О настоящей коммунистической партии. Организационные основы большевизма. ч.10.

Часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 6, часть 7, часть 8, часть 9 

Глава VI

Профессиональные революционеры.

«Я работал в кружке, который ставил себе очень широкие, всеобъемлющие задачи — писал Ленин, в «Что делать?» — и всем нам, членам этого кружка, приходилось мучительно, до боли, страдать от сознания того, что мы оказываемся кустарями в такой исторический момент, когда можно было бы, видоизменяя известное изрече­ние, сказать: дайте нам организацию революционеров, — и мы перевернем миp» (Ленин. Что делать? 1902 г.)

Чтобы рабочее движение не было разрозненным, неорганизованным, узким по своим задачам и це­лям, чтобы оно постепенно, планомерно и неуклон­но росло и ширилось, нужно было создать кадры революционеров, которые руководили бы этим дви­жением. В широких кругах тогдашних работников, зарывавшихся в мелкую, кустарническую работу, главным образом по отстаиванию экономических нужд рабочих, не было ясного сознания того, что

«для «обслуживания» массового движения нужны люди, специально посвящающие себя целиком социал-демократической деятельности, и что такие люди должны с терпением и упор­ством вырабатывать из себя профессио­нальных революционеров».

Чтобы понять значение выдвинутой Лениным идеи организации революционеров, читателю надлежит вспомнить, что еще в начале нынешнего века деятельность тогдашних социалистов своди­лась, по преимуществу, к защите экономических нужд рабочего класса, организации касс взаимо­помощи, устройству стачек и пр. Профессиональ­ных союзов еще не существовало, и тогдашние со­циалисты делали, конечно, нелегально, главным образом то, что делают сейчас профсоюзы. Их дея­тельность во многом носила «профсоюзный», «тредъюнионовский», «экономический» характер. Ленин поставил вопрос о политической деятельно­сти, о создании политической организации, о выделении людей для революционной ра­боты. Широкие профессиональные организации ра­бочих — это одно, организация революционеров, «способных руководить всей освободительной борьбой пролетариата», — другое.

«Я утверждаю, — говорил Ленин: — 1) что ни одно революционное движение не может быть прочно без устойчивой и хранящей преемствен­ность организации руководителей; 2) что, чем шире масса, стихийно вовлекаемая в борьбу, составляющая базис движения и участвующая в нем, тем настоятельнее необходимость в та­кой организации и тем прочнее должна быть эта организация (ибо тем легче всяким демаго­гам увлечь неразвитые слои массы); 3) что та­кая организация должна состоять главным об­разом из людей, профессионально занимающихся революционной деятельностью; 4) что в само­державной стране, чем более мы сузим состав членов организации до участия в ней таких только членов, которые профессионально зани­маются революционной деятельностью и полу­чили профессиональную подготовку в искус­стве борьбы с политической полицией, тем труд­нее будет «выловить» такую организацию, и 5) тем шире будет состав лиц и из рабочего класса и из остальных классов общества, ко­торые будут иметь возможность участвовать в движении и активно работать в нем».

Партия придает большое значение тому, чтобы руководство ею носило устойчивый характер и со­храняло бы преемственность — требование, которое выдвигал в свое время Ленин. Разумеется, кадр руководителей партии должен постоянно попол­няться, освежаться; менее способные руководители должны заменяться более даровитыми, энергич­ными, но эта замена должна проводиться так обду­манно, осторожно, чтобы она обеспечивала сохра­нение непрерывности и преемственности руковод­ства, а не носила характера «ломки» аппарата, массового «снятия с постов» и т. д.

Сущность «организация революционеров» Ленин поясняет так:

«Организация революционеров должна обни­мать, прежде всего и главным образом, людей, ко­торых профессия состоит из революционной дея­тельности (потому я и говорю об организации революционеров, имея в виду револю­ционеров—социал-демократов). Перед этим об­щим признаком членов такой организации должно совершенно стираться всякое различие рабочих и интеллигентов. Эта организация необходимо должна быть не очень широкой и возможно более конспира­тивной».

