Правда о Ленском расстреле. ч.2

Часть 1
Борьба ленских рабочих

С теми крепостническими прядками, которые существовали на Ленских приисках, рабочие примириться не могли, так как это значило бы признать себя безмолвным и тупым скотом. Борьба рабочих за лучшую жизнь на приисках велась давно.

Впервые массовые рабочие волнения в Витимском и Олекминском округах отмечены ещё в 70-е годы 19 века. Рабочие отказывались беспричинно переходить с одного прииска на другой. В 1873 г. на масленицу произошли столкновения рабочих с казаками из охраны приисков, в которых был убит один казак и один рабочий. «Виновные» рабочие были отправлены в Якутский острог. Казачью часть убрали в другое место.

С того времени Иркутское жандармское управление было сильно обеспокоено активностью ленских рабочих. Во многих докладах полицейские отмечают, что рабочие «стали дерзки, полицию не признают, уроков не вырабатывают, могут массой не выйти на работы»[1].

23 апреля 1876 года 300 рабочих Успенского прииска пришли к управляющему и заявили ему протест против ареста полицией одного своего товарища. При этом присутствовал полицейский чин, но рабочие «его не испугались, а угрожали выбросить с лестницы»[2].

В июле 1876 года на приисках Прибрежно-Витимской компании произошли столкновения рабочих с полицией. По этом делу 11 рабочих были арестованы и отправлены в Якутский тюремный замок. В рапорте следователя указывалось, что рабочие заявляли «претензии на несправедливое наказание от горного исправника. …Рабочие жалуются на грубое обращение с ними. Два человека показали, что им отпускают плохие пищу и одежду. По поводу этого заявления я узнал, что зимой и весной управление действительно отпускало рабочим солёное мясо, протухшее и худого качества». Якутский суд приговорил двух участников этого «бунта» к пятнадцати ударам плетьми, одного – к тридцати (50/50 – покойник) и решил всех их послать в каторги на 3 года. 6 рабочих были посажены на месяц в карцер. Двух ссыльных, которые участвовали в этом деле, также наказали 30-ю ударами плетей.

В мае 1882 года произошли новые волнения на Благовещенском прииске. Следствие установило причины волнений:

• жестокое обращение с рабочими;
• требование администрации, чтобы рабочие вопреки договору вырабатывали повышенную норму урока;
• отказ рабочим и членам их семей в медицинской помощи со стороны местной больницы;
• плохое состояние казарм;
• немедленное увольнение рабочих, которые посмели жаловаться на кого-либо из служащих прииска.

Царский следователь Осташкин, который вёл дело, написал в своём заключении следующее: «Рабочие прииска все болеют, находясь летом на солнцепёке или под дождём, а зимою в морозы одежда их к концу рабочего дня превращается в ледяную кору». Как видите, причины «бунта» — типовые для всех приисков «Лензото». Не большевики придумали их (и не РП повторяет), а само царское следствие открыто признавало, что рабочие в «Лензото» находятся в нечеловеческих условиях жизни и работы.

Окружной суд не принял к сведению выводы Осташкина, и осенью 1883 года 5 рабочих были приговорены к лишению всех прав и ссылке на каторгу сроком на 10 и 12 лет. Два ссыльных получили по 14-ти лет каторги, с наказанием одного из них 10-ю ударами плетей – «за вольнодумные высказывания».

В том же году на Ленских приисках произошли волнения в связи с коронацией Александра III. Был пущен слух, что получен манифест о трёх днях отдыха в связи с коронацией, но его скрывает местная администрация. 650 рабочих пришли к дому управляющего и потребовали исполнить манифест и дать им отдохнуть. Управляющий Аннегольм в отдыхе отказал. Однако на следующий день рабочие на работу не вышли. Несмотря на то, что это волнение прошло мирно, 44 рабочих, замеченных в том, что «они были вожаками своих товарищей», были досрочно уволены и удалены с приисков.

По уцелевшим материалам архива горной инспекции видно, что в марте 1889 года рабочие Парасковиевского прииска забастовали, требуя выдачи для работы в мокрых забоях кожанов, винных порций за вредные условия труда и устройства еженедельной бани. На этих приисках шла постоянная борьба рабочих со злоупотреблениями администрации.

В 1894 году произошло однодневное волнение рабочих на Прокопьевском прииске. Рабочие не вышли на работу из-за плохой пищи, а также требовали удаления с прииска двух ненавистных служащих. В результате несколько рабочих были уволены и высланы, но раздражавших рабочих служащих с прииска всё же убрали.

Предреволюционный период, а затем и события революции 1905 года оказали сильное влияние на ленских рабочих. С начала 1900-х годов полиция с волнением наблюдает, что выступления рабочих приобретают организованный, боевой и массовый  характер. Отмечается высокая дисциплина забастовщиков, отсутствие пьянства и т.п. В забастовочной борьбе рабочих «Лензото»  начинается новый этап.

2 января 1901 года на прииске Нижний забастовало 1700 человек из-за рукоприкладства одного из служащих. Забастовку прекратили только после того, как этот драчун был уволен. Никого из рабочих не наказали.

7 июня 1902 года на Ивановском прииске 478 человек не вышли на работу, потребовав увольнения трёх служащих «за дурное обращение с рабочими». Управление прииска учло, во сколько обходится каждый час забастовки, и уволило одного «кнута», а двум другим сделало «внушение».

В 1904 году на приисках Витимо-Олекминской системы произошли наиболее значительные и интересные события из всех, предшествовавших забастовке 1912 года. 3 марта на Прокопьевском прииске забастовало 700 рабочих из-за того, что два охранника избили рабочего. Об этом доложили гороно-полицейскому исправнику, и он немедленно удаляет этих охранников в Бодайбо. Несмотря на это забастовка продолжается. Рабочие требуют заменить врача, пятерых служащих и двух охранников. 4 марта исправник и мировой судья едут на Прокопьевский прииск для разбирательства. Рабочие подают жалобы на угрозу горных обвалов, плохой инструмент и на указанных служащих. Судья и полицейский начинают петь песни «о трудном времени», о том, что «идёт война с Японией», и предлагают рабочим потерпеть и выходить на работу. Рабочие прекратить забастовку отказались, говоря чиновникам: «Кому трудное время и война – тот пусть и терпит. Мы к войне причём?». В итоге администрации пришлось выполнить все требования рабочих. Важная деталь: рабочие Ленских приисков к тому времени были уже ученые капиталистами — они сначала убедились, что все их требования выполнены, а лишь затем вышли на работу.

С 12 по 18 апреля 1904 года на Андреевском прииске бастовали более тысячи рабочих, которые заявили, что будут бастовать до тех пор пока не уберут с прииска трёх смотрителей шахт, которые притесняли и унижали рабочих. 13 апреля всем забастовщикам было предложено получить расчёт. Рабочие отказались. Тогда администрация заявила, что бастующим не будет выдаваться продовольствие. Не помогло. 16 апреля рабочие депутаты были направлены в Бодайбо с жалобой на администрацию. Рабочие вернулись в шахты только 18 апреля, после того, как были уволены трое смотрителей и при этом забастовщикам пообещали, что никого из них не уволят. Но через 8 дней начались преследования «зачинщиков», к которым было отнесено 13% всех рабочих прииска.

С 10 по 16 мая вспыхнули ещё две забастовки в «Лензото», причём они сопровождались столкновениями рабочих с полицией и армией. На Феодосиевском прииске рабочие напали на отряд полиции и отбили арестованных товарищей.

Всего с 1900 по 1905 гг. на Ленских приисках произошли 16 забастовок, из которых треть принимала «угрожающий для властей характер». Крупных столкновений с войсками пока не было, и забастовки обычно заканчивались полным или частичным удовлетворением требований рабочих, иногда арестом и высылкой «зачинщиков».

После революции 1905 года забастовочное движение на приисках пошло на убыль. Наступила полоса реакции и затишье. Но это было затишье перед бурей.

Партийная работа на Ленских приисках

С 1905 года работой большевиков на Ленских приисках руководила Иркутская организация РСДРП. Филиал организации размещался в Бодайбо и опирался на часть политических ссыльных, живших здесь. Большевики, прибывавшие для организации партийной работы, должны были устраиваться на прииски и жить непосредственно среди рабочих.

