Что делать. Ответы на вопросы украинских товарищей — 4

12. Что касается работы со служащими, то с ними было и проще, и сложнее. Большинство мелких служащих живут в такой же нищете, как и рабочие. На многих предприятиях служащие расслаиваются на части в зависимости от своего места в производственном процессе и своего отношения к рабочим.

Среди тех служащих, которые не имеют прямого касательства к рабочим, мы находили сторонников и помощников, но это были, в основном, технические помощники, которые давали информацию, делали переводы, вносили на предприятие материалы. Они почти никогда не шли на прямой контакт с рабочими, и в лучшем случае распространяли материалы скрытно, через стенды, курилки и т.п. Это была большая помощь, и мы не давили на этих людей, не заставляли их выступать открыто. Тем более, что мы хотели, чтобы эти люди ходили на занятия в кружки.

Однако выходило так, что они в кружки ходить не хотели, но при этом они получали марксистские знания попутно, так сказать, «на дому», когда готовили по нашей просьбе тот или иной материал либо делали переводы статей. До нас не сразу дошло, что этот путь обучения – через работу с документами – тоже путь обучения людей, не такой эффективный и даже необязательный, но, видимо, пригодный для работы со служащими. Этот вывод мы сделали из разговоров с нашими информаторами, когда заметили, что через 10–15 заданий у человека  меняются взгляды и даже сама речь.

Только 2-3 человека из этой прослойки непосредственно встречались с рабочими своих предприятий и вели беседы, но близко к себе рабочие подпустили только одного такого агитатора, а двум другим пришлось отступить из-за явного недоверия: мол, конторская крыса лезет в доверие, значит, её подослали. Этот момент тоже нужно учитывать в своём плане работ.

Но тут есть ещё одна опасность. Тот служащий, которого рабочие приняли, какое-то время давал им сведения о планах администрации, о её расходах, из которых следовало, что прибыль у предприятия есть.  Вышло так, что к тому моменту администрация приобрела побрякушки для высших управленцев. После этого рабочие собрались, выбрали депутатов, которые пошли к администрации и спросили, почему на всякое барахло для избранных деньги есть, в то время как у рабочих нет годовых и квартальных премий, хотя в колдоговоре написано, что если есть прибыль, то есть и премии коллективу.  Главный инженер ответил, что прибыли нет. Возник скандал, в ходе которого рабочие открыто рассказали, что у них есть точные сведения и цифры относительно прибыли, и что они знают, сколько и куда было потрачено администрацией. В горячке были зачитаны конкретные суммы, на которые купили новую машину заму директора, самшитовую мебель, путёвки в Турцию и что-то ещё. Скандал погасили, выдав к концу квартала рабочим какие-то деньги, но в конторе начался шмон, установили камеры во всех кабинетах, в которых работают с документацией, содержащей финансовые сведения. Сам наш товарищ пришёл к нам и сказал, что больше он рабочим ни слова не скажет, так как он считает, что так топорно с финансовой информацией обращаться нельзя. Он сильно перепугался, да и доступ к бухгалтерским бумагам теперь для него был серьезно затруднён.

На этом примере мы ещё раз стали кусать локти по поводу того, что на предприятии есть рабочий коллектив, но нет сознательной и умелой ячейки, с которой мог бы длительно работать наш служащий — хотя бы в качестве её ценного агента из заводской администрации. А так вышло, что он вывалил сведения о расходах группе не слишком сознательных рабочих из 10-12 человек, от которых эти сведения разнеслись по предприятию.

Да, так и должно быть, люди должны знать, что происходит.  Да, среди рабочих не оказалось подлецов и на нашего товарища прямо пальцем не показали. Но не оказалось и рабочих организаторов и конспираторов, которые знают, что делать с такой информацией, как её умело использовать, где и в какой пропорции. Так стихия рабочего гнева едва не привела к увольнению нашего хорошего помощника и главное — очень важного помощника самих рабочих. Работа агитатора или его агентов немыслима без риска, но риск должен быть оправданным и необходимым.

Расслоение служащих идёт даже внутри той группы мастеров и техников, которая поставлена для непосредственного надзора и принуждения. Тут на первый план выходят личные качества человека. Есть мастера и инженеры, которых уважают и ценят рабочие, но эта категория постоянно находится под прессом администрации, и поэтому человек, чтобы не стать скотиной, часто уходит с производства, либо просит перевести его на другую работу, хотя бы и в рабочие.

Эта малочисленная группа очень интересна для нашей работы. Надо сказать, что два человека —  ядро нашего кружка — как раз вышли из этой социально-производственной группки. Если в коллективе есть такие люди, обязательно надо их найти и попробовать установить с ними контакт. Они неоднократно битые со всех сторон, не раз разжалованные и уволенные, нищие и злые, но у них есть нужный опыт, знания, здоровая классовая ненависть, критические взгляды. Это очень сложные люди, с ними работать тяжело, но если они встали на МЛ позиции, то высока вероятность, что они пойдут по этому пути до конца.

