1917 год в Москве. Из воспоминаний академика К. В. Островитянова — 4

Часть 1   Часть 2  Часть 3

Решающий этап борьбы

Как уже говорилось, наиболее важными боевыми пунктами района были участки у Большого Каменного и Москво­рецкого мостов и в особенности Остоженско-Пречистенский плацдарм, где велись боевые действия против штаба Московско­го военного округа.

У Большого Каменного моста нашему району приходилось выдерживать натиск юнкеров, засевших в Кремле и в Храме Христа Спасителя. Этот участок был важен, во-первых, потому что здесь лежал главный путь из центра: Большой Каменный мост был своего рода воротами Замоскворечья; во-вторых, участок находился на линии наиболее близкого соприкоснове­ния с боевыми центрами белогвардейцев; наконец, здесь поме­щалась Трамвайная электрическая станция, а у Москворецкого моста — Электрическая станция 1886 года.

Военные действия у мостов преследовали прежде всего за­дачу их обороны от белогвардейцев и подготовку наступления на Кремль, Храм Христа Спасителя и Александровское воен­ное училище и выход в тыл штаба Московского военного округа.

В боях у Большого и Малого Каменных мостов участвовали красногвардейцы Трамвайной электрической станции, заводов Густава Листа, Михельсона, фабрики Эйнем, 4-я рота 55-го за­пасного полка. Красногвардейцы заняли вышку Трамвайной электрической станции и колокольню соседней церкви, где уста­новили пулеметы для обстрела сил противника, расположен­ных у Храма Христа Спасителя, в Александровском саду и на набережной Кремля.

С помощью полевого телефона боевой участок на Трамвайной электрической станции связали с Замоскворецким военно-рево­люционным комитетом, с заводом Густава Листа и фабрикой Эйнем.

Противник неоднократно пытался прорваться через Боль­шой Каменный мост в Замоскворечье, чтобы захватить Трам­вайную электрическую станцию и нанести нам удар в самом центре района, зная, что наши силы в значительной мере от­тянуты боями на Остоженке. 27 октября на нескольких грузо­виках хорошо вооруженные юнкера двинулись от Большого Ка­менного моста по Всехевятской улице (теперь ул. Серафимо­вича) к Б. Полянке. Наши посты вовремя заметили движущиеся огни автомашин, сообщили об этом отрядам красногвардейцев, находившимся на Трамвайной электрической станции. Те за­легли по обе стороны улицы в канавах и, когда автомобили подъехали довольно близко, дали по ним несколько залпов. Юнкера от неожиданности растерялись и разбежались, бросив несколько винтовок.

В этом сражении с нашей стороны были раненые и герой­ски погиб сраженный белогвардейской пулей комсомолец с за­вода Михельсона Киреев.

Нами были захвачены в плен несколько юнкеров и офицеров и отправлены в Военно-революционный комитет.

Попытка юнкеров прорваться в Замоскворечье через Боль­шой Каменный мост не увенчалась успехом. Но она могла пов­ториться. Чтобы предотвратить эту возможность, по указанию Военно-революционного комитета у моста были вырыты окопы н построены баррикады.

Здание Центральной трамвайной электростанции

В деле овладения Трамвайной электрической станцией и ис­пользования ее в боях против белогвардейцев большая заслуга принадлежала рабочим этой станции, партийной организации во главе с ее секретарем, председателем местного Ревкома и начальником штаба отрядов Красной гвардии А. К. Кулюкиным, а также заводскому комитету и его председателю — участнику восстания на броненосце «Потемкин» Л. И. Летучеву.

Прежде всего красногвардейцы Трамвайной электрической станции обезоружили охрану станции, отобрали у нее винтов­ки, установили всюду красногвардейские караульные посты. Но захват станции — это, как оказалось, только полдела. 26 ок­тября весь квалифицированный персонал и управляющий стан­цией бросили работу. Пришлось техников, инженеров, началь­ников цехов заменить лучшими рабочими и мастерами.

Политическое и военное руководство было возложено на Кулюкина, а наблюдение за производственной и эксплуатацион­ной работой станции поручено председателю заводского комите­та партии Летучеву.

В результате принятых мер станция в дни восстания успеш­но выполняла задания Военно-революционного комитета, ко­торый благодаря ей имел возможность пользоваться трамвая­ми для перевозки продовольствия, оружия, войск и нередко для доставки небольших отрядов, производивших обыски в квар­тирах буржуа.

Кроме того, трамвайщики Замоскворецкого парка и прежде всего П. Л. Апаков, имя которого теперь носит парк, проявили весьма интересную инициативу. Когда белогвардейцы перере­зали часть Садового кольца, они постарались обычный трам­вай превратить в бронетрамвай — забаррикадировали трамвай­ную платформу железными листами и мешками с песком и под прикрытием этой своеобразной брони стали совершать смелые разведывательные рейсы в районы, занятые юнкерами.

Большое стратегическое значение имела Электрическая станция 1886 года. По распоряжению Военно-революционного комитета она была занята отрядом красногвардейцев. Значи­тельная часть рабочих отнеслась сочувственно к этому рево­люционному мероприятию. Они понимали, какую важную роль может сыграть в дни восстания станция, снабжающая электри­чеством весь город. Но среди части наиболее квалифицирован­ных рабочих и служащих пользовались влиянием меньшевики, которые были широко представлены и в заводском комитете. Они повели агитацию против того, чтобы поручать охрану стан­ции красногвардейцам. Было созвано общее собрание рабочих и служащих, и на нем принято, главным образом голосами слу­жащих, решение о передаче станции в руки заводского комите­та и удалении отряда красногвардейцев. Большевистская ячей­ка станции направила товарищей Биксона и М. С. Радина в Ревком с поручением настоять на усилении охраны станции красногвардейскими силами и принятии срочных мер по уста­новлению на ней строгого революционного порядка.

В результате охрана станции была усилена, на всех важных пунктах были выставлены красногвардейские посты, перед зда­нием станции, выходящим на набережную Москвы-реки, постро­ены баррикады, введены пропуска для входа в помещение. Ввиду ненадежности большинства служащих для обеспечения работы станции был оставлен необходимый минимум служебно­го персонала, а все остальные служащие были распущены по домам.

Баррикады у Большого Каменного моста

По приказу Военно-революционного комитета работники станции выключали свет в районах, занятых белыми, наоборот, ярко освещали их окопы и баррикады, помогая боевым дей­ствиям красных частей.

В деле организации работы станции в дни октябрьских боев большая заслуга принадлежит беспартийному инженеру Адоль­фу Карловичу Бреннеру, самоотверженно отдававшему все свои силы и знания выполнению заданий Замоскворецкого ревкома.

Монтер кабельной сети Электростанции 1886 года К. Голу­бев вспоминает, как по поручению Бреннера ему приходилось пробираться под видом санитара с красным крестом на рукаве в различные районы города и отключать свет[1].

Под непосредственным обстрелом белогвардейцев наряду с Берсеневской набережной и Большим Каменным мостом нахо­дились Софийская набережная, Москворецкий мост и Электри­ческая станция 1886 года.

