Чем ближе очередные выборы в России, тем больше внизу и вверху идёт разговоров о демократии. На указания сознательной части рабочих о том, что власть в РФ является фашистской, что государство РФ реализует буржуазную террористическую диктатуру богатейших монополистов – олигархов, многие наши обыватели отвечают в том смысле, что если существуют выборы, значит, никакой диктатуры нет, поскольку, мол, при фашизме и диктатуре выборы не проводятся «по определению», так как фюрер и младшие фюреры всё решают сами, без всякого парламентаризма.
Действительно, в стране, в которой финансовый капитал заправляет всеми делами через своё террористическое государство, всё решает верхушка класса буржуазии, узкая группа частных лиц – представителей финансового капитала. Она – поскольку владеет всеми основными средствами производства и господствует экономически — назначает и смещает правительство, она определяет политическую и правовую надстройку общества.
Но означает ли это, что фашизм, крайняя и самая реакционная форма диктатуры буржуазии, исключает парламентские и иные формы буржуазной демократии? И является ли сам по себе факт выборов доказательством того, что в класс буржуазии в РФ господствует в демократической форме?
Сегодня на трудящиеся массы сильно и неизбежно влияют буржуазные и социал-фашистские политические теории. Их авторы рассуждают о диктатуре и демократии абстрактно, как о диктатуре и демократии «вообще». Это неудивительно. В своё время Каутский точно так же устанавливал «вечные и всеобщие» признаки демократии, демократии «вообще»:
«Пресса, партия, парламент, включая парламентское правительство – эти три «П» являются решающими органами современной демократии, которая остаётся несовершенной, если одному из них недостаёт необходимой силы или свободы»[1].
Иными словами, если в стране присутствуют эти три «П», то, независимо от их классовой принадлежности и содержания, в этой стране обеспечивается власть большинства народа, то есть, трудящихся.
Марксизм-ленинизм отвергает такой механически-абстрактный подход к демократии. Ведь пока в обществе существуют различные классы, демократия может быть только классовой. На 1 конгрессе Коминтерна Ленин говорил:
«Ни в одной цивилизованной капиталистической стране не существует «демократии вообще», а существует только буржуазная демократия».
Демократия есть форма государства. Она возникла в античном мире в эпоху так называемого «героического периода», когда классы и их противоречия были уже налицо. С тех пор в различные исторические периоды формы демократии менялись – менялись в зависимости от смены способа производства и господствующих классов, в зависимости от конкретной обстановки господства того или иного класса. Демократии в древних республиках Греции и Рима, демократии в средневековых «вольных» городах Италии и Германии, демократии в различных капиталистических странах имели разные формы и разную степень применения. С каждым революционным переворотом меняются формы демократии, но её суть в классовом обществе остаётся неизменной. В античных республиках демократия была властью рабовладельцев и купцов, в средние века демократия в «вольных» городах Европы была господством нарождающейся буржуазии. А в буржуазных республиках, начиная с Нидерландов и Англии XVII века, демократия была формой господства разных групп буржуазии.
Как старые, так и современные защитники капитализма, разрывают и противопоставляют буржуазную демократию и капиталистическую диктатуру. Идеологи буржуазии понимают демократию как формальное выражение власти большинства над меньшинством. Эти лгуны «случайно» упускают из виду то обстоятельство, что при буржуазной демократии сохраняется капиталистическая частная собственность и эксплуатация «правящего» большинства «подчинённым» меньшинством. Они забывают сказать трудящимся, что при такой демократии государство со всеми своими атрибутами и инструментами принуждения (армией, полицией, госаппаратом, церковью) находится в руках господствующего класса буржуазии. Этому же классу принадлежат все основные СМИ, все источники электроэнергии, все здания и технические средства пропаганды. В руках буржуазии остаются финансы страны, с помощью которых она может подкупать и содержать полчища чиновников и депутатов, общественных деятелей, писателей, учёных, журналистов, проповедников. А ведь всё это материальные факторы организации большинства населения для выборов. Когда это нужно, крупная и крупнейшая буржуазия опирается на все эти средства и проводит политику, выгодную только себе.
