К вопросу о «холодном термояде»

В комментариях к статье «О середине и конце времени, цикличности и повторяемости»  т. Таран цитирует автора статьи: «Из этой же теории в своё время выросла целая «научная» школа «холодного термояда», школа отъявленных учёных негодяев, которая лет 30 сидела на шее советского рабочего класса, получала огромные зарплаты и премии, потратила в никуда около 10 миллиардов рублей, но практической пользы пролетарскому государству не принесла ни на копейку — даже в виде побочных результатов» и добавляет: «Вроде, и «горячий термояд» не дал результатов до сих пор…»

Отвечаем т. Тарану. Невозможно стать коммунистом без основательного знания естественных наук. Это необходимо «хотя бы» потому, что без такого знания очень трудно понять даже те конкретные примеры, с помощью которых объясняются положения марксистско-ленинской философии. Естественнонаучное знание облегчает понимание неизбежных философских абстракций, поскольку таковые абстракции есть обобщение огромного числа реальных фактов. Это необходимо «хотя бы» потому, что рабочий, не обладающий твёрдыми материалистическими знаниями о реальном мире, неизбежно  скатывается к мировоззрению своего классового врага – к идеалистическому миропониманию, совершенно искажающему истинное положение вещей. Такой рабочий обречён на рабство, он становится слепой и послушной куклой в руках буржуазии, так как он не может увидеть обман или явный абсурд, который ему подсовывают классовые враги и выдают за «вечные и естественные законы природы и общества».

То, что 30 лет назад было, в общем, понятно среднему ученику средней школы, сегодня вызывает вопросы у наших молодых людей, формально имеющих высшее образование. Поэтому сайт РП в целом и наши товарищи в отдельности обязаны отвечать на вопросы, которые касаются не только производственных отношений в обществе, но и на вопросы, касающиеся естествознания. Естествознание неотделимо от производства и определяется его развитием. Без заполнения пробелов в знаниях рабочих, без правильного понимания ими места и роли естественных наук наша работа теряет свой фундамент, становится поверхностной, неполноценной.

1. Бомба и реактор

«Горячий термояд» как раз-таки был реализован и результаты дал — в т.н. «водородной» бомбе. В обычном ядерном заряде реакция деления U-235 или Pt-239 начинается не сама по себе, а только при достижении активным веществом критической массы – такой массы вещества, внутри которой свободные нейтроны находятся дольше, чем в части этого радиоактивного вещества, проходят внутри такого вещества более долгий путь и успевают, таким образом, активировать, «зажечь» в этом веществе устойчивую реакцию деления ядер. Если масса радиоактивного вещества меньше критической, то свободные нейтроны быстро уходят за пределы этой массы и реакция не успевает начаться.

Тут же возникает вопрос: а как же сделать ядерный заряд? Ведь стоит активному веществу достичь критической массы, и оно тут же взорвётся. Для того, чтобы этого не произошло, ядерный заряд предварительно делят на две или несколько частей, каждая из которых в отдельности не имеет критической массы, и поэтому цепная реакция в таких частях не начинается и не поддерживается. Критической массы ядерного заряда достигают путём его сжатия или схлопывания друг с другом нескольких частей этого заряда, не имеющих по отдельности такой массы. Сжатие или схлопывание должно происходить очень быстро. Поэтому части ядерного заряда в бомбе сжимаются или схлопываются при помощи взрыва тротиловой оболочки, внутри которой и находится уран или плутоний.

При достижении зарядом критической массы начинается устойчивая реакция деления тяжёлых ядер U или Pt на два более лёгких ядра, по сути, на два изотопа новых химических элементов. При этом высвобождается и выделяется вовне огромное количество энергии. А поскольку эта энергия выделяется за ничтожное время — порядка 10^-7 степени секунды, то такое выделение энергии имеет характер взрыва. Взрыв – это химическое преобразование атомов или молекул вещества (деление, синтез, окисление), которое проходит необратимо и с высокой скоростью. Атомная бомба, так же как и атомный энергетический реактор (атомный котёл), по существу является реактором. Но между ними существует принципиальное различие: в атомной бомбе происходит неуправляемая реакция деления ядер, происходящая за ничтожно малое время, а в ядерном реакторе происходит управляемая реакция деления вещества, скорость которой регулируется с помощью специальных физических и технических приёмов. Если в неуправляемом реакторе (атомной бомбе) за короткое время в реакцию вступает всё активное вещество и вся мощность этого реактора выделяется почти мгновенно,  то в управляемом реакторе мощность реакции деления ядер регулируется от минимально возможного значения до максимума. Если в мгновенном ядерном реакторе вся энергия реакции преобразуется в несколько видов энергии (механическую, тепловую, энергию физических полей), то в промышленном реакторе главным видом преобразованной энергии является тепловая.