13. Как подступиться к служащим со своими делами? Если у вас уже есть свои люди на этом производстве, то начать нужно с опроса рабочих о том, кто из служащих более–менее нормальный человек. Если кто-то из рабочих знаком с таким служащим, нужно попросить, чтобы свели и познакомили, а если ваш рабочий уже кое-что понимает в партийной работе, то можно поручить самому рабочему, чтобы он поговорил и попробовал вовлечь служащего в наше дело.

Если своих людей среди рабочих данного предприятия у вас нет, или если вы считаете нужным вести работу в учреждении, где большинство коллектива служащие, тогда привлекайте все силы своего кружка и своего окружения на поиск подходов к этим служащим. У кого-то обязательно найдётся тонкая ниточка, за которую нужно потянуть и попробовать выйти на этот коллектив, по крайней мере, поговорить с тем служащим, с которым вас познакомят, и прощупать обстановку в учреждении. Именно таким путём мы пытались наладить агитацию в нескольких воинских частях. Это не всегда выходит, но пробовать надо хотя бы потому, что практика этих попыток даст опыт и подскажет подходящие варианты.

В работе со служащими мы обычно начинали с лёгких поручений – просьб, которые были бы интересны и заведомо по силам служащему, а именно: сделать перевод с языка на язык, вычитать текст на предмет грамматических ошибок, отметить в нём логические нестыковки, уточнить статистику, дать справку, написать конспект лекции, словом, старались просить его о том, что ему близко, понятно и не отнимет много времени и сил.

В работе со служащими важен момент (прошу понять правильно) честолюбия, когда служащему, согласившемуся помогать, говорят о важности его дела, когда благодарят его за каждый перевод и конспект. Здесь нет ни грамма фальши, такая работа, сколь бы мала она ни была, важна для всех нас, так как вся громада подготовительной и будущей партийной работы состоит из таких крупинок, которые вносятся в общее дело самыми разными людьми, но с одной общей целью – для победы над капитализмом. А люди за 30 лет отвыкли от положительной оценки своей работы, от благодарности за неё, от чувства своей нужности другим людям. Мы несколько раз видели, как интеллигенты едва не пускали слезу, получая от нас высокую оценку своей работы. Но при этом и к критике своего труда они относились так же болезненно, и когда их справка или редакция была исчёркана и отправлена на переделку, то люди психовали. Но им опять же объясняли, что каждая их ошибка – это ошибка политическая, дальнобойная, которую трудно будет исправить потом.

Тут возникал ещё один важный момент: мы не говорили, но люди, видимо, сами понимали, что работа, о которой их просят, позволяет им наконец-то раскрыть свои умирающие и затоптанные таланты и способности, расправить крылышки, так сказать. Это понималось не сразу, но некоторые наши служащие сами признавались, что когда они пишут заметку или лекцию, то им «прямо жить хочется», «прямо свежего воздуха глотнули». Пожалуйста, говорили мы, пишите, готовьте — это очень нужно тысячам других людей, и вы сами убедились, какова живительная сила МЛ,  и какова острейшая социальная необходимость социализма, который только и позволяет людям «дышать» и  «на свет заново народиться».

При всём этом мы старались узнать, есть ли у этого служащего какие-нибудь увлечения, и если таковые были и имели связь с какой-либо стороной нашей работы, то мы давали ему на перевод, на вычитку или для оценки такую статью или заметку РП, в которой, так или иначе, затрагивалась тема, имеющая отношение к увлечению человека. Да, РП не писал прямо, например, об альпинизме или сплаве по рекам на байдарке, но заметки о спорте были, и в них отмечалось, что спорт вообще, а технические его виды – в особенности – становятся всё более недоступными для трудящегося человека. Это находило отклик в человеке, он соглашался с РП, и поэтому шансы на сотрудничество несколько возрастали. Это мелочь, да, но и её приходится сегодня учитывать в борьбе с инертностью, неверием в себя и мелкобуржуазным «упадком сил» у людей, потенциально нужных рабочему классу и его будущей партии.

