Уроки австрийского восстания

Не так давно на РП опубликовал статью «Об одном забытом восстании (на злобу дня)», в которой речь шла о вооружённом восстании венского пролетариата в июле 1927 г. Выступление это было подавлено — при самой активной предательской работе австрийской социал-демократии. Тогда её высшее руководство вступило в переговоры с буржуазным правительством и само открыто признавалось, что хотело «мирно ликвидировать катастрофу», иными словами — спасти национальную буржуазию от наступающей революции рабочего класса. Своим предательством социал-демократия полностью открыла путь фашизму, выстелила дорожками этот путь и сделала возможным организацию кровавой бани в феврале 1934 г.

Сегодня нам стоит присмотреться к революционным и трагическим событиям того февраля и дать о них краткий очерк.

Итак, сделав всё возможное для того, чтобы обеспечить буржуазное господство в Австрии и охранить его от наступления пролетариата, предав венский рабочий класс, австрийская социал-демократия и после событий 1927 года усиленно помогала процессу фашизации государства — в качестве оппозиции, «всегда готовой к услугам». Каждый раз, когда рабочие организованно выступали против грабежа и произвола хозяев, каждый раз, когда рабочие дружины выходили на уличные бои с отрядами фашистских карателей из хеймвера, социал-демократы были тут как тут: они всячески тормозили организацию масс, дурили головы рабочим на собраниях и митингах, извергали крайне революционные фразы, а через несколько минут заявляли, что «революция кулаками не делается», что «на улице власть добыть нельзя», что «нужна долгая и тихая работа штабов», что нужно ещё ждать, ждать и готовиться к боям «по-настоящему» и т. д.

В результате вместо оперативного руководства забастовками и рабочими дружинами австрийские эсдеки превращали боевые отряды в пассивную массу, ждущую у моря погоды.  К рабочим часто приезжали высшие руководители партии — Бауэр, Реннер, Дейч и другие, и раз за разом в самые острые моменты призывали рабочих к «единству», благоразумию и «спокойствию во имя страны».

Те же самые лозунги раздались ещё  громче во время госпереворота 1933 г., когда правительство Дольфуса разогнало парламент и установило в Австрии фашистскую диктатуру. При этом задолго до фашистского переворота, в 1926 г., на своём съезде в Линце, австро-марксисты кричали изо всех сил, что если буржуазия «покинет почву демократии», они также перейдут к насильственным мерам и подымут рабочих на вооружённую борьбу. Но вот через несколько лет фашисты открыто ликвидируют парламент и другие атрибуты буржуазной демократии, переписывают австрийскую конституцию, называя все эти институты и атрибуты «революционным хламом», а пролетариат, изготовившийся к борьбе, всё сидел и ждал от своих вождей сигнала к контрнаступлению. Так, 15 марта 1933 г., в день, когда должен был вновь собраться разогнанный парламент, рабочие из шуцбунда вышли на улицы, приготовив винтовки и даже пулемёты для городского боя. Но Бауэр и Дейч, как и следовало ожидать, плюнули на свои же заявления на съезде в Линце и не повели шуцбунд в наступление на правительство. Дружины шуцбунда, простояв без дела несколько часов, были вынуждены разойтись, хотя ситуация была удобна и настоятельно требовала решительного штурма и захвата центральных правительственных учреждений и ареста всего фашистского кабинета. Момент ускользал на глазах, а команды к наступлению из ЦК социал-демократической партии так и не пришло. Тогда многие боевики-рабочие были деморализованы и раздражены своим бездействием и трусливой проститутской позицией вождей.

Между тем фашистская диктатура Дольфуса в те дни имела чрезвычайно узкий социальный базис и раздиралась внутренними противоречиями. Внутри неё с самого начала образовалось два лагеря: хеймвер и армия, офицерский корпус которых ориентировался на Францию, частью – на Италию, и лагерь национал-социалистов, который опирался на гитлеровскую Германию. Это обстоятельство объективно ослабляло диктатуру и облегчало борьбу австрийского пролетариата против фашизма. В свете такого положения особенно ясно выступала преступная роль австрийского меньшевизма, который связывал боевую энергию рабочего класса в ещё большей степени, чем это было в Германии.