Главная тяжесть во время боевых действий у Москворецкого моста легла на красногвардейцев завода Густава Листа и крас­ногвардейцев Электрической станции 1886 года. Эти предприя­тия выходили на набережную Москвы-реки и подвергались об­стрелу юнкеров. В боях здесь принимали участие красногвар­дейцы и других предприятий Замоскворечья, а также солдаты. Надо сказать, что красногвардейцам завода Густава Листа, рас­положенного между Большим Каменным и Москворецким мос­тами, пришлось участвовать в боях у обоих мостов. Во главе отряда стоял рабочий завода Николай Андронович Федоров. Я хорошо знал его. Это был человек, в котором воплотились лучшие черты пролетария: ясный ум, понимание роли рабочего класса и неизбежности революции, мужество, искренность и прямота. Это привлекало к нему симпатии рабочих. В периоды революционных переворотов он боролся в первых рядах: в ре­волюции 1905—1907 годов — дружинником на баррикадах, в июне 1917 года, когда назревала социалистическая революция, вступил в ряды большевиков и мужественно сражался во главе красногвардейцев завода за Советскую власть. Он не был го­воруном. Его речи были кратки и четки. Это был человек не слова, а дела. Рабочие часто избирали его председателем общих собраний. Он был избран депутатом Моссовета.

Красногвардейцы Электрической станции 1886 года

Благодаря героической борьбе красногвардейцев и солдат был наглухо закрыт для белогвардейцев путь в Замоскво­речье через Москворецкий мост. Теперь у них оставался один путь — через Устьинский мост, которым они пользовались для рейдов к Симоновским пороховым складам.

Основное внимание и силы нашего района были сосредото­чены на Остоженке и Пречистенке, где велись ожесточенные бои против штаба Московского военного округа, являвшегося важным пунктом концентрации вооруженных до зубов бело­гвардейцев.

По предписанию Замоскворецкого ревкома отряд из солдат и красногвардейцев в количестве 60 человек под командовани­ем М. В. Кржеминского был послан к Крымскому мосту. Крым­ская площадь и Крымский мост находились под обстрелом юн­керов, засевших в Лицее имени цесаревича Алексея (теперь здесь находится Институт международных отношений). На углу Крымской площади и Остоженки были расположены интендант­ские склады белогвардейцев.

В боях у Крымского моста и на Остоженке участвовали гвар­дейцы заводов Варшавского арматурного, Михельсона, «Постав­щик», «Мотор», бр. Бромлей, Телефонного, Протезного, фаб­рик Цинделя, Брокар и других предприятий Замоскворечья. Активное участие в них принимали солдаты 55-го запасного пе­хотного полка и полурота солдат 193-го пехотного полка под командованием офицера А. А. Померанцева.

На первом этапе боев у Крымского моста следует отметить особенно активную роль красногвардейцев Варшавского арма­турного завода, который помещался у самого моста.

Юнкера пытались делать вылазки против красногвардейцев и солдат, охранявших Крымский мост, но всякий раз их встре­чали ружейным огнем. С другой стороны, и нашим бойцам трудно было пробраться на Крымскую площадь. Тем не менее нашему отряду после ожесточенной перестрелки с юнкерами удалось переправиться на Крымскую площадь и подойти к зда­нию Лицея. Для офицеров и юнкеров появление красногвардей­цев было совершенно неожиданным. Они растерялись, когда к ним вошли красногвардейцы со штыками наперевес и потре­бовали сдачи оружия. Несмотря на численное превосходство, белогвардейцы стали сдавать оружие. Так без пролития крови был занят важный опорный пункт врага.

После взятия Лицея встала задача захвата интендантских складов. Это был источник продовольственного снабжения бе­логвардейских частей. Склады усиленно охранялись, а во двор то и дело въезжали грузовики в сопровождении вооруженных белогвардейских отрядов. Пришлось вступить в контакт с ко­митетом 193-го полка, находившегося в Хамовническом районе, который выделил отряд солдат под командованием офицера Померанцева. Другие хамовничеокие отряды также развернули наступление на интендантские склады со стороны Зубовского бульвара и Крымской площади, наши отряды — со стороны Остоженки и Крымской площади. Благодаря объединенным усилиям мы получили численное превосходство.

Баррикады на Остоженке

Когда начались военные действия за овладение интендант­скими складами, там находились три грузовика с военной ох­раной, приехавшие за продовольствием. Двум из них удалось, несмотря на ружейный огонь наших бойцов, увезти продовольствие, а третий сдался в плен. Охрана складов, убедившись в безнадежности сопротивления, сложила оружие.

Теперь мы могли целиком сосредоточить свои усилия на развитии наступления против штаба Московского военного округа.

Условия борьбы на Остоженско-Пречистенском участке были крайне трудными. Враг был вооружен до зубов, обладал военно-техническими знаниями и опытом. Красногвардейцы же не имели ни военных знаний, ни опыта, были слабо вооружены, да и солдаты далеко уступали офицерам по части военных знаний.

Большинство населения Остоженско-Пречистенского района было на стороне белогвардейцев, и постоянно по нашим отря­дам раздавались выстрелы из окон, форточек и чердаков домов и квартир, где жили представители купечества и верхних, наи­более зажиточных слоев интеллигенции.

Стояла глубокая осень, было холодно, то и дело шли дожди и заливали водой окопы. Несмотря на все трудности, благодаря мужеству, энергии и энтузиазму наши красногвардейцы и сол­даты постепенно продвигались по Остоженке к штабу, поме­щавшемуся на Пречистенке.

Дойдя до угла 1-го Ушаковского (теперь Коробейников) пе­реулка, наши отряды попали под ураганный обстрел и вынуж­дены были остановиться. Несколько бойцов было ранено, в том числе рабочий Телефонного завода, стойкий большевик, муже­ственный красногвардеец Петр Добрынин — руководитель бое­выми действиями на Остоженско-Пречистенском участке. Не­смотря на ранение в плечо, он остался в строю, показывая пример бесстрашия и самоотверженности всем бойцам.

Ввиду возникших трудностей решено было закрепиться на достигнутых рубежах. В том месте, где Остоженка делает из­гиб, начали рыть окопы и устраивать баррикады. Однако рытье окопов под непрерывным пулеметным огнем белогвардейцев было делом весьма трудным, требующим больших жертв. Но, как говорится, «нужда разум острит» и «голь на выдумки хит­ра». Наши отряды оказались в положении «хитрой голи». Кому- то из красногвардейцев, наверное текстильщикам, пришла в го­лову мысль использовать тюки с хлопком, имевшиеся на пред­приятиях. Тюки на грузовых машинах, ломовых лошадях и другими способами были доставлены на Остоженку.

Под руководством Петра Добрынина был осуществлен сме­лый, остроумный план. Грузовик, набитый кипами хлопка и шерсти, за которыми укрылись смельчаки-красногвардейцы, задним ходом подошел достаточно близко к окопам белогвар­дейцев. Тюки были сброшены, и под их прикрытием красногвар­дейцы обстреляли из винтовок и забросали ручными гранатами окопы противника. Удар был настолько смел и не предусмотрен никакими книгами по тактике боя, что юнкера растерялись. Под прикрытием кип были вырыты окопы.

Кипы хлопка и ваты и в дальнейшем нередко использовались как движущиеся прикрытия для обстрела врага с близкого рас­стояния.

На углу Остоженки и 1-го Ушаковского переулка, в доме № 33, помещалась ночная чайная Бахтина. Теперь здесь раз­местился полевой штаб Остоженюко-Пречистенского района, про­довольственный и санитарный пункты.

