Часть 1, часть 2, часть 3, часть 4
Извращение марксизма (ленинизма)
В своей деятельности партия опирается на марксизм — единственно правильное, единственно верное учение об освобождении рабочего класса.
«А правильность этой — и только этой — революционной теории показал не только всемирный опыт всего XIX века, но и в особенности опыт блужданий и шатаний, ошибок и разочарований революционной мысли в России… Марксизм, как единственно правильную революционную теорию, Россия поистине выстрадала полувековой историей неслыханных мук и жертв, невиданного революционного героизма, невероятной энергии к беззаветности исканий, обучения, испытания на практике, разочарований, проверки, сопоставления опыта Европы» (Детская болезнь левизны в коммунизме. 1920 г.).
Что ленинизм (марксизм) — правильнее учение, это знает сейчас каждый рабочий и крестьянин, который сам непосредственно наблюдал политику нашей партии в течение семи лет и который знает, что эта политика верна. Наша партия полностью разделяет марксистское учение. Она не допускает ни малейшего искажения и извращения марксизма или ленинизма. В этом смысле она последовательница «ортодоксального» («правоверного», не допускающего никаких отклонений) марксизма. Партия отвергает всякие попытки изменить в буржуазном направлении учение Маркса-Энгельса-Ленина, пересмотреть его, «обревизовать», т.-е. внести мелкобуржуазные «поправки» и «поправочки», исказить суть нашей революционной науки, сделать ее менее опасной или совсем неопасной для буржуазии.
«Ревизионизм или «пересмотр» марксизма является в настоящее время одним из главных, если не самым главным, проявлением буржуазного влияния на пролетариат и буржуазного развращения пролетариев» (Поспешишь — людей насмешишь. 1914 г.).
Ленин говорил рабочим: смотрите внимательно за тем, чтобы буржуазия и ее сторонники не превращали учения Маркса в безвредную «икону». (Именно это и было сделано в хрущевско-брежневском СССР — марксизм был превращен в безвредную и пустую икону. Название — «марксизм-ленинизм» осталось, да только в том, марксизме-ленинизме, которому учили в школах и вузах, и даже в партийных школах, марксизма, по сути не осталось. Его место занял оппортунизм — буржуазная идеология, ставшая той самой основой, на котором позже, уже в горбачевское время, с большим комфортом устроилась либеральная идеологи, идеология буржуазии. Контрреволюция сначала, как оно и указывали марксисты, произошла в головах, что не замедлило сказаться на деле — в реальной жизни. Плоды того самого хрущевского ревизионизма мы, живя сегодня в капитализме, до сих пор и пожинаем. Наши партии с коммунистическими названиями — это осколки позднесоветского оппортунизма. — прим. РП) Буржуазия прекрасно видит тот авторитет, который имеет учение Маркса в глазах рабочих. Ей ясно, что скрыть это учение, замолчать его — нельзя. Нужно поэтому обезвредить его, вытравить из него революционную душу. Буржуазия и ее агенты в рабочем классе, проводники буржуазного влияния на пролетариат, говорят рабочим: да, да, верно: Маркс был великим ученым, он стоял за рабочих, отстаивал их интересы. Но ведь Маркс жил давно, это с одной стороны; нет людей, которые не ошибались бы — это с другой стороны; поэтому многое в учении Маркса устарело, оказалось якобы несостоятельным. Например, его учение о революции, о диктатуре пролетариата нельзя уже считать правильным, надо отвергнуть. И незаметно, шаг за шагом, слуги буржуазии выбрасывают из учения Маркса то, что в нем главного, что отличает это учение от всякого другого и делает его учением революционного пролетариата. Словом, слуги буржуазии превращают Маркса в «дюжинного либерала», как говорил Ленин, делают Маркса безобидным сторонником существующего капиталистического строя. При этом, конечно, извратители Маркса не забывают для утешения рабочих приговаривать: да, да, Маркс был другом рабочего класса; мы тоже за Маркса. (И эти песни нам сегодня хорошо знакомы. Достаточно почитать наших российских левых, значительная часть из которых нагло называет себя «коммунистами». Аргументы те же самые, ничего нового — мол, время сейчас уже другое, а значит и марксизм должен быть другим, к примеру, вместо классовой борьбы — классовое сотрудничество, и т.п. — прим. РП.) «О бернштенианстве», «струвизме», «критике марксизма», вообще «ревизионизме» Ленин писал:
«Развитие науки дает все больше материала, доказывающего правоту Маркса. Приходится бороться с ним лицемерно, не идя открыто против основ марксизма, а якобы признавая его, выхолащивая софизмами[1] его содержание, превращая марксизм в безвредную для буржуазии святую «икону» (Крах 2 Интернационала. 1915 г.)