После 1905 года основная масса бодайбинских политических ссыльных была настороена ликвидаторски и помогать большевикам не хотела. Революционная агитация и пропаганда среди рабочих «Лензото»  практически не велась, хотя партийные силы на приисках имелись. Но среди этих «сил» часто попадались такие социалисты, которые «забыли даже, что значит это слово». Некоторые из них откровенно возмущались инициативами большевиков: «Да как же можно развёртывать партийную работу здесь? Ведь если исправник узнает, он сразу же прихлопнет всю нашу общественную работу: закроет общественную квартиру, библиотеку, кассу взаимопомощи…»[3]. Но многие социал-демократы признавали, что понимают необходимость связи с рабочими и работы на приисках, но при этом «понимании» эти самые связи не были установлены даже с ссыльными социалистами, проживавшими на приисках.

Действующие большевистские ячейки были в Надеждинских механических мастерских и на Феодосиевском прииске. А вот социал-демократическая организация в Бодайбо центром всей революционной работы в крае стать не могла. В состав этой организации входили проповедники «классового мира», которые «вместе с бодайбинской буржуазией встречали Новый год». Типичными представителями местных социалистов были судебный писарь, получающий неплохое жалованье, или меньшевики, служившие в управлении железной дороги и получавшие 200 рублей в месяц, или социал-демократы, работавшие в конторах у лесопромышленников и получавшие более 300 рублей. Где уж тут думать о революции? Здесь и лежали социальные корни ликвидаторских настроений бодайбинской с-д организации. По ленинскому определению классов это были уже не революционеры, а служащие, тяготевшие к буржуазии, материально зависимые от неё, неплохо обеспеченные и пристроенные. Зачем им работа в массах, когда их идеалами были касса взаимопомощи, квартира, библиотека, заработок? Этот идеал ими был уже достигнут.

Но были и другие ссыльные, разбросанные по приискам и до поры до времени разобщённые, без связи с центром. Они вели агитационную работу на приисках и учили грамоте рабочих и их детей. Но отношений с Иркутским центром и далее — с партийными центрами в европейской части России и за границей, они не имели.

Была среди бодайбинских социал-демократов ещё одна проблема. Многие из них мечтали бежать за границу и работать там по партийной линии. Большевики стыдили таких «эмигрантов». Им говорили, что русские революционеры-марксисты обязаны не бежать за границу, а работать на местах ссылки, вести пропаганду марксизма в округах, среди рабочих. Побеги за границу должны совершать только те товарищи, которым грозит смертная казнь или длительное заключение. Те, кому эти кары не грозят, должны работать здесь, в Восточной Сибири. Работа здесь куда полезней, чем бесцельное прозябание за границей.

На одном из общих собраний всей колонии ссыльных большевики заявили о том, что в рядах социал-демократии нельзя терпеть оппортунистов, и о том, что партия требует от всех своих членов и организаций работы в массах. В ответ на это большинство «революционеров» обвинило большевиков в расколе и разорвало с ними всякие отношения. Больше того, кто-то из ликвидаторского «болота» продал местной полиции нескольких большевиков, нелегально проживавших на квартирах в Бодайбо. Хотя, чему удивляться? Меньшевики так поступали всегда.

Дело облегчалось тем, что после 1905 года на многие прииски «Лензото»  были сосланы активные участники революции, которые имели большевистские убеждения. Но не все были таковыми. На Андреевском и ещё на нескольких приисках большевикам пришлось столкнуться с панической боязнью тюрьмы среди ссыльных революционеров. Эти ссыльные не продавали большевиков администрации, но от активной работы уклонялись и помогать не хотели.

Другая ситуация сложилась в механических мастерских Надеждинского прииска, где трудились наиболее передовые, развитые и культурные рабочие. В силу того, что в мастерских были сконцентрированы сложные и современные машины, туда часто направляли квалифицированных ссыльных рабочих из Москвы и Петербурга. Тем самым там сложились объективные предпосылки для возникновения сильной большевистской ячейки. Эта ячейка впоследствии сыграла значительную роль в забастовке 1912 года.

Ядром Надеждинской организации большевиков стали П. Баташев, М. Лебедев, Ф. Слюсаренко, П. Подзаходников, А. Петухов, Годов, Милков и Вязовой. Собственно, первая настоящая большевистская организация на приисках «Лензото»  образовалась именно с ночного собрания этой группы, на которой был избран партийный вожак – Баташев, и было решено начать партийную работу с овладения местным Народным домом – прообразом дома культуры, и с налаживания связей с дальними приисками, где позиции меньшевиков были не так сильны.

С Народным домом и его библиотекой у большевиков получилось быстро. Баташев обратился к рабочим и предложил им создать свою актёрскую труппу. Официального разрешения на театральный кружок администрация прииска не давала, но кружок заработал явочным порядком. Вокруг него сложился коллектив помощников, которые принимали активное участие в революционной агитации и пропаганде. В театральном кружке под видом репетиций шли марксистские занятия, обсуждались текущие вопросы. В то же время были подготовлены и сыграны несколько пьес. Большую часть средств от спектаклей потратили на закупку книг для рабочей библиотеки.

Через несколько месяцев полиция обратила внимание на театральный и библиотечный кружки. Кружки были ликвидированы, а их участников разбросали по разным приискам. Работа ячейки в центре была расстроена, но были установлены связи со всеми окружными приисками. В 1912 году многие рабочие-кружковцы стали членами Центрального и приисковых забастовочных комитетов.

К началу 1912 года был решён ряд проблем с кадрами агитаторов, литературой, местами для занятий. Почти на всех приисках дистанции образовался свой большевистский актив. Настроения на местах, по словам Слюсаренко было таким, что «…достаточно только спички, чтобы на том или другом прииске вспыхнуло волнение, чтобы остановились все прииски»[4].

В конце декабря 1911 года на Тихоно-Задонском прииске рабочие избили смотрителя шахты за рукоприкладство, остановили все работы и потребовали его удаления. Администрация быстро пошла на уступки, но большевистский комитет проанализировал обстановку и пришёл к выводу, что бастовать лучше весной и летом, чтобы в случае увольнения рабочие могли найти место на других предприятиях края.

Начало забастовки

2 марта 1912 года забастовали сразу 4 основных прииска второй дистанции. Большевики решают, что этого мало, и останавливают работу двух буровых экспедиций, что полностью срывает в районе разведку золота. Среди требований забастовщиков впервые отчётливо слышны политические ноты: самоуправление рабочих на приисках, профсоюз, отмена полицейского надзора, уравнивание в правах рабочих и служащих. Баташев и Лебедев понимают, «что началось что-то новое в жизни Ленских приисков».

К вечеру 2 марта на Надеждинский прииск приехал большевик Г. Черепахин, приговорённый к каторге за участие в революции 1905 года. С его приездом большевистская ячейка мех.мастерских была преобразована в Центральную партийную группу РСДРП. Баташев доложил группе, почему забастовали прииски.

25 февраля рабочий Быков получил из продовольственной лавки Андреевского прииска 10 фунтов мяса. К 28 февраля 7 фунтов мяса съели, но жена Быкова всё время жаловалась, что мясо дурно пахнет и пенится при варке. Жена рабочего Завалина, Степанида, рассказала, что 28 февраля она получила в раздаточной кухне кусок замороженного мяса. Когда женщина разморозила мясо, то обнаружила, что ей выдали тухлую конину с большим куском (извините, но из песни слов не выкинешь. – М.З., М.И.) конского полового органа. Таким же тухлым оказалось мясо, ранее полученное Быковым, с той лишь разницей, что Быкову достались куски семенных желез. По требованию рабочих 28 февраля полицейский урядник составил акт о случившемся.

Слух о тухлой конине с «довесками» быстро распространился по казармам. Вместо говядины, которая полагалась по договору, «Лензото»  кормило своих рабочих испорченной кониной. Рабочие потребовали от администрации доброкачественных продуктов и отстранения от работы кухонного старосты. Эти скромные и справедливые требования были предъявлены в первый день забастовки, 29 февраля. Однако управляющий претензии рабочих не принял, заявив, что им отпускается свежая говядина, и при этом предложил написать жалобу в горный надзор.

Рабочие трёх приисков — Андреевского, Васильевского и Утёсистого сговорились и подали администрации Витимского горного округа совместную жалобу. Они требовали выдавать им мясо того же сорта, что и администрации; установить в магазинах и амбарах точные весы для взвешивания продуктов; допустить рабочего выборного на кухню для надзора за отпуском продуктов питания; расширить больницу и внимательно относиться к больным рабочим и членам их семей; записывать сдельную выработку каждого дня в рабочую книжку; сделать хорошее освещение шахт и т.п. Ничего лишнего, все требования законны. Однако руководство округа удовлетворить эти требования отказалось. После этого к трём бастующим приискам присоединился Александровский прииск, где обстановка с едой и всем остальным была не лучше.