Современные буржуазные деятели и социал-фашисты «забывают» о всех этих «мелочах». Они превозносят демократию как выражение воли большинства народа и отождествляют её с подчинением меньшинства большинству в отдельном человеческом коллективе. Правовое закрепление демократических отношений они преподносят как высшую и последнюю ступень демократии. Они буквально повторяют старых меньшевиков. Один из этих меньшевиков, Далин, писал:
«Изжила себя не только диктатура меньшинства, но и всякая диктатура. Основным лозунгом делается не просто «власть народа», а раньше всего – правовой строй, законность, строгое соблюдение норм публичного и частного права… Теперь её (законность) никуда не спрячешь… она назойливо напоминает о себе, ибо нет ни одного класса общества, который не был бы заинтересован теперь в переходе от диктатуры к правовому строю».
Так меньшевики отрицали необходимость диктатуры пролетариата. Так же её отрицают и нынешние социал-фашисты, маскируя террористическую диктатуру олигархии фактом парламентаризма и необходимостью принятия «хороших» законов.
Они обосновывают демократию не существом и характером классовой борьбы, а природой человека, в которой якобы коренится демократия. Враг рабочего класса Каутский когда-то вывел «биологический закон» демократии:
«Человек по своей природе не только социальное, но и демократическое существо, или, правильнее говоря, стремление к демократической деятельности является одной из сторон его социальной природы, которую он унаследовал от предков».
По Каутскому выходит, что демократизм человек унаследовал от высокоорганизованных животных. А поскольку в стаде обезьян диктатуры нет, постольку демократия и диктатура объявляются Каутским несовместимыми и существующими в отдельных мирах.
Был ещё один «гений» II Интернационала, Р. Гильфердинг. Он вообще считал, что нельзя «оскорблять» слово «демократия» словом «буржуазная»:
«Исторически неверно говорить о «буржуазной демократии»… Теперь волеизъявление государства слагается из политической воли отдельных граждан».
Гильфердинг своей теорией как бы венчает все основные идеи в защиту буржуазной демократии, идеи против диктатуры вообще и против диктатуры пролетариата в особенности:
«Современная демократия отличается от всех прежних политических форм тем, что теперь масса трудящегося населения принимает участие в руководстве политикой».
Эту социал-фашистскую ложь «на все времена» дополняет и развивает Каутский:
«Современное демократическое государство тем отличается от прежних видов государства, что использование государственного аппарата для целей эксплуатирующих классов не принадлежит к его сущности и не связано с ним неразрывно».
Разве не о том же самом поют нынешние социал-фашисты? О том же: о возможности надклассового государства, одинаково защищающего интересы всех классов, о юридическом пути к социализму, о демократии вообще как о единственном средстве улучшения жизни рабочего класса.
Рассуждая о демократии, нынешние социал-фашисты ни слова не говорят о том, что она – одна из форм государства. А раз есть государство, то в любых своих формах оно будет обладать силой, организованным насилием, принуждением, подавлением части общества всеми доступными средствами. Но в чём тут разница? Подавление большинства народа, трудящихся, насилие над ними, — так было и есть при всех эксплуататорских демократиях: при рабовладении, при феодализме и при буржуазной демократии. Поэтому когда буржуазия заводит речь о сознательном подчинении меньшинства большинству, она лжёт «на публику»: в классовом эксплуататорском обществе дело обстоит как раз наоборот, неимущее и малоимущее большинство силой государства принуждается к подчинению богатому меньшинству.
И совсем другое дело, когда диктатура пролетариата принуждает меньшинство к подчинению трудящемуся большинству. Только в этом случае демократия достигает своих высших форм.
Буржуазия через своих идеологов часто утверждает, что залогом и достаточным основанием «истинной» демократии является святость правовых норм, т.е. точное и полное исполнение существующих законов. Но ещё Маркс в своей защитной речи на суде в Кёльне говорил:
«…но общество основывается не на законе. Это – фантазия юристов. Напротив, закон должен основываться на обществе, он, в противовес произволу отдельного индивидуума, должен быть выражением его общих интересов и потребностей, проистекающих из данного способа материального производства»[2].