Своей относительной слабостью австрийский фашизм был не в последнюю очередь обязан тяжёлому экономическому положению страны. Вследствие этого у крупной буржуазии уже не было возможности вести социал-демагогические манёвры в рамках буржуазной демократии, и поэтому австрийская олигархия была вынуждена сразу же приступать к устранению «революционного хлама». В стране, переживавшей сильнейший экономический кризис, в которой безработица охватила более 60% национального рабочего класса, таким «хламом» для буржуазии становился буквально каждый параграф социального законодательства, каждая строка в бюджете, которая предусматривала выплату пенсий, пособий, рабочих страховок и т. п. И диктатура Дольфуса с самого начала была открытой диктатурой буржуазии, которая шла в наступление против всех завоеваний трудящихся масс, будь то 8-часовой рабочий день, охрана труда или пособие по болезни. Класс всё яснее вставал против класса, чётко, без маскировки, обрисовывались оба враждебных фронта.

За несколько месяцев своего господства фашистская диктатура усилила и без того ужасный голод и нужду австрийских трудящихся. О бедственном положении венских рабочих хорошо говорит статистика потребления основных продуктов питания. Так, в 1933 г. потребление мяса снизилось по сравнению в 1932 г. на 16 %, овощей – на 12 %, отдельно свинины (наиболее популярного в Австрии мяса) — более чем на 9 %. Уже в 1932 г. потребление яиц упало по сравнению с 1931 г. на 11 миллионов штук, а за первые 5 месяцев диктатуры Дольфуса рабочие не смогли купить и потребить ещё 9 миллионов штук. В 1933 г. потребление сахара в стране снизилось на 8 %, пива — на 33 %, молока и молочных продуктов — на 10 %. Вдобавок ко всему этому правительство систематически урезало и хлебный паёк австрийского рабочего: в тот же период семья квалифицированного венского пролетария могла позволить себе не 800 граммов белого хлеба в день, а сначала 600, а затем только 400.

Наступление на экономическое положение рабочего класса Австрии не могло идти без политического наступления буржуазии. Фашизм хорошо чувствовал брожение и острое недовольство, зреющее в пролетарской среде. Это недовольство, которое уже вызвало широкое рабочее сопротивление и движение протеста, могло каждую минуту привести к настоящей классовой битве, в ходе которой буржуазия была бы разбита. Поэтому фашизм сразу же приступил к полному разгрому рабочих организаций, к «уничтожению марксизма». Нужно было ликвидировать все и всякие остатки демократии и парламентаризма. Была запрещена компартия и связанные с нею рабочие организации. Был запрещён и шуцбунд — боевая организация социал-демократических рабочих. Фашизм шёл к полной монополии своей власти и ликвидации не только рабочих и левых, но и всяких буржуазно-демократических организаций и институтов в стране.

Демонстрация шуцбундовцев. Социал-демократические боевые дружины носили не рогатые штальхельмы, как отряды хеймвера, а округлые каски.

А что же штаб австрийской социал-демократии? Под руководством О. Бауэра, который перед фашистским переворотом кричал о своей готовности умереть, если буржуазия отнимет у него его идеал — демократию, за которую он «борется», социал-демократия начинает вести политику унизительного раболепства перед правительством, высказывая свою готовность объединиться с ним «ради гражданского мира». Одновременно с этим, перед фактом резкого полевения рабочих масс, социал-демократы начинают различные «левые манёвры» в троцкистском стиле (громкие речи на митингах, угрозы «смести всю буржуазию от Вены до Парижа», обещания скорой помощи со стороны германских, французских и чешских рабочих и т. п.), имевшие целью обмануть австрийский пролетариат и ослабить его боевую готовность. Пролетариату говорилось о подготовке генеральной стачки, о революции, о «священном праве рабочего класса на оружие», но всё это делалось с той целью, чтобы при помощи всей этой бесконечной лавины слов без подтверждения делом дискредитировать в глазах рабочих идею генеральной стачки и революции и ослабить готовность к вооруженной борьбе с правительством.

С другой стороны, чем сильнее становились атаки буржуазии, тем чаще и подлее выступали высшие руководители социал-демократии, призывая рабочих к единству действий с правительством Дольфуса. Бауэр и компания, как могли, «причёсывали» фашистскую диктатуру на демократический лад, объявляя её «спасительницей отечества» и заявляя, что в «чрезвычайных условиях» социал-демократия одобрит все «нужные» меры правительства.

В самом деле, когда фашиствующая буржуазия создала свою политическую организацию — «отечественный фронт» — и решила насильно загнать туда рабочих и государственных служащих, то как раз социал-демократия подорвала и расстроила сопротивление такому загону со стороны железнодорожников, этого передового отряда австрийского пролетариата. Тем самым была пробита большая брешь в надвигающейся генеральной стачке, так как рабочие-железнодорожники, будучи зажаты в тисках фашистской принудительной организации, уже не могли принять массового и единодушного участия в такой стачке. То же относилось и к работникам почты и телеграфа.

