О качествах рабочего полководца

Марксисты хорошо знают, что к вооружённому восстанию и его подготовке нужно относиться как к армейской или фронтовой операции. Проведение такого восстания требует от руководителей настоящего полководческого искусства, а от исполнителей — хорошего знания военного дела. Всякое пренебрежение этими правилами ведёт восстание пролетариата к гибели, а революцию — ко временному поражению.

Но если восстание требует от его вождей военного искусства, то возникает резонный вопрос: а какими же психологическими качествами должны обладать сами эти люди, боевые рабочие руководители?

О мотивах и сознательности

Вся деятельность большевистских руководителей рабочего класса была и будет направлена на революционные цели и задачи. Эти задачи бывают разного уровня. Например, задача организовать кружок, установить связь с ближайшими производствами, организовать там ячейку, связать в районный комитет несколько таких ячеек и т. д. — по возрастающей, до организации в стране вооружённого восстания и взятия политической власти пролетариатом.

Причиной постановки таких целей и задач являются определённые мотивы — завоевание социализма, человеческая материальная и культурная жизнь для всех, кто трудится. Всё это — колоссальный мотив для действий всего рабочего класса, а не только его сознательного авангарда.

Но в самом процессе революционной подготовительной работы отношение мотивов и задач может меняться: выполнение той или иной промежуточной задачи может становиться очередным мотивом деятельности. Например, известные мотивы побудили региональное отделение РП активно заняться организацией кружков. В дальнейшем стремление выполнить эту задачу, а главное, — сделать кружки зачатками партийных ячеек, стало побудительным мотивом всей деятельности этого регионального отделения на известный срок.

Но как относятся друг к другу задачи текущей революционной работы? В такой работе активисты (если они действительно стараются выполнить свои задачи, если они живут своей революционной деятельностью, а не тупо выполняют те поручения, которые им даёт, например, руководитель кружка) руководствуются не одной какой-либо задачей, а целой системой подчинённых и взаимосвязанных задач. Например, сегодня перед тем или иным отделением РП стоит задача налаживания ячеек на 2–3 соседних предприятиях, так, чтобы все они были для начала связаны через кружок.

После решения этой задачи встанет вопрос об организации районного комитета, который бы развернул свою агитационную и пропагандистскую деятельность на всех предприятиях данного района. В ходе этой работы перед комитетом встаёт задача более высокого уровня — не оставаться «капитаном без корабля», а стать настоящим районным штабом рабочей партии большевистского типа. Эта задача, решённая в нескольких или во многих районах страны, является одним из условий создания собственно политического авангарда всего российского рабочего класса.

А для чего создаётся партия пролетариата? Для решения следующей задачи — подготовки рабочего класса к взятию власти в стране, к социалистической революции. Но и эта грандиозная задача является подчинённой по отношению к центральной и высшей задаче пролетариата — построению бесклассового коммунистического общества.

Отношение сегодняшнего рабочего активиста — завтрашнего революционера к своей деятельности и то, как он выполняет её, в значительной степени определяется тем, насколько цельно он понимает свои задачи и насколько далеко он видит перспективы своей работы. Если мотивы деятельности левого активиста сегодня определяются не только тактическими, ближними, но и отдалёнными, большими, стратегическими задачами рабочего класса, то такой человек имеет шансы вырасти со временем в настоящего рабочего вожака и военно-революционного лидера.

Если же активист побуждается к деятельности только ближайшими задачами, теряя из виду дальнюю перспективу и цель, то его отношение к своей революционной деятельности часто носит временный и неустойчивый характер, характеризуется узостью взглядов, низкой партийной принципиальностью, необязательностью, слабостью и т. д. Ясно, что с таким отношением к подготовке социальной революции политическим или военным лидером рабочих стать нельзя, не по сеньке шапка.

Отсюда вывод: только мотивация работы с прицелом на дальнюю перспективу даёт человеку силы бороться с трудностями в текущей работе и преодолевать их. Именно такая мотивация революционного труда позволяет видеть в каждом небольшом и отдельном этапе и звене своей работы необходимый этап для достижения конечной цели всей своей борьбы. При этом рабочий активист должен понимать, что каждый этап работы, каждый вопрос, вставший на этом пути, нельзя перепрыгнуть или обойти, а надо его решить, во что бы то ни стало, так как в противном случае и достижение конечной цели будет невозможно.