Когда служащий уже входил в курс своей «партийной» работы, задания усложнялись. Были случаи, когда мы просили того или иного служащего подменить нас на занятиях, самостоятельно написать заметку или листовку, передать что-либо рабочим или другим товарищам, обзвонить организации по поводу помещений, напечатать на работе книгу из электронной библиотеки и т.д. и т.п. Если человек хотел работать, то он рос и развивался в пропагандиста и агитатора. Если он видел себя только техническим помощником, то он сам просил не нагружать его оперативной и политической работой. Всё честно и даже хорошо, если бы не наша беда: из всех интеллигентов, с которыми мы работали, в агитаторы вышли только двое, да и те потом отошли от дел. Ещё и ещё раз надо сказать, что узловой и фундаментальный вопрос сегодня один – кадры, кадры, кадры. Были бы сегодня подготовленные, политически грамотные и опытные кадры, можно было бы горы свернуть.

14. Как вели агитацию в мелкобуржуазных слоях? Вели, прямо скажем, хуже некуда. Мы имели доступ к мелкой торговой буржуазии, рыночным хозяйчикам, часть из которых трудилась сама плюс с наймом рабочей силы, часть работала с помощью ближайших родственников без найма рабсилы со стороны.

Путь, по которому мы пытались донести агитацию до этого слоя, был обычным, через кружковцев. У некоторых из них были родственники (и даже жёны), которые занимались мелкой спекуляцией и имели свои ларьки или торговые места на рынке. Первые попытки прямой марксисткой агитации мелкобуржуазных жён и ближайших родственников вызвали только семейные скандалы.

Женщины-предприниматели встретили слова о присвоении ими части неоплаченного труда в форме торговой прибыли в штыки. Они, как тигры, набрасывались на своих домашних агитаторов, говорили, что они вкалывают от зари до зари, и обвиняли своих родных марксистов во всём, начиная от иждивенчества и кончая уклонением от супружеского долга.

Так вести дело было нельзя, агитация «в лоб» давала один вред, поэтому мы решили действовать по-другому. Для начала мы отобрали те статьи и заметки РП, в которых было показаны угнетение и экспроприация мелкой буржуазии со стороны крупной. Упростили (по форме, но не по сути!) эти статьи, насколько это было допустимо, и поручили тем товарищам, кто имел прямой выход на мелкую буржуазию, давать читать жёнам и родственникам эти статьи и заметки. На возможный вопрос со стороны жён: а на фига мне это нужно? – решили отвечать так: а чтобы ты, как профи, подтвердила (или опровергла) написанное. И рассказала бы, что происходит у вас на рынке, как вас ущемляют, в чём именно и т.п.

Вот этот номер более-менее сработал. Родственники читали, а некоторые даже несли материалы на рынок, а там, поскольку свободного времени много, а покупателей мало, возникали ситуации, когда женщины собирались на обед или «погреться», и там заводились разговоры о своём положении, в ходе которых всплывали и материалы РП о мелкой буржуазии. Такие материалы расходились по рынку, читались, обсуждались.

С наибольшим одобрением к ним отнеслась та часть хозяев, которая имеет торговые точки и работает сама. Интерес проявляли и те мелкие буржуа, которые имели наёмных работников, но, как говорили наши товарищи, их интересовали вопросы общедемократические и вопросы, связанные с правовыми нормами, налогами и сборами, т.е. с возможностью аренды новых торговых мест и наймом дополнительных работников.

А вот среди тех, кто торгует и ездит за товаром самостоятельно, многие высказывались за то, что готовы бросить всё это дело и вернуться на производство в качестве инженера или рабочего – при условии, если бы «вдруг» наступил социализм.

Категория торговцев, имеющих несколько мест и наёмных работников, наоборот, большей частью «в гробу видела социализм». Эти люди считают, что вполне можно улучшить экономику и государство с помощью «умных реформ и хороших законов». Они являли классику мелкобуржуазного жанра, говоря о том, что революция и социализм снова создадут дефициты, закроют доступ в Анталию, погонят мужиков воевать, а баб оденут в серые одинаковые платки и т.п.

Конечно, революционного подъёма на рынке ждать было нельзя, это невозможно, но, во-первых, по мнению самих родственников – мелких буржуа, в их среде стало появляться больше разговоров о необходимости своего профсоюза, во-вторых, жёны-торговки всё больше стали включать в свою речь (т.е. в мышление) элементы политэкономии и всё больше поддерживать в разговорах своих мужей – как в той части, которая касается разорения мелкой буржуазии, так и в вопросе о том, кому служит государство (коренной вопрос мл-пропаганды!).

В-третьих, нам стало ясно, что внутри мелкой буржуазии есть свои группы, особенные интересы которых кое в чём отличаются от общих интересов всего класса. Наиболее «революционной» оказалась группа наименее имущих хозяев, которые трудятся исключительно сами или с помощью ближайших родственников. Вот через таких людей мы и передавали материалы о положении мелкой буржуазии на рынки. Кроме этих материалов на рынки уходили статьи и заметки более общего характера, о войне, о сказочных прибылях и преступлениях олигархии, об окладах чиновников и другие особо раздражающие материалы. На этом наша работа в среде мелкой буржуазии и заканчивалась. Дальше и глубже мы двинуться не смогли.