В штабе и на санитарном пункте работали сестры Оля и Валя Кравчук и Полина Замогильная. Кроме того, к ним до­бровольно присоединились двое юных учеников Военной фельд­шерской школы. Все они самоотверженно, не думая о себе, о собственной безопасности, не только ухаживали за ранеными, но и организовывали питание, отдых уставшим бойцам, а также снабжали их оружием и патронами. Квалифицированную помощь раненым бойцам на Остоженском участке оказывал беспартий­ный пожилой фельдшер, имя которого, к сожалению, так и ос­талось неизвестным.

Многочисленные факты добровольной помощи красным бой­цам со стороны беспартийных юношей и стариков, женщин и мужчин свидетельствуют о глубине и массовом характере дви­жения за социалистическую революцию.

Белогвардейцы, оставившие под натиском наших красно-гвардцейцев свои окопы, укрепились в подвалах и на чердаках ближайших домов на Остоженке и Пречистенке. Они устано­вили пулеметы на колокольнях церкви Троицы и церкви Вос­кресенья, на пожарной каланче, на башне Зачатьевского мона­стыря. Они, видимо, не надеялись на свои силы и пытались прибегнуть к божьей помощи, согласно пословице: «Береженого бог бережет».

Продолжать в этих условиях наступление путем лобовых атак стоило бы больших человеческих жертв.

Замоскворецкий штаб решил постепенно окружить штаб Московского военного округа и вел наступление с разных сто­рон по переулкам, выходящим на Остоженку и Пречистенку.

В то время как часть наших сил укрепляла свои позиции на Остоженке, другая часть пыталась пробиться по Мансуров­скому переулку на Пречистенку. Достигнув Пречистенки, наши бойцы, прячась за выступами зданий и перебегая от одного дома к другому, старались приблизиться к штабу белых. Пройдя по­жарную каланчу Пречистенской части, они попали под пулемет­ный огонь и вынуждены были отойти обратно к углу Мансу­ровского переулка. Здесь были вырыты окопы, устроены заграж­дения, и красногвардейцы и солдаты таким образом закрепи­лись на Пречистенке.

Вскоре произошла встреча замоскворецких боевых отрядов с хамовническими, и они стали вести наступление на штаб Мос­ковского военного округа вместе, по единому плану, под об­щим командованием нашего полевого штаба на Остоженке. Это был важный этап в развитии боевых действий против белогвар­дейцев в этом районе.

Приказ Замоскворецкого ревкома от 29 октября 1917 года

В ночь с 29 на 30 октября Замоскворецкий ревком получил приказ Московского ревкома, в котором сообщалось о пред­ложении Всероссийского союза железнодорожников начать переговоры о перемирии между борющимися сторонами и о при­нятии Московским ревкомом этого предложения. Московский ревком предписал своим войскам немедленно прекратить всякие военные действия до 12 часов ночи 30 октября. Приказ явился полной неожиданностью для нашего Ревкома. П. К. Штернберг, очень внимательно следивший за ходом боевых действий как в районе, так и в Москве в целом, был против перемирия, которое явно отвечало интересам противника, поскольку чаша весов в военных операциях на театре военных действий в большинстве районов все более перевешивала в нашу сторону. Было ясно, что в Московском ревкоме победили в данном случае колеблю­щиеся и неустойчивые его члены.

Революционная дисциплина, в особенности в период боев,— необходимое условие достижения победы. Но и опубликование приказа могло создать у части бойцов демобилизационное на­строение. Поэтому, сообщая о нем и предлагая принять его к исполнению. Замоскворецкий ревком указывал на необходи­мость сохранять полную боевую готовность и закрепляться на занимаемых позициях. Видимо, Ревком хотел поддержать бое­вой дух красных бойцов и подчеркнуть, что перемирие должно быть использовано для подготовки к решительным боям за победу революции. На боевых участках, в окопах, равно как и на предприятиях, известие о перемирии вызвало чувство недо­умения, негодования и протеста. Ни для кого не составляло сек­рета, что Всероссийский союз железнодорожников, внося пред­ложение о перемирии под флагом «нейтралитета», на деле иг­рает на руку контрреволюции, которая хочет затянуть бои в на­дежде на помощь извне, на прибытие подкреплений с фронта, в чем Викжель активно помогал белой гвардии.

Массы железнодорожников отрицательно относились к поли­тике покровительства и помощи контрреволюции, проводимой Викжелем. После предложения Викжеля о перемирии Военно-ре­волюционный комитет железных дорог Московского узла срочно созвал совещание военно-революционных комитетов дорог.

«На совещании, — пишет в своих воспоминаниях председа­тель Ревкома станции Москва-Павелецкая Ф. Воропаев,— мы заявили, что викжельцев не признаем, знать их не хотим, что на станции Москва-Павелецкая они никакого авторитета среди рабочих не имеют»[2].

Для настроения низов характерен эпизод, о котором расска­зывает Ф. Воропаев. Во время переговоров представителя Викжеля Руднева (председателя Комитета общественной безо­пасности) и П. Г. Смидовича (представителя Московского рев­кома) шофер Руднева перешел на сторону красных вместе с машиной, и Рудневу пришлось просить Смидовича доставить его в помещение Московской городской думы.

Вероломство Викжеля ярко проявилось в том, что в день перемирия он помог перевезти на Брянский вокзал 155 солдат ударного батальона и вооружить их винтовками, после чего они отправились в Кремль на помощь засевшим в нем бело­гвардейцам.

Кое-где юнкера использовали перемирие для того, чтобы захватить более выгодные позиции. Такие попытки, в частно­сти, предпринимались на Остоженке, у Зачатьевского мона­стыря. В ряде мест Москвы боевые действия в этот день не только не прекратились, но еще более усилились. Так, один из руководителей отрядов, сражавшихся против юнкеров, засев­ших в Алексеевском военном училище, В. Демидов, получив известие о перемирии, дал распоряжение усилить обстрел учи­лища. Когда А. Я. Аросев по полевому телефону приказал Де­мидову прекратить огонь, тот, чтобы оттянуть время, притво­рился, будто не слышит, и просил прислать письменный при­каз, причем не на автомобиле, который может попасть под об­стрел, а на лошади.

Как уже говорилось, белогвардейцы, не будучи уверены в собственных силах, все свои надежды возлагали на помощь извне. Учитывая это, Замоскворецкий военно-революционный комитет уделял большое внимание охране Рязанско-Уральской железной дороги, по которой могли прибыть военные части на выручку белым.

Наблюдение за железной дорогой было поручено Военно- революционному комитету станции Москва-Павелецкая, в со­став которого входили активные железнодорожники: В. И. Кру­тов, В. П. Орлов (начальник штаба Красной гвардии станции), Г. К. Янин, Ольга Кравчук, И. Т. Ильин, Н. Е. Акимов и

А.   В. Лебедев. Председателем комитета был избран слесарь депо секретарь большевистской ячейки Федор Григорьевич Во­ропаев. Он поддерживал непосредственную связь с партийным комитетом Московского железнодорожного узла, созданного по решению Московского комитета РСДРП(б). Членами его явля­лись старый большевик О. А. Пятницкий, И. Н. Зимин, М. Чер­няк, А. М. Амосов, Григорий Аронштам и др.

