На подступах к большой войне. Часть 8. (М. Н. Тухачевский)

ВОВЧасть 1,    часть 2,   часть 3,  часть 4, часть 5, часть 6, часть 7

Аналогичный подход Тухачевский предлагает и к боевой авиации РККА. По его мнению, военная авиация должна основываться на гражданском воздушном флоте. Специального производства военных самолётов не нужно, нужно лишь как-то приспособить широкую гражданскую продукцию для войны: «Штаб РККА, – пишет он, – указывает на необходимость постройки многих крупнейших военных заводов, что я считаю совершенно неправильным. Военное производство может, в основном, базироваться на гражданской промышленности… Из прилагаемых записок Вам будет ясно, что в вопросах подготовки обороны я исхожу из стремления минимальных затрат в мирное время, путём изыскания способов приспособления мирной продукции и органов хозяйственного и культурного строительства для целей войны»[1].

Так маскируется враг: указав в докладе Ворошилову желательные размеры армии предвоенного периода (310 дивизий, 40 000 самолётов, 50 000 танков «первого удара» и т. д.), Тухачевский в записке Сталину выказывает якобы стремление к минимизации затрат на оборону, и попутно обвиняет генштаб (Шапошникова, Василевского и др.) в том, что там извратили и не поняли его блестящих идей по реконструкции РККА. Прикрываясь ложной идеей универсальности техники, он умышленно вёл дело к тому, чтобы военные машины Красной армии были наименее приспособлены к особым условиям войны.

Для чего Тухачевский вёл свою пораженческую линию?

Обратимся к документам.

22 мая 1937 г. командующий войсками Приволжского военного округа М. Тухачевский был арестован органами НКВД. 24 мая 1937 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло Постановление № 309 «О Я.Э. Рудзутаке и М.Н. Тухачевском». О чём шла речь?

«…ЦК ВКП(б) получил данные, изобличающие члена ЦК ВКП(б) Рудзутака и кандидата ЦК ВКП(б) Тухачевского в участии в антисоветском троцкистско-правом заговорщическом блоке и шпионской работе против СССР в пользу фашистской Германию В связи с этим Политбюро ЦК ВКП(б) ставит на голосование членов и кандидатов ЦК ВКП предложение об исключении из партии Рудзутака и Тухачевского и передаче их дела в Наркомвнудел»[2].

В длительном заседании Пленума ЦК ВКП(б) 25-26 мая 1937 г. было принято Постановление «О Рудзутаке и Тухачевском», которое являлось результатом рассмотрения материалов, предоставленных к этому моменту в ЦК из НКВД. Постановление гласило:

«На основании данных, изобличающих члена ЦК ВКП(б) Рудзутака и кандидата в члены ЦК ВКП(б) Тухачевского в участии в антисоветском троцкистско-правом заговорщическом блоке и шпионской работе против СССР в пользу фашистской Германии,

Исключить из партии Рудзутака и Тухачевского и передать их дела в Наркомвнудел»[3].

За что же Тухачевского исключают из партии и выводят из состава ЦК?

Ответ на этот вопрос 2 июня того же года дал Сталин в своей речи на расширенном заседании Военного совета при НКО СССР:

«…В том, что военно-политический заговор существовал против Советской власти, теперь, я надеюсь, никто не сомневается. Факт, такая уйма показаний самих преступников и наблюдения со стороны товарищей, которые работают на местах, такая масса их, что, несомненно, здесь имеет место …заговор против Советской власти, стимулировавшийся и финансировавшийся германскими фашистами.

…Обратите внимание, что за люди стояли во главе военно-политического заговора? Троцкий, Рыков, Бухарин – это, так сказать, политические руководители. К ним я отношу также Рудзутака, который также стоял во главе и очень хитро работал, а всего-навсего оказался немецким шпионом. Карахан, Енукидзе. Дальше идут: Ягода, Тухачевский – по военной линии, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман, Гамарник – 13 человек. Что это за люди? Это – ядро военно-политического заговора, ядро, которое имело систематические отношения с германскими фашистами, особенно с германским рейхсвером и которое приспосабливало всю свою работу к вкусам и заказам со стороны германских фашистов»[4].

Какая же «политическая платформа» была у военной ветви право-троцкизма в СССР, какие генеральные цели ставила перед собой эта ветвь? Эта цель, цель части контрреволюции, в общем и основном, полностью совпадала с намерениями целого:

«…Реставрация капитализма, ликвидация колхозов и совхозов, восстановление системы эксплуатации, союз с фашистскими силами Германии и Японии для приближения войны с Советским Союзом, борьба за войну и против политики мира, территориальное расчленение Советского Союза с отдачей Украины немцам, а Приморья – японцам, подготовка военного поражения Советского Союза в случае нападения на него враждебных государств, и как средство достижения этих задач – вредительство, диверсия, индивидуальный террор против руководителей советской власти, шпионаж в пользу японо-немецких фашистских сил – такова развёрнутая… политическая платформа нынешнего троцкизма»[5].

Как вредил и подрывал оборону СССР Тухачевский, мы частью видели выше, при разборе его оперативно-стратегической и военно-технической доктрины. Пришло время более подробно разобрать предательскую деятельность этого «гениального полководца» на основе его собственных показаний, показаний его подельников и других материалов следствия по делу о военно-фашистском заговоре в РККА.

Прежде чем мы перейдём к общему плану поражения СССР в будущей войне, к этой, своего рода, итоговой военной программе заговора, будет разумно рассмотреть «подступы» к этому плану, а именно, показания основных замаскированных врагов в верхушке РККА, имевших к этому плану самое прямое отношение.

Начнём с материалов допроса Б. Фельдмана, бывшего комкора и начальника Управления по начсоставу Красной Армии, перед арестом – заместителя командующего войсками МВО.

Фельдман был вовлечён в военно-троцкистский заговор в 1932 г. Тухачевским. Вербовку Фельдмана Тухачевский начал с критики руководства НКО (Ворошилова), при этом он неоднократно подчёркивал свои личные обиды и недовольство тем, что его недооценивают, как крупного военного специалиста. Тухачевский всё время говорил, что в годы гражданской войны он командовал фронтами и имел огромные заслуги, за что его ценил и выдвигал Троцкий. А нынешнее руководство страны и НКО Тухачевского не ценит и не выдвигает на достойные должности.

В июле 1931 Тухачевский был переведён из Ленинграда в Москву и назначен на должность заместителя Наркома по военным и морским делам и одновременно – заместителем председателя Революционно-Военного совета СССР – начальником вооружений РККА.  В августе того же года, когда и Фельдман был уже в Москве на должности начальника Главного Управления РККА, Тухачевский на приватной встрече с ним снова высказывал обиды и недовольство своим положением.

«…Он мне говорил, что хотя он и вернулся к руководству армией, всё же к нему осталось прежнее отношение со стороны Наркома и руководства, и что он намеревается, не ограничиваясь только разговорами, перейти к определённым действиям. Когда я спросил: какие это действия, он сказал мне, что в армии имеет много своих сторонников, у которых он пользуется большим доверием, и он намерен объединить вокруг себя этих командиров для борьбы против армейского руководства. Я, естественно, поинтересовался у него: на какой базе он сумеет этих командиров объединить, на что Тухачевский мне ответил, что среди высшего командного состава имеется много командиров – бывших троцкистов и вообще недовольных, которых можно объединить для борьбы против партии и правительства, и назвал мне ряд таких командиров…»[6].

Сделаем небольшое отступление от показаний Фельдмана. О каких недовольных в РККА он говорит?

ЕнукидзеДля того чтобы немного прояснить этот момент, обратимся к показаниям другого контрреволюционера, правого контрреволюционера А. С. Енукидзе. В первом протоколе допроса от 27.04.1937 г. Енукидзе, в частности показывал:

«Разговоры, в которых критиковалась политика ВКП(б) и советского правительства, в первую очередь, в области сельского хозяйства, относятся к периоду 1930 – 1931 гг. …Припоминаю, как  Рыков, после снятия его с поста Председателя Совнаркома, выражал резкое недовольство политикой ЦК в разрешении вопросов, связанных с коллективизацией сельского хозяйства, считая, что она ведёт к упадку сельского хозяйства и приведёт к большим осложнениям. При этом он характеризовал положение в деревне таким образом: мужик разорён, скот режут, недовольство в деревне растёт. Такое положение отражается и на настроениях в армии… На мой вопрос, как же мыслит себе организация правых борьбу с руководством ВКП(б), Томский от имени своего, Бухарина и Рыкова развернул мне следующий план действий правых. Он говорил: «В условиях проводимой в настоящее время коллективизации, в условиях, когда деревенская масса недовольна политикой ЦК ВКП(б) по крестьянскому вопросу, в условиях, когда в ряде районов Советского Союза, в связи с проводимой ликвидацией кулачества как класса, имеют место открытые выступления против Советской власти, можно ожидать, что в ближайшее время это недовольство деревенской части населения выльется в массовое повстанческое движение. Это повстанческое движение не может не иметь своего отражения и на Красную армию, и на ту часть рабочего класса, которая связана с деревней, и на определённые слои крестьянской молодёжи. В этих условиях приобретает исключительно большое значение сочетание нелегальной работы правых в стране с развёртыванием работы по подготовке вооружённого переворота в Кремле. Этот переворот возможен при соответствующей подготовке кремлёвского гарнизона… Организация правых через своих сторонников должна попытаться возглавить военно-повстанческое движение, которое неизбежно развернётся по всему Советскому Союзу в результате краха политики ЦК ВКП(б) в деле коллективизации. Именно к моменту этих восстаний (в армии и в деревне) необходимо подготовить и осуществить вооружённый переворот в Кремле, арестовать руководителей ВКП(б) и советского правительства, и захватить власть в свои руки при помощи охраны Кремля и школы ВЦИК (школы кремлёвских курсантов)… Хотя курсанты школы ВЦИК и набирались, главным образом, из рабочих партийцев и комсомольцев, среди части её, связанной с деревней, наблюдались недовольства проводимой ВЦИК (б) в 1930-31 гг. политикой коллективизации и ликвидации кулачества как класса»[7].

Так планировали действовать правые и троцкисты. Свою социальную базу в Красной Армии они видели, в основном, в широких массах вчерашних крестьян, призванных на военную службу и имевших более-менее тесные связи с деревней. По расчётам  контрреволюционеров  эта часть РККА должна быть неустойчивой и крайне недовольной политикой партии большевиков по коллективизации сельского хозяйства. Особая ставка делалась на военных – членов семей и родственников кулаков, которые, по мысли Рыкова, Томского, Енукидзе и других, должны были стать ядром «преторианской гвардии», с помощью которой будет свергнуто советское правительство и уничтожен социализм.