Святость законов буржуазных государств давным-давно разоблачена. Ведь вся история классовой борьбы пролетариата направлена, в том числе, против правовой основы буржуазных порядков, против буржуазных законов в целом.
«Закон свят для буржуа, потому что он – его собственное создание, издан с его согласия, и для его пользы, и для его защиты. Буржуа знает, что если бы отдельный закон и наносил ему ущерб, то всё здание законов ограждает его интересы; более того, святость закона, святость порядка, установленного активной волей одной части и пассивно принимаемого другой частью, есть самая прямая опора социального положения буржуа… Рабочий слишком хорошо знает, слишком хорошо изведал, что закон – это жезл, который буржуа приготовил для него, и, не будучи вынужден к тому, не апеллирует к закону» (В. И. Ленин)[3].
Такова настоящая «святость» буржуазных законов, как бы хорошо и мягко они не были написаны.
Либеральная буржуазия возводит демократию в абсолют. Она не желает видеть исторических фактов. Её идеологи считают, что всегда и везде демократия означает прогресс, а её носителями всегда являются передовые революционные силы общества. Конечно, нельзя отрицать, что в определённые исторические периоды демократия была прогрессивной по сравнению с предыдущими общественно-политическими формами. Например, так было во времена Французской буржуазной революции 1789–1793 гг., так было в Германии в период борьбы за всеобщее избирательное право. Так было и в Китае, когда китайский народ боролся за демократическую республику, против монархии, т.е. до измены Гоминдана. При этом пролетариат был заинтересован в самом широком и глубоком демократизме, он выступал за демократическую республику, за все гражданские права и свободы, которые предоставляет буржуазная демократия. Ленин говорил по этому поводу (имея в виду буржуазную демократию):
«Пока революция не выходила из рамок буржуазного строя, мы стояли за демократию»[4].
Но в истории было и так, что сами реакционные эксплуататорские классы в критический момент прикрываются демократией и выступают как ярые защитники демократизма. Это происходит потому, что господствующие классы избирают для своего господства ту форму государства, которая в данный период обеспечивает им экономическое господство, диктатуру над трудящимся большинством народа, исключительное положение в обществе. Пример: с марта по сентябрь 1848 года почти вся феодально-реакционная масса в Германии активно поддерживала буржуазных либералов. Для чего? Для того, чтобы совместно сломить и подавить выступление революционных пролетарских масс.
В том же году во Франции, до выборов Наполеона III, реакционные слои буржуазии и крупных землевладельцев активно выступили в поддержку радикальных буржуазных демократов. Благодаря такой поддержке либерально-демократическое правительство Третьей Республики смогло продержаться у власти несколько месяцев. В письме к А. Бебелю от 11.12.1884 г. Энгельс писал об этом так:
«…к власти приходит партия самая ручная (из революционных), сохраняющая ещё способность управлять (в духе имущих) именно потому, что побеждённые только в ней видят последнюю возможность спасения».
В конце XIX века домонополистический капитализм с относительной свободой конкуренции сменяется империализмом и господством монополий на рынке и в политике. В этот период происходят сильнейшие сдвиги в формах буржуазного государственного устройства.
«Политической надстройкой над новой экономикой, над монополистическим капитализмом (империализм есть монополистический капитализм) является поворот от демократии к политической реакции. Свободной конкуренции соответствует демократия. Монополии соответствует политическая реакция» (В. И. Ленин)[5].
После 1 Мировой войны, когда разразился тяжелейший кризис капитализма, а рабочий класс пошёл в наступление против буржуазии, класс частных собственников в разных странах попытался ещё раз найти самую ручную партию из тех, что называют себя революционными. Такой ручной партией, обеспечивающей господство имущих классов, оказалась социал-демократия, социал-фашисты.
В 1910 году Ленин писал о тактике буржуазии:
«На деле буржуазия во всех странах неизбежно вырабатывает две системы управления, два метода борьбы за свои интересы и отстаивания своего господства, причём эти два метода то сменяют друг друга, то переплетаются вместе в различных сочетаниях. Это, во-первых, метод насилия, метод отказа от всяких уступок рабочему движению, метод поддержки всех старых и отживших учреждений, метод непримиримого отрицания реформ… Второй метод – метод «либерализма», шагов в сторону развития политических прав, в сторону реформ, уступок и т.д.»[6].