Прежде всего Ревком направил свои усилия на поддержа­ние строгого революционного порядка на станции и охрану мостов и важных в военном отношении пунктов Рязанско-Уральской дороги, находящихся вблизи Москвы и в особенно­сти вблизи Замоскворецкого района. При этом ему приходилось устанавливать непосредственную связь с ревкомами станций, отстоящих от Москвы на сотни километров.

Красногвардейцы станции Москва-Павелецкая активно уча­ствовали в боевых действиях на Остоженке, у Большого Камен­ного и Москворецкого мостов и выполняли по поручению За­москворецкого ревкома ряд других боевых заданий. Железнодо­рожники-красногвардейцы понесли жертвы убитыми и ранены­ми в боях за победу социалистической революции.

Вспоминается такой эпизод. 28—29 октября на станцию Кашира пришел эшелон казаков, направлившихся в Москву. Военно-революционный комитет станции Москва-Павелецкая за­просил Ревком станции Кашира о политическом настроении ка­заков.

В ответ пришла телеграмма: «Выяснить настроение не­возможно, эшелон задержан, охрана усилена»[3]. Казаки высади­лись из вагонов, будто собираясь напоить лошадей, и направи­лись к реке Оке, потом перешли на другой берег и взяли курс на Москву.

Ревком станции Москва-Павелецкая, получив сведения о при­ближении казаков я Москве, сразу же сообщил об этом в За­москворецкий ревком. Немедленно было дано указание Дани­ловскому подранному принять меры к укреплению наших позиций у Серпуховской заставы. Рабочие окрестных предприя­тий начали срочно рыть окопы, опутывать их колючей проволо­кой. Привезли пулеметы и одно орудие. Вновь созданные окопы и баррикады заполнили вооруженные красногвардейцы. Была быстрыми темпами подготовлена достойная встреча для непро­шеных гостей.

Вместе с тем Замоскворецкий ревком решил отправить для переговоров с казаками большевика, студента Коммерческого института, по происхождению тоже донского казака, Владими­ра Петровича Карпова. Когда я его вспоминаю, передо мной встает образ стойкого борца за власть Советов, доказавшего преданность ленинским идеям всей своей последующей дея­тельностью.

В. Карпов попросил дать ему в сопровождающие двух чле­нов казачьего эшелона, приехавших в Москву для выяснения обстановки, арестованных на Павелецком вокзале и содержав­шихся в Серпуховском арестном доме. Двое других были остав­лены в качестве заложников.

Казачий разъезд, встретивший Карпова со спутниками, до­ставил их к командиру. Командир и офицеры настаивали на немедленном аресте делегата большевиков. Но казацкая масса, если и не сочувствовавшая революции, то во всяком случае сомневавшаяся в правоте и справедливости контрреволюции, запротестовала.

Переговоры Карпова с командным составом скоро преврати­лись в митинг в переполненном казаками помещении. Когда Володя Карпов, как мы привыкли его называть, спокойно и деловито рассказал о цели Октябрьской революции и соотно­шении борющихся сил, о безнадежности усилий белогвардейцев вернуть к власти обанкротившиеся классы и партии, то одни казаки ему поверили, а у других он посеял серьезные сомне­ния, и эшелон повернул обратно.

Поручение Замоскворецкого ревкома Карпов выполнил ус­пешно, и излишнее кровопролитие было предотвращено.

После победы Октябрьской революции Володя Карпов про­должал стойко защищать молодую Советскую власть. В Сред­ней Азии он в качестве командира дивизии Красной Армии вел ожесточенную борьбу с басмачами. Преследуя врага, он оторвался от своих, попал в окружение и пал смертью храб­рых в неравном бою. Это было в 1925 году.

Последние бои. Победа

Замоскворецкий район, как и другие районы Москвы, поста­рался использовать перемирие для того, чтобы лучше во­оружить красных бойцов. Охранявшие и обслуживавшие склад боеприпасов в Мызе-Раево солдаты в этот день работали с пе­регрузкой.

После перемирия бои возобновились с новой силой. Замоскво­рецкий ревком обратился к бойцам и всему населению с воз­званием, в котором говорилось:

«Товарищи, перемирие закончено.

Начались военные действия. Отныне никаких уступок, ника­ких колебаний. Враг должен быть сломлен, должен быть побежден. Буржуазия все усилия употребит па то, чтобы не усту­пить власти классам, которые ей ненавистны. Немедленно дол­жны быть начаты наступатель­ные действия. Вперед, за свобо­ду, землю, народную власть!»[4]. 31 октября белогвардейцы предприняли обходное фланго­вое движение с Арбата по Ма­лому Левшинскому переулку на Пречистенку, в тыл окопов, на­ходившихся в Мансуровском переулке. Красные бойцы не растерялись; они немедленно заняли дом на углу Мансуров­ского переулка и Пречистенки, засели в комнатах этого дома, выходивших окнами на Малый Левшинский переулок, и открыли огонь по наступающим бело­гвардейцам. Одновременно другая группа красногвардейцев поднялась на крышу соседнего шестиэтажного дома на углу Пречистенки и Еропкинского переулка и оттуда тоже начала обстрел Малого Левшинского переулка. Благодаря находчиво­сти и смелости красногвардейцев наступление юнкеров было от­бито и их обходный маневр ликвидирован.

Как уже выше отмечалось, на Пречистенке наши отряды соединились с хамовническими отрядами, координируя свои действия с нашим полевым штабом на Остоженке. В отраже­нии наступления юнкоров 31 октября активное участие прини­мал отряд солдат 193-го запасного пехотного полка под коман­дованием офицера А. А. Померанцева. Солдаты этого полка и красногвардейцы предприятий Хамовничеекого района внесли ценный вклад в наше общее дело. Во всем этом немалая заслу­га принадлежит и офицеру Померанцеву.

А. А. Померанцев

В сборнике «Октябрь в Замоскворечье», изданном в 1957 году под моей редакцией, в воспоминаниях О. Кравчук и в именном списке участников Октябрьской революции Померан­цев значится погибшим в боях с юнкерами. В сборнике «1917 год в Москве» на стр. 175 утверждается, что он убит в 1919 году на одном из фронтов гражданской войны.

Между тем Померанцев, к счастью, здравствует и поныне и является профессором молекулярной физики Московского уни­верситета им. Ломоносова. Во время октябрьских боев он был ранен, несколько месяцев лечился в госпитале.

В воспоминания о Померанцеве О. Кравчук внесла много субъективизма. Он щегольски одет, в лайковых перчатках, кра­сив собой и безумно храбр. Под обстрелом юнкеров он спокой­но, не торопясь, переходит улицу, на виду у врага садится на крыльцо какого-то дома, вынимает серебряный портсигар и закуривает папиросу. Воспользовавшись замешательством противника, солдаты успевают сменить в окопах красногвар­дейцев.

На самом деле Померанцев (по его собственным словам) был прапорщиком военного времени, никогда не был щего­лем, не носил лайковых перчаток и не курил.

Мне кажется, что эта досадная ошибка объясняется тем, что на Олю Кравчук, в то время юную, романтически настроенную девушку, произвел сильное впечатление образ офицера, сра­жающегося на стороне рабочих и солдат. Чтобы сильнее под­черкнуть революционный подвиг Померанцева, она изобразила его блестящим представителем старого кадрового офицерства.