Вернёмся к показаниям Фельдмана. После того, как в январе 1932 г. Тухачевский сообщил ему о существовании право-троцкистской организации в РККА, Фельдман логично поинтересовался практическими задачами и установками этой организации. Основной задачей, говорил Тухачевский,

«…является создание в армии крепкой организации, которая должна в нужный момент служить вооружённой силой для свержения существующей власти и прихода на смену этой власти Троцкого. Он говорил мне, что практическая работа должна заключаться в подборе надёжных командиров, соответствующей их расстановке в центральном аппарате Наркомата обороны и на периферии, в военных округах, что берётся ставка на снижение темпов разворота вооружения в армии, главным образом, артиллерийского. По словам Тухачевского, это необходимо для того, чтобы в случае войны вызвать заминку на фронте, чем будут созданы благоприятные условия для вооружённого переворота внутри страны. Тухачевский также говорил, что налаживается сугубо конспиративная связь с представителями гражданской троцкистской организации, в первую очередь, по линии военной промышленности, и что налаживается непосредственная связь с Троцким, по директивам которого он, Тухачевский, будет действовать…»[8].

Позже, в конце 1933 г. Тухачевский уточнил Фельдману, что поддерживает связь с гражданской организацией через Пятакова, который по своей должности способствует вредительству как в военной промышленности в целом, так и с конкретными военными заказами. В своих показаниях на судебном процессе 11 июня 1937 г. Фельдман ещё раз повторяет:

«Связь с Пятаковым помогала осуществлять вредительство в области артиллерийского вооружения с точки зрения занижения наших заказов»[9].

Здесь нам придётся вновь сделать остановку и уточнить, почему Фельдман делает акцент на вредительстве в артиллерии, и как согласуются его утверждения о заниженных заказах промышленности с планами Тухачевского по надрыву экономики СССР непомерными военными заказами. Нет ли здесь противоречия?

Вернёмся к «Заключению Штаба РККА по докладу командующего войсками ЛВО М.Н. Тухачевского об основных направлениях реконструкции РККА». Там в разделе 6 приводится сравнительная таблица, в которой указаны планы выпуска вооружений по варианту Штаба и по плану Тухачевского. Материальное обеспечение РККА по штабному варианту № 10-1930 в части артиллерийского вооружения предусматривало

– на мобилизационное развёртывание армии – 2031 орудие малых калибров (20 – 37 мм) и 1302 тяжёлых полевых орудия (76 – 203 мм);

– на покрытие боевых потерь за 4 месяца войны – 520 и 183 соответственно;

– на покрытие боевых потерь за год войны – 1560 малокалиберных и 550 крупнокалиберных орудий.

Что по аналогичным показателям предлагал Тухачевский? По его «Варианту «В» на 245 стрелковых дивизий» было необходимо:

– на мобилизационное развёртывание – 80 817 малокалиберных орудий и 7271 тяжёлое орудие;

– на покрытие боевых потерь за 4 месяца войны – 61 010 и 1555 соответственно;

– на покрытие боевых потерь за год войны – 122 324 малокалиберных и 3100 крупнокалиберных орудий.

Таким образом, чтобы осуществить проект Тухачевского, нужно было в 1931 – 1932 гг. увеличить промышленный заказ по лёгким орудиям на 3333%, а по тяжёлым – на 558%. Это означало, что орудий средних калибров в этот период должно выпускаться  1500 штук в месяц, а тяжёлых – 525 штук.

Судя по плану Тухачевского, РККА должна была испытывать острый дефицит дивизионных и противотанковых пушек калибра 45 – 100 мм, но при этом в избытке иметь малокалиберные орудия. Видим 11-ти кратный перекос, 80 817 / 7271, при том, что нормальное количественное отношение лёгких полевых орудий к аналогичным орудиям среднего калибра (к дивизионным пушкам) – примерно 1,5 к 1, а отношение лёгких пушек к тяжёлым орудиям – 5 к 1.

Главное же состоит в том, что лёгкие орудия малоэффективны в борьбе с пехотой, а особенно со средними танками противника (не говоря о тяжёлых). Чем же Тухачевский собирался воевать с современными армиями империалистических государств? Если уже к 1930 году было известно, что полевая артиллерия должна уметь поражать пехотные укрепления и хорошо бронированные танки. Это означало, что калибр и мощность выстрела полевых и противотанковых орудий должны были расти. Делать в такой ситуации ставку на мелкокалиберные пушки – означало сделать свои войска безрукими в бою.

С таким положением, когда свои войска остаются на фронте с лёгкими орудиями, а противник имеет против них мощные полевые пушки, гаубицы и танки, которые невозможно поразить из малокалиберных орудий, вполне согласуются и предполагаемые цифры потерь лёгких орудий, которые приводит Тухачевский. За год войны убыль по таким орудиям, по Тухачевскому, может составить более 122 тысяч штук. Такие потери возможны тогда, когда лёгкая артиллерия массово давится и разбивается противником, а уцелевшая (и малополезная) – бросается отступающими по всему фронту своими войсками. На такой исход, видимо, и рассчитывал Тухачевский.

Поэтому вредительство с занижением военного заказа проводилось право-троцкистами в форме занижения заказа на дивизионные пушки («рабочие лошади» войны – самые нужные полевые орудия) калибров 76 – 100 мм и на мощные тяжёлые орудия калибров 100 – 203 мм. А вредительство с экономическим подрывом промышленности, наоборот, проводилось в форме чудовищного завышения заказа на лёгкие малоэффективные в условиях грядущей войны орудия мелких калибров. Обе эти формы вредительства в артиллерии в совокупности могли привести к существенному боевому ослаблению РККА.

Теперь – для уточнения дела – нужно разобрать ещё одно заявление Фельдмана на суде в июне 1937 г. Он повторяется, но всё же дополнительно сообщает кое-что интересное по «артиллерийской» теме:

«…По вопросу относительно вооружения. Михаил Николаевич проводил работу по вооружению на занижение наших заказов, это – раз. Он был связан по этому вопросу с Пятаковым, а второе – это с дивизионной пушкой, где было допущено вредительство»[10].

Мы видели выше, что дивизионные пушки особенно не давали покоя Тухачевскому. Негодяй понимал, что хорошая отечественная «дивизионка» делает РККА объективно сильнее и устойчивее в боях против танко-механизированных соединений потенциальных противников, особенно Германии и Японии. Такое положение было очень невыгодно для контрреволюционеров. Но как именно проводилось вредительство с дивизионной пушкой? Какие конкретные приёмчики использовали правые и троцкисты в своей борьбе за подрыв обороноспособности СССР? Дадим слово артиллерийскому конструктору В. Грабину.

В 1934 г. КБ, которым руководил Грабин, закончило разработку полууниверсальной пушки Ф-20. Осенью того же года пушка была выставлена на полигонные испытания. На испытания приехал начальник вооружения РККА Тухачевский, его заместитель Ефимов и работники ГАУ. Тухачевский осмотрел орудие, указал на то, поворотный механизм работает с большим усилием. Других замечаний не было. Но не было и одобрения, хотя ему доложили, что пушка превосходит тактико-технические требования ГАУ, в частности имеет массу на 200 кг меньше заданной. Это очень важный показатель для полевого орудия, так как от него зависит маневренность пушки в бою.

На полигоне в присутствии комиссии пушка сделала 12 выстрелов подряд – без всяких видимых нарушений. Конструкторы и технологи ждали от Тухачевского какой-либо предварительной оценки, критики, замечаний, но он лишь несколько раз осматривал орудие после выстрелов, открывал затвор, но так ничего по сути дела и не сказал.

Всё это было странно и непривычно для полигонных испытаний, так как прежние комиссии из оборонного отдела ЦК и Наркомата тяжёлой промышленности, принимавшие такие испытания, задавали тьму вопросов, лезли к орудию с измерительными приборами, сверяли бумажные данные, просили конструкторов разобрать тот или иной узел, повернуть пушку так и эдак, стрелять разными зарядами и т. п. А Тухачевский и Ефимов как будто приехали исполнить нудный и ненужный ритуал. Никаких пометок в документах они не делали.

На следующий день орудие испытывали буксировкой за автомобилем по дорогам различного профиля. Перед испытанием механики отрегулировали поворотные механизмы, которые не понравились Тухачевскому.

Провели пробег орудия. После установленного километража доставили его в цех для осмотра. Тухачевский осмотрел пушку, попробовал поворотные механизмы. Затем всех пригласил на собрание. На нём, вместо общей оценки орудия по наиболее важным показателям – стрельбе, точности, откате, устойчивости, маневренности, мощности выстрела, – Тухачевский завёл длинную речь исключительно о «плохом» поворотном механизме. Но это был несущественный, мелкий дефект, который требовал небольшой производственной доработки.

«Я сказал, – вспоминает Грабин, – что конструкция и технология изготовления гусеничного механизма дорабатываются, есть уверенность, что и этот механизм будет работать не хуже других. Тухачевский усомнился…»[11].

После отладочных испытаний на завод снова приехал Тухачевский. Он осмотрел пушку ещё раз, попробовал поворотный механизм, который работал легко.

«Чем вы смазали его?

Ему доложили, что это механизм новый, изготовленный с полным технологическим оснащением. Чтобы убедить его, потребовалось не только рассказать, но и показать всю…оснастку»[12].

После этого Тухачевский заявил Грабину, что никто не ожидал, что КБ и завод справятся с «этим механизмом», как будто речь шла не о простом узле, а проектировании новой пушки. Затем Тухачевский потребовал, чтобы из орудия произвели беглый огонь. Дали серию из 5 выстрелов. Пушка хорошо справилась с этим испытанием, замечаний не было ни у кого. Но начальник вооружений приказал дать ещё одну серию. Дали. Тухачевский снова осмотрел орудие и опробовал все механизмы. Замечаний не было, комиссия молчала, хотя стало окончательно ясно, что пушка перекрывает все технические требования ГАУ.

Грабину такая молчанка надоела, и он обратился напрямую к Тухачевскому:

«– Скажите, пожалуйста, может ли наша пушка удовлетворить современным требованиям Красной Армии?

Я ожидал прямого ответа, но услышал другое:

Вам надо ещё поработать над ней и постараться уменьшить вес.

Пушка на 200 килограммов легче, чем задано в тактико-технических требованиях ГАУ.

Это хорошо, но нужно ещё снизить вес.

— Хотелось бы знать предел, к которому мы должны стремиться.

Чем меньше, тем лучше, ответил начальник вооружения».

«Чем меньше, тем лучше» технически означало, что из дивизионной полууниверсальной пушки – путём полного отказа от неё – неизбежно должно было получиться новое лёгкое и малокалиберное орудие. Иначе Тухачевского понять было нельзя.

Кроме того, в разговоре с директором завода Елисеевым Тухачевский так и не сказал, какое именно дивизионное орудие нужно армии. Он открыто не отвергал Ф-20, но и не одобрял её, причём, без всяких объяснений своей позиции. При этом начальник вооружений как бы подталкивал КБ и завод на путь универсализации пушки Ф-22, которая должна быть и полевой, и зенитной одновременно. Вот что говорит об этой стороне вредительства Грабин:

«…Тяжело работать, …когда понимаешь, что занимаешься бесполезным делом. Отношение Тухачевского к Ф-20 ещё больше укрепляет моё убеждение в правильности нашего предложения создать специальную дивизионную пушку Ф-22. Очень жаль, что конъюнктура вынуждает нас приспосабливать эту пушку для стрельбы и по зенитным целям. Уродуем мы её…»[13].

