учений и в ходе войны с Финляндией имущество НЗ часто смешивалось с текущим довольствием, терялось, передавалось без всякого учёта другим частям, иногда разворовывалось и продавалось гражданским лицам;
• вопросы снабжения горючим: наличные запасы горючего низки и обеспечивают армию лишь на 15 дней войны; строительство топливных баз крайне недостаточно из-за систематического невыполнения Наркомстроем плана строительства; в войсках отмечается острый дефицит тары для топлива; перевозка топлива от баз в войска затруднена крайне – из-за недостатка тары, средств перевозки, заправки и ж/д цистерн; вероятные театры военных действий не имеют в достатке баз горючего, особенно для авиации; отработанные масла не регенерируются; борьба за экономное расходование ГСМ в войсках поставлена слабо;
• финансовое хозяйство: смета НКО на 1939 г. составлена с большим резервом; наличие больших остатков говорит о недочётах в области финансового планирования; финансовое планирование оторвано от планирования материальных фондов; в НКО отсутствует единый орган, объединяющий всё хозяйственное планирование в одних руках;
• политическое управление РККА: многие политруки не имели достаточной военной и политической подготовки; общий уровень марксистско-ленинской подготовки политработников неудовлетворительный, что сказывалось на морально-политическом состоянии войск; большевистское политпросвещение сплошь и рядом велось неумело, на многие вопросы красноармейцев политруки правильно ответить не могли; марксистское самообразование также недостаточно; большая часть политсостава (73%) вообще не имела военной подготовки и не была в состоянии замещать строевых командиров; в то же время ЦК постоянно требовал от Политуправления, чтобы весь политсостав мог заменить собой командиров; учебные программы Военно-политической Академии были составлены вредительски; на военные дисциплины времени отводилось очень мало, а марксизм-ленинизм преподавался упрощённо, часто бестолково; указание Всеармейского совещания политработников 1938 г. о срочной ликвидации временного исполнения обязанностей политического руководителя, утверждённое ЦК, было не выполнено; ежегодная деловая и политическая аттестация политсостава проводилась с нарушением порядка и часто подменялась получением справок из НКВД и сбором формальных отзывов от коммунистов; не была определена потребность в политработниках по родам войск на случай войны; аттестацией политработников запаса Политуправление не занималось; в политзанятиях с красноармейцами и командирами упускалось изучение сопредельных государств и их армий; Политуправление почти не уделяло внимания работе среди войск и населения противника;
• санитарное состояние Красной Армии: опыт финской войны показал, что медико-санитарная служба РККА к большой войне подготовлена недостаточно; острая нехватка хирургов, медицинского имущества и лекарств, автомобильно-санитарного транспорта; полевая подготовка (способность оказывать медицинскую помощь в полевых условиях), особенно в части военно-полевой хирургии, организации медпунктов и тактики санитарной службы, оказалась неудовлетворительной; эти факторы выразились в увеличении необязательных потерь личного состава;
• военно-учебные заведения. Общие и самые существенные недостатки:

– недостаточное знание материальной части;

– слабость практических навыков;

– отрыв теории от практики;

– тепличные условия обучения;

– слабое знание марксистской философии и политэкономии;

– слабое знание иностранных языков.

Заключительную часть Акта имеет смысл привести не в виде конспекта, а целиком:

«…Существующая громоздкая организация центрального аппарата, при недостаточно чётком распределении функций между управлениями, не обеспечивает успешное и быстрое выполнение задач, возлагаемых на Наркомат Обороны, по-новому поставленных современной войной.

Вследствие этого в разработке ряда вопросов ведения современной войны и во внедрении в достаточном количестве в армию современных образцов вооружения – имеется в Наркомате Обороны отставание. Лучшие образцы артиллерии, танков, самолётов и других технических средств борьбы разрабатываются и вводятся на вооружение крайне медленно.

Широкое применение системы условностей в обучении и воспитании войск создало в войсках неправильное представление о суровой действительности войны.

Эти недостатки в руководстве и подготовке войск, при наличии молодых и недостаточно опытных кадров, привели к отставанию в ряде вопросов подготовки армии к войне.

Сдал – Председатель КО при СНК Маршал Советского Союза К. Ворошилов.

Принял – Народный Комиссар Обороны Маршал Советского Союза С. Тимошенко.