В годы некоторой стабилизации рыночной конъюнктуры буржуазия избирала метод либерализма в качестве формы своей диктатуры и шла на политическую коалицию с социал-демократией. В правительствах появляются так называемые «рабочие министры», которые набираются хозяевами монополий из социал-фашистских деятелей, а пролетариату дают понять, что цели его борьбы достигнуты, так как в правительстве и в парламенте есть «его классовые представители». А вот на деле выходило так, что наибольший расцвет буржуазной демократии был и временем наибольшего разоблачения её сущности. Время послевоенной европейской демократии стало временем разоблачения социал-демократии как откровенной защитницы капиталистического рабства. Как только обманутые социал-демократическими вождями рабочие массы попытались реализовать своё право «равноправного» класса демократического государства, так немедленно рабочие получали со стороны «демократического» государства решительный удар всеми силами, включая регулярные войска. Примерами борьбы «рабочих», «трудовых» и «демократических» правительств с трудящимися могут быть подавление войсками всеобщей стачки углекопов в Англии, расстрел восстания венских рабочих, война против трудящихся Испании. Недалеко ушли и нынешние «народные» правительства «народных» республик: чего стоила расправа с бастовавшими шахтёрами Макеевки и Тореза в 2016 году.
Так на собственной шкуре рабочие капиталистических стран убеждались и убеждаются, что при господстве капитализма нет принципиальной разницы между демократией и диктатурой. Демократия – это лишь одна из двух основных форм буржуазной диктатуры над рабочим классом и другими трудящимися.
Но в условиях буржуазного господства пролетариатом выдвигались и выдвигаются демократические требования. К их числу относится всеобщее, прямое и тайное голосование, свобода слова, свобода собраний, свобода печати и т.п. Эти требования есть внешние признаки буржуазного парламентаризма. Нет ли здесь противоречия в политике пролетариата? Нет, так как борьба за самую широкую буржуазную демократию, за все возможные права и свободы необходима рабочему классу, так как облегчает его борьбу и подготовку к революционному свержению буржуазии. В условиях куцей и фальшивой буржуазной демократии пролетариату и его партии действовать легче, чем в условиях открытой террористической буржуазной диктатуры. Это означает, что рабочий класс и его партия рассматривают буржуазный парламентаризм как средство, как временный инструмент, облегчающий классовую борьбу, но не как конечную цель своей борьбы.
Кроме того, буржуазным парламентаризмом не было реализовано на практике ни одно из демократических требований и ни одна из свобод. Буржуазия мастерски умеет использовать демократические требования трудящихся масс в целях укрепления своей диктатуры в обществе. На бумаге и на словах она признаёт эти требования, а на деле, в жизни, ни одно из них не может быть поведено полностью и в соответствии со своим содержанием.
Например, сегодня в РФ существует избирательное право и парламент. Но обеспечивает ли это право хотя бы честный подсчёт голосов и честное избрание депутатов? Об этом и речи быть не может. Сама система буржуазного государства с его разделением на законодательную и исполнительную власть сводит к минимуму и превращает в пустую формальность всю деятельность так называемых «представителей народа». Вся сила и полнота государственной власти сосредоточена в руках верхушки исполнительной власти, которая и проводит непосредственные интересы узкого слоя богатейших монополистов. Парламентская законодательная власть, даже при том условии, что в парламенте господствующей и решающей силой является буржуазия, её ставленники и союзники из социал-фашистских партий, ограничивается приданием вида законности готовым решениям монополий и высшей государственной бюрократии, общими разговорами и резолюциями, которые не решают коренных вопросов политики государства и не затрагивают устоев существующего строя.
Ленин, говоря, что парламент не решает важнейших государственных дел, указывает на тот факт, что ни в одной буржуазной, даже самой демократической стране внешняя и внутренняя политика не делается открыто. Вопросы подготовки к войне, вопросы развития военной промышленности, вопросы внешней политики, работа тайной полиции, финансирование крупнейших капиталистов за счёт государственного бюджета, приватизация стратегических предприятий и отраслей и т.п. – всё это находится вне сферы реального влияния парламента.