Я имел беседу по поводу этих событий с профессором Поме­ранцевым. Он произвел на меня впечатление чрезвычайно скром­ного человека, увлеченного наукой и не стремящегося к ре­кламированию своих революци­онных заслуг.

Важное значение для окру­жения и взятия штаба МВО имел захват женского Зачатьев­ского монастыря, откуда бело­гвардейцы вели пулеметный огонь по нашим наступающим частям.

Монастырь был занят двумя отрядами под общим руковод­ством П. Добрынина. Один состоял из красногвардейцев завода «Поставщик» во главе с Ф. Г. Смирновым, другой — из сапе­ров 3-го Ржевского саперного батальона под командой унтер-офицера. После этого наши отряды начали перестрелку с юн­керами, засевшими в угловом доме 17/15 на Остоженке.

Боевые операции на остоженоком участке были направлены на то, чтобы от Зачатьевского монастыря и, по возможности, с набережной выйти в тыл штаба МВО.

В эту ночь из Замоскворецкого ревкома был переброшен пулемет. Его установили в иконописной мастерской, окна кото­рой были заставлены иконами. В монастыре обнаружили немало продовольствия. Православный монастырь с его икона­ми и продовольственными запасами стал так же верно служить безбожникам-большевикам, как незадолго до этого служил вра­гам революции.

Потеряв Зачатьевский монастырь, белогвардейцы не остав­ляли попыток вернуть его обратно: они вели усиленный обстрел монастыря и старались подойти к его воротам. Но все окончи­лось крахом.

На вновь занятой территории пришлось прежде всего про­вести обыски и изъять припрятанное оружие, перерезать теле­фонные провода в квартирах буржуа. Одновременно красно­гвардейцам приходилось заниматься разведкой, они перелезали через заборы, пробирались между домами, стремились ближе подойти к штабу МВО и получить более точные сведения о по­ложении дел в лагере противника.

Вечером 31 октября наши красногвардейцы и солдаты, на­ходившиеся в Зачатьевском монастыре, сильным огнем оттес­нили юнкеров и вышли к дому № 17/15 на Остоженке. Был вырыт окоп и устроена баррикада на расстоянии одного-полутора кварталов от окопов юнкеров, непосредственно защищав­ших конечный пункт нашего наступления — здание штаба Мос­ковского военного округа.

П. Г. Добрынин

В бою на площади у Зачатьевского монастыря при наступле­нии на сильно укрепленный пункт юнкеров в доме 17/15 на­чальник Остоженского участка Петр Добрынин, желая личным примером увлечь бойцов, пошел вперед и был смертельно ранен. Падая, он воскликнул: «Да здравствует революция!» Подобрав­шие его белогвардейские сестры штаба Московского военного округа впоследствии рассказывали, что Добрынин получил тя­желое ранение в живот разрывной пулей, перед смертью сильно мучился и просил его пристрелить.

Это была тяжелая потеря. Добрынин — молодой рабочий, самоотверженный революционер, преданный делу партии боль­шевиков. В течение трех суток он руководил боями на очень от­ветственном участке. Мне не раз приходилось в эти дни его видеть. Он был охвачен одним страстным желанием — побе­дить, почти не спал, забывал о еде и держался только благо­даря огромному нервному напряжению.

В упоминавшемся уже сборнике «Дети-герои» авторы от­ступают от истины как в изображении П. К. Штернберга, так и Петра Добрынина. Они рисуют его красавцем, щеголем, в картузе набекрень, с хохлом на лбу, покорителем женских сер­дец Замоскворечья (непонятно, почему только Замоскворечья). Он не боец, а скорее удалой молодец, который в тяжелых боях с юнкерами на Остоженке чувствует себя, как на празднике. Воюет он шутя и играя. Да и командиром-то Петр Добрынин стал благодаря какой-то природной военной «жилке».

Между тем это был не лихач, а подлинный командир, быст­ро овладевший тактикой уличного боя, осмотрительный, бе­режно относящийся к бойцам и в то же время храбрый, зара­жающий своим примером. Бой для него был не развлечением, не веселым праздником, а подвигом во имя достижения одной всепоглощающей цели — победы революции.

Очевидно, девизом всех авторов воспоминаний должно стать: «герой», о котором я пишу, — мой большой друг, но еще боль­ший друг — истина и только истина.

После смерти Добрынина командование перешло к товари­щам Арутюнянцу и Мышкину, которые по обоюдному согла­сию решили командовать «коллегиально» — вдвоем, о чем не­медленно довели до сведения Ревкома Замоскворецкого райо­на, утвердившего их решение.

Большую роль в борьбе за победу революции сыграла ар­тиллерия.

Штернберг как стратег, оценивший трезво положение в Мос­кве в целом, был убежденным сторонником открытия артилле­рийского огня по главным центрам сосредоточения белогвар­дейцев. Он понимал, что применение артиллерии будет иметь прежде всего большое психологическое значение. Оно подни­мет дух наших бойцов и угнетающе подействует на белогвар­дейцев, сократит жертвы с нашей стороны и ускорит победу революции. Решительные действия против белогвардейцев — единственное средство уменьшить кровопролитие с обеих сто­рон. При этом важно отметить, что П. К. Штернберг настаивал на обстреле артиллерией только определенных военных объек­тов, а не улиц и площадей, что привело бы к жертвам среди мирного населения.

С самого начала восстания мысль о том, где достать артил­лерийские орудия, не давала покоя Штернбергу и членам Воен­но-революционного комитета, вместе с ним непосредственно принимавшим участие в руководстве боевыми действиями, в частности, В. П. Файдышу, начальнику Красной гвардии.

Рабочие-красногвардейцы обратили внимание Военно-рево­люционного комитета на то, что на противоположном берегу Москвы-реки, около Бутиковских казарм, стоят орудия. Неко­торые были направлены на Замоскворечье.

Тяжелое орудие возле Крымского моста, обстреливавшее позиции юнкеров

Военно-революционный комитет поручил В. П. Файдышу выяснить положение. Он установил, что артиллеристы, размещенные в Бутиковских казармах, являются сторонниками Со­ветской власти и готовы помочь красным бойцам предоставле­нием орудий. Но оказалось, что орудия французские и снаря­ды к ним предусмотрительно увезены офицерами. Кроме того, никто из солдат-артиллеристов не умеет с ними обращаться, а французские офицеры-инструкторы сбежали. Тем не менее на лошадях три орудия перевезли. Из них одно было установлено на набережной у Крымского моста, а другое — на Калужской площади. Встал вопрос, где достать снаряды. П. К. Штернберг не для того так настойчиво добивался получения артиллерии, чтобы оставить ее бездействующей.

Он решил отправиться вместе с рабочим завода Михельсона А. А. Уваровым на Мызараевский артиллерийский склад. Нагрузив машину снарядами, они быстро помчались через всю Москву обратно в Замоскворечье. Но тут их ожидали новые затруднения — русские снаряды не подходили к французским орудиям. На помощь пришел инженер-учитель Евгений Алек­сандрович Голиус, который обточил снаряды на токарных стан­ках. Однако и после этого злоключения с пушками не кончи­лись. Оказалось, что отсутствуют прицельные приспособления, а без них нельзя вести точный огонь по цели. По-видимому, офи­церы попытались обезвредить пушки. Тогда П. К. Штернберг вместе с Е. А. Гопиусом рассчитали направление огня и рассто­яние по отношению к цели.

