ГОЛОД. Как острое, массовое, периодически повторяющееся бедствие голод имел и имеет место во всех докапиталистических формациях, характеризуемых низким уровнем развития производительных сил в сельском хозяйстве.
Так, в средневековой Европе голодовки представляют одно из характернейших явлений эпохи. Низкий уровень техники феодального периода обусловливал невысокие урожаи даже в благоприятные годы и ставил сельское хозяйство в полную зависимость от метеорологических условий. Крестьянство, в большинстве несвободное, принуждено было отдавать прибавочный продукт (а иногда и часть необходимого) сеньору, церкви, а потом все растущую долю — сборщику королевских налогов; оно всегда находилось на границе нужды и за немногими исключениями не могло делать достаточных запасов. Довольно было одного неурожайного года, чтобы вызвать крайнюю нужду; два неурожайных года уже обозначали страшное бедствие.
Другой причиной голода были частые в средние века войны, обычно сопровождавшиеся грабежом и разорением деревень и уничтожением урожаев. Не только мелкие войны феодальной эпохи, но и большие войны эпохи раннего капитализма (особенно Столетняя война, см.), которые велись при помощи наемных банд, разоряли крестьянство и вызывали голод.
Слабое развитие обмена в феодальную эпоху не давало возможности широкого подвоза из незатронутых голодом местностей; при этом большинство крестьянства не располагало достаточными денежными средствами для закупки хлеба, особенно в годы голода и разорения и связанного с ними огромного роста хлебных цен. Подвозу хлеба и выравниванию цен мешала, кроме общих условий обмена, также политика территориальных государей, воспрещавших вывоз хлеба из своих владений или облагавших вывозной или привозной хлеб огромными пошлинами. Все эти условия делали голодовки обычным явлением в средневековой Европе и до крайности обостряли связанные с ними бедствия.
Хроники сильно преувеличивают частоту и продолжительность голода, рассказывая о голодных периодах в десять и более лет. Настоящие голодовки продолжались обычно не долее двух, самое большее трех лет, но бывали близкие к голоду периоды плохих урожаев, вызывавшие длительное вздорожание хлеба.
Большинство голодовок носило ограниченный локальный характер. Рассказы хроник о голодовках, охватывавших всю Францию, Германию или Италию, часто основаны на ограниченности кругозора авторов. Но известны нередкие случаи больших голодовок, охватывавших огромные районы, хотя очень трудно точно установить их границы, равно как и число и продолжительность этих голодовок.
До 9 века у нас вообще недостаточно материала о голодовках. Наблюдения над последующими веками создают впечатление, что число голодовок все возрастает; 11 и 12 вв. являются едва ли не самыми голодными в истории Европы; впрочем, это впечатление может быть объяснено большим обилием источников. С 13 в. замечается общее снижение числа голодовок, что приходится приписывать наблюдающемуся в это время общему росту сельскохозяйственной техники и развитию обмена. В восточных частях Средней Европы, где культура имела более отсталый характер, это снижение наступает позднее.
Голодовки в средневековой Европе сопровождались страшными бедствиями. В хрониках обычны описания ужасающей смертности (цифрам редко можно верить); обычны упоминания о людоедстве, об убийстве детьми родителей и родителями детей. Эпидемии, столь характерные для средневековой Европы, большей частью были следствием голода. Голод и мор — fames et mortalitas, fames et pest ilentia — обычное словосочетание в хрониках. Голодовки часто сгоняли с места значительные массы населения. Целые деревни пустели, и голодающие толпами бродили по стране, спасаясь от голодной смерти. Обычно они направлялись к большим монастырям или городам, где рассчитывали получить подаяние. Хроники рисуют целые таборы голодающих под стенами монастырей и городов.
Иногда голод имел следствием и планомерное переселение. 12 век, когда начинается колонизация Заэльбья, был повидимому особенно голодным временем для Западной Германии, откуда шла эта колонизация. Голод содействовали также успеху некоторых крестовых походов. Голод 1095 г., охвативший территорию современной Бельгии, дал большое число участников первого крестового похода именно из этого района. Большой голод (1145-47 гг.) имел место и перед вторым походом.
Церковь объясняла голодовки как божие наказание за грехи. «Бич божий», «меч божий» — обычные в таких случаях выражения в летописях. Хроники говорят о всякого рода небесных знамениях, предвещавших голод. Особенно зловещим признаком считались кометы. Астрологи объясняли голод влиянием неблагоприятного положения некоторых планет, особенно Сатурна. Народ часто приписывал голод козням ведьм и колдунов как живых, так и умерших.
Кроме мер церковной и народной магии, борьба с голодом велась путем запрещения вывоза хлеба, но это лишь обостряло бедствие в наиболее пораженных местностях. Мало действительны были и практиковавшиеся государств, властью со времен Карла Великого попытки борьбы со спекуляцией путем назначения максимальных цен на хлеб. Особая правовая защита давалась переселенцам из голодных мест. Делались попытки чрезвычайного обложения в пользу голодающих. В числе других мер, принимавшихся государственной властью в борьбе с голодом, встречаем также запрещение пивоварения. Но в общем власти редко делали что-нибудь для окрестного населения, если не считать разрешения просить милостыню в городе; лишь изредка встречаются хлебные раздачи, вызывавшиеся народными волнениями. Главная забота городских властей состояла в регулировании снабжения и цен в городе и в принятии полицейских мер в связи с растущей в такие времена преступностью.
Существенней была помощь, оказывавшаяся деревенскому населению сеньорами и особенно монастырями и епископскими кафедрами, у которых чаще всего имелись хлебные запасы. Помощь своему крепостному крестьянству диктовалась хозяйственной заинтересованностью сеньора. В то же время она служила средством закабаления свободного крестьянства, платившего за зерновые ссуды отработками. Во время голодовок нередки были случаи продажи себя в рабство. Но, поддерживая крестьян, сеньоры старались отделаться во время голода от многочисленной домашней прислуги и от наемных рабочих, которые порой принуждены были объединяться в разбойничьи банды. В 14 в. деревенскому населению приходилось устраивать союзы для борьбы с такими бандами. К концу средневековья в странах, где разрушается феодальная связь между крестьянином и сеньором, падает и заинтересованность сеньора в помощи крестьянину. Е. Косминский.
Такой же характер имели голодовки в античных и восточных странах. Во всех докапиталистических странах для сокращения губительных последствий голода принимался ряд мер.
На Востоке, где особые климатические условия придавали стихийным бедствиям гораздо большее значение, чем на Западе, деревенские общины, провинциальные правительства и центральная власть восточных деспотий создавали целую систему амбаров разных видов на случай стихийных бедствий. В Японии, Китае, Индонезии, Индии и других странах амбары («ценоуравнительные», «благотворительные» и т. д.) играли огромную роль, хотя амбарная система стала здесь вырождаться в рычаг спекуляции на повышение и понижение хлебных цен и еще в гораздо большей степени в орудие ростовщической эксплуатации крестьянства. Англичане в Индии, голландцы в Индонезии разрушили эту амбарную систему, но ничем ее не заменили, и в этом именно и заключалась одна из причин массовых голодовок в 18 и 19 веках в этих странах.
Развитие рынка разрушило амбарную систему и в Японии. Впоследствии, после «рисовых бунтов», империалистическая уже Япония была вынуждена создать в видоизмененной форме амбарную систему в виде системы государственных элеваторов, которые в случае хорошего урожая скупают и вывозят рис, а в случае плохого урожая ввозят рис, чтобы удержать на известном уровне цены на него. Само собой разумеется, что государственное регулирование цен на рис проводится в интересах помещика и кулака.
Голландский империализм в Индонезии под давлением последовавших в 19 веке массовых голодовок, унесших с собой миллионы жертв, также был вынужден создать систему деревенских «рисовых банков», которые скупали по определенным низким ценам рис и в случае недорода предоставляли натуральные займы крестьянам, взимая 25—30% натурою. По мере расширения рыночных отношений и улучшения системы транспорта, система деревенских рисовых банков в Индонезии все более и более приходит в упадок.
Вся амбарная система на Востоке, так же как накопление запасов у феодалов и монастырей на Западе, не могли побороть стихию естественных факторов, и перечисленные докапиталистические страны переживали целый ряд массовых голодовок. В основном эти голодовки были вызваны природной стихией и неумением с ней бороться при низком уровне сельского хозяйства; общественные отношения лишь углубляли и обостряли стихийные бедствия.
Совершенно иначе стоит вопрос о голоде при внедрении капиталистического способа производства. «Крупная земельная собственность, — пишет Маркс, — сокращает земледельческое население до постоянно понижающегося минимума и противопоставляет ему все возрастающее, концентрирующееся в городах промышленное население; тем самым она порождает условия, вызывающие непоправимую брешь в процессе общественного обмена веществ, диктуемого естественными законами жизни, вследствие чего сила почвы расточается, и торговля выводит процесс этого расточения далеко за пределы собственной страны» (Капитал, т. III, ч. 2).