Само всеобщее избирательное право тысячами уловок, ограничений, обходов, подкупов, принуждений, подтасовок, репрессий сводится буржуазией к формальности. Оно фактически превращается в процедуру, дающую пролетариату возможность раз в несколько лет решить, какой именно представитель буржуазии будет в парламенте подавлять и угнетать трудящихся. Но сегодня у трудящихся нет и этого права. Только верхний и высший слой капиталистического класса решает, кто именно будет в парламенте выполнять волю финансового капитала и кто будет от лица буржуазии вести классовую войну против рабочего класса.
В буржуазных демократиях всеобщее избирательное право является одним из орудий классового господства буржуазии. Богатство, как указывал Энгельс, пользуется своей властью косвенно, но зато тем вернее. Существует два классических способа, при помощи которых капитал руководит парламентом: это прямой подкуп депутатов и чиновников и «союз между правительством и биржей». Этот союз сегодня трансформировался в полный контроль «биржи», т.е. финансового капитала над правительством.
При этом
«…господство финансового капитала как капитала вообще неустранимо никакими преобразованиями в области политической демократии… Но это господство финансового капитала нисколько не уничтожает значения политической демократии, как более свободной и ясной формы классового гнёта и классовой борьбы» (В. И. Ленин)[7].
Это означает, что в буржуазных республиках существует вопиющее противоречие между формально-юридическим равенством и действительным гнётом и эксплуатацией имущими неимущих. Сама теория «чистой демократии», «демократии вообще»
«…вызвана к жизни для того, чтобы прикрыть язвы капитализма, подкрасить империализм и придать ему моральную силу в борьбе против эксплуатируемых масс»[8].
Классовая сущность буржуазной демократии состоит в том, что это демократия капиталистическая, демократия для эксплуататорского меньшинства, которая основана на ограничении реальных прав эксплуатируемого большинства и направлена против этого большинства[9].
При этом господство буржуазии имеет постоянную тенденцию ко всё большему применению насилия. Это выражается в росте фашизма, в фашизации буржуазного государства. Фашизация государства означает, что все политические реформы государственного управления, которые оно проводит, сводятся к тому, что трудящиеся полностью отстраняются от влияния на государственный аппарат, а само государство срастается с богатейшими организациями финансового капитала. Так обнаруживается существо власти как олигархической диктатуры, власти, которая отбрасывает все остатки видимости представительства трудящихся масс.
Почему же империалистическая буржуазия становится такой откровенной в своей реакционности? Дело в том, что развитие империализма, медленное, но неуклонное нарастание массовости и сознательности в пролетарской классовой борьбе объективно ставят перед рабочими вопросы о сущности буржуазного государства вообще и о буржуазной демократии в частности. Перед финансовым капиталом — хозяином буржуазного государства — возникает опасность того, что тотальная ложь о надклассовом государстве, которое якобы можно исправить юридическими реформами, ложь о достаточности хороших законов, наконец, ложь о демократическом обществе равных прав и равных возможностей, — вся эта ложь будет отброшена и разбита. В буржуазной пропаганде и агитации, царствующей в массе трудящихся и отравляющей их мелкобуржуазной идеологией, будет пробита огромная брешь: ведь вопрос о государстве — это узловой вопрос, так как вся власть класса буржуазии держится исключительно на штыках и перьях государственной машины. Пошатни эту табуретку, покажи рабочим массам, кому именно и для чего именно служит государство — и могучая и грозная олигархия может с грохотом полететь вниз.
В таких условиях нарастающей революции, когда пролетариат не только осознаёт, что буржуазное государство — заклятый враг, но и борется и увлекает за собой рядовой состав этой машины, империалисты отказываются от всякой опереточной видимости демократизма и парламентаризма. Эти «добрые» методы становятся недостаточными, непригодными, не способными справиться с ростом революционизации трудящихся масс, поскольку теперь больше чем когда-либо в прошлом ставятся под угрозу самые основы частной собственности и капитализма в целом.