Штернберг продолжал поиски все новых и новых видов воо­ружения красных бойцов. 1 ноября он пишет следующее письмо:

«В Лефортовский военно-революционный комитет.

Замоскворецкий военно-революционный комитет просит Ле­фортовский военно-революционный комитет передать в распо­ряжение комитета 2 японских гаубицы.

Председатель П. Штернберг.

Секретарь К. Островитянов».

Положение с артиллерией в Замоскворечье существенным об­разом улучшилось 31 октября, когда по распоряжению Московского ревкома прислали в район батарею «С» 4-го отде­ления полевого тяжелого артиллерийского дивизиона. Бата­реей руководил член партии с 1903 года, участник трех рево­люций солдат Александр Дмитриевич Блохин. Он исполнял, так сказать, обязанности политического комиссара. Командо­вали батареей два офицера.

По просьбе этой батареи Замоскворецкий ревком отпустил 1 ноября ручные гранаты и трехлинейные винтовки со склада оружия, находившегося в кинотеатре «Великан».

Известие о прибытии батареи быстро распространилось по району и подняло настроение как работников Военно-револю­ционного комитета, так и боевой дух красных бойцов.

Сохранились документы, свидетельствующие о том, с ка­кой настойчивостью Замоскворецкий военно-революционный ко­митет и его руководители ставили перед Московским ревкомом вопрос об артиллерийском обстреле позиций белых.

Вот письмо, направленное в Московский ревком из Замос­кворечья:

«Замоскворецкий военно-революционный комитет едино­гласно постановил требовать от Центрального штаба открытия орудийного огня по Думе.

Председатель Б. Волин.

Секретарь К. Островитянов».

Этот документ лишний раз свидетельствует также и о том, что в обстановке боевых действий против белогвардейцев не было возможности строго распределять функции и соблюдать субординацию. Б. М. Волин, занимавшийся главным образом административно-организационными делами, вынужден был ино­гда вторгаться в ту область, которой непосредственно и с боль­шим искусством руководил П. К. Штернберг. Да об этом в те дни никто и не думал.

Штернберга, как и весь состав Замоскворецкого ревкома, не могли не волновать нерешительность и медлительность Мос­ковского революционного комитета. В своем письме на его имя Штернберг в энергичных выражениях требовал примене­ния шестидюймовых орудий против белогвардейцев:

«Дальнейшее промедление и малая решительность могут весьма гибельно отразиться на успехах революции. Поэтому Замоскворецкий ВРК и предлагает начать работу шестидюй­мовых орудий и просит ВРК высказать свое мнение по этому поводу»[5].

Письмо П. К. Штернберга в Лефортовский военно-революционный комитет

Московский ревком ответил, что он разделяет мнение о не­обходимости быстрого решения вопроса, и дал распоряжение открыть огонь по Кремлю из орудий на Москве-реке, на углу Волхонки и Моховой, а также около Каменного моста.

Намерения П. К. Штернберга применить артиллерию про­тив белогвардейцев и тем самым добиться скорейшей победы и с меньшими жертвами, так сказать, малой кровью, были вполне обоснованы.

В.   П. Файдыш в своих воспоминаниях ссылается на выска­зывания бывшего военного министра Временного правительст­ва генерала Верховского, который вынужден был прийти к вы­воду, что «тактика белых укрепиться в доминирующих точках и ждать поддержки извне была разбита: а) применением крас­ными артиллерии, б) расширением восстания за счет вовле­чения масс рабочих, сплоченности их, энергии, несмотря на отсутствие технических знаний…»[6].

Командир Остоженоко-Пречистенского участка, где проис­ходили особенно тяжелые бои с отлично вооруженными бело­гвардейцами, Петр Добрынин и сменившие его Петр Арутюнянц и Юрий Мышкин особенно настаивали на применении артил­лерии против штаба Московского военного округа.

Сохранилось письмо Петра Арутюнянца на имя П. К. Штерн­берга, переданное через Юрия Мышкина, в котором он информирует о положении дел на Остоженско-Пречистенском участке и приходит к выводу, что без применения артиллерии наступать будет очень трудно.

Письмо Замоскворецкого военно-революционного комитета в Московский военно-революционный комитет

П. Арутюнянц и Ю. Мышкин настойчиво требовали откры­тия артиллерийского огня по штабу Московского военного ок­руга, так как это, по их мнению, поднимет боевой дух крас­ногвардейцев и солдат. Под прикрытием артиллерийского огня легче будет организовать наступление на эту сильно укреплен­ную цитадель белых.

31 октября начался артиллерийский обстрел штаба Мос­ковского военного округа из французских орудий. Француз­ские союзники, снабжавшие артиллерией царскую армию, едва ли могли предполагать, что их пушки найдут такое примене­ние. Орудия, как уже было сказано, не имели прицельных при­боров. Точно определить цель — здание Московского военного округа — среди окружающих его зданий было очень трудно.

В.   Файдыш, вспоминая о первом артиллерийском обстреле штаба, пишет: «Преяоде всего мы с наводчиком отправились на колокольню Зачатьевского монастыря. Там я ему указал кры­шу штаба МВО, вместе с ним проследил глазом всю линию крыш до Москвы-реки. Я помог ему запомнить наиболее ха­рактерные крыши и трубы различных зданий»[7].

Тем не менее первый снаряд упал левее штаба МВО, в Ман­суровском переулке, пробил крышу одного из домов и разор­вался в квартире генерала Брусилова. Жившие в доме вы­бежали на улицу и подняли крик: «Генерал Брусилов ранен!» Оказалось, что Брусилов был ранен в ногу. Наши медицин­ские сестры оказали ему первую помощь. Брусилов заявил о своей лояльности по отношению к восставшим рабочим, так как, по его словам, он стоит за народ.

Письмо П. К. Штернберга в Московский военно-революционный комитет

Артиллерийский обстрел штаба, хотя не нанес ему зна­чительного ущерба, произвел большое психологическое воздействие на обе борющиеся стороны — поднял дух крас­ногвардейцев и посеял панику и упадочнические настроения среди юнкеров.

Началось более уверенное и энергичное наступление красных бойцов на штаб МВО. На подступах к нему был занят военный пункт белогвардейцев — дом № 17/15.

1 ноября на Остоженке погибла Люся Лисинова, активная участница октябрьских боев, беспредельно преданная делу партии девушка, хороший, увлеченный агитатор. По поруче­нию Военно-революционного комитета Люся выполняла разные задания: пользуясь студенческим билетом, ходила в стан бе­лых, так же, как и ее близкий друг студент Коммерческого института А. Столяров, была связисткой между нашим шта­бом и боевыми участками. Сохранился один документ Замоск­ворецкого ревкома, подписанный ею. На маленьком листе бу­маги крупным почерком написано: «Замоскворецкий военно-революционный комитет приказывает дать мотоциклет или легковой автомобиль.

Председатель П. Штернберг.

Секретарь Лисинова»[8].