Дальний «прицел» в коммунистической работе прямо влияет и на отношение человека к текущим, частным победам или неудачам. Тот, кто за частоколом текущих задач теряет из виду ту цель, ради которой и решаются тысячи текущих задач, часто считает, что успех или провал в решении отдельной текущей задачи — это конечный успех или конечная неудача всего дела, что и в том и в другом случае наступает окончание дела, и можно либо почивать на лаврах, либо забросить свою работу, как «совершенно безнадёжную». Такой человек часто демобилизуется, успокаивается, или наоборот, впадает в психоз и отчаяние именно тогда, когда надо проанализировать неудачу и упорно продолжать дело — с учётом опыта ошибки.

При дальней перспективной мотивации рабочий лидер не выпускает из виду конечную цель всей своей работы, поэтому успех в решении очередной задачи рассматривается им только как следующий шаг вперёд, как подъём на одну ступень вверх, к цели. Такой человек хорошо понимает, что за этим шагом идёт ещё множество шагов и трудных задач, и поэтому успех в решении предыдущей задачи не расслабляет, а мобилизует его, даёт ему новый опыт, стремление к новым победам и дополнительные силы для непрерывного движения вперёд, к революции, ради которой нужно работать и бороться.

В этом смысле хорошим примером для будущих пролетарских полководцев может служить отношение В. И. Ленина к победам и поражениям. Вот как описывает это отношение Сталин: «Второй раз встретил я Ленина в 1906 г. на Стокгольмском съезде нашей партии. Известно, что на этом съезде большевики остались в меньшинстве, потерпели поражение. Я впервые видел тогда Ленина в роли побеждённого. Он ни на йоту не походил на тех вождей, которые хныкают и унывают после поражения. Наоборот, поражение превратило Ленина в сгусток энергии, вдохновляющий своих сторонников к новым боям, к будущей победе…

На следующем съезде в 1907 г. в Лондоне большевики оказались победителями. Я впервые видел тогда Ленина в роли победителя. Обычно победа кружит голову иным вождям, делает их заносчивыми и кичливыми. Чаще всего в таких случаях начинают торжествовать победу, почивать на лаврах. Но Ленин ни на йоту не походил на таких вождей. Наоборот, именно после победы становился он особенно бдительным и настороженным»¹.

Если характеризовать это отношение Вл. Ильича к текущим победам с позиции искусства войны, то такое отношение свойственно лишь полководцам самого высокого класса.

Деятельность рабочего активиста и революционера всегда имеет общественное значение. Поэтому сознательность этих людей, наших товарищей, состоит, кроме прочего, и в том, в какой мере они способны осознавать это общественно-важное значение своей деятельности и насколько глубоко способны подчинять всю свою деятельность и жизнь важнейшим классовым задачам сегодняшнего дня. Уровень мотивации в деятельности рабочего активиста определяется ещё и тем, в какой мере эти общественные задачи, т. е. интересы рабочего класса, становятся его личными интересами, личными целями, главными мотивами его деятельности, переплетаются и срастаются намертво со всей личностью этого человека. Чем больше места в побудительных мотивах активиста занимает сознание общественного долга перед своим классом, сознание личной ответственности перед пролетариатом, тем выше уровень мотивации этого человека. Это неудивительно: сам масштаб и размах классовых, революционных целей и задач, которые предстоит решить активисту, не идёт ни в какое сравнение с мизером и ничтожностью лично-обывательских целей.

О сложности и простоте

Очевидно, что всякое действие человека является сознательным, хотя степень этой сознательности бывает разной. Это положение имеет самое прямое отношение к военному делу и полководческому искусству, которое состоит из очень сложного ряда сложных действий. Специфика обычной сознательной деятельности человека заключается в том, что таковой является деятельность в нормальных условиях. Специфика революционной и полководческой деятельности состоит в том, что человек обязан действовать сознательно в заведомо ненормальных условиях.

Но это вовсе не означает, что все элементы деятельности полководца осуществляются сознательно. Всякая более-менее сложная деятельность человека, прежде всего, военная, включает в себя отдельные процессы или действия, которые происходят автоматически, т. е. без полного их осознания человеком. И тут, в силу устройства и физиологии нашего мозга, кроется опасность: при автоматизме тех или иных действий или решений происходит рассеивание внимания. Это значит, что сознание, концентрируясь на определённом объекте или процессе реального мира, неизбежно отвлекается (в той или иной степени) от других объектов или процессов. Материалистическая «гражданская» психология считает естественным такое состояние, при котором в процессе сложной деятельности сознание может быть направлено только на отдельные компоненты или стороны этой деятельности. Но фокус в том, что для рабочего вождя, пролетарского полководца такая «естественность» непригодна: руководство боем или операцией предполагает одновременное повышенное внимание ко всем процессам, сторонам и деталям боя.