Председатель комиссии  — секретарь ЦК ВКП(б) Жданов

Секретарь ЦК ВКП(б) Маленков

Члены: зам. Пред. СНК СССР Вознесенский».

Прямым следствием Акта приёмки стал целый ряд постановлений, приказов и оперативных документов НКО. Требовались самые срочные и экстренные меры по исправлению ситуации в РККА.

16 мая 1940 г. НКО издаёт приказ № 120 «О боевой и политической подготовке войск в летний период 1940 учебного года»[18], который, по сути, являлся программой реформирования армии на основе детального разбора недостатков, приведённых в Акте приёмки, с указанием мер по их преодолению. Документ большой, однако, его содержание хорошо выражено в преамбуле, отрывки из которой стоит прочитать полностью:

«Опыт войны на Карело-Финском театре выявил крупнейшие недочёты в боевом обучении и воспитании армии. Воинская дисциплина не стояла на должной высоте… Войска не были подготовлены к боевым действиям в сложных условиях, в частности, к позиционной войне, к прорыву УР, к действиям в суровых условиях зимы и в лесу… Взаимодействие родов войск в бою… являлось наиболее узким местом… Слабое знание командным составом боевых свойств и возможностей других родов войск… Пехота вышла на войну наименее подготовленной из всех родов войск: она не умела вести ближний бой, борьбу в траншеях, не умела использовать результаты артиллерийского огня и обеспечивать своё наступление огнём станковых пулемётов, миномётов, батальонной и полковой артиллерии…

Артиллерия, танки и другие рода войск имели ряд недочётов… особенно в вопросах взаимодействия с пехотой… В боевой подготовке воздушных сил резко выявилось неумение осуществлять взаимодействие с наземными войсками, неподготовленность к полётам в сложных условиях и низкое качество бомбометания…

Подготовка командного состава не отвечала современным боевым требованиям. Командиры не командовали своими подразделениями, не держали крепко в руках подчинённых, теряясь в общей массе бойцов… Авторитет комсостава в среднем и младшем звене невысок. Требовательность комсостава низка… Старший и высший комсостав слабо организовал взаимодействие, плохо использовал штабы, неумело ставил задачи артиллерии, танкам и особенно авиации…

Штабы… не соответствовали предъявляемым к ним требованиям: они работали неорганизованно, беспланово и безынициативно, средства связи использовали плохо, и особенно радио. Информация была плохая. Донесения запаздывали, составлялись небрежно, не отражали действительного положения на фронте. Иногда в донесениях и докладах имела место прямая ложь. Скрытым управлением пренебрегали…

Боевой опыт не изучался и не использовался. Штабы слабо занимались подготовкой войск к предстоящим действиям. Управление войсками характеризовалось поспешностью, непродуманностью, отсутствием изучения и анализа обстановки… Разведывательная служба организовывалась и выполнялась крайне неудовлетворительно… Командование и штабы всех степеней плохо организовали и неумело руководили работой тыла. Дисциплина в тылу отсутствовала. Порядка на дорогах, особенно в войсковом тылу, не было.

Организация помощи раненым была нетерпимо плохой и несвоевременной.

Войска не были обучены переездам по железным дорогам.

Все эти недочёты в подготовке армии к войне, – резюмирует НКО, – явились в основном результатом неправильного воинского воспитания бойца и командира, ориентировавшихся на лёгкую победу над слабым врагом и неверной системой боевого обучения, не приучавшей войска к суровым условиям современной войны».

Кстати. Ясно, что когда такие документы докладывались на Политбюро и в СНК, то у руководителей партии и государства возникал законный вопрос: чем же последние 5–7 лет занимались сотни тысяч командиров и политработников – от ротного звена и до управлений НКО? Ведь выходило так, что рабочий класс и колхозное крестьянство не жалели сил, чтобы обеспечить Красную Армию всем необходимым, а сама Красная Армия к 1940 году была лишь условно боеспособной.