Замечание т. Тарана можно свести к вопросу о том, возможно ли применение термоядерного синтеза в мирном производстве. Для начала нужно понять, что в водородной бомбе, в термоядерной реакции энергия высвобождается совершенно иначе, нежели в обычной ядерной реакции. Если в обычном ядерном заряде энергия выделяется в результате процесса распада вещества на части, то в термоядерном заряде всё наоборот, энергия выделяется при соединении (синтезе) ядер лёгких элементов в ядра более тяжёлых химических элементов. Чаще всего для горячей термоядерной реакции применяют смесь тяжёлых изотопов водорода — смесь дейтерия и трития. Ядро атома водорода состоит из одного протона. В ядре дейтерия вместо одного протона — один протон и один нейтрон, а в ядре трития — один протон и два нейтрона.

Термоядерная реакция может начаться только при чрезвычайно высокой начальной температуре и давлении. Достижение взрывчатым веществом критической массы не нужно. Когда вокруг смеси этих тяжёлых изотопов водорода создаются необходимые температура и давление, начинается реакция соединения (синтеза) изотопов водорода, в результате которой из двух ядер изотопов водорода получается одно ядро нового химического элемента — гелия, и при этом выделяется один «свободный» нейтрон. Это тот самый нейтрон, которым «перегружены» ядра дейтерия. Синтез гелия из водорода может начаться только при температуре в несколько десятков миллионов градусов. Поэтому, собственно, её и называют термоядерной. Для того чтобы получить такую начальную температуру в водородных реакторах (бомбах) применяют обычный ядерный взрыв. Такая бомба взрывается как бы дважды: сначала как обычный ядерный боеприпас, затем – как термоядерный. Все водородные бомбы включают в себя ядерный заряд как запал, как детонатор термоядерной реакции.

2. Ландауры и лебедевцы

«Экономический» смысл термоядерной реакции состоит в том, что при синтезе тяжёлых ядер из лёгких выделяется намного больше энергии, чем при распаде тяжёлых ядер на лёгкие (при той же массе взрывчатого вещества). Но, к сожалению, термоядерный синтез пока не удаётся использовать в мирных целях, поскольку реакцию синтеза пока что нельзя затормозить, растянуть её во времени, сделать управляемой. Но «пока нельзя» – не значит «вообще нельзя». Есть основания думать, что не победи в СССР буржуазная контрреволюция, мы имели бы сегодня действующие термоядерные установки. И вот почему.

 Из описания процесса термоядерного синтеза мы видим те проблемы, которые возникают при создании «медленного», промышленного термоядерного реактора. Во-первых, использовать для начала реакции синтеза ядерный взрыв мы не можем, так как это уничтожит сам реактор. Ядерный микровзрыв мы тоже использовать не можем, потому что его тепловая энергия будет мала и почти вся уйдёт на теплообмен с внешней средой (с корпусом реактора, воздухом, самим активным веществом). Реакция не начнётся. Значит, «детонатор» синтеза не должен иметь характер взрыва, но при этом должен создавать необходимую температуру. Что это может быть? В свою очередь, становится ясно, что и сам сработавший детонатор нужно будет удерживать от теплового контакта с корпусом реактора, ибо иначе реактор мгновенно испарится. Во-вторых, как управлять уже начавшейся реакцией синтеза? Контакт активной зоны с любым известным веществом здесь не возможен, это вещество также мгновенно сгорит. Как видим, и для запуска реакции, и для управления реакцией нельзя использовать вещество.

 Что же остаётся? Остаётся использовать только физические поля большой напряжённости. Но какие именно? Эти поля должны обладать одновременно магнитными и экранными свойствами, они должны будут отклонять и придавать вращение наружному слою — оболочке плазменного облака, обеспечивая этим вращением теплообмен плазмы с теплоносителем. Такое поле должно было легко проходить сквозь сам теплоноситель, поэтому теплоноситель перспективного реактора мог быть только газообразным. Всем заявленным требованиям отвечает электромагнитное поле.