Так что же? Задача настоящего военного руководства пролетариатом не решаема? — как об этом вопит перепуганная буржуазия и её подголоски из КПРФ. Или сидеть и ждать, «пока новый Ленин не появится»? — как рассуждают другие оппортунисты и досужие обыватели. Нет, сидеть и ждать нельзя, это самоустранение от борьбы. Дело в том, что гений — гением, но на все многочисленные участки классового фронта гениев никто не даст, поэтому надо самим подтягиваться до их уровня. И здесь мы должны хорошо понимать, на что именно должно быть направлено наше сознание, что именно мы должны понять и чем овладеть.

Сознательное выполнение сложной революционной или военной деятельности обязательно предполагает самое полное и глубокое понимание того содержания, на которое эта деятельность направлена, осознание задач этой деятельности, ожидаемых результатов, возможных последствий и, главное, — её общественного, классового значения. Но всё это может быть выполнено только в том случае, если максимально возможное число компонентов процесса нашей деятельности мы исполняем автоматически. Круг замыкается.

Но что это значит, и нет ли здесь противоречия с требованием полной и всесторонней концентрации военного руководителя? Это значит, что, для того, чтобы приблизиться к уровню революционера-полководца, мы должны вначале овладеть революционным «ремеслом» — основами марксизма-ленинизма, основами военного дела, основами партийной работы в массах. Это очевидно: например, полностью сосредоточить своё внимание на руководстве забастовкой и вести её уверенно мы сможем лишь тогда, когда твёрдо знаем азбуку марксизма и когда нам не требуется каждую минуту при каждом повороте обстановки, для каждой мелкой неожиданности лихорадочно искать совета в книгах. Мы заранее знаем, что, в общем, требует марксизм в забастовочной борьбе, знаем, в какое место лучше бить врага. Мы понимаем, в чём состоят наши коренные классовые интересы, знаем законы общественного развития, знаем специфические законы капиталистического производства, знаем о назначении и функциях буржуазного государства, — и поэтому нас трудно обмануть, и мы, в целом, понимаем, как вести свою генеральную линию в забастовке, на демонстрации, в восстании.

И чем лучше мы овладеем «техникой», «ремеслом» революционной или военной деятельности, тем меньше внимания мы будем уделять «технической» стороне этой деятельности (она для нас понятна, так же, как для человека, умеющего хорошо читать, сам «технический» процесс чтения идёт автоматически, не требуя вспоминания отдельных букв и мучительного сложения их в слова). А это даёт возможность нашему сознанию целиком сосредоточиться на сути нашей деятельности, на отыскании самых лучших путей и способов решения данной революционной или военной задачи.

Иначе говоря, чем лучше активисты овладеют навыками, связанными с революционной деятельностью, её теоретическими и практическими основами, тем больше творчества, «гения», если хотите, они могут внести в свою работу. Для того чтобы творчески и правильно вести пропаганду в массах, надо иметь хорошие знания и навыки в политэкономии, разбираться в вопросах государства и революции, иметь фундамент диалектического и исторического материализма. Без этого пропагандист будет вынужден отвлекаться на зачитывание азов марксизма, будет без конца заикаться и рыться в своих конспектах, и тем самым потеряет аудиторию. Так же и плохой командир: вместо творческого руководства боем он будет ежеминутно вспоминать, как делается тот или иной манёвр, как расположить пулемёты, как правильно вести огонь, как окапываться, как наладить связь и т. д.

Поэтому в революционном и военном деле навык и творчество — это две стороны всякой сложной деятельности. Навык состоит в том, что человек способен грамотно, относительно легко и автоматически выполнять более-менее постоянные и устойчивые операции, которые и составляют, так сказать, технику, «ремесло» революционной деятельности и военного дела. А вот творчество революционера или полководца проявляется во всестороннем учёте своеобразия данной конкретной обстановки, в нахождении способов действия, отвечающих наилучшим образом этой специфической обстановке, в осмыслении новых, ранее не встречавшихся задач и в решении этих задач, наконец, в проявлении полезной инициативы и в преодолении шаблонов.