И буржуазия принимает самые крайние меры для сохранения и увековечивания строя частной собственности и капиталистической эксплуатации. Все демократические и парламентские пути управления обществом уже не удовлетворяют финансовый капитал, и поэтому его государственный аппарат превращается в огромную террористическую организацию. Такая организация имеет свою идеологию и политику — фашизм, который является также идеологией и политикой наиболее реакционной части империалистической буржуазии. Фашизм наиболее ярко и открыто проявляется в работе силовой части государства, которая усиливается и направляется своим острием против рабочего класса и зачатков его политической организации — коммунистической партии большевистского типа. Но при этом не стоит думать, что фашизм равнодушно относится к либерально-буржуазным, буржуазно-демократическим и даже к части реформистских партий. Фашизм как обнажённая, открытая и явная диктатура буржуазии рвёт и борется со всеми и всякими демократическими свободами и парламентско-либеральными формами политики. Финансовому капиталу становятся опасны и излишни все буржуазные партии, содержащие хоть малейший элемент демократизма.
На смену начальному демократизму, характерному для домонополистической эпохи, приходит реакция и устранение одного за другим всех элементов буржуазной демократии и парламентаризма. От парламента и всеобщего выборного права остаётся только тонкая оболочка — формальная процедура выборов. Но и эта оболочка тут же наполняется террористическим содержанием: империалисты превращают свободное право трудящихся голосовать в строгую обязанность явки на избирательные пункты — для демонстрации процесса голосования, а значит, и для последующей демонстрации легитимности избранной власти. Легитимности не по фактическим результатам голосования, а по зафиксированному телевидением посещению гражданами тех зданий, в которых были размещены избирательные участки. Раз пришли голосовать – значит доверяют политической системе страны и «избранной» власти.
Ясно видим, что буржуазия использует любые элементы насилия и подавления, характерные для прошедших общественных формаций. Если в начале своего господства диктатура буржуазии была прогрессивной экономически, политически и культурно, то теперь, на закате капиталистической эпохи, буржуазия становится сверх-реакционной во всех областях общественной жизни. Эта реакционность выражает дряхлость, историческую обречённость и безвыходность существующего положения капитализма. В речи на XVII съезде ВКП(б) Сталин говорил, что победу фашизма
«…надо рассматривать так же, как признак слабости буржуазии, как признак того, что буржуазия уже не в силах властвовать старыми методами парламентаризма и буржуазной демократии, ввиду чего она вынуждена прибегнуть во внутренней политике к террористическим методам управления, — как признак того, что она не в силах больше найти выход из нынешнего положения на базе мирной внешней политики, ввиду чего она вынуждена прибегнуть к политике войны»[10].
В такой обстановке политического бандитизма, направленного против рабочих и остальных трудящихся, коммунисты могут и должны возглавить те силы общества, которые защищают остатки буржуазных прав и свобод. Такова в общих чертах диалектика развития буржуазной диктатуры и буржуазной демократии.
В связи с предстоящими выборами становится ясно, что для укрепления своей диктатуры буржуазия нуждается в театральной процедуре выборов, в самом факте массового посещения избирательных участков. Она нуждается в таких кандидатах, голосование за которых, с одной стороны, давало бы массовость прихода «электората» на выборы, а с другой, не могло бы, в случае их победы, привести ни к малейшим покушениям на устои капитализма.
Сама подготовка к выборам показывает, что никакими голосованиями и заменой фигур в государственной машине интересы трудящихся обеспечены быть не могут. Единственным способом обеспечения коренных интересов пролетариата и остальных трудящихся является революционное завоевание всей полноты политической власти, установление диктатуры пролетариата. Но при этом для того, чтобы было легче завоевать власть, рабочему классу и необходима самая широкая и полная буржуазная демократия. Необходимо не пассивное неучастие в буржуазных выборах, т.е. не-хождение на выборы, а активный бойкот таких выборов, выдвижение и продвижение своих кандидатов в парламенты и исполнительные органы буржуазного государства, сочетание и переплетение этих двух тактик.