Партия всегда боролась против ревизионизма и отстаивала марксистское учение. То, что Ленин писал о Марксе, то нам нужно памятовать в применении и к Ленину.
Партия должна бороться с малейшими попытками извратить ленинизм, переделать его в мелкобуржуазном духе, подвергнуть его «ревизии».
Когда говорят: да, учение Ленина мы признаем, но это учение все же не есть десять заповедей, вырезанных на скрижалях завета, то такими неосторожными фразами подготовляют почву для ревизионистов, подрывая и ослабляя силу учения Ленина, оставляя лазейки для тех, кто пожелал бы заняться разрушением основ ленинизма под тем предлогом, что ведь ленинизм — это же не десять заповедей! Раз мы считаем себя убежденными последователями и сторонниками ленинизма, то свое отношение к нему мы должны определять так, чтобы всякому было ясно: этих людей увести в сторону от учения Ленина нельзя, подсунуть им что-нибудь под видом «исправления» в ленинизме не удастся. Когда я говорю: учение Ленина не десять заповедей, то всякому ясно, что я с чем-то в учении Ленина несогласен, но что именно отвергаю, каковы размеры моих расхождений с ленинизмом, — это от читателя скрыто. Тем-то и опасна такая формула, что она представляет собою лазейку для оппортунистов: с учением Ленина я, дескать, «во всем» согласен, но ведь это же учение не десять заповедей — и в самом деле я вот «несогласен» насчет союза рабочих и крестьян или насчет централизованной, дисциплинированной, единой партии. Другой оппортунист, опять-таки ссылаясь на те же десять заповедей, выдвинет свое несогласие с какой-нибудь другой основной идеей Ленина, и так во имя десяти заповедей можно камешек за камешком растаскать все мощное здание ленинизма. (Что, собственно, и было сделано во времена Хрущева, когда победившие в партии троцкисты один за другим заменяли самые основные опорные камни ленинизма с марксистских на буржуазные. — прим. РП) Фраза насчет десяти заповедей служит целью для оппортунистов, которые пожелали бы подтачивать основы ленинизма.
Раз вы так отрицательно относитесь к выражению: «учение Ленина не есть десять заповедей», — значит вы считаете, что Ленин во всю свою жизнь никогда не ошибался и все написанное им в двадцати томах (речь идет о первом издании произведений В.И.Ленина, которое было выпущено по постановлению IX съезда партии и выходило с 1920 по 1926 год. — прим. РП) истинно и безошибочно до последней строчки?
Нет, мы этого не считаем. Разумеется, и у Ленина были ошибки, как они были у Маркса и Энгельса, как они бывают у всякого человека. Но эти ошибки касались третьестепенных вещей, относились к сравнительно мелочам, о которых не стоит и упоминать. А вот, что касается учения Ленина, его основных идей, принципов ленинизма, то это учение, являющееся продолжением и развитием марксизма, есть единственно верное, единственно правильное, до конца революционное учение пролетариата, и мы заявляем себя безоговорочными и безусловными сторонниками и последователями этого учения, непримиримо относящимися к малейшей, попытке извратить или исказить его.
Раз мы так скажем о ленинизме, тут оппортунисту ухватиться не за что. А когда говорят «ленинизм — не десять заповедей», тут для оппортуниста приоткрывается дверца.
Идейная непримиримость большевизма
«Мы видим в самостоятельной, непримиримо марксистской партии революционного пролетариата единственный залог победы социализма и путь к победе, наиболее свободный от шатаний. Мы никогда поэтому, не исключая самых революционных моментов, не откажемся от полной самостоятельности социал-демократической партии, от полной непримиримости нашей идеологии» (О боевом соглашении для восстания. 1905 г.).
«Охрана идейной и политической самостоятельности партии пролетариата есть постоянная, неизменная и безусловная обязанность социалистов. Кто не исполняет этой обязанности, тот на деле перестает быть социалистом, как бы искренни ни были его «социалистические» (на словах социалистические) убеждения» (Социалистическая партия и беспартийная революционность. 1905 г.).