Деятельность полководца

Практика и человеческое мышление неразделимы. Именно в процессе труда, в практической деятельности человека формируются его мыслительные способности. Мышление, научно обобщая материальную практику, даёт ей ясный метод и перспективу движения к намеченной цели. Ни один практический вопрос не может быть решён без правильного теоретического обоснования, т. е. прежде, чем строить собачью будку, мы представляем и «рассчитываем» её в своей голове. А это значит, что сознание не только отражает мир, но и даёт возможность изменять его на пользу или во вред человеку.

Война есть крайнее, радикальное, силовое продолжение политики тех или иных господствующих классов. Военное руководство таким продолжением политики доверено полководцам. В силу исключительной особенности и специфики войны полководцы должны обладать определённым набором личных качеств, которые делают их «профессионально» пригодными для такой работы.

Считается, что от полководца требуется наличие двух главных качеств — выдающегося ума и сильной воли. Под словом «воля» здесь подразумевается сложный комплекс свойств: сила характера, мужество, решительность, энергия, упорство и т. д. С таким положением можно согласиться, так как трудно представить себе рабочего вождя — большевика, лишённого выдающегося ума и сильной воли.

В своё время в представление о полководческом уме и воле генерал Н. Бонапарт внёс существенный оттенок. Он утверждал, что дело не только в том, чтобы полководец обладал этими двумя качествами, но ещё и в том, чтобы между ними было равновесие. Военный человек, по мнению Наполеона, должен иметь столько же характера, сколько и ума. Если воля генерала значительно превышает ум, то полководец будет действовать решительно и мужественно, но малоразумно. В обратном случае он будет иметь хорошие идеи и планы, но у него не хватит мужества и решительности их осуществить.

Буржуазная военная мысль уже много лет «развивает» это утверждение Бонапарта. Она ставит вопрос так: поскольку равновесие в природе встречается редко, постольку всегда придётся мириться с тем, что дарование полководца окажется «неравнобоким», т. е. либо у него будет превалировать ум, либо воля. Что же надо признать более желательным, — ставят вопрос метафизики от военной теории, — нарушение равновесия в сторону воли или в сторону ума? Что лучше: полководец с преобладанием воли или с преобладанием ума?

Надо сразу сказать, что здесь имеет место идеалистическое заблуждение и путаница. Метафизики-механисты считают функцией ума исключительно «выдумывание» планов, «создание» идей, а функцией воли — исполнение этих планов, реализацию идей. Т. е. ум — отдельно, воля — отдельно. А ведь исполнение плана, будь то ближайший план действий на забастовку, будь то план вооружённого восстания в городе или районе, — такой план требует ума не меньше, чем воли, причём эти качества рабочего лидера должны «работать» в связке, в полном слитии в единое целое, а не по отдельности. С другой стороны, в деятельности рабочего полководца само задумывание планов и поиск тех или иных решений неотделимо от их исполнения, поскольку реальное развитие обстановки обязательно требует внесения корректив в планы и поиска новых решений.

Клаузевиц когда-то высказал мысль о том, что относительная роль ума в деятельности военачальника прямо зависит от высоты занимаемого им поста. На нижних постах, по мнению Клаузевица, умственная деятельность проста и легка, тогда как на посту главнокомандующего умственная работа принадлежит к числу наиболее трудных, какие только выпадают на долю человеческого ума.

Можно ли полностью с этим согласиться? Ясно, что нельзя. Разве руководителям заводской забастовки, которая, кроме всего прочего, периодически перерастает в настоящие бои рабочих с полицией, наёмниками из ЧОПов и бандитами, требуется мало ума и знаний? Или разве их умственная работа в таких условиях становится простой и лёгкой? Нет, не становится. Наоборот, с развитием забастовки ум рабочих вожаков должен работать всё напряжённее и чётче, при этом мозг изнашивается ничуть не меньше, чем мозг командира-фронтовика в тяжёлых условиях боя.

Как уже говорилось, идеалистическая военная теория рассматривает ум и волю полководца как две разные способности. Конечно, признаётся какое-то влияние их друг на друга, зависимость работы ума от волевых качеств человека, и наоборот, но всё же предполагается, что каждая из этих способностей может длительное время работать сама по себе, независимо от другой. Полководец, мол, может совершать умственную работу, не прибегая к помощи воли, или осуществлять волевые функции, не беспокоя свой ум.

Что же, для будущей армии пролетариата было бы очень желательно, если бы большинство буржуазных полководцев (военных или полицейских, всё одно) действовали бы против восставших рабочих так, как описано выше, — или без воли, или без ума. Мы можем такую позицию классового врага только приветствовать.