Елисеев замечает Грабину, что нужно скорее предъявлять пушку на войсковые испытания, поскольку «…вашу идею и пушку могут «зарубить» и тогда, когда вы выступите с опытным образцом». Грабин соглашается, но предлагает не давать на испытания одно орудие и документы, а выполнить 2-3 пушки в металле, довести до ума, а затем обратиться не к Тухачевскому, как положено по команде, а в Наркомат тяжёлой промышленности, к большевику Орджоникидзе, поскольку тот идею специальной дивизионной пушки давно оценил и поддерживал в ЦК – вопреки позициям универсалистов и Тухачевского.

В июне 1935 г. на подмосковном полигоне ГАУ собирало для демонстрационного показа и испытаний всю новую артиллерийскую технику. Завод и КБ Грабина подготовили и привезли 3 орудия, полууниверсальную Ф-20, дивизионную Ф-22 со складывающимися станинами и специальную дивизионную Ф-22 с цельными станинами («жёлтенькую», окрашенную в жёлтый цвет), которая и станет прообразом выдающихся полевых орудий ЗИС-2 и ЗИС-3.

10 мая оба орудия КБ, кроме «жёлтенькой», были выставлены на боевые площадки, – оказалось, так распорядился комдив Дроздов, начальник 2 отдела ГАУ. На вопрос Грабина, почему нельзя выставлять Ф-22 с цельными станинами, Дроздов в троцкистском стиле ответил:

« И так стоят две ваши пушки, вполне достаточно. Нет нужды ставить ещё и третью»[14].

Грабин вспоминал:

«Мои объяснения и просьбы успеха не имели. На следующий день на полигон прибыл начальник ГАУ, он же заместитель начальника вооружения, комкор Ефимов[15]. Я обратился к нему с просьбой поставить «жёлтенькую» на позицию. Он отказал. 13 июня приехал Тухачевский. Он тоже отказал. …Кого же ещё просить? Остаётся только обратиться к Ворошилову, но его здесь нет. А мне было известно, что смотр намечен на 14 июня. После отказа Тухачевского я испытывал состояние, близкое к отчаянию. В самом деле, можно ли было спокойно отнестись к тому, что созданное нашим коллективом с таким трудом, с таким напряжением перечёркивалось одним махом даже без объяснения причин. Видя всю безвыходность нашего положения, я заявил Тухачевскому, что при докладе руководителям партии и правительства скажу, что нашу третью пушку закрыли в сарае, и все мои просьбы, вплоть до обращённых лично к начальнику вооружения, не привели к положительному результату.

Так и скажете? – спросил Тухачевский.

Да, так и скажу.

Хорошо, мы поставим вашу третью пушку, но стрелять из неё не будем.

Согласен.

Я не мог настаивать на стрельбе, потому что прочность ствола мы не успели проверить»[16].

Так троцкисты «затирали» перспективные образцы артиллерийского вооружения.

Но «затиранием» «жёлтенькой» дело тогда не кончилось. Вечером, накануне показа-испытания, Тухачевский пригласил Грабина и ещё одного передового инженера-конструктора, Магдасеева, в свою машину, чтобы подвезти их до Москвы. По дороге он начал выпытывать у Грабина, как тот относится к динамореактивной артиллерии, к безоткатным орудиям, с целью выяснить позицию конструктора по вопросу перевода всей артиллерии Красной Армии на динамореактивный принцип.

Грабин ответил в том смысле, что эти орудия имеют одно-два преимущества и множество серьёзных недостатков. Эти недостатки существенны, и поэтому перевод всей артиллерии на такой принцип совершенно исключается: динамореактивный принцип не годится для танковых, казематных, автоматических и зенитных пушек, так как реактивная струя убьёт или искалечит весь танковый экипаж и орудийный расчёт, сожжёт танк и т.п. По этой же причине безоткатное орудие не годится, как дивизионная основная пушка: такая пушка не сможет сопровождать пехоту огнём и колёсами. Безоткатные орудия могут применяться лишь как пушки узко специального назначения.

Такая позиция Грабина шла вразрез со взглядами Тухачевского. Союзник из Грабина не получался:

«…Спустя некоторое время он спросил:

А не ошибаетесь ли вы?

Я много раз обдумывал этот вопрос и всегда приходил к одному и тому же выводу.

Вы только поймите, какие громадные преимущества даёт динамореактивный принцип! – с горячностью заговорил Тухачевский. – Артиллерия приобретёт большую маневренность на маршах и на поле боя, и к тому же такие орудия значительно экономичнее в изготовлении. Это надо понять и по достоинству оценить!

Грабин отвечает:

Согласен, что меньший вес пушки увеличивает её подвижность, я к этому тоже стремлюсь и полагаю, что применение дульных тормозов может очень помочь конструктору. Что же касается экономичности, то заряд динамореактивного орудия приблизительно в 3-4 раза больше, это, во-первых. Во-вторых, кучность боя у безоткатной пушки значительно ниже, чем у классической пушки. Поэтому для решения одной и то же задачи безоткатной пушке потребуется гораздо больше времени и снарядов, чем классической. Так что безоткатная пушка не в ладах с экономикой. Не говорю уже о том, что скорострельность безоткатной пушки значительно ниже. И точность наведения на цель меньше. …Я не мог согласиться с доводами Тухачевского, они были слабо аргументированы»[17].

После долгих дебатов Тухачевский заявил Грабину, чтобы тот «одумался», изменил свои взгляды на динамореактивный принцип и взялся за создание безоткатных орудий.

«…Мои доводы, – замечает Грабин, – вызвали у Тухачевского неудовольствие». Ведь Грабин доказывал, что в артиллерии главным всегда считалось быстрое и эффективное разрушение цели противника – в этом суть артиллерийского воздействия, определяющая принцип и конструкцию орудия. А изящная труба на ножках, легко доставленная на огневую позицию, но неспособная в короткий срок решить боевую задачу, никому не нужна. Это будет театральный реквизит, а не боевая машина.

Видимо, такой реквизит – вместо артиллерии – и нужен был военно-фашистским заговорщикам в РККА.

Завербовать конструктора не удалось. В своей книге Грабин слегка касается и той атмосферы вредительства по вопросу о традиционных и безоткатных орудиях, которая сложилась к 1935 г. в Управлении вооружений и ГАУ РККА. Он пишет:

«Как я понял, ему (Тухачевскому) до сих пор не только никто не возражал относительно его идеи перевода всей артиллерии на динамореактивный принцип, но даже поддакивали…»[18].

Грабин мещански и идеалистически винит (или вынужден был винить из-за ревизионистской хрущевско-брежневской цензуры) в таком положении лишь «…пережитки прошлого в людях: не все решаются говорить начальству правду, тем более, если знают, что эта правда будет начальству неприятна»[19], оставляя в стороне различия в классовых позициях и острейшую классовую борьбу, которая шла в стране по всей линии, затрагивая в том числе и армию, и которая разделила на артиллерийском участке внутреннего фронта троцкиста, фашистского агента и вредителя Тухачевского и молодого инженера – советского государственника Грабина. Боязнь говорить правду начальству и попугайское поддакивание ему говорило о том, что в Артиллерийском управлении РККА большевистская линия работы не проводилась, там заправляли враги, которые и вели за собой остальное «болото». Не только страх говорить правду начальству, т. е. мелкобуржуазный страх за карьеру и тёплое место, двигал многими из тех, кто поддакивал и активно проводил идеи Тухачевского в жизнь. Ими двигала ненависть к рабочему классу, к социализму и партии большевиков, ненависть и огромное желание реставрировать в стране эксплуатацию и капитализм, чтобы можно было вновь удобно сесть на шею пролетариату и трудовому крестьянству СССР.

Вернёмся к материалам июньского судебного процесса.

Фельдману был задан вопрос о том, в каких управлениях военного ведомства тот должен был проводить активную антисоветскую работу? Фельдман указал на то, что при подборе людей на командные должности Тухачевский настаивал на выдвижении бывших троцкистов, а также на том, чтобы завербовать небольшую, но надёжную группу людей в центральном аппарате НКО. Особенно полезным, по мнению Тухачевского, было бы вхождение в эту группу работников из Инженерного, Химического управлений, из управления мото-механизированных войск, а также из Генерального штаба. Как видим, фашисты стремились овладеть наиболее мощными и важными участками управления Красной Армии, в первую очередь, её «мозгом» – Штабом РККА.

Но, кроме мозга, заговору были нужны и надёжные «мускулы» – верные части войск, сосредоточенные в военных округах. Для этого к участию в работе верхушки военной право-троцкистской организации были привлечены: командующий Киевским ВО Якир, командующий Московским ВО Корк, командующий Уральским ВО Гарькавый, начальник Управления боевой подготовки РККА Угрюмов со своим заместителем Чайковским, а также начальник Киевской пехотной школы Белый. По прогнозам Тухачевского, «в нужный момент в наших руках может быть до 100 000 верных нам войск».

Серьёзным подспорьем в будущем фашистском перевороте Тухачевский считал систему Осоавиахима. Его руководитель, Эйдеман, был активным участником военной группы право-троцкистов, проводил в системе Осоавиахима политику, о которой кратко говорилось выше.

Вредительство в Красной Армии разворачивалось не только в основных управлениях, но и в тыловых. Так, Тухачевский и Якир добиваются назначения начальником Строительно-квартирного управления РККА бывшего активного троцкиста Левинзона, который до этого никакого отношения к строительству не имел вообще.

Для чего это было сделано? Вот что показывает Фельдман:

«…Результаты строительства под руководством Левинзона таковы, что дело жилищного строительства, в особенности, в связи с развёртыванием новых частей, доведено до такого состояния, что это способствовало порождению недовольства начсостава, и этим самым создавалось ещё больше благоприятных условий для вербовки новых людей в военную троцкистскую организацию»[20].

По словам Фельдмана, Тухачевский много времени уделял срыву и ослаблению боевой подготовки войск. За это «направление работы» в Московском ВО отвечал Корк, который лично следил за тем, чтобы темпы боевой подготовки округа были самыми отсталыми по сравнению с другими округами.

Борьба с большевистским руководством в Красной Армии шла на всех уровнях и во всех направлениях. Так, например, когда в конце 1932 – начале 1933 г. руководство страны и армии начало разбираться с огромной аварийностью в частях морской авиации Балтийского моря и в Белорусском ВО[21], Тухачевский, Уборевич и Аронштам усиленно защищали и выгораживали начальника ВВС БВО Кушакова, который оказался одним из членов высшего звена военно-троцкистской организации. По итогам разбирательства Кушакова отстранили и понизили в должности за сознательное нарушение основных требований приказов РВС СССР и личную недисциплинированность. Его предупредили, что он на волосок от исключения из партии. Но дружки-троцкисты, как говорится, «отмазали» своего подельника, и позже Кушаков получил незаметную, но практически ключевую должность в одном из центральных управлений ВВС в Москве, позволявшую много ездить по воинским частям и аэродромам (а значит наводить новые связи и организовывать вредительство во всех военных округах страны).