17 сентября 1933 г. профсоюзы по соглашению с социал-демократической партией опубликовали заявление, в котором содержались требования как пролог к призыву ко всеобщей забастовке. Но это мероприятие на самом деле преследовало совсем не революционные цели. Опубликовав заявление, профсоюзы и социал-демократы выдали правительству точный момент начала стачки и ряд конкретных мероприятий, которые планировалось провести на предприятиях. Часть большого плана стачки, которая должна была перерасти в вооружённое восстания, стала известна классовому врагу, и фашистское правительство не преминуло этим воспользоваться, приняв необходимые меры к расколу и разъединению стачечников, к тому, чтобы стянуть и сосредоточить свои силы в самых опасных для него местах. Момент внезапности для рабочих был потерян, а кроме того, многие рабочие, поняв, что их предали, потеряли всякую веру в своих руководителей и в успех своего выступления — они поняли, что стачка может проиграть, не начавшись. Разумеется, такие настроения революционного боевого духа рабочих не поднимали.

Но противоречия нарастали и внутри самой фашистской диктатуры. Соглашения хеймвера («бешеных») с национал-социалистами (крайне правыми) достичь так и не удалось. Внешнеполитическое положение Австрии в 1933 г. также запутывалось, а смягчения жестокого экономического кризиса не происходило. Хеймвер, армейская верхушка и офицерство, выражавшие интересы старой земельной аристократии, помещиков и сельскохозяйственных капиталистов, требовали ускорения темпов фашизации государства, установления политической монополии фашизма, ликвидации христианско-демократической партии, выражавшей классовые интересы хозяев крупной городской промышленности и банков, полной и открытой ликвидации всех парламентских учреждений и смещения всех социал-демократических бургомистров и чиновников. Муссолини через своих доверенных лиц в Австрии также оказывал давление на правительство, выступая за ускорение темпов фашизации и соглашаясь с требованиями хеймвера.

В этой ситуации кажется парадоксальным, но национал-социалисты были против открытого и ускоренного установления тотальной диктатуры. Они выступали за маскировку, за сохранение внешних демократических форм и институтов и считали политику хеймвера губительной для фашизма, поскольку такая откровенная политика затрудняла завоевание и одурачивание широких трудящихся масс. Однако к началу 1934 г. перевес сил был на стороне «бешеных» из хеймвера.

В первых числах февраля 1934 г. власть пошла в атаку с целью полной фашизации государственных и общественных институтов и устранения последних остатков буржуазной демократии. Первым актом классовой войны было занятие социал-демократических партийных домов и обыски в них с целью конфискации оружия. Однако когда тирольский хеймвер занял партийный дом в Инсбруке, он вынужден был вскоре отступить — под угрозой стачки на местной электростанции. Рабочие делегаты заявили офицерам и солдатам, что немедленно остановят всю выработку и распределение электроэнергии в городе и районе, если хеймвер немедленно не уберётся в свои казармы. Когда офицеры заявили, что смогут обойтись на электростанции сами, без рабочих, электрики отключили сложную систему управления электрическими распределителями и надёжно спрятали все схемы, без которых даже профессионалу трудно разобраться, куда идёт ток и как им управлять. После этого, понимая, что рабочие выполнят свои угрозы и остановят всю промышленность в округе, буржуазия дала хеймверу приказ временно отступить.

В Линце попытка хеймвера ворваться в партийный дом привела к первым вооружённым столкновениям между шуцбундом и полицией. Для того чтобы уничтожить отряд шуцбунда, защищавший партийный дом, хеймверу и полиции потребовалось применить полевую артиллерию, которая в течение нескольких часов обстреливала дом, находившийся почти в самом центре большого города. Картина штурма партийного дома в Линце почти полностью совпала с историей штурма фабрики Шмидта на Пресне в 1905 году, когда русскому царизму понадобилась целая артиллерийская бригада для подавления нескольких рабочих дружин.

Именно бой в Линце стал сигналом для Вены, сигналом для начала генеральной стачки. Этот бой стал исходной  точкой всего вооружённого восстания в Австрии в 1934 г.