15. Общественный транспорт и случайные компании. Когда наш кружок более-менее сложился, кто-то из нас заметил, что мы упускаем из вида большую аудиторию – общественный транспорт. Речь шла о том, чтобы всем нам реагировать на конфликтные ситуации, которые часто возникают в набитых салонах городских автобусов, троллейбусов и т.п.

Чтоб реагировать, нужно было понять, причины конфликта и то, в какую сторону вести разговор. Если не считать хулиганство, то чаще всего конфликты возникали из-за тесноты, когда люди борются за место в салоне и начинают толкать друг друга, наступать на ноги, ругаться. При этом люди скандалят и бросаются друг на друга, не задумываясь о том, что:

• если бы транспорт ходил регулярно;
• если бы на маршрутах было достаточное количество транспортных единиц (скажем, 8, а не 3);
• если бы в часы пик на маршруты выходили бы дополнительные единицы,

то «не было бы очереди за водой у речки».

А  ведь это очевидная и логичная вещь: в салонах было бы достаточно пространства между пассажирами, что объективно сводило бы к минимуму толчки, зацепы, наступы на ноги, а значит, и конфликты. Это значит, что бросаться нужно не друг на друга, а в первую очередь на тех лиц и на те органы, от которых зависит работа городского транспорта, т.е., то, сколько автобусов, троллейбусов и трамваев на маршруте и как организовано их движение. Это раз.

Надо говорить людям, что, конечно, легко кидаться друг на друга и легко предъявлять друг другу претензии в том, что приходится ездить в скотских условиях. Это безопасно и просто, так как братья по классу понимают всю эту злость и недовольство, за решётку не упекут и с работы не выгонят. Ну, могут по морде дать. Но эти претензии человек предъявляет не по адресу. Претензии насчёт скотских условий, в которых трудящиеся ездят на работу и с работы, нужно предъявлять государству в лице его главных местных представителей. Это два.

И главное. Человеку, который затевает скандал с таким же бедолагой из-за того, что тот наступил ему на ногу, нужно говорить при всех, что вот, он по виду – рабочий человек, а ведёт себя, как бандит или как буржуй, что практически одно и то же. Нужно говорить, что нельзя рабочим драться друг с другом, так как они – один рабочий класс, а драться нужно с буржуазией, поскольку она в данном случае является настоящим виновником того, что рабочие люди едут, как скот. В её руках все деньги, в её руках весь транспорт. Но она не желает тратить свои огромные прибыли на рабочих, а издевается над ними везде и всюду. Удержи месячную прибыль всех местных буржуев и пусти её на городской транспорт – так хватило бы на новый автобусный парк. А так, вот рабочие вымещают всю злость на других рабочих, а буржуи это знают и радуются, что дураки не видят истинных виновников своих бед и унижений и лупцуют друг друга.

Драчунам и скандалистам (если опять-таки речь не идёт о хулиганах) надо публично напоминать, что они –  рабочий класс (или трудящиеся, смотря по обстановке), а это звание обязывает думать политически, видеть настоящие причины транспортного конфликта и поступать так, как положено поступать рабочему человеку.

Ясно, что не сразу и не до всех дойдут такие слова, но до некоторых адресатов дойдут, так как в набитом транспорте ездит в основном именно рабочий класс, которому нужно со всех углов напоминать, что он – Класс. И потом, если в такой ситуации  находится кто-нибудь такой, который правильно ориентирует людей, логично и просто говорит им о настоящих причинах и виновниках конфликта, напоминает трудящимся о классах, буржуазии, прибыли, эксплуатации, словом о том, о чём они слышали когда-то, но забыли или отвыкли от этих категорий до того, что воспринимают упоминание о буржуазии и пролетариате, как открытие, — вот тогда автобус может стать трибуной для агитации, можно сказать, агитации «на ровном месте».

Агитация в компаниях или в беседах со случайными людьми сводилась у нас все больше к спорам, которые начинались с «житейских» вопросов. Таких ситуаций было множество, заканчивались они по-разному, но в тех случаях, когда наш товарищ хорошо понял большевистскую позицию по тому или иному «спорному» вопросу, собеседник, защищавший идеалистическую или мелкобуржуазную позицию по этому вопросу, всегда был бит и разгромлен. Это не бахвальство, это правда.

Польза от таких дискуссий состояла в том, что люди, ранее повторявшие буржуазную ложь и глупость, начинают сомневаться в своей позиции, а наиболее добросовестные из них даже пробовали разобраться и выяснить, прав ли марксизм в данном вопросе, или же тот товарищ, который заронил в сознание сомнительное зерно, просто умелый демагог.