Переход к капитализму знаменовал собой рост городов, расширение и углубление рыночных отношений между городом и деревней, расширение и углубление неэквивалентного обмена между городом и деревней, между промышленностью и сельским хозяйством. Высокий органический состав капитала в промышленности по сравнению с земледелием, недостаток капитала у крестьянского хозяйства, некапиталистическое во многих случаях отношение крестьянина к земельному собственнику, налоговая эксплуатация крестьянства, низкие цены на крестьянские продукты, воздействие торгово-ростовщического капитала на крестьянское хозяйство обусловливают неэквивалентность обмена между городом и деревней с точки зрения трудовой стоимости. В то же время обмен между городом и деревней является неэквивалентным и с точки зрения агрономической, ибо этот обмен на деле ведет к агрономической (stoffliche) эксплуатации сельского хозяйства, к обеднению земли питательными веществами (Каутский). И эта сторона неэквивалентного обмена особенно резко обрушивается на крестьянское хозяйство. Одну из причин неизбежной гибели крестьянского хозяйства Маркс видит как раз в обеднении и истощении обрабатываемой земли.
Огромное значение имеют с точки зрения развития капитализма также все учащающиеся эпидемии растений и животных в условиях развития торгового земледелия. «Старые породы растений и скота, созданные естественным подбором, заменяются „облагороженными» породами, которые созданы искусственным подбором. Растения и животные становятся более требовательными; эпидемии при современных путях сообщения распространяются с поразительной быстротой, а между тем хозяйничание остается индивидуальным, раздробленным, нередко мелким (крестьянское) и лишенным знания и средств» (Ленин).
Все эти причины объясняют, почему переход к капиталистическому способу производства, вообще, и первая стадия перехода к крупному машинному производству, в частности, сопровождались во многих европейских странах учащением недородов и ростом размеров голодовок. Это особенно рельефно наблюдалось в период промышленной революции в Англии, Германии, Франции, Австрии и других странах. И чем медленнее развивается капитализм, вообще, и чем более мучительно развивается капитализм в сельском хозяйстве, в частности, тем острее кризис, тем чаще голодовки, тем катастрофичнее их размер. Из европейских стран лучшим этому примером служит Россия. См. ниже, Голод в России.
Подобные же явления только в гораздо больших размерах мы видим в восточных странах. В Китае после опиумной войны и тайпинского восстания, т. е. после насильственного вторжения иностранного капитала, не только учащаются, но и расширяются голодовки. Достаточно указать на то, что в 1927 г. была охвачена территория с населением 9 млн. чел., в 1928 г. — с населением 57 млн. чел., в 1929 г. — 32 млн. чел.
Кроме указанных общих причин, империалистическая, помещичья, торгово-ростовщическая и налоговая эксплуатация крестьянства, внешние и гражданские войны и развал государства здесь приводили к разрушению или упадку оросительных и осушительных систем, дамб и плотин, выстроенных для борьбы с наводнениями, к уменьшению количества скота и общему упадку производительных сил в сельском хозяйстве. В то же время развал амбарной системы при слабом развитии современных средств транспорта до крайности обострил последствия голодовок.
В Японии до революции сверху в 1868 г., знаменовавшей собой необычайное ускорение темпа капиталистического развития, в течение 150 лет имели место 25 крупнейших массовых голодовок, унесших с собой миллионы людей и обусловивших то, что в течение полутораста лет народонаселение страны осталось стационарным (около 25 млн. человек).
В Индии переход к капитализму сопровождался также истощением запасов и разрушением и упадком оросительных систем. Это привело к тому, что страна в течение второй половины 19 и в начале 20 веков пережила 19 крупнейших голодовок. По имеющимся, вероятно, преуменьшенным подсчетам, от голодовок погибло в 1769-1800 гг. около 12 млн. чел., в 1800-1850 гг. — около 2 млн. чел., в 1864-1901 гг. — около 19 млн. чел. Последняя огромная голодовка в 1918-19 гг. стоила жизни 13 млн. человек.
История Индонезии и Малайских государств также подтверждает положение Маркса о том, что переход к капитализму сопровождается истощением почвы и тем самым приводит к голодовкам. В этих странах указанный процесс отягощался еще тем, что чрезвычайно быстрое распространение торгово-технических культур (сахарный тростник, каучук, чай, черный перец и так далее) сразу отвлекало значительную часть лучших земель, отведенных раньше под рис, от производства средств питания для туземного населения.
Филиппины, Куба, Гаити, Египет и целый ряд стран Латинской Америки пострадали также именно от быстрого введения торгово-технических культур.
Если рассматривать внешнюю торговлю колониальных, полуколониальных и отсталых стран со странами империалистическими, то становится очевидным, что первые вывозят преимущественно сельско-хозяйственные продукты и тем самым плодородие своей почвы. Агрономические убытки этих стран и убытки с точки зрения трудовой стоимости подрывают их сельское хозяйство, приводят к деградации сельского хозяйства, к уменьшению урожайности (примеры тому — Индия, Китай), к вырождению растений и животных, к постепенному истощению почвы.
Таким образом, переход к капитализму, независимо от естественных факторов, сопровождается учащением, углублением, ростом, расширением массовых голодовок. Но на известном уровне именно развитие капитализма создает предпосылки для преодоления массовых голодовок. Необходимо, однако, констатировать, что пока даже в наиболее развитых колониальных и полуколониальных странах капитал не стал еще настолько решающим фактором, чтобы преодолеть истощение почвы, деградацию сельского хозяйства и тем самым возможность периодических острых голодовок. На это указывает хотя бы тот факт, что в 1928—29 гг. огромные территории Китая, Индии, Кореи, Туниса, Персии, Турции, Кении, Бельгийского Конго были охвачены массовыми голодовками. На это указывает и тот факт, что за последнее время мы наблюдаем рост ввоза пищевых продуктов в целый ряд колониальных стран (Китай, Индия, Индонезия, Египет, Малайские государства и т. д.). Мировое разделение труда, районирование и специализация сельского хозяйства в мировом масштабе превращаются, таким образом, в источник величайших кризисов для колониальных стран.
Однако, переход к капиталистическому способу производства знаменует собой не только периодические голодовки. В колониальных и полуколониальных странах, где в аграрном строе господствует еще помещичья собственность, где сильны еще докапиталистические остатки и пережитки, где развитие капитализма сопровождается относительным ростом деревенского населения за счет городского (Индия, Китай), голод в силу общественных условий становится для огромных масс населения хроническим состоянием. Уже Маркс отметил при анализе докапиталистических форм земельной ренты, что продуктовая рента «может достигать такого размера, что является серьезной угрозой воспроизводству условий труда, самих средств производства, делает более или менее невозможным расширение производства и приводит непосредственного производителя к физическому минимуму средств существования. Так бывает в особенности в том случае, когда эту форму находит готовой и начинает использовать торговая нация, завоеватель, как, например, англичане в Индии».
Не только в Индии, но также в Китае, Корее, Индонезии, Индо-Китае, Египте и т. д. рента продуктами в руках империализма, помещиков и торгово-ростовщического капитала низвела уже миллионы непосредственных производителей к физическому минимуму средств существования. В Китае, по данным выборочных обследований, от 50% до 80% всего деревенского населения живет ниже даже китайского прожиточного минимума, а положение не на много лучше и в других вышеуказанных колониальных и полуколониальных странах. Наличие огромных слоев пауперизированного крестьянства, живущих ниже прожиточного минимума данных стран, является характерной чертой аграрных отношений колониальных стран в период империализма. Крестьянское искусство голодать (Hungerkunst), как Каутский называет недоедание, недопотребление, превращается в массовое явление, охватывающее десятки миллионов крестьян.
Что же касается социально-экономических последствий периодических массовых голодовок в условиях развивающегося капитализма, то следует отметить из них как наиболее важные следующие: во взаимоотношениях крестьянства с помещиками голод обозначает рост экономических позиций помещика и торгово-ростовщического капитала. Именно в случае голода наступает вздорожание средств существования и сырых материалов, «вздорожание их может привести к невозможности возместить их из выручки за продукт, простой неурожай может помешать крестьянину возместить семена in natura… следовательно он попадает в руки ростовщика и, раз попав к нему, никогда уже более не освободится» (Маркс). Голод обыкновенно сопровождается не только вздорожанием средств существования, но также и огромным падением цен скота, крестьянского инвентаря, крестьянской земли и тем самым чрезвычайно ускоряет концентрацию земли в руках помещиков, купцов, ростовщиков. Голод означает оживление наихудших форм помещичьей и ростовщической кабальной эксплуатации; он чрезвычайно ускоряет разорение и разложение крестьянства, его дифференциацию, как свидетельствует, особенно ярко, опыт России, Китая, Индии.
В этом смысле голод подготовляет предпосылки даже к расширению внутреннего рынка. Разорение мелких производителей в обществе развивающегося товарного хозяйства и капитализма означает создание, а не сокращение внутреннего рынка (Ленин). Но голод в то же время влечет за собой уничтожение огромной массы потребителей, упадок производительных сил, уничтожение средств производства, выпадение из товарооборота большой массы сельскохозяйственных продуктов, и поэтому он непосредственно обозначает собой сужение рынка. При прочих равных условиях неурожай в Китае или в Индии приводит к сокращению вывоза текстильных изделий в эти страны.
Сужение внутреннего рынка оказывается особенно чувствительным, если разорившиеся вследствие голода крестьяне не могут устроиться в промышленности в качестве пролетариев. А в колониальных странах, где промышленность развивается медленно, это обычно и имеет место. Энгельс констатировал применительно к Германии и России возможность такого переходного сужения внутреннего рынка. Несомненно, что Индия и Китай как-раз в наши дни переживают период сжатия внутреннего рынка.