Да, право-троцкистское вредительство сыграло огромную роль в снижении обороноспособности армии, но не следует забывать и о том, что огромные массы командиров и политработников среднего и низового звена (а это командно-организационная основа армии) учиться военному делу по-настоящему не хотели, относились к своей профессии мелкобуржуазно и потребительски, больше получая от государства и стараясь при этом меньше отдать. Многие шли в армию для того, чтобы уйти от производительного труда, где материальные результаты конкретны и видны, и они либо есть, либо нет. Армейская служба оценивается по нематериальным критериям, а это значит, что при слабом контроле сверху и снизу и при условии собственной классовой бессознательности, открываются лазейки для втирания очков, фальсификаций, для почивания на лаврах, безделья и лени. Некоторых влекло в вооружённые силы мещанское стремление к жизни на всём готовом, к сытному пайку и хорошему окладу, которые прилагались к командирской должности. Такие командиры понимали войну, как абстрактное далёко, а не как прямое дело жизни, они считали войну не своим обыденным делом, а личной трагедией, которая несла с собой крах их сытой и расслабленной жизни.

Жданов и Тимошенко в Акте и 120-м приказе постоянно говорят о низком качестве командиров и начальников снизу доверху. Они не обвиняют в недостатках армии миллионы рядовых красноармейцев, так, как это делали в своих объяснениях некоторые командиры[19], получившие строгие взыскания в 1940-м году. Именно командирам страна создала все условия[20] для профессионального и политического роста, для успешной работы по повышению боеспособности войск, однако ж, нет, мелкобуржуазное крестьянское сознание требовало относиться к «казённой обязанности» как к работе не на себя, а на чужого дядю, спустя рукава и с минимумом усилий.

Ну, а какие командиры и начальники – такие и войска: если командование 172 стрелкового полка 13 стрелковой дивизии ЗапОВО было большевистским и профессиональным – и рядовой состав становился боевым и сознательным. А если в 6-й стрелковой дивизии того же округа командиры ленились и служили день до вечера, то и личный состав полностью провалился на учениях по всем тактическим задачам.

Естественно, что приказ № 120 потребовал, в свою очередь, конкретизации и дополнения. Так, некоторые положения о начальном периоде войны, разработанные Иссерсоном, Красильниковым и другими военными теоретиками – сторонниками стратегии сокрушения, нашли своё отражение в секретном приказе НКО № 0130 от 20.06.1940 г. «О введении в действие наставлений по мобилизационной работе войсковых частей, управлений и учреждений Красной Армии»[21]. Этим приказом наконец-то отменялся приказ № 070 от 25.09.1930 г., в котором принципы мобилизации, сосредоточения и развёртывания Красной Армии были те же, что и для армий образца 1914 г. Приказ № 0130 – это один из важнейших документов всего предвоенного периода в СССР, поскольку он определял, во-первых, что война будет внезапной, во-вторых, что времени на полную отмобилизацию никто не даст, и в-третьих, что пауз между развёртыванием и началом фактической войны может не быть.

08.07.1940 г. НКО издаёт приказ с объявлением Указа Президиума ВС СССР «Об изменении пунктов «а»-«г» ст. 193 УК РСФСР», по которому ужесточается наказание за самовольные отлучки и дезертирство. Самоволка свыше суток объявляется дезертирством, за которое в мирное время грозит от 5 до 10 лет, а в военное время – расстрел.

До конца лета 1940 г. были изданы приказы о переучёте военнообязанных и о дисциплинарном батальоне, о Генеральном штабе и разведке, об аварийности в ВВС и т.д.

27.09.1940 г. была издана Директива НКО № 15119-с «О результатах инспектирования Западного особого военного округа»[22], в которой НКО подводил первые итоги по исполнению приказа № 120. Задачами инспектирования были:

• определить – произошёл ли в системе подготовки и воспитания Красной Армии решительный перелом в сторону приближения их к боевой действительности, к боевым требованиям и к конкретным формам обучения, изложенным в приказе № 120;
• дать пример и практические указания всем звеньям командования, всем штабам и органам, ведающим боевой подготовкой, как нужно руководить боем и боевой подготовкой;
• проверить правильность боевой подготовки, установленной на основе опыта последних войн, где стержнем является боевая выучка и сколачивание мелких подразделений – взвода, роты, батальона, полка.

В итоге проверки инспекция установила, что полной перестройки всей работы по боевой подготовке войск в соответствии с приказом № 120 в частях Западного ОВО не произошло. 90% нарушений и недостатков, за исключением частей 42-й и 13-й стрелковых дивизий, устранено не было. Командующему округом Павлову было дано время на исправление всех недостатков до начала октября 1940 г.