Под руководством Тухачевского и Уборевича группа военных заговорщиков начала «ветвиться» сверху вниз. Так, постепенно расставляя своих людей на командные должности в войсках и штабах, контрреволюционная организация вплотную подошла к основному оперативному звену – к дивизии. Несколько завербованных командиров дивизий из разных округов регулярно докладывали по своей линии наверх, что ведут активную вербовку недовольных в своих частях.

В начале 1936 г. острие вредительской деятельности снова перемещается в Артиллерийское управление РККА. «Старый знакомый» Грабина, Ефимов, на одной из встреч с Фельдманом рассказывал, что «…очень остро стоит вопрос с боекомплектностью на складах и разработкой систем дивизионной и корпусной артиллерии и приборов управления огнём, что они у нас по количеству не обеспечивают развёртывания должным образом артиллерийской программы. Это острое положение образовалось как результат вредительской работы Ефимова, которую он проводил по директиве Тухачевского»[22].

Вообще, на 1936 год организация военных право-троцкистов имела обширные вредительские планы в артиллерии, которые не ограничивались некомплектом приборов и узлов, о которых показывает Фельдман. Работа по срыву артиллерийского и инженерного вооружения РККА, которой руководил непосредственно Тухачевский, по его выражению, «шла, как намечено», то есть, по пути одновременного занижения заказов промышленности наиболее необходимых артсистем (количественное вредительство) и по пути срыва обеспечения армии новыми современными образцами артиллерийского вооружения, в частности, грабинскими Ф-22 и МЛ-20 Петрова (вредительство качественное).

С помощью Пятакова Тухачевский и Ефимов ловко вредили Красной армии путём всевозможных затяжек изготовления новых артиллерийских систем. Как и в случае с пушкой Ф-22, артиллерийское руководство долго не говорило ни да, ни нет постановке на производство перспективных образцов. А когда всё же новое орудие ставилось на выпуск – по решению ЦК или Наркомтяжа (С. Орджоникидзе), к делу тут же подключались люди Пяткова в промышленности, которые придумывали самые разнообразные планы волокиты и неразберихи на производстве, а иногда шли и на прямые диверсии с целью длительной остановки того или иного завода.

По свидетельству Фельдмана, Тухачевский усиленно протаскивал в ЦК и Генштабе свою идею

о новой структуре стрелковой дивизии, в которой по его плану должно быть 7–8 тысяч человек вместо 15–16 тысяч. Сильный удар по обороне СССР наносился из-за того, что такая реорганизация приводила к огромной организационной ломке в армии, которая продлилась бы минимум 1,5–2 года и имела бы отголоски в дальнейшем, в будущей войне, когда против германских или японских дивизий полного состава (14500–17000 человек с полным штатом оружия) выступали бы ослабленные советские дивизии с соответствующим штату, т.е. урезанным, мелкокалиберным (или динамореактивным), вооружением с малой мощностью залпа и низкой эффективностью огня.

По вопросам снижения темпов боевой подготовки работала целая разветвлённая система вредительства, организованная контрреволюционерами. «Наши соучастники, – говорит Фельдман, – которые сидели в округах, дивизиях, частях всячески тормозили боевую подготовку, а в центре большую работу проделал инспектор пехоты Василенко, который работал под руководством нашего руководителя Тухачевского и провёл в армию систему очковтирательства»[23].

В частности, Василенко принимал самые активные меры по снижению качества советской винтовки и карабина – основного стрелкового вооружения пехоты. По его настоянию технический отдел Управления боевой подготовки РККА разработал вредительские ТТТ (тактико-технические требования) к модернизации винтовки. По этим требованиям получалось, что ствол становился короче, а боевая пружина – слабее. Это привело бы к уменьшению прицельной дальности стрельбы и к росту осечек при выстреле. Что эти факторы означают в бою – нетрудно догадаться. Сталин по этому поводу выразился так: «…Наша боевая винтовка имеет тенденцию превратиться в спортивную»[24].

Расстановка военно-троцкистской организацией своих людей проводилась по директивам Троцкого. Если до 1934 г. Тухачевский был на связи с ним через нескольких лиц, которых он Фельдману не называл, то в 1934 г., в связи с назначением Путны военным атташе в Лондон, была установлена прямая связь Тухачевского с Троцким. Так, в 1935 г., в один из приездов в Москву, Путна привёз Тухачевскому директиву Троцкого о том, что военная часть заговора должна тщательно законспирировать свою связь с гражданской частью троцкистов, собирать силы, внедрять людей на все мало-мальски значимые посты в армии и переходить к состоянию полной готовности к активным действиям, так как развязка, т. е. агрессия против СССР, приближается.

Так фашистские прихвостни и поступали. В частности, вредительство было широко развёрнуто в системе учебных заведений РККА. Главным лицом, отвечающим за это «направление», был Примаков, которого в 1934 г. усилиями Тухачевского и группы в центральном аппарате НКО переводят в Москву и назначают заместителем инспектора по военным ВУЗам. Тухачевский ставит Примакову конкретную задачу: снизить темпы и качество преподавания в военных академиях, запутать и исказить программы по тактике и оперативному искусству, вести упор в военной истории на буржуазных специалистов и ошибочно-идеалистические военные теории, стараться под благовидным предлогом «уделения большего внимания профессиональной подготовке командиров» сократить преподавание марксизма-ленинизма в академиях или же убедить преподавателей этого предмета формализовать курс, путать и «высушивать» его, излагать ошибочно и слишком учёным языком и т. п. – и тем добиться общего непонимания марксистской философии, учения о революции и политэкономии.

По свидетельству Фельдмана, Примаков «…успешно проводил работу… При встречах Примаков информировал, как у него идёт работа по академиям, что в связи с пересмотром программы и установками, которые он даёт, происходит большое недовольство его работой в Академии»[25].

Тухачевский хорошо понимал важность и силу большевистской политической работы в армии. Поэтому он постоянно теребил всех членов верхушки военно-фашистской организации на предмет нивелирования этой работы и вредительства в политотделах. Так, он неоднократно указывал Фельдману и Примакову на острую необходимость втягивания в заговор политработников высокого ранга. Стараниями Фельдмана были завербованы дивизионные и корпусные комиссары Винокуров, Ларионов и Кузьмин. Но Тухачевский выразил неудовольствие этим фактом, сказав, «…что вербовать надо покрупнее и спросил насчёт Осепяна. Я сказал, что Осепяна, по моему мнению, нельзя вербовать. На это он ответил, что сам займётся этим вопросом»[26].

Тухачевский неослабно следит за положением дел в ВВС. «Работа» в этом направлении заключалась «в вовлечении оттуда крупных людей» в заговор. Тухачевский лично даёт установки своим главным агентам в ВВС, Лаврову и Базенкову, на замазывание аварийности, на затягивание расследования причин аварий и катастроф, на фальсификацию результатов объективного контроля. В части авиационного вооружения Тухачевский – и снова через своего дружка Ефимова из Артиллерийского управления – «…проводил вредительство по занижению обеспеченности авиации стрелковым оружием, пулемётами и автоматическими пушками». В этом смысле можно видеть своеобразную диалектику врага: Тухачевский стремится завалить сухопутные войска малокалиберными пушками и подменить ими орудия средних и больших калибров, и в то же время он вместе с Ефимовым всячески тормозит внедрение авиационных автоматических пушек (20-37 мм), которые, как ясно показали войны в Испании, Китае, Хасан и Халхин-Гол, жизненно необходимы современной боевой авиации.

Не обошли фашисты в РККА своим вниманием и военный флот. Через Куркова, Лудри и Панцержанского Тухачевский проводил установки на ослабление взаимодействия надводного и подводного флотов и на ослабление боевой готовности Балтийского флота в целом. Советские лодки должны были, «по просьбе» Главного штаба кригсмарине, лишиться целеуказания и снабжения с надводных кораблей, а система боевого взаимодействия эскадр и отрядов должна была сделаться запутанной и противоречивой.

Что касается «персонально» Балтийского флота, то поскольку это бассейн в оперативных планах гитлеровцев значился как северное крыло всего восточного фронта, как «внутреннее озеро рейха», на котором не должно быть ни малейших помех германским коммуникациям, постольку ясно, почему троцкистам была поставлена задача ещё до войны ослабить Балтийский флот, особенно в части подводных сил и скоростных эсминцев, а также в плане берегового снабжения и навигационного обеспечения (в 1935 – 1938 гг. часто горели береговые склады флота, постоянно выводились из строя маяки, знаки, указатели створов и т. д.).

Согласно новой директиве Троцкого, полученной через Путну в 1935 г., военно-троцкистская организация, по выражению Тухачевского, «переходит к непосредственной подготовке поражения Красной Армии», в которой все средства для свержения советской власти «хороши и допустимы»[27]. При детализации общих положений директивы Тухачевский указывает Примакову на необходимость тщательной подготовки военного вооружённого восстания в Ленинграде. В ходе этого восстания, как полагает Тухачевский, против войск могут подняться ленинградские рабочие и колхозники. Поэтому контрреволюционерам не нужно останавливаться перед «…потоплением в крови многих тысяч рабочих и крестьян и колхозников»[28].

Не игнорировали военно-фашистсткие заговорщики и индивидцальный террор против руководителей партии и Советского правительства. Для убийства Ворошилова Тухачевский поручает тому же Примакову ехать в Киев на большие осенние манёвры 1935 г. Там к проведению теракта готовится Шмидт, но совершить убийство не получается. Поскольку Ворошилов часто ездит в Ленинград, Примаков пытается перетянуть в штаб ЛВО своих агентов Шмидта и Кушакова (того самого, бывшего начальника ВВС Белорусского ВО), однако Ворошилов контрольные листы на перевод этих командиров не подписал.

Отношения группы военных право-троцкистов с гитлеровской разведкой и генеральным штабом (ОКХ) шли разными путями. В частности, связующим звеном между ОКХ и группой Тухачевского были военные атташе Германии в СССР, Гартман и Кёстринг. На одном из приёмов в посольстве Гартман усиленно интересовался у Фельдмана и Уборевича вопросами переаттестации командного состава РККА. Фельдман доложил об «этом нездоровом интересе» Тухачевскому. Тухачевский успокоил своего подельника: «…Гартман интересуется данными о системе подготовки запаса и о приписке его к дивизиям, и ты это можешь ему сообщить, так как это пустяки по сравнению с теми данными, которые мы сообщаем»[29]. Далее Тухачевский говорит, что Фельдману не нужно стесняться, что он может сообщать Гартману все интересующие его данные, и что секретарю германского посольства Бокельбергу уже сообщались данные большой военной важности, а среди них – Оперативный план развёртывания Красной Армии[30].