Голод может наступить также вследствие революции, даже вследствие пролетарской революции, как временное, преходящее явление. Французская революция сопровождалась голодом. Опыт пролетарской революции также подтверждает, что революция сопровождается временным, преходящим уменьшением производства, даже разрушением известного количества производительных сил. Ленин неоднократно указывал на это. В программе Коммунистического Интернационала этот тезис также находит свое отражение. Но временное, преходящее уменьшение производства и разрушение производительных сил при диктатуре пролетариата затем сменяются гигантским ростом производительных сил, продвижением к социализму. Тем самым голод как историческое понятие, свойственное всем досоциалистическим способам производства, сдается в архив. «Всякий прогресс в капиталистическом земледелии есть прогресс не только в искусстве подвергать рабочего ограблению, но вместе с тем и в искусстве ограбления почвы, всякий прогресс во временном повышении ее плодородия есть в то же время прогресс в разрушении постоянных источников этого плодородия… Поэтому капиталистическое производство развивает технику и комбинирование общественного процесса производства лишь таким образом, что в то же время подрывает источники всякого богатства: землю и рабочего» (Маркс). Социализм уничтожает противоречия между городом и деревней, диспропорцию между производством и потреблением рабочего и тем самым снимает с порядка дня истории вопрос о голоде. Л. Мадьяр.
Голод в России. В дореволюционной России голод и связанные с ним эпидемии являлись постоянным и неотъемлемым элементом ее экономической жизни. По мере проникновения в сельское хозяйство рыночных отношений, от века к веку, а начиная с 19 в. — от десятилетия к десятилетию — голодовки становились чаще и сильнее. Уже летописи 11—17 вв. упоминают о крупных голодах — 1024 г., 1230—31 гг., 1601—03 гг., приводивших к людоедству. В 18 веке было 34 голодных года, в 19 — свыше 40 (особенно крупные голода — в 1833 г., 1845—46 гг., 1851 г., 1855 г., 1872 г., 1891—92 гг.), а в начале 20 в. голодными оказались 1901 г., 1905 г., 1906 г., 1907 г., 1908 г., 1911—12 годы.
В той же последовательности растет и «территориальный охват» голода: если в период 1880—90 гг. число голодающих губерний в неурожайный год колебалось от 6 до 18, то в 1890—1900 гг. минимум равнялся уже 9, а максимум — 29, для 1901—10 гг. соответствующие цифры были 19 и 49, а голод 1911—12 гг. охватил (за два года) 60 губерний.
Рост голода объясняется прежде всего неуклонным обнищанием значительных масс крестьянства в итоге экономической и «внутренней» политики царского правительства: «капитал надвигался на русских крестьян при таких условиях, когда крестьяне связаны по рукам и ногам крепостниками-помещиками, крепостническим, помещичьим царским самодержавием» (Ленин). В этих условиях учащение недородов и рост размеров голода, обычно наблюдаемые при переходе к капиталистическому способу производства, сказывались с особою силой: уже к концу 19 века массы находились «в состоянии постоянной «народной болезни» — недоедания» (проф. Тарасевич): малейший неурожай обращал это недоедание в голод. Даже министерство внутренних дел вынуждено было в одном из своих отчетов признать (1908 г.), что «угроза голодною смертью является ежегодно весьма возможною участью значительного числа земледельцев России».
При существовавших условиях только зажиточные крестьяне в состоянии были оправиться после голодного года; для малоземельных голод означал полное разорение, приводя зачастую не только к распродаже скота, инвентаря, имущества, но нередко и к продаже или забрасыванию самого надела.
В сильнейшей мере отражался голод и на здоровье населения: в итоге голодовок и замены хлеба всяческими суррогатами (см.) резко повышалась заболеваемость — по данным 1892—1913 гг., заболеваемость тифом и цингой в голодные годы повышалась в 3—4 раза, а в 1907 г., например, заболевания цингой дали увеличение на 528% по сравнению даже с голодным 1905 г. В прямой связи с голодом стояли и падение рождаемости, высокая смертность детей, физическая слабость «выживших». Истощая деревню, голод тяжко сказывался и на городе, повышая, вследствие уменьшения сельско-хозяйственной продукции, дороговизну жизни, сокращая промышленное производство, и т. д. Таким образом, каждый возникавший на территории России Г. имел тенденцию разрастись во «всероссийское бедствие, а из всероссийского бедствия — во всероссийское разорение» (Плеханов).
Этому в решающей мере способствовали мероприятия царского правительства «по борьбе с голодом», охарактеризованные Лениным в 1911 г. как «борьба с голодающими». В соответствии с общей «крестьянской» политикой царской власти, в основу мероприятий этих, официально ставивших себе задачей «обеспечение земледельцу средств к существованию из будущего урожая», положено было не устранение причин голода, не предупреждение голодовок, а лишь смягчение последствий наступившего голода, «подкармливание и подлечивание» крестьян.
Под этот «будущий урожай» выдавались продовольственные и семенные ссуды, т. е. пособия, подлежавшие срочному возврату; а так как еще, по мнению Николая 1, «афоризмами» которого определилась в сущности вся система царской продовольственной политики до столыпинских дней включительно, «пособия, слишком легко получаемые, могут ослабить деятельность поселянина в снискании себе пропитания собственным трудом», ссуды рассчитывались по нормам, носившим «зачастую явно издевательский характер». Права на получение голодной ссуды [пуд (16,4 кг) на взрослого, 1/2 пуда на ребенка в месяц по закону] лишены были все «работоспособные» от 18 до 55 л. (а в некоторых губерниях — и дети до 5-летнего возраста); в среднем число работоспособных принималось в 50% всего числа едоков; лишь по инструкции 1906 г. процент был снижен до 15%. Исключены были бесхозяйные, вдовы и сироты, которых предлагалось кормить сельскому обществу из «могущих оказаться излишков выданных ссуд». Каковы могли быть излишки, видно из того, что органы, распределявшие эти ссуды, руководились в среднем (вопреки закону) расчетом 48 п. в год на семью в 5—6 чел., тогда как даже для полуголодного существования требовалось не менее 80 п. В некоторых губерниях норма снижалась до 31/2—41/2 фунта (1,4—1,8 кг) на едока в месяц. В таких условиях даже получавшим пособие приходилось питаться зольно-навозным хлебом. Впрочем и размеры ссуд и распределение их сильно колебались в отдельные голодные годы и по отдельным губерниям в зависимости от степени бесхозяйственности продовольствовавших органов и от размеров сопровождавших распределение злоупотреблений. Печать многократно отмечала случаи, «когда богатеям доставались десятки пудов, а беднякам— золотники».
В несколько лучшем положении был скот, по отношению к которому правительство проявляло большую заботливость. С 1898 г. голодающим крестьянам разрешался выпас в казенных лесах, бесплатная заготовка сена на казенных луговых угодьях, льготная доставка сена по ж\д. На тех же «ссудных началах» (с выплатой в 3—5 лет) производилось снабжение кормами голодающих хозяйств: в 1898 г. на этот предмет израсходовано было 7 млн. р., в 1905—1906 гг. — 6 млн., 1906—1907 гг. — 8 млн., 1911—12 гг. — 9 млн. Наконец, в некоторых губерниях делались опыты поставки лошадей на льготных условиях к началу полевых работ хозяйствам, потерявшим в голодный год лошадей. В 1898 г. распределено было таким образом 70 тыс. лошадей, в 1911—16 тыс. Выдавались и ссуды на прокорм: так, в Сибири во время голода 1911 г. выдали по 30 р. пособия на корову, не предпринимая никаких мер к кормлению людей: предпочтение это было вызвано стремлением сохранить на прежней высоте экспорт сибирского масла.
Помимо ссудных операций, практиковались (с 1906 г.) продажа хлеба по заготовительным ценам и мелкий кредит: обе меры эти были направлены, однако, почти исключительно на поддержку «крепких» крестьян, т. е. кулачества.
Все эти меры, помогая голодающим в лучшем случае кое-как «перебиться», вели ко все большему и большему закабалению основных масс крестьянства. Действенность ссудных операций в данном отношении установлена была еще практикой 15—16 веков, когда крестьяне брали у монастырей, бояр и дворян хлебные ссуды «на семена и емена», т. е. на посев и прокорм, входя таким путем в неоплатные долги; и в дальнейшем в истории развития крепостного права «голодные ссуды» сыграли свою роль.
Такую же «закрепощающую» роль играли и продовольственные ссуды новейшей эпохи: они вводили крестьян в неоплатные долги. Полученную в год подъема хлебных цен (притом с надбавкой накладных расходов, достигавших очень крупных размеров при той системе закупок — через подрядчиков — которую практиковали не только правительствен, органы, но и земства) ссуду приходилось отдавать в урожайные годы, когда цены на хлеб резко падали: за полученный пуд причиталось к уплате фактически 3—4 пуда. Для большинства плательщиков это было абсолютно непосильно, так как они и в урожайное время не управлялись с «обычными» податями и налогами, взыскание которых продолжалось и в голодные годы с не меньшей строгостью, так как, по мнению правительства, «недород отнюдь не может служить оправданием неисполнения крестьянами их податных обязанностей».