Для того чтобы лучше понять позицию социал-демократии относительно восстания стоит взглянуть на то, как её высшее руководство реагировало на решение правительства о продлении запрета на рабочие собрания, митинги и шествия. 16 января 1934 г., за месяц до вооружённого выступления рабочих, орган ЦК социал-демократической партии Австрии «Рабочая газета» писал:

«В периоды острых политических столкновений чрезвычайно важно, даже с точки зрения интересов государства, чтобы уполномоченные партий или хозяйственных организаций имели возможность совещаться со своими членами и разъясняли бы им всякие недоразумения и всякие кривотолки. Всё это стало невозможным благодаря постановлению о запрещении собраний».

Такая позиция характерна для меньшевизма: австрийская социал-демократия открыто заявляла о том, что её беспрепятственная деятельность, её существование и процветание были бы полностью в интересах господства буржуазии, в интересах обеспечения фашистской диктатуры «снизу» и охраны этой диктатуры от революционных выступлений рабочего класса. Верхушка социал-демократии взывала к олигархии, чтобы та снова зачислила её в свои классовые содержанки — в обмен на предательство и диверсии в пролетарской массе.

Ещё более открытое и циничное выражение эта позиция с.-д. получила в другом партийном документе. 2 февраля 1934 г. тирольская организация с.-д. выпустила листовку, в которой разъяснялось, что роспуск социалистической организации «незаконен и, главное, неразумен». В листовке указывалось, что из-за роспуска партии правительство добьётся лишь таких событий, за которые никто не сможет нести ответственность. Видно невооружённым глазом, что даже непосредственно перед восстанием главной заботой социал-демократии было обеспечение существующего положения буржуазии, её политического господства и охрана её от проявления недовольства со стороны рабочих. Выходило так, что если бы речь шла не о сохранении спокойствия и классового мира при фашистском режиме, то вожди социал-демократии не имели бы особых возражений против роспуска собственной партии и закрытия всех её органов. С.-д. лакеи раз за разом показывали, что они верны своей хозяйке — буржуазии — до гроба и готовы ради неё на всё.

Пока верхушка социал-демократии взывала к разуму фашизма, рабочие Австрии уже приступали к вооружённой борьбе. В этот же момент, буквально в последние дни перед восстанием, выходит «Социалистическая информация» — официальный бюллетень II интернационала, в котором сама австрийская с.-д. описывает своё поведение и свои планы на ближайшее будущее. Обширная статья бюллетеня, написанная Бауэром и Дейчем, начинается с картин налётов и обысков в партийных домах. Затем авторы пишут:

«Эти события вызвали в рабочем классе следующие рассуждения: противник в ближайшие дни под давлением хеймвера перейдёт к дальнейшим действиям. Он готовит решающий удар против партии. Он готовит фашистскую конституцию, которая устранит всеобщее избирательное право, право организации и коалиции, право стачек. При таких условиях мы не можем допускать дальнейших арестов руководителей шуцбунда и дальнейшей конфискации оружия, в противном случае мы окажемся небоеспособными перед лицом фашистского государственного переворота».

Вроде бы правильные слова, однако, далее партийное с.-д. руководство возвращается на свои старые позиции. Оно заявляет, что рабочий класс Австрии не должен выступать против буржуазии до тех пор, пока правительство не сделает первый шаг, пока оно не направит своих ударов против какого-либо из тех требований, о которых ранее заявляли профсоюзы. На партийном съезде с.-д. так и было решено: выступление рабочих масс может и должно иметь место лишь как ответная реакция на атаку правительства, и никак иначе. Ещё 11 февраля социал-демократические функционеры на местах собирали рабочие активы и там упорно инструктировали заводских и цеховых вожаков, чтобы те всеми силами сдерживали рабочие массы от выступления первыми, на опережение, как бы благоприятно ни складывались для этого обстоятельства. За «самовольные выступления» с.-д. функционеры пообещали тут же исключать «ослушавшихся» рабочих из партии и профсоюза.

Когда рабочие активисты вернулись в коллективы и донесли партийную позицию до масс, возбуждение и негодование от такого предательства и трусости дошло до крайних пределов. Стало ясно, что работает пораженческая и капитулянтская линия с.-д. 12 февраля, после того, как в Линце полиция вновь напала на один из партийных домов, конфисковала оружие и арестовала нескольких командиров шуцбунда, рабочие выступили. Весть о выступлении быстро достигла столицы, где уже с утра на предприятиях царило всеобщее возбуждение.