Но как в таком случае экономически эффективно получать и поддерживать эти поля? Расчётная энергия, необходимая для удержания магнитным полем плазменного облака температурой в миллион градусов и условным размером в 1 кубический метр, равна примерно 15000 кВт/час. Мелкобуржуазные физические теоретики — «ландауры» отвечали на этот вопрос так: мол, строим под Красноярском термоядерный реактор мощностью 500 МВт, а рядом за рабочие деньги страна построит нам АЭС общей мощностью 750 МВт, которая и будет запитывать электромагниты, удерживающие плазменный шнур внутри реактора. Такой реактор, возможно, будет работать. А то, что его промышленный КПД будет равен минус 30% с гаком, так это не беда, страна у нас богатая. Тут ведь важен сам факт работающего реактора, а не его практическая польза для социализма.

В-третьих, как регулировать напряжённость этих полей? Устройства, через которые пойдут электрические токи напряжением до 1000 киловольт и силой в тысячи ампер, настолько огромны и дороги, что сама идея использования термоядерного реактора теряет всякий экономический смысл, так как срок окупаемости такой установки превышает сто лет. В 1970 – м году учёные и инженеры остановились в точке, в которой сошлись все эти нерешённые вопросы. А дальше в физике плазмы произошёл раскол.

К началу 70–х гг. почти все господствующие высоты в теоретической физике были заняты «ландаурами». Так мы для удобства назвали большую группу деятелей науки – паразитов и иждивенцев, карьеристов и лгунов. Эти теоретики давно оформились как идеалисты, поскольку именно сфера теоретической работы очень располагает к отрыву от реальности, к подмене отношений материального мира фантазиями об этих отношениях. (Это результат сначала проникновения, а затем и практически полной победы идеалистического мировоззрения в советскую науку, о чем РП давал немало материалов в рубрике «Забытые истины». — прим. РП) Эти проходимцы и дармоеды долгие годы «холодным синтезом» морочили голову всей стране. Им построили за 1,2 млрд. советских рублей мало полезный «Токамак», создали ещё целый ряд НИИ, промышленных объектов и объектов инфраструктуры — в надежде на то, что ещё немного и советский народ получит, как и обещали «теоретики», почти неисчерпаемый источник термоядерной энергии.

Ведь что получилось к началу 70–х? «Ландауры» из Физического отделения АН СССР, Института теоретической физики АН и пр. научных учреждений страны хорошо понимали, что постепенно заходят в тупик с теми своими идеями, на которых они предлагали строить «медленный» промышленный реактор. Но продолжали обманывать рабочий класс, продолжали упорствовать в своих заблуждениях, шли на прямой научный подлог, убирали со своего пути тех учёных и инженеров, которые вели собственные исследования и через два – три года уже вполне могли бы разоблачить шарлатанов от науки.

Позиция этих мелкобуржуазных учёных была проста и надёжна: удобно и безопасно получать от народа огромные блага за «научные» гипотезы, ложность которых вскрывается не сразу, а когда всё-таки вскрывается, то всегда можно сослаться на неизбежные ошибки в изучении тайн природы.

Как ландауры создавали свои гипотезы? А вот примерно так: в старом календаре–ежегоднике за 1980 год я наткнулся на поздравительную статью, посвящённую Л.Д. Ландау – одной из «икон» этой группировки. В статье есть фото, на котором изображён лежащий на диване великий теоретик. Он что-то пишет на одном из множества разбросанных по дивану листков. И всё бы ничего, но вот разоблачительный комментарий к фотографии: «Именно так и работает академик, полулёжа, в непринуждённой обстановке, с одним карандашом и листком бумаги в руках. Могучий ум академика заменяет ему лабораторию и эксперименты. Так творит гений». Здесь дурак–журналист захотел красиво написать дифирамб «гению», а на самом деле невольно сказал о нём правду: полюбуйтесь, перед вами выдающийся трутень и законченный идеалист.

(Учёному вообще, а теоретику – особенно, требуется трижды критически подходить к продукту своего труда, постоянно сверяться с объективной реальностью, с экспериментом, постоянно контролировать свои выводы и расчёты практикой. Настоящему ученому жизненно необходимо действительно научное, а значит — диалектико-материалистическое мировоззрение, понимание всеобщих законов развития. Это субъективные условия добросовестности всякого учёного. Но их недостаточно. Теоретикам необходим еще строгий внешний контроль со стороны диктатуры пролетариата. Если в работах теоретика нет революционной составляющей, если он пытается решать новые задачи старыми методами, если его работы не связаны с производством, напрямую или опосредованно – через прикладную науку, значит, он не вправе есть пролетарский хлеб. Ленин в своё время писал Стасовой об адвокатах, что их «…нужно брать в ежовые рукавицы и ставить в осадное положение, ибо эта интеллигентская сволочь часто паскудничает». То же самое касается и учёных, а теоретиков – в особенности. Нужно сразу же, с порога отметать заявления всяких буржуазных болтунов от науки о том, что фундаментальная наука не отвечает за результаты прикладной и уж тем более не несёт никакой ответственности за успехи производства. Именно она – фундаментальная наука – первая и несёт такую ответственность, так как именно она указывает всем отраслям народного хозяйства наиболее рациональные пути развития общественного производства и именно она обязана искать и отбрасывать ложные пути, выбирая истинные).    