«Лензото» действовало нагло. Оно рассчитывало, что рабочие не будут возмущаться издевательствами и обсчётами до апреля, так как побоятся быть уволенными и выброшенными на мороз. Но оно просчиталось. Снабжение рабочих ухудшалось с каждым днём. Рабочие всё чаще возмущались наглостью всяких «кнутов» при замере выработки и начислении зарплаты. Росло общее глухое недовольство, которое каждый миг могло перейти в открытое выступление. Случай с негодным мясом всколыхнул рабочих на всех приисках, а конские «причиндалы» были расценены как намеренное оскорбление рабочих и их семей.

2 марта развернулись события и в самих мастерских Надеждинского прииска. Баташев собрал всех рабочих и мастеров, доложил им общую ситуацию и предложил остановить все машины и примкнуть к забастовке приисков. На собрание пришёл администратор мастерских и приказал разойтись по работам. Рабочие выгнали его с собрания. Местные ликвидаторы-меньшевики призвали мастеровых не поддерживать забастовку шахтёров, так как «у них совершенно иные интересы»[5]. (Точь в точь эти слова говорили лидеры шахтёрских профсоюзов и представители КПУ во время забастовки учителей осенью 1998 г. в Донецке. Тогда учителя просили шахтёров объединить протесты и идти общим фронтом на власть, но услышали в ответ, что «у нас со служащими разные интересы».) Но рабочие большинством поддержали Баташева и постановили, что «забастовку горняков надо считать нашей забастовкой и примкнуть к ней немедленно»[6].

Для того чтобы разработать план действий Баташев созвал собрание Центральной партийной группы. Нужно было выработать предложения, которые бы сразу сплотили не только рабочих мех.мастерских, но и способствовали бы объединению всех рабочих «Лензото»  в борьбе за общие интересы.

Группа пришла к мнению, что забастовку надо распространить на все окружные прииски. Но для этого был нужен ряд организационных мероприятий.

Подготовка позиций

Прежде всего, следовало создать крепкие органы забастовки. Для этого необходимо было разослать по всем приискам депутатов-агитаторов для разъяснения положения и призыва поддержать забастовку. Немедленно установить связь с дальними приисками, где было много революционно настроенных рабочих. По мере развития забастовки нужно было организовать общий центр руководства, для которого лучше всего подходили мастерские. Так и сделали. Общее руководство поручили Баташеву и ещё трём рабочим. Избрали депутатов-агитаторов для дальних приисков. Они были обязаны сообщить на приисках, что Надеждинские мастерские твёрдо бастуют и что никакие заказы выполнять не будут, найти на приисках сознательных рабочих, чтобы опереться на них, и, наконец, призвать всех рабочих первой и третьей дистанций «Лензото»  ко всеобщей забастовке.

Далее были избраны уполномоченные для переговоров со всяким начальством. Баташеву и Вязовому выдали удостоверения, подписанные всеми рабочими мастерских, и они стали «милостивыми государями»[7]. К вечеру все депутаты разъехались.

Группа Баташева – Вязового к утру выполнила все задания. А вот группе Украинцева досталось много трудностей. Для того чтобы добраться до дальних приисков, нужно было обходить множество полицейских постов и казачьих кордонов. Это удалось, и за первые 8-10 дней агитации все основные дальние прииски забастовали. Но затем Украинцев попал в лапы полиции, был заключён в острог, а далее, после апрельских событий, — на 2 года в Иркутскую тюрьму. Вместо Украинцева на Андреевский прииск уехал токарь Зеленко со специальным заданием. На этом прииске было много рабочих татар. Чтобы внести раскол в рабочую среду, местный мулла убеждал мусульман, что у них свои, особые задачи, и что они не должны поддерживать забастовку русских. С помощью местных товарищей Зеленко удалось разоблачить муллу, и 4 марта весь прииск забастовал. (То же происходит на Западной Украине последние 20-25 лет. Католические ксёндзы и клирики проповедуют среди рабочих, что «они сначала добрые католики, а уж потом рабочие, и потому не должны помогать еретикам ни в одной их московской ереси» (из «пастырского слова» от 20.08.2002 г. ксендза Вуйцыка из Стрыйского католического прихода Львовской области).)

Интересно и поучительно развивались события на самом большом и «золотом» прииске – Феодосиевском. Там работало более 2000 рабочих. Но с начала забастовки там не оказалось большевистского руководства. Несколько дней рабочие колебались. Произошёл раскол коллектива: часть была за немедленную стачку, часть – за выход на работу. Были и такие рабочие, которые рассчитывали использовать ситуацию в шкурных целях. Они рассчитывали, что если в сложившийся момент пойти на работу, то их поставят в такой забой, где золотые самородки сами повалят в руки. Администрация охотно поддержала эти настроения. Заместитель Белозёрова, Теппан, распорядился, чтобы тем рабочим, которые идут на срыв забастовки, давали возможность «шуровать», т.е. искать самородки и забирать их себе. Казаки и полицейские, которые дежурили в шахтах и вылавливали «шуровщиков» для немедленного обыска, увольнения и выселения, на этот раз «не видели», что шахтёры крадут золото. Однако «попустительство» администрации цели не достигло. К чести рабочих-«шуровщиков» надо сказать, что в ходе забастовки все рабочие, набравшие самородков, сдали их в Центральный забастовочный комитет. Из этих самородков и был образован фонд бастующих.

Тогда же, 2 марта, на бурное собрание феодосиевских рабочих пришёл большевик Г. Черепахин, опытный и страстный оратор. Он рассказал рабочим о положении на других приисках, о требованиях андреевских горняков к администрации, о том, что эти требования отражают интересы всех рабочих «Лензото». Черепахин призвал «бастовать до зелёной травы», т.е. либо до полного удовлетворения всех требований горняков, либо до первого парохода, которым можно уехать в другие жилые места. Этот призыв поддержали все рабочие. Раскол был устранён. Прежний рабочий лидер, эсер Петухов, забыл о своём «эсерстве» и стал надёжным помощником Черепахина. (Как похоже! В горловских событиях 1905 года эсер Дейнега без колебаний встал на сторону рабочих-большевиков во главе с Колосовым, сделавшись, по сути, военным заместителем Колосова). К утру 3 марта Феодосиевский рудник забастовал.

К полудню в штабе забастовки получили сведения о том, что к стачке присоединился Иосифовский прииск первой дистанции. Это был первый дальний прииск, на котором самостоятельно сложился небольшой, но крепкий коллектив под руководством большевика Волошина. На Надеждинский начали приезжать выборные депутаты от приисков: уполномоченные сделали своё дело. Не было многих выборных из дальней тайги, так как расстояние до ближайшего прииска было 70 вёрст, а до самого далёкого – 300. Депутаты могли вернуться только через 6-7 дней. Организовать и связать  в один узел бастующих рабочих «Лензото»  было трудно.

Депутаты сообщили, что на всех забастовавших приисках начали создаваться стачкомы. Встал вопрос о выборах ЦЗК – Центрального забастовочного комитета. В первый состав ЦЗК было избрано 18 человек. Внутри ЦЗК была создана спецгруппа для непосредственного руководства забастовкой под руководством Баташева и Черепахина.

Справка. Поскольку некоторыми позднесоветскими историками игнорируются периоды в развитии Ленской забастовки и в деятельности её ЦЗК, будет полезно остановиться на составе Центрального комитета и его спецгруппы – Центрального бюро. Состав ЦЗК стабильным не был. 3 марта на первом «установочном» собрании рабочих было избрано 18 членов. Через две недели, когда казалось, что забастовка зашла в тупик («Лензото»  не уступало рабочим, а рабочие ему), рабочие собрали собрание и выбрали в ЦЗК ещё 18 человек «для того, чтобы комитет не продал нас». К 22 марта, к приезду инженера Тульчинского для переговоров, ЦЗК состоял их 35-40 человек. Когда в ходе стачки часть членов ЦЗК во главе с меньшевиками Думпе и Поповым была убаюкана обещаниями Тульчинского и повела дело к ликвидации забастовки, рабочие по указанию Центрального бюро решили, что состав ЦЗК и стачкомы некоторых приисков доверия не заслуживают. Поэтому прииски, находившиеся под влиянием большевиков, отозвали своих эсеро-меньшевистских депутатов из состава ЦЗК, а общий состав Центрзабкома был увеличен за счёт рабочих-большевиков. Накануне расстрела в нём было 98 депутатов.