Примерно такое же положение выявила инспекция НКО и на Дальнем Востоке (Приказ НКО № 0306 от 06.11.1940 г. «О результатах осенних инспекторских смотров штабов и войск ряда военных округов и Дальневосточного фронта»[23]).

Для справки. В октябре 1940 г. Д. Павлов отписался в НКО о том, что большая часть недостатков устранена, а остальные устраняются в процессе боевой подготовки. Правду ли докладывал генерал Павлов? Сегодня на этот вопрос ответить легко, так как катастрофа Западного ОВО уже случилась и с высоты 2018 года хорошо видна.

Но были ли предпосылки для недоверия Павлову в предвоенный период?

Да, были. Забегая наперёд, надо сказать, что тревожная и достоверная информация из ЗапОВО постоянно шла по линии НКВД, который, особенно в 1939–1943 гг., был для НКО чем-то вроде палочки-выручалочки (страховал, прикрывал, обеспечивал, решал и свои, и военные задачи и т.д.). Так, среди рабочих документов (т.е. таких, которые выпущены давно, но ещё не выполнены) Павлова и Климовских значилось спец.донесение НКВД в Политбюро № 58479 от 15.07.1937 г. «О состоянии ВВС в Белорусском военном округе по итогам обследование УНКВД Западной области»[24]. Из сообщения следовало, что «…материалами 5-го отдела УГБ НКВД по Западной области устанавливаются крупнейшие недочёты в состоянии военно-воздушных сил Белорусского военного округа, значительно снижающих боевую готовность авиационных частей». Речь, в частности, шла о большом некомплекте самолётов, устаревании и сильном износе авиапарка, отсутствии запчастей и должных ремонтов, вредительстве в устройстве аэродромов, развале мобилизационной работы, засорении руководства ВВС округа троцкистами, бывшими белогвардейцами и полицейскими.

Сталин направляет донесение Ворошилову, тот – Уборевичу для исполнения. После назначения Павлова командующим округом ему передаётся оперативная папка «Для срочного исполнения», в которой и содержалось донесение УНКВД. Павлов по уставу был обязан включить указанные недостатки в первоочередной план на устранение, но не сделал этого до самого начала войны.

02.01.1941 г. НКВД сообщал[25] в Генштаб о недостатках в мобилизационной готовности военкоматов Белорусской ССР. Речь шла о том, что учёт приписного состава ведётся вредительски, транспорт, который по мобилизации должен идти в РККА, изношен и не ремонтируется, лошади худые, в списках на призыв значится множество бывших кулаков, уголовников, политически враждебных лиц. Главный провал – к 1941 году во многих комиссариатах не было нормальных мобилизационных планов.

Все эти «мелочи» – несознательные призывники, лошади, сено, старые грузовики, путаница в планах действия – в масштабах общей системы военкоматов восточной части БССР, за которую отвечал Павлов и штаб ЗапОВО, в совокупности означали полный срыв местной мобилизации, помноженный на закупорку дорог.

17.01.1941 г. НКВД предоставил в Политбюро и ЦК справку о мобилизационной подготовке железнодорожного транспорта[26], в которой «именинником» опять стал Западный ОВО, так и не добившийся увеличения пропускной способности железных дорог на своей территории. 3–4 воинских эшелона в сутки на важнейшем участке Барановичи-Брест – видимо, такое катастрофическое положение Павлова устраивало (вспомним показания Уборевича и Тухачевского по поводу срыва воинских перевозок).

11.04.1941 г. НКВД СССР направил Докладную записку первому секретарю ЦК КП(б)Б  Пономаренко «О недостатках ПВО городов БССР», из которой следовало, что крупные города, промышленные и железнодорожные узлы, территориально входящие в ЗапОВО, «…к противовоздушной обороне не подготовлены»[27]. Общее положение с ПВО БССР явно говорило о том, что, как минимум, последние 4–5 лет этим вопросом никто серьёзно не занимался. Между тем, в штабе ЗапОВО был целый отдел организации ПВО с огромными правами и полномочиями, имевший подконтрольный бюджет на 1939–1940 г. в 20,5 миллионов рублей.