Люсе все казалось, что она мало делает для революции. Она считала, что должна сделать что-то большее, чтобы с кор­нем вырвать старое и обеспечить победу новой, нарождающей­ся эры. Забывая о себе, об угрожающей ей опасности, Люся хотела быть там, где всего труднее и нужнее с точки зрения интересов революции. Узнав о тяжелых боях на Остоженке, Люся без колебаний отправилась туда и была сражена бело­гвардейской пулей. Ее трагическую смерть мы все пережили очень тяжело. Светлую память об этой юной девушке, отдав­шей жизнь за революцию, мы свято чтим и храним в наших сердцах. Она погребена у стен Кремля.

Приказ Московского военно-революционного комитета от 1 ноября 1917 года

Из среды пролетарской молодежи выдвинулось много юно­шей и девушек, с энтузиазмом отдававших все свои силы, энер­гию, а нередко и самую жизнь за социалистическую револю­цию. Было немало и подростков, беззаветно и смело дравших­ся с врагом.

Здесь прежде всего приходит на память имя 14-летнего сы­на кузнеца с завода Михельсона Павлика Андреева. Живой, энергичный, всей душой преданный делу революции, он меч­тал с оружием в руках вместе со взрослыми сражаться за Со­ветскую власть. Павлик добился того, чтобы его пустили в окопы, он, не думая об опасности, мужественно переносил хо­лод и голод, он непрерывно стрелял по врагу из нескольких винтовок, брал оружие раненых, убитых или уходящих на отдых красногвардейцев. Когда одна из винтовок упала за око­пы, он попытался ее поднять и был смертельно ранен несколь­кими белогвардейскими пулями. Лежа в тяжелом состоянии в госпитале, он всеми своими помыслами был на передовой и всех приходящих к нему товарищей расспрашивал о ходе воен­ных действий. Он твердо верил в победу пролетарской револю­ции. Когда товарищи сообщили ему радостную весть о победе революции, он облегченно вздохнул и сказал: «Я так и думал». Это были его последние слова.

В период с 31 октября по 2 ноября, несмотря на сопротив­ление Викжеля, из Петрограда в Москву удалось переправить несколько отрядов рабочих и матросов и несколько военных специалистов.

1 ноября во всех районах Москвы красногвардейские от­ряды и солдатские части перешли в решительное наступление против белогвардейцев. Теперь военные действия в районах проводились согласованно, под руководством Московского штаба. Бои с белогвардейцами в Москве быстро приближались к своему победному концу. Большинство очагов сопротивления белых было подавлено. В центре города шли последние завер­шающие бои.

Бюллетень Замоскворецкого военно-революционного комитета от 3 ноября 1917 года

После решительного штурма красногвардейцами и солда­тами Городского, Пресненского и других районов были заня­ты гостиница «Метрополь», городская Дума, почтамт и т. д. На Остоженке и Пречистенке белогвардейцы отступили и пере­шли к обороне, стараясь закрепиться в окопах. Кольцо крас­ных войск все теснее сжималось вокруг главного центра со­противления белых — Кремля.

Как уже упоминалось, в ответ на письмо П. К. Штернбер­га с предложением открыть стрельбу из шестидюймовых ору­дий по главным пунктам, занятым белогвардейцами, Москов­ский военно-революционный комитет сообщил, что им уже дано распоряжение открыть огонь по Кремлю и Александровскому училищу.

Рано утром 1 ноября начался артиллерийский обстрел Крем­ля. В Замоскворецком районе по приказу Ревкома обстрел про­изводился с Бабьегородской плотины, Берсеньевской и Софий­ской набережных и из других мест. Но особо важную роль сыграла батарея «С» 4-го артиллерийского дивизиона под об­щим командованием А. Д. Блохина, которая разместилась на Воробьевых горах и била по Кремлю из шестидюймовых ору­дий.

В то же время отряды красногвардейцев и солдат заняли Большой Каменный мост и подошли к Храму Христа Спаси­теля.

Белогвардейцы не выдержали натиска красных отрядов и вынуждены были отойти к Александровскому военному учи­лищу. Наши отряды заставили белогвардейцев оставить и Мос­кворецкий мост. Они вышли на Красную площадь, приняли участие в осаде Кремля и вошли в него через Спасские во­рота.

2 ноября Руднев послал в Московский военно-революцион­ный комитет письмо, в котором заявлял о прекращении воору­женной борьбы против Советской власти.

Начались переговоры об условиях капитуляции белых.

Весть о победе в Москве с быстротой молнии облетела все районы. Все красногвардейцы, рабочие и солдаты с величай­шей радостью встретили Манифест Московского военно-рево­люционного комитета, в котором говорилось: «Ценою крови му­жественных борцов — солдат и рабочих — была достигнута победа. В Москве отныне утверждается народная власть — власть Советов рабочих и солдатских депутатов…»[9].

Эта весть застала меня в Замоскворецком ревкоме. Труд­но передать наши ощущения: тут и огромная радость, и чув­ство какого-то большого облегчения, словно свалилась огром­ная тяжесть с плеч, и в то же время чувство ответственности перед народом, который так беззаветно шел за нашей пар­тией и добился победы. Ведь еще не кончилась борьба за но­вую власть в стране, а перед нами встали труднейшие эконо­мические, политические и культурные вопросы, которые мы должны были решать по-новому, в интересах народа, не обла­дая ни опытом, ни знаниями. Наконец, после многих бессон­ных ночей и страшного нервного напряжения хотелось отдох­нуть, выспаться.

В тот же день Замоскворецкий военно-революционный ко­митет издал боевой приказ: «Враг сдался. Все наши условия приняты. Признана власть Советов. Условия сдачи противной стороной оружия вырабатываются. Быть настороже. Позиций не ослаблять. Огонь и боевые действия прекратить.

Председатель Б. Волин.

Секретарь А. Борисов»[10].

Боевой приказ Замоскворецкого военно-революционного комитета от 2 ноября 1917 года

Но капитуляция врага не привела сразу к прекращению военных действий, в частности на Остоженке. Поэтому Замос­кворецкий военно-революционный комитет уже 3 ноября вы­нужден был просить Московский военно-революционный коми­тет сообщить Комитету общественной безопасности, что юнкера обстреливают солдат на Остоженке и Пречистенке и что, если они не прекратят обстрел, он вынужден будет дать приказ возобновить против них действия тяжелой артиллерии.

В приказе отряду, действовавшему в Остоженско-Пречистенском районе, Замоскворецкий ревком предлагал принять все меры, чтобы завязать с противником мирные переговоры, а если это не удастся, открыть военные действия.

Боевой приказ Замоскворецкого военно-революционного комитета от 3 ноября 1917 года

После прекращения стрельбы отряд под командой Ф. Смир­нова вышел из Зачатьевского монастыря и направился к шта­бу Московского военного округа.

У здания штаба были вырыты окопы, на них лежали шта­беля дров и железные кровати, перекрученные колючей проволокой. У ворот стояли часовые, которые отказались пропу­стить наш отряд, так как не получили приказания на это от своего командования. Не вступая с ними в спор, Ф. Смирнов с частью отряда перелез через забор, быстро расставил своих часовых и приказал им никого не впускать и не выпускать.