Большевики являются убежденными сторонниками марксизма (ленинизма). Отсюда вытекает идейная непримиримость большевизма, борьба его с малейшими неправильностями в понимании хода общественного развития и задач рабочего класса. Всякая фальшивая нота, малейшая неверность или неточность мысли, совсем маленькая и как будто ничтожная ошибка тотчас же встречает со стороны большевизма строгую критику. В старое время шутили, что вот, мол, большевики спорят с меньшевиками из-за каждой запятой. Люди без твердых, убеждений находили в таких спорах придирчивость и мелочность со стороны большевиков, а на самом деле это была борьба за абсолютную чистоту классового сознания пролетариата. (Вот этих важнейших идейных споров не понимает еще значительная, если не большая часть сегодняшних наших левых, вроде бы искренних сторонников социализма. Эти люди даже не хотят вдумываться с существо споров и дискуссий, не понимая, что от того, чья линия в рабочем движении победит, напрямую зависит не только судьбы новой социалистической революции и возможность восстановления социализма в нашей стране, но и их собственная судьба. С такого рода нигилизмом в отношении теории вообще и дискуссий в частности необходимо жестко бороться. Такие соглашатели и «примирители», вне зависимости от того, какими намерениями они руководствуются, действуют в итоге в интересах буржуазии, а не рабочего класса, в интересах сохранения умирающего капитализм против наступающего социализма. — прим. РП)
Тем, кто глумился над ожесточенной борьбой, которую большевики вели против меньшевиков, осуждал резкость и «раскольничество» большевиков, противопоставляя им показное «благополучие» своей партии (эс-эровской), Ленин отвечал так:
«Много дурного в этой борьбе, слов нет. Много гибельного в этих расколах для дела социализма, бесспорно. И все же ни на одну минуту не пожелали бы мы променять этой тяжелой правды на вашу «легенькую» ложь. Тяжелая болезнь нашей партии — болезнь роста массовой партии. Ибо не может быть массовой партии, партий класса без полной ясности существенных оттенков, без открытой борьбы между разными тенденциями, без ознакомления масс с тем, какие деятели партии, какие организации партии ведут ту или иную линию. Без этого нельзя сложить партии, достойной этого слова, и мы складываем ее. Мы добились того, что взгляды наших обоих течений стоят перед всеми правдиво, ясно, отчетливо. Личная резкость, фракционная склока и свора, скандалы и расколы, — все это мелочь по сравнению с тем, что на опыте двух тактик учатся действительно пролетарские массы, учатся действительно все, способные сознательно относиться к политике. Наши драки и расколы позабудутся. Наши тактические принципы, отточенные и закаленные, войдут в историю рабочего движения и социализма России, как краеугольные камни. Пройдут годы, — может быть, даже десятилетия, а на сотне разнообразных практических вопросов будут прослеживать влияние того или иного направления. И рабочий класс России, и весь народ знают, с кем имеют они дело в лице большевизма или меньшевизма» (А судьи кто? 1907 г.).
(И Ленин оказался полностью прав — советский рабочий класс и крестьянство на собственном опыте убедились, кто на деле стоит за интересы трудового народа, а кому болтовня о народе нужна всего лишь как прикрытие для отстаивания интересов угнетателей. Не случайно после Гражданской войны слово «меньшевик» было практически синонимом слова «враг», «белогвардеец», «предатель». — прим. РП)
Партия не может мириться с тем, что она понимает свои задачи так, как того требует марксизм, а какая-нибудь группа коммунистов начинает проводить взгляды, отклоняющиеся от марксистской точки зрения, и, следовательно, мелкобуржуазные. Раз в партии наметился хоть самый небольшой, самый незначительный уклон в сторону от марксизма, партия обязана немедленно подвергнуть критическому разбору наметившееся отклонение и вскрыть его ошибку. В области идейной никакая «терпимость» недопустима, ибо из маленькой ошибки может вырасти большая, если с ней не бороться, а от теоретической ошибки (ошибка мысли) рукой подать до ошибки практической (ошибка в действии). (Вот чего пока не может понять основная масса наших «коммунистов»! Что из маленькой на первый взгляд ошибки со временем неизбежно вырастает большая, которая вновь приведет к поражению рабочего класса и победе буржуазии! А потому с этими маленькими ошибками жизненно необходимо бороться именно тогда, когда эти ошибки еще малы и не выросли в огромную проблему. — прим. РП)
Кто внимательно присматривался и прислушивался к старым большевикам, «изучал» их, тот не мог не заметить у них высокоценной черты: уменье быстро и сразу уловить фальшивую ноту, если она прозвучала, подметить и указать ошибочную мысль там, где молодой или неопытный коммунист ее не заметил бы, даже при большом напряжения. Эта способность приобретается в результате постоянного, тщательного продумывания с марксистской точки зрения всех задач, встающих перед партией.