На самом деле ум полководца нельзя понимать, как некий «чистый» интеллект. Он есть диалектическое единство интеллектуальных и волевых качеств. Почему так? А потому, что когда мы говорим, например, что тот или иной пролетарский генерал или рабочий лидер имеет выдающийся ум, но лишён таких волевых качеств, как решительность или мужество, то это означает, что и ум у этого человека не тот, который нужен рабочему военному вождю. Подлинный ум полководца не может быть у человека безвольного, робкого и слабохарактерного.

Опасность, часто — крайняя опасность, — это постоянное состояние, в котором протекает вся военная деятельность. Бой забастовщиков с полицией порождает атмосферу опасности, в которой движутся и развиваются многие виды и приёмы военной деятельности. В такой специфической атмосфере, в которой не бывает «нормального» состояния, и должен работать ум рабочего вожака, пролетарского офицера и генерала.

В боевой обстановке не бывает и «спокойного» состояния в буквальном смысле этого слова. В бою, под огнём врага, будь это полевая «настоящая» война, или городской бой рабочих дружин, не бывает совершенно спокойных людей, поскольку на кон поставлена самая высшая и естественная человеческая ценность — жизнь. Но в такой обстановке можно привыкнуть казаться спокойным, можно заставить себя держаться с достоинством, можно сдерживать себя и не поддаваться воздействию быстро меняющихся внешних обстоятельств. Но совершенно спокойных «пней» в бою и за минуты перед боем не было и не может быть.

А что может быть? Здесь вопрос не в том, переживает ли человек в бою эмоцию страха за жизнь или не переживает никакой эмоции. Здесь вопрос в том, переживает ли он отрицательную, парализующую эмоцию страха или же положительную эмоцию боевого возбуждения. В этом суть психологической устойчивости рабочих в бою. Такая эмоция боевого возбуждения является необходимым спутником военного призвания и военного таланта. Самый яркий пример полководца, обладавшего сильнейшим боевым возбуждением, — Суворов. По воспоминаниям сослуживцев схожими качествами, ускорявшими работу ума перед боем и в бою, обладали некоторые советские генералы и маршалы: К. К. Рокоссовский, А. В. Горбатов, М. Е. Катуков, П. А. Белов и др.

Что касается собственно рабочего движения, то одни только классовые бои русского пролетариата в 1905 г. выявили и выдвинули сотни пролетарских «офицеров» и тысячи «рядовых» рабочих, которые, судя по ожесточённости и военному уровню боёв (в Баку, в Донбассе, в Москве на Пресне и т. д.), обладали многими необходимыми качествами полководцев, в том числе и горячим желанием битвы с ненавистным вооружённым врагом. Это неудивительно, поскольку сами материальные условия жизни толкали рабочих на решительный и беспощадный (без пощады к врагу и без жалости к себе) бой с царизмом и буржуазией.

Это означает, что атмосфера опасности далеко не всегда является помехой для ясной работы ума человека. Если опасность вызывает угнетающий страх, то она угнетает и умственную деятельность, но если она создаёт положительную эмоцию боевого возбуждения, то она может усиливать и обострять работу ума.

Вообще говоря, повышение всех психических сил и обострение умственной деятельности в атмосфере опасности — это черта, отличающая всех хороших военных руководителей, хотя проявляться она может очень по-разному. Так, бывают офицеры и рабочие лидеры с относительно ровной и неизменной умственной работоспособностью: они производят впечатление, что их ум всегда работает при полной нагрузке. Но такая «ровность», конечно, относительна. И у них крайняя опасность вызывает усиление интеллектуальной деятельности.

Другой тип военного или рабочего руководителя характеризуется своеобразной «экономией» психических сил. Эти люди умеют собираться в острые моменты, умеют максимально мобилизовать все свои возможности, но в обычное время они кажутся равнодушными, вялыми и малоактивными. Но часто бывает так, что именно во время этой «малоактивности» у таких людей разворачивается большая подготовительная работа к предстоящему бою, забастовке и т. п., но она носит скрытый, подпочвенный характер.

Но особенно многочисленным является тот тип военного руководителя, который только в атмосфере опасности, только в обстановке боя обнаруживает свой военный талант и силу военного ума. Такие люди, как правило, не являются первоклассными полководцами, они мало пригодны для самостоятельного решения крупных оперативных задач, например, для руководства вооружённым восстанием в целом. Но у них ярко выражена одна из важнейших сторон военного таланта — способность к максимальной продуктивности ума в условиях максимальной опасности. Без этой способности работа полководца невозможна, но и одной только этой способности для военного лидера также недостаточно.