Наконец, была докладная записка[28] в ЦК ВКП(б) начальника ГУ политической пропаганды КА А. Запорожца № 92307-сс от 26.02.1941 г. о небоеспособном состоянии укреплённых районов западных приграничных округов. За УРы ЗапОВО отвечал лично Павлов и начальник штаба Климовских. За два года, начиная с 1938 г., УРы ЗапОВО не были довооружены и укреплены, хотя было на этот счёт постановление Политбюро и СНК и были выделены все запрошенные средства до копеечки.

Чтобы ещё более прояснить ситуацию с «невинно убиенными» Павловым, Климовских и Фоминых, которых всячески выгораживают буржуазные пропагандисты – в том смысле, что Павлов и его штаб провалили оборону, «так как не получали конкретных указаний из Москвы на подготовку к войне», – покажем некоторые документы, суть которых иначе, как требование форсированной подготовки к войне, понять нельзя.

За первую половину 1941 г. (до 21.06.) штаб ЗапОВО получил:

• «персональную» Директиву Генштаба КА о разработке мобилизационного плана от 05.03.1941 г.[29] Общий смысл Директивы указан в самом её начале: «…Авиационные, механизированные части, ПВО – содержать в постоянной боевой готовности». В порядке исключения (Павлов постоянно жаловался в НКО на перегрузку и усталость) срок разработки мобплана округа продлили до 1 июля 1941 г. Продление срока – это аванс доверия, который командование ЗапОВО взяло, но не вернуло;
• Постановление СНК БССР и ЦК КП(б)Б «Об обеспечении железнодорожного строительства на дорогах: Белостокской, Брест-Литовской, Западной и Белорусской», из которого всякий грамотный военный поймёт, что предстоит большое стратегическое сосредоточение вдоль указанных железнодорожных линий;
• Директиву НКО СССР[30] б/н от 06.04.1941 г. В документе чёрным по белому написано:

«Приказываю приступить к разработке плана оперативного развёртывания армий Западного особого военного округа, руководствуясь следующими указаниями.

1. Пакты о ненападении между СССР и Германией, между СССР и Италией в настоящее время, надо полагать, обеспечивают мирное положение на наших западных границах. СССР не думает нападать на Германию и Италию. Эти государства, видимо, тоже не думают нападать на СССР в ближайшее время.

Однако, учитывая:

– происходящие события в Европе – оккупацию немцами Болгарии, объявление ими войны Югославии и Греции;

– подозрительное поведение немцев в Финляндии и Румынии;

– сосредоточение Германией к границам СССР значительных сил;

– заключение Германо-Итало-Японского военного союза, острие которого, при наличии перечисленных выше обстоятельств, может быть направлено против СССР, –

необходимо при выработке плана обороны СССР иметь в виду не только таких противников, как Финляндия, Румыния, Англия, но и таких возможных противников, как Германия, Италия и Япония.

Вооружённое нападение Германии на СССР может вовлечь в военный конфликт с нами Финляндию, Румынию, Венгрию и других союзников Германии.

Поэтому – оборона западных границ СССР приобретает исключительное значение…».

Как ещё НКО должен был объяснять своим подчинённым в важнейшем военном округе, что для них уже давно началась война, что Павлов, штаб и военный совет должны были день и ночь переводить округ в состояние войны, т.е. в полную и постоянную боевую готовность? Какие ещё указания были для этого нужны члену Военного совета при НКО, по должности – одному из самых способных генералов Красной Армии?

4 мая 1941 г. на утверждение Павлову лёг доклад начальника автобронетанкового управления округа полковника Иванина в Москву, в ГАБТУ КА «О ходе укомплектования танковых корпусов и дивизий округа»[31]. Документ интересный, поскольку даёт общую картину состояния бронетанковых и механизированных частей – основной ударной силы округа. Первое, о чём криком кричит Иванин, это острейший дефицит кадров:

«…Общая укомплектованность вновь сформированных танковых корпусов ЗапОВО:

– комначсоставом – 26,7%;

– младшим начсоставом – 24,6%;

– рядовым составом – 60,4%…».

Иначе говоря, в мае 1941 г. корпуса прорыва, на которых лежали наиболее сложные задачи современной войны, оставались «без головы» и с половинными экипажами.