Коренные качественные и количественные изменения в ЦЗК произошли после расстрела рабочих 4 апреля. Все депутаты, дискредитировавшие себя в этот день, были отозваны приисками. Часть депутатов испугалась репрессий и сама отошла от движения. После этого в ЦЗК и приисковых стачкомах остались только те, кто примыкал к большевистскому Центральному бюро, т.е. к группе Баташева – Черепахина, которая до 4 апреля находилась в постоянном меньшинстве. После расстрела было решено в целях конспирации больших комитетов не создавать, оставив на приисках по 3-5 человек, а в ЦЗК – 10-15 депутатов. Так было до самого конца забастовки.

На этом же собрании была выработана забастовочная программа, которая превратилась в известный документ «Наши требования». За эти требования рабочие стояли крепко во время многочисленных переговоров с властями и администрацией «Лензото».

Было решено сразу же созвать общее собрание рабочих всех ближних приисков возле Народного дома и поставить на обсуждение все основные текущие вопросы. Большинство членов ЦЗК считало, что все решения ЦБ нужно подвергать референдуму. Такой порядок существовал до конца первого периода забастовки, т.е. до 3 апреля.

Около полудня Баташев и члены ЦБ встретились с Теппаном и потребовали от него отвести под собрание Народный дом и предоставить всем депутатам бесплатный проезд с приисков в Надеждинский. На это Теппан согласился. К созданию ЦЗК он также отнёсся положительно. Но когда ему вручили проект «Наших требований», то он заявил, что там есть ряд требований, решение которых зависит от правления в Петербурге. Рабочие ушли ни с чем, но сказали Теппану, чтобы он прислал своего представителя на общее собрание. Теппан ничего не сказал, а отвернулся и ушёл.

Около 14.00 возле Народного дома началось собрание. Присутствовали рабочие с 13 приисков, всего около 3 тысяч человек. Представителей дальних приисков было очень мало. Депутаты 3-х приисков заявили, что у них коллектив ещё расколот, наполовину бастует, наполовину работает. Собрание обязало этих депутатов сделать так, чтобы к 4 марта прииски встали полностью.

Баташев встал на бочку из-под сахара и красочно доложил рабочим о поведении Теппана на переговорах, о том, что он отвечал, о том, с каким отвращением двумя пальцами принимал от рабочих «Наши требования». Рабочие закричали: «Негодяй!», «В шахту его!» и т.д. Затем, когда эмоции улеглись, Баташев просто и доходчиво рассказал рабочим о некоторых основах классовой борьбы. Многие рабочие слышали об этом впервые.

Приведём слова Баташева полностью, ибо они сверхважны для дня сегодняшнего.

«Мне не раз приходилось участвовать в забастовках, и не было такого случая, чтобы капиталисты сразу шли на уступки. Когда выступает класс против класса, то на защиту интересов капиталистов становятся полиция, войска и суд. Все они выступают вместе против рабочих. Жить рабами тяжело, а чтобы бороться, нужно глубокое сознание своей правоты, своего дела. Мы забастовали сегодня, и для нас уже давно приготовлена расправа: полиция и войско… Впереди нас ожидают порка, кандалы, расстрелы. Может быть, мы погорячились, объявив забастовку, может, у нас не хватит мужества выдержать все лишения в период забастовки, тогда давайте откажемся сейчас и не будем давать опрометчивого обещания – бастовать до конца».

Рабочие закричали; «Бастовать до конца!». Баташеву было сказано: или наши требования удовлетворяют полностью, или пусть всех нас вывозят отсюда.

Далее Баташев рассказал о том, кто вошёл в ЦЗК и ЦБ, и о том, что «Наши требования» выработаны с учётом требований всех приисков. Баташев потребовал от рабочих: «Теперь, когда вы нас выбрали своими депутатами, необходимо, чтобы вы исполняли все постановления ЦБ. Только при этом условии враги не возьмут нас легко. И совсем не возьмут, если мы все будем едины, будем верить друг другу и защищать друг друга».

«Наши требования»

В первичный проект требований собрание внесло ряд поправок и дополнений. Все прииски требовали 10-15% прибавки к жалованью. На собрании эта цифра изменилась: 30% — при подённой зарплате 2 рубля; 20% — при зарплате 2,50 руб.

Собрание изменило 16-й пункт требований. Вместо унизительной фразы «Отменить рукоприкладство», написали: «Вежливое обращение администрации, рабочих на «ты» не называть». Вместо 5 служащих, подлежавших изгнанию с приисков за произвол и грубость, собрание записало 27 человек, с которыми рабочие вместе существовать отказывались.

В итоге «Наши требования» как цельный исторический документ выглядели так:

1. «Во всё время забастовки продовольствие по кухне должно выдаваться по обыкновению.
2. а) Продовольствие с кухни должно выдаваться на равных условиях со служащими. Все продукты на кухне должны выдаваться в присутствии уполномоченных, которые назначаются рабочими того же района, в котором предстоит выписка продуктов;
   б) что мясо должно делиться на два сорта;
   в) квас в летнее время должен быть за счёт Ленского золотопромышленного товарищества;
   г) хлеб ржаной должен быть сеяным;
   д) картофель должен быть обязательным;
   е) капуста тоже должна быть обязательной ввиду того, что она предохраняет от цинги.
3. а) Расширение квартир с достаточным количеством воздуха, с бесплатным же освещением;
   б) холостым – одна комната на двоих, и семейному – одна комната на семью. Отдельные помещения – прачечная и сушилка.
4. а) Рабочие, нанявшиеся по профессии, не должны посылаться в ту область труда, где не требуется их профессиональное знание, а также и горнорабочим должны установить очередную сменяемость работ;
   б) ни один рабочий не должен увольняться в зимнее время. Увольнение должно быть летом, и притом же должен быть выдан обязательный бесплатный проезд с семьёй до Жигалова;
   в) если же администрация увольняет рабочего, то должна рассчитать по закону.
5. а) Восьмичасовой рабочий день. Предпраздничные дни по семь часов. В воскресные и двунадесятые праздники работы не обязательны, а считать эти дни льготными; если же в эти дни производится работа, то должно с 6 часов утра до 1 часу дня писать их за полтора дня;
   б) неурочное время должно оплачиваться за первые 2 часа – 3 часа, а за последующие часы за каждый час – 2 часа.
6. Существующая такса должна быть увеличена пропорционально плате: 2 руб. – 30%, до 2,50 руб. – 20% и свыше – 10%. Для горнорабочих отрядные работы не должны быть принудительными, а по взаимному соглашению. Всем без исключения рабочим и мастеровым добавить жалованья по 30%.
7. а) Каждый день должен вывешиваться табель с проработанного дня, а также и по окончании месяца; в табеле должен быть подсчёт за целый месяц;
   б) горнорабочим должны выдаваться ежедневно ярлыки на выработку.
8. Уплата заработка должна производиться ежемесячно и полностью в конторе мастерской и на стану, причём получатель должен расписаться в табеле о сумме, которую он получил.
9. Выписка продуктов по амбару для мастеровых должна производиться тремя днями раньше горнорабочих.
10. Отмена штрафов.
11. Выделить полную автономию вахтовых слесарей, которые должны подчиняться только механической администрации, чтобы служащие горной службы не вмешивались в дела электропаровых машин. Трёхсменная вахта по 8 часов в сутки.
12. Всем рабочим и мастеровым не должна сбавляться подённая плата. Рабочим, командированным на дальнее расстояние, должен платиться полуторный оклад.
13. По первому требованию больного должна явиться медицинская помощь. Болезнь рабочего по вине «Лензото» оплачивается подённой платой, а болезнь вообще – полднём, до дня выздоровления. Обязательная выдача удостоверений больным.
14. Чтобы администрация не увольняла по личным капризам, а делала это с ведома рабочей комиссии.
15. Непринуждённость женского труда.
16. Вежливое обращение администрации; рабочих называть не на «ты», а на «вы».
17. (Перечислены 27 административных лиц, подлежащих устранению с работы на приисках).
18. За время забастовки никто не должен пострадать.

Особые пункты

• а) Делегатам от всех забастовавших приисков предоставляется право на время переговоров с администрацией пользоваться бесплатным проездом по железной дороге от ст. Феодосиевской до ст. Бодайбо, а равно и на лошадях;
• б) Чтобы управление «Лензото»  снеслось бы с местной полицией о гарантиях свободы делегатам;
• в) Чтобы на время забастовки выборным был предоставлен Народный дом;
• г) Чтобы административной властью не назначались на работы отдельные лица (штрейкбрехеры), предварительно не испросив разрешения делегатов.

Мы хотим, чтобы забастовка носила миролюбивый характер, а поэтому заявляем: если будут применены карательные меры к нашим уполномоченным, тогда мы снимаем всех рабочих с работы»[8].

