Как известно, мелкая буржуазия[1] в политике двоедушна и непоследовательна в идейном отношении.

Это вытекает из ее социального положения. С одной стороны, всевластие крупной буржуазии мелкобуржуазному обывателю не по душе и вызывает у него недовольство. С другой стороны  — он как-то устроился в буржуазном обществе, обеспечил себе пусть не блестящее, но, на его взгляд, более-менее устойчивое материальное положение. И надеется все-таки получить свою долю обывательских благ в этом мире. Поэтому он всегда боится серьезных общественных потрясений и всегда сознательно или бессознательно защищает основы существующего буржуазного строя.

Свою эгоистическую и чисто обывательскую боязнь за собственное благополучие мелкая буржуазия почти всегда прикрывает (сознательно или бессознательно) словами о гуманизме. Она заявляет, что не хочет революции, потому что не хочет насилия и кровопролития, которые сопутствуют революционным общественным потрясениям. А коммунистов-пролетариев, сторонников революционного переустройства общества, она упрекает в кровожадности и склонности к насилию.

Ничего удивительного в этом нет. На то она и мелкая буржуазия, чтобы шататься, лицемерить и фактически поддерживать ныне господствующий класс, против которого она будто бы борется и который разоблачает.

А мелкобуржуазные деятели и в самом деле постоянно создают видимость такой борьбы. Иногда они и сами, должно быть, верят, что борются. Они постоянно чем-нибудь возмущены, постоянно негодуют, обличают, призывают граждан сорганизоваться и защищать то-то и то-то, сопротивляться тому-то и тому-то. И все это кипение и клокотание всегда заканчивается одинаково: гора рожает мышь. Негодующие граждане пишут письмо с обращением к власти и бегают по подъездам, собирая подписи. Или в количестве полутора десятков человек стоят на пикете под охраной дюжины полицейских.

Власть, естественно, не обращает на это внимания. Она посылает составленный по всем правилам чиновничьего искусства ответ, из которого мало-мальски умному человеку становится ясно  — что приблизительно такой же ответ придет и на второе, и на десятое, и на сотое письмо. И тот же  эффект будет и от десятого, и от трехсотого пикета. А все язвы, с которыми наши обыватели будто бы борются, как были, так и останутся. Власть и богатства также благополучно останутся в руках тех, по чьей вине происходят все мерзости, по  чьей вине наш народ гниет заживо.

Коммунисты прямо говорят, что эта «борьба»  — бесполезная и жалкая игра, напрасная трата времени. Она не может ничего изменить, потому что не ставит себе целью устранить причину всех бед  — несправедливый общественно-экономический строй.

Коммунисты указывают, что единственное спасение и единственный выход из нынешнего страшного и подлого положения  — революция, которая уничтожит порочный общественный строй, основанный на социальном неравенстве.

Мелкобуржуазный деятель, услышав такое, двумя руками открещивается от борьбы (от настоящей борьбы, а не ее имитации). Он встает в позу и заявляет, что ни за что не пойдет на такое, что он в принципе против революционного переустройства общества. Почему же? Потому, отвечает он, что революция  — это насильственный путь, она связана с социальными потрясениями и может ожесточить людей, вызвать озлобление и кровопролитие. Нет, он против насилия! Он не какой-то там революционер, а культурный человек, законопослушный гражданин (то есть нормальный обыватель). Он  — за мирный, цивилизованный путь, за то, чтобы бороться «допустимыми средствами» (то есть заведомо бесполезными, вроде петиций и разрешенных, а следовательно абсолютно безопасных для власти, пикетов и митингов!).

Снова выходит на первый план главная черта обывателя  — малодушие и двуличие. Свою трусость, эгоизм и стремление к покою, которые его заставляют держаться за существующий буржуазный строй, он выдает за гуманизм. Но этот «гуманизм» сильно пахнет лицемерием.

Капитализм разъедает наше общество. Он заставляет нас терять человеческий образ, пожирать друг друга. Он убивает в нас совесть, стыд и сострадание. Наркоман, посаженный на иглу дилером за несколько добавочных доз, алкоголик, готовый вынести все из дома, лишь бы хватило бутылку, нищий, страдающий от недоедания и плохого питания, рабыня секс-индустрии и ребенок, проданный на органы,  — все это жертвы капитализма. Таких жертв  — тысячи и миллионы. Даже буржуазные деятели приходят в ужас от нынешнего положения, говорят, что надо что-то делать, призывают нас бороться (конечно, по-своему, то есть петициями и пикетами!). Мы с помощью фактов и логики показываем им, что эти методы бесполезны, и указываем единственный действенный путь, который способен уничтожить зло. А они отвечают:

— Ни в коем случае, это приведет к жертвам! Уж лучше мы будем, как до сих пор  — мирно, ненасильственно  — подписи собирать, обращения посылать…

— Но эти методы ни к чему не ведут. Значит, вы соглашаетесь на то, чтобы зло продолжало торжествовать, чтобы наш народ продолжали грабить и развращать, чтобы сотни тысяч людей гибли нравственно и физически?

— Ну что же. Главное, чтобы без насилия. Тихо, мирно, законопослушно. Мы  — гуманны, мы не хотим социальных взрывов.

Но разве это гуманизм, когда ты преспокойно смотришь на то, как ежедневно гибнут эти сотни тысяч, и не предпринимаешь ничего действенного, что могло бы остановить это нравственное и физическое убийство? Разве такой «гуманизм» не есть поощрение растлителей, насильников, грабителей и убийц?

Трусы и лицемеры продолжают имитировать деятельность, продолжают внушать обывателям, что противоречия в обществе можно разрешить без революции, без смены общественного строя, а путем выборов, реформ, петиций и обращений. Они готовы заниматься хоть до второго пришествия этой мошеннической суетой, лгать людям и отвлекать их от настоящей борьбы, и тем самым помогать сохранению преступного общественного устройства.

Вот так социальный пацифизм  — этот отказ от борьбы из якобы гуманных соображений  — на деле оборачивается примитивным лицемерием, которым прикрывается примирение с преступным строем и фактическое поощрение политики насилия, грабежа и угнетения, проводимой буржуазной властью, от которой страдают миллионы трудящихся.

Анна Тропинина

^[1]     Мелкая буржуазия — класс мелких собственников…, продающие продукты своего труда для удовлетворения насущных потребностей. М.б. имеет двойственный характер: с одной стороны — это собственники, что сближает их с остальной буржуазией; с другой — труженики, что сближает их с рабочим классом. Отсюда колебания м.б. между рабочим классом и буржуазией. — Политический словарь под ред. Г. Александрова, Государственное издательство политической литературы, 1940, с. 341. — Ред. РП.

Версия для печати     Аудиоверсия