Вечером, 12 февраля, в небольшом городке Флорисдорфе был арестован коммунист — уполномоченный одной фабрики, который пользовался большим авторитетом среди местных рабочих. Наутро рабочие всех флорисдорфских предприятий собрались на митинг, где поставили вопрос о стачке протеста в связи с этим арестом. Когда обсуждался этот вопрос, стало известно, что в Линце полным ходом идут уличные бои, поэтому разговор о стачке перерос в подготовку к вооружённому выступлению против местных правительственных органов.

Здание рабочей коммуны имени Карла Маркса, ставшее в феврале 1934-го одним из главных опорных пунктов восставших рабочих Вены.

Призыв к выступлению быстро облетел и всю Вену. Столичные рабочие понимали, что обязаны всеми силами поддержать борьбу братьев в Линце и Флорисдорфе. По опыту 1927 г. было понятно, что если рабочие не выступят единым фронтом, все разом, то правительству будет легко разоружить их по частям, по отдельным городам и районам, разбить или подавить восстание на отдельных участках. Весь рабочий актив, невзирая на предупреждения и протесты с.-д. функционеров о «недопустимости самочинных действий», решил твёрдо придерживаться линии на совместные и инициативные действия.

Карта Вены с отмеченными местами уличных боев.

События 11–13 февраля сделали очевидным тот факт, что когда рабочие Линца выступили против конфискации оружия в доме партии, они пошли против указаний своего партийного руководства. Когда венские рабочие электрической и газовой станций в ответ на известие о событиях в Линце начали стачку и подали этим сигнал для генеральной стачки по всей Австрии, они также действовали против воли партийного руководства. Все вооружённые бои 12–17 февраля 1934 г. стояли в резком противоречии с намерениями и директивами социал-демократического партийного руководства.

Это обстоятельство нужно подчеркнуть, так как до сих пор меньшевистская историография «поёт осанну» Бауэру и Дейчу как «организаторам и участникам вооружённого восстания».  Выставляя австрийскую с.-д. «борцами за рабочий класс», современные оппортунисты забывают, что к 1934 г. влияние австрийской с.-д. упало, и она представляла собой уже не ту могущественную силу, какой она была в 1927 г., до первого вооружённого восстания австрийских рабочих. Именно с того момента в рабочей среде начало расти недовольство поведением своих с.-д. вождей. Так, в течение 1933 г. ряд бурных партийных конференций вынес вотум недоверия О. Бауэру. В партии возникают достаточно сплочённые левые оппозиции, которые склоняются к союзу с коммунистами. Раскол и брожение в австрийской социал-демократии растёт, рабочие и их уполномоченные всё чаще указывают своим партийным руководителям на правоту русских большевиков, на их тактику и стратегию в революционной работе.

Отсюда становится ясно, что австрийская с.-д. была не только решительной противницей вооружённого восстания, но и главной виновницей его поражения. Не фашистская артиллерия Дольфуса, расстреливавшая рабочих и их дома, подавила восстание, а внутренний враг, который нанёс рабочим удар в спину. Швейцарская социал-демократическая газета «Бернер Тагвахт» в статье, озаглавленной «Гражданская война в Австрии», против своей воли подтверждала и удостоверяла очередное грандиозное преступление австрийской с.-д., преступление, ещё более подлое, чем измена германской социал-демократии. Газета писала:

«Слабость политического руководства выявилась в первую очередь в вопросе о генеральной стачке. Последняя не была открыто провозглашена и не была с самого начала распространена на всю страну, как об этом свидетельствует робкое и неуверенное поведение рабочих в различных местностях, даже в целых округах. Бастовали, прежде всего, в Вене. Для железных дорог вовсе не было принято решения о стачке. Эти колебания и лавирования последних месяцев в среде политического руководства продолжались в дни открытых столкновений. Не говоря уже о том, что такое поведение привело к политическому ослаблению, оно ослабило также в значительной степени и вооружённое сопротивление шуцбунда».

Как говорится, не в бровь, а в глаз. Но как ни осторожна критика швейцарской с.-д., она всё же достаточна для характеристики вины социал-демократии Австрии.

В чём конкретно состояла эта вина? Прежде всего, в том, что с.-д. не призвала рабочий класс страны к генеральной стачке и вооружённому выступлению. Именно это было одной из важнейших причин поражения восстания 1934 г.