Профессиональными революционерами могло, естественно, стать не так много людей. Поэтому, организация революционеров представляла собой по сути дела основное руководящее ядро нашей партии. Вот что пишет один из историков партии (Лядов в «25 лет Росс. Ком. Парт. (б.).») о профессиональных революционерах: «Жестокие преследования, которым подвергались местные работники, частые провалы местных организаций заставили быстро развить кадры профессионалов-революционеров, которые целиком отда­вались делу революции, жили нелегально под чу­жими именами, отказывались от какой бы то ни было личной жизни, порывали связь с семьей и часто меняли свое место работы».

Рабочий-революционер.

Отстаивая идею организации профессиональных революционеров, Ленин громадное значение прида­вал выработке профессиональных революционеров рабочих и жестоко осуждал тех социалистов, которые невнимательно относились к этому вопросу. Ленин признавал, что, примерно, к 1902 году:

«не только вообще отстают революционеры от стихийного подъема масс, но далее и рабочие-революционеры отстают от стихийного подъема рабочих масс» (Что делать? 1902 г.).

Из этого факта Ленин делал тот вывод, что:

«Самая первая, самая настоятельная наша обязанность — содействие выработке рабочих-революционеров, стоящих на таком же уровне в отношении партийной деятельности, как и интеллигенты-революционеры… Поэтому, главное внимание должно быть обращено на то, чтобы поднимать рабочих до революционеров, отнюдь не на то, чтобы опускаться самим до уровня средника или рядовика.»

«Мы не сознаем своей обязанности помогать всякому выдающемуся по своим способностям рабочему превращаться в профессиональ­ного агитатора, организатора, пропагандиста и проч. и проч. В этом отношении мы прямо позорно расхищаем свои силы, не умеем беречь то, что надо особенно заботливо растить и выра­щивать. Посмотрите на немцев: у них во сто раз больше сил, чем у нас, но они прекрасно пони­мают, что действительно способные агитаторы и пр. выделяются «середняками» вовсе не слиш­ком часто. Поэтому они тотчас же стараются по­ставить всякого способного рабочего в такие условия, при которых его способности могли бы получить полное развитие и полное применение: его делают профессиональным агитатором, его побуждают расширить поприще его деятель­ности, распространяя ее с одной фабрики на все ремесло, с одной местности на всю страну. Он приобретает опытность и ловкость в своей про­фессии, он расширяет свой кругозор в свои зна­ния, он наблюдает бок-о-бок выдающихся поли­тических вождей других местностей и других партий, он старается подняться сам на такую же высоту и соединять в себе знание рабочей среды и свежесть социалистических убеждений с той профессиональной выучкой, без которой про­летариат не может вести упорную борьбу с великолепно обученными рядами его врагов. Так и только так выдвигаются из рабочей массы Бебели и Ауэры[1]. Но то, что в политически свободной стране делается в значительной сте­пени само собою, то у нас должны системати­чески проводить наши организации. Сколько-нибудь талантливый и «подающий надежды» агитатор из рабочих не должен работать на фабрике по 11 часов. Мы должны позабо­титься о том, чтобы он жил на средства партии, чтобы он умел вовремя перейти на нелегальное положение, чтобы он переменял места своей дея­тельности, ибо иначе он не выработает большой опытности, не расширит своего кругозора, не сумеет продержаться несколько, по крайней мере, лет в борьбе с жандармами. Чем шире и глубже становится стихийный подъем рабочих масс, тем больше выдвигают они не только талантливых агитаторов, но и талантливых организаторов и пропагандистов и «практиков» в хорошем смысле (которых так мало среди нашей интеллигенции, большею частью немножко по-российски халат­ной и неповоротливой). Когда у нас будут отряды специально подготовленных и прошедших длин­ную школу рабочих-революционеров (и притом, разумеется, революционеров «всех родов ору­жия») — тогда с этими отрядами не совладает никакая политическая полиция в мире, ибо эти отряды людей, беззаветно преданных революции, будут пользоваться также беззаветным доверием самых широких рабочих масс».