В отличие от буржуазной демократии, сохраняющей и защищающей капитализм, исторической задачей диктатуры пролетариата является осуществление перехода от буржуазного к коммунистическому обществу. В этот период рабочий класс, как класс, держащий в своих руках государственную власть, должен окончательно сломить сопротивление буржуазии, должен создать новую социалистическую экономику и уничтожить материальную основу деления общества на классы — частную собственность на средства и орудия труда. Он должен в этот период переделать своё сознание и сознание всей массы трудящихся, воспитывая из вчерашних отсталых и мелкобуржуазных обывателей сознательных и активных строителей социализма.
Классическое и полное определение задач пролетарской диктатуры дал Ленин:
«Диктатура пролетариата есть упорная борьба, кровавая и бескровная, насильственная и мирная, военная и хозяйственная, педагогическая и администраторская, против сил и традиций старого общества. Сила привычки миллионов и десятков миллионов – самая страшная сила. Без партии, железной и закалённой в борьбе, без партии, пользующейся доверием всего честного в данном классе, без партии, умеющей следить за настроением масс и влиять на него, вести успешно такую борьбу невозможно»[11].
Всё это означает, что диктатура пролетариата — это власть рабочего класса, не ограниченная никакими законами, это власть, опирающаяся на насилие, власть, определяющая свою политику, исходя из интересов рабочего класса и остальных трудящихся. Диктатура пролетариата проявляется в
«деспотическом вмешательстве в имущественное право и в буржуазные производственные отношения» (К. Маркс, Ф. Энгельс)[12].
«Диктатура пролетариата есть классовая борьба победившего и взявшего в свои руки политическую власть пролетариата против побеждённой, но не уничтоженной, не исчезнувшей, не переставшей оказывать сопротивление, но напротив, усилившей своё сопротивление буржуазии» (В. И. Ленин)[13].
Она есть
«…неограниченное законом и опирающееся на насилие господство пролетариата над буржуазией, пользующееся сочувствием и поддержкой трудящихся и эксплуатируемых масс» (И. В. Сталин)[14].
Это означает, что диктатура рабочего класса, не ограниченная никакими буржуазными законами и опирающаяся на революционное насилие, вместе с тем по самой своей природе является самой демократической и настоящей народной властью.
Последовательный и полный демократизм для трудящихся государства пролетарской диктатуры проистекает из самого классового существа этого государства. Мы знаем, что государство есть механизм власти одного класса над другим. Власть трудящихся является диктатурой рабочего класса над классом буржуазии. Эта власть в своём существе представляет интересы пролетариата, но при этом сам пролетариат — это наиболее последовательный носитель и защитник интересов всех трудящихся. Вполне естественно, что диктатура пролетариата есть диктатура большинства народа над его ничтожной частью, над жалким меньшинством, иначе говоря, это есть господство, власть и государство самого народа. В этом случае государство
«…неизбежно должно быть государством по-новому демократическим (для пролетариев и неимущих вообще) и по-новому диктаторским (против буржуазии)»[15].
Это значит, что всё будет честно и предельно демократически: ничтожное меньшинство населения будет подчинено воле абсолютного большинства. Демократия получит свой высший и единственно правильный смысл.
[1] Стр. 47 — 52
[2] К. Маркс, Ф. Энгельс, Собр. соч. Т.3, стр. 359.
[3] Ф. Энгельс, Положение рабочего класса в Англии.
[4] В. И. Ленин, Речь на III Всероссийском съезде Советов.
[5] В. И. Ленин. ПСС., Т. 19, стр. 207.
[6] В. И. Ленин. ПСС., Т. 15, стр. 7.
[7] В. И. Ленин, ПСС, Т. 19, стр. 38.
[8] И. В. Сталин, «Вопросы ленинизма», стр. 29.
[9] Там же.
[10] И. В. Сталин «Вопросы ленинизма», стр. 545.
[11] В. И. Ленин. ПСС., Т. 25, стр. 191.
[12] МиЭ «Манифест коммунистической партии», стр. 40.
[13] Ленин. ПСС., Т. 14, стр. 311.
[14] Сталин «Вопросы ленинизма», стр. 28.
[15] Ленин «Государство и революция», стр. 24.