4 марта доработанные «Наши требования» были вручены администрации.

Общее Собрание рабочих закончилось около 23.00. Баташев ещё раз огласил все требования и обратился к рабочим с напутствием. Вот оно:

«Слушайте, товарищи! Во время забастовки не допускайте никаких безобразий, помните, что прежние забастовки на приисках кончались неудачей подчас лишь потому, что рабочая масса была плохо дисциплинирована. Ни имущества «Лензото», ни служащих не надо трогать. Центральное бюро постановило, чтобы по станам не пили водки и не играли в карты на деньги – это может нас разъединить в то время, когда нам надо стоять друг за друга. При всяком обращении к вам – отдельным рабочим – полиции, администрации приисков и прочих отсылайте всех чиновников и служащих к тем людям, коих вы сегодня выбрали по приискам, а также в руководящий орган забастовки всех приисков – в ЦБ. …Немедленно нужно избрать в каждом бараке ответственного за порядок – старосту. И ещё прошу обратить внимание на следующее: если в бараках или около них появятся чужие люди, неизвестные вам, то немедленно о них сообщайте старостам, а они уж разберутся. Согласны вы с этим?». Все рабочие согласились.

Вечером 4 марта в Народном доме состоялся первый пленум ЦЗК, на котором присутствовали не только депутаты, но и старосты и рабочий актив. Во время пленума в зал вошёл отряд полиции. Урядник Тихонов сообщил, что 7 марта к рабочим «пожалует горный окружной инженер Александров», после чего полиция удалилась.

К утру 5 марта стало известно, что забастовали ещё 4 дальних прииска.

«Технические» вопросы забастовки

На расширенном заседании ЦЗК возник вопрос о том, кто и как будет вести протоколы. Как это делается, знал только меньшевик Думпе. Кто-то предложил: «Ну раз он самый грамотный и умеет писать протоколы, то быть ему секретарём. Так Думпе был кооптирован в состав ЦЗК. Это была огромная ошибка. Думпе вместе с Поповым, Розенбергом и другими тащил забастовку назад и ставил её в тяжёлое положение, а в день 4 апреля – в катастрофическое.

Заседание выработало инструкцию для старост бараков. В виде цельного документа мы её не нашли, поэтому пришлось восстанавливать по воспоминаниям участников забастовки и по архивным «крохам». В общем виде инструкция сводилась к следующему. Староста и его помощники вместе барака покидать не должны. Всех посторонних, приходящих в барак, тщательно проверять и докладывать своему депутату. Если оказывалось, что пришедший не тот, за кого себя выдаёт, то староста должен был арестовать его до полного выяснения дела.

В обязанности старост входило наблюдение за тем, чтобы не было пьянства, азартных игр, хищений золота из породы, поднятой наверх. Старосты выставляли круглосуточную охрану на своих участках. Старосты собирали деньги на связь и на закупку неприкосновенных припасов еды. Старосты могли штрафовать рабочих за нарушение ими забастовочного порядка. Когда «Лензото»  пыталось вызвать голодный бунт рабочих и сорвать забастовку, старосты организовали помощь нуждающимся, и забастовка продолжалась.

За всё время стачкомы и их органы на местах ни разу не прибегли к принудительным мерам. Все недоразумения среди рабочих ликвидировались путём убеждения. Никто насильно с работы не снимался. Рабочие избегали наносить ущерб имуществу «Лензото». Когда правление «Лензото»  с провокационной целью сняло охрану с некоторых объектов, рабочим пришлось 20 дней охранять 100 пудов золота на одном из складов, все магазины и амбары. Рабочие предотвратили разрушение техники и затопление некоторых шахт. В первые дни забастовки среди «кнутов» пополз слух о том, что рабочие будут их ловить и избивать за старые обиды. Был случай драки, но никакого самосуда не было. В посёлках была установлена строгая дисциплина и порядок.

Первые удары врага

Днём 4 марта на всех приисках второй дистанции появилось объявление главного управления, подписанное Теппаном, о полном расчёте рабочих, которые 6 марта не выйдут на работу. Из всех требований, изложенных в «Наших требованиях», правление соглашалось:

• на освещение за счёт «Лензото»  середины казарм (2-3 лампы на большое помещение);
• на то, что никто из забастовщиков не будет уволен до истечения срока контракта.

В случае отказа рабочих от этих «уступок» рабочим грозили немедленным увольнением и прекращением водоотлива из шахт. О прекращении водоотлива рабочие узнали от бухгалтера Липаева, который оказался порядочным человеком и сочувствовал забастовщикам. Затопление шахт фактически означало объявление длительного локаута. ЦБ немедленно приняло меры по предотвращению затопления. «Лензото»  успело затопить 4 шахты, но рабочие с помощью служащего-техника Песнопевцева установили добавочные насосы и не допустили полного затопления этих шахт. ЦБ послало телеграмму иркутскому губернатору, в которой сообщало о попытках «Лензото»  разрушить добычу и выставить рабочих виновниками всех беспорядков, погромщиками и грабителями.

5 марта состоялось заседание ЦБ с целью выработки ответа на телеграмму правления «Лензото»  и довести этот ответ до всех рабочих. Выработав ответ, в 14.00 члены ЦБ явились на квартиру к Теппану. Баташев сказал ему, что условия, предложенные в первой части телеграммы, унизительны для рабочих. Правление практически полностью отвергло «Наши требования». Относительно второй части телеграммы Баташев сказал: «Мы согласны… производите полный расчёт и вывозите всех рабочих до жилых пунктов». Когда Баташев добавил, что правление зря пытается затопить шахты, «с Теппаном чуть не случился припадок, он был растерян и смущён». «Откуда вы знаете, кто вам сказал, что мы требуем затопления шахт?» — растерянно бормотал он. К этому моменту зазвонил телефон. Звонил Черепахин с Феодосиевского прииска. Он заявил Теппану: «Рабочие обсудили телеграмму «Лензото»  и принимают полный расчёт и требуют вывоза их в жилые места». Такие же заявления передали и с других приисков.

В этот день ЦБ разослало несколько телеграмм, в которых говорилось о том, что «Лензото»  установило на приисках тюремно-крепостнический режим. Телеграммы были направлены в Госдуму, в Горный департамент, Биржевой комитет, председателю совета министров, в некоторые газеты Петербурга и Иркутска. Этот шаг историки считают ошибкой, «слабостью руководства ЦЗК». Баташев и Лебедев объясняют этот шаг ЦБ так: «Мы… хорошо понимали, что помощи от этих организаций нам ждать нечего. Но мы хотели привлечь внимание широкой общественности к событиям, происходившим в далёкой Сибири». (А сегодня коленопреклоненные прошения рабочих в высокие инстанции и буржуазные СМИ реформисты и прочие лакеи буржуазии подают как «акции протеста». И смех, и грех!)

Днём 5 марта ЦБ доложили, что правление «Лензото»  обратилось с провокационной телеграммой к иркутскому губернатору. В ней говорилось: «Забастовка на приисках Ленского товарищества… грозит перейти на железную дорогу и на правительственный телеграф… «Лензото»  не имеет возможности удовлетворить требования рабочих… Сам характер этих требований, а также общее поведение рабочих явно указывают на то, что забастовка возникла на почве квалифицированной агитации и поддерживается агитаторами».

Далее провокаторы утверждали, что на приисках мало охраны, порядка и сохранности имущества обеспечить нельзя. Правление просило губернатора усилить военные команды и выслать из Киренска солдат для «наведения порядка на приисках и удаления из приискового района политического и неблагонадёжного элемента».

Видно, что, оказавшись перед организованной рабочей силой, «Лензото»  почувствовало свою слабость и неспособность ликвидировать забастовку обычными мерами. Оно обращается за помощью к правительству. Для большей заинтересованности реакционеров забастовка объявляется политической, хотя «Наши требования» были, в основном, экономического характера, если не считать 8-часового рабочего дня.

«Лензото»  обоснованно рассчитывало на помощь МВД и лично Макарова, который открыто искал поводы для того, чтобы «проучить рабочих, этих негодяев» и задержать начавшийся в стране революционный подъём.

В Иркутске хорошо знали, что забастовка проходит мирно, а на приисках поддерживается образцовый порядок. Однако Бантыш и местное жандармское управление получают из Петербурга самые широкие полномочия для подавления забастовки. Начинается срочная переброска войск в район Феодосиевского прииска. Но для атаки нужно было превратить мирную забастовку в «бунт», спровоцировать беспорядки, или хотя бы изобразить их.