Значение организации революционеров.

Идея организации профессиональных револю­ционеров, людей, которые целиком посвящали себя делу революции, сыграла громадную роль в исто­рии нашей партии. После революции 1905 года меньшевики задним числом кричали, что Ленин в «Что делать?» и «Искре» якобы «преувеличивал» эту идею. Возражая меньшевикам, Ленин указывал им на превосходство нашей партии «в отношении ее сплоченности, организованности, преемственной цельности» по сравнению с другими партиями.

«Спрашивается, кто же реализовал в жизнь эту наибольшую сплоченность, прочность и устойчивость нашей партии? Это сделала создавшаяся больше всего при участии «Искры» организация профессиональных революционе­ров. Кто знает хорошо историю нашей партии, кто переживал сам ее строительство, тому доста­точно простого взгляда на состав делегации лю­бой фракции, скажем, Лондонского съезда (1907 г.), чтобы убедиться в этом, чтобы сразу заметить то старое, основное ядро, которое усерднее других партий пестовало и партию выпестовало. Конечно, основным условием этого успеха было то, что рабочий класс… из всех классов капитали­стического общества отличается наибольшей спо­собностью к организации. Но объективно макси­мальная способность пролетариата, к объединению в класс реализуется живыми людьми, реализуется не иначе, как в определенных фор­мах организации. И никакая другая организа­ция, кроме искровской, не могла бы в на­ших исторических условиях, в России 1900—1905 годов, создать такой социал-демократиче­ской рабочей партии, которая теперь создана. Профессиональный, революционер сделал свое дело в истории русского пролетарского социа­лизма. И никакие силы не разрушат теперь этого дела, которое давно переросло узкие рамки «кружков» 1902 — 1905 годов…». (Предисловие к сборнику «За 12 лет». 1907 г.)

«Профессиональные революционеры» — это люди, которые камешек за камешком строили нашу пар­тию и в значительной мере еще и сейчас составляют руководящее ядро партии, наиболее крепкую и вы­держанную часть ее «аппарата». Да и что другое представляли профессиональные революционеры в годы подполья и реакции, как не аппарат партии, ее узловые пункты, ее «скрепы»?

Недавняя оппозиция называла людей, руково­дящих и управляющих партией, «аппаратчиками». Но эти аппаратчики, партийцы — профессионалы являются прямыми продолжателями и преемни­ками «профессиональных революционеров». Напа­дая на аппарат, оппозиция стремилась ударить по руководящему партией кадру старых большевиков-ленинцев.

Боевая организация народовольцев и организационные идеи Ленина.

В пятой главе и в начале шестой мы изложили те организационные идеи, которые Ленин развивал на страницах «Искры» и в отдельных брошюрах. Эти идеи, легшие в основу построения нашей пар­тии уже при первом своем возникновении, еще до 2-го партийного съезда, вызвали нападки оппор­тунистов, сводившиеся к тому, что Ленин по своим взглядам приближается к народовольцам, отстаи­вает заговорщическую организацию и не признает внутрипартийного демократизма.

Ленина и его единомышленников — «староискровцев» — упрекали, прежде всего, в том, что в области организационных вопросов они, со своей идеей крепкой централизованной революционной партия, примыкают к «устаревшим» народоволь­ческим взглядам: пока не было массового рабочего движения, как во времена народовольцев, до тех пор была нужна боевая революционная организация, а теперь в такой организации, якобы, нет необ­ходимости. Вот ответ Ленина обвинителям:

«У нас так плохо знают историю революцион­ного движения, что называют «народовольче­ством» всякую идею о боевой централизованной организации, объявляющей решительную войну царизму. Но та превосходная организация, ко­торая была у революционеров 70-х годов и которая нам всем должна бы была служить образцом, создана вовсе не народовольцами, а землевольцами, расколовшимися на черно-передельцев и народовольцев. Таким образом, видеть в боевой революционной организации что-либо специфически народовольческое нелепо и исторически и логически, ибо всякое рево­люционное направление, если оно только дей­ствительно думает о серьезной борьбе, не может обойтись без такой организации. Не в том со­стояла ошибка народовольцев, что они постара­лись привлечь к своей организации всех недо­вольных и направить эту организацию на реши­тельную борьбу с самодержавием. В этом состоит, наоборот, их великая историческая заслуга. Ошибка же их была в том, что они опирались на теорию, которая в сущности была вовсе не ре­волюционной теорией, и не умели или не могли неразрывно связать своего движения с классо­вой борьбой внутри развивающегося капитали­стического общества. И только самое грубое непонимание марксизма (или «понимание» его в духе «струвизма») могло породить мнение, что возникновение массового, стихийного рабочего движения избавляет нас от обязанности создавать такую же хорошую, какая была у землевольцев, создать еще несравненно лучшую организацию революционеров. Напротив, это движение именно возлагает на нас эту обя­занность, ибо стихийная борьба пролетариата и не сделается настоящей «классовой борьбой» его до тех пор, пока, эта борьба не будет руководима крепкой организацией революционеров». (Что делать? 1902 г.)

Заговорщическая организация.

Следующее обвинение оппозиции заключалось в том, что своим требованием построить строго кон­спиративную, тайную организацию, Ленин, якобы, встает, на путь заговора.

«Мы восстали — пишет Ленин — всегда будем, конечно, восставать против сужения политической борьбы до заговора, но это, разу­меется, вовсе не означало отрицания необходи­мости крепкой революционной организации».

Еще в 1897 году, в брошюре «Задачи русских социал-демократов», где Ленин указывал на ту «массу дела», которая предстоит русским социал-демократам

«по объединению разбросанных по всем кон­цам России рабочих кружков и социал-демокра­тических групп в единую социал-демократиче­скую рабочую партию!»—

в этой брошюре, наряду с полемикой против сведения политической борьбы к заговору,

«обрисовывается (как социал-демократиче­ский идеал) организация, настолько крепкая, чтобы она могла «прибегнуть для нанесения ре­шительного удара абсолютизму и к восста­нию», и ко всякому «другому приему атаки». По своей форме такая крепкая революционная организация в самодержавной стране может быть названа и «заговорщической» организацией, ибо французское слово «конспирация» равносильно русскому «заговор», а конспиративность необ­ходима для такой организации в максимальной степени. Конспиративность есть настолько не­обходимое условие такой организации, что все остальные условия (число членов, подбор их, функции и проч.) должны быть сообразованы с ним. Было бы поэтому величайшей наив­ностью бояться обвинения в том, что мы, социал-демократы, хотим создать заговорщическую организацию. Эти обвинения должны быть так же лестны для каждого врага экономизма, как и обвинение в «народовольчестве». (Что делать? 1902 г.)

Об игре в демократизм.

Наконец, последнее обвинение, предъявлявшееся Ленину «экономистами» и другими мелкобуржуаз­ными течениями, заключалось в том, что Ленин в построении партии нарушает «демократический принцип», что взамен ленинского подбора работ­ников сверху нужно проведение выборного начала, и что решения комитетов должны вступать в силу только в том случае, если эти решения предвари­тельно обойдут все кружки.

«Всякий согласится, вероятно — писал Ленин, — что «широкий демократический прин­цип» включает в себя два следующие необходи­мые условия: во-первых, полную гласность и, во-вторых, выборность всех функций».

Начнем сначала с гласности, с открытого ве­дения всех партийных дел.

«Без гласности смешно было бы говорить о демократизме, и притом такой гласности, кото­рая не ограничивалась бы членами организа­ции. Мы назовем демократической организацию немецкой социалистической партии, ибо в ней все делается открыто, вплоть до заседаний пар­тийного съезда; но никто не назовет демокра­тической организацией — такую, которая закрыта от всех не-членов покровом тайны. Опраши­вается, какой же смысл имеет выставление «широкого демократического принципа», когда основное условие этого принципа неис­полнимо для тайной организации? «Широ­кий принцип» оказывается просто звонкой, но пустой фразой».