Размещение части мотострелковых и танковых дивизий было неудовлетворительным. Пути сообщения с частями, разбросанными в 5 районах БССР, плохие; в случае сосредоточения моторизованные и танковые войска потратят в пути в 4–5 раз больше времени, чем это полагалось по норме. Кое-где нет питьевой воды (видимо, Белоруссия находилась тогда в Кара-Кумах!).

А вот что Иванин докладывает о боевой подготовке танковых и механизированных войск:

«…Занятия проходят на низком уровне. Причины: мал процент укомплектованности среднего и младшего комначсостава. Учебными пособиями части не обеспечены, особенно учебными агрегатами. Нет стрельбищ-полигонов, танкодромов и учебных полей… Некомплект боевых и вспомогательных машин создаёт угрозу не только нормальному ходу боевой подготовки частей и соединений, но и боевой готовности их…».

К докладу Иванина нужно добавить, что:

• танковые батальоны четырёх танковых дивизий и танковые полки мотострелковых дивизий танков не имели, так как в 1939–1940 г. для этих частей технику не заказывали. Павлов решил вооружить эти части 45-мм противотанковыми пушками с тракторами «Комсомолец» и просил санкции на такое превращение у Москвы, хотя в других частях и соединениях округа был явный избыток танков и обслуживающих автомобилей;
• складские запасы по вооружению и запчастям укомплектованы не были;
• приказ Наркома Обороны № 0335 о переоборудовании автомобилей не выполнен: округ в той или иной мере  переоборудовал для войны 2371 автомобиль, т.е. 13,3 % необходимого. Из этого количества на 1 мая 1941 г. полностью боеготовыми были 12 машин.

Иванин, называя причины задержки в выполнении приказов НКО, юлит и выгораживает своих начальников:

«Причины задержки…: необеспеченность округа централизованным подвозом основных материалов и отсутствие возможности закупить их на местах. Для выполнения приказа 0335 Округу необходимо срочно нарядить материалы согласно прилагаемой ведомости…».

Видимо, полковник Иванин и его командиры считали, что организацией подвоза и закупками для округа должно было заниматься Политбюро, на худой конец – Нарком обороны и начальник Генерального штаба. Приказ НКО № 0335 был издан и получен в конце ноября 1940 г., а срочная ведомость на материалы для мотомеханизированных войск ЗапОВО подаётся в Москву в мае 1941 г., когда все сроки выполнения приказа прошли.

20 мая 1940 г. 1 Отдел ГАБТУ КА затребовал отчёт по техническому состоянию машин ЗапОВО. Начальник 2 отдела АВТУ ЗапОВО майор Соколов написал в Москву объяснительную записку[32], которую визировал командующий Павлов, и в которой было дано состояние машин округа на 15.04.1941 г. Читаем:

«…Сравнивая техническое состояние машин на 15.04.1941 г. с данными на 01.01.1941 г. можно сделать вывод, что за 3,5 месяца существенных изменений технического состояния машин не произошло. И машин, требующих ремонта по округу, – всё же остаётся большое количество…».

Т.е. командование округа, с конца 1940 г. хорошо зная о высокой угрозе внезапного нападения, вопрос о комплектности танковых частей и автотранспорта не решило, пустив его на самотёк.

3 июня 1941 г. генерал Павлов читал и визировал спец.сообщение разведотдела штаба ЗапОВО первому секретарю ЦК КП(б)Б  П. Пономаренко «О подготовке Германией войны против СССР»[33]. Это была сводка и анализ основных событий в Польше за май – начало июня 1941 г., имеющих отношение к подготовке военного нападения на СССР. Разведчики округа, перечислив и увязав в систему весьма тревожные факты, делали вывод:

«Сведения о форсированной подготовке театра и об усилении группировки войск в полосе против ЗапОВО заслуживают доверия».

4 июня 1941 г. Военный совет ЗапОВО получил приказ НКО и ГШ «О проведении оргмероприятий по укреплённым районам»[34]. По этому приказу округ должен был до 1 июля 1941 г. закончить формирование и подготовку 12 укреплённых районов. Это означало, что все УРы должны были (согласно докладам Павлова) иметь 90–95%-ю готовность на момент получения приказа. На самом деле полностью готовых УРов к июню 1941 г. не было вообще, а 80–90%-ю готовность имели 9.