Заранее трудно предугадать, что выйдет из такой ситуации, однако, чем больше появится людей с нестыковками в своём идеалистическом и мелкобуржуазном мировоззрении, тем лучше. Начнут думать и дойдут до правды. А там их уже не перешибешь никакой буржуазной пропагандой. Процессы «брожения» в сознании обывательских масс идут, хотя скрыты до поры, и чем больше дыр в сознании этих масс пробьют марксисты своей железной логикой, аргументами и главное — полным соответствием между своими словами и действительностью, тем легче будет организовать массы и повести их за сознательной частью рабочего класса.

И ещё огромная польза компанейских дискуссий заключается в том, что это – полноценная тренировка агитатора и пропагандиста. Поэтому тем более нельзя уходить от таких «случайных» дискуссий. Они – и точило, и лакмус, на котором можно объективно оценить свои знания и навыки.

Но при всём этом нужно понимать, перед кем вы говорите, чтобы не выпустить пар в свисток и не навлечь на себя преждевременно интерес охранки.

16. Что касается конфликтов с режимом, так или иначе связанных с деятельностью кружка или отдельного пропагандиста, здесь наш опыт пока ничтожен. И всё же есть некоторые обстоятельства, о которых стоит упомянуть.

Двое наших товарищей попали в полицию, а затем в СИЗО из-за драки с охранниками одного из государственных учреждений. Они попытались попасть на приём к чиновнику, в ведение которого входил вопрос незаконного увольнения этих и других товарищей и невыплаты им зарплаты. Чиновник не только отказался их принять, но даже не принял коллективное письмо – жалобу, а после непродолжительного диалога приказал охранникам вытолкать наших товарищей вон. Это возмутило рабочих, и началась потасовка. В итоге вызвали полицию, полиция скрутила товарищей и увезла их в ближайшее отделение полиции, где после недолгого разбирательства их посадили в СИЗО. В СИЗО им заявили, что в их действиях усматривается не мелкое хулиганство, а …покушение на конституционные устои! Т.е. политика. Или даже терроризм, — мол, это как поведут дело следователи. И так, и так – статьи тяжёлые.

Что было делать товарищам в таких обстоятельствах?

Первое, что пришло им в голову, была мысль о том, что нужно всеми силами сохранять спокойствие, не закатывать истерик, не лезть ни к кому со своими жалобами. Лучше «провалиться в себя», стать на какое-то время людьми с аутизмом, лишь бы не было срывов и паники. Паника и страх первых дней пройдёт, а там будет видно. Там разберемся и что-нибудь надумаем.

Товарищи быстро поняли, что никакого открытого суда с присяжными и адвокатом не будет. А будет закрытая комната без окон, какие-нибудь 2-3 подонка — типа «суд», прокурор и охрана. И всё! То есть, не перед кем будет толкать речи в стиле Петра Алексеева, опровергать абсурдные обвинения и призывать к логике. Отсюда пришло на ум только одно решение: о политике ни сном ни духом, бузили за свою невыплаченную зарплату, и только. Мол, мы обычные работяги, и за свою копейку сами удавимся и другого удавим. Такова была их главная линия защиты. Ничего другого придумать они тогда не смогли.

На допросах они старались свести показания к «своим кровным», как бы говоря следствию, что никакой угрозы режиму они не представляют.  И даже напирали на то, чтобы следователи сами помогли им вернуть украденную начальством зарплату, поскольку они — «власть и закон», и, стало быть, должны помочь трудящимся.

Через месяца полтора допросы закончились, и на одном из последних допросов следак даже сказал одному из наших товарищей, что тот — безмозглый придурок, и что, мол, тебе, придурку повезло, что учреждение охраняла не полиция, а частная охранная контора, которая не имеет претензий к двум нищим идиотам. Это было большим облегчением — услышать, что фашисты не считают тебя политическим, а считают жадным ослом. Значит, «кулацкая тактика» оказалась верной для тех обстоятельств.

Суда, разумеется, не было. Товарищей около 3 месяцев держали в СИЗО без предъявления конкретных обвинений, лишь говорили, что их дело «ушло на доследование». Их зачислили в рабочую бригаду, которая ремонтировала СИЗО, и поскольку оба понимали, что нужно побыстрее отсюда вырываться, постольку режим они не нарушали и никаких контактов с администрацией и с уголовными не имели. Интуитивно они вели линию «мужиков», которые по недоразумению попали в СИЗО, не вмешиваются в чужие дела, о себе почти не говорят, помалкивают, спокойно работают и ждут суда. Именно такая линия помогла кое-как «выйти сухими из воды».

В конце концов, обоим сунули под нос определение суда, по которому они освобождались из-под стражи и приговаривались к общественным работам на известный срок. Так закончилась эта история.