Какая, в самом деле, могла быть гласность при царе, раз партия находилась в подполье, скрыва­лась от царских жандармов? Ленин решительно высказывался также против требования «избирать всех руководителей и должностных лиц партии».

«Не лучше обстоит дело и со вторым при­знаком демократизма, — с выборностью. В стра­нах с политической свободой это условие под­разумевается само собою. «Членом партии счи­тается всякий, кто признает принципы партийной программы и поддерживает партию по мере своих сил» — гласит первый параграф организа­ционного устава немецкой социал-демократиче­ской партии. И так как вся политическая арена открыта перед всеми, как подмостки сцены пе­ред зрителями театра, то это признание или не­признание, поддержка или противодействие известны всем и каждому и из газет и из на­родных собраний. Все знают, что такой-то поли­тический деятель начал с того-то, пережил та­кую-то эволюцию, проявил себя в минуту жизни трудную так-то, отличается вообще та­кими-то качествами, — и потому, естественно, такого деятеля могут с знанием дела выбирать или не выбирать на известную партийную долж­ность все члены партии. Всеобщий (в бук­вальном смысле слова) контроль за каждым шагом человека партии на его политическом поприще создаст автоматически действующий механизм, дающий то, что называется в био­логии «выживанием наиболее приспособлен­ных». «Естественный отбор» полной гласности, выборности и всеобщего контроля обеспечивает то, что каждый деятель оказывается, в конце концов, «на своей полочке», берется за наиболее подходящее его силам и способностям дело, испытывает на себе самом все последствия своих ошибок и доказывает перед глазами всех свою способность сознавать ошибки и избегать их.»

«Попробуйте-ка вставить эту картину в рамки нашего самодержавия! Мыслимо ли у нас, чтобы все, «кто признает принципы партийной программы и поддерживает партию по мере своих сил», контролировали каждый шаг революционера-конспиратора? Чтобы все они выбирали из числа последних того или другого, когда ре­волюционер обязан в интересах работы скры­вать от девяти десятых этих «всех», кто он такой? Вдумайтесь хоть немного в настоящее значение тех громких слов, с которыми высту­пает «Раб. Дело»[2], и вы увидите, что «широкий демократизм» партийной организации в потем­ках самодержавия, при господстве жандарм­ского подбора, есть лишь пустая и вред­ная игрушка. Это — пустая игрушка, ибо на деле никогда никакая революционная орга­низация широкого демократизма не прово­дила и не может проводить даже при всем своем желании. Это — вредная игрушка, ибо попытки проводить на деле «широкий демократический принцип» облегчают только полиции широкие провалы и увековечивают царящее кустарни­чество, отвлекают мысль практиков от серьез­ной настоятельной задачи вырабатывать из себя профессиональных революционеров…».

«Экономисты» и другие мелкобуржуазные груп­пировки занимались демагогией, раздаванием не­выполнимых по условиям революционной борьбы обещаний, вроде «широкой демократии», выбор­ности всех должностных лиц и пр. Проведение демократии в годы подполья было вредно для пар­тии, и Ленин это прямо говорил, называя дема­гогами тех, кто делал вид, будто демократия осуществима, но только зловредные ленинцы не хотят проводить ее.

«Единственным серьезным организационным принципом для деятелей нашего движения дол­жно, быть: строжайшая конспирация, строжайший выбор членов, подготовка профессиональ­ных революционеров. Раз есть налицо эти ка­чества, — обеспечено и нечто большее, чем «демо­кратизм», именно: полное товарищеское дове­рие между революционерами. А это большее безусловно необходимо для нас, ибо о замене его демократическим всеобщим контролем у нас в России не может быть и речи. И было бы большой ошибкой думать, что невозможность действительно «демократического» контроля де­лает членов революционной организации бес­контрольными: им некогда думать об игрушеч­ных формах демократизма (демократизма вну­три тесного ядра пользующихся полным вза­имным доверием товарищей), но свою ответ­ственность чувствуют они очень живо, зная притом по опыту, что для избавления от негодного члена организация настоящих ре­волюционеров не остановится ни перед какими средствами».