С какой энергией взыскивались налоги и недоимки, видно из того хотя бы факта, что во время голода 1911 г. по голодавшей Самарской губернии взыскано было 20 млн. рублей недоимок. Крестьянской бедноте приходилось для выплаты итти в кабалу к кулаку: во многих местностях бедняки в конечном счете по 3—4 дня в неделю работали не на себя, отрабатывая — без надежды на окончательную выплату — кулацкие ссуды.
В связи с этим, голодные годы играли определенную роль в дифференциации крестьянства. Уже Энгельс в 1891 г. отмечал, что «голод ускорит разложение старой сельской общины, обогащение кулаков, превращение их в крупных землевладельцев и вообще переход земли из рук дворян и крестьян в руки новой буржуазии». Такое же «процветание кулаков» в связи с голодом 1891—1892 гг. отмечал Плеханов. И о том же повторно писал в своих статьях о голоде Ленин.
Закабаление бедноты кулачеству в итоге голодовок вполне отвечало духу правительственной аграрной политики с ее «ставкой на сильных». Сторонники ее не стеснялись даже открыто заявлять, что «радикально вопрос о голоде будет решен тогда, когда земля уйдет из рук слабых и пьяных в руки сильных и трезвых» (Келеповский).
Потеря земли или разрыв с землею на почве голода способствовали усилению отлива крестьянского населения в города и переселенчеству (см. Переселение). «В теории» выдача ссуд голодающим должна была производиться без расходов от казны, из продовольственных капиталов — натуральных (хлебозапасные магазины, учреждение которых началось при Петре I) и денежных (введены при Николае I), на образование которых крестьяне обязаны были вносить определенное количество зерна (1/2 пуда хлеба с каждой наличной души в год, по «Правилам» 1900 г.) или денег (48—52 коп. серебром с души). Но при том экономическом положении, в котором находилась основная масса крестьянства, взносы исправно поступать не могли. «Идея накопления запасов оказалась неосуществленной, и вместо наличных запасов, достаточных для покрытия вызванных неурожаем потребностей, в руках учреждений имелись лишь списки задолженности населения» (Столыпин, 1906 г.).
Даже по отчетностям свыше 50% оборотного фонда натуральных запасов числилось в недоимках; на деле же фонд был еще меньше. Во время голода 1891—92 гг. в наличности оказалось менее 25% числившихся по ведомостям средств, а по некоторым губерниям — и того меньше (в Тульской, например, всего 5%). Это вынуждало правительство вкладывать в ссудные операции значительные суммы, пополняя отсутствие запасов закупкой хлеба на вольном рынке. За десятилетие 1870—80 гг. израсходовано было 2 млн.; 1880—81 г. стоил уже 11.568.170 р.; в 1891—1900 гг. расход дошел до 239.670.880 (за один голод 1891—92 гг. — 175 млн.); в 1901—1910 гг. — 357.282 тыс. (голод 1906—1907 гг. — 183 млн.); в 1911—1912 гг. — 170 млн. Расход этот был фактически безвозвратным, т. к. погашение ссуд, несмотря на все строгости местных властей, шло чрезвычайно туго: так, с 1891 г. по 1900 г. возвращено было из 240 млн. долга всего 19 млн. В виду явной несостоятельности плательщиков, приходилось время от времени слагать недоимки «всемилостивейшими манифестами»: с 1891 г. по 1900 г. «списано» было, таким образом, в убыток 140 млн., с 1900 г. по 1905 г. — под угрозой нараставшего революционного движения — еще 120 млн.
Вместе с тем правительству приходилось от голода к голоду все шире применять систему «благотворительной помощи» (т. е. бесплатного кормления), так как число бедняцких хозяйств, не участвовавших в составлении продовольственных капиталов (чем определялось право на ссуду), все время росло.
Правительство неоднократно пыталось облегчить бремя «голодных» расходов организацией общественных работ; по проекту Столыпина (1906 г.) предполагалось даже сделать этот вид помощи единственным. Путь этот оказался на практике, однако, еще более бессмысленным и тяжелым для голодающих, чем система ссуд. В стремлении соблюсти экономию и не «набаловать мужика» (а главное — не лишить помещиков возможности использовать дешевую «голодную» силу отвлечением ее на более выгодные работы) правительство обратило общественные работы в каторжные. «Временные правила об участии населения пострадавших от неурожая местностей в работах, проводимых распоряжением ведомства путей сообщения и пр.» 15 сентября 1901 г. Ленин справедливо охарактеризовал как «новый карательный закон». Занятые на работах были поставлены в буквальном смысле в положение арестантов: они работали под наблюдением земских начальников, жандармских офицеров и полиции; перевозка к месту работ производилась под присмотром «особо командированных министерством внутренних дел лиц», причем крестьянам не выдавались паспорта, дабы лишить их возможности уйти с работ; заведующие работами имели право арестовывать работающих на трое суток безо всякого суда и следствия; выражавших протесты отправляли по этапу «на родину» как преступников, а генерал Анненков, прославленный руководитель работ 1891—92 гг., даже порол «непокорных» рабочих-крестьян. Плата на работах 1891—92 гг. была ничтожна, в некоторых местностях доходя до 9 копеек в день на собственном пропитании. В последующие годы она была повышена, но даже в 1911 г. не превосходила 40-50 копеек пешему и 80 к.—1 р. — конному (при цене пуда муки 1 р. 70 к., овса — 1 р.).
Средства на работы ассигнованы были сравнительно значительные (в 1891—92 гг. — 15 млн. руб., в 1906—1907 гг. — 13 млн. р., в 1911—12 гг., когда общественные работы попытались сделать основным видом помощи голодающим, — 42 млн. р.), но бесхозяйственность и хищения приводили к тому, что по прямому назначению на заработную плату лишь в 1911—12 гг. (когда работы были несколько лучше организованы) была израсходована достаточная часть (84%) ассигнованных сумм, на общественных работах других голодных годов % был значительно меньше, а в расходах Анненкова — заработная плата составила всего 39%.
Работы производились по преимуществу дорожные, гидротехнические, лесозаготовительные. Отсутствие сколько-нибудь продуманного плана работ, недостаток технического надзора (один техник на несколько волостей) приводили к тому, что по качеству большая часть выполненных работ оказалась никуда негодной. В некоторых губерниях, за отсутствием достаточных для нужных работ средств, изобретались «в пределах ассигнованной суммы» работы совершенно анекдотические, вроде запашки снега, перевозки снега из уезда в уезд, постройки моста на ровном месте посредине деревни, и т. п. Несколько лучшими по качеству были работы 1911—12 гг., но и они настолько не оправдали возлагавшихся на них надежд, что правительство отказалось от дальнейшего развертывания их и снова вернулось к ссудам.
Бессилие правительства в борьбе с голодом усугублялось еще тем исключительным бюрократизмом, который вообще отличал царское управление: дело «помощи голодающим» находилось полностью в руках чиновников. Только на короткий срок либерального заигрывания с общественностью оно было передано земствам (по закону 1864 г.), которыми и проведена была продовольственная кампания 1867—68 гг. Но уже с 1873 г., когда, в связи с самарским голодом, губернское земство имело неосторожность указать, что голод стоит в связи с «ненормальным экономическим положением, обусловливаемым всем существующим строем крестьянского хозяйства, размером податей, превышающих платежные средства населения, круговой порукой и т. д.», отношение правительства стало менее благожелательным. После продовольственной кампании 1891—92 гг., чрезвычайно неудачно проведенной земствами (отчасти по вине самого правительства, сокращавшего сметы, представленные земствами, в 5—19 раз, задерживавшего отпуск средств, и т.п.), недовольство ими со стороны правительства приняло резкие формы, и «Временными правилами 12/VI 1900 г. по обеспечению продовольствием потребностей сельских обывателей», с последовавшим 17/VIII 1901 г. «разъяснительным» циркуляром Сипягина, дело «помощи» было снова изъято из земских рук и возвращено в испытанные руки бюрократии: губернаторских канцелярий и пр.
Устранение земств, «формально» опиравшееся на ошибки продовольственной кампании 1891—92 гг. и вскрытые в связи с нею прямые и косвенные злоупотребления, стояло в решающей степени в связи с нараставшей оппозиционностью земств: правительству даже «земство по закону 1890 года» казалось ненадежным.
С тем большей опасливостью относилось правительство к «вольной» общественной помощи голодающим. Общественный отклик на бедствия голода в дореволюционную эпоху всегда бывал значителен, несмотря на всегдашние старания правительства «замолчать» голод или по крайней мере преуменьшить его размеры (в правительственных актах не допускалось даже слово голод: оно заменялось менее страшно звучащим словом «недород» или, как сказано в одном из рескриптов Александра III, «недород хлебных произведений»); но организуемая «обществом» помощь за редкими исключениями носила антиобщественный, явно выраженный филантропический характер. В 1870-х гг. главными организаторами помощи голодающим выступали «Дамские комитеты», общества попечения о больных и раненых воинах, при ближайшем участии разных «высочайших» особ. В последующие годы, до голода 1891—92 гг. включительно, «помощь голодающим» связывается с именем Льва Толстого, выступившего энергичным пропагандистом и организатором этой помощи. В 1891 г. на «благотворительные» средства организовано было 8 тыс. столовых, 1,5 тыс. пекарен, продовольствовалось свыше 51/2 млн. чел.; движение этих лет несколько «демократизировалось», но наряду с разночинной интеллигенцией, учащейся молодежью и т. д., «на местах» работали в достаточном количестве и «хорошо воспитанные молодые люди из высшего общества» (Стандинг) — «помощь голодающим» продолжала еще оставаться «модной игрушкой» светских салонов. Лев Толстой, как свидетельствует его переписка, сознавал, что он занимается «распределением блевотины, которой рвет богатых», но должных общественных выводов отсюда не делал. Напротив, он стремился поставить все движение под знак «нравственного совершенствования», работая, по собственному признанию, с мыслью «совсем не о голоде, а о нашем грехе разделения с братьями». Конечно, работа в голодающих губерниях определилась в целом не толстовскими лозунгами, но сильный отпечаток «толстовства» она все-таки имела.