Бороться надо с ошибками и уклонами не только в области «чистой» теории и тактики, но и в вопросах организационных. Попытки перестроить партию на других, не большевистских, не ленинских началах должны встречать самый решительный отпор. (А это уже удар в сторону известных российских оппортунистов — группы «Прорыв», которые выставляют себя истинными марксистами и коммунистами, но которые при этом напрочь отрицают внутрипартийную демократию, выступая принципиально против всяких демократических начал в авангарде рабочего класса, а значит и во всем рабочем классе. Подобная позиция — есть типичная буржуазная точка зрения, это не марксизм, не материализм и не диалектика, а типичный субъективный идеализм и механицизм — мировоззренческие основы буржуазии. — прим. РП)
Для отклонений от марксизма в области организационной у Ленина было такое выражение: оппортунизм в организационных вопросах.
Оппортунизмом вообще называется принижение и сужение задач рабочего класса, приспособление движения к мелочным задачам сегодняшнего дня, забвение основных, коренных задач пролетариата. В связи с этим оппортунизм в организационных вопросах означает построение партии по таким правилам, в силу которых партия не будет стальной, дисциплинированной, централизованной партией пролетариата, а будет партией рыхлой, рассыпчатой, киселеобразной, неспособной бороться за власть, взять ее и удержать. С оппортунизмом в организационных вопросах, с попытками «разбольшевичить» партию, расслабить ее, уничтожить ее твердокаменный характер партии приходилось бороться не раз. Нужно уметь отстаивать марксизм или ленинизм не только в теории и тактике, но и в организационных вопросах.
Об авторитетах
Крайне поучительно мнение Ленина о значении авторитетов в рабочем движении. Среди интеллигентской молодежи, даже сочувствующей рабочему классу, можно иногда слышать такие «задорные» голоса: да что вы все ссылаетесь на мнение Маркса или Энгельса? И к чему вообще ссылки на авторитеты? Я вот никаких авторитетов не признаю! Рассуждающий так воображает, будто он проявил ни весть какую «самостоятельность» мысли, высказавшись против «авторитетного» образа мыслей. На самом деле эта «независимость» от основных идей марксизма, от выводов и поучений всего предшествующего революционного опыта обнаруживает как раз «зависимость» нашего молодого человека от мелкобуржуазных идей, «самостоятельность» в худом смысле слова.
Вот что писал Ленин в 1906 г. о значении авторитетов, в частности авторитета Каутского, который в 1905—6 гг. сочувствовал большевистской тактике, и его мнение было весьма ценно для русских рабочих:
«Марксисты не могут стоять на обычной точке зрения интеллигента — радикала[2] с его якобы революционной отвлеченностью: «никаких авторитетов». Нет. Рабочему классу, ведущему во всем мире трудную и упорную борьбу за полное освобождение, нужны авторитеты, — но, разумеется, в том только смысле, в каком молодым рабочим нужен опыт старых борцов против угнетения и эксплуатации, борцов, проведших много стачек, участвовавших в ряде революций, умудренных революционными традициями и широким политическим кругозором. Авторитет всемирной борьбы пролетариата нужен пролетариям каждой страны. Авторитет теоретиков всемирной социал-демократии нужен нам для уяснения программы и тактики нашей партии. Но этот авторитет не имеет, конечно, ничего общего с казенными авторитетами буржуазной науки и полицейской политики. Этот авторитет есть авторитет более разносторонней борьбы в тех же рядах всемирной социалистической армии» (Предисловие к брошюре К.Каутского. 1906 г.).
Мнение авторитета ценно, разумеется, до тех пор, пока оно не расходится с требованиями революционной борьбы. Если «авторитет» начинает тащить рабочий класс назад, он перестает быть авторитетом. Плеханов долгое время был крупнейшим авторитетом для русской социал-демократии, большевиков в том числе. Но когда он стал проповедывать оппортунизм, Ленин объявил ему «беспощадную войну». Вот что писал Ленин тогда же о Плеханове:
«Теоретические работы последнего — главным образом критика народников и оппортунистов — остаются, прочным приобретением социал-демократии всей России, и никакая «фракционность» не ослепит человека, обладающего хоть какой-нибудь «физической силой ума», до забвения или отрицания важности этих приобретений. Но как политический вождь русских социал-демократов в буржуазной российской революции, как тактик, Плеханов оказался ниже всякой критики. Он проявил в этой области такой оппортунизм, который повредил русским социал-демократическим рабочим во сто раз больше, чем оппортунизм Бернштейна — немецким. И с этой кадетообразной политикой Плеханова… мы должны вести самую беспощадную, войну».
Позже, во время войны, большевики разошлись и с Каутским, принявшим сторону буржуазии. Мы и сейчас ценим Плеханова и Каутского того периода, когда они были еще революционерами, и воздаем им должное. Здесь мнение их имеет для нас цену. То, что есть у Плеханова и Каутского лучшего, революционного, мы считаем достоянием и нашей партии, а их оппортунистические идеи оставляем буржуазии и ее сторонникам.