В самом деле:

1.. Во время генеральной стачки работали железные дороги, и лишь на отдельных участках рабочие бастовали. То, что ж/д движение не было парализовано полностью, имело решающее значение для исхода борьбы. Ведь, смотрите, в первые 36 часов боя соотношение классовых сил в Вене и рабочих пригородах было самым благоприятным для восставших. Ряд районов в провинциях Оберштейермарк, Штейер, в Нижней Австрии находился в руках рабочих. В столице под контролем правительства были только центральные районы, которые были взяты в кольцо красными отрядами. Именно так: не правительство окружило восставших, как на Пресне в 1905 г., а вооружённые рабочие и шуцбунд взяли в кольцо правительственные силы. При этом к исходу первых суток боёв войска и полиция начали выдыхаться, уставать, то тут, то там в частях появлялись первые признаки разложения и деморализации солдат.

Правительство отдавало себе отчёт в том, что очередной натиск рабочих отрядов на центр Вены может решить судьбу власти в стране. Ночь с 13 на 14 февраля должна была стать решающей, когда перелом в ту или иную сторону означал бы либо победу революции, либо победу фашистской диктатуры. Эта ночь таковой и стала: ввиду того, что основные железнодорожные линии работали в обычном режиме, а железнодорожники были растеряны и заранее разобщены с.-д. активистами, правительству удалось к утру 14 февраля провести нужные перевозки войск и военной техники, удалось стянуть к Вене все свои боеспособные части и взять город в плотное вооружённое кольцо. Вокруг рабочих отрядов, окруживших центр столицы, образовалось наружное контрреволюционное кольцо, и красные войска попали в тиски.

2. Из-за того, что отсутствовал лозунг ко всеобщей стачке, целый ряд больших районов — Картен, Форельберг и часть Нижней Австрии, Зальцбург и ещё несколько районов — не был вовлечён в вооружённое выступление и общенациональную стачку. В этих районах было тихо, и именно это обстоятельство позволило правительству сманеврировать резервами, т. е. снять войска и силы полиции из этих районов и кинуть их против рабочих Вены и Линца, против центра восстания. Когда же рабочие этих районов организовались и выступили, то было уже поздно, так как был упущен нужный момент выступления, да и силы рабочих были плохо организованы и распылены.

3. У восстания 1934 года отсутствовало центральное военное руководство. Единственное более-менее централизованное военное руководство было только у отрядов шуцбунда, и это центральное руководство было целиком в руках верхушки социал-демократической партии. У восстания не было такого штаба, какой был у Октябрьской революции, а без такого центрального военного органа успех восстания немыслим. Да, на отдельных участках вооружённой борьбы отряды рабочих воевали под руководством младших и средних командиров из шуцбунда, но эта борьба шла изолированно друг от друга, она не имела даже единого полевого командования в масштабе города или района, и потому рабочие отряды, как бы геройски они ни сражались, были обречены.

Как видим, социал-демократические вожди не выбросили лозунга генеральной стачки, они заранее изолировали трудящихся друг от друга, они сбивали с толку и дезориентировали главные силы революции — железнодорожных, электрических, газовых рабочих. Только благодаря этой изоляции и дезориентации фашизм смог выдвинуть артиллерию для обстрела рабочих позиций и мог беспрепятственно перебрасывать по стране свои силы.

Подонок Ю. Дейч, один из высших руководителей австрийской с.-д., хвастался после подавления восстания, что социал-демократия, дескать, воспитывала и готовила шуцбунд только к оборонительным боям. Этим самым Дейч вольно или невольно подтвердил, что все «левые» манёвры социал-демократии, которые она проводила с 1927 г., были не чем иным, как подготовкой большого поражения австрийского рабочего класса.

Маркс и Ленин учили, что оборона — это смерть вооружённого восстания. Именно поэтому Бауэр, Дейч и другие с.-д. функционеры всегда болтали о генеральной стачке, о вооружении пролетариата, а на деле они воспитывали и готовили рабочих только к пассивной обороне, а стало быть, к заведомому поражению в классовой борьбе. Это закономерная классовая позиция австро-меньшевиков (и всех современных меньшевиков — в первую голову из руководства КПРФ, КПУ, РКРП и т. п.).

14 февраля, когда ещё шли бои в Вене и пригородах, голландская социал-демократическая газета «Дейче фрейхейт» справедливо писала:

«Австрийская социал-демократия выполнила свой государственный долг. Для неё конституция является законом».

Да, верная буржуазному закону социал-демократия, защитница «политических устоев» и фашистской «законности», подготовила путь фашистской диктатуре.