И провокация начинает следовать за провокацией. Для начала правление, как мы уже говорили, тайно снимает охрану со всех складов. Расчёт простой: по тайге в то время бродило много уголовников и «диких» старателей, искавших золото на удачу. Эти люди наверняка позарятся на то имущество «Лензото», которое не охраняется. Да и среди рабочих приисков могли найтись отдельные малосознательные граждане, которые за многочисленные обиды со стороны «Лензото»  начали бы мстить разгромом магазинов и складов. Такое положение с охраной имущества сложилось на всех трёх дистанциях. ЦБ разгадало этот манёвр провокаторов – дать разграбить один-два склада, свалить грабёж на забастовщиков, обвинить их в разбое и хищении. А с грабителями разговор короткий. Поэтому всё имущество стало круглосуточно охраняться самими рабочими. На дорогах были выставлены рабочие патрули. Старосты бараков организовали дежурства. Под охрану было взять всё имущество «Лензото», а также и все его служащие, поскольку один из рабочих не сдержался и избил своего старого мучителя. Рабочего осудили товарищи. Охрана приисков продолжалась 15-20 дней до приезда Трещенкова и других чинов полиции.

Так были сорваны многие провокации агентов «Лензото».

Однажды администрация приисков решила переодеть служащих в рабочую одежду, снабдить их инструментом и разыграть перед рабочими Феодосиевского прииска сцену, будто вновь принятые горняки идут в шахту работать. Об этом предупредили стачком. Как только ряженые показались на шахтном дворе, в их толпу влилось несколько настоящих рабочих-забастовщиков, которые вместе с переодетыми начали обходить шахту за шахтой. Затем толпа пошла в помещение для служащих, где для этих «рабочих» был приготовлен обед с вином и закусками. Стали раздеваться. Тогда кто-то из служащих спросил настоящих рабочих: «А вы как сюда попали?» Те ответили: «А мы с вами ходили и теперь расскажем рабочим, кто вы на самом деле». Так провалился этот балаган.

7 марта весь актив забастовки собрался в Народном доме, чтобы выслушать посыльного от «Лензото», инженера Александрова. Рабочие знали, что Александров сволочь и бюрократ и наивно сожалели, что «нет Тульчинского. Уж он бы разобрал наше дело». Справка: Тульчинский – горный инженер Витимского округа. Имел некоторую популярность среди рабочих, славился либерализмом и логикой. Использовал свою популярность в интересах «Лензото».

Александров приехал с большим опозданием. Войдя в зал, повернулся спиной к президиуму. Рабочие быстро осадили хама и заставили говорить с выборными. С первых слов холуя стало ясно, что правление испугалось ширившейся забастовки. Александров дословно заявил рабочим, что правление твёрдо обещает:

• выдавать продовольствие на равных условиях со служащими;
• хлеб будет из просеянной муки, картофель и капуста будут даваться в достатке;
• казармы будут устроены согласно обязательным постановлениям Горнозаводской инспекции, середины казарм будут освещены за счёт «Лензото»;
• горнякам установят очередную сменяемость работ. Рабочие будут назначаться на работу согласно профессии, отмеченной в договоре;
• увольняемые рабочие будут рассчитываться по закону;
• медицинская помощь будет оказываться без промедлений.

Остальные требования рабочих Александров назвал «чрезмерными и незаконными» и призвал рабочих пойти навстречу правлению. Он объявил, что «стачечный период закончен», и поэтому все рабочие должны немедленно приступить к работе, а те, кто работать не хочет должны получить расчёт и уехать с приисков. Инженер предупредил, что «за проявление беспорядка и насилий… виновные будут полицией привлекаться к ответственности».

Рабочие подняли шум из-за угроз Александрова. Принимая некоторые требования забастовщиков, «Лензото»  публично признавало, что до сих пор оно нарушало условия договора с рабочими, игнорировало законы об охране труда и безопасные технологии работ. А этот горный инженер вместо того, чтобы следить за исполнением законов и норм, запугивает рабочих полицией и тюрьмой. Собрание единогласно решило подачек от «Лензото»  не принимать и бастовать до полного удовлетворения всех требований, или до полного расчёта всех бастующих.

Вечером члены ЦБ ещё раз встретились с Теппаном и сказали ему, что сомневаются в реальности обещаний правления. ЦБ готовит ещё одну телеграмму правлению в Петербург.

Утром 8 марта телеграмма была отправлена. В ней повторялась суть «Наших требований», а также указывалось, что затоплением шахт приисковое правление «желает скрыть злоупотребления в шахтах». Такие же телеграммы были посланы генерал-губернатору Князеву и в Горный департамент.

В то же время Александров и жандарм Галкин телеграфировали в Иркутск Бантышу и попросили прислать на прииски не менее роты солдат, так как там «сложилось чрезвычайно тревожное положение». Солдаты были отправлены, хотя всего два дня назад эти инженер и полицай докладывали губернатору, что «рабочие строго наблюдают за собой, чтобы порядок не был нарушен».

8 марта полиция развесила на приисках объявление: «Так как приисковые рабочие «Лензото»… в назначенный срок к работам не приступили, то с этого момента они подлежат ответственности по ст. 367 уголовного уложения (заключению в тюрьму), те же из них, которые возбуждают рабочих к продолжению стачки, будут ответствовать по пункту 3 ст. 125 того же уложения (заключение в исправительном доме или заключение в крепости) на срок от 2 до 10 лет»[9].

Чувствовалось, что против забастовщиков организована большая кампания. Ложь, клевета, провокации – всё было пущено в ход для того чтобы представить забастовку как бандитский бунт. Именно из нафталина тех времён достаёт сегодняшняя буржуазия свои чёрные и подлые враки о Ленской забастовке.

На Александровский прииск явился переодетый служащий и убеждал горняков, что их выборные депутаты и весь ЦЗК подкуплены администрацией за 40 тысяч каждому. Юрисконсульт «Лензото»  Иванов посылал телеграммы в Иркутск, в которых сообщал, что рабочие произносят на своих собраниях антигосударственные речи и о том, что местная полиция бездействует и не арестовывает политических подстрекателей.

К атакам извне добавились удары изнутри. Среди бастующих начались колебания. Сказывалась работа эсеров и меньшевиков, которые подрывали единство рабочих. Группа Думпе – Попова – Розенберга начала открыто выступать против «Наших требований», особенно против 8-часового рабочего дня. Они были за 9-10 часов работы. Вся эта группа шла на поводу у администрации, она страховалась на случай поражения забастовки.

В самой забастовке ясно наметились две линии: большевистская и меньшевистская. Оппортунисты старались вести линию о конкретных сроках забастовки, они считали, что она должна быть свёрнута как можно скорее. Группа Баташева – Черепахина держала курс на широкое развитие забастовки, на укрепление её позиций и рядов. Большевики считали, что забастовка – это большая политическая школа для рабочих, недавних крестьян, и поэтому лозунг «бастовать до зелёной травы» должен быть лозунгом всех рабочих.

9 марта Теппан пригласил депутатов к себе и зачитал ответ на телеграмму рабочих в правление «Лензото». Это был образец буржуйского коварства и лицемерия: «При заявлениях правление всегда принимало и будет принимать меры обеспечения доброкачественности выдаваемых припасов, улучшению быта рабочих, никоим образом не допустит каких-либо злоупотреблений, но изменить условия найма не может, просит не слушаться главарей, сбивающих вас с пути, и спокойно приняться за работу, обеспечивающую вам с вашими семьями вполне достаточный заработок, в то время как по всей Сибири и значительной части России – народ голодает».

Вообще в переговорах с рабочими буржуазия всегда кивает на обстоятельства, которые ещё хуже тех, что сложились на её собственном предприятии. Дескать, вон, у Иванова на заводе, и зарплата меньше, и рабочим не платят по полгода, и ничего. А вы тут возмущаетесь. И рабочие правильно делают, когда отвечают буржую: а в дурдоме на форточке катаются и на валенках женятся. Ты нам не благодетель, а эксплуататор, а на заводе Иванова рабочие уже поумнели, и скоро всем Ивановым будет худо. И переводят разговор на существо дела.

От имени правления Теппан заявил, что дальнейших переговоров не будет. Те рабочие, которые не вышли на работу 8 марта, должны явиться за расчётом в контору. Те, кто не явится, будут рассчитаны 10 марта через приисковую администрацию.