Что можно сказать по этому небольшому опыту, который мы, конечно, подробно обсуждали потом в своих кружках?

1).В условиях фашизма открытого суда, скорее всего, не будет, на это не надейтесь. Это значит, что нужно пытаться уйти от политических статей, так как они расстрельные (т.е. смертельные, ибо могут и не приговорить к вышке, но тишком забить или замучить до смерти и т.п.). Другое дело, получится уйти или нет, так как в следствии тоже сидят не идиоты.

2). Как именно вести себя на допросах следователя, зависит от того, при каких обстоятельствах вас «взяли». Заранее тут рекомендовать ничего нельзя. Лучшим способом большевики всегда считали полное молчание — он хорош во всех случаях.

Такой прием, как применили наши товарищи — косить под жадного, туповатого, мещанского, мелкобуржуазного обывателя, не видящего ничего вокруг, кроме своих зарплатных денег, — не всегда возможен. К примеру, если вас «взяли» в момент распространения листовок, то таким приемом не прикроешься. Мало того, он может быть даже опасен, причем не только для вас, но и для ваших товарищей: умелый следак быстро сможет вас «развести» на сотрудничество с охранкой, и вы, сами того не желая, окажетесь в роли подлого провокатора.

Косить под дурачка на допросах бессмысленно, быстро «расколят». Те же попавшиеся наши товарищи рассказывали, что тех из арестованных, кто грубо косил под «дурака», избивали сильнее всего.

Сыграть нервный срыв возможно, но тут нужно умение, а значит специальные тренировки «до того, как».

В любом случае никогда не нужно много болтать, разводить со следствием душевных разговоров о философии, политике, культуре, театре, литературе и т. п. Это дорожка в капкан. Там умеют «работать», а значит легко запутают и выведают у вас все, что нужно с милой улыбкой «доброго честного» следователя, да еще подставят по полной, заставив работать против своих товарищей. Так что, если есть возможность сухо уйти от бесед с «добрым» следаком, то нужно уходить. Нет возможности — сидите и молчите.

Конечно, если вы знаете, что завтра вас расстреляют, тогда можно сказать следователю в лицо всю ту мерзость, которой он является по своей сути.

3). Часто на допросах бьют, но при этом бьют не по лицу, а по волосяной части головы, по ногам, предплечьям, чтобы до поры до времени одетый арестант имел «товарный вид». К этому нужно быть готовым, если уж влипли. Тут лучше ругаться матом, кричать, но при этом стараться не выходить из той роли, которую вы решили разыгрывать, если это будет возможно.

У капиталистов сейчас есть средства «разговорить» человека вне его желания. Могут и замордовать до смерти, особенно, если взяли «за политику». Сейчас ведь СИЗО — не московский «централ» 1907 года, с его примитивными дыбами и плетьми. Сейчас там и хим\лаборатории, и масса хирургических средств для таких пыток, о которых жутко и думать. Эсэсовцы бы обзавидовались, если бы узнали… Куда там доктору Менгеле! Все эти «прелести» есть и в киевском, и в донецком, и в российских СИЗО. Рассказывали люди… А некоторые испытывали их действие на себе. Одному сидельцу — среднему деляге, например, сверлили зубы в «санчасти» до костей, пока он не рассказал, где прячет деньги и ювелирные изделия. Если они такое вытворяют со своими конкурентами по бизнесу (хотя чему удивляться? ведь эти «господа» еще в Перестройку начинали с утюгов…), то можно себе представить, что они будут делать с революционерами-коммунистами. Их и раньше не щадили ни белогвардейцы, ни фашисты. Нынешние фашисты не будут жалеть тем более, учитывая, что стоят они перед самой своей исторической гибелью, теперь уже в мировом масштабе.

Поэтому единственное спасение — это строить коммунистическую организацию так, чтобы отдельные ее члены и даже группа членов никакой существенной информацией не обладали. Героев-мучеников всегда было немного, соответственно, рассчитывать нужно не на индивидуальное геройство, а на системную конспирацию, встроенную в саму структуру организации.

4). В тюрьме и СИЗО никому ничего лишнего не говорить, спросили – подумал и кратко ответил.

5). В дела уголовных лучше не лезть, в карты не играть, в разговорах «за жизнь» не участвовать. Среди уголовных много отбросов, которые работают на администрацию. Поэтому холодный нейтралитет.

6). На лёгкую работу типа баландёра, библиотекаря, сапожника – не соглашаться. Это может затруднить ваше пребывание в камере, т.к. к этим людям у заключённых в СИЗО традиционно плохое отношение.

7). Тщательно следить за личной гигиеной. Нерях не любят нигде.