Точно так же и военная оборонительная тактика с.-д. явилась прямой подготовкой поражения восстания. Обратите внимание на то, что 11 и 12 февраля многие рабочие оставались дома, хотя если бы тогда они в составе хорошо организованных групп и отрядов проникли бы в центральные части Вены, то смогли бы за ночь занять стратегически важные позиции для атаки на правительство. Больше того, рабочие отряды не захватывали государственных радиостанций даже тогда, когда это было достаточно легко сделать — просто зайти в них и арестовать 2–3 охранников. Даже когда разведка донесла, что против рабочих войска выкатывают пушки на прямую наводку, восставшие, как заколдованные, оставались на своих позициях, отказавшись от манёвра и захода в тыл войскам, дав тем самым расстрелять себя из артиллерии.

Наконец, надо указать на то чудовищное обстоятельство, что часть оружия и боеприпасов «благодаря» саботажу партийного руководства и вождей шуцбунда оставалась совершенно неиспользованной, и у боровшихся рабочих через двое суток боёв начали заканчиваться боеприпасы.

Разве после всех этих фактов есть сомнения в том, что зимой 1934 года против австрийского пролетариата выступал единый фронт из фашистской диктатуры и социал-демократии? Нет, таких сомнений не может быть. И здесь дело ничуть не меняется от того, что, например, Ю. Дейч в первые дни восстания находился среди рабочих в восставшем Флорисдорфе. Ничего не меняет и то обстоятельство, что некоторые с.-д. руководители среднего звена, например К. Валлиш, дрались вместе с рабочими и пали жертвами фашистской расправы, будучи повешенными по приговорам суда. Функционеру Валлишу, который до конца боролся за рабочее дело, противостояли Цейнитцер, Пишлер и ещё сотни пишлеров, которые открыто перешли на сторону фашизма, быстренько организовали фашистскую рабочую партию и заявили, что они ничего общего не имеют с марксизмом. Когда восстание рабочих было подавлено, именно социал-демократические пишлеры направляли приветственные телеграммы Дольфусу за его «самопожертвование ради спасения отечества от хаоса и анархии».

Артиллерия с набережной Дуная ведет огонь по восставшим, закрепившимся на противоположном берегу.

Но всё же самое главное в февральском восстании было то, что австрийские рабочие массово воевали на баррикадах, в укреплённых домах и на улицах своих городов. Очень возможно, что в первые часы этих классовых боёв часть рабочих была всё ещё уверена в необходимости и достаточности обороны против наступающего в политическом и военном отношении врага. Но логика классовой борьбы неумолима: рабочие, взявшись за оружие, должны были переходить в наступление и начинать захват власти в стране. В те часы вопрос стоял так: либо господство фашизма, либо господство пролетариата, третьего положения не было. На улицах Вены, Линца и других городов ещё раз выяснилось, что всякое компромиссное решение вопроса о взятии власти есть не что иное, как продление и укрепление диктатуры буржуазии.

Следы работы артиллерии фашистов. Слева — коммуна имени Карла Маркса, справа — коммуна Шлингерхоф.

Что же в февральском восстании делала компартия Австрии?

Она вовремя призвала рабочих к генеральной стачке и поголовному вооружению. Ещё до начала вооружённой борьбы коммунисты разъясняли рабочим, что в восстание нельзя играть. Если уж начнётся вооружённая борьба, то идти надо до конца, т. е. до взятия всей политической власти в стране, либо, уж если не хватит сил, то нужно сражаться до последней капли крови и последнего патрона для того, чтобы нанести буржуазии максимальный урон, ослабить её и подготовить почву для следующего раунда классовых боёв. Маленькая компартия Австрии, загнанная в глубокое подполье, потерявшая многих своих руководителей, разъясняла рабочим, что необходимо сразу же создавать штаб всего восстания и относиться к ведению войны именно так, как того требует полководческое искусство. Завоёвывая позицию за позицией, говорили коммунисты, необходимо тут же устраивать свои рабочие органы власти, в руках которых должны быть сосредоточены все политические полномочия на местах. 9 февраля, ещё до начала драки в Линце, на предприятиях и в рабочих кварталах появилось воззвание КП Австрии, в котором давались правильные лозунги борьбы, которые, будь они выполнены, позволили бы избежать самых досадных ошибок восстания, отмеченных выше. Правоту коммунистов подтвердила практика боёв в Линце, где позиции КПА на предприятиях и в местных профсоюзах были самыми сильными в Австрии. Те предприятия города, где активно работали подпольные ячейки и красные профсоюзы (электростанция, газовая станция, Дунайская судоверфь, трамвайное депо), стали первоклассными центрами стачечной и вооружённой борьбы, не избежавшими, однако, пассивной оборонительной тактики.