Для справки: передача Оперативного плана развертывания означала, что фашистам стали известны все данные о дислокации частей Красной Армии, их количественном и качественном составе, резервах, маршрутах движения и местах сосредоточения, планах и ближайших боевых задачах. По сути дела, на столе у гитлеровцев оказался самый важный оперативно-стратегический документ СССР, в котором детально изложены все действия РККА в предвоенный период и в начальный период войны. Когда это преступление стало известно руководству СССР, вся оперативная и организационно-мобилизационная работа Генерального штаба, сделанная в 1926 – 1934 гг., потребовала корректировки. Это, в свою очередь, означало, что менять в той или иной степени пришлось все пункты плана ведения войны. Это означало, что многим частям и соединениям Красной Армии следовало срочно изменить текущие и перспективные задачи, переместить ряд частей на другое место дислокации, изменить планы боевой подготовки, маршруты выдвижения, тактические приёмы и т. д. и т. п. Можно себе представить, скольких сил потребовала эта дополнительная работа.

Казалось бы, передача врагу Оперативного плана – высшая точка в классовой борьбе Тухачевского с диктатурой пролетариата в СССР, вершина его измены. Пора, стало быть, выслушать его самого, увидеть, так сказать, общий замысел поражения Красной Армии в войне.

Однако, прежде чем дать слово самому Тухачевскому, для более-менее полной оценки «вклада выдающегося полководца в военную теорию и строительство РККА» будет полезно заслушать не только Фельдмана, но и других ведущих членов военно-фашистского заговора в РККА. Безусловно, Фельдман, как начальник Управления кадров начсостава армии (ключевая должность для заговорщиков!), держал в руках все кадровые нити вредительства и диверсий в Красной Армии. Но всё же общей картины пораженческой работы на местах он дать не мог, поскольку многие оперативные вопросы решались не только в управлениях центрального аппарата НКО, но и в обособленных технических управлениях, в округах и на флотах. Без краткой военно-политической оценки этих ветвей заговора общее положение будет не до конца ясным.

ЯкирВ этой связи послушаем И. Э. Якира.

Как и многие другие троцкисты и правые, проходившие на процессах 1936-1938 гг., Якир оправдывает своё предательство колебаниями, связанными с коллективизацией:

«…В 1931-1932 гг. результаты колхозного строительства тяжело на меня повлияли. Большое количество материалов, писем, ходоков, которые являлись из села в казармы, оказали на меня своё влияние, и здесь начались мои серьёзные политические колебания»[31]. Как видим, социалистическая революция в деревне – труднейшее, фундаментальное дело рабочего класса и большевистской партии – оказалось «лакмусовой» бумажкой для многих коммунистов, проверкой их на большевистскую твёрдость. Коллективизация – последний решительный удар по классу буржуазии показала, кто на самом деле борец за социализм и коммунизм, а кто политический обыватель или скрытый враг.

В 1934 г. Тухачевский впервые определённо заявляет своему давнему приятелю Якиру о том, что, учитывая значительную слабость Красной Армии и военной промышленности, а также факт объединения фашистских государств, Германии, Японии и Польши, в антисоветский блок, «…нам надо разрушать существующий порядок»[32]. Чуть позже Тухачевский посвящает Якира в свою связь с Троцким и германским генеральным штабом. Поскольку Троцкий ставил задачу резкого усиления работы контрреволюционных и антисоветских элементов в армии, постольку Тухачевский взял на себя задачу организовать и объединить эти элементы.

Якира знакомят с основными положениями директивы Троцкого, согласованной и утверждённой РСХА и оперативным отделом немецкого генштаба. Эти положения заключались в следующем:

Первое. Необходим правительственный переворот, который должны подготовить и провести «москвичи» – та часть право-троцкистской организации, членам которой удалось войти в связь с рядом чекистов и с непосредственной военной охраной Кремля. Острием ударной силы в перевороте должен стать личный состав Кремлёвской военной школы под руководством её начальника Егорова (об этой части директивы и говорил на допросе Енукидзе).

Тухачевский «творчески развивает» этот первый пункт директивы Троцкого. Он сообщает Якиру, что аналогичную подготовку нужно провести и на местах – для того, чтобы можно было одновременно с «операцией в Москве» произвести захват ряда важнейших пунктов и объектов на периферии.

Второй пункт директивы – это троцкистский «План «Б», который вводится в действие, если вариант с арестом и убийством основных членов советского правительства не проходит. По сути второго пункта Тухачевский разработал определённую стратегическую теорию. Он заявлял подельникам, что есть объективный фактор, «негласно и постоянно» способствующий всей антисоветской подрывной работе. Этот фактор – слабость первого стратегического эшелона Красной Армии, расположенного в западной части СССР. Речь шла о войсках четырёх основных военных округов – Одесского, Киевского, Белорусского и Ленинградского, в особенности – о Киевском и Белорусском ВО.

Слабость на западном стратегическом направлении, по мнению Тухачевского, создавала для СССР огромные трудности в случае военного столкновения с польско-германским блоком. Дело войны осложнялось и тем обстоятельством, что германские вооружённые силы, которые стремительно набирали силу с приходом к власти фашистов, становились сильнее, чем совокупно польская армия и рейхсвер образца 1932 г., против которых и строилась советская оборона на западе. Это означало, что к 1935 г. сил прикрытия в первом эшелоне становилось заведомо мало, что могло привести к катастрофе.

Именно это обстоятельство докладывалось Троцкому – как благоприятное для свержения власти рабочего класса. С учётом увеличивающегося перевеса сил в пользу фашистской Германии Тухачевский осенью 1934 г. ставит перед верхушкой военно-троцкистской организации задачу – разработать детальный пораженческий план, который облегчил бы вторжение в СССР польско-германских фашистских армий.

На конспиративной встрече весной 1935 г. участники предыдущего «совещания», в том числе Якир, должны были доложить Тухачевскому о своих соображениях и той вредительской работе в войсках, которую удалось провести за полгода. Якиру, как ответственному за украинское направление, было указано Тухачевским на необходимость вывода из строя Летичевского укреплённого района. Этот район находился на путях, наиболее открытых и доступных для действия крупных войсковых масс: город Новоград-Волынский был тем коридором, по которому было очень удобно идти германо-польским дивизиям, поскольку к северу от этого коридора войска наталкивались на большое количество рек и озёр в лесистом районе, а также на болота. К югу были неудобства горного характера, которые несколько затрудняли движение танков и самоходной артиллерии.

От Новоград-Волынского открывался прямой и короткий путь на Львов, далее – на Проскуров, а дорога от Проскурова выводила прямо на Летичев.

Летичев – очень важная, стратегическая точка обороны, которая в случае своего ослабления или разрушения значительно облегчала рывок фашистских дивизий через равнинный коридор между Полесской низменностью и притоками Днестра – на оперативный простор всей юго-западной Украины, далее к центру УССР, к Кривому Рогу (руда), и далее на восток – к Донбассу.

Поэтому Якир тут же пообещал «…привести в не вполне боеспособное состояние Летичевский укрепрайон, имея в виду, что местность наиболее благоприятна и доступна для действий польско-германских войск»[33].

Вредительская работа по Летичевскому району началась сразу же после встречи в Москве. Якир через троцкистов Саблина и Жукова из штаба КОВО, а также с помощью военных инженеров-зиновьевцев[34], организовал задержку нескольких вагонов оборудования для правого фланга укрепрайона. Эти вагоны были распределены по крупным железнодорожным узлам и спрятаны в маневровых тупиках.

На самих оборонительных позициях Летичевского района, преимущественно на том же северном фланге, ряд огневых точек был построен настолько низко и неправильно, что нормальный обстрел из них был невозможен. Эти ДОТы не имели никакой огневой ценности – до тех пор, пока в 1938 г. не были проведены большие земляные работы, приоткрывшие секторы обстрела. Вредительство по ДОТам также было делом рук зиновьевцев, которые проектировали и строили их в 1934 – 1936 гг., но поскольку Якир и Саблин хорошо знали об этом преступлении против обороны страны и ничего не предпринимали, постольку они несут такую же ответственность за эту диверсию, как и ее непосредственные исполнители. Кроме того, Саблин по прямому поручению Тухачевского готовил подробные планы и копии карт укрепрайона для отправки их в Москву по нелегальному каналу.

Для справки. Совершенно «случайно» правый фланг Летичевского укрепрайона несколько раз упоминается в служебных записках майора оперативного отдела ОКХ А. Хойзингера, которые он в 1939 – 1940 гг. писал для своего начальника генерала Гальдера[35]. В своих записках Хойзингер доводит до сведения Гальдера мнение оперативного отдела штаба сухопутных войск по поводу удобства и танкопроходимости этого района. Такие выводы оперативного отдела должны были базироваться на весьма подробной информации о советских укреплениях возле Летичева, их системе огня, «мёртвых» зонах, минировании подступов и т. п. Стало быть, не даром Саблин копировал планы и схемы.

А вот выдержка из «Военного дневника» самого Ф. Гальдера за 6 июля 1941 г.:

«Группа армий «Юг»: В Румынии отмечается неожиданный поворот к оптимизму. 11-я армия продвигается вперед и выдвигает передовые отряды к Днестру в полосе наступления 11-го армейского корпуса. Командование армии намеревается внезапным налетом овладеть мостом у Могилев-Подольского. 30-й армейский корпус должен продолжать свои атаки. Румыны [4-я румынская армия] повернут южнее Днестра на восток. 17-я и 6-я армии продолжают фронтальное преследование отходящего противника. Состояние дорог улучшается. Северное крыло 1-й танковой группы ведет бои в глубине полосы обороны противника. Германские дивизии, наступающие в районе Пинских болот, довольно быстро продвигаются, не встречая сопротивления противника»[36].

Здесь Гальдер как раз пишет о боевых действиях западнее Летичевского укрепрайона. Изрядную часть оптимизма фашистских командиров, в том числе, по поводу того, что румыны смогут быстро повернуть на восток, можно поставить в «заслугу» троцкистам из РККА, в частности Тухачевскому, Якиру и Саблину: ослабление большого укрепрайона, который не смогли до конца восстановить в 1938 – 1941 гг. – это их рук дело.

Аналогичная работа по ослаблению и подрыву укрепрайонов была проведена Уборевичем в Белорусском ВО. Там наибольшему вредительству подверглись Минский и Полоцкий УРы.

Третьим моментом подготовки поражения Красной Армии был вопрос организации вредительства в боевой подготовке и материально-техническом снабжении войск. Об этой стороне дела кое-что говорил Фельдман. Стоит добавить, что Тухачевский распределил силы организации с таким расчётом, чтобы «работу» в центральных материально-вооруженческих управлениях РККА вели участники заговора из центрального аппарата, а на местах ответственность за организацию подрыва и вредительства в этих двух вопросах ложилась на командующих округами.