8). Не брать без спроса чужие вещи. Не позволять брать без спроса свои – вплоть до мордобоя.

9). Если по режиму позволительны советские книги, берите все, что сможете взять с воли, особенно МЛ-политэкономию и мл-философию, мемуары большевиков, словом, всё то, что недосуг было тщательно почитать на свободе. Очень пригодится, если придётся долго сидеть.

10). Многие заключённые просят объяснить те или иные факты или явления природы и общества. Если это не уголовный подвох и не провокация, то объясняйте с большевистских позиций, рассказывайте негромко, лаконично, но исчерпывающе. Не поучайте никого и не лезьте с разъяснениями сами. Вас спросили – вы ответили. Точка. Люди поймут, а если что не поймут – ещё раз спросят. Экономите на словах – растёте в авторитете. Тут, кстати, может открыться и лазейка для пропаганды среди заключённых.

В общем, пока что тон в тюрьмах задают уголовные, а не революционеры, и поэтому тем коммунистам-одиночкам, которые будут туда попадать на первых порах, лучше не пренебрегать тюремными правилами, нравится это им или нет. Другое дело, что воровские понятия сейчас во многом размыты и ослаблены, и поэтому иногда появляются возможности организовать жизнь ближнего круга заключённых так, как это делали в своё время большевики. Они учили и подтягивали зэков до более высокого уровня, вели пропаганду, прививали людям культуру, развивали их сознание и превращали их в товарищей или в союзников. Сами уголовники часто признавали превосходство и авторитет большевика, а это помогало революционерам в тюремной жизни, облегчало её, давало новые пути для связи с волей и т.п.

17. По поводу перекинутся ли военные действия на Харьков и подыскивать ли бомбоубежища. А что их подыскивать? Оборудуете подвалы, подземные переходы, сухие колодцы и т.п. Дело нехитрое.

По поводу того, придёт ли донбасская война в Харьковскую область, то мы думаем, что в ближайший год не придёт. А вот дальше сказать трудно. Все может быть.

С экономической точки зрения Харьков и ближайший к Харькову регион – не такой ценный промышленный район, как центральный и восточный Донбасс. Рынок Харькова и области не такой ёмкий, как рынок Донецка и всего пояса промышленных городов, который тянется практически непрерывно от Донецка – через Макеевку, Харцызск, Торез, Красный Луч, Антрацит – до Луганска.

Работающих средств производства, способных давать устойчивую прибыль в течение ближайших 3-5 лет, в донецком регионе намного больше, чем в харьковском. По запасам угля и газа район, в котором сейчас ДНР-ЛНР, вообще не имеет конкурентов на Украине. А что касается нефти, которая имеется на северо-западе области (нефтяное поле Ахтырки), то её запасы не так велики, чтобы иметь к ним ближайший стратегический интерес. За эту нефть может начаться схватка, но не завтра.

В Харьковской области сейчас сконцентрированы силы ВСУ, примерно равные 2 армейским корпусам, там же сосредоточено до дивизии ударной фронтовой авиации, несколько тяжёлых полков РСЗО и оперативно-тактические комплексы типа «Искандер», о количестве которых сказать трудно, может, 3 установки, может, 5, хрен редьки не слаще. Ракеты этих комплексов наверняка нацелены на объекты в радиусе 150 – 200 км от мест дислокации комплексов. А поскольку комплексы расположены в лесах вокруг Харькова, то их радиуса достаточно для поражения целей на территории Белгородской области. За передвижениями российских войск и поведением электронных систем ВС РФ на юго-западе европейской части России непрерывно следят спутники НАСА. Вряд ли правящая олигархия РФ пойдёт в таких условиях на военное вторжение, ибо риск ответного удара и разгрома атакующей группировки слишком велик.

Что до крымско-донецкого сценария, когда в Харькове, Богодухове, Изюме и Барвенково «вдруг» появляются вежливые люди, «вдруг» организуются толпы, штурмующие органы власти, «вдруг» проводится референдум о независимости от Украины и т.д., то, во-первых, чиновники и вооружённые правительственные силы в этих городах находятся, как говорят, на взводе. Фронтовые и специальные части стоят под рукой. Поэтому власти вряд ли растеряются, выпустят инициативу из рук, как в тот раз, и позволят кому-то устраивать референдумы.

Во-вторых, если в Харьковской области и возникнут очаги «независимости» и «суверенитета», то маловероятно, что это будет инициативой РФ. Скорее, это может произойти по приказу и из соображений хозяев международных финансово-промышленных монополий, которые реально контролируют украинское государство и которые в определённых условиях легко могут пойти на передел рынков и собственности на территории Харьковской области и прилегающих областей. Эти тузы капитала могут пойти на разгром и разорение части украинской национальной олигархии, на оттеснение правящей группы крупнейших украинских капиталистов от государства и на замену этой группы другой группой. В этих условиях мощный очаг нестабильности в важном регионе будет инструментом, с помощью которого «старые» империалисты США, Англии, Франции и Германии смогут как активно бороться между собой на украинском «поле», так и готовить совместную атаку на европейскую часть РФ.