Большевики и меньшевики.

На втором партийном съезде те оппортунисты, против которых боролся Ленин, роптали против ле­нинского «чудовищного централизма», якобы веду­щего к «уничтожению» низших организаций, «про­никнутого насквозь стремлением предоставить цен­тру неограниченную власть, право неограниченного вмешательства во все», предоставляющего органи­зациям «одно лишь право — повиноваться безро­потно тому, что будет приказано свыше» и т. д. На съезде, как известно, произошло разделение на большевиков и меньшевиков. Уже на съезде мень­шевики начали развивать такие взгляды на пар­тию (спор о первом пункте устава), которые явля­лись продолжением — в измененной форме — преж­них организационных идей оппортунистов, а когда после съезда руководящие центры партии оказа­лись на короткий срок в руках большевиков, мень­шевики подняли крик об «осадном положении», якобы введенном в партии Лениным, о том, что он превращает членов партии в «колесики и вин­тики», и начали раскалывать только что созданное единство партии. Меньшевики не желали призна­вать централизма и строгой дисциплины, отстаи­ваемых Левиным. Ленин требовал, чтобы партия строилась сверху, строилась на основе строжайшего централизма, на основе подчинения меньшинства большинству, части — целому, на основе точного вы­полнения нижестоящими учреждениями партии постановлений вышестоящих органов. То, что при­ходилось терпеть в эпоху кустарничества и круж­ковщины, в период разброда и шатания, то уже было недопустимым после создания партии: теперь нельзя было все внутрипартийные отношения сводить исключительно к убеждению, уговариванию тех, кто не хотел подчиняться поста­новлениям партии. Нет, раз партия создана, то наряду с убеждением начинает действовать и дисци­плина, подчинение меньшинства — большин­ству. Меньшевики не желали признавать партийной дисциплины. Выполнять, по их мнению, ну­жно только то, с чем согласен, а если не согласен, то можно и не выполнять. Меньшевикам была чу­жда и ненавистна мысль о твердой, железной дисциплине внутри партии пролетариата. Они ни­когда не понимали, что такое организованность.

«Наивные люди! — писал Ленин после 2-го съезда. — Они уже забыли, что прежде наша партия не была организованным формально целым, а лишь суммой частных групп, и потому иных отношений между этими группами, кроме идейного воздействия, и быть не могло». (Шаг вперед, два шага назад. 1904 г.)

Пока мы составляли самостоятельные, незави­симые кружки и группы, до тех пор мы могли лишь убеждать друг друга («идейное воздействие»), если хотели добиться единства действий. Но, раз мы решили объединиться в партию, то извините: мень­шинство обязано подчиняться большинству.

«Теперь мы стали организованной пар­тией, а это и означает создание власти, превра­щение авторитета идей в авторитет власти, под­чинение партийным высшим инстанциям со сто­роны низших».

Ленин добивался того, чтобы никто в партии не смел подрывать дисциплину, ослаблять влияние центральных учреждений, уменьшать чувство ответственности отдельных членов и отдельных организаций перед партией в целом. Иметь для всей партия единую программу — это очень хорошо; единую тактику — тоже хорошо, но, помимо единой программы и тактики, нужно иметь еще и единую организацию. Только после этого можно говорить о настоящей партии в полном смысле этого слова.

«Пока у нас не было единства в основных вопросах программы и тактики, мы прямо и го­ворили, что живем в эпоху разброда и кружков­щины».

Но вот удалось добиться единой программы и единой тактики.

«Теперь нам надо сделать следующий шаг, и мы его, по общему нашему соглашению, сде­лали: выработали формы единой, сливающей все кружки воедино, организации».