Однако восстание, хотя и является единым процессом, всё же в оперативном и тактическом плане разделяется на множество отдельных боёв и мелких операций: тут нужно штурмовать комплекс правительственных зданий, там — центральный банк, здесь — захватывать мосты и ж/д станции и т. д. Как раз для руководства этими отдельными операциями лучше всего подходят именно такие люди, способные до предела мобилизовать все свои способности в моменты наиболее острой и опасной боевой обстановки. И таких людей среди большевиков было немало.

В науке иногда бывает так, что та или иная гипотеза или даже теория, ошибочная в целом, может дать правильное освещение отдельного вопроса. Но в работе практического военного ума такой «избирательности» быть не может. Мы не можем назвать гениальной деятельность военного вождя рабочих, которая неправильная в целом, т. е. в своих конечных результатах. Решение руководителя забастовки или вооружённого восстания, ведущее рабочий коллектив или армию пролетариата к поражению, будет плохим решением, хотя бы оно и содержало в себе оригинальные и верные идеи и комбинации. Дело в том, что перед военным руководителем всегда вопрос стоит в целом, и дело тут не столько в отдельных, хотя бы и самых замечательных идеях, сколько в необходимости охватить всю операцию в целом, во всём её многообразии и изменчивости обстановки, и найти такие решения, которые были бы наилучшими во всех отношениях.

Да, в военной истории немало примеров, в которых деятельность полководцев в отдельных сражениях и кампаниях поражает силой творческого воображения, изобретением новых идей, комбинаций и приёмов войны. Но часто бывало и так, что в проведении той или другой операции, которая в целом заслуживает восхищения, нельзя выделить никаких блестящих идей, комбинаций или приёмов, которые бы привлекали к себе внимание, поражали бы новизной и оригинальностью. И возникает вопрос: а как, собственно, была достигнута победа? В чём здесь проявилась сила ума полководца?

Вот здесь и видно, что дело не в отдельной, абстрактно взятой «блестящей» идее или приёме, а в целостном решении сложного комплекса текущих вопросов, и притом решении ответственном, т. е. не оторванном от практического исполнения. В таком подходе каждый правильно решённый частный вопрос приближает правильное решение всей операции. Поэтому Ленин, говоря об условиях победоносного восстания, и указывал, что в нём нужно обязательно идти от победы к победе, пусть даже эти отдельные победы и будут невелики: в своей связи и совокупности они и становятся одной великой победой. Но сосредоточение всего внимания только на поиске «красивых» частных решений часто приводит к провалу всей операции.

У настоящего рабочего вождя и полководца само задумывание операции, само рождение замысла уже включает в себя оценку своих и вражеских сил и средств, их расстановки и готовности к бою. Такая оценка является едва ли не самым трудным моментом во всей деятельности полководца.

В этой связи советская психологическая наука условно различала умы «конкретные» и умы «абстрактные»². «Конкретные» умы обладают ярко выраженной способностью ясно представлять в своём воображении сложное целое, образуемое множеством разнородных объектов. Люди с «конкретным» складом ума схватывают эти объекты целиком и не нуждаются в том, чтобы их внимание направлялось раздельно то на один объект, то на другой. И этот единый взгляд на вещи и процессы не является у них смутным и неопределённым, наоборот, он точен до мелочей, и каждая деталь операции отчётливо воспринимается и оценивается на своём месте и по своей сути.

Для умов «абстрактных» очень трудно представлять себе в своём воображении очень большое количество объектов, и притом так, чтобы все они рассматривались сразу, во всей своей полноте, сложности и взаимосвязи. Но зато такие умы без всякого усилия понимают идеи, очищенные в результате абстракции от всех мелких деталей. Они ясно и полностью схватывают смысл, сущность того или иного события или суждения, связывающего разные события или идеи в единое целое. «Абстрактные» умы, если можно так выразиться, проводят интеллектуальную «экономию» путём сведения множества фактов к общим законам, а законов — к целым теориям.

Во многих областях производства носители обоих типов умов могут достичь выдающихся результатов. Но в военном деле именно конкретность мышления — это необходимое условие успеха. Иными словами, настоящий военный гений — это всегда и гений целого, и гений частного, который с равным успехом уделяет внимание и главному делу, и заботится о всех мелочах этого дела.