Резкий поворот от филантропии к общественности отметился только в конце 1890-х гг., особенно четко сказавшись в начале 1900-х, в связи с назревавшими революционными событиями. Вместо «кружков» и т.п. дело общественной борьбы с голодом принимают на себя крупные общественные организации: создавшееся 16/XII 1905 г. «Общество помощи голодающим» включило 22 общественных объединения, среди них — Крестьянский союз, Всероссийский союз медицинского персонала, Железнодорожный, Учительский и т. д. Наряду с этим усилили свою деятельность и те общества, которые выступали и раньше на поприще борьбы с голодом, как Вольно-экономическое, Пироговское общество врачей, Русское техническое, Московское общество грамотности.
В условиях революционных лет, правительство не решилось на прямое запрещение деятельности этих обществ; оно попыталось создать им противовес в виде казенных по существу, но полуобщественных по обличью учреждений — Красного креста, Комиссии по борьбе с чумою, Попечительства о трудовой помощи, объявленных «официальными» организаторами благотворительной помощи в голодающих губерниях: государственное казначейство поддерживало только эти учреждения, и общеземская организация получила разрешение на участие в борьбе с голодом только при условии вести работу под флагом Красного креста. Но, разрешив работу, правительство приняло меры к затруднению ее развития: оно передавало земцам лишь ничтожные суммы: в 1905 г. — 2,5 млн. руб. из 77,5 млн., ассигнованных на «благотворительность»; в 1906—07 гг. — 5,8 млн. из 100. Земцы платили за это отказом от совместной работы по голоду с губернаторами, а Госдума 1906 г. зашла в своей оппозиции настолько далеко, что отпустила из 50 млн., которые «испрашивало» на борьбу с голод министерство внутренних дел, всего 15 млн. на один июль месяц, предложив министерству вторично «войти с ходатайством». С другой стороны, радикальные элементы, группировавшиеся в «Обществе помощи голодающим», бойкотировали общеземскую организацию за то, что она работает под флагом Красного креста.
С наступлением реакции, правительство прибегло к прямым запретительным мерам, монополия «благотворительности» была закреплена за казенными людьми, и к голоду 1911 г. полномочия организовывать помощь голодающим оказались сосредоточенными в руках «особо благонадежных», или, говоря словами Ленина, «сыщиков»: «сыщик в качестве монопольного радетеля о голодающих мог невозбранно пропивать в кабаках вверенные ему для голодающих суммы» (Ленин). Правительство мотивировало свой запрет антиправительственной пропагандой, которую будто бы вели работники «вольных» благотворительных обществ среди голодающего населения. Это не отвечало действительности. Несомненно голодовки 1890-х гг. сыграли определенную роль в развитии революционного движения как среди крестьянских масс, так и среди интеллигенции, опытом страшных бедствий голода и практикой правительственной «борьбы с голодающими» убеждавшейся в необходимости коренного социального переворота, как единственного пути к экономическому и культурному подъему масс. В частности опыт голодных годов имел значительное влияние на судьбы народничества (см.).
Революционные организации использовали конечно вопиющие факты голода и связанных с ним правительственных злоупотреблений (вроде громкого дела Гурко-Лидваля по хлебозаготовкам 1906—07 гг.) для разъяснения крестьянству, что «только в свержении царской монархии лежит выход к избавлению от голодовок» (Ленин), но они никогда не пользовались флагом «благотворительных» учреждений. Более того, и прокламации «крестьянских доброхотов», распространявшиеся среди голодающего населения в 1891 г., и кампании, которые вела революционная пресса («Искра» в 1901 г., «Рабочая газета» в 1911 г. и др.), били не только по «правительству, но и по либералам-филантропам».
Что же касается либеральной оппозиции, то она меньше всего думала о «нелегальных» — пропагандистских — методах борьбы, сосредоточивая свою оппозиционную деятельность в Госдуме и земских учреждениях. В итоге правительственных запретов голодная кампания 1911 г. проведена была исключительно силами и средствами правительства: даже общеземская организация не получила на этот раз ни одного рубля. Кампания эта лишний раз доказала справедливость беспощадной характеристики, данной Столыпиным в 1909 г. в проекте (так и оставшемся проектом) «Нового положения о мерах помощи населению»: «Нынешняя продовольственная система действует губительно на нравственность и материальное благосостояние сельского населения и убивает всякие зачатки стремления к культуре хозяйств».
После Октябрьской революции Советским республикам пришлось в первые же годы иметь дело с небывалым даже в летописях русских голодовок голодом 1921—22 гг., охватившим 35 губерний с населением в 90 млн., из которых голодало не менее 40 млн. Этот голод, созданный на базе долгого ряда предшествовавших голодных годов 20 в., неимоверным истощением страны империалистской войной и последовавшими за ней гражданскими боями, явился тягчайшим «посмертным даром» свергнутого царизма. От голода 1921—22 гг. и его последствий погибло около 5 млн. чел.; смертность в эти годы повысилась в среднем в 3—4 раза [в Башкирии — с 2,8 (в 1919 г. — 20) до 12,4, в Самарской губернии — с 2,8 до 13,9, в Крыму — с 1,9 до 10,4, в Саратовской губернии — с 1,9 до 7,9, и т.д.]; при этом, особо тяжкие потери понесла беднота: так, данные по Воронежской губернии, например, указывают, что смертность беспосевных достигала 23,2, в то время как малопосевных умирало всего 11,0, а многопосевных — 2,3. Голодное беженство опустошило до 10—20% дворов и хозяйств (одним из последствий этого «беженства» явились «беспризорные», см. Беспризорность).
Несмотря на чрезвычайную тяжесть бедствия, Советской власти удалось не только одолеть его мобилизацией всего государственного аппарата и общественных сил, работавших под общим руководством Центрального комитета помощи голодающим (ЦК помгола, см.), но и ликвидировать его последствия настолько, что поразивший в 1924 г. те же районы неурожай не сказался на развитии производительных сил. Подробности о голоде 1921—22 гг. и о мерах борьбы с голодом, как последствием неурожая, см. в статье Неурожай. С. Мстиславский.
БСЭ, 1 изд., т. 17, 1930 г., к.448-464
(Изв., не точно в теме) – – – Прошу помощ: Из к-рый советский кинофильм этот
ДВА ВРАЖДУЮЩИХ МЕЖДУ СОБОЙ КЛАССА
отрывок ??? (кк).bg
Это из многосерийного кинофильма «Красные колокола» (1982 г.), который был снят по произведениям Джона Рида, в том числе по его великой книге «10 дней, которые потрясли мир», написанной об Октябрьской социалистической революции.
Фильм можно посмотреть здесь http://zserials.cc/russkie/krasnye-kolokola.php
ОЧЕНЬ БЛАГОДАРЕН. (кк). bg
Когда проверял мой вопрос на ютуб заметил отръвок с замечательного актера Малколм Макдауъл.
Нашел фильм ВЕТЕР С ВОСТОКА (1993) .
Если, товарищи, не знаете что ето ЕВРОПОДЛОСТЬ просмотрите етого фильмика! (кк).bg
Встаем потихоньку с колен.
Журнашлюхи называют это жадностью. Стыдно сказать правду, что люди просто недоедают.
А волюнтаризм из буржуйских проституированных пропагандистов так и прёт: оказывается, во всех бедах виноваты не объективные законы, а исключительно сами люди. Ссылаешься на законы какие-то? Это просто отмазки! Ты просто работать не хочешь, чтобы стать богатым и успешным. Ты просто лентяй и бездельник Рынок (тут происходит обожествление рынка) таких не терпит…
Тошнит от них всех!
А кто Вас, братья Русские ставил на колень? Или кто там ето сказал и вьi поверили?
(Извините мой «смарт»фон — у него нет ерьi и еОборотное. ;-) ) (кк).bg
После прочтения статьи сразу вспоминается строки из песни: «Как упоительны в России вечера…»
А у нас на заводе одна очень мерзкая личность нарисовалась. Наш слесарь. Сначала он показался мне человеком прогрессивных взглядов. Когда мы общались наедине, он слушал, поддакивал. А когда я в курилке перед коллективом критиковал капиталистическую систему и сравнивал её с социалистической, тогда его как будто прорвало. В его взглядах склеены, причём крайне безобразно обрывки монархизма («Если бы большевики не свергли царя, то были бы мы сильнейшей в мире державой»), либерализма («а если я открою свой бизнес — вы меня расстреляете?») и фашизма («народ — это стадо, он не может без хозяина»). Ему начала подпевать одна из работниц: «жила я в этом вашем совке, не хочу больше так», а ещё она сказала: «перестань настраивать народ против власти» «А что мне дала эта власть?» «А почему она должна тебе что-то давать? Сам всего добейся!» Это — та власть, ради которой убили нашу Родину И вы ей подпеваете? «Никому я не подпеваю! Я просто не хочу в совдепию, мне и тут хорошо!