Возникновение меньшевизма, начавшего раскалывать партию, показало, что достигнутое с таким трудом единство организации является непрочным и неполным. Со времени 2 съезда в рамках фор­мально «единой» российской социал-демократиче­ской рабочей партии фактически существовало две разных партии: большевистская и меньшевистская. Они временами сближались, временами отдалялись, не переставая на деле быть отдельными партиями, со своими собственными центрами и со своей внутренней дисциплиной. Поскольку большевики и меньшевики не разрывали окончательно и целиком всех организационных связей между собой, они являлись двумя «фракциями» официально единой партии. Понадобилось не мало лет упорной борьбы за влияние на рабочий класс, прежде чем больше­викам удалось сплотить вокруг себя подавляющее большинство рабочих, порвать с меньшевиками-ликвидаторами и оформиться уже не как фракция, а как партия (в 1912 г.), как единая партия проле­тариата.

Бюрократизм и демократизм.

Послушаем теперь, как оппортунисты изобра­жали идею Ленина о единой, централизованной, дисциплинированной партии пролетариата. Ленин, говорили меньшевики, ставит на первый план «не внутреннее объединение, а внешнее, формальное единство, осуществляемое и охраняемое чисто меха­ническими средствами, путем подавления инициа­тивы общественной самодеятельности»; Ленин-де проповедует «бюрократический централизм», отстаи­вает систему «самодержавно-бюрократического упра­вления партией»; мы не крепостные и проч.

О самом Ленине заявлялось, что он — бюрократ, само­держец, формалист, сверхцентр, односторонний, прямолинейный, упрямый, узкий, подозрительный, неуживчивый. Так титуловали меньшевики Ленина и его идею централизованной партии. Мы нарочно привели оценку меньшевиками большевистского понимания партии, ибо не раз и не два, а постоянно нашей партии делались подобные упреки распу­щенными мелкобуржуазными элементами. Почти в тех же выражениях, как и меньшевики, люди, непонимающие существа пролетарской орга­низованности, кричали и кричат о подавлении само­деятельности, о бюрократическом централизме и т. д, и т. п. Ленин выводил меньшевиков на чистую воду и говорил им: вы кричите о бюрократизме потому, что партия действует не по вашей воле, а вопреки ей; своими криками о бюрократизме вы лишь прикрываете свое недовольство личным со­ставом партийных центров; вы кричите о «механи­ческом» давлении потому, что не хотите подчи­ниться воле большинства и тем проявляете худшие черты интеллигентщины, «интеллигентский индивидуализм», «барский анархизм». Но, говорил Ленин:

«Пролетариат не боится организации и дисциплины, господа… Пролетариат не станет пещись о том, чтобы г.г. профессора и гимназисты, не желающие войти в организацию, признава­лись членами партии за работу под конт­ролем организации. Пролетариат воспитывается к организации всей своей жизнью гораздо радикальнее, чем многие интеллигентики. Не проле­тариату, а некоторым интеллигентам в нашей партии недостает самовоспитания в духе организации и дисциплины, в духе вражды и презрения к анархической фразе». (Шаг вперед, два шага назад. 1904 г.)

Это сказано замечательно верно и остается пра­вильным по сей день, ибо в партии всегда бывают элементы, которым недостает организационного «самовоспитания». Партия должна бороться не только с анархическими действиями, разрушаю­щими организацию, но и с анархическими фразами: высмеиванием дисциплины, иронизированием над ней, восхвалением распущенности.

Нападая на «бюрократизм» Ленина, меньшевики одновременно защищали «автономию», чрезмерную самостоятельность отдельных организаций по отно­шению ко всей партии в целом, отрицали строгую дисциплину и централизм, проповедывали демо­кратию и «самозачисление» в партию. В лице большевиков-ленинцев и меньшевиков столкнулись два противоположных понимания партийности. Ленин резко и отчетливо формулировал точку зрения большевиков: мы за «бюрократизм» в том смысле, что партия строится сверху вниз, от партийного съезда к отдельным партийным организациям, и против ложного «демократизма», против построения партии снизу вверх. (Шаг вперед, два шага назад, 1904 г.)