В установке Тухачевского для округов была одна интересная деталь. Он настаивал, чтобы вредительство в боевой подготовке и недостаток вооружений были организованы дифференцированно, так, чтобы в случае серьёзных переговоров с немцами можно было бы иметь «за спиной» сильные аргументы в виде полноценных, хорошо подготовленных войск с мощным вооружением. Якир не понимал, как можно достичь такого противоречивого состояния, ему указания Тухачевского на этот счёт казались смешными[37].

А между тем, Тухачевский вполне серьёзно вёл разговор о скрытном разделении частей того или иного округа на «свои» и «большевистские». «Свои» части, в которые предварительно собирались недовольные коллективизацией, родственники кулаков и троцкистски-распропагандированные военнослужащие, должны были снабжаться по полным штатам и обучаться не по вредительски ослабленным программам, а по полноценным боевым уставам и наставлениям. На эти части верхушка военного заговора рассчитывала трояко. Во-первых, как на контрреволюционную часть армии, которую можно будет развернуть против другой части армии, оставшейся верной рабочему классу и партии большевиков, а также на подавление рабочих и колхозников, которые выступят против буржуазного переворота. «Свои» войска, таким образом, должны были загодя превращаться в буржуазную карательную армию, свергающую в нужный момент советскую власть, а в дальнейшем подавляющую пролетариат и других трудящихся.

Во-вторых, эти «свои» части, по расчётам Тухачевского, должны составить реальную материальную силу, на которую можно опереться в переговорах с германскими и японскими партнёрами – для получения более выгодных позиций, и которую можно пустить в ход в случае перехода конкурентной борьбы при дележе СССР в острую фазу.

коркВ-третьих, никто не снимал с повестки дня бонапартистских планов начальника вооружений Красной Армии. Об этом, в частности, свидетельствует бывший командующий Московского ВО А. И. Корк:

«…В 1933 г., когда совершился фашистский переворот в Германии, в числе тех вождей, под флагом которых мы должны были идти, были: Рыков, Бухарин и Троцкий. В дальнейшем Тухачевский не намёками, а совершенно открыто начал заявлять, что, в конце концов, какая политическая группировка возьмёт верх – трудно сказать, Рыков ли, Троцкий ли, что мы люди военные, мы должны рассматривать себя не как игрушку в руках политиков, а должны обладать сильной рукой военного человека…»[38].

Такой «сильной рукой», подчиняющейся Тухачевскому и нескольким высшим членам военного заговора, и должны были стать «свои» части, которые штыками и пушками могли бы при необходимости обеспечить «переворот в перевороте», т. е. перехват верховной власти в стране Тухачевским и установление военно-фашистской диктатуры наподобие итальянской или испанской.

Ещё одним «вкладом» Тухачевского в план стратегического развёртывания Красной Армии была организация систематических пробок на узловых и крупных станциях европейской части страны. Этот план должен был привести к задержке мобилизации и сосредоточения войск в западных районах страны и в приграничной полосе – как раз в тот момент, когда приграничные части, запутанные противоречивыми вредительскими директивами, попадают в тяжёлое положение под давлением польско-германских войск. За реализацию плана закупорки железных дорог отвечали троцкисты Лифшиц и Аппога.

Так как планы поражения и переворота со временем конкретизировались и уточнялись, то они неизбежно объединились в единый общий план переворота, в который, как составная часть, вошла «программа» действий контрреволюционеров на Дальнем Востоке. Дальневосточное направление «курировал» лично Гамарник. Вредительские действия в ОКДВА осуществлялись через правого Сангурского («человек Енукидзе»), троцкистов Аронштама и Лапина. В общих чертах вредительство на данном участке заключалось:

– в срыве строительства и в некачественном строительстве укреплённых районов. При этом широко использовался опыт вредительства в Летичевском районе;

– в ухудшении текущего питания и снабжения войск – с целью вызвать массовое недовольство советской властью в Дальневосточной армии;

– в использовании мобилизационных запасов на случай войны для текущих нужд – при уменьшении заявок промышленности и торможении пополнения таких запасов. Целью такой работы было вызвать острый недостаток вооружения, боеприпасов, имущества и продовольствия во время мобилизации и развёртывания войск;

– в систематических связях войсковых и штабных начальников-троцкистов с японской разведкой и офицерами оперативного управления императорского генерального штаба;

– в разнообразных мероприятиях по дискредитации командующего Дальневосточной армией Блюхера – с той целью, чтобы его как можно больше времени не было в Хабаровске из-за вызовов в Москву на разбирательства.

В январе 1935 г. в уточнённый оперативный план поражения Красной Армии в начальный период войны по настоянию Тухачевского был внесён пункт о широком использовании украинских и белорусских кулацко-националистических организаций. Это направление считалось одним из самых важных, поскольку обеспечивало, по расчётам руководителей военно-троцкистской организации, быстрый паралич низовых органов партии и советской власти на местах – райкомов, сельсоветов, партийных ячеек в колхозах и на предприятиях в небольших городах западной приграничной полосы.

За украинское направление ответственным был назначен Якир, за белорусское – Уборевич. Они рассчитывали развернуть эффективную работу по использованию подпольных националистических групп, опираясь на доступ к секретным материалам партии и НКВД. Такая информация позволяла, с одной стороны, находить националистов и тайно связываться с ними, а с другой – вовремя выводить эти группы из под удара со стороны чекистов.

Летом 1935 г. план троцкистов на использование националистического подполья стал известен НКВД, и подполье было большей частью разгромлено. Однако вышло так, что нитей, ведущих от националистов к военной организации фашистов в РККА, тогда установлено не было: троцкистов и правых «прикрывали» в НКВД СССР Ягода, Молчанов, Прокофьев, Паукер и др., в УНКВД УССР Кацнельсон, Рахлис. Не было до конца вскрыто и украинское подполье.

Для справки. Чекистское крыло контрреволюции (Ягода, Прокофьев и др.) в отношении подпольных организаций в армии и националистов действовало по тому же принципу, что и в «борьбе» против троцкистов и правых в конце 20-х годов:

«…Вы действуйте. Я вас трогать не буду. Но если где-нибудь прорвётся, если я вынужден буду пойти на репрессии, я буду стараться дела… сводить к локальным группам, не буду вскрывать организацию в целом, тем более, не буду трогать центр организации… Мы шли на удары по этим организациям только тогда, когда дальнейшее покрывательство грозило провалом нас самих. Так было с рютинской группой, которую мы вынуждены были ликвидировать, потому что материалы попали в ЦК, так было с бухаринской «школой», ликвидация которой началась в Новосибирске и дело о которой мы забрали в Москву лишь для того, чтобы здесь его свернуть»[39].

Социальной базой военно-фашистского заговора Тухачевский также считал людей, исключённых из партии и пониженных в должности. Эта категория лиц в одном только Киевском ОВО  насчитывала более 1500 человек. Многие из них, будучи переведёнными с командных на административно-хозяйственные и вспомогательные должности в войсках, получили ещё более удобные позиции для диверсий и вредительства по материально-технической части. Этим обстоятельством и пользовались вербовщики из руководящей головки военно-фашистского заговора, которые учитывали «большие обиды» таких людей на советскую власть.

Что касается «московской» части планируемого военно-фашистского переворота, то оперативным планом предусматривалось поручить Корку и Горбачёву (заместитель Корка) провести 60–70%-ю замену командного состава Московской пролетарской дивизии. Для этого было подготовлено около 120 обработанных выпускников военных академий и школ. Дивизия была нужна для того, чтобы не только захватить в нужный момент Кремль, но и занять наиболее важные точки города, центральный телеграф, вокзалы, радиостанцию им. Коминтерна, НКВД, НКИД и Наркомтяжпром.

Особенное место в военном плане контрреволюции занимали ВВС. Вредительство по этой части не ограничивалось аварийностью и попустительством моральному разложению и низкой квалификации пилотов. Якир так свидетельствует о «деятельности» в этом направлении:

«…параллельно с нашей вредительской работой, которая очень незначительно коснулась авиации, какая-то центральная организация проводила очень крупные вредительские дела в авиации, как в вопросах материальной части, так и в целом ряде прочих вопросов: комплектования кадров, материально-технического снабжения и т.д…[40].

«Центральная организация», о которой говорит Якир, это часть верхушки право-троцкистской военной организации в РККА, своего рода «генеральный штаб», которым лично руководил Тухачевский. Непосредственно против советских ВВС «работали» члены «генштаба» Уборевич, Корк, Примаков – по линии армии, и Эйдеман – по линии подготовки лётчиков и авиатехников в системе Осоавиахима.

Конкретная вредительская работа в ВВС особенно настойчиво проводилась на южном, украинском направлении. Так, в ходе следствия выяснилось, что был неправильно построен Шепетовский аэродром – главная база военной авиации КОВО, прикрывающая тот самый Летичевский укрепрайон, прорыву которого в 1941-м году так радовался фашист Гальдер. Аэродром строил батальон военных строителей под руководством инженера Кикачи, а работы принимал троцкист из инженерного управления ВВС округа Вейнгауз, который позже показывал следственной комиссии, что «…ничего не заметил».

Всего в период 1932 – 1937 гг. с умышленными нарушениями норм и технологий в Киевском ОВО было построено 9 основных и 12 полевых аэродромов, из которых два основных расположили в Боярке и Ирпене, под самым носом у командования округом – с той целью, чтобы в нужный момент воспрепятствовать полётам штабной и прикрывающей авиации управления КОВО.

Мы помним, что с 22.06. по 28.06.1941 г. масса советских самолётов была уничтожена на основных аэродромах. Одной из причин стала преступная концентрация машин на этих аэродромах перед самым началом войны. О ней разговор особый. Но была и другая причина, которая ограничивала быстрое распределение авиации по полевым аэродромам. Она заключалась в следующем. Полевых и запасных аэродромов в КОВО было построено достаточно, но почти все они по размерам полос, оборудованию и вспомогательным территориям затрудняли работу скоростной авиации.

Длину и ширину ВПП (взлетно-посадочной полосы), карманы и отводы вредительски проектировали и строили под самолёты середины-конца 20-х годов, «этажерки» типа Р-5, с малыми посадочными и взлётными скоростями. На большей части таких коротких и узких полос было практически невозможно взлетать и садиться бомбардировщикам типа СБ, и затруднительно – новым истребителям МиГ и ЛаГГ. Малая площадь карманов, недостаток хранилищ топлива и масла, плохие меры постоянной маскировки не позволяли оперативно содержать на аэродроме более 10-15 машин, а качество взлётной полосы было таким, что после дождей образовывались ямы, в которых самолёты ломали шасси. При разборе аварийности аэродромное начальство и строители всё сваливали на высокую подвижность украинских грунтов и стихийные бедствия в виде затяжных дождей, как будто речь шла не о Житомирской или Кировоградской областях, а о Патагонии или Гавайях.