Мля…. Не с кем работать. Что делать?
Почему не с кем? Вот с ними и нужно работать. :) А делать нужно именно то, о чем Вам сто раз уже сказали — учиться! Вы ж не знаете ничего, кроме пары-тройки лозунгов. И даже их Вы толком не понимаете. Потому и не можете доказать верность своей позиции, пасуете перед буржуазными мифами, которые Вам транслируют эти рабочие. Не умеете Вы и с людьми работать, боитесь их, не знаете, как к ним подойти, как вести разговор, с чего начинать. А учиться работать с людьми (с рабочей массой) не хотите, хотя информации об этом полно — в воспоминаниях тех же большевиков, в истории партии, в работах Ленина, Сталина и др. Работать с рабочими массами — это не в интернете трепаться, не публиковать пустые статейки, которые ничего людям, кроме Ваших эмоций, не дают, и которые потому никто и не читает.
С себя начинайте. И прекратите здесь жаловаться, обвиняя рабочий класс в том, что он недостаточно хороший. Это Вы сам до коммуниста, до большевика не дотягиваете, а виноваты у Вас в этом «неправильные» рабочие.
Ну вы же понимаете, не могу я по-прорывовски «созревать» как большевик отдельно от рабочих.
Вот и созревай вместе с ними — вместе и учитесь.
Так пытаюсь. Я отчитываюсь перед вами о том, как работаю. Может, и корявенько отчитываюсь, корявенько работаю, а не «жапуюсь», как вы сказали. Для того, чтобы вы видели, в какой обстановке работаю, указали на ошибки, помогли словом, посоветовали такую-то литературу… Погорячился, сказав, что «не с кем работать», конечно же есть с кем, но те, на кого я надеюсь, сидят в курилке, молча слушают наши споры с антисоветчиками и проклинают нас за то, что «мы мешаем им отдыхать. Меня упрекают, мол, «чё ты всё о коммунизме… капитализме…? тебе поговорить больше не о чем? Ты хоть что-нибудь читаешь, кроме Маркса? сейчас другое время, и коммунизма уже не будет…»
Ещё раздражает наш слесарь, который берётся отрицать марксизм, но ничего не предлагает взамен, кроме тех тезисов из Дьюи, Шпенглера о которых вы упоминали в Советских статьях об прагматизме, иррационализме и о фашизме… Например, он перед коллективом в курилке заявил примерно, что Советское государство не было рабоче-крестьянским, а было «таким же как сейчас», в смысле, надклассовым. В смысле, классы отдельно — государство отдельно. Я пытался было разоблачить этот миф перед коллективом, но он через каждые 2-3 слова перебивал. Я просил его не перебивать — а он перебивал ещё громче. я уже матернулся от негодования, когда время перекура вышло. На другом перекуре я спросил его, поддерживает ли он идею корпоративного государства с сильным лидером во главе и частной собственностью на средства производства. Он с энтузиазмом ответил : Да! И большинство его поддержало…. Тут я вообще растерялся…
Трудно вам, конечно же, товарищ в одиночку… А те кто «Меня упрекают, мол, «чё ты всё о коммунизме… капитализме…?» могут пока что и выжидать. Смотрят чья возьмет. Не факт что они против вас. А у советского поколения ещё и «обиды» просматриваются на коммунистов. Иногда из бесед такое ощущение складывается, что они считают, мол «коммунисты» их предали. Хотя и не понимают, кто такие настоящие коммунисты. Просто судят по форме (названию)…
Хмм…
Начну сразу с того , что с таким подходом у вас ,мало того что ничего не получится , но вы ещё и себе нервы попортите да и прослывёте истеричкой в глазах коллектива в котором пытаетесь вести пропаганду. Тут нужно многое учитывать , ваш авторитет в коллективе , состав самого коллектива , текущую ситуация на работе и много чего ещё ,что влияет прямо или косвенно на желание людей искать ответы . На мой взгляд вам стоит выбрать позицию вопрос-ответ , то есть когда происходят какие либо происшествия, которые вызывают негативную оценку коллектива вам стоит давать оценку с коммунистической позиции . Например:
Сидели в курилке , а один из коллег начал сетовать, скажем на здравоохранение и что мол лекарств бесплатных нету(хотя вроде положено) и в больницу попал и самому всё надо покупать . Верным ходом в данной ситуации ,я думаю, будет сказать, что мол это ещё цветочки и до ягодок ещё далеко, стоит описать реалии капитализма и что ждёт дальше. То есть на надо бросаться в полемику и с пеной у рта доказывать чем социализм-коммунизм лучше. Тут надо плавно подводить человека к поиску ответов, если ему они нужны он сам спросит «а как правильно по вашему» . Тут конечно от радости не надо тоже торопиться , это не так просто , можно такого сумбура наговорить .что это оттолкнёт человека. Помните , вы владеете знанием — он нет .Ваша задача донести их до него , вложить «оружие» в его голову ,а не спорить а-ля на кухне за рюмкой чаю.Чёткий, доходчивый ответ на проблемный вопрос только подымет ваш авторитет в глазах коллектива ,поэтому сетовать на то что люди плохие и не хотят учиться в такой ситуации более чем неуместно.
Те кто ищет ответа тот сам потянется , пусть и не сразу , а такие как ваш слесарь — шут с ним. В любом случае он же не ведёт контр-пропаганду не агитирует же за капитализм ?
И самое главное — уронить авторитет в глазах коллектива легко , вернуть его практически невозможно.
В любом случае , желание нести людям ЗНАНИЕ это уже хорошо.
Отличное замечание.
Тов.Святов, не стоит стараться при первой же возможности вливать в голову первым попавшимся людям политэкономию, попутно пытаясь развенчивать всю ложь, что насочиняли буржуйские холуи за сотню лет. Вы сами эти знания ведь не за один раз получили. Если человек не ищет ответы, он и слушать не будет. Целиком согласен с Павликом на счет «вопрос-ответ».
Жаль, сам в свое время до этого не додумался и подсказать было некому: пер «с коммунизмом» в лоб как танк, итог: испорченные отношения с рядом людей и авторитет «шизика-коммуняки». Плюс к отсутсвию опыта общения еще и знаний-то мало было, зато желания поделиться «открытиями» (еще бы, меняется мировоззрение — открывается целый новый мир) — хоть отбавляй.
Не переживайте, это нормальное явление для всех марксистов-неофитов. Такое наблюдалось и во времена большевиков. Для такого рода «новообращенных» даже специальный термин был — «марксята». :)
Явление это вполне объяснимо — человека распирает от желания поделиться тем, что он вдруг открыл для себя, той правдой, которую узнал. Но это проходит с получением большего объема знаний и опыта работы. Начинаешь понимать, что действовать надо хитрее, не «в лоб», тот же самый марксизм человеку рассказывать надо «на пальцах», на самых обыденных и привычных для него вещах, разъясняя суть его проблемы, откуда она взялась и как с ней бороться.
Я помалкиваю, не отвечая тов. Святову, ибо мы с ним сто раз об этом говорили. Он либо не слышит, либо не понимает, не знаю. А ведь все просто, и товарищи тут правильно сказали — не лезь в абстракции, не говори «в общем и целом». Возьми конкретную проблему, касающуюся всех этих рабочих, например, их маленькую зарплату, или штрафы, или плохие условия труда, или травму одного из рабочих, и объясни механизм эксплуатации — почему так, и как с этим можно бороться. А если не умеешь этого делать, то ты и не марксист, не коммунист, а так — пустой болтун. Так что я бы сказал, что правы эти рабочие, что так относятся к тов. Святову, он сам пока в марксизме ничего не понял.
Здравствуйте! Ещё новость с нашего завода!
Сегодня во время обеденного перерыва мастер собрал всю смену в курилке и начал выступать: «У меня для вас две новости: одна — хорошая, а другая — плохая. С какой начать?»
Коллектив попросил: «Давайте с хорошей!»
Мастер: «Наша смена — самая лучшая, делает больше всех мешков кукурузу и каждый раз перевыполняет норму! Молодцы, ребята, девчонки!»
Пара девушек: «Ураа-а-а!»
Ещё одна девушка: «А плохая?»
Мастер: «А плохая новость заключается в том, что в нашей смене два лишних человека. Придётся увольнять. Кого — пока не знаю…»
— «Вот те на…»
— «Ничего себе!»
— «Да как же так?»
Мастер: «А вот так. Руководство приказало. А я что могу поделать? Работайте, старайтесь, чтобы не попасть в число этих двоих…»
Вот так, товарищи! Один размах — и два удара:
Во-первых, капиталисты хотят сократить два рабочих места, чтобы сэкономить на зарплатах.
Во-вторых, теперь остальные должны вырабатывать больше. А так как оплата у нас почасовая, капиталисты хотят закончить сезон раньше намеченного срока, максимально сократив количество рабочих часов.