«Бюрократизм, по отношению к демократизму, это и есть централизм — против автономизма, это и есть организационный принцип революцион­ной социал-демократии по отношению к органи­зационному принципу оппортунистов социал-демократии. Последний стремится идти снизу вверх и потому отстаивает везде, где можно и насколько можно, автономизм, «демократизм», доходящий (у тех, кто усердствует не по разуму) до анархизма. Первый стремится исходить сверху, отстаивая расширение прав и пол­номочий центра по отношению к части. В эпоху разброда и кружковщины этим верхом, от кото­рого стремилась организационно исходить рево­люционная социал-демократия, был неизбежно один из кружков, наиболее влиятельный в силу своей деятельности и своей революционной по­следовательности (в нашем случае — организа­ция «Искры»). В эпоху восстановления фактиче­ского единства партии и распущения в этом единстве устарелых кружков, таким верхом неизбежно является партийный съезд, как верховный орган партии; съезд соединяет по воз­можности всех представителей активных орга­низаций и, назначая центральные учреждения… делает их верхом впредь до следующего съезда».

Таким образом, при построении партии Ленин отстаивал «бюрократизм» в том смысле, что партия проводит строгий централизм, подбирает руководи­телей сверху и т. д. Но, разумеется, большевики всегда были против того бюрократизма, который означает бездушное отношение к делу, предпочтение формальности перед существом дела и пр.

Об оппортунизме.

Наблюдая меньшевиков, Ленин отмечал сле­дующие признаки оппортунизма:

«Когда говорится о борьбе с оппортунизмом, не следует никогда забывать характерной черты всего современного оппортунизма во всех и вся­ческих областях: его неопределенности, рас­плывчатости, неуловимости. Оппортунист, по са­мой своей природе, уклоняется всегда от опре­деленной и бесповоротной постановки вопроса, отыскивает равнодействующую, вьется ужом между исключающими одна другую точками зре­ния, стараясь «быть согласным» с той и с дру­гой, сводя свои разногласия к поправочкам, сомнениям, к благим и невнятным пожеланиям и проч. и проч.».

Когда, в партии заводятся оппортунисты, они не заявляют прямо, открыто и недвусмысленно, что они против организационных идей Ленина, против дисциплины, против централизма и проч. Нет, они заявляют, что они вполне «согласны» с этими идеями, но только как эти идеи понимать? Они вполне «согласны», но хотели бы ввести небольшую «поправочку», дополнить ее маленькой «оговорочкой», которая свела бы на-нет ту идею, с которой совсем-совсем «согласны».

И другую еще черту отметил у оппортунистов Ленин:

«В тесной психологической связи с ненавистью к дисциплине стоит та неумолчная, тягучая нота обиды, которая звучит во всех пи­саниях всех современных оппортунистов вообще и нашего меньшинства в частности. Их пресле­дуют, их теснят, их вышибают, их осаждают, их заезжают… Возьмите, в самом деле, протоколы нашего партийного съезда — вы увидите, что меньшинство — это все обиженные, все те, кого когда-либо и за что-либо обижала революцион­ная социал-демократия».

Революционеры не могут не «обижать» оппорту­нистов, разоблачая их перед рабочими и лишая возможности влиять на рабочие организация. То, что Ленин писал в 1904 году о «тягучей ноте обиды» у меньшевиков и их предшественников, во многом применимо к различным оппозициям внутри нашей партии. Всякий раз как «объявляется» ка­кая-нибудь оппозиция против ленинской линии партии, полезно задать себе вопрос: а не подой­дут ли сюда слова Ленина на счет обиженных и пре­следуемых? Наверное подойдут. Наверное будут жалобы на травлю, гонение, создание невозможных условий и проч.

Продолжение 

[1] Ауэр и особенно Бебель — крупные вожди немецкой социал-демократической партии; оба — рабочие.

[2] «Рабочее Дело»—журнал экономистов.