К началу войны в КОВО успели выправить положение примерно на 40% полевых и на 25% основных аэродромов, но этих мер оказалось недостаточно. В Западном ОВО, у Павлова, положение дел с аэродромами было лучше: там довели до ума около 60% полевых аэродромов. Но в ЗапОВО ключевую роль в разгроме ВВС сыграло именно предательство, которое нивелировало лучшую подготовку площадок и полос. Тогда как в КОВО существенными были обе причины потерь – и самоустранение Кирпоноса от руководства округом, и неготовность полевых аэродромов. Тем не менее, утром 23 июня многие авиационные командиры Киевского ОВО пытались переводить свои части на запасные поля, активно прикрывая передислокацию воздушными боями с люфтваффе. В итоге где-то треть своей авиации округ смог вывести из-под первых ударов.

Вторым основным направлением вредительства в ВВС было ухудшение материально-технического снабжения. Оно выражалось в форме задержек внедрения новой техники, дефиците запасных частей и авиационных приборов, а также (это в первую голову) в сильнейшем торможении внедрения радиосвязи на всех самолётах. Тухачевский справедливо полагал, что авиация РККА без радио – слепа, глуха и неуправляема. Ключ к такому положению – саботаж радиосвязи.

Для справки. Это вредительство в авральном порядке пришлось устранять с середины 1939 г., не прекращая эту работу и в тяжелейших условиях войны[41]. Примерная цена вредительства в области радиосвязи ВВС – тысячи жизней наших лётчиков и тысячи сбитых машин.

Третья составляющая плана подрыва советских ВВС – это низкая подготовка пилотских, штурманских и технических кадров. В этом направлении должны были «трудиться» Алкснис, Примаков и Эйдеман, в задачу которых входило свести на нет реализацию пп.3–14 части 2 Постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР № 107 от 03.07.1932 г. «Об аварийности в частях ВВС РККА»[42].

С этой составляющей прямо смыкается намеренное усиление проблемы ночных полётов. Эта проблема, решению которой всячески противились троцкисты и правые в ВВС, разделялась на две части: первая – это подготовка лётных и наземных кадров для слепых и ночных полётов; вторая – это совершенствование и широкое внедрение в ВВС наземных станции   и приборов для обеспечения ночных полётов. Скоростная и дальняя авиация решительно требовали быстрого движения вперёд по этим задачам, а организация Тухачевского всеми силами и средствами тормозила нужные решения по всей вертикали и горизонтали – как в плане боевой и специальной подготовки пилотов (начиная от клубов Осоавиахима и до Академии ВВС), так и в организационно-техническом плане (от формирования заказов промышленности на приборы и станции до увязки в единую систему средств ночной навигации части, района, округа и страны в целом). Якир показывал:

«…Мы замедляли работу в полевой скоростной авиации ночью и опирались на аналогичную линию, идущую из Москвы, которая нам ничего не давала. Это дело было просто, так как у нас всё перестраивалось, и поэтому оно не представляло никаких трудностей»[43].

Надо заметить, что «линия Москвы» как раз очень много давала в деле вредительства по ночным полётам, просто Якир не говорит, что та лёгкость, с которой удавалось вредить в КОВО, была в значительной степени обеспечена целым рядом вредительских указаний и вводных из Москвы, запутывающих и усложняющих внедрение системы слепых полётов.

О том, какие палки в колёса ночному применению ВВС вставляли скрытые троцкисты и правые, видно по воспоминаниям А. Голованова[44]. В самый канун войны вопрос об обучении ночной навигации пришлось решать на заседании Политбюро, в кабинете Сталина, поскольку даже к этому времени на нормальном уровне – в управлении боевой подготовки, в отделах ВВС округов и т. д. – этот вопрос упорно не решался. Рядовой оперативный вопрос решало высшее партийное и государственное руководство!

Для сведения. При анализе решений и постановлений Политбюро ЦК ВКП(б) по вооружённым силам[45] в период 1933 – 1940 гг. складывается впечатление, что среди многообразных форм вредительства и саботажа была и такая – намеренный завал Политбюро мелкими делами и текущими вопросами тактического и оперативного уровня, для решения которых были ответственные офицеры и генералы в комитетах, управлениях и штабах.

С другой стороны, хорошо видно, что несознательность, нежелание учиться, политически и профессионально расти, саботажи вредительство по всем направлениям были настолько сильны, что высшее руководство страны, ЦК, захлёбываясь в работе, было вынуждено выполнять служебные обязанности тысяч своих подчинённых на местах.

Отсюда становится более понятно, о чём говорил Сталин в своей речи на пленуме ЦК ВКП(б) 3 марта 1937 г.:

«Я  думаю,  что  если  бы  мы  смогли,  если  бы  мы  сумели  наши  партийные кадры, снизу доверху,  подготовить идеологически  и закалить их политически таким  образом,  чтобы  они  могли  свободно ориентироваться  во  внутренней  и международной  обстановке,  если  бы  мы  сумели  сделать  их  вполне  зрелыми ленинцами,  марксистами,  способными  решать без серьезных ошибок вопросы  руководства  страной,  то  мы  разрешили  бы  этим  девять десятых  всех  наших  задач».

Украинскую часть троцкистского плана продолжала история с 8 механизированной бригадой, расквартированной в Ирпене. Якиру и командиру бригады Шмидту Тухачевским было дано задание «развалить бригаду буквально», но по уже известной двоякой схеме. В бригаде были отобраны 5 батальонов, укомплектованных, по преимуществу, выходцами из украинских и белорусских сёл и распропагандированными троцкистскими командирами. На эти 2000 человек выделялось усиленное вооружение и снабжение под благовидным предлогом скорой их передислокации на Дальний Восток. Остальную часть бригады в самом деле «разваливали буквально»: по выпискам из «Дежурных журналов» киевской военной комендатуры за август-сентябрь 1934 г. можно судить о крайне низком уровне дисциплины в бригаде. Среди солдат и младших командиров процветало пьянство, воровство и пропивание казённого имущества, драки и самовольные уходы в город[46]. Командование бригады, Шмидт и начальник штаба Шмыга, по сути дела, самоустранились от управления всей частью и занимались только теми батальонами, которые были выделены «для перевода в ОДКВА». Для того чтобы замаскировать разделение части и сильнейший дифферент в снабжении и боевой подготовке, «свои» батальоны были выведены в летние лагеря под Белую Церковь, где Шмидт и Шмыга проводили с ними усиленные занятия. Остальной частью бригады занимался помощник по политической части Стугневич, который сильно пил и присутствовал лишь на утренних построениях, отдав всю службу войск на самотёк и на усмотрение младших командиров[47].

По замыслу Тухачевского, Якир и Шмидт – по факту получения из Москвы сообщения о перевороте – должны были действовать под ложным обманным лозунгом о том, что в Москве идёт восстание против правительства. Тут же по тревоге поднимается «своя» часть бригады и вводится в Киев – якобы для охраны ЦК КП(б)У и правительства УССР. После взятия «под охрану» главных партийных и государственных органов киевской организацией право-троцкистов производится полный политический переворот на Украине.

Таков был оперативный план по украинскому участку.

Поскольку предполагалось, что ЦК и советское правительство сможет во время переворота организовать вокруг себя верные части и московский рабочий класс, постольку Тухачевский и Корк считали совершенно необходимым расстроить всю ПВО от западной границы до Москвы, особенно ПВО Московского ВО. Это было нужно для того, чтобы открыть небо для возможного авиационного налёта на Кремль и на позиции частей НКВД и московского гарнизона, которые встанут на защиту ЦК большевистской партии. Подрывом ПВО страны «заведовал» С. Каменев, а в Московском округе это делал начальник ПВО троцкист Швачко.

Но кто должен был совершить авианалёты на Москву? В 1934 г. Енукидзе просил Тухачевского организовать поддержку московского восстания со стороны ВВС Киевского ОВО. Тухачевский отказал: «Нет, пожалуйста, развёртывайте работу, потому что рассчитывать на это невозможно»[48].

Для чего тогда выводить из строя систему ПВО? Во-первых, отказ Тухачевского в 1934 г. ещё не означал, что налёт силами ВВС Киевского округа не возможен вообще. К моменту начала восстания обстановка могла измениться, и налёт мог состояться. Во-вторых, воздушный коридор от польской границы до Москвы делался вовсе не для пролёта пассажиров или дипломатической почты. Тухачевский хорошо знал возможности германской бомбардировочной авиации, на которую, видимо, рассчитывал в наиболее острый момент восстания, когда на карту будет поставлено всё и когда все средства для захвата государственной власти в СССР будут хороши.

К концу 1935 года центр военно-троцкистской организации уточнил свои намерения по  Дальнему Востоку. Те мероприятия, которыми занимались Сангурский и Лапин, были признаны недостаточными. Был разработан вредительский план «Посылка». Суть его заключалась в том, чтобы снижение боевой подготовки частей Московского военного округа аукнулось в ОКДВА. Так как «…Москва является резервуаром, питающим Дальний Восток, отправляющим туда новые части»[49], то Корк, Примаков, Фельдман и другие троцкисты заблаговременно подбирали для отправки в дальневосточную армию наиболее отсталые части МВО с антисоветским начальствующим составом. Прибыв на Дальний Восток, эти части резко ослабляли общее состояние боевой готовности ОКДВА.

В 1934 году Гамарник возвратился из поездки по Дальнему Востоку и сообщил верхушке военно-троцкистского заговора о том, что японская армия подвела к стратегическим пунктам на советско-китайской и китайско-монгольской границе большое число дорог. Тухачевский (имея на руках письмо от Троцкого, в котором тот сильно нажимал на разворот работы на Дальнем Востоке – с целью согласования и контакта при проведении совместных действий немцев с японцами против СССР) расшифровал информацию Гамарника, как сигнал к началу максимальной активизации вредительства по восточному направлению. По его мнению, к тому «комплексу мер», который уже осуществлялся (см. выше), следовало добавить создание ещё больших «заминок» в подвозе на Дальний Восток снабжения в мирное время, закладку вооружения, имущества и продовольствия на склады с плохими условиями хранения, а также усиленно переводить своих людей в ОКДВА на мало-мальски важные командные должности.

В следующие месяцы для непосредственных контактов Тухачевский активно ищет связь с японским генштабом через отдел внешних сношений Разведупра РККА. К работе по налаживанию такой связи был подключён Л. Карахан из военной разведки, который обещал использовать для выхода на японцев свои дипломатические связи. Тухачевский выяснял у Карахана, можно ли связаться с германским временным поверенным в Турции (посол Р. Надольный ещё в 1933 г. подал в отставку с должности посла в Турции), и нельзя ли через него установить связь с японским военным атташе Кабе  или другим уполномоченным лицом. Якир показывал, что такая связь к началу 1936 г. была установлена, и по ней Тухачевский передавал секретную информацию стратегического характера.

Среди объектов, которыми особенно интересовались в имперском генеральном штабе Японии, был Уральский военный округ, имевший большое значение для всей обороны Дальнего Востока. Командовал округом Гарькавый, которого продвигали на эту должность Тухачевский и Фельдман. Гарькавый имел от военно-троцкистского центра обширное задание по ослаблению обороноспособности своего округа и ОКДВА.