Поэтому нас под страхом увольнения будут гонять как собак в упряжке.
Прежде, чем обратиться к коллективу, я обратился к одному, потом другому отдельно взятому рабочему по поводу, того, что мы будем делать, так оставлять нельзя, надо коллективно защитить кандидатов на вылет, кем бы они ни были. Поддержки я не получил. К коллективу с воззванием обращаться я сегодня не стал, а стал думать, как бы лучше поступить. К забастовке их пока не призовёшь, ибо их сознание в таком состоянии, что в забастовочной борьбе они пока не то что товарищей — сами себя защищать не станут. Думаю попытаться предложить им составить петицию к руководству с требованием никого не увольнять. На пересменке я объяснил ситуацию нескольким товарищам из второй смены и заручился их поддержкой. Петиция, думаю, — это пока что нынешний уровень рабочих нашей смены.
Если петиция не подействует на хозяев и руководство, думаю, стоит попытаться предложить коллективу пригрозить капиталистам более решительными действиями, например, забастовкой. Но для этого стоит заручиться поддержкой других смен, так как если удастся поднять нашу смену на забастовку (в чём я сильно сомневаюсь), то стоит опасаться того, что хозяева предложат другим сменам выступить в роли штрейкбрехеров.
Есть ещё опасения насчёт того, что наша смена не посчитает нужным даже петицию составлять ради тех, кого собираются уволить, а вместо этого сольёт меня первым, чтобы я им «не мешал отдыхать и не лез со своим коммунизмом».
Что посоветуете, товарищи?
ну вы им (рабочим вашей смены) объясните, что у них увеличится норма выработки, им придётся работать за тех кого уволили, а оплачивать то будут как прежде. пусть посидят подумают над такой ситуацией.
Да уж , прям как в приключенческом фильме у вас там .
Ситуация прямо скажем незавидная . На мой взгляд вступать в борьбу здесь не стоит,потому что люди к ней не готовы ,ввиду непонимания происходящего, ну если я правильно понял вашу позицию в коллективе и описываемый вами коллектив.Нужно больше информации, чтобы сделать верный вывод.
Вы ведёте пропаганду один?
Есть в коллективе верные идеям единомышленники ?
Много сочувствующих ? Или вы один в поле воин ?
И какая вообще атмосфера на заводе ? Задержки по зарплате ? Отношение коллектива к мастерам(начальникам) ? Есть ли недовольства чем либо ? Если да то чем ?
Возможно при правильных действиях эта жертва не пройдёт напрасно , наверное нужно так сказать «пустить кровь» коллективу дабы он понял кто друг а кто враг . А вам ,если вы там не один ,лучше конечно не лезть пока что грудью на амбразуру, а то какой-нибудь «слесарь» шепнёт начальству о вас и то что вы тут пропагандой занимаетесь, всё , вы вне игры .
Опишите подробнее , а так, от меня , пока только это .
Почему как в фильме? Неужели это самое захватывающее известие из всех, которые до вас доходят? Врят-ли.
Работа у нас сезонная (2,5-3 мес. в году), наши рабочие большую часть года оторваны от коллектива, предоставлены сами себе, а следовательно, их сознание размывается, разжижается и атомизируется. Но вот каждый год в конце июля собираются и начинают на этом заводе обрабатывать кукурузу (отделение семян от кочанов, пропаривание, заморозка и упаковка в мешки). Встречаются и в ходе перерывов на работе начинается бабская трескотня за жизнь, за сериальчики, собачек, кошечек…. Мужики слушают и молчат или иногда подшучивают над бабами… А тут я появился (второй год подряд) и начал «нарушать гармонию». Работать приходится в одиночку. И единомышленников я ещё ни разу не встречал не то что ни на одном предприятии, где работал — но и во всей республике (ПМР), зато у нас есть партия хоржановцев (а-ля зюгановцы), которая после прихода правых к власти завыла, будто ей хвост прищемили. А на заводе у нас царят такие настроения, о которых РП и РП-Информ писал в статьях про обывательщину. И именно поэтому наш идеалист-слесарь зовёт их стадом. Я перед коллективом попросил его повторить ещё раз: Он повторил: «Народ — это стадо». Товарищи проглотили и ничего не ответили. Слесарь уверен, что народ (массы) всегда был стадом. То есть, он изображает человеческую природу как раз, навсегда данную и неизменную, независимую от роста производительных сил. Но тогда после моего вопроса, почему люди меняют систему производственных отношений, вместо того, чтобы лазить по деревьям или продолжать собирать ягодки да грибочки или жить в пещерах — он резко сменил тему. Коллектив в это время зевал на обеденном перерыве.
И единомышленников я ещё ни разу не встречал не то что ни на одном предприятии, где работал — но и во всей республике. ну как…. Тех, кто готов поддакивать, я встречал, а тех, кто готов учиться марксизму и бороться — нет.
Ах да. Ещё на заводе есть две работницы, которые пришли с «временно» закрытого мясокомбината. Этих шатает вправо-влево. Если сегодня они прославвляет меркантилизм, то завтра они требуют, чтобы в будущем обществе была тотальная уравниловка.
Хех, к слесарю добавились ещё, и аж целых трое , но тут похоже на то, что это скорее личное у них к вам .Ну не суть ..
Мне кажется, ваши амбиции выступили на первый план ,а дело ,пропаганда, отошла на второй .
Было дело, выкладывали тут в какой-то из тем ссылку на фильм «Великий гражданин»,вроде так называется ,если мне память не изменяет.Так вот , посмотрите на поведение ГГ ну и в роли кого он выступает , твёрд и спокоен , внушает уверенность , сразу видно что человек знает что делает и ему доверяешь,сильная личность. Да и чего ему волноваться ? за ним и его идеями будущее ,а иначе и быть не может.
А теперь сравните себя с ним.Найдите различия , что делает он и как и что делаете вы .
Посмотрите на его авторитет в коллективе и примерьте на себя .
Почему так ? Почему люди верят ему и слушают как истину в последней инстанции, а от вас отмахиваются как от назойливой мухи ? Ему доверяют , а вам ? Он тоже между прочим не с неба свалился .
И вообще конечно я думаю вам нужно ещё очень много работать.
В смысле над собой .
Я бы на вашем месте потренировался на родных и близких на друзьях ( кстати с друзьями не всё так просто как может показаться на первый взгляд).
А потом бы уже переходил на более серьёзное , ну рабочие коллективы в частности.
А тут ещё и сезонные коллективы , что наверное сложнее , нужно уметь заронить им в голову ваши идеи, дабы через год, увидев их ,посмотреть что из этого выросло , а для этого надо чтобы они вас слушали . В общем мы вернулись к тому с чего начинали, нужно чтобы вас слушали , а на слесарей и прочих «мразей» я бы меньше обращал внимания, склока с ними только портит мнение коллектива о вас . Ведь если они такие плохие то при ваших правильных действиях народ сам поймёт кто есть кто и они останутся не у дел .
Тут конечно ,если каждую мелочь разбирать то комментарий огромного размера будет, да и самому вам это делать надо, дабы понять откуда что растёт.
И да , по поводу фильма , может ,конечно я не очень корректный пример привёл, ну и другим покажется что персонаж ГГ крайне идеализирован , но мне очень понравилось и я считаю что так оно и есть как показано и никакой фантастики там нету , хотя возможно товарищи посоветуют вам что-то другое.
Мою борьбу против уровниловки поддержал слесарь с целью оправдать буржуазию. Пришлось вести борьбу на два фронта.
А вот фраза «Прёт в лоб как танк», к сожалению, это пока что про меня.
есть ещё в коллективе три мрази. Ненавидят меня за то, что коммунист, презирают за то, что атеист, считают меня конченным человеком и звиздят всем рабочим, что я конченный. Провоцируют на скандал, сплетничают обо всех, завидуют тем, кого мастер уважает, уже несколько раз жаловались мастеру на меня, за то, что «мешаю отдыхать» и «настраиваю людей против власти». Мастер молодец — не настучал руководству. Ещё мастер постоял за тех, кого хотят уволить, добился того, чтобы их не уволили, а сделали «запасными» — то есть, на подмену тем, кто не сможет выйти.
А мастер в идеологическом плане каков?
Пользуется ли уважением и доверием в труд. коллективе?
Уважением и доверием обладает. Спокойный, уверенный. Потенциал большевика имеется. А раз мне не мешает вести пропаганду, значит, он явно не холуй и не сука.
Ну так может лучше начать вести агитацию с него? Зачем «бомбить по площадям»?
Павлику Морозову: Да и я в идеях не сомневаюсь. Но нервничаю от отсутствия практического опыта а от нервозности появляется и рассеянность и появляется неуверенность в том, верно ли я разбираюсь в той или иной области. С одной стороны, у меня лучше получается пропагандировать, чем в прошлом году, но, с другой, стороны, всё-равно недостаточно хорошо, как надо бы. А с третьей стороны, на них не только я воздействую, но и буржуазная идеология, господствующая в обществе. И, кстати, у рабочих претензии не ко мне лично, ибо они говорят: «ну смени ты уже тему», — они именно против марксизма настроены, так по их головам прошёлся капитализм. Они хотят «перетереть за жизнь», а я пока не умею преподносить марксизм в форме «перетереть за жизнь». Всё по марксистским терминам, от которых у них уши вянут.