Общий итог февральского восстания был неутешительным: в военном отношении оно закончилось победой фашизма. Однако это восстание преподало европейскому пролетариату целый ряд серьёзных уроков на будущее. Главный из них тот, что восстание может быть победоносным лишь под руководством рабочей партии большевистского типа. Всякое вооружённое восстание, которое с первых же шагов подготовки и во всём своём развитии не стоит под руководством большевиков, а находится под влиянием соглашателей, как правило, заканчивается поражением рабочих.

Разгромив февральское восстание, диктатура австрийской буржуазии под руководством Дольфуса тут же поторопилась распустить и арестовать все рабочие организации, включая профсоюзы и комитеты с.-д. партии. В отличие от германского национал-социализма, который сохранил профсоюзы, австрийский фашизм к марту 1934 г. остался фактически один на один со всей массой трудящихся, от заводского пролетариата до крестьян и мелкой буржуазии. Военная победа над рабочими не укрепила буржуазию, эта победа стала для неё опасной победой. Если в 1927 г. разгром рабочего восстания и грандиозное предательство социал-демократии открыли фашизму путь к власти, то победа 1934 г. противопоставила правительству Дольфуса 90 % населения страны.

Кроме того, тайная полиция докладывала своим шефам, что рабочие после окончания боёв вновь надёжно спрятали свои винтовки и пулемёты. Полицейские и служащие хеймвера, которым было поручено искать и конфисковывать всё это вооружение, часто отказывались идти в рабочие кварталы, так как для голодного безработного и полуголодного рабочего винтовка и пулемёт становились дороже жизни: не раз бывало так, что безработный, увидев полицию и хеймвер возле своего дома, открывал по ним яростный и беспощадный огонь, так как терять было нечего, а ненависть к врагам была намного выше инстинкта самосохранения.

После поражения февральского восстания зашевелилось и всё руководящее кубло II Интернационала. Громкие заявления Адлера и компании о «героизме австрийской соц. партии на баррикадах» в низовых организациях Интернационала были встречены в штыки. Рядовые члены с.-д. и профсоюзов заявляли своим вождям о том, что поведение социал-демократии Австрии было прямым предательством трудящихся. Но от этого капитулянтская позиция с.-д. вождей  не менялась. Так, в марте 1934 г. цюрихское с.-д. издание «Народное право» выбалтывает истинные намерения руководства II Интернационала. Газета пишет о том, что австрийские бои были «последней вспышкой баррикадной романтики». Господа из Цюриха прямо заявляли европейской олигархии, что будут и дальше вести самую отчаянную борьбу с «ложной баррикадной романтикой пролетариата», раскалывая изнутри и подавляя все попытки организации новых вооружённых восстаний.

***

Ничего иного от старых и новых меньшевиков и оппортунистов ждать нельзя. Они по сей день висят гирями на ногах наших рабочих, сливая протесты в безопасную канаву. Отсюда — важный для нас урок австрийского восстания 1934 г.: без самой безжалостной борьбы с оппортунизмом в рабочем движении, без его разгрома и изгнания из наших рядов настоящая революционная организация класса будет невозможна.

Общим уроком обоих австрийских вооружённых восстаний, 1927 и 1934 гг., является исключительная важность военного дела для успеха восстания. Отсюда — ещё и ещё раз нужно повторить кружковцам и нашим рабочим активистам ленинские слова о том, что военному делу нужно учиться самым настоящим образом, включая его в программы кружков и изучая самостоятельно, как обязательную революционную дисциплину.

Ценным, хотя и печальным, опытом февральского восстания является ошибка по поводу работы железных дорог. Эта ошибка, применённая ко дню сегодняшнему, означает, что при подготовке и ведении будущих вооружённых восстаний нужно «вырубать» не только железные дороги, энергоснабжение аэропортов и связь, но и перекрыть важнейшие мосты и узкости на автомобильных магистралях — для того, чтобы как можно сильнее парализовать переброски правительственных войск.

Наконец, нашим рабочим следует понять, что важно уметь как наступать, так и обороняться, отступать, но это вовсе не означает, что стратегия вооружённого восстания заключается в том, чтобы только отбиваться от полиции и армии. Отступать и отбиваться можно на отдельных участках, там, где соображения тактики требуют на время принять оборону, — но принять её лишь для того, чтобы отвлечь на себя силы врага и обеспечить лучшие условия наступления на всех других участках фронта. Только так, от победы к победе, от одного захваченного объекта или района — к другому, не отвлекаясь на затяжные оборонительные бои, и может двигаться действительно успешное рабочее восстание.

М. Иванов