Отсюда вытекает самое важное обстоятельство, по которому буржуазия РФ пока что не посмеет открыто вести в Харькове свои махинации. Это обстоятельство заключается в том, что в настоящий момент более 80% всех средств производства, в том числе земли и леса, сосредоточенных на территории Харьковской области, принадлежат американскому и западному капиталу и контролируются через банки: американские «Манхэттен Чейз» и «Бэнк оф Нью-Йорк», французский «Креди Лионее», германский «Дойче банк», британский «Ллойдс бэнк» и ряд других финансовых заведений империалистов.

В Донецкой области ситуация немного отличалась. Там более 70 % орудий и предметов производства контролировалось украинской олигархией, либо ею на паях с европейской. Поэтому в Донецкой области российские империалисты не так боялись своих американских хозяев и действовали более-менее смело и легко, понимая, что со стороны хозяев сильного удара не будет, а со стороны Ахметова, Клюева, Колесникова, Фирташа и прочих удара ждать нечего — силы были несопоставимы. Риск для РФ, конечно, был, но вся «большая игра» в Донбассе (и в Крыму) стоила санкций.

Именно перехват донецких активов российской буржуазией в 2014–2016 гг. заставил крупнейших западных монополистов ускорить захват под свой контроль целых отраслей экономики на всей оставшейся территории Украины. И если российское государство начнёт оперировать в Харькове по любому сценарию, приводящему к захвату российскими олигархами промышленности и рынков, это будет означать объявление войны США и Западу в целом.

Вот исходя из этих соображений, мы и предполагаем, что в ближайшей перспективе войны и «референдумов» на территории Харьковской области не будет. Если, конечно, сам народ на Украине, в том числе и Харькове, не поднимется…

Все, о чем мы говорили, это, так сказать, внешние обстоятельства. Многие люди думают, что эти внешние обстоятельства никак не зависят от деятельности масс. Но это заблуждение. Всё сказанное о политических планах международной буржуазии имеет смысл лишь до тех пор, пока народы безропотно идут на войну. Буржуазия ведь не воюет своими руками, и даже сил всех её наёмников (бывших трудящихся, предателей-отщепенцев, которые за деньги готовы на всё) недостаточно для захватов и ведения конкурентной борьбы в форме грабительских войн. Для ведения таких войн мобилизуются миллионные трудящиеся массы воюющих государств. Рабочие и другие трудящиеся идут воевать не потому, что видят в войне способ достичь своих классовых целей или защитить их, а потому, что их принуждает к этому правящая верхушка международной и национальной буржуазии с помощью органов  государственного террора и мощной идеологической обработки.

А это значит, что если эти массы организованно сопротивляются бойне и сознательно не желают воевать, то буржуазия и её государство бессильны что-либо сделать с миллионами  противников войны. Всех не посадят, всех не заставят стрелять в своих братьев по классу. То есть, война не является абсолютной неизбежностью, она является возможностью, которая реализуется только тогда, когда народные массы политически пассивны. Вот эта политическая пассивность и переводит вероятность войны в действительность.

Что это означает? А то, что весь вопрос — в классовой сознательности и антивоенной организации широких масс. Именно это определит будет война или не будет.

Марксизм-ленинизм даёт чёткие установки по вопросу империалистической войны. Ваша задача – сделать так, чтобы эти установки ушли в народ через кружки, статьи, листовки, разговоры, споры, дискуссии и т.п. Где будут созданные и руководимые вами рабочие организации, там обязательно должна быть антивоенная агитация и пропаганда, которая является неотъемлемой частью работы марксистов. И чем больше людей узнают большевистскую позицию по вопросу войны, тем труднее будет загнать этих людей на фронт, и тем труднее будет задушить антивоенное движение в народе, а пропаганду — в войске. Так что постоянно держите в учебных курсах вопросы войны на первом месте, разбирайте их по готовым статьям РП и другим источникам, прежде всего ленинским произведениям, поручайте товарищам нести «военные» знания в свои коллективы.               

В заключение. Не считайте всё, что сказано здесь, подробной инструкцией на все случаи жизни. Жизнь несравнимо богаче на всякие ситуации, которые иной раз даже трудно себе представить. Здесь лишь небольшой опыт, который вы можете использовать — переработать и творчески применить у себя на местах, заодно серьезно обогатив ее своим опытом.

Коммунисты Украины

Продолжение — «Что делать. Ответ Прокатчику»