И о каких личных амбициях может идти речь, если, всё-равно пытаюсь их убедить за социализм, зная, на что иду? Не для себя же стараюсь.
Ну так пока марксистские термины старайтесь не использовать и нам всем надо учится «перетерать за жизнь» с марксистских позиций!
Взял с собой на работу книгу «Основы марксистской философии» 1962 г. Читаю в свободное время, стараюсь в дискуссии не влезать. В книге много полезного, за исключением того, что Хрущёва в ней объявили «творческим развивателем теории Маркса-Энгельса-Ленина».
С книгой дело пошло веселее. Две девушки, с которыми ранее почти не общался, во время ремонта хаскера спросили «Что читаешь»? «Изучаю марксистскую философию». «А зачем тебе это надо»? «Как зачем? Я — рабочий? Значит, мне интересны те идеи, которыми обосновывалось строительство рабочего государства.» Девушки очень неглупые. В ходе разговора пытались защищать капиталистов, но эти их позиции я серьёзно пошатнул. Например, одна говорит примерно следующее: «Ну ведь бизнесмен же на свои деньги предприятие открывает, сам организует производство…» В речи чувствуется неуверенность, это высказывание было своему тону больше похоже на вопрос. Я ответил примерно так: «Но ведь рабовладельцы Древнего Рима тоже на свои деньги покупали рабов, организовывали производство…» Всё. тут они обе перешли на наши позиции твёрдо и безоговорочно. Далее они хвалили СССР и жаловались на нынешнюю жизнь, возмущались той клеветой, которую им доводилось слышать о Сталине…
Ещё оказалось, что товарищ, работающий на хаскере, бывший КПССовец. Увидел книгу и похвалил. Сказал, что «КПСС (хр-бр) была очень честной партией». Пришлось ему немного рассказать о разрушенных МТС, о переводе предприятий на «прибыльность и рентабельность», об антисталинской клевете, а также о планах Сталина ликвидировать противоположность между городом и деревней и физическим и умственным трудом.
КПССовцу я посоветовал найти в интернете РП и с его помощью разобраться в происходящем.
Это не «планы Сталина», это процессы, которые неизбежно должны происходить при движении к коммунизму. Собственно, они уже происходят, подготавливая соответствующую почву. Об этих процессах Маркс с Энгельсом писали.
Но это сознательные, планируемые процессы. При социализме именно человек господствует над обстоятельствами, а не наоборот. Притом, с КПССовцем приходилось говорить упрощённо, о «планах «Сталина» ещё и потому, что он человек хрущёвско-брежневского разлива.
Не в такой мере, в какой Вы это, по всей видимости, понимаете. Человек и при социализме не может создать новых законов общественного развития. Он может только познать объективные законы и управлять обществом в соответствии с ними.
Да нет, верно понимаю. Я не говорил, что человек может прыгнуть с крыши и преодолеть закон гравитации. Я лишь указал, что он может прыгнуть с парашютом, не надеясь, что внизу окажется сугроб или что боженька во время полёта подарит ему крылья.
«Ну ведь бизнесмен же на свои деньги предприятие открывает, сам организует производство…»
«Свои деньги» у капиталиста — это присвоенная прибавочная стоимость, т.е. отнятое у рабочих. Крупный и средний капиталист мало что организует — за него это делают наемники-служащие.
На свои трудовые и сами организуют предприятие только рабочие и полупролетарии (одураченные буржуазной пропагандой о том, как легко стать бизнесменом и «работать на себя»), становясь мелкими хозяйчиками, впоследствии разоряясь и пополняя кладбища или ряды пролетариата.
Может лучше попробовать рабочим разъяснить азы политэкономии? Мне кажется, им это ближе будет. Завести беседу о том, что такое товари и за что же рабочие деньги-то получают. Ненавязчиво, между делом, ни в коем случае не «свысока марксистских знаний». Если кому-то будет интересно узнать больше, то тогда уже можно будет и в нерабочее время встретиться и провести лекции. На сайте в разделе Литература есть хороший учебник Михалевского «Политическая экономия», легко читается, очень доступным языком написано.
Мне кажется, так вернее будет. Все-таки поняв сущность капиталистического способа производства и свое положение в производственных отношениях рабочим будет ясно, кто враг и какие интересы у класса капиталистов, а какие — у пролетариата. Но, конечно, на месте виднее.
Нет. В нашем коллективе такие вопросы не поднимаются. Ещё моих товарищей по работе сильно напрягают длинные логические цепочки рассуждений. А говорить проще я ещё не научился.
Сегодня поднимали вопрос роста цен. Сказал, что это связано, с одной стороны, с падением курса рубля, а, с другой стороны, с победой монополистов на президентских выборах. Слушали. Но когда начал сравнивать со сталинским снижением цен, меня перебили и сменили тему разговора.
Надо объяснить, с чем связано падение рубля и кому это выгодно. Падение рубля вызвано падением цен на нефть и газ, что критично для колониальной ресурсной экономики России, торговая война с западным капиталом из-за той же нефти, необходимость соцт.выплат и т.п. (пенсий, жалований) в условиях дефицита бюджета, возможность крупных капиталистов, связанных с правительством, получить огромные прибыли из-за разницы курсов валют. От падения курса рубля страдают только рабочие, «самозанятые» полупролетарии, мелкие служащие, мелкие и средние буржуи (последние два просто раззоряются, т.к. не имеют достаточного запаса капитала, чтобы пережить кризис). Выгодно все это только крупному капиталу: а) освобождается рынок от мелких и средних капиталистов, поглощаются их капилы и б) снижается фактическая цена раб.силы, растет безработица, появляется возможность усиления эксплуатации, в) появляется повод взвинтить цены и, таким образом, дополнительно ограбить рабочих.
При чем тут победа монополистов в президентских выборах? Глупо было бы полагать, что может быть инача: при капитализме президент назначается олигархие, крупнейшим монополистическим капиталом.
Сталинское снижение цен было вызвано ростом производительных сил (индустриализация, коллективизация), ростом производительности труда (стахановское движение как овладевание в полной мере современными средствами производства). Нынешнее повышение цен — вызвано разрушением производственных сил России (сворачивание ромышленности и сельского хозяйства), колониальной ресурсной экономикой (зависимость перед иностранным капиталом в промтоварах и сельхоз.продукции), глобальным экономическим кризисом перепроизводства, кризисом капитализма.
Из личного горького опыта сделал вывод, что лучше сгоряча не отвечать на вопрос, в котором плаваешь, в котором не до конца разобрался, в ответе на котороый не можешь привести конкретные факты, а лучше взять паузу, подготовиться, разобраться в вопросе и дать ответ на следующий день.
Тов. Святов не из России.
Кстати, относительно фактов. У пропагандтстов-большевиков при себе всегда были записные книжки, в которые были занесены самые убийственные для царизма факты. Думаю, этот опыт полезен и сейчас. Такие факты стоит собирать и обмениться ими.
Вот спасибо за идею) Если собрать и систематизировать коротенькие убийственные факты, занести их в карманную книжку, то можно будет быстро найти нужный факт.
Товарищи. Тут некий Игорь Пыхалов, красный историк, участник видеоконференций информагенства «Ледокол» утверждает, что в РКМП не было национального угнетения. Не могли бы вы дать на это конструктивную критику?
Думаю, было бы разумным дать ссылку, чтобы администрация РП могла видеть, в каком контексте Пыхалов такое утверждает.
РКПМ — это что? Ссылку дайте на выступление\статю Пыхалова. Посмотрим, что там.
Ну, если верить Википедии то это значить: Россия, которую мы потеряли… типа про РИ что ли?
Это наши Ынтеллихэнтики ноют, говорят, что, «мы её потеряли» (про РИ). Так выражение «РКМП» вошло в обиход.
«Тем самым голод как историческое понятие, свойственное всем досоциалистическим способам производства, сдается в архив.»
———————————————————————————————————
Чем можно объяснить голод в 50-е года в деревне? Ведь тогда в деревнях (по крайней мере в Башкирии) отбирали скот, люди голодали, были вынуждены прямо-таки воровать. Так, например, у моей бабушки, семья разделилась на две части, чтобы отбирали меньше продуктов, чтобы элементарно можно было выжить. С чем это связано? И руководство партии — оно предпринимало какие-либо действия? Отбирание скота и продуктов было обычной практикой в деревнях, или же это были недобитые кулаки? Редакция РП, я пытался искать (наверное, плохо искал) ваши статьи по этой теме — не нашёл. Пожалуйста, разъясните этот вопрос.
Для того, чтобы что-то разъяснить, нужно, по крайней мере, точно знать факт. А Вас нет фактов, у Вас слухи, причем абстракные и явно искаженные. Один из членов нашей редакции родом из Башкирии, ни о каком голоде в 50-е годы в республике ни он, ни кто-либо из его родных или знакомых слыхом не слыхивал. Напротив, республика, не затронутая войной, более чем процветала. Никакого голода в принципе быть не могло, ведь кругом сплошные колхозы и совхозы. Голодать может только индивидуальный производитель, потому что он беззащитен перед лицом природы. Коллективное хозяйство, да еще с машинной техникой всегда сильнее стихии.