4 июня 1941 г. Павлов получает спец.сообщение разведотдела штаба ЗапОВО «О подготовке Германией войны против СССР». Это было дополненное и уточнённое сообщение, ранее отправленное в ЦК КП(б)Б, из которого следовало, что наиболее вероятным периодом начала войны будет вторая половина июня.

19.06.1941 г. Павлов получил телеграмму[35] начальника ГШ Жукова (шифровки № 7690, 7691):

«Нарком Обороны приказал:

1. Выделить управление фронта и к 23 июня с/г перевести его на КП Овуз-Лесна, тщательно организовав управление войсками. В Минске оставить подчинённое Вам управление округа во главе с Курдюмовым. Выделение и переброску управления фронта сохранить в полной тайне, о чём предупредить личный состав штаба округа.

2. Управление 13 армии к 25 июня с/г перевести в Новогрудок. Исполнение телеграфьте. Жуков».

Этот приказ означал, что округ уже должен быть преобразован во фронт и полностью готов к войне. Командующему указывается, на каком из готовых командных пунктов ему следует начинать сражение.

Наконец, 20 июня 1941 г. генерал Павлов был ознакомлен со спец.сообщением наркома государственной безопасности БССР Л. Цанавы первому секретарю ЦК КП(б)Б П. Пономаренко «Об активизации германских войск на границе СССР»[36]. Чекисты докладывали, в частности:

«По данным нашей закордонной агентуры… отмечаются интенсивные военно-мобилизационные приготовления немцев на сопредельной территории… Из глубины Германии через Варшаву в восточном направлении к границе СССР происходит непрерывное передвижение крупных сил германской армии, главным образом, бронетанковых, моторизованных, артиллерийских частей… На станцию Тересполь прибыли офицеры и унтер-офицеры  германской армии… немецкие военные лётчики… железнодорожный батальон. В лесу имелось большое количество понтонных лодок, приспособленных для переправы… большое количество автомашин.

…Было выгружено 19 орудий калибра 225–250 мм… 400 самолётов… На всём протяжении от г. Остров до г. Вышков по шоссе Остров – Варшава расположены войска. Войска  располагаются в лесу в палатках и деревянных бараках. На 10-м км, на 19-м км между 24 и 27 км находятся деревянные бараки, в которых размещены войска. Между 26 и 27-м км, примерно на расстоянии 150–200 м от шоссе вглубь леса находятся автомашины, танки, орудия…

В лесу… установлена артиллерийская батарея. На краю леса около колонии Добрынь установлена тяжёлая дальнобойная артиллерия… на холме установлена зенитная артиллерия.

…На ст. Тересполь и другие приграничные станции стали прибывать вагоны и паровозы новой конструкции. Специально сконструированное приспособление позволяет сделать быструю передвижку колёсных скатов и тормозных башмаков, что даёт возможность переставлять паровозы и вагоны с западноевропейской колеи на широкую колею, применяемую в СССР…

В районе деревни Кодень агент видел размещение зенитной артиллерии… Возле костёла того же местечка имелись подготовленные материалы и все средства для наводки понтонного моста, наблюдал передвижение железнодорожных эшелонов в сторону границы, гружённых танками…

В районе Сувалок было сосредоточено до 60 000 солдат, главным образом, моторизованная пехота и артиллерия…

…В связи с проведением подготовительных мероприятий к войне с Советским Союзом со стороны германских разведывательных органов за последние дни усилилась переброска на нашу сторону агентуры».

Как видим, говорить о неведении Павлова о приближающейся агрессии, о его слабой информированности или о пресловутом запрете Москвы на полное развёртывание округа для войны – не приходится, это буржуазная ложь, рассчитанная на лень и политическую безграмотность трудящихся. Командование ЗапОВО с конца 1940 г. было обязано перевести округ на полную боевую готовность и ежесуточно совершенствовать систему обороны, организацию, разведку, связь, тыл, дороги и т.д. Округ в любую секунду должен был без особых проблем превратиться в действующий фронт. Добились ли такого положения генералы Павлов, Климовских и другие командиры? Нет, не добились. И, видимо, добиваться не хотели…

Фархад Узбоев, Арон Лейкин, военно-историческая секция РП

Продолжение.