«Ландауры» всегда рассматривали науку как способ хорошо пристроиться в жизни, как способ получения высоких доходов и почетного положения в обществе. Среди них были, безусловно, индивидуально талантливые и способные люди, но коль человеком, а тем более учёным, овладевает идеализм, его работа как исследователя реальной действительности заканчивается. Вместо отражения действительности в голове у такого учёного живут его собственные представления об этой действительности. Теория, которая рождается в такой голове, отрывается от практики, не проверяется практикой, а значит ничем не подтверждена и является ложной. Материя, её объективные свойства и особенности попросту игнорируются идеалистическим сознанием. Как цинично высказался по этому поводу один из «ландауров», академик Семёнов: «…Если реальность не соответствует теории – тем хуже для реальности».

Имея связи и блат наверху, вплоть до сфер ЦК КПСС, среди таких же мелкобуржуазных оппортунистов, «ландауры» не только заполняли себе подобными все ключевые позиции в теоретической физике (и вообще во всей позднесоветской науке! — прим. РП), но и получали от государства практически всё, что просили – в материальном плане. Социальная мощь этой «физической мафии» была значительной. Чего нельзя сказать о мощи научной. К 1975 году ландауры окончательно расписались в своей бесплодности. Спустив в унитаз миллиарды рублей, они заявили на Пленуме АН, что весь путь создания «горячего» термоядерного реактора был «…неизбежной жертвой общества на алтарь научного поиска, на дороге к открытию неизведанных тайн природы». Не имея желания и возможности разработать и реализовать действующий термоядерный реактор, в котором происходил бы традиционный, «горячий» синтез, «ландауры» начали шумную и дорогостоящую кампанию по изобретению фантастического «холодного термояда». Мол, не получилось создать «горячий» реактор, скажем, что будем создавать «холодный»! А этот дурак – рабочий класс всё проглотит и всё оплатит, надо только нести ему такую псевдонаучную чушь, в которой ни он, ни кто другой никогда не разберётся. Словом, больше непонятного, выше горы пустых формул, толще монографии и диссертации.

 Кто же тогда в физике противостоял «ландаурам»? Достоверной информации на этот счёт очень мало. По нашим данным дальше всего в разработке действующего «горячего» реактора продвинулась группа Ивана Лебедева из Арзамаса-16 и группа под руководством Анатолия Терёшкина из Новосибирского филиала Института теоретической физики. Что предлагали лебедевцы и филиальцы? Они заявили, что, коль стоит задача промышленного получения дешёвой энергии в больших объемах, речь не может идти о создании дорогостоящих экспериментальных установок, которые могут оказаться в итоге совершенно бесполезными. Исследования могут затянуться на годы без практических результатов. Деньги будут выброшены на ветер. Это раз. Второе. На сегодняшний день синтез гелия из изотопов водорода – единственный реальный и «экономически» выгодный вид ядерной реакции, дающий на порядки больше энергии по сравнению с тем её количеством, которое тратится для запуска такой реакции. Отсюда вывод: реактор при существующем уровне знаний и техники может быть только «горячим». Низкотемпературный розжиг реакции синтеза пока принципиально невозможен. Это, попросту говоря, обман, так как соединить два протона в новое ядро возможно лишь передав им колоссальную энергию. Отсюда вопрос: как запустить реакцию, не разрушив сам реактор и близлежащую окрестность? Реакция синтеза гелия из водорода является самоподдерживающейся. Это значит, что она происходит до полного превращения всего водорода в гелий. И такое превращение в бомбе происходит за доли секунды. Нам же необходимо растянуть этот процесс во времени. Отсюда ещё вопрос: как это сделать? Выделение энергии при реакции синтеза гелия лавинообразно нарастает до определённого значения и только потом, пройдя максимум, начинает убывать. Отсюда вопрос: как избежать опасной лавинообразности в выделении энергии?

На все эти три вопроса ландауры ответили одинаково: не знаем, поэтому ищем ответы в «холодном» термояде.

М.И.

Продолжение следует.