Когда наш отряд вошел в здание штаба, там царила паника. Юнкера переодевались в солдатские шинели, на столах были сложены продукты: хлеб, шоколад, какао и т. д. Ф. Смирнов распорядился, чтобы в первую очередь было отобрано оружие: пулеметы, винтовки, снаряды. В подвале здания содержались военнопленные. Они были тотчас же освобождены. Один из них, Маслаков, сообщил, что в штабе есть комната, где нахо­дится касса с большой суммой денег. У кассы была поставле­на охрана.

К этому времени в штаб прибыл один из командиров Остоженско-Пречистенского участка П. Арутюнянц с отрядом. Ф. Смирнов сдал ему командование.

Командир штаба выстроил всех офицеров и юнкеров. П. Арутюнянц предложил прежде всего всем сдать оружие. Командир протестовал, заявляя, что это не входит в условия капитуляции. Однако по требованию Арутюняпца они сдали револьверы и шашки и как военнопленные были отправлены в Серпуховской арестный дом.

В здании штаба оказалось более 10 пулеметов, много пуле­метных лент, винтовок и другого оружия, большие запасы продовольствия и снаряжения, несколько автомобилей, мото­циклов и пр. Все было взято под охрану нашим отрядом.

Из разговора с командиром и некоторыми офицерами вы­яснилось следующее. Они предполагали, что на Остоженке и Пречистенке сражалось несколько наших полков и ими коман­довал генерал. Юнкера крайне удивились, узнав, каковы в дей­ствительности были наши силы и что командовал рабочий П. Добрынин, а после его смерти два студента П. Арутюнянц и Ю. Мышкин, до того не знакомые с военным делом. На дру­гой день начальником штаба Московского военного округа был назначен солдат Н. И. Муралов.

История революции показывает, что уходящие со сцены эксплуататорские классы зверски расправляются с восставши­ми трудящимися массами. До сих пор нельзя без содрогания читать о расправе версальцев с парижскими коммунарами. Ни­когда не забудет народ расправы белогвардейцев с безоруж­ными красногвардейцами и солдатами за стенами Кремля. Зато победивший пролетариат Москвы проявил чрезмерное велико­душие к врагам. Сдавшиеся офицеры и юнкера были разору­жены и отпущены на все четыре стороны, с них взяли лишь честное слово, что они не будут выступать против Советской власти. Однако кичащееся перед народом, презрительно назы­ваемым им «чернью», своим благородством и верностью дан­ному слову офицерство тут же его нарушило. Большинство немедленно отправилось на Дон, где формировались отряды Каледина.

* * * * *

Окончились боевые действия. Не слышно больше орудийных, пулеметных и ружейных выстрелов. А после бурных и шум­ных боевых дней Москва кажется особенно тихой. Жизнь боль­шого города медленно входит в свои новые берега.

Вспоминается торжественно-траурный день 10 ноября, ког­да пролетарская Москва на Красной площади хоронила жерт­вы Великой революции, и словно вместе с ней о погибших бой­цах скорбела и природа: стояла осенняя пасмурная погода, все небо было обложено тучами.

В Замоскворечье длинные траурные процессии рабочих и солдат к часу дня начали стекаться на Калужскую площадь, бывшую в дни боев центром борьбы с контрреволюцией. Крас­ные грубо сколоченные гробы родные и близкие, товарищи и друзья несли на руках, военных везли на лафетах. Над процессией реяли красные полотнища с траурной каймой и зна­мена, перевязанные черными лентами. На плакатах и полот­нищах лозунги: «Слава павшим борцам за свободу!», «Да здравствует пролетарско-крестьянская республика!», «Да здрав­ствует честный демократический международный мир!»

Красная площадь в день похорон жертв революции 10 ноября 1917 года

Процессия медленно двигалась с Калужской через Серпу­ховскую площадь, по Большой Полянке, через Большой Ка­менный мост на Моховую улицу, через Иверские ворота на Красную площадь под скорбные мелодии революционно-траурных песен «Вы жертвою пали в борьбе роковой», «Замучен тяжелой неволей». Но звучали и бодрящие призывные песни революции: «Интернационал», «Красное знамя», «Варшавян­ка», как бы подчеркивая, что героическая смерть погибших, их подвиг поднимут на борьбу новые силы, вызовут в массах но­вый прилив революционной энергии и это поможет завершить дело социалистической революции, за которую они отдали жизнь.

Публика на тротуарах была разношерстна:   мелькали в франтовски одетые, в котелках и шляпах представители бур­жуазных слоев населения, бросающие злобные взгляды на победителей, и мелкобуржуазные обыватели, с затаенным стра­хом смотрящие на стройные рады рабочих и солдат, тут были и представители трудовых слоев, скорбными взглядами прово­жавшие жертвы революции в последний путь.

Были опасения, что разбитые, но недобитые силы контрре­волюции выступят в этот день с какими-нибудь провокациями, но и они не осмелились нарушить торжественность похорон.

Красная площадь была до отказа переполнена народом. Вся эта масса людей застыла в скорбном молчании, когда начали опускать гробы в братскую могилу у стен седого Кремля. Это было величественное зрелище.

Среди сотен гробов был и полудетский гробик Павлика Анд­реева.

Джон Рид отмечал, что он восхищался народом, строившим «на земле такое светлое царство, какого не найдешь ни на каком небе, такое царство, за которое умереть счастье…»[11].

Гробы опущены, по ним застучали комья земли. Эти звуки острой болью вонзаются в сердца тысяч людей, ее разделяют миллионы людей, не присутствующих на похоронах.

На многих фабриках, заводах, железных дорогах, в воин­ских частях состоялись траурные митинги, посвященные памя­ти погибших бойцов.

Железнодорожники станции Лосиноостровская писали: «До­рогие товарищи! Посылаем Вам последний привет, последний прощальный взор. Земля покроет Вас, и Вы будете изъяты из нашей среды, среды живых. Но то великое дело, которое Вы сделали, за которое Вы пали жертвой, на страницах истории воздвигнет Вам памятник несокрушимый и бессмертный»[12], Чем далее неудержимый ход истории уносит нас от знаме­нательной победы Октябрьской революции, тем с большей ярко­стью раскрывается перед нами величие и всемирно-историче­ское значение подвига, совершенного в октябре 1917 года ра­бочими, солдатами и крестьянами под водительством Комму­нистической партии и ее бессмертного вождя В. И. Ленина.

Полностью книгу К.В.Островитянова «Думы о прошлом», изд. Наука, 1967 г. можно скачать здесь.

[1] См. сб. «Октябрь в Замоскворечье», стр. 253.

[2] Сб. «Октябрь в Замоскворечье», стр. 150.

[3] Сб. «Октябрь в Замоскворечье», стр. 152.

[4] Сб. «1917 год в Москве», стр. 159.

[5] В. Файдыш. Октябрь 1917 г. в Замоскворечье. М.. Журналь­но-газетное объединение, 1935, стр. 57.

[6] Там же, стр. 55.

[7] В. Файдыш. Октябрь 1917 г. в Замоскворечье, стр. 52.

[8] Павел Подлещук. Партийная кличка — Лунный. М., Госполитиздат, 1964, стр. 173.

[9] Сб. «1917 год в Москве», стр. 182.

[10] «Документы Великой пролетарской революции», т. II.

[11] Джон Рид. 10 дней, которые потрясли мир. М., Госполитиздат, 1957, стр. 212.

[12] «Социал Демократ», 14 ноября 1917 г.