Но всё это разделение на «конкретные» и «абстрактные» умы вовсе не означает, что существуют «чистые» умы того или иного типа. В каждом «конкретном» развитом уме достаточно элементов ума, способного к абстрактному мышлению; и в каждом «абстрактном» уме присутствует способности к конкретной оценке реальной действительности. Но в отношении выдающихся полководческих способностей дело обстоит так, что отдельных элементов того и другого склада ума для военачальника недостаточно: военный лидер должен виртуозно владеть как широкими способностями «конкретного» ума, так и всем потенциалом ума «абстрактного».

В основе решения всякой военной задачи, которая стоит перед полководцем или рабочим вождём, лежит анализ обстановки. Пока не выяснена обстановка, нельзя говорить ни о научном предвидении (будет гадание на гуще или троцкистский волюнтаризм вместо плана), ни о военном планировании. Наиболее полные сведения о конкретной обстановке — это те данные, исходя из которых должна решаться стратегическая, оперативная или тактическая задача (говоря о тех или иных военных или психологических «основах», мы везде подразумеваем «по умолчанию» марксизм-ленинизм — главную основу основ всей и всякой деятельности рабочего вождя и любого большевика-военного).

В чём сложность правильной оценки военных данных перед операцией или восстанием? Дело в том, что вряд ли можно найти другую сферу человеческой деятельности, в которой данные, из которых исходит человек, планирующий и принимающий решения, были бы так сложны, многообразны и трудно обозримы, как данные об обстановке на войне. Кроме того, что постоянно возникают вопросы о достоверности всех данных, кроме того, что все или почти все данные для анализа непрерывно изменяются, военному руководителю приходится иметь дело с огромным количеством таких данных, со сложностью их взаимосвязей, с их взаимной противоречивостью, наконец, с многообразием их содержания.

Сведения о противнике, получаемые из самых разных источников и касающиеся самых разных сторон его армии, сведения о его текущих действиях и намерениях, многообразные данные о своих силах, данные о местности, на которой предстоит воевать и о которой всегда недостаточно сведений, так как часто одна малозаметная деталь, упущенная из виду, может иметь решающее значение, — во всём этом и ещё во многом другом должен разобраться военный руководитель, прежде чем принять то или иное решение. И работа штаба, т. е. коллектива планировщиков, не может освободить вождя от всей этой тяжести: штаб помогает, готовит данные, но окончательное решение всегда остаётся за командующим.

Таким образом, первая особенность интеллектуальной работы рабочего вождя и полководца — это колоссальная сложность материала, подлежащего анализу. Ленин и Сталин — выдающиеся гении мирового пролетариата и великие «конкретно-абстрактные» умы, которые могли справляться с этой колоссальной нагрузкой.

Второй характерной особенностью работы полководца является простота, ясность и определённость продуктов этой работы, т. е. тех планов, комбинаций и решений, которые он вырабатывает. Иначе говоря, чем проще и определённее план восстания или военной операции, тем он при прочих равных условиях лучше. Т. е. «на входе» полководец имеет огромный объём сложных данных, а «на выходе» он должен дать простой и понятный для исполнителей «концентрат» — план действий. Если здесь характеризовать полководческое искусство Сталина, то можно отметить, что простота его соображений была замечательная, и ей соответствовала полная ясность при исполнении.

Итак, для интеллектуальной работы вождя и полководца типичны: чрезвычайная сложность исходного материала и большая простота и ясность конечного результата. В начале — анализ сложного материала, в итоге — синтез, дающий достаточно простые и определённые решения. «Превращение» сложного в простое — этой формулой можно условно обозначить одну из самых важных сторон в работе ума полководца.

Успешное решение в трудных условиях боя, восстания или войны задачи «превращения» сложного в простое предполагает высокое развитие целого ряда качеств ума. Оно предполагает, прежде всего, сильную способность к анализу, дающую возможность разобраться в самых запутанных ситуациях, дающую возможность найти то звено в цепи событий, потянув за которое, можно вытянуть в свою пользу всю эту цепь.

При этом необходимо обращать внимание на мельчайшие детали, выделять из них такие, которые остаются незамеченными для более поверхностного взгляда, но могут при известных условиях иметь существенное значение.

Успешное решение боевой задачи предполагает умение видеть сразу и целое, и все детали. Иначе говоря, оно предполагает мощную синтетическую силу ума (одним взглядом охватывать целое), соединённую, однако, с конкретностью мышления. Здесь военному вождю требуется синтез, который происходит не с помощью далеко идущих абстракций, т. е. не тот синтез, который часто можно наблюдать, например, у некоторых физиков-теоретиков и философов-идеалистов, а конкретный синтез, видящий целое в многообразии данных наличных деталей. В этом отношении ум полководца можно отдалённо сравнить с умом великого писателя, или живописца-реалиста.