Было немедленно созвано расширенное заседание ЦЗК, которому Баташев доложил о ситуации и добавил, что получение расчётов у исправников – это и есть начало репрессий. Необходимо было разработать план действий и сообщить на все прииски об ответе правления. После сообщения Баташева все члены ЦБ проголосовали забастовку продолжать, но теперь вести переговоры с государством, упирая на то, что «Лензото» вынудило рабочих бастовать, что оно нарушало договор, что оно разрушает шахты.

Думпе и  Попов внесли предложение удовлетвориться тем, что дают, но их никто не слушал.

Вечером в Народном доме состоялось более широкое собрание, но и оно решило забастовку продолжать. На собрании присутствовал исправник Галкин, который заявил, что это собрание последнее и что все дальнейшие собрания запрещены. До сих пор на собраниях не было политических выступлений, обсуждалось экономическое положение рабочих. Запрет собраний говорил о том, что против забастовщиков готовится атака со стороны государства.

Так и получилось. Командующий иркутского военного округа по просьбе «Лензото»  и при поддержке министра торговли и МВД Макарова направил в Бодайбо киренскую воинскую команду.

После этого удар последовал со стороны администрации приисков. Теппан распорядился, чтобы с 10 марта на всех приисках прекратилась выдача бастующим рабочим продуктов, «так как у этих рабочих не было в конторах заработанных денег». Это решение могло вызвать раскол рабочих, так как действительно, не у всех в конторах были остатки на личных счетах. Подавляющее большинство не имело и гроша в кармане, поэтому возникла угроза голода. ЦБ узнало об этой провокации от бухгалтера Липаева. Было решено предать эту подлость «Лензото» широкой огласке. Были посланы телеграммы в газету «Звезда», Госдуму, Горное управление, губернаторам Князеву и Бантышу, в газету «Сибирь» и т.п. Значения этих телеграмм ЦБ не переоценивало, однако в данном случае нужна была гласность, и она сыграла свою роль. Затем ЦБ заявило протест местному горному инженеру и полицмейстеру. Этим чиновникам сказали, что посланы телеграммы в столицу и в Иркутск. Узнав об этом они «оба вдруг встали на сторону рабочих и сделались блюстителями закона». Они поехали к Теппану и заявили, что может возникнуть голодный бунт и разгром амбаров. После этого Теппан отменил свой приказ.

Но администрация заходит с другой стороны. Юристы «Лензото»  готовят и передают в суд 1199 исков о выселении рабочих с приисков. Судья Хитун по всем искам выносит решение, что «сам факт отказа выходить на работу, т.е. исполнять принятые на себя договором обязанности, уже есть преступление», и принимает иски к производству. 15 и 16 марта суд рассылает повестки первым 42-м рабочим с уведомлением «о немедленном выселении с приисков», а также о взыскании с каждого 3-х рублей судебных издержек. Все рабочие, как один, договорились игнорировать решение суда.

В это же время бодайбинская воинская команда была распропагандирована забастовщиками и стала мало пригодной для карательных функций. Но 18 марта прибыли войска из Киренска, и положение изменилось. Зашевелились многие притихшие враги забастовки. Общее количество солдат достигло 215.

19 марта исправник Галкин взял полуроту солдат (75 штыков) и отправился выселять рабочих из казарм. Он входил в бараки и вызывал тех, кого выселяют, но оказалось, что на месте никого из рабочих нет. Исправнику сказали, что все рабочие ушли в контору за расчётом, но на самом деле все они были на месте, но не отзывались. Тогда Галкин повёл солдат в посёлок Старая Муя, где проживали 12 рабочих, которых Теппан считал «главными активистами и заговорщиками». Этих рабочих нужно было арестовать. Но их также «не оказалось на месте». Рабочие быстро узнали, что будут аресты, и большой толпой окружили полицию и солдат. Галкин скомандовал: «Ружья на руку», т.е. к бою. Но солдаты и их командир поручик Крючков растерялись, так как окружение солдат было плотным, и вскинуть винтовки никак не получалось. Тем не менее, несколько винтовок и револьверы офицеров были наведены на рабочих. Ещё немного, и будут трупы. В этот момент Черепахин, стоявший возле солдат, скомандовал рабочим: «Все на землю. Ноги вверх. Делай, как я». И сам первый лёг в снег, поняв кверху свои худые ноги в смешных чунях. Рабочие услышали Черепахина, увидели его лежащим в снегу и все легли рядом со своим руководителем. Получилось необычное зрелище – сотни поднятых ног торчали из снега. Позже Черепахин объяснил свою тактику: «Так мы в Ростове-на-Дону сделали в своё время, и не без пользы. Так и здесь получилось». Действительно, Галкин увидел, что рабочие и солдаты дружно смеются над создавшимся положением, и отдал команду: «К ноге». После этого рабочие поднялись и снова плотно окружили солдат. Тогда исправник скомандовал: «Кругом» и «Шагом марш». Солдаты ушли ни с чем. Все рабочие были целы. Тем же вечером эту полуроту, которая фактически отказалась стрелять в рабочих, убрали с приисков подальше и заменили другими частями.

22 марта на прииски приехал окружной инженер Тульчинский, который был популярен среди рабочих за то, что иногда выступал против отдельных беззаконий администрации. Часть рабочих верила, что Тульчинский «всё уладит и что все требования бастующих будут выполнены». Именно в силу популярности Тульчинского правление «Лензото»  поручило ему вести «все разговоры и переговоры», чтобы легче было одурачить и расколоть рабочих. С Тульчинским приехал ротмистр Трещенков – одно из главных действующих лиц Ленского расстрела. Эта сволочь была известна своим активным участием в подавлении восстания сормовских рабочих в 1905 году и карательными действиями в Нижнем Новгороде. «Это опытный экзекутор», — так отзывался о Трещенкове жандармский генерал Джунковский[10].

24 марта Тульчинский пригласил рабочих депутатов к себе на совещание. На совещании он был очень вежлив и тактичен, много говорил, о чём попало, но от разговора по существу уклонялся. Когда рабочие сказали ему, что у них есть материалы и вопросы по забастовке, инженер ответил, что уже всё знает, и что забастовка произошла потому только, что его лично не было на приисках. Он признал, что в ней виновато «Лензото», поэтому «оно обязано без суда уплатить рабочим за два месяца». Он попросил ничего не сообщать в газеты и никуда не писать телеграмм. Затем Тульчинский призвал депутатов прекратить забастовку и говорил, что, как только возобновятся работы, так он немедленно добьётся выполнения всех требований рабочих. Эти переговоры продолжались более 3-х часов. Стала ясна тактика Тульчинского: он хотел заболтать важные вопросы, утомить рабочих разговорами и склонить к принятию решений, выгодных администрации.

Заверения Тульчинского пришлись по вкусу эсерам и меньшевикам. Думпе выступил вслед за инженером и призвал сворачивать забастовку. После выступления меньшевиков депутаты решили посоветоваться между собой. Вот здесь и сказались сладкие речи администрации и агитация Думпе: беспартийные депутаты заколебались. В итоге за немедленное прекращение забастовки проголосовало большинство, т.е. эсеро-меньшевистский блок и часть беспартийных, которые пошли следом за меньшевиками. (Сейчас вот так же сплошь и рядом сомнительные обещания хозяев предприятия по инициативе реформистов становятся поводом для прекращения акций протеста, да еще нередко подаются ими как победа рабочих.) За продолжение и развитие забастовки проголосовало 13 депутатов во главе с Баташевым и Черепахиным.

Ночью собрался полный состав ЦЗК и обсуждал судьбу стачки. Итог был тот же, что и на квартире у Тульчинского. Большинство членов ЦЗК высказалось за выход на работу после пасхи. Забастовка оказалась под угрозой. Нужны были срочные меры.

Большевики собрались на отдельное совещание. Баташев и Вязовой внесли предложение – через голову соглашательского большинства ЦЗК обратиться непосредственно к рабочим и разъяснить им, что срыв забастовки означает полное поражение рабочих. В этом случае положение рабочих останется прежним, так как «Лензото»  почувствует слабость рабочих и не пойдёт даже на обещанные грошовые уступки. Надо продолжать забастовку до полной победы. Также нужно было объяснить, что ЦЗК необходимо переизбрать, поскольку он теперь не отражает мнения большинства рабочих. Через час на приисках собрались депутаты и старосты бараков. Большевики разъяснили им обстановку и рассказали о предательском поведении меньшевиков. На этих собраниях было решено провести 25 марта тайное голосование всех рабочих и выяснить, продолжать забастовку или закончить её.