Дело в том, что тыловые округа были главной учебной базой РККА. Поэтому общие вредительские задачи троцкистского руководства этих округов, и в первую очередь, Уральского ВО, заключались в максимальном замедлении подготовки военнослужащих всех дефицитных военных специальностей – младших командиров, снайперов, радистов, техников, связистов, инженеров, механиков-водителей, наводчиков орудий и т. д. и т. п. Без налаженного выпуска достаточного количества таких специалистов войска второго стратегического эшелона и резервы для пополнения первого эшелона оказывались неполноценными, с низкой боеспособностью и устойчивостью в бою. На это заговорщиками и делался расчёт.

Дополнительно к этой работе Гарькавый, Сангурский и Лапин получили задание подготовить к поджогу ряд крупных базисных складов Уральского и Сибирского военных округов, наметить места разборки путей Транссиба, а также вывести из строя бензохранилище и механический склад на Челябинском аэродроме. Базы и железная дорога остались целыми, а вот аэродромные объекты были подожжены и сгорели[50] в августе 1936 г.

В апреле 1935 г. перед очередной штабной игрой Тухачевский знакомит Уборевича с проектом новой армии вторжения. Вредительская суть проекта заключалась в том, что в наступление должна бросаться большая масса конницы без артиллерии и без тылов, с небольшим количеством лёгких танков, переброшенных на укрепрайоны. Всё это означало, что Тухачевский планировал мясорубку: конница в штатном и пешем строю попадала под удары танковых и механизированных частей противника, оснащённых большим количеством полевой артиллерии. Одна из грязных перестроечных врак о том, что «в 41-м Сталин посылал кавалеристов с шашками против танков», – это все то же выше упомянутое перекладывание с больной троцкистской головы на здоровую большевистскую: идея посылать бойцов с шашками против танков и гаубиц – это как раз пораженческие планы Тухачевского, Корка, Уборевича, Примакова.

С конца 1935 г. руководство военно-фашистской организации начинает подготовку к строительству в непосредственной близости от границы, в 50-км пограничной зоне, артиллерийских складов и топливных хранилищ. Подготовка к поражению Красной Армии набирала обороты.

Фархад Узбоев, Арон Лейкин, военно-историческая секция РП

Продолжение.   

[1] РГАСПИ, ф. 558, оп. 11, д. 446, л. 10.

[2] РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 987, л. 79.

[3] АП РФ, ф. 3, оп. 24, д. 304, л 112.

[4] РГАСПИ. ф. 558. оп. 11. д. 1120. л. 29.

[5] И. Сталин. Доклад на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) 03.03. 1937 г.

[6] АП РФ.ф. 3, оп. 24, д. 304, л. 74-88.

[7] АП РФ .ф.3, оп. 247, д. 302, л. 96-124.

[8] АП РФ.ф. 3, оп. 24, д. 304, л. 77.

[9] Стенограмма судебного заседания специального судебного присутствия Верховного Суда Союза ССР от 11.06.1937 г. по делу Тухачевского М.Н., Якира И.Э., Уборевича И.П., Корка А.И., Эйдемана Р.П., Фельдмана Б.М., Примакова В.М. и Путны В.К. по обвинению в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 58/16, 58/8 и 58/11 УК РСФСР., стр. 138-140.

[10] Стенограмма судебного заседания специального судебного присутствия Верховного Суда Союза ССР от 11.06.1937 г. по делу Тухачевского М.Н., Якира И.Э., Уборевича И.П., Корка А.И., Эйдемана Р.П., Фельдмана Б.М., Примакова В.М. и Путны В.К. по обвинению в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 58/16, 58/8 и 58/11 УК РСФСР., стр. 141.

[11] В. Грабин.Оружие победы. — М.: Политиздат, 1989., стр. 96.

[12] Там же, стр. 97.

[13] В. Грабин.Оружие победы.  М.: Политиздат, 1989., стр. 99.

[14] Там же, стр. 111.

[15] Троцкист Ефимов проводил по заданию Тухачевского активную вредительскую работу в системе Артиллерийского управления РККА. Осуждён по делу о военно-фашистском заговоре, расстрелян в  конце 1937 г. Один из главных противников разработки и постановки на вооружение РККА  специальных дивизионных и противотанковых пушек средних калибров.

[16] Там же, стр. 111 – 112.

[17] В. Грабин.Оружие победы.  М.: Политиздат, 1989., стр. 113.

[18] Там же, стр. 114.

[19] Там же.

[20] АП РФ.ф.3, оп. 24, д. 304, л. 83.

[21] См.: Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «Об аварийности в частях ВВС РККА»  № 2-ОП к п. 46/3 (о.п.) пр. ПБ № 107 от 03.07.1932 г.

[22]АП РФ.ф. 3, оп. 24, д. 304, л. 85.

[23] Стенограмма судебного заседания специального судебного присутствия Верховного Суда Союза ССР от 11.06.1937 г. по делу Тухачевского М.Н., Якира И.Э., Уборевича И.П., Корка А.И., Эйдемана Р.П., Фельдмана Б.М., Примакова В.М. и Путны В.К. по обвинению в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 58/16, 58/8 и 58/11 УК РСФСР., стр. 143.

[24] И. Сталин. Речь на расширенном заседании Военного совета при НКО СССР от 02.06.1937 г., стр. 7. РГАСПИ. Ф. 558, оп. 11, д. 1120, л. 56.

[25] АП РФ.ф.  3. оп.  24. д.  304. л.  86.

[26] Стенограмма судебного заседания специального судебного присутствия Верховного Суда Союза ССР от 11.06.1937 г. по делу Тухачевского М.Н., Якира И.Э., Уборевича И.П., Корка А.И., Эйдемана Р.П., Фельдмана Б.М., Примакова В.М. и Путны В.К. по обвинению в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 58/16, 58/8 и 58/11 УК РСФСР., стр. 144.

[27] Там же.

[28] Там же.

[29] Там же, стр. 146.

[30] Речь И. Сталина на расширенном заседании Военного Совета при НКО СССР от 02.06.1937 г. Стенограмма, стр. 4.

[31] Протокол допроса подсудимого Якира И.Э. Стенограмма судебного заседания специального судебного присутствия Верховного Суда СССР. От 11.06.1937 г., стр. 5.

[32] Там же, стр. 6.

[33] Протокол допроса подсудимого Якира И.Э. Стенограмма судебного заседания специального судебного присутствия Верховного Суда СССР. От 11.06.1937 г., стр. 9.

[34] Членов зиновьевской оппозиции, объединившихся с троцкистами на почве террора против партии и Советского правительства в 1931-1932 гг.

[35] А.Филиппи. Припятская проблема. М., Изд-во иностранной литературы, 1958, стр. 27.

[36] Ф. Гальдер. Военный дневник. Ежедневные записи начальника Генерального штаба Сухопутных войск 1939-1942 гг.- М.: Воениздат, 1968-1971, т. 3,  стр. 95.

[37] Протокол допроса подсудимого Якира И.Э. Стенограмма судебного заседания специального судебного присутствия Верховного Суда СССР от 11.06.1937 г., стр. 10.

[38] Протокол допроса подсудимого Корка А.И. Стенограмма судебного заседания специального судебного присутствия Верховного Суда СССР от 11.06.1937 г., стр. 92.

[39] Протокол допроса Ягоды Г.Г. от 26.04.1937 г. РГАСПИ. Ф. 3, оп. 24, д. 302, л. 142.

[40] Стенограмма  судебного заседания ССП Верховного Суда СССР от 11.06.1937 г. Допрос подсудимого Якира И.Э., стр. 18.

[41] Постановление КО при СНК СССР № 367 СС от 02.10.1939 г.  «Об обеспечении истребительной авиации НКО и НКВМФ приёмопередающими радиостанциями».

[42] РГАСПИ. ф. 17. оп. 162. д. 13. л. 24-26.

[43] Стенограмма  судебного заседания ССП Верховного Суда СССР от 11.06.1937 г. Допрос подсудимого Якира И.Э., стр. 20.

[44] А. Голованов. Дальняя бомбардировочная… стр. 34-37.

[45] ГА РФ. Ф. Р-8418. Оп. 28.

[46] Архив ДКМ, ф. 113, оп. 429, д. 26, л. 42-61.

[47] Там же, л. 62.

[48] Стенограмма  судебного заседания ССП Верховного Суда СССР от 11.06.1937 г. Допрос подсудимого Якира И.Э., стр. 21.

[49] Там же, стр. 22.

[50] Архив ДКМ, ф. 1930-1940, оп. 318, д. 8, п. «Сводки» № 7923, л. 11.

На подступах к большой войне. Часть 8. (М. Н. Тухачевский): 10 комментариев Вниз

  1. Не планируется издание печатного варианта цикла статей На подступах к большой войне.?

    1. Планируем. Мало того, авторы говорят о книге, где основные вопросы статьи будут изложены в расширенном варианте и рассмотрены дополнительно связанные с ними темы.

      1. Поддерживаю товарища Испанца. Выше изложенные материалы в печатном виде были бы отличным дополнением к книге Процесс троцкистско-зиновьевского террористического центра (1936 г.).

        1. Можно пойти ещё дальше и выпустить большую объёмную книгу, в который входили бы: расширенная книга «На подступах к большой войне», Все три Московских процесса, некоторые статьи РП, переработанные и дополненные к моменту выпуска книги. Этакий антитроцкистский сборник.

      2. Да, это уже тянет не просто на книгу, а на приличный том. А ведь ещё далеко не всё, как я понял опубликовано.

  2. «которые сидели в округах, дивизиях, частях всячески тормозили боевую подготовку,»
    Сразу всплывает в памяти винтовка СВТ-40,
    WIKI, «Большинство из призванных резервистов старших возрастов не понимало ни устройства винтовки, ни необходимости тщательно следить за ней и соблюдать правила смазки»
    Гады, не учили :(

    1. Кстати по поводу стрелкового вооружения в СССР. Если почитать книгу С Б.Монетчикова «История русского автомата»(если кому интересно есть в в интернете в свободном доступе), возникает масса вопросов по поводу процедуры принятия на вооружение новых образцов. На конкурс неоднократно выходили образцы тульской оружейной школы которые превосходили образцы из Ижевска по множеству параметров (более высокая точность стрельбы,более низкая трудоемкость изготовления,малый вес) не уступая по надежности, но при этом все равно принимали на вооружение ижевские образцы под весьма сомнительными предлогами(конструкция хорошо освоена, не надо тратится на переобучение солдат и переоснастку производства и т.д.) очень похоже на поведение Тухачевского при приеме новой пушки. Похожая история была с авиационным стрелково-пушечным вооружением .Наши инженерно-конструкторские коллективы выдавали выдающие результаты, но их нередко «зарубали» по приказу сверху.

    2. И всё-таки присутствовала некоторая беспечность, доверяя без проверок, хотя бы периодических, бывшим царским офицерам при довольно большой конфликтности между ними и разработчиками.

Наверх

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован.

С правилами комментирования на сайте можно ознакомиться здесь. Если вы собрались написать комментарий, не связанный с темой материала, то пожалуйста, начните с курилки.

*

code