В советской психологии 30–50-х гг. также использовалась условная классификация умов на аналитические и синтетические. Суть её в том, что в самых разных областях общественного производства мы часто встречаем людей с резко выраженным преобладанием у одних способности к анализу, у других — к синтезу. В некоторых видах производственной деятельности предпочтительнее умы первого типа, в других — второго. А вот деятельность полководца, военного вождя рабочих принадлежит, однако, к числу таких, успешное выполнение которых предполагает одновременно высокое развитие способностей и к анализу, и к синтезу.

Конечно, внимательное изучение деятельности того или иного полководца может показать, что у отдельных военных руководителей был некоторый уклон в ту или другую сторону. При этом бесспорно, что если такой уклон был сильным, то человек, не преодолев его, так и не смог стать крупным самостоятельным полководцем. Настоящие полководцы всегда характеризуются равновесием между анализом и синтезом.

Но в чём же психологическая природа этого равновесия? Прежде всего, в том, что в основе аналитической работы ума полководца уже заранее лежит синтез. Синтез не только следует за анализом обстановки, но и предшествует ему. Это выражается в том, что у полководца заранее есть известные руководящие идеи, наброски будущих оперативных планов, замыслы возможных комбинаций, с точки зрения которых он и проводит анализ конкретно сложившейся обстановки. Полководческий анализ — это почти всегда анализ с какой-то определённой заранее точки зрения, анализ в свете и на базе определённых идей и комбинаций.

Но при военном анализе требуется и величайшая гибкость и известная свобода ума: полководец не должен быть скован шаблонами, «раз и навсегда» установленными нормами и даже собственными предварительными планами, так как обстановка может потребовать радикального изменения всех планов. Но при этом военный вождь обязан заранее иметь достаточный запас возможных планов и комбинаций и обладать способностью на ходу их менять, корректировать, быстро переходить от одного плана к другому. Человек, склонный превращать работу анализа в догматическое подтверждение заранее принятой им идеи, человек, находящийся в плену предвзятых, а значит, идеалистических точек зрения, никогда не сможет стать хорошим рабочим полководцем.

То есть, хороший полководец является не рабом собственных оперативных планов, а является их полновластным хозяином.

Аналитическая работа военного вождя, безусловно, исключает всякую торопливость. Не быстроту, скорость, стремительность — эти качества как раз нужны полководцу, — а именно торопливость. Торопливость — это отсутствие терпения и выдержки, это особая форма мыслительной лени, которая толкает человека к тому, чтобы прекратить тяжёлую и кропотливую работу анализа сразу же, как только намечается какая-нибудь возможность прийти хоть к какому-нибудь выводу, и неважно, правильный это вывод, или нет. Такое нетерпеливое стремление к «исчерпывающим и окончательным» выводам несовместимо с работой полководца хотя бы потому, что на войне не может быть никаких «окончательных» выводов. К сожалению, большинство трудящихся пока что думает и рассуждает не для того, чтобы правильно исследовать и понять явления материальной жизни, а потому что спешит найти для своих идеалистических мыслей спокойную обывательскую «пристань» и торопится установить различные «бесспорные истины». Ясно, что для рабочего лидера и полководца такая глупая и убогая мещанская позиция категорически не подходит.

Предварительный анализ сложной обстановки, опирающийся на мощный фундамент марксистских и военных знаний и направленный на осуществление синтеза, анализ, ведущий к правильному «превращению» сложного в простое, — всё это имеет своим центральным узлом умение выделять наиболее существенное. Умение человека видеть, подмечать все частности, все мелочи, все детали — это не самоцель. Такое умение является лишь условием для того, чтобы не упустить главного, существенного, решающего, ключ к которому иногда находится в какой-нибудь малозаметной детали.

С другой стороны очень важной чертой будущих рабочих полководцев должна стать ненависть, отвращение ко всякого рода бессвязному материалу. Рабочие лидеры должны выработать в себе стремление к систематизации и способность сразу же эту систематизацию осуществлять. Поэтому можно сказать, что анализ, производимый полководцем, — это обязательно систематизирующий анализ.

Умение находить и выделять существенное и постоянная систематизация материала — вот важные условия, обеспечивающие то единство анализа и синтеза, то равновесие между этими сторонами мыслительной деятельности, которые отличают работу ума хорошего рабочего лидера и полководца.

Подготовил М. Иванов.