25 марта около 11 утра на Феодосиевском прииске собралось очень много народа. Приехал Тульчинский. Он вместе с Поповым и Думпе снова призвал рабочих выйти на работу. Затем выступили большевики Черепахин и Лебедев. Они предложили начать общее голосование. Урнами для голосования были две бочки из-под сахара. Сцена голосования была описана в первой части нашего очерка, поэтому останавливаться на ней не будем, но напомним итог: бочка с надписью «не пойду на работу была наполнена камнями до краёв, а в бочке с ярлыком «пойду на работу» оказалось 17 камней. Меньшевики и Тульчинский увидели, за кем идут рабочие.

После провала миссии Тульчинского и его меньшевистских прихвостней на сцену выступил жандармский ротмистр Трещенков. Его назначили начальником полиции обоих горных округов. Прибыв на прииски, он организовал ряд провокаций для того, чтобы вынудить рабочих на силовое выступление. Начинаются активные сыскные мероприятия, ряд рабочих активистов берётся под негласный надзор. Трещенков пишет в Петербург и Иркутск ряд клеветнических телеграмм, в которых забастовщики обвиняются в антигосударственной деятельности, самоуправстве, неисполнении законов, агрессивном сопротивлении властям. Трещенков требует начать массовые аресты, а при малейшем сопротивлении со стороны рабочих он предлагает «прибегнуть к оружию».

Но к расправе 4 апреля готовится не только Трещенков. К ней готовится и правление «Лензото» и центральная царская власть, которая стремилась не просто разделаться с забастовкой на Ленских приисках, но и запугать примерной расправой всех рабочих России и остановить таким способом начало революционного подъёма в стране. Командиру иркутского гарнизона пришла телеграмма за подписью Макарова, в которой министр, по сути, приказывал содействовать «воинской силой местным властям». МВД от имени всего царского правительства развязывало руки карателям, разрешало идти на любые преступления в войне с рабочими. Наказывать иркутских чиновников Петербург грозился только за либерализм и медлительность.

20 марта Теппан отсылает правлению очередную лживую телеграмму, в которой сообщает, что «забастовщики учинили целый ряд насилий и самоуправств». Правление «Лензото»  передаёт её товарищу министра внутренних дел Золотарёву. Справка: жена Золотарёва, Зинаида, входила в круг «фрейлин вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны», матери Николая II. Эта вдовица и её упырь-сынок совокупно владели 29 % акций «Лензото», а сама фрейлина Зинка Золотарёва имела 3% и получала на них дивидендов около 180 тысяч кровавых рублей в год. Ленская забастовка ставила под угрозу роскошный паразитизм целой придворной шайки.

Так вот, «товарищ» Золотарёв от этой телеграммы пришёл в ярость и тотчас же потребовал от губернатора Бантыша, чтобы тот вместе с Трещенковым «немедленно ликвидировал забастовку».

Известно, что Бантыш был против карательной экспедиции и иных крутых мер, опасаясь голодного бунта и отчаянной партизанской войны со стороны тысяч рабочих, выброшенных из казарм «Лензото» на мороз. Бантыш не был либералом, он был «обломовым, сонным чиновником, который больше всего на свете боялся всяких потрясений в своём департаменте». В ту же дудку пока что дула и иркутская прокуратура. Товарищ прокурора судебной палаты Преображенский – один из будущих провокаторов и палачей – писал в своём рапорте, что считает целесообразным отложить обыски и аресты до тех пор, пока Тульчинский не закончит переговоры с рабочими.  Это обстоятельство до поры было на руку ленским большевикам. Но Преображенский добавлял в конце, что если рабочие не выйдут на работу в ночь с 31 марта на 1 апреля, то «прокуратура санкционирует аресты с применением военных сил».

Палачи подготовили аресты руководителей стачки, общий план её разгрома был готов, силы собраны в кулак. Их невольно задерживали Тульчинский со своими переговорами и Бантыш — со своими телеграммами Макарову «отложить аресты, не выгонять на мороз, будет вторая пугачёвщина» и т.п.

29 марта на стенах казарм было вывешено объявление, предлагавшее рабочим приступить к работам не позднее 30 марта. Тульчинский сообщал рабочим, что ему удалось добиться от «Лензото»  «значительных уступок рабочим: 1) рабочие будут снова приняты на прииски по новым договорам; 2) выплата зарплаты талонами не будет впредь допущена; 3) ходьба от казарм до места работы будет считаться рабочим временем». Далее Тульчинский обещал добиться 3–х сменной работы (по 8 часов) в мокрых забоях и шахтах; обещал, что сверхурочные работы будут только при согласии рабочих. Он обещал рабочим, что будет проведено полное расследование о неправильных подсчётах в расчётных книжках. В конце объявления он заверял рабочих, что «вменяет себе в непременную обязанность – неуклонно наблюдать за точным исполнением горных норм по охране жизни и здоровья рабочих, о врачебной помощи, о вознаграждении потерпевших от несчастных случаев». Этим заявлением «рабочий благодетель» разоблачил себя в том, что до сих пор эти горные нормы и правила «Лензото» игнорировались, а он, как окружной инженер, даже не призывал промышленников к порядку. Объявление предупреждало рабочих о том, что если они не выйдут на работу 30 марта, то на приисках под охраной военной силы приступят к работе вновь нанятые рабочие. Правление собиралось завозить на шахты штрейкбрехеров.

Содержание этих «уступок» ни на гран не отличалось от ранее обещанного «Лензото»: ни одно из важнейших требований бастующих удовлетворено не было. К тому же стало известно, что последние обещания Тульчинского не были одобрены правлением. Рабочие понимали, что его заверения не стоят ничего[11].

Ни 30 марта, ни позже к работам никто не приступил. На прииски привезли нанятых штрейкбрехеров, и они были встречены всеобщим презрением бастующих рабочих. Для них ЦБ выпустило специальную листовку «Рабочим от рабочих». Документ важный, давайте приведём его полностью:

«Товарищи рабочие! Неужели вы будете работать у «Лензото»? Неужели наша забастовка не есть ваша забастовка? Ведь вам хорошо известно, как «Лензото» нас унижало, как оно кормило нас дохлятиной, как ругали, били нас самих и надругивались над нашими жёнами и дочерьми. Невозможно все наши беды описать на бумажке, которую мы сейчас печатаем при свете огарка.

«Лензото» не исполняло и те ничтожные законы, которые охраняли нас от полного уничтожения; а теперь оно, когда мы забастовали, хочет восстановить прежний порядок, существовавший до начала забастовки. Но этого не будет.

Хотя Тульчинский с пеной на губах кричит, что он сторонник рабочих, — мы ему не верим: мы знаем, что он меняет свою шкуру по сезону. Не смущает нас и собачья морда жандарма Трещенкова, который лает на нас каждый день, но нам жаль его бесполезных усилий.

Товарищи, вы теперь стали работать на «Лензото», но что вас ждёт? Вас ждут те же издевательства, те же насилия, что мы пережили в прошлое время. А что вас ждёт в будущем от ваших товарищей – одно лишь презрение.

Да здравствует забастовка! Долой предателей рабочего дела».

Подпись: «Союз горнорабочих».

Затея сорвать забастовку с помощью штрейкбрехеров провалилась.

30 марта Трещенков получает из департамента полиции короткий приказ: «Немедленно ликвидируйте стачечный комитет». Он объявляет рабочим, что собирается восстанавливать «нарушенный порядок» с помощью военной силы. С этого момента все нити заговора против рабочих сосредоточиваются в управлении полиции, в руках ротмистра Трещенкова.

М. Золин, М. Иванов

Продолжение

[1] Рапорт начальника Иркутского жандармского управления генерал-губернатору от 12.08.1872. № 318. ЦГАОР, ф. 6524, оп. 658, д. 14-37, л. 339.
[2] Правда о ленских событиях. М., 1913 г., стр. 141-147.
[3] Г. Черепахин. Годы борьбы. Воспоминания старого большевика., стр. 87. Молодая гвардия, 1956.
[4] М.И. Лебедев. Воспоминания о ленских событиях 1912 года, стр. 114. М., Изд-во социально-экономической литературы, 1962.
[5] П.Н. Баташев. Ленская забастовка. Воспоминания председателя Центрального бюро стачечного комитета, стр. 33-34. Изд. 2-е, Соцэкгиз, М., 1936.
[6] Там же, стр. 34.
[7] ЦГАОР, ф. 1186, оп. 1, ед.хр. 61.
[8] Ленские прииски. Сборник документов под ред. П. Поспелова., стр. 272 – 274. М., 1937.
[9] Ленские прииски. Сборник документов под ред. П. Поспелова., стр. 285. М., 1937.
[10] Красный архив, № 11-12, стр. 47, 1928.
[11] Правда о Ленских событиях, № 154, стр. 125.