[1] См., например: письмо посла Польши в Великобритании  Э. Рачиньского  МИД Польши Ю. Беку от 29.03.1939г.; заявление премьер-министра Великобритании Н. Чемберлена в палате общин о предоставлении гарантий Польше от 31.03.1939 г.; протокол беседы НКИД М. Литвинова с послом Польши в СССР В. Гжибовским от 02.04.1939 г.; директива ОКВ – распоряжение начальника штаба ОКВ Германии В. Кейтеля от 03.04.1939 г.; коммюнике опереговорах между МИД Польши Ю.Беком и премьер-министром Великобритании Н. Чемберленом от 06.04.1939 г.; документ ОКВ – «Оперативный план нападения Германии на Польшу (план «Вейс»)»; О. Райле. Тайная война. Секретные операции абвера на Западе и Востоке (1921-1945), стр. 10-17.

[2]«GemeinermilitarischerÜbersicht», 1939, № 7, р.3.VerlagOberstabs der Landttruppen, Zossen.ДКМОИД, ф. Е (1930-1940), оп.8, д. 314, п. 71, л. 6.

[3] Г. Иссерсон. Новые формы борьбы. М.: Военгиз, 1940. стр. 31.

[4] Там же.

[5] Там же, стр. 32.

[6] Г. Иссерсон. Новые формы борьбы. М.: Военгиз, 1940. стр. 38.

[7] Агент польской разведки, стенографистка, сотрудница бюро абвера в Данциге.

[8] Г. Иссерсон. Новые формы борьбы. М.: Военгиз, 1940. стр. 66.

[9] Г. Иссерсон. Эволюция оперативного искусства, М., Воениздат, 1937.

[10] Там же, стр. 79.

[11] Г. Иссерсон. Новые формы борьбы. М.: Военгиз, 1940. стр. 67.

[12] Там же, стр. 68.

[13]«Война и революция», 1933, № 9—10, стр. 7.

[14]«Война и революция», 1934, № 3—4, стр. 33.

[15] Сборник «Вопросы стратегии и оперативного искусства в советских военных трудах (1917—1940 гг.)», стр. 487—488.

[16] Приказ НКО СССР № 110 от 08.05.1940 г. с объявлением Указов Президиума ВС СССР о назначении К.Е. Ворошилова заместителем председателя СНК СССР и председателем КО при СНК СССР, С.К. Тимошенко – НКО СССР.  РГАСПИ, ф. 4, оп. 15, д. 30, л. 206.

[17] ЦАМО, ф. 32, оп. 11309, д. 15, лл. 1-31.

[18] ЦАМО, ф. 4, оп. 15, д. 30 лл. 336-356.

[19] См.: Стенограмма совещания в ЦК ВКП(б) начальствующего состава по сбору опыта боевых действий против Финляндии 14-17.04. 1940 г. ЦАМО, ф. 5, оп. 11, д. 31, лл. 48-63.

[20] См., например, Постановление СНК СССР № 52/32 от 04.10.1932 г. «О повышении окладов содержания личному составу РККА».

[21] ЦАМО, ф. 4, оп. 15, д. 27, л. 105-113.

[22] ЦАМО, ф. 4, оп. 15, д. 31, л. 567-571.

[23] ЦАМО, ф. 4, оп. 15, д. 27, л. 482-483.

[24] АП РФ.ф. 3, оп. 24, д. 314, л. 69-75.

[25] Органы государственной безопасности СССР в ВОВ. Сборник документов.т.1, кн 2, стр. 3-4.

[26] РГАЭ, ф. 1884, оп. 49, д. 1247, л. 1-6.

[27] НАРБ, ф. 4, оп. 3, д. 1177, л. 78-81.

[28] ЦАМО, ф. 15, оп. 725588, д. 36, л. 241-242.

[29] ЦАМО, ф. 8, оп. 2729, д. 28, л. 61-82.

[30] ЦАМО, ф. 16, оп. 2951, д. 237, л. 48-50.

[31] ЦАМО, ф. 38, оп. 11353, д. 899, л. 1-6.

[32] ЦАМО, ф. 38, оп. 11353, д. 899, л.28.

[33] НАРБ, ф. 4п, оп. 21, д. 2468, л. 10-17.

[34] ЦАМО, ф. 117, оп. 12915, д. 34, л. 62-70.

[35] ЦАМО, ф. 208, оп. 2513, д. 9, л. 170.

[36] НАРБ, ф. 4п, оп. 21, д. 2432, л. 156-172.